Текст книги "Рыцари былого и грядущего. I том"

Автор книги: Сергей Катканов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Андрей уже не сомневался, что разгадка причудливой тамплиерской психологии – лично для него очень важный вопрос. Настолько важный, что от ответа зависит, как он будет жить дальше. Разминая постепенно крепнущие ноги, он мерил шагами свою маленькую комнатку. Он даже не знал, сколько дней прошло у него за книгами. Ему здесь было вполне нормально и никуда отсюда не тянуло.

***

Дверь открылась, как всегда, неожиданно, как будто Андрей считал её вообще не открывающейся, но она каким-то чудом всё же открывалась время от времени. На пороге стоял Дмитрий в своём белом плаще. Сейчас Андрей посмотрел на его плащ уже совершенно по-иному. Теперь он видел перед собой не какого-то непонятного театрально-экзотически наряженного мужика, а средневекового героя, неожиданно шагнувшего ему навстречу прямо из непроницаемых глубин истории. «Средневековый герой», тепло улыбаясь, протянул ему руку:

– Здравия желаю, товарищ капитан.

Андрей уже собирался как-нибудь прикольно пошутить в ответ, но заметил, что от рукопожатия по лицу Дмитрия пробежала едва заметная тень. Он мог бы деликатно сделать вид, что не заметил этого, но он и так уже устал от бесчисленных загадок последнего времени, а потому просто спросил:

– Здравствуй. Ты ранен?

– Да, есть немного. Плечо зацепило. Но ничего серьёзного, кость не задета, – кажется, вопрос не сильно Дмитрия смутил, но и отвечать на него распростронённо он явно не собирался.

– И с кем же это вы теперь сражаетесь, братья-тамплиеры?

– Скажу – не поверишь. Ничего не скажу – обязательно подумаешь, что криминал. Мне-то скрывать особо нечего, но ты, Андрей, такие вопросы задаёшь, на каждый из которых пришлось бы по три дня отвечать, даже на еду не прерываясь. Потом, если захочешь, дам тебе весь расклад, а сейчас пока скажу главное: наш Орден никогда не вступает в бой ни с одной регулярной правительственной армией мира. Это наш основной и совершенно незыблемый принцип. И здесь, в Эфиопии, мы не поддерживаем ни одну из противоборствующих сторон.

– Значит, вы не воюете на стороне русских?

– Нет, конечно. Но и против русских не воюем.

– А ведь ты в Дэбрэ, когда меня спас, горы трупов навалил.

– Ну… горы – не горы… Человек 20 точно положил. Но я тебе уже говорил: у меня там не было специальной боевой задачи, мне никто не поручал защищать вашу базу. Устав… к слову сказать, мы живём по тому самому средневековому Уставу… Так вот устав строго запрещает тамплиерам атаковать кого бы то ни было без приказа. Однако, есть исключение: «Если рыцарь Храма видит, что христианину грозит смерть, он может так поступать». Я всего лишь спас христианина, то есть тебя. А что касается тех, кого я перебил… Разве они принадлежали к регулярной армии вашего противника? Да нет, они как раз были вашими союзниками, днем у вас с ладони ели, а по ночам резали своих благодетелей в любом доступном для них количестве. Эти подонки преступили все законы, божески и человеческие. В общем-то, именно таковы все те, по кому мы, тамплиеры, наносим удары.

– А если в Эфиопии Америка победит?

– Нас это нисколько не опечалит.

– Вам наплевать на Эфиопию?

– Нет, не наплевать. Мы любим Эфиопию, поверь. Мы не просто желаем блага этой стране, но и делаем для её народов немало доброго, не сильно, впрочем, об этом распространяясь. Но какая бы из сверхдержав здесь не победила, Эфиопии это блага не принесёт. Какая разница этой стране, какой именно хищник будет её терзать? Потому и нам без разницы. К тому же Эфиопия для нашего Ордена не основная точка приложения усилий, а только база. Наши цели и задачи разбросаны по всему миру.

– Секретные, конечно же, цели и задачи.

