Текст книги "Твой демон зла. Ошибка"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Я шел левобоковым вторым, или восьмым по общей нумерации, в стандартной «восьмерке» эскорта. «Клиент», роль которого играл сам глава экзаменационной комиссии, спокойно шествовал по средине, то и дело коварно меняя маршрут, то вдруг резко останавливался – посмотреть красивый эстамп на стене, в общем, вел себя не лучшим образом.

«Восьмерку», самый надежный вид эскорта, когда спереди, по бокам и сзади клиента находятся по двое телохранителей, группа выбрала не случайно. В густой толпе двигаться «восьмеркой» не очень удобно, зато она идеально защищает клиента от пуль, нападений, осколков и прочих неожиданных неприятностей.

Даже если потом, в последствии, телохранитель будет работать в одиночку, сопровождая клиента, он всегда станет ориентироваться на «восьмерку», занимая пустые места по кругу, советуясь со своей интуицией.

Люди в «восьмерке» нумеровались «по солнышку»: левый передний – первый, правый передний – второй, и так далее, левобоковой второй имел восьмой номер.

Сейчас наша «восьмерка» тоже была не полной – пустовало место левого заднего и правобокового заднего, их отправили вперед эскорта, проверять адекватность поведения людей по ходу маршрута. С правой стороны можно было особо ничего не опасаться – эскорт двигался коридором, и там была глухая стена, а вот слева, с моей стороны, в коридор то и дело «вливались» арочные переходы, полные народа – архитектура Бизнес-Центра была замысловата, как ходы короеда.

– Сейчас поедем на седьмой этаж, – нахально улыбаясь, вдруг объявил «клиент», и зевнул: – У меня там важная «деловая встреча».

Старший группы, левый передний, отставной офицер-морпех, носивший сильно не подходящую ему фамилию Маленьких при внешности Шварцнегера, в усик рации передал впереди идущему «дозору»:

– Маршрут меняется. Проверить лифтовый холл, освободить кабину лифта на подъем, проверить седьмой этаж.

Лифт – одно из самых опасных мест, очень подходящее для совершения теракта или покушения. Замкнутое пространство, высота лифтовой шахты…

– Воронцов, Акопов, Бурц! – скомандовал старший: – На усиление «дозора»…

Я вместе с двумя названными телохранителями ринулись вперед. Прямо, на лево… Вот и лифтовый холл. Один из «дозорных» стоял в открытом проеме пустой лифтовой кабины, лениво объясняя столпившимся вокруг людям, что этот лифт неисправен, и их никуда не повезет, а сам тем временем зорко осматривал окрестности, вычисляя возможных «террористов».

Двое телохранителей уехали наверх, «подготовить» седьмой этаж к прибытию клиента, а я «взял» боковой коридор, перпендикулярный тому, по которому двигался эскорт.

На экзамен телохранителей экипировали по полной программе: бронежилет скрытого ношения типа «кольчуга», нож-универсал, рация с «фри-хэндом», металлоискатель, дозиметр, и, само собой, табельный пистолет, причем патроны были боевыми – здесь не в бирюльки играют.

– Первый, я восьмой. У меня чисто! – доложил я, отключил рацию, и тут же увидел «террориста». По коридору, помахивая папочкой, грациозно переваливаясь на ходу, словно бегемот, вздумавший вдруг встать на цыпочки, к лифтовому холлу двигался полный, лысоватый человек, на ходу курящий сигарету.

Что насторожило меня во внешности «бегемота»? Слишком уж летящая для человека такой комплекции походка, выдававшая тренированные мышцы? Неправдоподобно легкая папочка? Чуть оттопыривающийся слева пиджак? Все вместе? Я, если честно, не успел над этим подумать, как и не успел сообщить «первому» о своих подозрениях – из коридора уже появился эскорт, мелькнуло лицо «клиента» за спинами телохранителей, и одновременно с этим «бегемот» чуть-чуть, практически на несколько сантиметров, изменил свой маршрут, двигаясь теперь под углом, наперерез эскорту. Их разделяло метра три, а в полутора метрах от «бегемота» застыл я, лихорадочно соображающий, что же делать. Вот уже Маленьких заметил мое окаменевшее лицо, кивнул вопросительно, мол, что случилось? Вот «бегемот», перехватывая на ходу папочку, задел меня локтем…

Решение пришло само собой, неожиданное, и простое, как все гениальное:

– Э-э… Братуха, у тебя куреха е? – подражая «новым русским бандитским», развязано спросил я, загораживая «бегемоту» дорогу. Тот был готов к разным неожиданностям – что его будут останавливать, применяя приемы, спецсредства, ему придется прорываться, кидать своею папочку в «клиента», и всем этим соплякам не зачтут экзамен.

