Текст книги "Казанова. Правдивая история несчастного любовника"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава шестая
Пригожий юноша, или все-таки девушка?

Ежели существует удовольствие и ежели насладиться им можно только при жизни, то, следовательно, жизнь – счастье.

Джакомо Казанова

На пути из Рима в Анконе Казанова остановился в лучшей гостинице. За ужином он увидел за соседним столом пожилую женщину, двух девушек и картинно-красивого мальчика, который, как оказалось, был певцом-кастратом, оперной примадонной примерно семнадцати лет.

Семейство это было из Болоньи, и кастрат, которого звали Беллино, по просьбе окружающих сел к клавиру и стал петь. Голос его был чарующе красив, и Казанова, глядя на него, мог поклясться, что перед ним женщина в мужском платье.

Чтобы разрешить эту загадку, Казанова решил отложить свой отъезд, стал приглашать это странное семейство на кофе и на обед, но, тем не менее, ему никак не удавалось вызвать у Беллино хоть какой-то отклик. Зато ему быстро удалось добиться благосклонности обеих девушек, которых звали Марина и Чечилия. Но вот Беллино, когда Казанова как бы случайно дотронулся до его кружевного жабо и попытался запечатлеть на его груди поцелуй, вскочил и убежал.

Когда перед сном Казанова запирал свою дверь, пришла Чечилия, уже наполовину раздетая, и спросила, не хочет ли он взять ее с собой. Возможно, и хочет, но он сначала должен получить ответ на волнующий его вопрос. Чечилия убежала, но скоро вернулась.

– Беллино уже в постели, но завтра он выполнит ваше желание, благородный господин, однако при условии, что вы проведете ночь со мной.

Не успел Казанова дать ответ, как Чечилия заперла дверь и бросилась в его объятия. Утром он дал ей три дублона.

На следующий день Казанова ужинал вместе со странным семейством из Болоньи, и Чечилия с Беллино пели замечательные неаполитанские песни. Ближе к полуночи Казанова попросил Беллино объясниться, но тот снова вырвался. Зато пришла Марина, и утром Казанове пришлось и ей дать три дублона за услуги.

На следующий день они опять ужинали все вместе, и Казанова предпринял новую атаку на Беллино, но с тем же отсутствием результата, что уже начало раздражать венецианца. Тогда Казанова решил действовать уже без всяких церемоний:

– Признайся, что ты – женщина, – сказал он.

Беллино расплакался и хотел снова убежать. Но Казанова силой удержал его, заставив лечь рядом с собой. Беллино прильнул к нему, не говоря ни слова. Их губы слились, и вскоре Казанова оказался на вершине наслаждения…

Впрочем, как и Беллино, который, как Казанова и думал, оказался молодой женщиной.

– Ты рад? – спросила она, когда все закончилось.

– Я не ошибся. Какая же ты прелесть.

– Меня зовут Тереза…

Оказалось, что у ее отца, бедного чиновника в Болонье, жил кастрат-сопрано Феликс Салимбени, родившийся и дебютировавший в Милане, а потом певший в венской придворной капелле и в берлинской итальянской опере.

В то время кастраты были очень популярны в Италии, и ими назывались мужчины, оскопленные таким способом, чтобы голос был похож на женский или на детский. Ангелы для одних и чудовища для других, кастраты на протяжении XVII и XVIII веков являли собой совершенно беспрецедентный для Европы музыкальный, социальный и культурный феномен. Самыми знаменитыми из кастратов были такие мастера вокала, как Фаринелли, Каффарелли и Салимбени.

Молодой и красивый, Феликс Салимбени обучал двенадцатилетнюю Терезу. Целый год она аккомпанировала ему на клавире и… в постели. Целый год она была его возлюбленной, а потом умер ее отец, и Салимбени вдруг сообщил, что должен ее покинуть. Она зарыдала, и Салимбени сказал, что отправит ее в Римини, в пансион одного знакомого учителя музыки, где уже живет мальчик по имени Беллино. Этот Беллино был в возрасте Терезы, и его специально изувечил многодетный больной отец, чтобы после его смерти мальчик содержал других детей своим певческим искусством.

Однако уже в Римини Салимбени узнал, что мальчик Беллино незадолго до этого умер. Тогда Салимбени и пришла в голову мысль отдать Терезу под видом кастрата в пансион, чтобы она там выучилась петь и через четыре года (опять же под видом кастрата) приехала к нему в Дрезден, где он собирался выступать в королевской опере.

