Текст книги "Твой демон зла. Ошибка"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Скоро, как известно, только сказка сказывается… Еще через полчаса, с трудом поднявшись, я заковылял к милицейскому посту гостинцы, прижимая к себе пакет с покупками. Это было чертовски трудно и вскоре закончилось довольно печально: я не удержал пакет деревянной рукой, и тот грохнулся о каменный пол. Бутылки с пивом разбились, и я еле-еле спас купленную книгу, выкинув остальное в ближайшую урну.

На меня стали обращать внимание – то ли пьяный, то ли инвалид? Добредя, наконец, до двери с надписью «Милиция», я вошел, точнее, ввалился внутрь.

За столом я увидел молодого лейтенантика, упоенно разгадывающего кроссворд.

– М-моя фамилия… Воронцов. – губы плохо повиновались, и слова вылетали какие-то кривые, пьяненькие: – На меня… напали. Здесь, в вестибюле.

Милиционер поднял белесые, свинячьи глазки, быстро процокал, выдавая «пскобское» происхождение:

– Кто? Когда? Цто всяли? Челесные поврешдения? Ну?

– Ничего не взяли… – устало проговорил я, привалившись к стене – сесть в комнате было не на что.

– Тогда, мошет быть, исбили?

– Нет… Не били.

– Да сто вы мне голову мороците. – вспылил недовольный лейтенант, вгляделся в мое лицо, шумно потянул носом:

– А-а-а. Вы… П-пяный!?

Голос милиционера сразу приобрел начальственно-превосходный оттенок:

– Документы. Цто делаете в гостиниче?.

Я с трудом извлек из кармана паспорт:

– Я… не пил. Я… трезв. Они вкололи мне какой-то… наркотик, что ли? Потом обыскали, проверили паспорт… И все…

Лейтенант полистал документ, профессионально сверил фотографию с моим отнюдь не светлым ликом, потом вернул паспорт и сказал:

– Состава преступления нет. Если вам плохо, обратитесь к врацу. Сами дойдете, или вызвать медсестру сюда?

Махнув рукой, сгорбившись, я повернулся и побрел назад. В самом деле, что мог сделать этот придурошный «летёха»? Завести уголовное дело о уколе Воронцова Сергея Степановича в вестибюле гостиницы «Гавань» неизвестными людьми и введении вышеозначенному гражданину Воронцову опять же неизвестной жидкости, посредством чего он был обездвижен и подвергнут проверке документов? Бред…

Оборвав сумбурное течение мыслей, я добрел до лифта, поднялся к себе и без сил рухнул на кровать, еще хранившую вмятины от тел троих испуганных психов. Эх, и до чего весело началась командировка…

Лежа в постели, я все никак не мог расслабится – на душе скреблись кошки. В темное окно бился желтый пульс выключенного светофора.

Нужно было как-то отвлечься от тревожных мыслей, и я принялся вспоминать какие-нибудь веселые эпизоды из своей жизни. Однако ничего такого на ум не приходило, наоборот, вспоминались все больше разнообразные неприятности.

«Да и пошло оно все в задницу!», – психанул я, завернулся в одеяло и уткнулся лицом в подушку.

Глава третья

На следующее утро я, проснувшись, долго пытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Мозг, одурманенный неизвестным веществом, словно старался сам по себе забыть то, что приключилось со мной в вестибюле гостиницы.

По-умному надо было бы доложить руководству «Щита» обо всем произошедшем, но после долгих размышлений я решил промолчать – возникло реальное опасение, что «щитовцы» могут не так все понять и отчислить только-только принятого в школу неофита.

В школу телохранителей я пришел, как и было назначено – к десяти. Нас, восьмерых прошедших медосмотр и тестирование, собрали в приемной начальника школы, выдали удостоверения слушателей, секретарша раздала всем расписания занятий, и – завертелось колесо учебы.

