Текст книги "Десять загадок наполеоновского сфинкса"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Но продолжим чтение:

Но вот появился пятый человек. Этот был французом: его произношение указывало на то, что он был из наших южных провинций. Ему было около сорока пяти лет. Он был небольшого роста, резкий, голова его была седа и покрыта пудрой, сзади волосы были заплетены в короткую косичку, его черты были неприятными, взгляд живым и пронизывающим, цвет лица говорил о пристрастии к спиртному, ноги его были тонкими. Таков был этот человек.

Он также стал подробно расспрашивать Гийемара. По его тону и манере держаться было видно, что он начальник четверых его предшественников. В десять часов адмирал лег спать. Гийемар поднялся к себе в комнату и вскоре заснул. Далее у Гийемара мы читаем:

Внезапно я был разбужен сильным шумом, шедшим, как казалось, из комнаты адмирала. Он усилился; к нему добавились неясные голоса, и вскоре скорбные крики не оставили больше сомнений.

Я вскочил из кровати, быстро схватив свечу и саблю, которую адмирал купил мне, как только мы приехали в Морле, в один миг преодолел ступени, отделявшие меня от этажа, где находилась его комната, и отчетливо услышал быстрые шаги нескольких человек.

Внизу на первом этаже я заметил человека, с которым я говорил накануне. На нем была та же одежда, и я подумал, что спать он еще не ложился. Я подумал преследовать его, но решил сначала заглянуть в комнату адмирала, дверь в которую была открыта.

Сделав еще несколько шагов, я нашел несчастного, которого пощадили ядра Трафальгара, лежащим на кровати, залитой кровью. Он весь дрожал от страшной боли и был мертвенно-бледен. Узнав меня, он попытался подняться и что-то сказать, но я не смог разобрать что, а затем испустил последний вздох еще до того, как я успел попытаться оказать ему какую-то помощь.

Пять глубоких ран зияли у него на груди, но никакого ножа, никакого оружия рядом не было. Изо всех сил я стал звать на помощь. Через минуту служащие гостиницы и ее постояльцы начали заполнять комнату; поднялся страшный переполох, и первая мысль, которая пришла всем, была мысль о том, что адмирал стал жертвой убийства.

Чуть позже Гийемар был приглашен к императору, которому он в присутствии морского министра Декре повторил свой рассказ. Было начато новое расследование, но оно ни к чему не привело.

Далее Гийемар рассказывает:

Три или четыре дня спустя, я повстречал на бульваре незнакомца из Ренна. Он был одет в голубую униформу с красным воротником и серебряным шитьем. Он прошел совсем радом со мной, не обратив на меня ни малейшего внимания.

Это был офицер морского флота, принимавший участие в убийстве вице-адмирала Вильнёва. Как пишет современный французский историк Робер Уврар, активно занимающийся вопросом о загадочной смерти Вильнёва, «по описаниям, данным Гийемаром, в нем можно узнать капитана корабля Маженди».

Уроженец Бордо Жан-Жак Маженди в Трафальгарском сражении командовал линейным кораблем «Буцентавр», флагманом эскадры Вильнёва. Маженди находился под непосредственным командованием Вильнёва до, во время и после сражения, находился он вместе с ним и в английском плену.

И именно этого бывшего боевого товарища Вильнёва Робер Уврар фактически обвиняет в убийстве своего командира, к тому же, совершенном по приказу морского министра Декре!

Возникает логичный вопрос, почему?

Потому, как пишет Уврар, «что Декре был заинтересован в устранении Вильнёва, а амбиционный Маженди не испытывал отвращения к убийству». Но это лишь констатация факта, не подкрепленная никакими доказательствами. Причем даже не факта, а лишь одной из версий.

Историк Виллиан Слоон пытается аргументировать эту версию: «Полагали, будто Вильнёв был убит одним из своих подчиненных, командиром «Буцентавра» капитаном Маженди, опасавшимся с его стороны разоблачений, неприятных для флота и для Наполеона».