Так Тереза надела одежду мальчика, поклявшись ни в чьем присутствии не раздеваться и называться только именем Беллино. Когда развилась грудь, это приписали нанесенному увечью. С помощью маленькой «штучки», которую дал ей Салимбени, она создавала иллюзию того, что она мальчик, и эта хитрость несколько раз срабатывала при поверхностном ощупывании, которому ее подвергали.

За год до того, как она узнала Казанову, Салимбени умер, и она стала петь в театре Анконы.

А еще Тереза призналась, что отдавалась Салимбени лишь из благодарности, что Казанова первым превратил ее в настоящую женщину и именно он является ее первым настоящим возлюбленным. Ради него она хотела бы снять фальшивую одежду, сменить фальшивый пол, фальшивое имя и начать зарабатывать свой хлеб как певица. Она сказала, что сыта по горло приставаниями мужчин, которые подозревают в ней женщину, и тех, которые ищут экзотического удовлетворения с кастратом. Короче говоря, Казанова теперь просто обязан ее спасти. Она хочет жить с ним, жить благонравно и хранить верность ему и только ему.

Казанова даже заплакал, услышав ее историю, и его слезы смешались с ее слезами. Он пообещал, что никогда не покинет ее.

– Но как ты могла допустить, чтобы я спал с твоими сестрами? – спросил он.

– Вспомни нашу бедность! И разве я не видела, что ты ветреный мужчина, мой любимый.

Он попросил, чтобы в Венецию она поехала с ним в женском костюме. Она была готова ко всему. Он сказал, что готов жениться на ней, что ее талант является золотым источником. А потом он решил устроить ей испытание и заявил, что в этом мире у него самого нет никого и ничего, что у него нет ни денег, ни таланта, ни места, ни родителей, ни друзей, но зато он независим и не знает страха перед судьбой.

– Прекрасная Тереза! – воскликнул он. – Так выглядит твой будущий муж. Что ты теперь скажешь?

К его удивлению, Тереза сразу поверила всему, что он сказал, хотя могла бы хотя бы из вежливости немного посомневаться. Она же призналась, что сразу поняла, что так оно и есть.

– Если ты беден, то не пренебрежешь моим подарком, то есть мною самой и моим талантом. Я хочу заботиться о тебе. Беллино больше нет. Есть лишь твоя Тереза, и ее таланта хватит на обоих и в Венеции, и везде, где захочешь.

– Завтра я поведу тебя к алтарю, – заверил ее Казанова.

На следующий день они сидели за завтраком. Вдруг подошел какой-то унтер-офицер с двумя солдатами и потребовал, чтобы Казанова предъявил документы. Казанова не нашел своего паспорта, и его тут же доставили к главнокомандующему испанской армии в Италии во время войны за австрийское наследство.

Эта война началась в 1740 году, когда Людовик XV поддержал Пруссию и Баварию. Дело в том, что в тот год умер австрийский император Карл VI, оставив после себя лишь одну дочь Марию-Терезию. Пока император был жив, ее права все признавали, но как только он умер, все тут же начали предъявлять права на освободившийся престол. Больше всех усердствовал баварский курфюрст Карл, женатый на дочери брата отошедшего в мир иной императора.

А прусский король Фридрих Великий никаких претензий на австрийский престол не выдвигал, он просто взял и без всякого объявления войны ввел свои войска в Силезию, заявив, что она принадлежит ему.

Летом 1741 года французская армия перешла Рейн и в ноябре захватила Прагу, однако через год она была там блокирована, потерпела поражение и отступила.

Одновременно с этим испанско-неаполитанские войска напали на австрийские владения в Италии, а Мария-Терезия обратилась к венграм, которые поддержали ее в обмен на гарантии их самостоятельности.

Короче говоря, в то время шла настоящая мировая война европейского масштаба, и практически везде кто-то с кем-то воевал, так что передвигаться без паспорта никому не рекомендовалось.

Испанский генерал, к которому доставили Казанову, сказал, что из милосердия не расстреляет его, а только временно задержит, пока из Рима не придет новый паспорт. А еще он сказал, что только дезертиры теряют паспорта во время войны.

Казанова послал письмо кардиналу Аквавиве с просьбой прислать новый паспорт, дал Терезе сто цехинов и пообещал, что через десять дней будет с ней в Римини.

