Текст книги "Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)"
Автор книги: Сергей Витте
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)
(Сравнить с воспоминаниями ВК Александра Михайловича на нашей странице ldn-knigi: ..."Длинная лестница вела от дворца прямо к Черному морю. В день нашего приезда, прыгая по мраморным ступенькам, полный радостных впечатлений, я налетел на улыбавшегося маленького мальчика моего возраста, который гулял с няней с ребенком на руках. Мы внимательно осмотрели друг друга. Мальчик протянул мне руку и сказал:
– Ты, должно быть, мой кузен Сандро? Я не видел тебя в прошлом году в Петербурге. Твои братья говорили мне, что у тебя скарлатина. Ты не знаешь меня? Я твой кузен Никки, а это моя маленькая сестра Ксения.
Его добрые глаза и милая манера обращения удивительно располагали к нему. Мое предубеждение в отношении всего, что было с севера, внезапно сменилось желанием подружиться именно с ним. По-видимому, я тоже понравился ему, потому что наша дружба, начавшись с этого момента, длилась сорок два года.
Старший сын Наследника Цесаревича Александра Александровича он взошел на престол в 1894 году и был последним представителем династии Романовых.
Я часто не соглашался с его политикой, и хотел бы, чтобы он проявлял больше осмотрительности в выбор высших должностных лиц и больше твердости в проведении своих замыслов в жизнь. Но все это касалось "Императора Николая II" и совершенно не затрагивало моих отношений с "кузеном Никки".
Ничто не может изгладить из моей памяти образа жизнерадостного мальчика в розовой рубашке, который сидел па мраморных ступеньках длинной Ливадийской лестницы и следил, хмурясь от солнца, своими удивительной формы глазами, за далеко плывшими по морю кораблями. Я женился на его сестре Ксении девятнадцать лет спустя..".; ldn-knigi)
Перед свадьбой, летом, приблизительно за год до своей смерти, Александр III, уже будучи не вполне здоровым, совершал свою обыденную прогулку по финляндским шхерам. Александр III почему то не мог выкупаться в своей ванне, Александр Михайлович предложил Государю свою гуттаперчевую ванну. Он согласился и после ванны сказал Александру Михайловичу в присутствии других лиц, что Ему ванна очень понравилась. После этого Александр Михайлович сказал одному из флигель-адъютантов Государя, с которым он был в хороших отношениях, саркастически, что он рад, что, наконец, Императору понравилось хотя что либо до него касающееся.
Ксения была весьма дружна с Наследником Николаем, потому, конечно, Николай весьма подружился с Александром Михайловичем. Покуда Император Александр III был жив, само собою разумеется, Александр Михайлович никакой роли не играл.
Когда воцарился Николай II, то он сейчас же завел свои интриги, что ему было тем легче разыгрывать, так как Николай II по свойству своего характера переживал по отношению к Александру Михайловичу "la lune de miel".
Александр Михайлович был моряк, но не совершил полагаемого по цензу плавания, поэтому он не мог двигаться и с тою протекциею, которую имел. Но какое там плавание при молодой жене, сестре Императора. Ему хотелось сделать карьеру сразу и добиться поста генерал-адмирала. (ВК плавал еще до женитьбы!; ldn-knigi)
Морской министр генерал-адъютант Чихачев и, в особенности, генерал-адмирал Великий Князь Алексей Александрович, зная склонность Александра Михайловича к интригам, стояли на том, чтобы он проходил установленный ценз. Поэтому со вступлением на престол Николая II началась борьба. Как это всегда бывает, лица почему либо недовольные данным ведомством, т. е. его начальством, сейчас же становятся во враждебный лагерь. Одним из таких лиц был Кази. Он имел старые счеты с Чихачевым. Когда последний был директором русского общества пароходства и торговли, тогда весьма {206} процветавшего, Кази был его помощником. Так как Кази хотел занять место Чихачева, то он должен был оставить службу. С тех пор он стал его врагом.
Кази был лейтенант в отставке, нигде серьезного образования не получил, но сам себя образовал, долго жил в Англии и был человек весьма даровитый и способный. В общем он был выдающийся человек и несомненно хорошо понимал морское дело. Александр Михайлович с ним сошелся и они начали борьбу с морским министерством. Кази писал записки, проекты и они передавались Императору Николаю. Император говорил, что он их вполне разделяет, что Он приведет их в действие, но по обыкновению не становился прямо ни на одну, ни на другую сторону. Внутренне Он желал бы осуществления идеи Александра Михайловича и Кази, Он хотел бы видеть их во главе морского дела, но тогда Он был еще под полным влиянием Императрицы Матери, которая любила любимого брата своего мужа генерал-адмирала Алексея, а Алексей поддерживал своего подчиненного Чихачева.