Ответом на обвинения являются опубликованная в 1814 году книга Маженди, получившая название «Историческая справка о жизни адмирала Вильнёва». В этой книге собраны все возможные свидетельства, доказывающие, что ни морально, ни физически он не мог совершить приписываемое ему злодеяние.

Что касается морского министра Декре, то он был просто раздавлен случившимся. Один из его коллег по министерству писал: «Фактом остается, что когда я получил письмо из Ренна, объявлявшее о смерти адмирала Вильнёва, я показал его ему, делая все возможные усилия, чтобы скрыть испытываемую при этом боль. Он проследовал в мой кабинет и там не смог сдержать эмоций, вызванных у него этим событием, таким же жестоким, как и неожиданным. Я увидел, как он плачет, горько плачет».

Но слухи, подтверждавшие или отрицавшие различные версии смерти Вильнёва, продолжали и продолжают множиться.

В частности, Льюис Голдсмит в своей книге «Секретная история кабинета Сен-Клу» уверяет, что Вильнёв был убит четырьмя мамелюками из личной охраны Наполеона.

Английский врач Барри-Эдуард О’Мира, близко общавшийся с Наполеоном на острове Святой Елены в своих воспоминаниях воспроизводит следующую версию смерти Вильнёва, якобы, высказанную самим императором:

Вильнёв, очень глубоко восприняв свое поражение, начал изучать анатомию: задумав убить себя, он даже купил несколько гравюр, изображавших строение сердца. Когда он вернулся во Францию, я приказал ему оставаться в Ренне и не приезжать в Париж. Вильнёв боялся предстать перед военным трибуналом за то, что ослушался моих приказов, и это привело к потере флота. Мои приказы состояли в том, чтобы не поднимать паруса и не ввязываться в бой с англичанами. Он решился на самоубийство и стал сравнивать гравюру и свою грудь. Он пометил центр гравюры длинным стилетом, который затем вонзил себе в грудь по самую рукоятку. Стилет проткнул сердце, и он умер в то же мгновение. Когда его комната была открыта, его нашли со стилетом в груди, а отметка на гравюре соответствовала месту, куда был нанесен удар. Он не должен был делать этого; это был храбрый человек, хотя и лишенный таланта.

Если эта версия и принадлежала Наполеону, что маловероятно, то она насквозь лжива. Лживы слова о приказах, дававшихся Вильнёву, лживы слова о стилете, вонзенном точно в сердце, лжива сама вероятность того, что 42-летний боевой офицер, неоднократно видевший смерть и прекрасно умевший обращаться со всеми видами оружия, покупает какие-то гравюры и прикладывает их к груди, чтобы узнать, где находится сердце.

8 октября 1830 года альманах «Морские и колониальные летописи» опубликовал материал, подписанный неким Лардье, бывшим бухгалтером флота. Этот Лардье писал следующее:

Данные, появившиеся в последнее время об адмирале, и его письмо, написанное жене накануне смерти, подтверждают его самоубийство и изобличают во лжи распространенные слухи об убийстве. Возможно, я сам способствовал распространению этого заблуждения публикацией «Мемуаров сержанта Гийемара», в которых смерть адмирала показана в подробных деталях, которые затем были растиражированы газетами.

Но Гийемар – это всего лишь вымышленный персонаж, а его так называемые «Мемуары» – это всего лишь исторический роман, где я прибавил к моим личным воспоминаниям кое-какие малоизвестные события, которые своей неопределенностью могли вызвать драматический интерес.

Таким образом, все, что в этом произведении касается рассматриваемого вопроса, является чистой выдумкой. Когда я писал, я думал, что адмирал был убит, и под эту версию я подбирал случаи и персонажи, которые могли бы мне помочь ее развить.

Никому не известный Гийемар обстоятельно доказал, что было совершено убийство. Затем никому не известный Лардье заявил о том, что Гийемар – вымышленный персонаж, а следовательно, было совершено самоубийство. Но где гарантии того, что этот самый Лардье тоже не является плодом чьего-то воображения?