Потом его доставили на гауптвахту в Санта-Мария и бросили там на солому вместе с арестованными каталонскими солдатами.

Казанова прождал паспорта девять или десять дней, но он так и не пришел. И вот однажды утром, около шести часов, он отошел за сто шагов от часового, чтобы справить большую нужду в густых кустах. В это время какой-то офицер спрыгнул с лошади, чтобы, наверное, сделать то же самое.

Казанова импульсивно схватил уздечку лошади, спокойно ждавшей своего хозяина, сунул ногу в стремя и неожиданно сел в седло. Он сам удивился ловкости, с которой это у него получилось, ведь он сделал это первый раз в жизни. Однако лошадь вдруг рванулась как сумасшедшая, и Казанова вынужден был вцепиться в нее руками и ногами.

На оклик часового он при всем желании не мог бы ответить ничего членораздельного. Раздались выстрелы, и несколько пуль просвистели у Казановы возле самого уха. В конце концов, он остановился у первого форпоста австрийцев и поблагодарил Господа, когда смог спуститься на землю.

– Куда это вы так? – спросил его какой-то гусарский офицер с огромными усами.

– Я скажу это только князю Лобковицу, – вдруг выпалил Казанова, даже не успев подумать, что же он скажет генералу, командовавшему австрийской армией в Италии.

Два австрийских гусара подхватили Казанову и галопом поскакали в Римини, к их генералу.

Там Казанова рассказал всю свою историю. Генерал и его штабные офицеры долго хохотали, но рассказ показался всем не очень правдоподобным. Тем не менее, Казанову приказано было отпустить с условием, что он не будет больше появляться в районе Римини без документов.

Чтобы не бросаться в глаза, Казанова перебрался в Болонью и поселился там в скромнейшей гостинице. Он долго думал, что ему теперь делать, и ему вдруг пришла в голову одна странная идея. Он решил вырядиться офицером, и для этого портной по имени Морте изготовил ему роскошный мундир несуществующей армии. Этот мундир был белым с голубыми отворотами и с золотыми аксельбантами. К нему Казанова купил длинную шпагу, длинную искусственную косу и треуголку с пестрой кокардой. После этого он начал прогуливаться по улицам Болоньи и с удивлением обнаружил, что все вокруг смотрят на него – кто с уважением, а кто и с восхищением. Тогда он переехал в лучшую гостиницу, сел на террасе кафе, взял газету и стал тайком наблюдать, как реагируют на него посторонние.

Он был совершенно счастлив до тех пор, пока не прочитал в газете следующую заметку:

«Господин Казанова, офицер королевского полка, дезертировал, после того как на дуэли убил капитана. Никто не знает точных обстоятельств, известно лишь, что этот офицер прискакал в Римини на лошади другого офицера, который остался лежать мертвым».

Это был какой-то бред, какое-то наваждение. На какой дуэли? Какого капитана? Он страшно перепугался, что его опять арестуют, но потом выяснилось, что это был совсем другой человек по имени Казанова. И тогда наш Казанова решил воспользоваться этим. Он подумал, что это газетное сообщение наверняка уже дошло до Венеции, и поспешил поехать туда, чтобы насладиться триумфом в качестве счастливого дуэлянта и жениться на Терезе.

От нее, кстати, он получил толстое письмо. Герцог Кастропиньяно, пятидесятилетний неаполитанский генерал, услышал ее пение и тотчас предложил очень выгодный годичный контракт в театре Сан-Карло. Она попросила на раздумья восемь дней. К письму был приложен контракт, который она обещала подписать только при согласии Казановы, так как ее желанием было служение ему и только ему.

Кроме того, Тереза предлагала Казанове приехать к ней в Неаполь, а если он не захочет, она готова была порвать предложенный контракт и поехать с ним, куда ему будет угодно.

Наверное, первый раз в жизни Казанова тщательно обдумывал свое решение. Он попросил курьера прийти за ответом только на следующий день. Он колебался. Стоило ли Терезе терять такой шанс? Может ли он вернуться в Неаполь, чтобы жить как жиголо при певице? Нужно ли ему закабалять себя браком в двадцать лет?

Вопросов было много, и вариантов ответов на них – не меньше. Чтобы выиграть время, он написал Терезе, что закончит свои дела и обязательно разыщет ее в Неаполе. Пока же он посоветовал ей жить так, чтобы он не краснел за нее. А еще он написал, что, благодаря своей красоте и таланту, она может сделать блестящую карьеру, однако, если что, он не станет играть роль терпеливого супруга или услужливого любовника.