– Да не цепляй ты меня своими подковырками. Неужели ты не чувствуешь, что никакой таинственности я не нагнетаю. Всё я тебе расскажу про наши цели и задачи, когда ответ на этот вопрос будет иметь для тебя практическое значение. Если это когда-нибудь произойдёт. Ты лучше скажи, как тебе книги?

– Да… Книги… Невероятные были мужики.

– Мы и сейчас такие же.

– Ну тогда ты мне объясни: ради чего тамплиеры терпели все эти лишения? Во имя чего так охотно шли на смерть? Если вам теперь без разницы, какая из сверхдержав победит в Эфиопии, разве тогда была разница, кто победит в Палестине: сарацины или франки?

– Тогда – была. Потому что тогда решались не столько вопросы политические, сколько духовные вопросы, хотя, увы – и изрядной примесью политики. Но ни крестовые походы, ни Орден тамплиеров невозможно понять только через экономические и политические причины. Это было столкновение двух систем духовности. И побеждал тот, чья вера была крепче. Только вера в Бога делала тамплиеров такими храбрыми и помогала переносить невероятные лишения. Образ боя тамплиеров невозможно понять, не зная образа их веры. Безбожник и трёх дней не выдержал бы под знаменем Ордена.

– Так неужели Бог хочет, что бы мы убивали друг друга?

– Нет, конечно. Бог хочет, чтобы мы защищали друг друга. Бог хочет, чтобы Царство Небесное было для нас дороже всех земных благ. Бог хочет, чтобы мы понимали: продолжительность земной жизни не имеет никакого значения перед лицом Жизни Вечной. Тамплиеры всегда это понимали.

– Но зачем они тогда так остервенело сражались за обладание Царством Земным – Палестиной? Какая разница, кому принадлежит эта земля, если все блага – на Небесах?

– Эти вопросы логичны, но любовь выше логики. Тамплиеры очень любили Христа, а потому очень любили землю, по которой Он ходил. Для них была нестерпима мысль, что этой землёй владеют люди, ненавидящие Христа. Каждый служит Богу тем, чем владеет. А тамплиеры владели мечом.

– Ты знаешь, всё это кажется мне набором красивых, но ничего не значащих слов.

– Понимаю. Иначе и быть не может. Любое действие, определяемое верой, можно понять, только если сам имеешь такую же веру. Потому я и не хотел пока затрагивать эти вопросы, но ведь ты сам втянул меня в «раскрытие великих тайн». А ты хоть сам-то понимаешь, чего хочешь от меня? Чтобы я тебе в нескольких словах ответил на вопросы, которыми человечество мучается много тысяч лет?

Дмитрий устало замолчал. Его лицо, всегда такое иронично-мужественное, приняло выражение беспомощной растерянности. Эта метаморфоза была для Андрея очень неожиданной, ему стало неловко от того, что он достал мужика своими расспросами. Впрочем, рыцарь довольно быстро восстановил утраченное внутреннее равновесие и спросил:

– Ты прочитал про Сафед?

– Не помню… Нет, кажется…

– Ну, конечно. Тебе очень понравились истории про лихих кавалеристов, а все что связанно с религией не вызвало никакого интереса. Но я тебе говорю: одно не понять без другого. Так вот Сафед. Замок тамплиеров в Святой Земле. В 1266 году этот замок был осаждён египетским султаном Бейбарсом. У тамплиеров практически не было шансов выстоять, но они держались и чрезвычайно утомили султана своим упорством. Бейбарс после нескольких неудачных штурмов предложил свободный выход из крепости всем местным жителям, составлявшим основную часть гарнизона. Солдаты собрались уходить. Рыцари им не препятствовали, не обвиняли в предательстве и не пытались задержать. Гарнизон замка был настолько ослаблен, что дальнейшая оборона становилась упражнением в самоубийстве. А надо тебе сказать, что Орден тамплиеров никогда не был клубом самоубийц. Храмовники вовсе не имели обыкновения за просто так выбрасывать свои жизни на кровавую помойку, при этом храбрость их была настолько общеизвестна, что обвинений в трусости они могли не опасаться.