Я думаю, что идеи Кази об организации флота были более правильны, нежели Чихачева, а следовательно, Кази и Александр Михайлович были ближе к истине по существу и обладали большим талантом, нежели Великий Князь Алексей Александрович и Чихачев. Но несомненно также, что последние были более порядочные, нежели первые. Кази по натуре был склонен к интриге, а об Александре Михайловиче в этом отношении и говорить не стоить. Первый, по крайней мере, был весьма умный, талантливый и в общем порядочный человек.
Генерал-адъютант Чихачев несомненно был благородный и порядочный человек, а также умный, хотя может быть ему не было дано дара создателя русского флота, но все таки он был способнее всех тех лиц, которые были после него морскими министрами до настоящего времени.
Таким образом, завязалась с самого воцарения Николая II борьба между Алексеем (Чихачев) и Александром (Кази). Борьба эта прежде всего разыгралась в Либаве. Государь говорил мне, что Он непременно приведет желание почившего отца в исполнение и построит порт на Мурмане. Прошло несколько месяцев и вдруг появился указ о том, что Либавский порт сооружается согласно желанию Императора Александра III и что военному порту, который будет там сооружен, даруется именование порта Императора Александра III. После этого указа, само собою разумеется, пошли громадный затраты {207} на этот порт, а теперь возбудился вопрос, что делать с этим портом на случае войны. Есть специалисты, которые чуть ли не советуют его уничтожить. Генерал-адъютант Дубасов теперь поехал на Мурман опять исследовать, не следует ли сооружать порт в Мурмане. В тот же самый день, когда Государь подписал указ о порте Александра III, Он был у Великого Князя Константина Константиновича и сетовал на то, что указ этот у Него вырвали.
Тогда я сочувствовал этому сетованию и понимал его, но с тех пор прошло более десяти лет, а Государь всякий раз, когда подпишет какой либо документ, который затем Ему не нравится, говорит Сам или сие возглашает придворная камарилья, что документ этот у Него вырван. Ведь придворная камарилья и Сама Императрица не стесняются говорить, что будто бы я вырвал у Государя манифест 17-го октября, а насколько это утверждение ложно, будет видно из последующего.
Конечно, после подписания указа о порте Александра III, Александр Михайлович, пользуясь затаенным неудовольствием Государя за то, что генерал-адмирал Алексей и Чихачев "вырвали" у Него указ, пустил свои интриги во всю. Одну из его записок, составленную Кази, Государь передал, как заслуживающую внимания, генерал-адмиралу Алексею. Так как эта записка критиковала действия морского министерства, то Алексей потребовал увольнения со службы офицера флота Александра Михайловича. Этим борьба обострилась до крайности. Конечно, Александр Михайлович и Кази победили бы, но Государь тогда еще не смел идти против матери.
Кончилось тем, что около коронации Чихачев был уволен с поста управляющего морским министерством, но на его место был назначен адмирал Тыртов по выбору Алексея.
Таким образом, жертвой этой интриги и борьбы явился Чихачев. Алексей все таки победил Александра Михайловича. В морском министерстве все осталось по старому с тою разницею, что Тыртов, будучи также порядочным человеком, как Чихачев, был значительно менее умнее последнего. Государь "показал свой характер" и успокоился. Александр Михайлович был устранен из морских советчиков, но зато Алексей Александрович сделался точным исполнителем предначертаний Его Величества, до того точным, что не имел мужества возражать против затеи Безобразова и Ко, поведшей к японской войне. Он и мне советовал тот же образ действия – "все равно Государь сделает по своему, только себе повредите". Александр Михайлович и не мог больше плодотворно интриговать по {208} морским делам, так как сейчас же после коронации Кази, будучи со мною на Нижегородской выставке, неожиданно скончался, а сам Александр Михайлович был большой мастер на интриги, но полуобразованный, а во многих случаях просто невежественный дилетант во всех областях знания, конечно, ни о чем никакой толковой записки составить не мог.