* * *

Гораздо более интересен в этом отношении факт, отмеченный в полицейском отчете, где было сказано, что Вильнёв погиб от шести ударов ножа. Факт того, что удар был не один, приводится в различных исследованиях. В частности, Виллиан Слоон пишет: «22-го апреля злополучного адмирала нашли мертвым в комнате, с несколькими колотыми ранами в груди, причем в последней ране торчал нож».

Кто-нибудь когда-нибудь видел человека, шесть раз подряд ударившего себя ножом? Конечно, можно допустить, что с первого удара не всегда получается нанести себе смертельную рану (ведь речь шла об обыкновенном столовом ноже), однако сомнительно, чтобы человеку удалось, производя подряд шесть ударов, превозмочь болевой шок, вызванный проникновением лезвия ножа в грудь.

В этом усомнились и некоторые представители властей в далеком 1806 году. В результате некий Франсуа Мартэн из сыскной полиции Реннского округа приказал возобновить следствие. При этом он писал: «Получив информацию о том, что смерть была вызвана несколькими ударами ножа, я решил, что в подобных обстоятельствах необходимо пересмотреть все улики, чтобы разобраться в обстоятельствах этого события и официально предать суду всех исполнителей, подстрекателей и соучастников этого преступления».

Если посмотреть на произошедшее под другим углом, то и все другие «неоспоримые» улики не могли быть абсолютными доказательствами самоубийства. Письмо? Но опытный фальсификатор мог легко подделать его, и оно не содержало ничего, что кто-то другой, кроме самого Вильнёва, мог написать. Кроме того, оригинал этого письма не сохранился, так что сделать почерковедческую экспертизу не представляется возможным (может быть, поэтому министр полиции Фуше так хотел, чтобы письмо под благовидным предлогом забрали у мадам Вильнёв?). Ключ в замке? Но есть хорошо известные методы закрыть дверь снаружи, повернув ключ, вставленный изнутри. Главное здесь, иметь под рукой людей ловких и умелых. А мы не будем забывать, что Фуше был человеком, который был способен на все!

При расследовании любого преступления наиважнейшим является вопрос, кому это выгодно?

Нужно ли было Вильнёву кончать жизнь самоубийством? Да, вроде бы, как и не нужно. Его не арестовали и не разжаловали. Лишь за четыре дня до этого он получил из Парижа ободряющее сообщение от министра Декре, который постоянно контактировал с императором и которого Вильнёв считал своим другом, и тот писал, что «не следует неблагоприятно оценивать намерения Его Величества».

Даже в худшем для себя варианте с военным трибуналом, он имел возможность постоять за себя и открыто рассказать всю правду о плачевном состоянии наполеоновского флота, о противоречивых приказах из Парижа, о ненадежности испанских союзников и т. д.

Похоже, что этого-то больше всего и боялся Наполеон. Никакой суд и никакие публичные разоблачения ему были не нужны.

Подобную «фобию» Наполеона подробно разбирает Виллиан Слоон. Он приводит пример, как в 1804 году у себя в камере был найден мертвым генерал-заговорщик Шарль Пишегрю, так и не доживший до суда и «покончивший с собой» в обстановке, как пишет Слоон, «столь же театральной и подозрительной». Так же погиб в 1805 году и взятый в плен капитан Райт, командовавший кораблем, доставившим во Францию другого заговорщика Жоржа Кадудаля. «Парижане шептали друг другу на ухо, что Бонапарту положительно не везет, ибо все его враги умирают, как только попадают к нему в руки».

Виллиан Слоон ставит эти три «странные» смерти в один ряд и делает следующий вывод. Нет и не может быть никаких серьезных доказательств, на основании которых можно было бы приписать их Фуше или кому-нибудь из его агентов. «Тем не менее, нельзя положительно и отрицать их виновности, а ввиду Действительно странного совпадения, неудивительно, если наполеоновской тайной полиции суждено будет остаться на вечные времена на подозрении».