Итак, командор замка послал к Бейбарсу парламентёра. Султан пообещал, что храмовники смогут покинуть замок беспрепятственно, пройдя сквозь ряды его войск. Но едва Бейбарс овладел замком и тамплиеры оказались у него в руках, как он утратил желание их отпускать. Султан сказал тамплиерам: «Либо вы принимаете ислам, либо вас убьют. Ночь на размышление». Представь себе эту ночь. Самых сильных духом людей размышления подобного рода могли бы превратить в покорных животных. Но тамплиеры не размышляли. Они молились. Они радовались, что у них есть время подготовиться ко встрече с Богом.

Поутру командор шагнул навстречу султану и сказал, что примет смерть, но не отречется от Христа. Понимал ли султан, что эта ночь переплавила бесхитростного рубаку-командора в Вечного Рыцаря, уже не принадлежащего Земле? Реакция султана показала его полную духовную дистрофию: он приказал содрать с командора кожу на глазах у братьев-тамплиеров. Теперь они не просто знали, но и наглядно убедились, что их ждёт. Ещё было не поздно отречься, и, тем не менее, ни один тамплиер не отрёкся от Христа. Султан не стал задавать своим палачам лишнюю работу, с остальных тамплиеров кожу уже не сдирали, им просто отрубили головы. Было их несколько десятков человек.

А мы с тобой красиво рассуждаем про источник безумной храбрости тамплиеров. Пойми, Андрюха, их храбрость не была безумной. Они умели ценить свою жизнь, понимая, что жизнь – дар Божий. Но как они умели умирать! Чтобы это понять, надо иметь ту же веру, что и у них. Может быть, не такую сильную, но ту же самую. А любые слова тут и, правда, будут выглядеть красивым, но абсолютно бесполезным хламом.

Сиверцеву показалось, что у него в душе зарождается свет. Необычный такой, в общем-то, невидимый, но он чувствовал, что это именно свет – очень ровный, спокойный, постепенно разгоняющий мрак его души. Он так же спокойно и мирно сказал Дмитрию:

– Ты знаешь, я в общем-то тоже верующий. Я христианин. Только я мало что в этом понимаю.

– Тут «понимать» – не главное. Вера – это дар Божий. Чистое сердце самого безграмотного человека знает больше, чем самая гениальная всё на свете понимающая голова. Знаешь, почему ты мучился и места себе не находил?

– Да я… просто… перестал понимать «что такое хорошо, а что такое плохо». Я хотел Родине служить, а Родина, кажется, не сильно в этом нуждается и сама служит неизвестно кому и чему.

– Эти заморочки – только следствие, а причина в другом. Ты тосковал по вере. Без веры нормальному человеку жить нестерпимо. Ты хотел служить чему-то высшему и пытался поставить Родину на место Бога. А Родина, само собой, не сумела заменить тебе Бога – это задача для неё невыполнимая. Но если ты обретёшь Бога – Он вернёт тебе чувство Родины. Тебе и потом ещё будет очень тяжело, но никогда больше не вернётся жуткое ощущение абсолютной бессмысленности жизни.

– Хорошо бы это так и было.

– Да и пожрать, наверное, тоже было бы неплохо? Всегда считал, что наставлять и вразумлять голодного человека – это верх цинизма. А сам так и делаю. Ногами ходишь? Ну и нечего тебе тогда сюда еду таскать. Значит, я пошёл, за тобой Саша зайдёт, оруженосец мой. Познакомились уже? Шустёр. Одежонку тебе принесёт. Только при нём не переодевайся, не принято у нас. Ах, ты и это уже знаешь? Он тебя в нашу столовку проводит. Возражений нет?

– Именем Господа, мессир, – Андрей сам удивился тому, что автоматически и не задумываясь, ответил уставной фразой тамплиеров.