Так как после перемены положения с уходом Чихачева Александр Михайлович увидел, что ему блестящая карьера в морском ведомстве была закрыта, то он обратил свои помыслы на другие пути к достижению власти. Ближе всего к его специальности, несколько она выражалась мундиром, им носимым, было морское дело, а потому, потерпев неудачу в области военного морского дела, он начал интриговать, чтобы составить себе положение в области торгового мореходства.
Он прежде всего подал мысль об отделении из морского ведомства "Добровольного флота", созданного под покровительством Александра III К. П. Победоносцевым, как вспомогательное орудие морского ведомства. Встретив опять отпор от генерал-адмирала Алексея, у него естественно обратились взоры на торговое мореплавание вообще, которое находилось, как все касающееся торговли, в ведении главного управления торговли и мануфактур министерства финансов.
Вообще в России торговое мореплавание по причинам экономическим и географическим развито весьма мало, причем внешнее (морское) было в ведении главного управления торговли и мануфактур, как сказано выше, а внутреннее (речное) в ведении министерства путей сообщения. Вот Александр Михайлович и пожелал заняться внешним торговым мореплаванием. Он через своих сотрудников, или вернее, приспешников, передал мне о сем желании. Я доложил об этом Его Величеству, который, по-видимому, к этой мысли был совершенно подготовлен, и предложил образовать при министерстве финансов комиссию из представителей различных ведомств и торговли для предварительного обсуждения всех вопросов, касающихся торгового мореплавания, причем коллегия эта имела характер совещательный, не связывающий подлежащих министров.
Соответствующий законопроект прошел через Государственный Совет и председателем совещания был назначен Александр Михайлович. Одновременно я был по какому то делу у генерал-адмирала Алексея, который заговорил со мною о назначении Александра Михайловича, спросил меня, знаю ли я его, и предупредил меня, {209} чтобы я был с ним осторожен, так как он большой интриган. Тогда я действительно очень мало его знал. На вид он мне казался приличным и симпатичным.
Как только сказанное совещание открыло свои действия, начались истории. Около Александра Михайловича сейчас же появилась масса приспешников со всевозможными проектами. В совещании при всей склонности членов уступать мнениям Великого Князя, мужу любимой сестры Императора, постоянно являлись разногласия. Мне приходилось не утверждать мнения, поддерживаемые Великим Князем. Таким образом, отношения все обострялись. Наконец, произошел такой инцидент.
Совещание выработало положение о портовых управлениях, причем часть совещания с Александром Михайловичем пожелала совершенно обособить эти управления, сделавши их независимыми не только от местных губернаторов (градоначальников), но и от контроля. Конечно, такой проект я не утвердил. Тогда Александр Михайлович, будучи в это время в Крыму (летом 1901 г.), телеграфировал мне, что, если я не утвержу выработанного проекта, то он уйдет и что вообще в виду постоянных разногласий он тяготится положением председателя совещания.
Я доложил эту телеграмму Государю, выяснив невозможность некоторых наиболее существенных положений проекта. Его Величество совершенно со мною согласился и сказал, ответьте ему, что если он не хочет быть председателем, пусть уходит. Не ссылаясь на Государя, я ответил Александру Михайловичу, что утвердить проекта не могу. Месяца через два Его Величество уехал в Крым, где был Великий Князь Александр Михайлович, а через некоторое время и я туда приехал, после моей поездки на Дальний Восток.
При первом моем докладе Государь меня спросил, правда ли, что при портовых сооружениях делаются большие злоупотребления. Я ответил, что не имею по этому предмету фактов, но знаю, что подрядчики часто весьма наживаются, потому что контракты с ними вероятно определяют по преувеличенным ценам.
После доклада Государь меня пригласил завтракать. Завтракала вся семья Его Величества, лица ближайшей свиты, а из посторонних я и командующий войсками Одесского округа, благороднейший и почтеннейший человек генерал-адъютант граф Мусин-Пушкин. После завтрака все вышли на террасу Государь подошел ко мне и очень ласково спросил: {210} – Как вы думаете относительно образования главного управления торгового мореплавания и портов?
Я ответил, что ныне торговое мореплавание ведается одним столом в департаменте торговли, что может быть следует несколько усилить эту часть, но во всяком случай эту часть торговли нерационально отделять от торговли вообще, а тем более образовывать из этой части особое министерство. Если же образовать новое министерство, то нужно выделить из министерства финансов все касающееся торговли и образовать министерство торговли.