Если Вильнёва действительно «убрали» по распоряжению Наполеона, то этим было убито сразу несколько зайцев. Как говорится, и волки стали сыты, и овцы остались целы. Суд над столь своевременно «покончившим с собой» Вильнёвом не состоялся, но и титулы этого «изменника» и «труса» не были тронуты. При этом лишь 7 мая 1808 года, то есть через два года, Наполеон выделил для вдовы вице-адмирала пенсию в размере 4000 франков, что было ничтожно мало по сравнению с другими генеральскими пенсиями.

Вильнёв, этот, как писал о нем Альбер Манфред, «храбрый человек, судьба которого сложилась так несчастливо», навсегда замолчал, унеся с собой в могилу загадку своей смерти.

Байленская катастрофа: кто виноват?

Без сомнения, все, кто хоть в какой-то степени интересуется наполеоновскими войнами, либо знают о событиях 1808 года в Байлене, либо хоть что-то слышали о так называемой Байленской катастрофе или о капитуляции генерала Дюпона.

К великому сожалению, в большей своей части эти знания основаны на ряде стереотипных суждений, кочующих из одной ученой книги в другую, и, как правило, имеющих с реальной действительностью лишь очень ограниченное количество точек соприкосновения. Кроме того, создается впечатление, что эти стереотипы отнюдь не рождаются в муках научных исследований, а просто-напросто переписываются друг у друга, зачастую безо всяких ссылок на первоисточники. Множество же таких словно переснятых на копировальной машине мнений «разных авторов» создает иллюзию истинности их умозаключений и ведет к навешиванию «исторических ярлыков» на людей, совершенно этого не заслуживших.

Приведем наиболее типичные и наиболее часто встречающиеся суждения, в которых путаются не только имена героев событий, названия воинских частей и населенных пунктов (это еще было бы не так страшно), но и сама суть и последовательность происходившего:

Альберт Манфред:

Пьер Дюпон де Летан, один из лучших боевых генералов, считавшийся первым и наиболее заслуженным претендентом на маршальский жезл, дал окружить свою дивизию отрядам партизан и полкам генерала Кастеньоса и после неудачных и неуверенных маневров, не исчерпав всех возможностей, капитулировал в чистом поле. Испанцами было взято в плен около восемнадцати тысяч французов. Только генералы и старшие офицеры получили право возвратиться на родину. Большинство солдат погибло в плену.

Владимир Бешанов:

9 июля 20-тысячный французский корпус генерала Дюпона был окружен примерно 32 000 испанцев под командованием генерала Кастеньоса в районе Байлена. Пьер Дюпон, считавшийся первым и наиболее заслуженным претендентом на маршальский жезл, после неудачных и неуверенных маневров, не исчерпав всех возможностей к сопротивлению, капитулировал в чистом поле 22 июля. Испанцы взяли в плен около 18 000 французов. Гарантии безопасного перехода во Францию были ими незамедлительно нарушены: безоружные французы, которые не были зарублены на месте, оказались в тюрьме, где большинство из них погибло. Только генералы и старшие офицеры получили право вернуться на родину.

Вилиан Слоон:

Один только корпус Дюпона оказывался еще в опасном положении; к нему немедленно были посланы подкрепления, но испанцы, под начальством Кастаньоса, настигли в Каролинском проходе (через Сьерру-Морену) этот корпус, численность которого возросла до 25-ти тысяч человек, и принудили Дюпона 21-го июля заключить в Байлене капитуляцию, по которой весь корпус положил оружие. Байленская катастрофа явилась для французов жестоким ударом, так как после нее им нельзя уже было держаться в Мадриде.

Евгений Тарле:

Генерал Дюпон, шедший на завоевание южной Испании и вторгшийся уже в Андалузию, занявший город Кордову и продвигавшийся дальше, оказался в громадной выжженной солнцем равнине без продовольствия, окруженный бесчисленными партизанами из крестьян, со всех сторон нападавшими на его отряд. И 20 июля недалеко от Байлена Дюпон сдался со своим отрядом.