Но он совершенно не предполагал, что кто-то из эскорта заговорит с ним. И он, опытный «гэбэшный» волк, третий год игравший «террориста» на экзаменах в «Щите», растерялся. Такого еще ни разу не было.

– Что-что? А-а… Извините, я не курю. – «бегемот» промямлил это автоматически, одновременно делая какое-то плывущее движение, чтобы обойти меня.

– Стоять! – как можно грознее рявкнул я, прижимаясь к «террористу» всем телом, повернул голову…

Все! «Бегемот» упустил время. Эскорт уже скрылся в лифте, дверцы сомкнулись, замигали цифры проезжаемых этажей.

– Лихо ты меня… – усмехнулся «бегемот», когда я его отпустил: – Молодец! Ну, беги, догоняй, экзамен еще не закончен.

По рации я связался с группой, рассказал про «бегемота».

– Хорошо, восьмой. Поднимайтесь наверх, ждите группу у комнаты 7-59. Обеспечьте безопасность, в комнату не входить, это конец маршрута. Все, конец связи.

Комната семь – пятьдесят девять находилась в самом дальнем конце узкого, извилистого коридора с множеством дверей по стенам. Видимо, здесь находились технические службы Бизнес-Центра. Хуже всего было то, что в метре от нужной эскорту комнаты, на противоположной стороне коридора, располагалась запертая дверь пожарно-аварийного выхода, крашенная серой краской.

Я проверил коридор, кабинеты сотрудников Бизнес-Центра, расположенные по ходу следования эскорта, связался с первым:

– Докладывает седьмой. Все чисто. Слева, не доходя до комнаты 7-59, расположена запертая дверь пожарно-аварийного выхода. Примите во внимание. Конец связи.

Время шло. Я ждал, привалившись спиной к серой поверхности пожарно-аварийной двери, и испытывал сильное беспокойство. Наверняка, ох, наверняка тут эскорт ждет какой-нибудь подвох…

Дальше все произошло стремительно и неожиданно. За моей спиной, в замке серой двери, загремел поворачиваемый ключ, послышались голоса, и одновременно ожила рация.

– Восьмой, мы приближаемся. Доложить обстановку.

– Я восьмой, – тупо сообщил я первому, отступая от двери: – С пожарного выхода в коридор заходят люди. Трое, в спецовках ремонтников, с инструментами и мотком кабеля. Остановите движение эскорт.

– Ты что, парень? – недоуменно спросил меня пожилой мужик, из нагрудного кармана спецовки которого торчала отвертка-тестер.

– Слушатель школы «Щит» Воронцов. – я заступил им дорогу и ткнул себя в пластиковую карточку на лацкане пиджака: – Куда следуете?

– В холл седьмого этажа. У нас вызов, там проводка перегорела… А что тут у вас?

– Ёксель, Петрович, ну ты ваще! Нас же предупреждали, – вмешался в разговор второй ремонтник, молодой белобрысый парень: – Учения у них тут какие-то…

Третий, высокий, худой мужик с узким лицом и мотком провода на плече, спокойно пил из банки «Кока-колу», равнодушно глядя мимо.

«Может, и вправду ремонтники? Света-то на этаже действительно мало, только аварийные лампочки горят», – засомневался я, на всякий случай отступил в сторону:

– Проходите, и заприте дверь.

Пожилой хмыкнул, закрыл дверь, сунул ключ в карман и махнул рукой своим:

– Айда, мужики, не будем мешать!