***

«Столовка» в Секретум Темпли на самом деле ни сколько не напоминала советскую столовку армейского либо гражданского образца. Первое впечатление – шикарный ресторан, стилизованный под рыцарскую старину, но едва Андрей осмотрелся, как это впечатление развеялось, потому что пошлый ресторанный шик здесь напрочь отсутствовал. Никаких рыцарских доспехов, никаких мечей и алебард, развешанных по стенам. И камин в углу не пылал, и медвежьих шкур на полу тоже не было. Ощущение старины создавали закруглённые потолочные своды, державшиеся на четырёх столбах, которые расширялись кверху, с плавным изгибом незаметно переходя в потолок. Своды были идеально белыми и ничем не украшенными. Лишь в начале прямоугольного зала висело несколько больших икон, перед которыми горело множество разноцветных лампад. Аскетическая строгость этого зала дышала подлинностью, исключая всякую мысль о нарочитой стилизации.

Несколько минут назад в комнате Андрея бесшумно появился Саша и безмолвно протянул ему новый комплект эфиопской формы кофейного цвета без знаков различия. Едва Андрей переоделся, как Саша, опять не говоря ни слова, вышел в коридор. Пришлось самому догадываться, что надлежит следовать за ним. Андрею больше не хотелось донимать его вопросами. Рядом с Сашей очень хорошо молчалось. А коридоры здесь узкие, как будто они внутри крепостной стены. Двери встречались редко, табличек на них не было. Одна из дверей оказалась входом в «столовку».

Саша указал Андрею место за одним из длинных деревянных столов, единственным украшением которых была идеальная чистота. По обе стороны стола стояли человек десять – кто в «гражданке», кто в натовском камуфляже, кто в эфиопской форме. Все были европейцами. Их стол был в самом конце зала. Перед другими столами так же в две шеренги стояли парни в чёрных плащах. Перед столами у самого иконостаса ту же позицию занимали все как один бородатые, но коротко постриженные мужчины в белых плащах, среди которых Андрей увидел Дмитрия. Во главе – массивного телосложения старик с бородой, белизна которой не уступала стенам, а лица на расстоянии было не рассмотреть, да и неловко было рассматривать.

Андрей даже самому себе не пытался задать вопрос, почему до сих пор все стояли, что за разнокалиберный народец собрался за их столом. Он просто хотел «вписаться во все повороты». Понятно, что здесь уйма разнообразнейших правил поведения, ни одно из которых Андрею не хотелось бы по неведению нарушить.

О, Боже… Да если бы он ещё совсем недавно оказался в кампании мужиков «задрапированных под рыцарей» – весь изошёл бы на иронию и сарказм. Андрей искренне презирал всяких ряженых, он бесхитростно считал, что каждый человек должен быть самим собой и выглядеть соответственно, ни кого не изображая. Он даже в эфиопской форме чувствовал себя не вполне комфортно, потому что не был эфиопом, хотя последних любил, как свою мечту о неведомых мирах. А здесь он всей душой чувствовал, что эти мужики имеют куда больше морального права на рыцарские плащи, чем он на эфиопскую форму. Он всем нутром осознавал, что их «форма» вполне соответствует содержанию. И не потому что своими глазами видел, как работает на поле боя рыцарский меч. Просто чувствовал.

Тишина стояла, казалось, немыслимая для помещения, где находится несколько десятков человек. Никто меж собой не переговаривался и даже одеждой не шуршал – в такой тишине это было бы слышно. Поэтому так отчётливо прозвучали вдруг слова, сказанные тем седым стариком: «Помолимся, братья». Разом десятки губ зашевелились в шепоте, который ровным гулом покрыл весь зал. Шёпот был на непонятных разных языках. Андрей с трудом вычленял отдельные звукосочетания: патер ностер… кирие элеисон… Потом послышался относительно понятный славянский: «Отче наш, иже еси на небесех… Очи всех на Тя, Господи, уповают и Ты даеши им пищу во благовремении…».