Дмитрий Мережковский:

Доблестному генералу Дюпону поручено занять Южную Испанию. 22 июля 1808 года, близ Кордовы, в Бейленском ущелье, у подножья Сиэрра-Морена, отрезанный и окруженный неприятелем, он вынужден капитулировать с восемнадцатитысячной армией.

Фактографических ошибок в приведенных цитатах множество. Как видим, корпус генерала Дюпона называют и армией, и дивизией, и отрядом; капитуляция происходила и 20-го, и 21-го, и 22-го июля; численность войск Дюпона составляла и 18 тысяч, и 20 тысяч, и 25 тысяч человек; сдался Дюпон и в Байлене, и недалеко от Байлена, и в Бейленском ущелье; сдался и полкам Кастаньоса, и какого-то Кастеньоса, и даже партизанам из крестьян, которых, видимо, не стоит путать с партизанами из рабочих, и т. д. и т. п.

Все это, право же, очень печально, тем более, что авторами приведенных цитат являются не нерадивые школьники начальных классов, а признанные историки, писатели и даже академики.

* * *

Весной 1808 года, когда так называемый 1-й Жирондский обсервационный (или наблюдательный) корпус под командованием генерала Жюно, захватив Лиссабон, находился в Португалии, 2-й Жирондский обсервационный корпус под командованием генерала Дюпона, стоявший в Байонне, получил приказ императора идти в Испанию в район города Толедо.

Первоначально 2-й Жирондский обсервационный корпус включал в себя три пехотные дивизии под командованием генералов Барбу, Веделя и Фрэра. Каждая пехотная дивизия насчитывала примерно по 8000 человек. Кроме того, в корпус входили: кавалерийская дивизия под командованием 62-летнего генерала Фрезиа, состоявшая из примерно 2000 человек, четыре пеших батареи по 8 орудий в каждой и одна конная батарея из 6 орудий.

В скором времени в составе корпуса произошли некоторые изменения. Во-первых, дивизия генерала Фрэра, направленная в Мадрид, была заменена на дивизию генерала Гобера, до этого принадлежавшую корпусу маршала Монсея. Во-вторых, кирасирская бригада генерала Риго из дивизии Фрезиа была заменена на драгунскую бригаду генерала Приве, также до этого принадлежавшую корпусу Монсея.

* * *

Французский главнокомандующий Пьер-Антуан Дюпон, граф де л’Этан (Dupont de l’Etang) родился 14 июля 1765 года в городе Шабанэ в нескольких километрах от Лиможа.

Он начал свою военную карьеру в 1791 году, очень быстро став адъютантом генерала Диллона. Отличившись в сражении при Вальми, уже через год Дюпон был бригадным генералом.

В 1800 году он служил начальником генерального штаба в армии генерала Бертье, будущего главного штабиста Наполеона. Затем Дюпон отличился в сражении при Ульме, где его дивизия в результате несогласованности маршалов Нея и Мюрата была оставлена одна против 25-тысячной армии австрийцев. В этих условиях вместо того, чтобы отступить, Дюпон с имевшимися у него тремя полками пехоты и двумя полками кавалерии вступил в неравный бой. И случилось невероятное: противник, ошеломленной решительной атакой, подумал, что это авангард французской армии, и отступил к Ульму. Узнав об этом, император послал Дюпону подкрепления. Успех Дюпона был развит, и 20 октября 1805 года Ульм капитулировал: лучшая австрийская армия в полном составе сдалась в плен.

Когда Наполеон начал раздавать маршальские жезлы, общественное мнение тут же разделило генералов на две категории: про одних шептались «Почему он маршал?», про других – «Почему он не маршал?» без всякого сомнения, Дюпон принадлежал ко второй категории, но продолжал оставаться дивизионным генералом.

Командуя дивизией в корпусе маршала Нея, Дюпон был участником сражений при Аустерлице, Галле, Грабау, Браугсберге. За отличие в сражении под Фридландом, где его дивизия образцовой штыковой атакой опрокинула русскую гвардию, он получил титул графа империи.