Теперь каждый мой день был строго расписан, не вздохнуть, не охнуть. Занимались мы по полной, десять часов – пять практики, пять теории. Я вместе со всеми писал конспекты, занимался в спортзале, до одури лупил набитые песком груши, оттачивал спецприемы, учился стрелять в подвальном тире из разных видов оружия, от однозарядной ручки-пистолета до черного вороненого чудовища ДШК. Кое-кому могло бы показаться, что телохранителю ни к чему подобные умения, достаточно просто в совершенстве владеть табельным оружием, но методисты «Щита» считали иначе – их ученики должны были суметь сохранить жизни своих будущих клиентов в любых ситуациях.

Мы постигали минно-саперное дело, учились по запаху отличать пластиковую взрывчатку от оконной замазки, пластилина и еще сотни подобных веществ, водили на полигоне под Копотней разные марки машин, ориентировались на местности без компаса, отражали нападение одного, двоих, десятерых «килеров» или «террористов», кидали ножи, сюррикены, заточки, другие острые предметы, вплоть до столовых вилок.

До того, как попасть в школу, я и знать не знал, что обычная тарелка в умелых руках может стать грозным оружием, что человека можно сковать при помощи обычного стула надежнее, чем наручниками, а эти самые наручники, опять же, если действовать умело, можно легко снять с рук.

Тело мое теперь покрывали бесчисленные синяки, вечерами, возвратившись в свой номер в «Гавани», я едва не плакал от боли в натруженных за день мышцах, а казавшаяся мягкой гостиничная постель вдруг приобрела твердость асфальта, терзая мое тело, тело будущего телохранителя.

Тяжелее всего было по утрам – ужасно не хотелось вставать, натягивать осточертевшую камуфляжку, и тащиться по темным улицам Васильевского острова в «Щит», где ждали суровые инструкторы и нудные лекторы.

Честно признаться, собираясь в Питер, я где-то в глубине души видел свою учебу этаким курсом увлекательных лекций, в свободное от которых время я собирался поосновательнее изучить достопримечательности города. Теперь, после недели занятий, у меня в конце дня возникало только одно желание – спать.

В понедельник нас повезли на полигон, где впервые «прогнали» на время через «коридор смерти», бывший заводской цех, переделанный под огромную полосу препятствий, ловушек, лабиринтов и коридоров.

Я уже слышал об этом «коридоре», как об одном из самых трудных испытаний в «Щите».

Ребята из моей группы толпились в небольшом предбанники, и по команде помощника инструктора по одному уходили «на полосу».

Вскоре настал и мой черед. Я проверил, хорошо ли вынимается пистолет, снял его с предохранителя, и шагнул в дверной проем, обозначающий границу первого этапа – лабиринта.

Веселуха началась с первых же шагов. Из темноты то там, то тут возникали какие-то повороты, проходы, отнорки, заканчивающиеся тупиками, то и дело попадались ступеньки, ведущие в верхний или нижний этажи – лабиринт, как и весь «коридор», был трехъярусным.

Проплутал я довольно долго, но как-то безошибочно вышел к выходу – видимо, интуиция не подвела. Дальше меня ждал «теневой тир» – тут, тоже почти в полной темноте, надо было поражать внезапно появляющиеся мишени, вдобавок тоже стреляющие в тебя шариками с несмываемой краской – чтобы инструктор потом мог определить, кого сколько раз «убили».

Я дошел до середины темного, вытянутого коридора, и тут сзади зашуршало. Началось. Пригнувшись, я упал, в перекате выхватил пистолет и выстрелил по красноватым точкам, обозначающим глаза предполагаемого противника, снова вскочил, бросился вперед, повернул за угол, больно ободрав руку об шершавый бетон. Снова впереди вспыхнули красные огоньки, снова – падение, выстрелы, характерный сигнал «рапортующей» мишени о том, что она поражена, и опять – вперед.

Лабиринт я прошел более-менее, на две секунды быстрее контрольного времени, и «теневой тир» тоже не задержал меня на долго, но потом началась силовая полоса препятствий, и тут уж мне пришлось туго…

Гладкие столбы скользили под ладонями, веревочные лестницы извивались, как змеи, жирная, липкая грязь засасывала подошвы грубых армейских ботинок, и без того тяжеленных, как гири. В довершении всех бед я оступился при «паучей переправе» через канаву с зеленой водой, и ухнул в затхлую жидкость, вонючую и холодную.