Потом разом всё смолкло и все дружно сели за столы, чему Андрей успел последовать незамедлительно. Тарелки с едой тут же начали появляться на столах, с невероятной скоростью и бесшумностью подносимые мужчинами в длинных чёрных одеждах, не похожих на рыцарские плащи. Если бы Андрея потом спросили, что он ел, он к собственному недоумению ответил бы: «Не знаю». Даже на вопрос «было ли вкусно», он вряд ли смог бы ответить. Нормально было.

Юноша за небольшой трибункой в начале зала начал читать лежащую там книгу. Язык был непонятен, а голос юноши удивителен: в нём вместе с юношеской восторженностью слышались и командирская строгость и дружеская доброжелательность. За столами никто не разговаривал. Соседи Сиверцева по столу немного искоса поглядывали друг на друга, как будто спрашивая: «Ну, а ты-то здесь какими судьбами?». Во всех ответных беглых взглядах читалось одно и тоже: «Долгая история».

Только теперь Сиверцев, наконец, понял, почему здесь не принято задавать вопросы без прямой практической необходимости. Вовсе не потому, что все здесь скрывают некие страшные тайны. Просто местные обитатели при самом искреннем желании не смогут ответить на самые незатейливые вопросы. Сам-то Сиверцев смог бы объяснить, почему до сих пор остаётся здесь, хотя уже давно оправился от ранения? Вот-вот…

***

Вернувшись в свою палату, Андрей обнаружил на столе аккуратную чёрную папку из плотного картона. Дмитрий что ли забыл? Ладно, потом зайдёт, заберёт. Но Сиверцев тут же подумал, что Дмитрий никогда просто так ничего не забыл бы. Видимо, было в этой папке нечто такое, с чем ознакомиться Дмитрий не предложил, потому что не хотел навязывать. Просто дал возможность. Андрей открыл папку, обнаружив внутри пачку листов бумаги, испещрённых мелкими аккуратными буковками компьютерного набора. На первой странице вверху было написано: «Дмитрий Князев, командор Ордена нищих рыцарей Христа и Храма». «А Дмитрий-то у нас – писатель», – подумал Сиверцев и начал читать.

БИТВЫ МАГИСТРОВ

Опус первый. Орден в горах

Гигантская змея крестоносного войска, поблёскивая на солнце чешуйками рыцарских доспехов, понемногу втягивалась в ущелье. Покинув Лаодикею, войско держалось горного хребта, отделяющего Фригию от Писидии. Рыцари ошалело и восхищённо вертели головами, хотя это было не так легко в тугих оберках – подшлемниках из толстой грубой кожи. Большинство из них впервые оказались в горах. Одни не могли оторвать взгляд от высоких и недоступных горных вершин, порождавших мысли о каких-нибудь невероятных сказочных существах, обязательно там обитавших. Другие заворожено поглядывали в бездонную пропасть, которая буквально высасывала взгляд. Третьи тупо и равнодушно смотрели под ноги своим лошадям. Вскоре этих третьих стало гораздо больше. Один рыцарь сорвался в пропасть вместе с лошадью, которая так же как и он не имела горного опыта и, видимо, слишком уверенно вступила на ненадёжный шаткий камень. Душераздирающий крик сорвавшегося рыцаря прервался очень быстро. Никто не сказал ни слова, но все поняли, что самым увлекательным и любопытным здесь является то, куда лошадь сделает следующий шаг. Тем, кто впервые оказался в горах требуется срок, что бы понять: горы не только изумительно красивы, но и смертельно опасны. Этот срок значительно сокращается, когда кто-нибудь гибнет.

Путь теперь пролегал по довольно узкой каменистой тропе, по одной стороне которой стояли отвесные скалы, а по другой бушевал и ревел горный поток. Рыцари, в жизни своей не видавшие ни каких иных рек, кроме протекавших по европейским равнинам, уже готовы были считать этот ревущий поток неведомым кровожадным зверем, способным всех их растерзать. Но лишь немногие догадывались, насколько близки к истине эти фантазии.