В рассматриваемый нами период это был опытный 43-летний дивизионный генерал наполеоновской армии, уже несколько лет остававшийся одним из главных претендентов на заветный маршальский жезл.

Карьера Дюпона была практически блестящей, и ничто не предвещало ее скорого трагического окончания.

* * *

По выходу из Байонны корпус Дюпона включал в себя три пехотные дивизии генералов Барбу, Веделя и Гобера, а также две кавалерийские бригады генералов Дюпре и Приве. Он насчитывал около 25 000 человек, в том числе примерно 23 700 человек пехоты и 1300 человек кавалерии.

Командиром 1-й дивизии в корпусе Дюпона был относительно молодой 38-летний генерал Барбу, сделавший головокружительную военную карьеру и ставший в 25 лет бригадным, а в 29 лет – уже дивизионным генералом.

2-й дивизией командовал еще более молодой 37-летний генерал Ведель, участник сражения при Йене, а 3-й дивизией – опытнейший 48-летний Гобер, ставший генералом Французской республики в 1799 году.

Кавалерийскими бригадами в корпусе Дюпона командовали 46-летний генерал Приве, участник сражений при Аустерлице и Йене, и 53-летний генерал Дюпре, барон империи и командан Почетного Легиона.

Начальником штаба у Дюпона был 42-летний генерал Лежандр, барон д’Арвесс, инспектором инженерных войск – 50-летний генерал Мареско, маркиз, видный военный инженер, участник осады Тулона и сражений при Маренго и Аустерлице.

В мае 1808 года корпус Дюпона уже находился в самом центре Испании в Толедо в 60 километрах к юго-востоку от Мадрида.

Пехота корпуса состояла в основном из молодых 19-летних новобранцев, плохо обученных и едва умеющих стрелять. Усиленные марши от французской границы до Толедо новобранцы перенесли очень плохо, в войсках было много заболевших и отставших.

По этому поводу следует отметить следующее. Когда в голову Наполеона пришла идея завоевать Пиренейский полуостров, посадив там правителем одного из своих братьев, он и не предполагал, с какими трудностями ему придется там столкнуться. Поэтому он и посылал туда поначалу очень незначительные контингенты войск, состоявшие в основном из солдат-новичков, почти детей, считая, что этого вполне достаточно для выполнения задачи «без опасности и без славы».

Правда, корпус Дюпона за время марша к Толедо был усилен несколькими элитными частями, к которым относились гвардейские моряки, о которых будет сказано ниже, и несколько батальонов швейцарской пехоты из состава швейцарских полков Рединга-младшего и Прё, пришедших из Талаверы.

Генерал Шрамм принял командование сформированной сводной швейцарской бригадой, насчитывавшей примерно 1500 человек.

Это усиление 2-го Жирондского обсервационного корпуса было объективно необходимо в связи с особенностями предстоявших ему военных действий на территории Испании. Из обычного приграничного наблюдательного корпуса войска генерала Дюпона превратились в полноценную экспедиционную армию. С такой армией можно было решать любые поставленные задачи.

* * *

Но радость Дюпона оказалась преждевременной, так как неожиданно последовало малообъяснимое с точки зрения военной логики разделение сил корпуса на три отдельных отряда. Инициатором этого разделения стал император, от которого генерал получил следующий приказ: 1-я пехотная дивизия и кавалерия с самим Дюпоном во главе должны были идти ускоренными маршами на юг Испании к Кадису, 2-й пехотной дивизии надлежало оставаться в Толедо, а 3-я пехотная дивизия должна была поддерживать связь между первыми двумя, находясь далеко на западе в Эскуриале на дороге между Меридой и Трухилльо.