Троица прошествовала по коридору под мои внимательным взглядом, свернула за угол. Я пошел за ними, проследил, как они вышли в холл и занялись распределительным щитом, скрытым в стене за деревянной панелью, потом включил рацию:

– Первый, восьмой на связи. Трое ремонтников чинят проводку в холле, держу их под наблюдением, пошли пару человек к пожарной двери, и можете начинать движение.

– Восьмой, вас понял. Мы идем. Серега, держи ухо востро.

Двое «дозорных» пробежали через холл, один из телохранителей махнул мне на бегу рукой, а спустя несколько секунд из коридора появился эскорт, но я даже не посмотрел в ту сторону – все мое внимание было приковано к ремонтникам.

– Слышь, парень, а кого это ваши ведут? – обратился ко мне пожилой, зачищая изоляцию на двужильном проводе.

– Занимайтесь своим делом. – отрезал я, в упор глядя на худого, который разматывал моток, снятый с плеча, не расставаясь со своей «Кока-колой».

Эскорт поравнялся с мной, я «вживую» услышал голос Маленьких:

– Восьмой, держи их до моего сигнала. Осталось не много…

Вдруг неожиданно из щита, в котором ковырялся молодой белобрысый ремонтник, сыпанули искры, что-то бабахнуло, раздался громкий вскрик. Я невольно мотнул головой и зажмурился, отвлекаясь, и тут же петля провода, брошенная худым, захлестнула мне ноги.

Я упал, в падении отработанным движением выхватил пистолет, еще не понимая, куда буду стрелять, но было уже поздно: худой, так и не расставшись со своей банкой, одним длинным, стелящимся прыжком оказался возле эскорта, уклонился от одного телохранителя, сбил с ног второго…

«Все! Вот и северный зверь писец пришел… Хана, провалили экзамен!», – эта мысль обожгла меня почище кипятка…

Тем временем Маленьких и еще двое парней надежно «упаковали» клиента, свалив его на пол и прикрыв своими телами, но «упаковка» могла сработать только в случае, если остальные члены «восьмерки» не подпустят нападавших к охраняемому лицу. Сейчас же произошло самое худшее – на пути «террориста» не оказалось ни одного телохранителя.

Вот худой размахнулся, вот яркая красно-белая банка «коки» сорвалась с его руки, устремляясь к «упаковке». Время словно остановилось. Мне даже показалось, что я вижу зависшие в воздухе прозрачно-коричневые капли…

На раздумья времени не было, и я просто вскинул пистолет, поймал медленно, как мне казалось, кувыркающуюся в воздухе банку на мушку и нажал на спуск…

Дд-а-ах!! Грохот выстрела оглушил меня. Срикошетившая пуля вжикнула – и тоненько тренькнуло разбитое окно где-то за спиной. Банка, отброшенная пулей, улетела далеко влево, ударилась о стену, упала и с противным консервным блямканием покатилась, оставляя за собой мокрый след.

Худой, замер там, где стоял, затем медленно повернулся ко мне, покрутил пальцем у виска:

– Ну ёптыть… Ты что, придурок?! А если бы в кого попал?.

На выстрел из коридора выбежали «дозорные»:

– Что тут у вас? Что случилось?

– Да слезьте вы с меня! – послышался недовольный голос клиента из-под «упаковки». Телохранители поднялись, освободив главу экзаменационной комиссии. Он поднялся, улыбаясь, нашел меня глазами, подмигнул, мол, молоток. В холл заходили новый люди, появились «щитовцы» из экзаменационной комиссии, потом быстрым шагом вошел сам Вершанский, огляделся, быстро спросил:

– Все живы?

– Все, Сигизмунд Янович. – подтвердил Маленьких.

– Кто стрелял?

– Я! – громко, громче, чем надо, сказал я, с трудом стягивая с ног тугую петлю провода, и со злостью добавил: – Отражал нападение…

Про себя я уже решил, что этот выстрел закончил мою карьеру телохранителя – ведь я действительно мог застрелить кого-нибудь, да и оружие было применено не по инструкции. По инструкции я обязан был остановить худого, прижать, как давеча «бегемота» в коридоре…

Вершанскому как раз принесли пробитую пулей банку. Он повертел ее в руках, потом негромко спросил у худого «террориста», стоявшего рядом:

– Что, Костя, трудно стало работать?