Теперь одежда липла к телу и сковывала движения, а у меня впереди был еще один неприятный участок – «ловушка». Там главное – вовремя среагировать, вовремя увернуться, или отпрыгнуть, а сделать это в мокрой одежде теперь будет не легко…

Я вбежал в коридор и остановился. «Время, время!», – стучало в голове. Я чувствовал, что не укладываюсь в норматив, но тут, в коридоре, мне до зарезу нужно было потратить несколько драгоценных секунд на то, чтобы оглядеться. Иначе… Иначе я попадусь в первую же ловушку.

Коридор, длинный, с несколькими загибами, был слабо освещен тусклыми, пыльными лампочками в защитных сетках, расположенными под самым потолком. Стены и потолок, выкрашенные в ходовой «булыжный» цвет, с разводами и подтеками, совершенно не давали возможности определить, откуда вдруг вывалиться или вылетит тяжелый «мешок», готовый придавить неумелого кандидата в телохранители.

Осторожно ступая, я двинулся вперед. Шаг – остановка. Шаг – остановка.

– Время, Воронцов! – прогремел из скрытого динамика голос инструктора, следящего за мной через глазок инфракрасной камеры. Я прикинул хвост к носу – да, времени было в обрез.

«А что, если попробовать так…», – мне вдруг пришла на ум одна идея – еще в школе, в спортзале на уроках физкультуры пацаны из нашего класса, да и я сам тоже, проделывали такую штуку – разбегались, благо, спортзал у нас в школе был – дай Бог, и потом на полной скорости неслись по касательной к стене, обложенной матами, и несколько метров бежали по самой стене – кто дальше. Побеждал обычно то, кто набирал максимальную скорость, и у кого лучше гнулся голеностоп…

А, была – не была! Повернувшись, я выбежал из коридора, пригнулся и изо всех сил бросился вперед, стремительно ускоряя бег. В ушах засвистело, коридор рванулся на встречу, зазмеились разводы на серой краске, сливаясь в диковинный рисунок, а я уже перешел на «настенный» бег, стараясь всей подошвой опираться о шершавый бетон.

Сзади с характерным лязгом открылся в потолке люк, из него вывалился и ухнул на пол стокилограммовый «мешок» с резиновыми опилками.

«Одну ловушку прошел!», – радостно подумал я, резко тормозя – запас инерции для бега «по стене» кончился. Теперь я стоял у первого из трех поворотов коридора. За поворотом меня наверняка поджидала следующая ловушка.

«Наверняка, на этот раз – в стене», – подумал я, заглянул за угол, и резко прыгнул вперед, потом – еще раз, и еще.

По идее, в ловушку я, конечно, попал – шарообразный «мешок» здорово задел меня, выкатываясь из разверзшейся вдруг стены. Задел – но не накрыл, не прижал, не придавил. И я бросился дальше…

Скажу сразу – «Ловушку» я прошел чудом. Пришлось прыгать, пригибаться, ускользая от тяжеленных «мешков», способных если не убить, то покалечить своим весом неподготовленного человека, и в конце коридора ноги мои подгибались, а сердце стучало, словно бухенвальский набат. В самом конце, когда большой участок пола нырнул вниз, увлекая меня за собой, я допустил ошибку – нельзя было расслабляться, давать волю чувствам. Кто забылся – тот проиграл.

Выбравшись из ямы с песком, куда меня «сбросил» коварный пол, я снова попал в «теневой» тир, еще раз поразил троих «красноглазых» противников, и наконец, вышел на финишную «прямую» – надо было на одних руках, не помогая себе ногами, подняться по специальной лесенке на три этажа вверх, причем на каждом этаже имелась крохотная площадочка для отдыха, но отдых этот мог сыграть со слушателем злую шутку.

Вся лестница располагалась внутри очень темной, широкой металлической трубы или, скорее, шахты, и хватаясь за первую перекладину, нижнюю «ступеньку» этой лестницы, я невольно глянул вверх, но в кромешной тьме ничего не увидел.