На это Тереза ответила ему покорно и печально: она будет ждать, пока он будет ей писать. А 2 апреля 1745 года Казанова прибыл в Венецию. Это был его день рождения.

Глава седьмая
Игра в военного

Восемнадцати лет вступил я, дабы принести пользу отечеству, в военную службу.

Джакомо Казанова

В военном министерстве Венеции Казанова встретился с майором Пелодоро, и тот сказал ему, что один лейтенант хочет продать свой офицерский патент за сто цехинов и Казанова может попытаться получить его. Кроме того, ему было предложено поехать в Константинополь в качестве сопровождающего при венецианском посланнике Франческо Венье.

В результате, Казанова поступил на службу в качестве фенриха (это звание не считалось офицерским и присваивалось кандидатам на первое обер-офицерское звание). Он был причислен к полку, который стоял на острове Корфу.

5 мая 1745 года с пятьюстами цехинами в кармане Казанова поднялся на борт корабля. Прежние проблемы были забыты, перед ним открывалась завидная карьера, которая, возможно, лет через десять-пятнадцать приведет его к чину генерала. В красивом мундире и с такой суммой денег Казанова не сомневался, что скоро ему будет принадлежать полмира.

На Корфу Казанова целый месяц ждал прибытия посланника Венье. Все это время он днем и ночью сидел в кофейне, играя в фараон, и деньги закончились. Деньги вообще имеют одно удивительное свойство: им конкретный человек нужен гораздо меньше, чем они нужны конкретному человеку.

Короче говоря, этот месяц на Корфу стал для Казановы настоящей пыткой. Потом, уже оставшись совсем без средств, он попытался соблазнить некую Адриану Фоскарини, урожденную Лонго, которая была на пять лет старше его. Красавица (она, кстати, была замужем) не уступила, и Казанова так и не добился своей цели. В конечном итоге, горе-офицер и горе-любовник покинул Корфу решительно и без всякого сожаления.

Глава восьмая
Имя удачи – сенатор Брагадин

В возрасте двадцати одного года один из первых венецианских синьоров сделал меня приемным сыном.

Джакомо Казанова

14 октября 1745 года, решив для себя, что военный – это не профессия, Казанова вновь приехал в родную Венецию.

К своему удивлению, никого из бывших друзей и покровителей он не нашел. Его бывшие подруги все повыходили замуж и не желали его больше видеть. Сестра Казановы уехала к матери в Дрезден, а брат Франческо находился в форте Сант-Андреа, где копировал батальные картины по заказу одного майора, закадычного друга Антонио Рацетты.

Казанова поселился у своего брата Франческо в меблированной комнате. Подумав немного, чем бы заняться, он решил взяться за профессию игрока в карты и… через неделю проиграл все, что было у его брата.

И что было делать? Казанова вдруг вспомнил о том, что доктор Гоцци неплохо обучил его игре на скрипке, и он подумал, что вполне мог бы пиликать в каком-нибудь театральном оркестре.

Таким образом, Казанова стал второсортным оркестрантом в театре Сан-Самуэле, где работали раньше его отец и мать. Там ему платили один экю в день, и это позволяло как-то жить в ожидании лучших времен. По сути, это было падение… в оркестровую яму. Казанова храбрился, заявляя, что зарабатывает вполне достаточно. В глубине же души он чувствовал себя пристыженным и униженным. А что происходит со слабым человеком, когда он понимает, что не имеет права на уважение окружающих? Правильно, он опускает руки, плывет по течению и превращается в откровенного бездельника.

Каждый раз после спектакля Казанова шел в кабак или в бордель. Его любимым развлечением было подраться с кем-нибудь из таких же бессмысленных гуляк, отвязать чужую гондолу у берега или свалить на землю какой-нибудь памятник…

Спас Казанову от неизбежного печального конца счастливый случай.

В апреле 1746 года сеньор Джироламо Корнаро, старший сын в семействе Корнаро-делла-Реньо, сочетался браком с девицей из семейства Соранцо на площади Сан-Поло, и Казанова имел честь присутствовать на этом торжестве. Он играл роль деревенского скрипача, находясь среди многочисленных оркестрантов, игравших на балах, которые давались в течение трех дней в палаццо Соранцо.