Предводитель второго крестового похода король Франции Людовик с большим трудом скрывал всё нараставшую внутреннюю тревогу. Король непрерывно думал о том, что эти проклятые горы могут просто поглотить всё его войско. Уж неизвестно как, но могут. И тогда вообще не придётся сшибиться грудью с врагом. Людовик бы храбрым рыцарем и не боялся смерти, но его ужасала мысль, что придётся погибнуть не в бою, а в этих преисподних провалах – без вести, без чести, без подвигов и без славы. Только бы выбраться отсюда и войти в нормальный правильный бой на равнине!

Рядом с королём тихо покачивался на своём тяжеловесе магистр тамплиеров Франции Эврар де Бар. С его лица не сходило выражение немного сонного равнодушия, впрочем, довольно обманчивое. Людовик знал, что в бою Эврар превращается в неутомимо-яростного зверя, способного разметать целое вражеское войско. Но на переходе он скорее напоминал погонщика верблюдов, неразговорчивого и равнодушного ко всему на свете. Король не хотел навязывать ему разговор, но всё нарастающая тревога делала молчание невыносимым и вскоре развязала высочайший язык:

– А хорошо всё-таки смотрятся на ваших белых плащах эти красные кресты! Его святейшество папа Евгений оказал тамплиерам большую честь, как раз накануне похода даровав право ношения красных крестов на белых плащах.

– Да, ваше величество, красный крест – большая честь. А кроме того, это очень удобно для сарацинских лучников. Крест как раз напротив сердца, хорошо виден. Теперь им будет гораздо проще целиться.

Король несколько смущённо усмехнулся:

– Всё никак не могу привыкнуть к вашей мрачной манере шутить.

– А это не шутка. Сердце каждого тамплиера хочет только одного – стрелы.

Слова магистра показались королю откровенно хамскими, к тому же де Бар произнёс их, не теряя сонного выражения лица. Людовик привык к тому, что всякий, кого он удостоил своим вниманием, начинает светиться от счастья и отвечает, захлёбываясь от радости. А этого тамплиера не поймёшь – как будто ему король безразличен. Хотя, вроде, и не сказал ничего грубого. Впрочем, Людовик – широкая рыцарская натура – не был мелочно обидчив. Снова усмехнувшись, теперь уже без смущения, он продолжил донимать магистра:

– Сколь славен наш Господь, создавший такое чудо – эти великие горы. Да ведь в отличие от всех нас вы и раньше бывали в горах, мессир? В Испании горы такие же красивые?

– Да, ваше величество, почти такие же. Только воевать в горах… очень хлопотно. Неприятно.

– Вы опять шутите, мессир? Как же можно воевать в горах? Здесь и без боя продвигаться почти невозможно. И врагу здесь просто неоткуда появиться. Они же не вырастут из-под земли, как гномы. А если бы и выросли – им же войско не построить.

– А они и не будут строить войско. Мы не увидим шеренги врагов. Многие из нас вообще ничего не успеют увидеть – они и на том свете не узнают, откуда могла прилететь стрела, если кругом никого не было. Здесь за каждым камнем может сидеть по сарацину, а камней, как видите, кругом предостаточно.

– Так что же, по-вашему, мы уже проходили мимо камней, за которыми сидели сарацины?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Да вы иного сарацина могли за камень принять. Они умеют сливаться с местностью получше любой ящерицы.

Король похолодел, подумав, что в случае внезапного нападения он даже не сможет толком размахнуться своим мечём – нет места. А мысль о том, что его подстрелят из засады, как кабана на охоте, была, кажется, страшнее самой стрелы.

– Они действительно могут напасть прямо сейчас?

– Конечно, могут. Но не станут. Здесь они не смогут уничтожить всё наше войско, а именно такова их цель – чтобы ни один рыцарь не покинул эти горы. Они нападут позже. Впереди перевал. Места будет больше. Там они обязательно нападут.

– Хвалёные тамплиерские лазутчики вам уже, конечно, обо всём доложили?

– Наших разведчиков хвалят не напрасно, но здесь не было необходимости их обременять. Горцы непредсказуемы только для тех, кто с ними никогда не сталкивался, а на самом деле их хитрости удручающе однообразны. Они обязательно нападут на перевале.