Тот вздохнул:

– Кто ж знал, Яныч, что у тебя такой ворошиловский стрелок есть. Без него все, проиграли бы твои ребята. Залил бы я «упаковку» «колой», были бы все, как после душа… Как говориться, «были бы, да „бы“ мешает»! Хорошие у тебя кадры, я смотрю, талантливые…

Вершанский покивал, кинул изуродованную банку в урну, хлопнул в ладоши:

– Все, экзамен окончен! Всем отдыхать.

Вечером, позвонив Кате, я с восторгом рассказывал ей подробности экзамена и своего геройского поведения. Катя только вздыхала, переживая за «крутого» мужа, а в конце разговора сказала:

– Сереж, тут Борька твой звонил. Он теперь водителем работает, где-то на Вешняках, машина у него, джип. Так он спрашивал – когда ты приезжаешь? Я, говорит, могу теперь Серегу встретить, на «тачке». Обещал в среду звонить. Что ему передать?

Я при упоминании о Борисе оживился еще больше:

– Передавай ему большуший привет, а насчет встречи… Я приеду в пятницу утром, а на каком поезде, еще не знаю. Скажи Борьке так: «Воронцов позвонит в четверг вечером, скажет поезд и вагон». Если он сможет тебе перезвонить – хорошо, если нет, то ладно, не велика птица, сам доберусь. Да, слушай, Катюха. Мне же после учебы трехдневный отпуск положен. Правда, по закону подлости он как раз на выходные падает, что обидно, но с другой стороны, мы его проведем вместе, что хорошо. Так я предлагаю съездить к Борису. Ты как? Отдохнем на природе, на лыжах походим…

– Ага. – рассмеялась Катя: – Знаю я ваши лыжные походы. Надеретесь опять с Борисом под вечер Ленкиной «непьянки», и будете трепаться про свои дурацкие мужицкие подвиги да про армию… «Кто не был – тот будет, кто был – не забудет семьсот тридцать дней в сапогах»!

– Да нет, ну что ты. – я смутился – Катька попала в самую точку: – Мы так не будем, мы чисто символически.

– Ладно-ладно… – Кате помолчала: – А вообще неплохо было бы съездить, на счет природы ты прав, да и Ленка мне обещала корельскую вышивку показать… Да что сейчас загадывать. Приедешь, и решим. Договорились, Сережа?

– Договорились. Ну, пока.

– Пока.

Блаженно растянувшись на кровати, я мечтал о встрече с женой, предвкушал поездку к Борису, бег на лыжах по ясному заснеженному лесу, вечерние посиделки при свечах… На душе стало хорошо и уютно, особых проблем в жизни не было – завтра последний, теоретический экзамен, в четверг вручение дипломов, и все – ту-ту домой.

С мыслями о том, что жить хорошо, я и уснул…

Экзамен по теории «сдался», как и ожидалось, сам собой, без особых проблем, хотя кое-кому из группы пришлось здорового попотеть – все же вопросики были те еще.

В четверг, явившись в школу при параде, я застал в сборе всех сотрудников «Щита». Преподаватели, инструкторы, начальство сменили неизменные камуфлированые комбинезоны на дорогие костюмы, две женщины – психолог и инструктор по ориентированию, облачились в вечерние платья, в большом зале на третьем этаже накрыли стол для фуршета…

Вершанский, как всегда, подтянутый и очень представительный в смокинге и при бабочке, чем то похожий на Марлона Брандо в роли крестного отца, первым взял слово:

– Сегодня у всех вас, да и у нас тоже знаменательный день. Наша школа выпускает очередную группу телохранителей, внеся тем самым вклад в борьбу с разгулом криминала в России. Все вы, наши слушатели, с этого дня становитесь профессиональными защитниками жизни и здоровья людей, и я хочу, чтобы вы навсегда запомнили три заповеди телохранителя, свято чтимые в нашей школе.

Первое. Клиент, здоровье и жизнь которого вы будете хранить, всегда прав. Он должен стать для вас самым главным человеком, измена которому – несмываемый позор для вас.

Второе. Ваша жизнь отныне в руках Божьих, а это значит, что только Он знает, как и когда она оборвется, а по сему – не грешите по напрасно.

Я оглянулся на сидящих вокруг одногруппников, ожидая увидеть улыбки на их лицах – сам я в Бога не верил… ну, почти не верил, и ожидал, что напыщенные, как мне казалось, слова Вершанского вызовут улыбки, но нет, все парни слушали начальника школы с серьезными и торжественными лицами.

Сигизмунд Янович между тем продолжал:

– И, наконец, третье. С этого часа вы все зарегистрированы в органах госбезопаности, а это значит, что любое ваше противоправное действие будет раскрыто достаточно быстро, не смотря на ваш профессионализм. Поэтому помните – у вас нет права на убийство, вы не «джеймсы бонды», и даже защищая жизнь клиента, вы можете только обороняться. Желаю вам удачи.

Следующим слово взял заместитель Вершанского, Отто Олегович Цугель, возглавлявший экзаменационную комиссию, тот самый клиент, которого охранял эскорт в «Бизнес-Центре».

– Уважаемые коллеги. Сейчас вы получите дипломы, подтверждающие вашу квалификацию, но это еще не все. Каждому из вас школа дарит в подарок «нож телохранителя». Все вы знаете, что это такое… Мы надеемся, что этот нож в будущем не подведет вас так же, как вы не подведете нас, своих наставников и инструкторов.

Цугель по очереди вызывал к себе выпускников щита, вручая каждому диплом, и узкий, изящный нож-универсал, обоюдоострый, пригодный и для рукопашной, и для метания. Все ножи были вложены в кожаные наручные ножны, пристегивающиеся к предплечью левой руки под одеждой.

Всем вызванным Отто Олегович что-то говорил вполголоса, пожимая руку, и когда пришла моя очередь, и я подошел к столу, на котором были разложены дипломы, то услышал:

– Удачи вам, Сергей Степанович. У вас великолепные данные, а от себя я советую вам больше полагаться на интуицию, чем на логику, не лезть напролом там, где можно обойти. Все хорошего!

Всю дорогу от Питера до Москвы я проспал, да чего там – продрых без задних ног. Вчера, после вручения дипломов и легкого фуршета с шампанским мы, всей группой, продолжили «отмечаловку» в уютном баре-подвальчике на Малом проспекте Васильевского острова, и «наотмечались» изрядно.

Из восьми человек шестеро в нашей группе были не питерцами, поэтому вряд ли когда-нибудь нам предстояло встретиться, и неприятность расставания новоиспеченные телохранители, если не сдружившиеся, то по крайней мере «сработавшиеся» за время учебы, залили от всей души. Хорошо, что все еще прошло без эксцессов – публика в барчике была на редкость миролюбивой, и даже метрдотель сидел молча, когда, напоследок, мы спели всей группой «Черного ворона», мягко говоря, громче некуда…

В общем, когда я в половине десятого вечера звонил Кате с вокзала, сообщая номер поезда и вагон, язык у меня еле ворочался…

Как известно, хороший стол – залог хорошего стула, ну, а крепкие напитки – залог крепкого сна. Спал я на нижней полке «мягкого» купе, но не смотря на крепость напитков, всю дорогу сквозь сон слышал грохот колес, и эти ритмичные железнодорожные звуки: «Татах-та-та, татах-та-та!» напоминали мне какую-то диковинную музыку, бравурный марш, который играли множество барабанов, слитно гудящих в мою честь…

Глава четвертая

Где-то в центре Москвы…

… – Это не просто факт вопиющего безобразия, Андрей Эдуардович! Это могло на корню загубить все наше дело. И когда? Сейчас, когда все практически готово, когда ветры перемен уже шевелят нам волосы. Неслыханно. Бардак. Не возражать!

В общем, так: Коновалов – ваш протеже, вам и отвечать. Сегодня же выезжаете в Ленин… А, черт. В Санкт-Петербург, будь он неладен, и решите все проблемы на месте. Коновалова – к едреней фене, в низовые звенья, пусть работает в народе. Это же надо додуматься – превратить наши добровольные первентарии в помесь концлагеря и бериевской «шарашки»?! Да и, к слову, если уж делать такое, то по крайней мере хорошо, а не так – сперва сбежал один, при этом унеся чип, над созданием которого группа работала с весны прошлого года, потом по его следам сбежало уже трое… Вы, Андрей Эдуардович, должны в ножки кланяться Дмитрию Дмитриевичу. Его люди, как всегда, оказались на высоте. Не надо мне ничего говорить. Все! Отправляйтесь туда немедленно, у меня нет желания вас видеть. До свидания.

Теперь с вами, Дмитрий Дмитриевич. Почему увеличение количества низовых структур идет столь медленно? Отсутствие денег не оправдывает вас. В конце концов, у нас есть экономический отдел. Да, усильте. И поскорее. Кстати… По питерскому делу свидетелем проходил какой-то посторонний… Э-э-э… Воронец, кажется. Да, верно, Воронцов! Просто случайный человек? Хорошо, забудем…

И, наконец, генеральная акция. Я получил вашу докладную, из которой следует, что Пашутин вышел на, так сказать, финишную прямую. Информация проверена? Значит, начинаем действовать. Я сам проинструктирую агентов, подготовленных вами для работы с Пашутиным. Сегодня в восемнадцать ноль-ноль я жду их у себя. Да, и передайте мне личное дело Пашутина, развернутый вариант. Ну, как говориться, с Богом…

Тот, кого называли Учителем, маленький лысый человек с узкой щеточкой усов над тонкой верхней губой, встал из-за треугольного стола, повернулся спиной к собеседнику и нажал клавишу на стене. Сплошной черный занавес бесшумно отъехал, открыв громадное, от пола до потолка, окно. Взгляду открылась величественная панорама ночной Москвы – залитые огнями улицы, разноцветные пятнышки окон жилых домов, розоватые в лучах подсветки ларцы сталинских «высоток», серебренный слиток «Белого дома», медный «котел» главного купола храма Христа-Спасителя, маленький четкий силуэт церетелевского Петра, прозванный в народе Гулливером. Далеко на западе торчал штык-обелиск «Парка Победы», а на севере, еле видимая, угадывалась тоненькая удочка Останкинской телебашни…

– Этой стране… – Учитель кивнул за окно, на город и громадные, темные пространства, лежащие за его пределами: – …Приходит время наконец-то занять положенное ей законами мироздания место в истории человечества. Когда наш замысел будет реализован, когда мы явим человечеству всю мощь русского разума, вооруженного логикой и прагматизмом, вот тогда-то все измениться, Дмитрий Дмитриевич, и мы с вами сможем заслуженно почивать на лаврах. Ну, а пока нам всем предстоит много работы. Генеральная акция потребует от всех нас максимум, вы слышите, максимум сил. Все личное, все постороннее – в сторону. Отбросить, забыть. Цель слишком велика, чтобы путь к ней был оборван по какой-нибудь глупой, эмоциональной, так сказать, причине. Когда мы завершим процесс, именно процесс, я подчеркиваю, движения к ЦЕЛИ, вот тогда и можно будет вздохнуть свободно. А пока – жесткая дисциплина, и еще раз дисциплина. Я не говорю – «как в армии», нам не надо – как, у нас должно быть лучше, строже, четче! Помните об этом…

Учитель на секунду замолчал, потом повернулся к своему неподвижно замершему у стола помощнику, и от проницательных глаз Дмитрия Дмитриевича не укрылся лихорадочный блеск в глазах шефа.

Учитель помолчал, а потом добавил уже другим, спокойным, без визгливых ноток, голосом:

– И вот что – от того, насколько уровень вашей работы будет соответствовать выполнению наших замыслов, настолько же ваша доля лавров будет превосходить долю Андрея Эдуардовича. Подумайте над этим. Я вас больше не задерживаю.

«Андрею Эдуардовичу вы, господин Учитель, наверное сказали то же, что и мне? Помощниками удобнее руководить, если знаешь, что они являются соперниками», – подумал Дмитрий Дмитриевич, но вслух, разумеется, ничего говорить не стал…

***

Руслан Кимович Хосы, президент охранной фирмы «Залп», сидел в позе «алмазный архат отдыхает после праведных трудов» на небольшом восьмигранном татами в углу своего рабочего кабинета. Он предавался размышлениям и сомнениям. Дела фирмы уверенно шли в гору, в столице, среди крупнейших бизнесменов и даже солидных государственных контор, уже начало становиться модным иметь «залповскую» охрану, надежную, прекрасно подготовленную и обученную.