Государь ответил:
– Я говорю об образовании главного управления, а не министерства.
Я ответил, что разница только в наименовании, по существу же это одно и то же и добавил, что если образовывать новые министерства, то в России есть много отраслей народного труда, заслуживающих большого внимания, нежели торговое мореплавание, например, министерство труда, министерство кустарных промыслов, министерство хлебной торговли.
На это Государь сказал:
– Вы так думаете?
Я ответил утвердительно, добавив, что я уверен в том, что если такое министерство (мореплавания) будет основано, то оно просуществует недолго. (Так оно и случилось. После 17 октября главное управление торгового мореплавания было уничтожено.)
Государь сказал на это: "увидим" и отошел от меня. Через несколько минут подошел ко мне граф Мусин-Пушкин и спросил:
– Какой это неприятный разговор вы вели с Государем на террасе?
Я ответил, что по поводу мореплавания, но что ничего неприятного не было.
Граф Пушкин ответил:
– Однако, я заметил, что у Государя, когда Он от вас отошел, было крайне рассерженное лицо, – и добавил, что это все интриги Александра Михайловича.
На другой день утром я явился к Его Величеству откланяться, так как в тот же день выезжал в Петербург. Его Величество был со мною ласков и о делах не изволил ничего говорить. Как только я приехал в Петербург и вошел к себе в кабинет, курьер мне доложил, что приехал ко мне от Государя фельдъегерь {211} с пакетом. Я был очень удивлен, так как только что сам приехал из Крыма. Распечатав пакет, я нашел в нем указ, подписанный Его Величеством, об образовании главного управления торгового мореплавания и торговых портов и приказ о назначении начальником этого главного управления на правах министра Великого Князя Александра Михайловича. Все сие прошло без Государственного Совета и совещания с кем бы то ни было, т. е. совсем конспиративно.
Александр Михайлович начал с того, что взял себе в товарищи адмирала Абазу, двоюродного брата Безобразова, одного из главных виновников японской авантюры. Александр Михайлович был прародителем этой проклятой затеи, составившей несчастие Poccии. Он ввел Безобразова и Абазу к Государю. (Сравнить с воспоминаниями ВК Александра Михайловича на нашей странице ldn-knigi:
..."Тогдашний военный министр генерал Куропаткин произвел "инспекторский смотр" наших азиатских владений. Конечно, он возвратился из командировки и доложил, что "все обстоит благополучно". Если ему можно было верить, то наше положение на Дальнем Востоке представлялось совершенно неуязвимым.
"Японская армия не являлась для нас серьезной угрозой, продуктом пылкого воображения британских агентов. Порт-Артур мог выдержать десятилетнюю осаду. Наш флот покажет микадо, "где раки зимуют". А наши фортификационные сооружения, воздвигнутые нами на Кинджоуском перешейке, были положительно неприступны. "
Не было никакой возможности спорить с этим слепым человеком. Я спокойно выслушал его доклад, с нетерпением ожидая, когда он его окончит чтобы немедленно ехать в Царское Село. "К черту церемонии!" думал я по дороге к Никки: "русский Царь должен знать всю правду!"
Я начал с того, что попросил Никки отнестись серьезно ко всему тому, что я буду говорить.
– Куропаткин или взбалмошный идиот, или безумец, или же и то, и другое вместе. Здравомыслящий человек не может сомневаться в прекрасных боевых качествах японской армии. Порт-Артур был очень хорош, как крепость, при старой артиллерии, но пред атакой современных дальнобойных орудий он не устоит. То же самое следует сказать относительно наших Кинджоуских укреплений. Японцы снесут их, как карточный домик. Остается наш флот. Позволю себе сказать, что в прошлом году, во время нашей морской игры в Морском Училище, я играл на стороне японцев и, хотя я не обладаю опытом адмиралов микадо, я разбил русский флот и сделал успешную вылазку у Порт-Артурских фортов.
– Что дает тебе основание думать, Сандро, что ты более компетентен в оценке вооруженных сил Японии, чем один из наших лучших военачальников? – с оттенком сарказма спросил меня Государь.
– Мое знание японцев, Никки. Я изучал их армию не из окон салон-вагона и не за столом канцелярии военного министерства. Я жил в Японии в течение двух лет. Я наблюдал японцев ежедневно, встречаясь с самыми разнообразными слоями общества.