Эти неожиданные откровения заставили Людовика утратить остатки самообладания. Он приглушённо зарычал:

– Так что же ты молчал до сих пор? Я половину войска послал вперёд, на тот самый перевал. Там уже, может, бой идёт. Они же от нас на полдня пути оторвались. Ты слышал, как я отдавал приказ. Почему молчал?

– Потому и молчал, что слушал. Как же можно слушать и говорить одновременно? Слушал и склонял голову перед мудростью вашего величества. Господь не покидает вас, Он вложил в вашу душу то единственно верное решение, которое здесь только и можно было принять. Зачем же мне было отверзать свои недостойные уста?

Людовик сразу остыл. Наконец-то тамплиер начал говорить с ним, как с королём. Де Бар, между тем, продолжал:

– Мы подоспеем как раз тогда, когда наш авангард уже примет бой. Я не стал вас предупреждать, потому что шум боя мы услышим загодя и успеем подготовиться. Сарацины уже захлопнут свою ловушку, а мы её разомкнём. Ведь мы ударим им в тыл, когда они уже ввяжутся в бой.

– Так ведь они же знают, что за первым корпусом идёт второй. Зачем они будут тыл подставлять?

– Они просто вынуждены будут атаковать наш авангард. Всё наше войско им ловушкой не охватить. Дождаться нашего корпуса – значит пропустить нас всех. Они надеются разделаться с первым корпусом, пока не подойдёт второй. Но они не успеют. Главная мудрость вашего монаршего решения в том, что вы велели первому корпусу дожидаться нас на перевале, не спускаясь в долину. Здесь им между нами не вклиниться, не рассечь войско на две части. А на перевале они такой возможности не упустили бы.

– А если бы я вообще не разделил войско?

– Тогда они избрали бы другую тактику – постреливали бы в нас из-за камней, стараясь посеять панику во всём войске сразу. Они и сейчас не стреляют только потому, что второй план кажется им лучше. Но им не хватит 3-4 часов.

Король вспомнил о том, что велел авангарду остановиться и дождаться их на перевале, не спускаясь в долину, из соображений совсем не стратегических. С авангардом путешествовала королева Алиенора – молодая жена короля. Людовик любил Алиенору больше жизни, хотя и бояться её начинал, кажется, уже больше смерти. Её шокирующие выходки были куда более непредсказуемы, чем самая изощрённая сарацинская тактика. Зачем она напросилась с ним в поход? Женское ли это дело, по горам скакать? А он позволил себя уговорить и не сильно настаивал на том, чтобы она осталась в Париже, вовсе не из-за слабости характера. Да жёнушка его в слабости и не подозревала, она видела, как ломается столешница под его кулаком. Он взял её с собой даже не потому, что мысль о разлуке была для него невыносима. Хотя и это тоже – он всегда смертельно тосковал без неё. Главная причина того, что она сейчас здесь была в другом. Её было просто страшно оставлять в Париже без мужнего присмотра. Она ведь не просто ранила сердце любящего мужа своими бесконечными изменами. Она наносила страшный ущерб его королевскому достоинству тем, что и не пыталась эти измены скрывать, открыто, прилюдно флиртуя то с одним, то с другим рыцарем. Рыцари, конечно, терялись, не зная, кого им безопаснее обидеть – королеву или короля. И для многих решающим аргументом становилось то, что Алиенора была кусочком несказанно лакомым. Нет, конечно, если Людовик был рядом, решающим аргументом для рыцарей, соблазняемых королевой, становился его меч. Каждый знал, что король решает вопросы чести быстро и просто – стоило ему обнажить свой меч, как вопрос исчезал менее, чем за минуту, и над бездыханным трупом обидчика даже ближайшие родственники не решались рыдать. Но это если он был рядом и мог всё видеть своими глазами, а выслушивать сплетни по возвращении король-рыцарь никогда не был расположен, так что можно было смело подозревать любого придворного рыцаря.