На силу в руках я не жаловался никогда, – все же семь лет занимался греблей, и поэтому довольно легко преодолел первый этаж, оказавшись на узкой – метр на полметра, железной площадке. И тут началось.

Вся конструкция вдруг затряслась, зашаталась, я заскользил, упал, хватаясь за нижние перекладины следующей лестницы, и в ту же секунду только что пройденный мною участок с грохотом рухнул вниз, и я повис в воздухе…

«Ни хрена себе, отдохнул, называется.», – мысль возникла и тут же канула куда-то. Я заработал руками, машинально считая оставшиеся позади перекладины.

«Девятнадцать, двадцать… Двадцать одна… Двадцать две… Черт, эта лестница длиннее. А если я сорвусь и упаду? Неужели тут ничего не предусмотрено в плане страховки? Ведь там, подо мной сейчас лежат обломки нижней лестницы. Если я грохнусь – верная больничная койка в лучшем случае, и верная смерть – в худшем».

От этих мыслей мне стало не по себе, и я сильнее сжал руки, перехватывая перекладины.

Вот и вторая площадка. Уф, большая часть пути – позади. Можно передохнуть, но на всякий случай я все же уцепился за перекладины следующей лестницы – мало ли что.

Это меня и спасло – из темноты вдруг с шорохом выдвинулся металлический щит, сметающий с площадки второго этажа все и вся, и я вновь повис над темной бездной, так и не успев толком отдышаться.

Третья лестница была еще более длинной, чем вторая. Вокруг все грохотало и гремело, холодные железные перекладины норовили прокрутиться в пазах, сбросить того, кто висел на них. Медленно, но я все же продвигался вперед и вверх, к концу своего пути.

Когда моя рука ухватилась за последнюю перекладину, неожиданно вспыхнул свет, больно ударив по глазам. От неожиданности едва не сорвавшись, я повис на одной руке, с ужасом глянул вниз… И расхохотался.

Прямо подо мною, в тридцати-сорока сантиметрах ниже заляпанных грязью ботинок, лестничный проем закрывала железная пластина – своеобразный подъемный пол, который в темноте все время поднимался следом, страхуя меня от падения. И только тьма, царившая в испытательной трубе, мешала эту страховку разглядеть.

На площадке, над моей головой, появился улыбающийся инструктор:

– Время хорошее, на твердую «четверку». Ну что, там и будем висеть, или…

– Или… – прохрипел я, взобрался наверх, взял протянутое инструктором влажное полотенце, и утирая пот, заковылял в комнату отдыха – через двадцать минут должны были начаться занятие по вождению…

Я каждый вечер звонил домой. У Кати все было в порядке, она скучала и зачеркивала дни, оставшиеся до моего приезда.

Иногда у меня возникало сильное желание послать все к едреней фене и вернуться домой, тем более что один из «одноклассников» так и поступил, не выдержав трудностей учебы.

А трудности были – дай Бог… Чего стоила одна только ежедневная трехкилометровая пробежка по морозу в десятикилограммовом бронежилете. А бесконечные занятие по «рукопашке», когда после задней подсечки «охраняемый объект» не валится с ног, как ему и положено, а падает на тебя, потому что у вас разница в весе в сорок килограмм. Я вообще был самым маленьким в своей группе и в тайне даже комплексовал.

После второй недели обучения тело, наконец, справилось с нагрузками. Мышцы перестали болеть, после разминки с восьмидесятикилограммовой штангой больше противно не дрожали руки, а в глазах не мельтешили красные пятна. Кроме того, я считался лучшим в группе по стрельбе, да и по спецпредметам, типа ориентирования или «шмона», как мы прозвали «обнаружение скрытых спецсредств, угрожающих клиенту», тоже был одним из лучших, и это наполняло сердце законной гордостью.

Приближался выпускной многоступенчатый экзамен. Психолог, работавший с группой, все чаще заводил разговор о скрытых возможностях человека, которые так необходимо уметь вовремя пробуждать, о интуиции, о паранормальных явлениях…

«Телохранитель должен не просто защитить клиента от опасности, он должен уметь почувствовать опасность до того, как жизни или здоровью клиента будет что-то реально угрожать. Там, где можно уклониться, надо уклоняться. Телохранитель должен стараться уклоняться всегда».

В Питере стояли жуткие морозы. Влажный воздух Балтики превращал двадцатиградусную холодину в настоящую пытку, серые зимние дни по прежнему были очень коротки, и не смотря на явные успехи в учебе, которых мне так настойчиво желали, я ощутимо скучал по Кате, по Москве, по друзьям…

Но всему на свете приходит конец. Конечно, месяц учебы не сделал из меня супермена, но процесс преподавания в «Щите» был поставлен так, что двоечников тут просто не было, и если уж ты что-то запомнил, чему-то научился, то – навсегда.

В первый день выпускного экзамена я встал пораньше. Тщательное бритье, душ, завтрак, и вперед, марш-марш. От сотрудников «Щита» я не раз слышал, что из каждой группы примерно половина не сдает выпускного экзамена, и получает вместо диплома «волчий билет» – справку, подтверждающую, что курс лекций и практических занятий в школе телохранителей «Щит» пройден. Но не более того.

Первым в списке значился экзамен по стрельбе. Тут я был более-менее спокоен. Можно даже сказать – спокоен на все сто. Стрелять надо было из четырех видов оружия – пистолета, карабина, автомата и пулемета. Мишени тоже различались – обычная, поясная, движущаяся, звуковая, летящая. Во время экзамена то и дело происходили «случайности»: гас свет, взрывались петарды, мишени меняли траекторию движения…

Спокойно, как во время занятий, я расстрелял все цели, и только со стрельбой на звук вышла незадача – в момент контрольного сигнала рванул «сюрпризец» – светошумовая граната, и пуля ушла в молоко.

Следующий экзамен сдавали на полигоне – вождение. И тут подарков от экзаменаторов хватало – потайные ямы, шипастая лента «скорпиона», вдруг раскатывающаяся перед машиной на скоростном участке дороги, белый, непроглядный дым, неожиданно заволакивающий все вокруг, поломки…

После первого экзаменационного дня я вернулся в гостинцу, уставший, как собака. Прокручивая в голове все пережитое за день, я даже забыл в условное время позвонить Кате, а когда спохватился, стрелки часов показывали половину одиннадцатого.

– Алло, Катя? Привет. Слушай, замотался, забыл, прости пожалуйста… Как ты?

– Все нормально. Сегодня сдавала анализы – врачи говорят, что все хорошо. Как твой экзамен?

– Сдал первый тур, допущен ко второму. Стрельба – 95 баллов, вождение – 81.

– Ну, поздравляю. Ой, Сережа, давай уже приезжай скорее. Я так соскучилась.

– И я, родная. Но экзамены закончатся только на следующей неделе, так что раньше пятницы и не жди.

– О-хо-хо. Еще восемь дней. Я тут с ума сойду от тоски. Сережка, больше никогда не разрешу тебе уезжать так на долго, будешь брать меня с собой.

– Хорошо, котенок, договорились. Что нового на работе?

– Да все нормально, по прежнему. Да, я же уже три дня хожу в «КИ-клуб».

– Куда? – удивленно переспросил я, с трудом припоминая, что Катя что-то такое говорила про эти «КИ-клубы».

– «Клуб интеллигенции». Ну, я тебе еще перед твои отъездом рассказывала. Ой, там так интересно…

– Да-а? – я постарался вложить в голос максимум сомнения: – И чем вы там, интересно знать, занимаетесь?

– Ой, да ну тебя. Я на третьем месяце, а ты все ревнуешь. Просто общаемся, разговариваем. Вот приедешь, я тебя обязательно свожу. Ну ладно, Сереженька, давай, а то у тебя там денежка набежит большая. Целую, жду, не дождусь.

– До скорого свидания, милая. Тоже целую.

– Ну пока.

– Пока.

Я положил трубку и усмехнулся – «КИ-клуб». Ишь ты, придумают же. Ладно, лишь бы Катьке было хорошо…

На следующий день, в воскресенье, был только один, но очень важный экзамен – «шмон». Всю нашу группу повезли в реально существующий, типичный, так сказать, филиал одного из коммерческих банков на Гороховой, закрытый по случаю выходного дня, и дали задание – за полчаса контрольного времени проверить зал заседаний, коридор и приемную на предмет «спецсредств», причем не количество, ни виды этих самых «средств» не назывались.

«Шмон» – это моя стихия. Вот нравится мне искать что-то, спрятанное, и все тут. И самое главное – находить получается, отменно получается, с высоким результатом. Нюх у меня на «закладки», как у таможенного спаниеля на контрабанду. Фрейд и Юнг, наверное, нашли бы какое-нибудь гнусное объяснение для этого, но я к психологам не обращался, и обращаться не собираюсь, Меньше знаешь о себе, любимом, – крепче спишь.

В общем, когда экзамен начался, группа, посовещавшись, отправила меня в свободный поиск, а остальные начали планомерную проверку ковров, радиаторов отопления, выключателей, горшков с цветами, телефонов, розеток, светильников, компьютеров, мебели, датчиков пожарной безопасности и прочих обычных и не очень мест, в которые «враги» заложили «спецсредства».

Народ расползся по банку, а я все стоял у входных дверей, соображая… Понятно было, что скрытые микрофоны, видеоглазки, звукозаписывающую аппаратуру, капсулы с отравляющими газами в коридоре устанавливать ни кто не будет – по коридору интересующий «террористов» объект проходит быстро, что там больно запишешь? Я прикинул расклад и прикуп, и сразу отправился в зал заседаний.

«Так. Круглый стол, десяток кресел, стол секретаря, компьютер, три телефона, кадки с растениями, сигнализация, деревянные панели на радиаторах, картины на стенах. Ничего сложного. Ну-с, начнем!», – скомандовал я сам себе и пошел по кругу под взглядами застывших у дверей членов приемной комиссии.

Без труда отыскал в цветочном горшке «жучок» звукозаписи, я снял еще пару с обратной стороны стульев, вынул из компьютерной «мышки» капсулу с отравляющи газом, срабатывающую от нажатия, а потом пришлось довольно долго повозиться, вытягивая из полой ножки тяжеленного стола двадцатипятисантиметровую «колбасу» пластиковой взрывчатки, снабженную взрывателем с таймером.

Время шло, голоса ребят из группы слышались уже из приемной, пора было сворачиваться и идти им на помощь – вдруг чего-то пропустили? Но меня не покидало чувство, что зал покидать рано – что-то тут было еще, причем такое, необычное…

«Здесь я смотрел. Здесь тоже. Это что за провод? А, сетевой, от компьютера. Это пожарная сигнализация, эту розетку я тоже уже смотрел… Ага, вот это уже интересно».

Круглое зеркало, висящее слева от двери, старинное, в дорогой бронзовой раме, заинтересовало меня… Да чего там – оно просто притягивало взгляд, словно за зеркальной поверхностью сидел гипнотизер.

Я, находясь в какой-то странной прострации, снял зеркало с могучего крюка, осмотрел внутреннюю строну, достал тонкий узкий универсальный нож из нарукавного чехла, поддел второе, внутреннее стекло…

– Воронцов, что вы там нашли? – раздался голос одного из инструкторов «Щита».

– Я, честно говоря, и сам не знаю. Как говориться, это мы не проходили… – наверное, мой голос прозвучал растерянно и даже где-то испугано, потому что приемная комиссия в полном составе поспешила в зал заседаний.

Этого мы и в самом деле не проходили. Зеркальная поверхность с обратной стороны оказалась идеально прозрачной, словно обычное стекло, а между нею и задним стеклом, в узком, двухмиллиметровом зазоре располагался круглый, необычайно плоский объектив размером с ладонь, соединенный проводами с элементом питания и черной, рубчатой, тоже очень плоской, коробочкой…

«Щитовцы» сгрудились вокруг необычайного устройства, переговариваясь вполголоса.

– Кто расставлял приманки? – спросил глава экзаменационной комиссии.

– Я, Лев Яковлевич. Но это не мое, – отозвался преподаватель по «шмону», растерянно разводя руками.

– Лев Яковлевич! Мне кажется, курсант Воронцов обнаружил видеокамеру, установленную тут теми, кто в действительности интересовался деятельностью этого банка… – подал голос эксперт по «спецсредствам», приглашенный для участия в работе экзаменационной комиссии из ФСБ.

– Это я понимаю, – несколько раздраженно ответил Лев Яковлевич: – Я не пойму другого – кто изготовил эту штуку? Я всю, можно сказать, жизнь занимаюсь разведкой, контрразведкой, «спецурой» разной, считал себя докой, а тут…

– Да бросьте вы, – махнул рукой «фээсбэшник», осторожно отсоединил проводки от объектива, кивнул на круглую черную, рубчатую блямбу рядом: – В сущности, ничего нового, просто качественно другой технологический уровень исполнения. Вот блок питания, вот – усилитель сигнала. Это, как вы уже поняли, видеоглаз с широким углом съемки. Приемник находиться где-то недалеко, например, на чердаке этого здания – я не думаю, чтобы у столь маленького передатчика хватило мощности транслировать сигнал на большие расстояния. Где представитель банка? Вы, да? Вызывайте начальника охраны – у вас большие проблемы.

– Да-а-а… – хмуро протянул Лев Яковлевич, проводил взглядом побледневшего работника банка, бегом умчавшегося звонить начальству, потом повернулся ко мне, остолбенело стоящему поодаль.

– Поздравляю вас, Сергей Степанович. Ваше умение, что называется, выше всяких похвал. Ну все, господа. По техническим причинам экзамен окончен, да, по сути, вы его сдали. Лялюшенко! Вы там, в коридоре, пропустили термодатчик под паркетиной, а у остальных, в операционном зале, и у вас здесь, Воронцов, все чисто…

Вечером, вернувшись в гостиницу, сидя в кресле перед телевизором, я размышлял над своей находкой во время экзамена. «Настоящий телохранитель должен интуитивно предчувствовать опасность и уметь от нее уклоняться. Высшая смелость телохранителя – увести, спрятать клиента, сохранив ему тем самым жизнь».

Я, конечно, еще не настоящий телохранитель, но отсутствием интуиции никогда не страдал, и сейчас эта самая интуиция подсказывала мне, что моя собственная судьба потихоньку соприкасается с судьбами многих других людей, и соприкосновение это опасно и для них, и для меня самого.

«Не случайно все это…», – угрюмо думал я, вертя в пальцах не зажженную сигарету: «Судьбе-злодейке было угодно, чтобы я поселился в этом номере, где какой-то неведомый мне „всеобщий друг“ оставил что-то за батареей. Потом – явление холеной самочки Ирины, дальше – эти психи, укол в вестибюле, оригинальная проверка документов… И находка видеоглаза во время экзамена. Конечно, эти события вроде бы и не связаны, но на душе не спокойно… Быстрее бы закончить все и вернуться в Москву, что-то этот город начинает на меня давить…»

Спустя некоторое время я поймал себя на том, что хожу по номеру из угла в угол. «Нервы совсем расшатались. А завтра надо быть в форме, завтра самый важный экзамен – „эскорт“. Надо успокоиться и лечь спать. Спать… Как же, уснешь тут… А может, сходить к дежурной по этажу и попытаться выяснить, кто жил до меня в этом номере?»

Наконец прикурив, я вдруг, неожиданно для себя самого решительно затушил сигарету и вышел в коридор. Дежурная по этажу сидела в конце коридора, за углом, я уже был один раз у нее, когда меняли белье в номерах, и мне, неудачливому в таких делах, прогнозируемо досталась рваная наволочка. Пройдя по коридору, я остановился у темной двери с надписью и «Дежурный» и постучал.

– Войдите! – проскрипел из-за двери неприятный женский голос.

Дежурной на вид было лет пятьдесят. Обыкновенная, замученная бытом и проблемами взрослеющих детей баба, с ниткой фальшивого жемчуга на морщинистой шее.

– Что вам? – недовольно спросила она, отрываясь от чтения женского журнала «Лиза».

– Я Воронцов, из номера 10–32. Скажите пожалуйста, я могу узнать, кто жил до меня в этом номере?

Женщина тревожно посмотрела на меня, потом устало откинулась в кресле:

– Я так и знала. Шила в мешке не утаишь. Вам кто сказал? Татьяна?

– Какая Татьяна? – я удивился, и тут же почувствовал мерзкий холодок в груди: «Вот оно… началось…»

– Горничная на этаже. Она растрепала, так?

– Да что растрепала-то? Я ничего не понимаю…

– Да про мужика этого… Мы договорились никому не говорить, чтобы клиентов не отпугивать. Но я вас в другой номер переселить не могу. Нет свободных, хоть режьте. Идите к администратору, может, он что-нибудь подберет.

– Мне не надо в другой номер! – я сказал это раздраженно, громче, чем надо: – Я просто хочу узнать, кто жил до меня в номере 10–32!

– А вы на меня не орите! – с полоборота привычно завелась дежурная: – Я с вами вежливо разговариваю, а вы сразу на крик. Взяли моду…

Она подтянула к себе толстый журнал, откинула обшарпанную обложку, поводила по серым страницам толстым пальцем с облезшим маникюром.

– Вот, нашла. Полупанов, «Мэ. Нэ.». Командировочный, из Москвы, как и вы… Ой, а он что, был ваш знакомый?

Слово «был» неприятно резануло слух. Самые мрачные предположения сбывались…

– Почему вы сказали «был»? – спросил я, в душе надеясь, что дежурная просто оговорилась.

– Так он же это… Татьяна, значит, вам не говорила… Ох, не знаю… Выпрыгнул он из окна, сердешный. Пожил с неделю, а потом посреди белого дня – раз. Закрылся в номере, и в окно и выпрыгнул. Милиция была, опрашивали нас всех. Никто к нему не заходил, он сам. Но переселить я вас не могу, идите к администратору…

– Не надо меня переселять… Я не суеверный. – я махнул рукой и пошел из кабинета дежурной. Она выбежала следом, окликнула меня:

– Так он знакомый ваш был, или родственник?

– Коллега по работе, – неожиданно для себя самого соврал я и свернул за угол. «Вот так-так. Все одно к одному…»

В номере я первым делом подошел к окну, почему-то выбрав левое, выходящее на улицу, и глянул вниз. Внизу горел фонарь, стояли несколько припаркованных к тротуару машин, туда-сюда двигались темные пятна – пешеходы.

Неведомый мне Полупанов «Мэ. Нэ.» в тот, роковой для себя день, тоже, наверное, сперва посмотрел вниз, потом открыл окно и…

Я шарахнулся от окна, лег на кровать, включил телевизор, зажег все лампы, какие только были в номере, достал купленную в тот самый, «уколотый» вечер, книгу, и попытался отвлечься чтением. Получалось плохо – какая-то занозоподобная мысль не давала покоя, постоянно отвлекая меня.

«Ты просто устал», – сказал я себе, отложил книгу, лег и закрыл глаза. Я действительно устал за этот месяц бесконечных тренировок, я просто вымотался, а завтра меня ждал последний, самый сложный экзамен – «эскорт»…

«Эскорт» – это, собственно, то, что можно назвать непосредственной работой телохранителя. Стрельба из всего, что стреляет, способность выживать самому и защищать клиента в самых немыслимых условиях, и прочее, чему учили в «Щите» – все это телохранитель должен уметь для экстренного, непредвиденного случая. А рутина, «обыденка», так сказать – это «эскорт», или, развернуто – «охрана и сопровождение клиента в общественном месте», со всеми вытекающими отсюда сложностями и трудностями.

Для проведения экзамена всю группу опять же повезли в реальные условия, в питерский Бизнес-Центр. Работников и охрану центра предупредили, где-то в толпе посетителей затерялись «террористы» и «килеры», из приглашенных специально для такого случая представителей спецслужб. В их задачу входило «ликвидировать» охраняемое лицо. «Ликвидацией» считалось любое физическое воздействие, любое прикосновение к клиенту. Экзамен начался в десять тридцать две…