Смейся, если хочешь, но Япония – это нация великолепных солдат.
Никки пожал плечами.
– Русский Император не имеет права противопоставлять мнение своего зятя мнению общепризнанных авторитетов.
Я вернулся к себе, дав себе слово никогда не давать более советов...".; ldn-knigi)
Сделавшись министром, Великий Князь, конечно, начал вмешиваться в дела, до него не касающиеся. Посколько это вмешательство касалось министерства финансов (и торговли), я давал ему постоянный отпор, а потому Александр Михайлович сделался надежным передатчиком Государю всяких записок против меня и моих сотрудников. Как только кто либо осмеливался не соглашаться с каким-нибудь корыстным предложением, он сейчас же аттестовался Государю, как изменник. Так Государь несколько раз указывал мне на неблагонадежность директора кредитной канцелярии Малешевского, честнейшего и надежнейшего человека, до сих пор занимающего этот пост. Я категорически возражал против его увольнения.
Что же сделал Александр Михайлович с новым министерством? Ничего положительного, а только развел злоупотребления. Когда я уходил с поста министра финансов, то дела Международного банка были довольно запутаны благодаря увлечениям главного управителя Ротштейна, берлинского еврея, замечательно даровитого финансиста-банкира, честного и умного человека, но довольно нахального и мало симпатичного в обращении. Говорили, будто он наживает миллионы спекуляциями, а когда он умер, оказалось, что он оставил жену с самыми ограниченными средствами.
Когда я еще был министром финансов, то в последний год я не принимал Ротштейна в наказание за то, что он расстроил дела банка. Я узнал об этом стороною, так как из отчетов это было трудно усмотреть.
Через несколько месяцев после моего ухода Ротштейн просил меня его принять. Он мне сказал, что явился для того, чтобы доложить, что дела банка приведены им в порядок и что, хотя {212} теперь я не министр финансов, но он счел долгом мне это доложить, так как считает себя виновным за то, что не доложил мне о расстройств дел, когда я был еще министром, рассчитывая их поправить.
На мой вопрос, каким образом это достигнуто, он ответил, что самые шаткие дела им ликвидированы, так, например, завод Ланге (кажется в Риге), который за ссуду остался на шее банка, был продан главному управлению торгового мореплавания с большою выгодою. На мой вопрос, как это случилось, он мне ответил: мы запросили настоящую цену, но лицо, которое было уполномочено купить, сказало, что за эту цену оно купить не может, но согласно купить за цену в два раза большую, но с тем, чтобы банку была внесена настоящая цена...
С этим заводом Ланге мне пришлось встретиться вторично после 17 октября, когда я был председателем совета. Когда началась японская война, был образован комитет для добровольного сбора денег с целью устройства дополнительных военных судов. Председателем комитета стал Великий Князь Михаил Александрович, а вице-председателем Великий Князь Александр Михайлович. В сущности последний затеял все дело и держал его в руках, а милейшего и честнейшего славного Великого Князя Михаила Александровича поставил как ширму.
Суда начали заказывать упомянутому заводу Ланге, у него не было денег, ему дали из добровольных пожертвований ссуду, туда же ухлопали часть портовых сборов. Война кончилась, а заимствованные деньги не вернули.
Министр торговли Тимирязев сделал представление по повелению Государя в совет министров о регулировании этого дела.
Морской министр Бирилев в заседании заявил, что завод негоден для морского ведомства, да и построенные там суда не лучше.
Тогда явился вопрос о покрытии недостачи денег из казны. Зная из предыдущего рассказа, что все это дело нечисто, я категорически отказался рассматривать это дело в совете министров. Тогда его внесли в Государственный Совет, куда я тоже на заседание не явился.
Граф Сольский, председатель Государственного Совета, меня спрашивал, почему я не пришел в Государственный Совет. Я ему откровенно объяснил причину, причем он мне сказал, что Великий Князь Александр Михайлович был у него по этому делу, просил его выручить, причем прослезился. {213} Я сказал Сольскому, что я не сомневаюсь в том, что Великий Князь денежно честный человек, но не имея никакого понятия о делах, его подчиненные развели воровство, и если бы я был на его месте, то вместо того, чтобы слезиться, заплатил бы недостачу из своих великокняжеских средств.
Приходилось мне часто слышать о вреде замужеств русских Великих Княжен за иностранных принцев. Может быть указания эти имеют некоторое основание, но если рассматривать обратный опыт – женитьбу царской дочери на русском Великом Князе, например брак Ксении Александровны с Александром Михайловичем, то едва ли этот опыт дал лучшие результаты. Впрочем, не все Великие Князья Александры Михайловичи !...*
(дополнение, ldn-knigi – о том, насколько эти корабли были "непригодны" (частично они были в строю до 1962 года) и как контролировались пожертвования, см. ниже: источник – http://www.voskres.ru/articles/kursk2.htm
От "Варяга" до "Курска"
В мае 1905 года в Цусимском проливе погибли 20 боевых кораблей российского императорского флота и около 7 тысяч православных душ менее чем за сутки преставились "в защиту русского флага". Трагедия всколыхнула движение по сбору пожертвований на "усиление военного флота".
"Необходимость для России иметь сильный флот сознавалась до начала войны 1904 года лишь немногими. Но грянули выстрелы в Порт-Артуре и Чемульпо... И русский флот, до того времени мало обращавший на себя внимание общества и признаваемый подчас излишней для России роскошью, сделался дорогим русскому сердцу. Безотлагательная необходимость постановки флота на должную для подержания силы России высоту представилась с поразительной ясностью. Это из документов "Особого Комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования". В его руководство и рабочие органы вошли представители всех сословий Российской империи. Всего же на 1 марта 1910 года было собрано 219 386 рублей 10 и 3/4 копейки.
Несколько слов о деятельности Комитета, которая имеет громадное нравственное звучание и по сей день. "Комитет положил в основание своей деятельности принцип гласности и строжайший контроль над поступлением пожертвований и их расходом." Ежемесячно публиковались результаты проверок финансового отдела. Объем сводного отчета составил 150 страниц, точность 1/4 копейки. Членами Комитета могли быть лица "как возымевшие мысль усиления флота на добровольные пожертвования, так и те, кто своими знаниями и опытом мог принести пользу делу".
Именно поэтому в списке членов Комитета наряду с сиятельными фамилиями великого князя Михаила Александровича, графа А. А. Мусина-Пушкина гофмейстера, камергера М. В. Родзянко – Председателя Государственной думы и т. п., мы встречаем поручика Ильина, отставного поручика Н. Ф. Плещеева, лейтенанта С. Ф. Дорожинского.
Комитет пользовался полнейшей самостоятельностью в заключении контрактов на постройку кораблей и поставки оборудования, в т. ч. и правом контроля за качеством принимаемых изделий от промышленности.
Любопытно распределение вступивших взносов по социальным категориям. Так, дворянство пожертвовало два миллиона 196 тысяч рублей, т. е. 12,7% от всей суммы, военнослужащие – два миллиона 329 тысяч рублей, крестьяне – два миллиона рублей (11,5%), духовенство – 591 тысячу рублей (3,4%), купечество – полмиллиона рублей (3%), рабочие, приказчики и мелкие торговцы – 126 тысяч рублей (0,8%), учащиеся, учителя и профессора – 276 тысяч рублей (1,6%), общественные благотворительные общества и клубы – 419 тысяч рублей (2,4%), высочайшие особы – один миллион 110 тысяч рублей.
Следует учесть, что кроме городских управ, земств и дум все взносы производились только частными лицами. В одной Петербургской губернии было собрано почти 3 миллиона или 17% от общей суммы внутренней России. Петербургская – то хоть возле моря, а татары Казани и казаки Дона, собравшие больше миллиона? Им – то что этот флот и Цусима?
Еще более чудесные вещи случились с гражданами других государств, сиречь "дальнего зарубежья". В малюсенькой горной Сербии нашлись люди, собравшие на русский флот 1200 рублей. Монахи Святой горы отдали "милитаристскому молоху" имперской России 7967 рублей, китайские кули – 11004 рублей. Даже из Турции"извечного врага" России поступило 2 798 рублей.
Понятия "патриотизм" и "гражданская совесть" не были тогда пустым звуком для российских подданных. Некие "студент – электротехник" и "старый профессор" подали флоту по 1000 руб., "маленький Андрюша, Полинька, мама и няня" тоже изыскали тысячу. Жертва Цусимской трагедии "капитан А. А. Андржеевский от базара" положил 762 рубля, "вдова старшего инженера механика М. Г. Раевская" – 3000 руб., сумму в 500 рублей осилил и Федор Шаляпин.
Ну, какими мотивами руководствовался забайкальский золотопромышленник Золотарев, внесший 30 тыс. золотым песком? Что за комиссары принудили "кочующие народы Ставропольской губернии" собрать 300 тыс.? С чего бы это в кондовой гужевой Тамбовщине "Чрезвычайное Тамбовское Губернское Земское Собрание" отщелкнуло 100 тыс. И самое – самое: эмир Бухарский положил 1 млн. руб. (Чем навечно сохранил свое имя в списках Военно-Морского Флота, т. к. один из новейших минных крейсеров носил его имя.)
В списке жертвователей на российские корабли – немцы – поселяне Бессарабской губернии, евреи Подольской губернии, киргизы Актюбинского уезда, башкиры, узбеки, калмыки, мусульмане и старообрядцы...
Можно поразмышлять и над цифрами взносов купечества двух самых богатых столичных губерний: купцы Московской губернии пожертвовали 49 тысяч рублей, а С. – Петербургской – 38 тыс. рублей. В то же время священники и монахи малочисленной Тобольской губернии собрали 12 тысяч рублей, земства сельских губерний, Полтавской и Херсонской – по 100 тысяч, а Московское – 50 тысяч рублей. Жители Киева сделали именной вклад на миноносец "Киев", а молдоване – на миноносец "Бессарабец", были взносы на "Школьник" и "Русский рабочий".
Всего на собранные деньги было построено 18 минных крейсеров, в т. ч. самый быстроходный миноносец типа "Новик", 4 подводные лодки.
Не остался Комитет в стороне и от военно-технических новаций. 30 января 1910г. общее собрание комитета ходатайствовало перед императором: "об обращении оставшихся неизрасходованными на морской флот 900 000 рублей на создание военного воздушного флота и о разрешении Комитету продолжить сбор добровольных пожертвований на ту же цель". Спустя всего неделю был издан указ Николая , которым предписывалось воздушный флот, построенный на средства, собранные Комитетом, оставить "в ведении и распоряжении Комитета, а в случае открытия военных действий, передавать его с подготовленной командой морскому и военному ведомствам для усиления боевых сил Империи".
Уже в марте 1910 г. было отобрано и уехало на учебу во Францию 6 офицеров и 6 нижних чинов, к осени того же года первые 7 самолетов были доставлены в Россию. К ноябрю в Севастополе закончено оборудование школы авиации и аэродрома. Первыми инструкторами стали пилоты, обучавшиеся во Франции, а первый набор составили 10 офицеров и 20 нижних чинов.
Осенью 1911 года отряды Севастопольской авиашколы, впервые в русской армии принимали участие в маневрах Санкт – Петербургского, Варшавского и Киевского военных округов.
(Завод "Ланге и сын" в Риге построил в 1904-1906 гг. 8 эсминцев типа "Украйна" и выполнял ремонтные работы на кораблях этого класса.)
http://infoart.iip.net/history/navy/rusdd102.htm
Класс "Украйна"
"Войсковой" "Украйна" "Туркменец-Ставропольский" "Забайкалец"
"Донской казак" "Страшный" "Стерегущий" "Казанец"
..."Строились на средства "Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования". Решение о постройке минных крейсеров водоизмещением около 500 тонн определялось острой потребностью флота в кораблях, обладавших более высокими боевыми способностями, чем "стандартные" 350 тонные эсминцы, и непродолжительными сроками постройки таких кораблей при сравнительно малой стоимости (порядка 1 млн. рублей за единицу, в ценах 1904 года). Был использован проект дивизионного эсминца германской фирмы "Вулкан", который в целях секретности именовался "Паровой яхтой водоизмещением 500 тонн" (т.к. все страны Европы и Америки объявили строгий нейтралитет). Контракт с заводом "Ланге и сын" в Риге на постройку первых 4-х минных крейсеров был заключен 26 марта 1904 года. 5-й и 6-й минные крейсера ("Стерегущий" и "Страшный") были заказаны 20 августа 1904 года, 7-й и 8-й ("Донской казак" и "Забайкалец") – 18 октября 1904 года. Артиллерийское и минное вооружение устанавливалось за счет Морского ведомства и в сметную стоимость заказов не включалось.