Нет, такую жену спокойнее было держать рядом с собой, даже не смотря на то, что обстоятельства крестового похода мало тому способствовали. Так ведь и здесь ускользнула. Не успел он разделить войско на два корпуса, не успел приказать первому выступать, заканчивая переговоры с коварными византийцами, как паж Алиеноры уже передал ему записку: «Ваше королевское величество, не осмелясь отвлекать вас от дел государственной важности, решила, что авангард не может выступать, не имея в своих рядах особы королевской крови и моё присутствие будет вдохновлять ваших храбрых рыцарей на совершение подвигов. Вместе со своим двором буду сопровождать мессира Жоффруа де Ранкона, командующего авангардом».

«Ну, конечно же, де Ранкон», – в бешенстве подумал король. А что было делать? Не возвращать же королеву как сбежавшую шлюху обратно в бордель. Оставалось притвориться, что именно такова была его монаршая воля. Вот только спускаться в долину без него он уже не разрешил. На просторе за полдня Алиенора могла так разгуляться и столько всего наворотить, сколько иная женщина и за всю свою жизнь не успеет. Пусть-ка на перевале переночуют. Там не разгуляешься. На камнях. Сейчас король мучительно думал: «Знал бы этот тамплиер, какие мудрые стратегические мысли на самом деле одолевали его короля, когда он принимал решение». Но ни король, ни магистр тамплиеров не могли предполагать, какой разговор сейчас идёт между королевой и де Ранконом, которые уже достигли перевала:

– Не правда ли, любезный Жоффруа, отсюда открывается великолепный вид на долину? И, к счастью, до неё – рукой подать, – королева, обворожительная в своём дорожном наряде, перевела взгляд с долины на рыцаря и одарила его улыбкой столь многообещающей, что у того всё нутро зашевелилось. Голос Алиеноры вдруг зажурчал так искренне и чисто, с такой, казалось бы, неискушённой простотой и безыскусностью, что де Ранкон окончательно потерял ориентацию во времени и пространстве:

– Как нам будет хорошо в этой долине! Какое замечательное место для ночлега! Ведь мы мечтали об этом Жоффруа? Мы с вами оба об этом мечтали?

Де Ранкон, вместо того, чтобы сразу же поверить самым непристойным сплетням о королеве, напротив подумал: «Как только люди могут говорить гадости об этой чистой и возвышенной женщине?». У него даже мысли не мелькнуло, что столь тронувшая его «безыскусность» – это и есть искусство. Искусство обольщения, расточаемое королевой всем подряд без цели и без смысла. На месте де Ранкона мог быть кто угодно, а королева вела бы себя в точности так же, и даже не потому что ей понравился очередной красивый рыцарь, а просто потому что она была не способна вести себя иначе, демонстрируя своё искусство совершенно бескорыстно, впрочем, всегда готовая переспать со своей жертвой, хотя это и не было её целью. Каждый мужчина, к которому она обращалась, чувствовал себя единственным избранником сказочной красавицы, и де Ранкон не оказался исключением:

– Сударыня… простите, ваше величество…

– Для вас я всего лишь Алиенора. Как мне не хочется быть «величеством», когда я рядом с вами!

– Алиенора, – рыцарь едва не сломал язык, бесстрашно бросившись произносить это магическое слово, но у него получилось и ему понравилось, – Алиенора, ведь король приказал разбить лагерь здесь и ни в коем случае без него не спускаться в долину.

– С вами скучно, де Ранкон. Король… Приказ… Лагерь… Вы изъясняетесь, как сержант-арбалетчик.

«Деревенская простушка» мгновенно исчезла, прямо на глазах изумлённого рыцаря превратившись в язвительную светскую красотку. При этом было очевидно, что метаморфозы ещё не завершились и вскоре предстоит увидеть разгневанную фурию. Всё это было слишком сложно для бесхитростного рубаки, который никогда не слышал трубадуров и не имел ни малейшего представления о куртуазности. Воздушный замок его мечты, воздвигнутый буквально несколькими словами королевы, рушился, как будто следующие её слова были булыжниками, выпущенными из безжалостной катапульты. И вдруг опять она стала простушкой, только до крайности взволнованной: