Текст книги "10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лейтенант пытался протестовать:

– Но мне нужно предупредить мою жену, чтобы она тоже приготовилась к отъезду…

– Ваша жена! – перебил его Бертье. – Ваша жена! Да вы сошли с ума! Прежде всего, ей будет плохо на борту плохо снабженного продовольствием корабля. Плюс она подвергнется опасностям. И, наконец, это вам не позволено. Друг мой, я понимаю, что вы будете страдать, расставшись со своей женой, но важное задание, порученное вам, превыше всего…

Фурес был очень горд собой, но в море он попал в плен к англичанам.

А тем временем его жена сделалась настоящей султаншей. Часто ее можно было видеть гарцующей в генеральской форме и в треуголке на прекрасном арабском скакуне. Она держала себя совершенно открыто, как настоящая фаворитка. Да, по сути, она ею и была. Она роскошно одевалась, угощала у себя обедами генералов, с придворными почестями принимала находившихся при армии француженок…

«Вот наша генеральша», – говорили про нее солдаты, а особые остряки называли ее Клеопатрой.

И вот на всю эту беззаботную любовную идиллию вдруг свалился, как снег на голову… лейтенант Жан-Ноэль Фурес. А дело в том, что англичане, прекрасно осведомленные о том, что происходило во французской армии, отпустили плененного Фуреса, взяв с него слово, что он не будет брать в руки оружия, пока длится война. В результате лейтенант, которого генерал Мармон тщетно пытался удержать в Александрии, приехал в Каир. Он все узнал, был совершенно взбешен и решил заставить свою супругу жестоко поплатиться за все вольности, которые она себе позволила. Между супругами произошла сцена объяснения, и Полина тут же потребовала развода, который и был объявлен в присутствии военного комиссара армии.

Кстати, когда впоследствии во Франции Жан-Ноэль Фурес захотел вторично вступить в брак, он встретил затруднения: ему заявили, что его развод в Египте был совершен не по форме и поэтому не может считаться действительным. А вот его жене, когда она вторично выходила замуж, не было выставлено никаких препятствий.

* * *

Этот не лишенный пикантности роман Наполеона длился несколько месяцев. Находясь в отъезде, генерал Бонапарт писал Полине самые нежные письма. А потом обстоятельства оторвали влюбленного от его Беллилот. Наполеон бросил остатки своей армии и отправился на судне «Мюирон» во Францию. Полину он с собой не взял, а командование египетской армией передал генералу Клеберу. И, как утверждают некоторые историки, этот последний распространил свои полномочия и на фаворитку главнокомандующего. Гертруда Кирхейзен об этом пишет так:

«Хотя по этому поводу не известно ничего с точностью, однако установлен тот факт, что он долгое время не хотел выдать пропускного свидетельства Полине, которую он, по желанию Бонапарта, должен был отправить во Францию, когда на море установится более или менее тихая погода. Для ее обратного путешествия Наполеон оставил 1000 луидоров».

В конечном итоге генерал Клебер все же отправил Полину к генералу Мену, коменданту Розетты, с рекомендательным письмом следующего содержания:

«Это письмо передаст вам, дорогой генерал, гражданка Фурес. Она желает переехать во Францию, соединиться с героем-любовником, которого она потеряла из виду. Рассчитывая на вашу любезность, она надеется, что вы дадите ей возможность совершить это путешествие как можно скорее и в подходящей компании. Обо всем этом она сумеет попросить вас лучше, чем я».

Генерал Мену ответил ему так:

«Дорогой генерал, красотка приехала, но я ее не видел. Я окажу ей, и не видя ее, все услуги, которые будут в моей власти, лишь бы только не вышло каких-нибудь осложнений с ее мужем. Я давно уже знаю и на собственном опыте убедился, что ни к чему хорошему не приводит, когда вмешиваешься в подобные дела. Будьте уверены, что об этом деле заговорят во Франции. Человек, о котором идет речь, имеет много врагов, и в Законодательном корпусе найдется кто-нибудь, чтобы произнести об этом любовном похождении, по крайней мере, двухчасовую речь. Вы, конечно, представляете себе, что могут сказать об этом! Нам, маленьким людям, здорово достанется, если мы как-нибудь впутаемся в эту драку».

Как бы то ни было, мадам Фурес все же удалось сесть вместе с Жюно и несколькими учеными, участниками экспедиции, на нейтральный корабль «Америка» (весь французский флот в то время уже был уничтожен англичанами). Однако, несмотря на нейтральный флаг, «Америка» была захвачена адмиралом Нельсоном, и Полина попала в плен. Затем она была освобождена и, наконец, доставлена во Францию.

* * *

А тем временем генерал Клебер пал в Египте от руки наемного убийцы, а в Париже готовились очень важные события. Это было как раз накануне 18 брюмера, когда генералу Бонапарту суждено было сделаться первым человеком во Франции. И понятно, что ему некогда было теперь заниматься любовными делами.

В результате, вернувшись, вместо любовника, изнывающего в нетерпеливом ожидании, Полина нашла в Париже лишь дом, устроенный для нее со всей роскошью, и много-много денег.

Наполеон позаботился и о муже для нее. Это был Пьер-Анри де Раншу, отставной пехотный офицер с бурным прошлым. Они с Полиной поженились в Бельвилле в 1800 году, а на следующий год Наполеон, ставший уже Первым консулом, назначил Раншу вице-консулом в Сантандере, а позднее, в 1810 году, – консулом в Швеции. С чисто царской щедростью он оказывал супружеской чете и денежную поддержку. Например, в 1811 году Полина получила 60 000 франков.

Что же касается Швеции, то она не поехала туда вместе с мужем, а предпочла остаться в Париже. Она все надеялась на восстановление отношений с Наполеоном, но тот, несмотря на все просьбы с ее стороны, всегда уклонялся даже от простой встречи с ней. Она посещала все балы, все театральные представления, где надеялась поймать хотя бы его взгляд. Но все тщетно. Впрочем, один раз, когда он уже был императором, ей все же удалось поговорить с ним на маскараде у министра иностранных дел Шампаньи. Она узнала его под маской, и они обменялись парой слов. «Мне невозможно изобразить то состояние блаженного упоения, в котором находилась мадам де Раншу на другой день после этой встречи», – написал потом в своих «Мемуарах» один из свидетелей этой встречи.

Но Полина, став графиней де Раншу (во всяком случае, она так титуловала сама себя), не слишком горевала о потере возлюбленного. Она вела блестящую светскую жизнь. Гертруда Кирхейзен отмечает:

«Молодая, хорошенькая, жизнерадостная, необыкновенно падкая до всякого рода наслаждений, расточительная и не знающая цены деньгам, она удовлетворяла каждую свою прихоть, не отказывала себе ни в одном удовольствии. Знатные русские вивёры [2] граф Нарышкин, граф Чернышёв и колоссально богатый Демидов были постоянными посетителями ее салона. Генерал Полен, адъютант Бертрана, и брат государственного казначея Пейрюсса делились также между собой любовью Беллилот. После них ее любовниками были итальянский барон Реверони Сен-Сир, корсиканец Лепиди…»

Была она и большой любительницей искусств, покупала ценные картины и рисовала сама, причем весьма недурно. Она пела, играла на лютне и на арфе – словом, обладала самыми разнообразными талантами. Она также писала романы. Один, под названием «Лорд Уэнтворт» (Lord Wentworth), даже был опубликован в 1813 году…

* * *

Принято считать, что Полина хорошо жила в 1814 и 1815 годах, но к 1816 году началась нужда, а потом – почти нищета. И тогда она уехала в Бразилию с неким Жаном-Батистом Белларом, отставным гвардейским капитаном.

Утверждается также, что этот Беллар, называвший себя полковником, был ее любовником уже пятнадцать лет и что Полина имела дочь примерно двадцати лет, которую выдавала за мадемуазель де Лоншан. Как говорится, не факт. Скорее всего, целью ее путешествия было одно – поправить свои дела. Она набрала с собой множество всевозможных дешевых товаров, поменяла их в Бразилии на палисандр и возвратилась обратно с запасом ценного дерева. Потом она продала его, купила мебель, возвратилась в Бразилию, чтобы продать ее, и так ездила взад и вперед до 1837 года, когда окончательно обосновалась в Париже. Потом она написала и издала еще один роман.

Скорее всего, в эти годы ей было не до Наполеона. Впрочем, герцогиня д’Абрантес (ее муж Жюно покончил с собой в 1813 году, и она тоже зарабатывала себе на жизнь писательским трудом), пытаясь придать этому роману более сентиментальный конец, утверждала, что Беллилот никогда не могла забыть императора. А когда он находился на острове Святой Елены, она якобы даже пыталась организовать экспедицию для его освобождения.

Лора д’Абрантес пишет:

«Она реализовала часть своего состояния и объехала множество портов в поисках оказии для поездки на остров Святой Елены, чтобы попытаться освободить того, кто всегда оставался ей дорог <…> Она потратила много времени на подготовку своего замысла, а когда все было готово, она узнала о смерти Наполеона».

Все это полная ерунда, и Полина сама энергично возражала против этой версии, хотя не исключено, что делала она это из страха получить неприятности с полицией, которая зорко следила за ней как за прежней приятельницей свергнутого Бонапарта.

* * *

Мадам де Раншу пережила Наполеона почти на полвека: она умерла 18 марта 1869 года. А перед смертью она сожгла все письма, которые писал ей генерал. Наверное, она хотела уничтожить все, что касалось этой недолгой любви, которая одна только и придает ей ныне определенный интерес в глазах Истории.

Глава 5. Прощение Жозефины

Как уже говорилось, Наполеона не было во Франции семнадцать месяцев. Такого срока вполне достаточно, чтобы успокоиться и оставить даже мысли о разводе. Когда 16 октября 1799 года генерал вернулся из Египта в Париж, то сразу же помчался на улицу Победы, чтобы увидеть свою Жозефину. Он не сомневался, что его ждут и дом сияет праздничными огнями.

Наполеон выскочил из кареты, вбежал в дом и оцепенел в изумлении: вестибюль не был освещен. Он в возмущении начал открывать одну дверь за другой: комнаты были пусты и холодны. Совершенно взбешенный, он поднялся по лестнице и увидел растерянного слугу:

– Где моя жена?

– Она уехала встречать вас…

– Ложь! Она у любовника! Упакуй ее вещи и выставь их на лестницу – пусть забирает…

В тот вечер Наполеон в очередной раз «твердо решил» развестись.

Дорожная карета Жозефины доставила ее в Париж только на следующий вечер. Смущенная консьержка остановила Жозефину у дверей.

– Генерал запретил вас пускать, – пробормотала она.

Жозефина плакала и колотила ногами в дверь. Потом, прижавшись к дверной щели, она молила, просила прощения, напоминала мужу об их любви, об упоительных ночах сладострастия, о нежных ласках, беспрерывно тихо стонала, уверенная, что ее муж не может не прислушиваться к звукам у входной двери.

Через час добрая служанка, которая тоже рыдала на лестнице, с другой стороны двери, решила позвать Эжена и Гортензию, чтобы они попробовали смягчить Наполеона, и они, заливаясь слезами, принялись умолять:

– Не покидайте нашу мать! Она не переживет этого, и мы, кого эшафот в детстве лишил отца, сразу лишимся и матери, и второго отца, посланного нам Провидением!

Послушаем теперь рассказ самого Наполеона:

«Я не мог спокойно глядеть на плачущих; слезы двух злополучных детей взволновали меня, и я сказал себе: разве они должны страдать за провинности их матери? Что я мог поделать с собой? Каждый мужчина имеет какую-нибудь слабость».

После этого он открыл дверь. Бледный, с горящими глазами, он раскрыл объятия Жозефине и увлек ее в спальню…

И Жозефина была прощена. В очередной раз прощена. Но, как говорится, осадочек остался…

Глава 6. Джузеппина Грассини

Как известно, в мае 1805 года Наполеон был коронован в Милане, а потом, уже находясь в ссылке на острове Святой Елены, он написал, что именно в это время он обратил внимание на знаменитую итальянскую певицу Джузеппину Грассини. Затем в своих воспоминаниях он даже привел следующие слова, которые ему якобы сказала Джузеппина: «Когда я была в расцвете моей красоты и моего таланта и вся Италия лежала у моих ног, когда я героически отклоняла все домогательства ради одного-единственного взгляда ваших глаз, я не могла добиться этого взгляда. А теперь вы останавливаете свой взгляд на мне, когда я не стою вашего внимания, когда я уже недостойна вас».

Наполеону так хотелось, чтобы все и на самом деле обстояло именно так. Но, к сожалению, все это – выдумка. Или заблуждение императора, кому как больше нравится. На самом деле их отношения начались не в 1805 году, а гораздо раньше – в 1800 году, еще до сражения при Маренго.

А в первый раз он увидел ее еще раньше – в 1797 году. Тогда генерал Бонапарт, победитель в сражении при Лоди, торжественно вступил в Милан. Как римский триумфатор, он прошел победным маршем через Ломбардию, смотревшую на него как на избавителя от австрийского ига.

Миланцы спешили посмотреть на молодого человека, который в течение двух месяцев сумел стать в один ряд с величайшими полководцами истории. А он остановился в замке Момбелло, что недалеко от Милана, обосновавшись там в обществе своей жены Жозефины и всего своего штаба, и любимым его занятием стало посещение миланского театра «La Scala», в котором он внимал божественному пению дивной Грассини.

Камердинер Наполеона Констан тогда написал в своем дневнике:

«Мадам Грассини была женщиной наивысшего таланта, и она обладала самым удивительным голосом, который когда-либо можно было услышать в театре. Она и мадам Барилли делили между собой пристрастия публики».

Джузеппина Грассини, помимо очаровательного личика, имела еще и роскошнейшие, даже по итальянским меркам, формы, и перед ее красотой и талантом преклонялась вся Италия. По сути, наряду с генералом Бонапартом она была самой популярной личностью в Милане. Но Наполеон тогда не видел и не замечал никого, кроме своей очаровательной Жозефины. В Джузеппине же он видел лишь театральную красоту и слышал только ее великолепный голос. Но она-то хотела быть не артисткой, а женщиной.

Гертруда Кирхейзен констатирует:

«Ей было двадцать четыре года, она была высока и стройна, с черными волосами и огневыми глазами, настоящий тип красавицы итальянки. Густые черные брови резко выделялись на ее смуглом, матовом лице. Ее взгляд горел любовью и страстью, ее движения были одновременно изящны и величественны. И всего этого не замечал генерал Бонапарт! Он видел только Жозефину с ее пленительной, неподражаемой грацией креолки».

А вот к 1800 году любовь Наполеона к Жозефине, как мы уже знаем, получила значительную трещину, и мадам Фурес в Египте уже дала ему вкусить от древа познания добра и зла.

Фредерик Массон отмечает:

«С мадам Фурес он наслаждался цветом юности, ни с чем не сравнимой свежестью восемнадцати лет, и сравнение это постоянно было у него на уме. Ему понравилось разнообразие, и он уже не хотел и не мог быть верным мужем».

В 1800 году Наполеон во второй раз вступил в Милан, увенчанный лаврами, и только тогда впервые он заметил красоту певицы. Но в то время Джузеппина Грассини была уже далеко не той, что раньше. Она приближалась к критическому для всех южанок тридцатилетнему возрасту.

Послушаем Фредерика Массона:

«Она уже несколько толста и тяжеловата; крупное лицо с резко выраженными чертами, с черными как уголь бровями, с густыми черными волосами, еще более пополнело. Красота, несомненно, еще осталась, но та, которая встречается в Италии на каждом шагу».