Что же касается Воронцова. Воронцов… Что-то подсказывало Хосы, что с этим парнем у него еще будут немалые проблемы, и про себя он решил бороться за Воронцова до конца – «своих надо беречь»…

Телефонный звонок оторвал Руслана Кимовича от размышлений. Он привычным жестом вытащил из нарукавного кармана камуфляжки плоский пенал мобильника, нажал кнопку:

– Слушаю.

– Руслан Кимович. К вам представители Института Экспериментальной Автоматизации и Приборостроения. Вы им назначали…

– Хорошо, через минуту пусть войдут.

Хосы встал, словно вырос, скатал коврик, сунул его в бамбуковый футляр, убрал ароматические палочки, помогавшие расслаблению тела и духа во время медитаций, сел за стол, сосредоточился. Несколько секунд спустя открылась дверь и в кабинет вошли двое мужчин, оба в дорогих костюмах, грузные и с явной озабоченность на лицах. После обмена рукопожатиями Хосы попросил секретаршу принести чай, и обратился к гостям:

– Слушаю вас.

Слово взял седой, но еще моложавый, в дорогом английском шерстяном костюме, представившейся Шульгиным:

– Я, уважаемый Руслан Кимович, являюсь замом по науке директора нашего НИИ, в настоящий момент – АО «НИИЭАП». Год назад одна очень известная во всем мире фирма, можно назвать ее немецкой или швейцарской, хотя это скорее интернациональный концерн, предложила нам работу над очень интересной темой. Тема, в целях соблюдения и сохранения коммерческой тайны и ряда ноу-хау, закрытая, в чем ее суть, я вам рассказать тоже не могу, хочу только отметить, что до этого мы подобными вещами не занимались, но финансовый кризис нашего института, а проще сказать, полное банкротство, вынудило нас взяться за предложенную работу, так как финансировалась она, что называется, по полной программе, вы меня понимаете…

Нами были привлечены ведущие специалисты, молодые кадры, даже народные таланты, самородки, так сказать, и дело, замечу, к полному моему удивлению, пошло. Естественно, уровень секретности нашей работы предполагает определенную деятельность охранных структур, в частности, охрану и опеку ведущих специалистов. Для этой цели нами был создан Отдел Охраны, сформирован штат отдела, приглашены специалисты… Я, а со мной и ряд работников института полагали, что это излишне, но жизнь нас, к сожалению, опровергла. Пару месяцев назад некоторые специалисты, занимающиеся ключевыми фазами разрабатываемой темы, ощутили на себе пристальное внимание, а затем и давление со стороны некой негосударственной и некоммерческой структуры, которая активно интересовалась не только информацией по теме, но и опытными образцами приборов, изготовленных в наших лабораториях…

Руслан Кимович спокойно слушал говорившего, глядя ему прямо в глаза, и на его медном, непрницаемо-масочном лице не дрогнул ни одни мускул, хотя внутри Хосы уже был вне себя – во-первых, он терпеть не мог словоблудия, а во-вторых, от посетителей разило вчерашним «Хэнесси», тщательно зажеванным какой-то мятной гадостью типа «тик-така»…

Секретарша принесла чай, второй посетитель немедленно и чуть ли не залпом шумно выпил свою кружку, тут же облился потом, довольно отдуваясь. Похмельный зам по науке между тем продолжал:

– Конечно, после этих событий мы усилили охрану нашего НИИ и его сотрудников, используя связи и финансовые рычаги, пригласили даже отставных профессионалов из ФСБ, но тяжелые времена, переживаемые сегодня нашим несчастным Отечеством…

– Короче! – бухнул вдруг ладонью по столу второй, которому крепкий чай, видимо, слегка «поправил» голову: – Он хочет вам сказать, что эти бывшие «гэбэшники» не могут обеспечить безопасность, особенно сотрудникам второго звена, занятым в работе над проектом, а у нас появилась необходимость срочно взять под охрану нескольких работников. Мы навели справки, и нам указали на вашу фирму, как на самую достойную и уважаемую. Вы можете нам помочь?