Фактически, это была не просто игра на скрипке на чьей-то свадьбе. Это сама удача дала Казанове знак. Имя этой удачи – Маттео-Джованни Брагадин.

Их случайная встреча круто повернула ход жизни Казановы в Венеции. Произошла она сразу после выступления в палаццо Соранцо, когда на третий день, к концу праздника, за час до рассвета усталый до изнеможения Казанова бросил свое место в оркестре и отправился домой.

Спускаясь по лестнице, Казанова увидел человека, судя по красной мантии, сенатора, намеревающегося сесть в гондолу. Вынимая из кармана платок, этот человек незаметно для себя обронил какое-то письмо. Казанова поспешил подобрать его и вручил сенатору находку. Тот поблагодарил его, спросил, где он живет, и предложил место в своей гондоле. Предложение это было как нельзя кстати, ведь Казанова страшно устал. Он поклонился и был посажен на скамью слева от сенатора. Едва они отчалили, как сенатор попросил Казанову встряхнуть его левую руку: он сказал, что совсем перестал ее чувствовать. Казанова дернул его за руку, но тут сенатор еле слышным голосом сказал, что теперь онемела вся левая половина его тела и он умирает. Тогда Казанова крикнул гондольерам, чтобы они немедленно высадили его, надо было найти хирурга и сделать сенатору кровопускание. Едва гондола успела коснуться набережной, как Казанова выскочил из нее, кинулся в ближайшее кафе, и там ему указали адрес хирурга. Чуть не разбив ударами кулака дверь дома, он разбудил его и потащил, не дав даже времени снять ночной халат, к умирающему.

В то время как полусонный хирург делал свое дело, Казанова разорвал на компрессы и бинты свою рубашку. Приказав лодочникам налечь на весла, он через несколько минут доставил сенатора к его дому на Санта-Марина. С помощью проснувшихся слуг он вынес его из гондолы, перенес в дом и положил на кровать в спальне.

Сенатор почти не подавал признаков жизни. Взяв на себя роль распорядителя, Казанова послал слугу привести как можно быстрее еще одного врача. Явившийся доктор одобрил принятые до этого меры и произвел второе кровопускание.

После этого, считая себя вправе остаться возле больного, Казанова расположился рядом с его постелью в ожидании, когда потребуется новая помощь. Через час, один за другим, появились еще два сенатора, хорошие друзья больного. Оба они были очень встревожены и, узнав от гондольеров о роли Казановы в оказании помощи их несчастному товарищу, подступили к нему с расспросами.

Казанова рассказал им обо всем случившемся, а больной в это время был абсолютно недвижим, и только дыхание указывало, что он еще жив. Ему сделали припарки и послали за священником, который, казалось, был необходим в подобном положении. По настоянию Казановы все другие посещения были запрещены, и он вместе с двумя друзьями сенатора остался в комнате умирающего до утра. Там же в полдень им подали довольно вкусный обед, который они и съели, не отходя от кровати.

Вечером старший из двух сенаторов сказал Казанове, что, если у него есть дела, он может идти, ибо они собираются остаться на всю ночь.

– И я, господа, – ответил Казанова твердым голосом, – проведу всю ночь в том же кресле, потому что, если я отойду от больного, он непременно умрет. Я знаю, что пока я рядом с ним, жизнь его в безопасности.

Это решительное заявление заставило их не только с удивлением, но и с уважением посмотреть на Казанову. Они поужинали, и после ужина Казанова узнал от этих господ, что их друг-сенатор является младшим братом прокурора Брагадина и носит ту же фамилию.

Этого человека звали Маттео-Джованни Брагадин. Он родился в Венеции в 1689 году и был в городе знаменитым человеком, принадлежавшим к одному из самых старинных венецианских семейств. Его старший брат Даниэле действительно был прокурором, а сам Маттео-Джованни был сенатором Республики и членом Малого Совета.

Судьбоносная встреча Казановы с 57-летним сенатором Брагадином произошла 29 апреля 1746 года.

Сам Казанова описывает сенатора так: «Наш сенатор был знаменитый человек в Венеции. Он славился как своим красноречием и большим талантом в государственных делах, так и галантными приключениями в молодости. Много безумств совершил он ради женщин, да и они тоже натворили немало ради его красоты, элегантности и обходительности. Он много играл и много проигрывал и имел в лице своего брата злейшего врага, который даже обвинял его перед Советом Десяти в попытке отравления. Дело это слушалось несколько раз и было прекращено ввиду полной невиновности младшего брата. Однако столь страшное обвинение подействовало на недавнего жизнелюбца: он стал философом и как философ искал утешения в дружбе».