* * *

Ее полное имя было Джузеппина-Мария-Камилла Грассини, и родилась она 18 апреля 1773 года в Варезе.

Происходила она из средней ломбардской семьи (ее мать играла на скрипке) и сама дебютировала на сцене в шестнадцать лет. А в семнадцать уже пела в миланском театре «La Scala».

В 1800 году она выступила в «La Scala» перед генералом Бонапартом, победителем при Маренго, и так исполнила «Марсельезу», что все французы, находившиеся в зале, едва не сошли с ума.

По сути, к 1800 году Наполеон Бонапарт был настолько знаменит, что любая актриса, стоило ему приказать, тотчас же бросилась бы в его объятия. Вот и Джузеппина Грассини только и ждала момента, чтобы продемонстрировать новоявленному герою всю силу своего южного темперамента. К тому же она была певица, а Наполеон пришел в такое восхищение от ее пения, что на это раз не удержался и позвал ее к себе. Джузеппина не заставила себя долго упрашивать…

Так она стала его любовницей! Наконец-то он отдал ей должное и как женщине тоже.

На следующее утро она завтракала в комнате Первого консула вместе с ним и с преданным генералом Бертье. И Наполеон объявил, что решил взять с собой возлюбленную в Париж. Но, чтобы не дать Жозефине повод для ревнивых подозрений, Луи-Антуан Бурьенн поместил в официальный бюллетень информацию о том, что генерал Бонапарт приглашает в Париж целую группу знаменитых певцов и певиц из Италии.

Так Джузеппина оказалась во французской столице, и там по случаю праздника 14 июля она пела с тенором Бьянки дуэт на итальянском языке. И никому и в голову не приходило, что певица, которая пела гимн на освобождение Италии, была любовницей Первого консула.

Потом она пела на вечерах в Мальмезоне, которые устраивались каждые десять дней, а также на празднестве, устроенном генералом Бертье в Военном министерстве в 1801 году, в день годовщины победы под Маренго. И все это время она была любовницей Наполеона, но следует признать, что она совершенно иначе представляла себе роль возлюбленной главы государства. Она мечтала о могуществе, как это было, например, у маркизы де Помпадур. Она видела себя в толпе льстецов, стремящихся извлечь выгоду из ее влияния на Наполеона, всячески заискивающих перед ней, чтобы она соблаговолила передать их просьбы и прошения своему высокопоставленному возлюбленному. Но ничего этого не было. На самом деле ей приходилось втихомолку наслаждаться своим счастьем в маленьком домике, снятом для нее Наполеоном. И хотя ее возлюбленный и осыпал ее всевозможными щедротами (он, например, назначил ей ренту в 15 000 франков ежемесячно), однако как-то афишировать их связь ей было категорически запрещено.

Все это было не по вкусу знавшей себе цену итальянке. Минутные тайные посещения Первого консула и его всегда торопливая любовь не удовлетворяли ее горячего сердца. Понятно, что ему некогда было тратить много времени на какие-то там любовные прелюдии…

В результате Джузеппина вскоре утешилась с другим. Это был знаменитый молодой скрипач и композитор Пьер Род. Он был очень талантлив и умел гораздо лучше Первого консула «играть на струнах нежной страсти». И в один прекрасный день она сбежала вместе с ним в Германию. Потом – в Англию и Голландию, и повсюду на них сыпались артистические лавры.

Наполеон, конечно же, сразу узнал об этом и сначала резко порвал с ней. Пьер Род тогда натерпелся страху, однако ни он, ни она нисколько не пострадали. Более того, когда Джузеппина со своим возлюбленным снова вернулась во Францию, она была встречена с распростертыми объятиями.