Задача, поставленная перед Дюпоном, заключалась в деблокировании остатков французской эскадры под командованием вице-адмирала Росили де Меро (пять линейных кораблей, один фрегат, примерно 3000–4000 человек и 400–500 орудий), спрятавшихся после жестокого поражения при Трафальгаре в порту Кадиса. Положение французских кораблей в Кадисской бухте было отчаянным: со стороны моря их намертво блокировали британские корабли, со стороны суши – не очень-то дружелюбно настроенные испанцы.

Дэвид Чандлер констатирует: «Дюпон должен был вести летучую колонну из 13 000 человек, чтобы захватить Севилью и Кордову, а оттуда направиться на Кадис».

Следует отметить, что настоящая война на Пиренейском полуострове еще только начиналась, и никто пока не относился к ней со всей серьезностью. Тем более, что генерал Жюно уже показал всем во Франции, как без единого выстрела там завоевываются целые государства.

Опьяненный своими прошлыми успехами, уже бивавший и австрийцев, и пруссаков, и русских, генерал Дюпон также не видел ни малейшей проблемы в том, что ему предстоит встретиться с этими «жалкими толпами бандитов-оборванцев».

Уверенный в себе, Дюпон называл предстоявший ему поход только так: «Это будет победная прогулка».

Как же он ошибался! На самом деле, Дюпону предстояла операция, очень рискованная, так как ему надлежало совершенно изолированно от других французских войск пройти через труднодоступный горный массив Сьерра-Морена в провинцию, которая вскоре будет полностью охвачена антифранцузским восстанием. Да и одно расстояние, которое ему предстояло пройти по горным дорогам, могло бы вызвать опасение: ведь от Толедо до Кадиса – не менее 550 километров.

Сам Наполеон больше других был подвержен эйфории недооценки начинавшейся войны. Он говорил, что «одной дивизии будет достаточно в Кадисе».

Он ждал от Дюпона в Андалусии только «больших результатов», обещая ему в случае успеха маршальский жезл. С такими же точно наставлениями и обещаниями был направлен в Португалию генерал Жюно, а в Каталонию – генерал Дюэм. И это были не простые дивизионные генералы, а элита Великой армии Наполеона.

Именно об этой недооценке говорят и те прискорбные факты, что 2-й Жирондский обсервационный корпус был разделен на три части, а генерал Дюпон был послан на юг Испании всего с 13-тысячным отрядом, который включал в себя очень немного опытных ветеранов и был весьма неадекватен поставленной перед ним задаче. По мнению известного историка Пиренейской войны Чарльза Омана, это было «военное преступление первого порядка послать 13 000 человек такого качества в столь важную экспедицию».

Французский историк Жорж Паризе называет следующие цифры: с Дюпоном в поход в Андалусию отправились 6200 человек пехоты, 1600 человек кавалерии и 400 человек артиллерии. Позднее к ним было добавлено 400 человек гвардейских моряков и 1800 человек швейцарских наемников. Итого отряд Дюпона включал в себя 10 400 человек (из имевшихся первоначально 25 000 человек).

Адольф Тьер в своей знаменитой «Истории Консульства и Империи» говорит от 12 200-12400 человек (дивизия Барбу – 6000, гвардейские моряки – 500–600, кавалерия – 2600, артиллерия и инженерные войска – 700–800, швейцарцы – 2400).

10 400, 12 200 или 13 000 – это не столь важно. В любом случае, не делала ли такая численность отряда задачу, поставленную перед Дюпоном, заведомо невыполнимой? Ответ на этот вопрос очень скоро станет для нас очевидным.

Хронология передвижений отряда Дюпона выглядит следующим образом:

10 мая Наполеон отдал приказ своему наместнику в Мадриде маршалу Мюрату организовать отправление отряда Дюпона в Кадис.

23 мая дивизия генерала Барбу покинула Толедо, следом за ней с места снялась кавалерия. Согласно разработанному плану войска Дюпона должны были прийти в Кадис несколькими колоннами в интервале между 17 и 21 июня.

24 мая первая бригада дивизии генерала Веделя прибыла в Толедо. Дивизия генерала Гобера разместилась в Эскуриале.