Упомянутыми выше друзьями больного сенатора Брагадина были некие Марко Барбаро и Марко Дандоло, оба честные и добропорядочные люди. А вот доктор Людовико Ферро избрал довольно странный метод лечения: он утверждал, что для спасения пациента нужно применить ртутные компрессы на грудь. Это сейчас любому мало-мальски образованному человеку ясно, что ртуть – это не лекарство, а, скорее, яд. А вот в середине XVIII века ртутью «лечили». Однако Казанова уже тогда не доверял результатам действия предписанного «лекарства», но доктор упрямо стоял на своем, утверждая, что ртуть дает нужный эффект, оживляя во всем организме циркулирующие в нем флюиды.

К полуночи больной уже буквально горел. Казанова наклонился к нему и услышал тяжелое прерывистое дыхание, говорившее о том, что дело – дрянь. Тогда Казанова разбудил его задремавших друзей и объявил, что их друг непременно умрет, если немедленно не приостановить действие злосчастного лекарства. В ту же минуту, не дожидаясь их ответа, он снял с его груди ртутный компресс, тщательно протер теплой водой грудную клетку, и уже через три минуты все услышали, как дыхание стало успокаиваться. Очень скоро больной погрузился в глубокий сон. И тогда, наконец, находившиеся при нем тоже смогли уснуть, обрадованные случившимся на их глазах улучшением состояния своего подопечного.

Пришедший рано утром доктор Ферро несказанно обрадовался, увидев своего пациента в хорошем состоянии. Но когда господин Дандоло сообщил ему о принятых ночью мерах, он пришел в страшный гнев, говоря, что пренебрежение ртутью погубит больного, и поинтересовался, по чьему распоряжению были отменены его рецепты.

И тут вдруг заговорил сам господин Брагадин.

– Доктор, – прошептал он, – тот, кто освободил меня от этих ужасных ртутных компрессов, по-видимому, гораздо более сведущ в медицине, чем вы.

И он дрожащей от слабости рукой указал на Казанову. Трудно сказать, кто выглядел более удивленным в этот момент – доктор, увидевший перед собой совершенно незнакомого молодого человека, которого он, естественно, должен был принять за шарлатана, или сам Казанова, которого только что провозгласили светилом медицины.

Казанова постарался держаться скромно, хотя ему очень хотелось рассмеяться, глядя на доктора Ферро, смотревшего на него со смешанным чувством замешательства и досады. Конечно же, уважаемый доктор считал его наглым самозванцем, дерзнувшим захватить его законное место. Он весь налился кровью от возмущения и заявил больному, что, раз так… он отказывается продолжать лечение. После этого он ушел, предоставив Казанове превратиться в личного медика одного из самых знаменитых людей Венеции.

Как ни странно, Казанову это ничуть не испугало: твердым голосом он сказал больному, что надо только строго придерживаться режима, а там крепкая натура и приближающаяся благодатная пора быстро поставят его на ноги.

По сути, так и произошло. Больному день ото дня становилось все лучше и лучше, а когда один из его родственников спросил, как же он не побоялся довериться в своем лечении какому-то театральному скрипачу, господин Брагадин резко прервал его, заявив, что познания этого скрипача не менее обширны, чем у всех медиков Венеции вместе взятых.

Позднее Казанова вспоминал об этом так:

«Этот сеньор прислушивался ко мне, как к своему оракулу, и его друзья относились ко мне с тем же уважением. Это очень воодушевляло меня, и я с видом заправского знатока рассуждал о физических свойствах, поучал, цитировал никогда не читанных мною авторов».

Таким образом, в апреле 1746 года Казанова случайно встретил сенатора Брагадина, помог ему добраться до дома после внезапного сердечного приступа (а это был именно он, хотя в те времена любая непонятная медикам болезнь называлась апоплексическим ударом) и, попав в его дом, фактически спас его от смерти.

Господин Брагадин имел пристрастие ко всему таинственному и мистическому, и ему показалось, что Казанова обладает удивительно глубокими для своего возраста (ему был всего двадцать один год) знаниями, и, очевидно, дело тут не обошлось без помощи сверхъестественных сил. Он попросил Казанову не таиться и рассказать ему всю правду. Казанова же, поняв, что это его шанс, не стал объяснять, что сенатор ошибается, а заявил, что он действительно связан с таинственными силами и владеет особой числовой таблицей, с помощью которой может узнавать то, что неизвестно никому на свете.