Хосы улыбнулся, а про себя вздохнул с облегчением – давно бы так, коротко и ясно.

– Сколько телохранителей вы хотите нанять?

Зам по науке поправил очки на тонкой переносице:

– Видите ли, тут вот какой момент – поскольку оказывающая на нас давление организация интересуется не просто информацией, но и напрямую изготавливаемыми опытными образцами приборов, а доступ к ним имеют, и непосредственно с ними работают порядка двух десятков человек, нам бы хотелось…

Второй, обильно потеющий, вновь перебил своего товарища:

– Человек пять-шесть было бы в самый раз. Ну, конечно, если цена нас устроит… И это… Нам нужны не столько телохранители, сколько опекуны. Дисциплина там, и все такое прочее…

Хосу опять улыбнулся, покачал головой:

– К сожалению, вынужден вас огорчить. В данный момент лишь двое телохранителей, так сказать, свободны, и могут быть вам полезны. Что же касается денег… Для более успешной работы наших сотрудников мы практикуем следующую форму оплаты: вы единовременно выплачиваете нам определенную сумму, скажем, порядка ста тысяч долларов за телохранителя, а в дальнейшем уже непосредственно ему платите заработную плату – пять-шесть тысяч в месяц. Естественно, все это оформляется в установленном законом порядке, и хочу вас сразу предупредить – мы защищаем финансовые интересы наших сотрудников. Устраивают ли вас наши условия? Да, кстати, в понедельник прибывает с учебы в школе телохранителей еще один наш сотрудник, так что я могу предложить вам троих…

Представители НИИЭАП переглянулись, потом потеющий буркнул:

– Нам надо посоветоваться. Мы вам перезвоним.

Гости поднялись, сунули на прощание по очереди свои пухлые, потные ладони-подушки и вышли. Хосы усмехнулся, открыл окно, выдворяя из кабинета сивушный дух, взял с подноса тонкую, саксонского фарфора, чашку с чаем, сделал глоток, посмаковал во рту тонкий аромат жасмина, и подумал, глядя в матовую поверхность стола: «Интересно, над чем работают эти конспираторы, если в названии их института есть слова: „экспериментальное приборостроение?“»

Я проснулся от каркающего голоса проводницы:

– Через сорок минут буду закрывать туалет – санитарная зона Москвы. Через сорок минут…

Голос удалялся по коридору. Мысленно пожелав себе: «С добрым утром!», я открыл глаза и блаженно потянулся, весь в предвкушении удовольствий от возвращения домой, встречи с женой, от предстоящей поездки к Борису…

«Интересно, встретит меня Борька? Перезванивал он вчера вечером Катьке или нет? Вряд ли – я звонил ей уже совсем поздно, мало что не в половине одиннадцатого… Ну и ладно, завтра все равно увидимся. Что он там себе за работу нашел, хотел бы я знать?»

Я еще минут десять повалялся в постели, потом встал, оделся, и пошел курить, еле протолкавшись в дымный тамбур через толпу стоящих с полотенцами на шеях в очереди в туалет пассажиров. За мутноватым окном тамбура уже плыли в багровом свете встающего зимнего солнца громады многоэтажек дальних пригородов столицы. Подъезжаем…

Подхватив сумку, я шагнул на перрон Ленинградского вокзала и нос к носу столкнулся с Борисом Епифановым, археологом, бывшим членом полуподпольной группы «Поиск», разогнанной органами осенью прошлого года. Примерно тогда же я познакомился с Борисом, а спустя некоторое время и подружился. В Епифанове мне прежде всего нравилось одно, но очень важное качество – Борис был НАСТОЯЩИМ.

– Здорово, супермен! – Борька подхватил мою сумку: – Похудел, поздоровел, выглядишь молодцом.

– Здорово! Да и у тебя тоже, я слышал, дела пошли?

Мы двинулись по перрону, лавируя в толпе приехавших и встречающих. Сухой, морозный воздух – в Москве лютовала зима, мешал говорить, обжигая горло, но Борис все равно тарахтел без умолку, рассказывая о себе.