Отряд Дюпона быстро пошел через провинцию Ла Манча, обстановка в которой была довольно спокойной. За спиной остались испанские города Сьюдад-Реал и Валдепеньяс. Главные трудности начались в конце мая, когда французы вплотную подошли к горам Сьерра-Морена.

* * *

Всего у Дюпона, как нам уже известно, осталось не более 13 000 солдат и офицеров, а артиллерия составляла всего 18 орудий из 38 имевшихся первоначально.

Отряд генерала Дюпона, двинувшийся в сторону Кадиса, включал в себя следующие войска:

Пехотная бригада генерала Шабера

4-й Легион внутреннего резерва

Швейцарский батальон

Гвардейские моряки

Пехотная бригада генерала Шрамма

Два швейцарских батальона

Пехотная бригада генерала Паннетье

3-й Легион внутреннего резерва

Парижская гвардия

Кавалерийская бригада генерала Дюпре

1-й временный конно-егерский полк

2-й временный конно-егерский полк

Кавалерийская бригада генерала Приве

1-й временный драгунский полк

2-й временный драгунский полк

Временный кирасирский полк

Артиллерия и саперы

Пехота, находившаяся под командованием генерала Барбу, состояла из трех бригад. Первая бригада находилась под началом опытного 50-летнего генерала Шабера, ставшего бригадным генералом еще в 1793 году, вторая бригада – под началом не менее опытного 48-летнего генерала Шрамма, третья бригада – под началом 38-летнего генерала Паннетье, героя сражения при Маренго, Аустерлице и Йене, бывшего начальника штаба маршала Ожеро.

К составу отряда Дюпона необходимо дать некоторые пояснения, так как многие его составные части необычны.

В частности, так называемые Легионы внутреннего резерва были образованы в 1807 году для несения пограничной службы. В сущности, это были пограничники, в дальнейшем преобразованные в обычную линейную пехоту (3-й и 4-й Легионы, входившие в состав 2-го Жирондского обсервационного корпуса, уже в 1809 году вошли в состав 122-го полка линейной пехоты).

Батальон гвардейских моряков был сформирован в 1803 году и входил в состав Консульской гвардии, а с 1804 года – относился к специальным войскам. Состоял этот батальон морских пехотинцев из пяти рот (экипажей) по 100 человек в каждой. Командовал батальоном корабельный капитан д’Ожье. Моряки были предназначены для усиления личного состава французских кораблей, блокированных в Кадисе английским флотом.

1-й и 2-й полки Муниципальной гвардии Парижа были сформированы в 1802 году, с 1806 года они носили название Парижской гвардии.

Кавалерия Дюпона, находившаяся под командованием генерала Фрезиа, состояла из так называемых временных полков, составленных из частей различных полков. В частности, два так называемых временных драгунских полка бригады генерала Приве состояли из частей 20-го, 21-го, 22-го и 25-го драгунских полков, а два так называемых временных конно-егерских полка бригады генерала Дюпре состояли из частей 1-го, 5-го и 12-го конно-егерских полков. 300 человек временного кирасирского полка были выходцами из 5-го кирасирского полка, сформированного в 1805 году.

О швейцарских наемниках в отряде Дюпона стоит, пожалуй, рассказать поподробнее, ибо именно они сыграют очень важную, если не сказать решающую роль в описываемых нами событиях.

В состав швейцарских войск Дюпона входили три батальона 2-го, 3-го и 4-го швейцарских полков. Батальоном 2-го швейцарского полка командовал майор де Флю, батальоном 3-го полка – майор д’Аффри, батальоном 4-го полка – подполковник Кристен. При штабе Дюпона находилось еще несколько швейцарцев, в частности, полковник Томассэ, полковник Мэй и подполковник Фрёле.

Вместе с гвардейскими моряками и отрядом Парижской гвардии швейцарцы составляли элитные части отряда генерала Дюпона и существенно отличались по своим боевым качествам от молодых и неопытных 19-летних новобранцев так называемых временных полков и легионеров внутреннего резерва.