Это произвело на знатного сеньора неизгладимое впечатление, и благодарный Брагадин поселил Казанову в своем роскошном палаццо, назначил ему неплохую ренту и окружил почти отцовской заботой. Почти? Да нет, не почти. Старый холостяк Брагадин нарек Казанову своим сыном и стал относиться к нему, как к сыну. Так жалкий скрипач без всяких надежд на будущее в один миг стал настоящим сеньором.

В самом деле, случайно подвернувшуюся ему возможность Казанова использовал на все сто процентов.

Стефан Цвейг в книге «Три певца своей жизни» пишет: «Судьба любит отважных, бросающих ей вызов, ибо игра – ее стихия. Она дает наглым больше, чем прилежным, грубым охотнее, чем терпеливым, и потому одному, не знающему меры, она уделяет больше, чем целому поколению».

К сожалению, это так и есть. В споре не всегда побеждает истина, а удача улыбается, но не всегда тому, кому надо. Короче говоря, не всякий знак судьбы – восклицательный, а судьбу выбрать несложно, сложно из нее потом выкарабкиваться.

Надо сказать, что наш «любитель бросать вызов» быстро утвердился в новой для себя, но такой перспективной роли специалиста по оккультным наукам, совершенно не отдавая себе отчета в том, что на дворе XVIII век и государственная инквизиция вполне может обвинить его в богохульстве и чернокнижии. Тот же Стефан Цвейг называет Казанову «придворным шутом старого Брагадина, лгуном, негодяем и авантюристом». Но думал ли обладатель подобных эпитетов тогда, что выступает в качестве самого обычного шарлатана? Скорее всего, такая мысль ему даже в голову не приходила.

А зря. В те далекие годы в Венеции с оккультными науками все-таки связываться не стоило. Прошло совсем немного времени, и пасть каменного льва, служившая почтовым ящиком для тайных доносов, адресованных Совету Десяти, проглотила несколько ядовитых писем от «доброжелателей», и тайная полиция дала этим бумагам ход. К счастью для Казановы, у сенатора Брагадина имелись немалые связи, и он вовремя узнал о том, что готовится, а узнав, тут же предупредил своего приемного сына.

– Ты должен уехать, Джакомо! – взволнованно сказал он. – Сегодня же ночью моя гондола отвезет тебя на материк. У меня сердце обливается кровью при мысли о разлуке с тобой, но лучше тебе уехать, потому что твоя жизнь в опасности.

Старик был искренне расстроен, да и сам Казанова, поняв, что заигрался, был совсем не прочь уехать. К тому же, он еще не успел утолить свою страсть к путешествиям. А еще сенатор Брагадин, проявив просто невиданную щедрость, вручил ему на дорогу кошелек, туго набитый монетами.

Но куда направиться?

Вот, например, хороший город Милан, но там Казанова, проведя ночь с некоей Мариной, был арестован патрулем за нарушение комендантского часа. Заключение оказалось развеселым: в караульном участке он вместе с дежурными офицерами несколько часов забавлялся с двумя шлюхами самой отталкивающей наружности. Результат? Опять пришлось лечиться полтора месяца, соблюдая режим и скучая. Сам Казанова об этом пишет так: «Из-за дурной погоды я был вынужден провести шесть недель в своей комнате».

Отметим, кстати, что подобная «дурная погода» случалась в жизни Казановы как минимум семь раз, что было неизбежно в условиях напряженного сексуального конвейера, в которые он сам себя загонял, стремясь компенсировать недостаток настоящей любви тривиальными совокуплениями за деньги. И каждый раз за этим следовали шесть недель не самого приятного лечения. А ведь это почти год жизни, который можно было бы прожить так, чтобы не было мучительно стыдно… Чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое… Ну, и так далее.

Вылечившись в очередной раз, Казанова решил начать новую жизнь… во Франции. Прямо скажем, странное решение. Ведь Франция – это не просто страна. Это – сама любовь. Недаром же французов всегда считали особо страстными и неутомимыми в любовных утехах. Недаром же именно французский язык стал интернациональным языком любви. А француженки?.. Нет, мы даже не будем продолжать эту тему, тут и так всем все ясно. Желая начать новую жизнь, Казанова определенно сделал неправильный выбор.