В 1806 году она стала первой певицей Его Императорского Величества. Ей была положена годовая ставка в 36 000 франков, плюс 15 000 франков годовой премии, плюс 15 000 франков пенсии по выходе в отставку. И это все, не считая богатых подарков, которыми Наполеон осыпал Джузеппину. Пьер Род также не был забыт: он давал в Париже концерты, на которых император за свою ложу платил по 1200 франков. По данным Фредерика Массона, с 1807 по 1814 год «Грассини получала от одного только императора 70 000 франков в год – больше, чем она получала с публики». А в 1809 году она вместе с другими артистами сопровождала Наполеона в Германии и получила за эту поездку 10 000 франков вознаграждения…

В обществе, как и на сцене, Джузеппина Грассини имела огромный успех. Все салоны были для нее открыты, хотя манеры ее все еще оставались довольно вульгарными.

Писательница и мемуаристка Маргарита-Луиза Ансело оставила нам такой портрет Джузеппины Грассини:

«Всюду принятая, всюду встречаемая с полным радушием, обладая живой, искренней и оригинальной натурой, мадемуазель Грассини говорила на чем-то вроде жаргона из смеси итальянского и французского языков, свойственного только ей одной, который позволял ей говорить все, что угодно, делать самые смешные замечания и рискованные признания; и если кто-нибудь находил нечто шокирующее и неприличное в ее разговоре, она относила свои тактические ошибки к незнанию языка».

Таким вот образом певица восхищала парижан вплоть до первого отречения Наполеона. Затем она уехала в артистическое турне и снова вернулась во Францию только уже после окончательного падения императора. Вернулась для того, чтобы стать любовницей лорда Веллингтона, победителя в сражении при Ватерлоо. Так одно из самых прекрасных завоеваний Наполеона перешло в руки одного из главных врагов Франции. Только великий Веллингтон далеко не был так щедр, как в свое время Наполеон. Он, конечно, оплачивал ее счета, но делал это «со скрипом». Это и понятно, ведь у него не было под рукой бездонной императорской казны.

Всезнающий Луи-Антуан Бурьенн в связи с этим не без иронии пишет:«Говорят, что в 1814 году герцог Веллингтон искал милостей у мадам Грассини. Наверняка это он делал для того, чтобы иметь хоть какое-то сходство с генералом Бонапартом».

* * *

Относительно оценки Грассини как артистки мнения расходятся. Одни считают ее лучшей певицей своего времени. Например, Фредерик Массон пишет о ней так:

«Ничто не может сравниться с чистотой и выразительностью ее голоса, и ее талант – в полном расцвете. Она не принадлежит к числу хороших знатоков музыки, мало думала о принципах искусства, но она – само искусство. Ее голос, контральто, способный волновать, как ничей другой, одинаково сильный и чистый на всех нотах, сам по себе – гармония».

А вот мнение, выраженное в «Универсальной биографии» Франсуа-Жозефа Фетиса:

«Ее голоса, мощного контральто с выразительным акцентом, хватало на самые высокие звуки, и ее вокал имел легкость, что является весьма редким качеством для звонких голосов».

Наконец, Луи-Мари Кишера в своей книге об оперном певце Адольфе Нурри высказывается об уже пожилой Джузеппине Грассини так:

«Голос у нее был уверенный, идеально точный, с прекрасным тембром, с удивительной гибкостью, мягкостью и силой <…> Она закончила пение смелой и весьма виртуозной трелью, в которой прозвучали все ноты хроматической гаммы».

Другие же видят в ней только красивую, но модную посредственность. В частности, музыкальный критик Поль Скудо отмечает:

«Ее слишком быстрое продвижение, связанное с ее шармом и красотой <…> очень скоро принесло ей признание среди модных дилетантов».

Но тем не менее все сходятся в оценках необычайной подвижности ее голоса, который она могла из контральто превратить в чистое и мягкое сопрано.

* * *

Джузеппина Грассини сошла со сцены в 1815 году, то есть в сорок два года. Она была достаточно умна, чтобы закончить свою блестящую карьеру добровольно, не дожидаясь проблем с голосом. Она проживала частично в Париже, частично в Милане, до конца дней сохранив остатки той красоты, которая очаровала когда-то Наполеона.

О своих отношениях с Наполеоном и герцогом Веллингтоном она говорила без всякого стеснения. Она вообще никогда не испытывала чувства неловкости, выбирая себе любовников, среди которых можно отметить маркиза Лондондерри и графа Маунт-Эджкамба.

Однажды в 1838 году в одном парижском обществе, где присутствовала Джузеппина Грассини, речь зашла о Наполеоне и Людовике XVIII. И был поднят шутливый вопрос о том, что сказали бы друг другу оба монарха, если бы они встретились на Елисейских Полях. Каждый делал свое предположение. Вдруг Грассини заявила с ребяческой наивностью:

– Я уверена, что Наполеон сказал бы Людовику XVIII: почему ты не продолжал платить пенсии моей милой Грассини?

Удивительно, но, несмотря на свою расточительность, она не впала в нужду. Ее артистической натуре не чужда была буржуазная бережливость, и она сумела накопить значительное состояние. Джузеппина умерла в Милане 3 января 1850 года, оставив своим наследникам более полумиллиона лир.

Глава 7. Мадемуазель Жорж

В начале XIX века на сцене «Comédie Française» взошла звезда первой величины, и она возбудила внимание Наполеона, который питал особое пристрастие к трагедии и посещал ее чаще, чем оперу или комедию.

Ее звали Маргарита-Жозефина Веймер, и родилась она 24 февраля 1787 года в Байё. Росла она в бедности и нужде, так как была дочерью мелкого антрепренера Жоржа Веймера, который со своей бродячей труппой влачил весьма скудное существование, представляя собой одновременно директора театра, дирижера оркестра и режиссера-постановщика.

Мать будущей любовницы Наполеона, Мари Вертёй, тоже была актрисой. В молодости она считалась звездой труппы Веймера, а теперь потеряла голос, и надо было думать о ее замене. И Жорж Веймер сразу подумал о своей дочери, обещавшей вырасти большой красавицей. Таким вот образом уже в пять лет Маргарита-Жозефина начала появляться на подмостках и приносить отцу деньги.

А вот ее первый настоящий дебют состоялся, когда ей было уже двенадцать, в Амьене, где Веймер устроился со своим театром. Она выступила в пьесе «Поль и Виржини» в главной роли и имела феноменальный успех. Потом было еще много удачных выступлений, а вслед за этим знаменитая трагическая актриса Софи Рокур из «Comédie Française» выбрала ее себе в качестве ученицы и забрала в Париж. Дело было в 1801 году.

Лучшей преподавательницы по сценическому искусству четырнадцатилетняя девушка не могла бы себе найти, но Софи Рокур отнюдь не была для нее примером нравственности. Она вела очень вольный образ жизни, и даже ходили слухи, что прославленная актриса имела больше склонности к своему полу, чем к мужскому.

Как бы то ни было, Маргарита-Жозефина Веймер, называвшаяся теперь своим сценическим псевдонимом Жорж (по имени своего отца), 29 ноября 1802 года выступила в дебютном спектакле в лучшем театре Франции. Она сыграла роль Клитемнестры в трагедии Расина «Ифигения». И опять был успех, но это уже был успех совсем другого уровня.

В рецензии в «Mercure de France» тогда написали:

«Ее красота, ее высокая благородная фигура, дивной посадки голова и прекрасное, правильное и вместе с тем приятное лицо – все это одержало над парижанами бурную победу».

Позднее критика стала менее снисходительна к ней, и ее поклонники и поклонники другой звезды, Катрин-Жозефины Дюшенуа, разделились на два враждующих лагеря. Однако факт остается фактом – 4 августа 1803 года новоявленная «мадемуазель Жорж» получила постоянный ангажемент в «Comédie Française» с жалованьем в 4000 франков в год.

* * *

А буквально через несколько дней после своего первого выступления она отпраздновала свой другой дебют, во дворце Сен-Клу, в тайных покоях Первого консула Наполеона Бонапарта.

Гертруда Кирхейзен по этому поводу пишет:

«Несмотря на юный возраст Жозефины-Маргариты, у Наполеона был не один только предшественник в лице его брата Люсьена, а еще и богатый польский князь Сапега. Ей хочется уверить нас, что она упала вполне целомудренной в объятия Цезаря. Однако она пришла в Сен-Клу одетая, как королевская любовница. Ее гардероб не уступал по богатству и элегантности гардеробу любой шикарной парижанки. Рубашки из тончайшего батиста с дорогими вышивками и настоящими валансьеннскими кружевами, юбки из индийского тюля, легкие и благоухающие, как весенний зефир, ночные сорочки из мягкого шелка или из такой тонкой и прозрачной материи, что их можно было продеть сквозь кольцо, английские кружевные шали, стоившие тысячи франков, красные и белые индийские кашемиры, великолепные меха, драгоценнейшие туалеты – все эти предметы роскоши были достойны действительно царственной красоты юной Жорж. И все это оплачивал «бескорыстный» князь Сапега. Он предоставил ей и ее матери, которая позднее тоже приехала в Париж, обставленную со всей роскошью квартиру на улице Сент-Оноре, держал для нее лошадей и экипажи, и за все эти благодеяния он выговорил себе лишь право… иметь второй ключ от этой квартиры. Так, по крайней мере, наивно рассказывает защитник ее добродетели Александр Дюма, а также и сама мадемуазель Жорж».

Короче говоря, мадемуазель Жорж впервые приехала в Сен-Клу в сопровождении камердинера Констана в декабре 1802 года, и Наполеон тогда якобы разыграл сцену ревности, разорвав покрывало, подарок тридцатилетнего князя Франтишека Сапеги, на мелкие куски.

Она рассказала ему историю своей жизни, и он терпеливо выслушал ее рассказ. Называть ее Жозефиной, по понятным соображениям, он не мог, а имя Маргарита ему не нравилось, и тогда Наполеон попросил у нее позволения называть ее Жоржиной. Она, разумеется, согласилась. Равно как и пообещала никогда больше не надевать, приходя к нему, вещей, полученных от других поклонников…

Жоржина была совершенно во вкусе Наполеона. Правда, в первый ее приход он вдруг заявил:

– Ты осталась в чулках, но у тебя безобразные ноги.

Говорят, что не было человека, более чувствительного к красоте ног и рук, чем Наполеон. Его Жоржина была прекрасна, но вот ноги (особенно пальцы ног) она действительно изуродовала башмаками, подметая каждое утро перед домом своего отца. Зато она обладала живым умом и кротким характером, выказывала Наполеону полнейшую преданность, шла навстречу всем его желаниям, никогда не скучала сама и не докучала Первому консулу.

Камердинер Констан потом рассказывал, что он не раз слышал, как Наполеон смеялся от души в то время, как Жоржина бывала у него. Он смеялся над пикантными анекдотами и театральными сплетнями, которые она передавала ему порой в самых откровенных подробностях.

Фредерик Массон пишет о Наполеоне и его Жоржине:

«Он был большим поклонником ее красоты, но ему очень нравился и ее бойкий живой ум. Она рассказывала ему закулисную хронику и все то, что происходило в фойе Французского Театра, где тогда можно было услышать немало интересного».

Она умела играть на самой слабой его струне – на любопытстве – и, может быть, этим самым привязала его к себе на более длительный срок, чем сделала бы это при помощи одной лишь красоты. В обществе Жоржины Наполеон всегда был весел, как ребенок.

Александр Дюма отзывался о ней так, сравнивая ее с другой известной актрисой «Comédie Française»:

«Жорж – хорошая тетка, она хоть и напускает на себя величественность и держится, как императрица, но позволяет любые шутки и смеется от всего сердца, тогда как мадемуазель Марс лишь принужденно улыбается…»

Одним словом, Наполеон чувствовал себя великолепно в ее обществе и спускался со своего пьедестала, чтобы какое-то время побыть просто человеком. В одном из писем к своей приятельнице Марселине Деборд-Вальмор актриса потом так рассказала о своем последнем свидании с Наполеоном перед его отъездом в Булонский лагерь: