Текст книги "Лаборант"

Автор книги: Сергей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сергей Воронин
Лаборант

Часть 1. Лаборатория

Одноклассники

В 1993 году Паша окончил институт и получил диплом инженера. Диплом этот не был нужен никому, и то, что он не будет никому нужен, стало окончательно понятно уже где-то за пару лет до окончания института. Основной причиной того, что Паша все же его окончил, была военная кафедра, официально избавлявшая от непонятной претензии этих неприятных рож из телевизора присвоить себе два года Пашиной жизни. Попасть в армию, судя по рассказам очевидцев, значило одно – в какой-нибудь чертовой дыре пытаться не стать главным в сложноподчиненной иерархии неудачников. Самым страшным во всем этом казался сладострастный блеск, появлявшийся в глазах рассказчиков, даже уже и немолодых. Очевидно, что все это было крайне заразно, болезнь обязательно переходила в хроническую стадию, и у Паши имелись серьезные опасения за собственный иммунитет. Так что лучше было не рисковать. Тем более что, учиться стало уже не так нудно. С изучаемыми предметами, представлявшимися раньше такими сложными и необходимыми для изучения, случилось то же, что и со страной – все эти вроде бы стройные нагромождения теорий и формул стали видеться мандалой из песка, сооружаемой тибетскими монахами, основное назначение которой – быть уничтоженной первым серьезным порывом ветра. Самые упоротые из преподавателей не желали этого признавать и все чего-то требовали, каких-то отчетов об этой песочной деятельности, их было весело обманывать. Паша всегда был способным, он бы мог учиться хорошо, но хорошо учиться нужно было явно чему-то другому.

После окончания института сидеть на маминой шее и перебиваться случайными подработками стало казаться уже неэтичным.

Все пути были открыты перед Пашей. В ассоциативном плане это выглядело примерно так: будто он стоит на краю огромной перепаханной катаклизмами равнины с остатками старых некрасивых сооружений, по которой группками бродят растерянные сограждане, хватая друг друга за рукава и пытаясь выяснить ближайшие перспективы. Перед ними тоже были открыты все пути. Еще по этой равнине разъезжали своими кривыми дорожками менее озадаченные вопросами перспектив граждане, жадно и уверенно живущие сегодняшним днем на краю своего потопа.

Большинство институтских приятелей быстро растворилось в туманных просторах этой равнины, а вот многие одноклассники оказались тут, недалеко. Некоторые из них тоже ездили кривыми дорожками, у одного Паша даже проработал несколько месяцев в ларьке, но в итоге его психологический портрет был серьезно угнетен юмором боксера-охранника, с которым приходилось делить полтора квадратных метра свободной площади, и нервностью ночных покупателей и вымогателей. Один одноклассник отжал у другого квартиру, переехал туда и был там же в подъезде зарезан своими подчиненными-бандитами. Еще один работал сутенером и все время таскал с собой коробочку со шприцем. Лучше всех, казалось, устроились двое, собравшие группу и, кроме музыки, ничем больше не интересовавшиеся. Денег у них не было совсем, но их это совершенно не беспокоило. Паша допил с ними все оставшиеся от работы в ларьке средства и начал подумывать освоить бас-гитару. В это время ему неожиданно позвонил еще один одноклассник и предложил работу.

Одноклассника звали Максим. Неожиданным в его звонке было то, что в школе они с Пашей особенно не дружили и привычки созваниваться не имели. Максим ни с кем особенно не дружил, хотя и весьма охотно общался. Но общался он довольно специфически – Паша сидел с ним за одной партой на некоторых уроках и Максим часто изводил его рассказами о своей морской свинке. Он ее обожал с каким-то даже неистовством, все поля его тетрадей были изрисованы изображениями флегматичного грызуна в разных ракурсах. Почти как у Пушкина в рукописях. Паша неоднократно пытался представить Пушкина, рисующего на полях вместо себя свою любимую морскую свинку и то, какими могли быть в этом случае его стихи. Казалось, что во всем этом есть какой-то важный секрет.

Тем не менее Макс был, наверное, самым умным из одноклассников, а после школы вообще уехал в Москву, окончил МГУ и, по слухам, неплохо жил. Паша вполне верил этим слухам, поскольку хоть Максим и походил на классического ботана, но при этом вызывал уважение своей целеустремленностью и неожиданной твердостью. Например, еще в средних классах он прославился тем, что дома слепил из пластилиновых кирпичиков здоровенный макет их древней крепостной стены со всеми ее башнями. Говорили, что краеведческий музей предлагал ему за этот макет весьма приличные деньги, но он его не продал. Паша бы продал. Все в классе бы продали, в один голос кричали, а Максим не стал. Некоторые энтузиасты из их класса даже собирались повторить его подвиг и уж точно продать, но дальше разговоров никто не зашел. Именно потому Паша и согласился сразу на предложение Максима, особенно не думая. Да и смысла в обдумывании не было – деталей Максим все равно не знал, сказал только что человек нужен срочно, Паша как раз подходит под требования, платят очень достойно и не бандиты.

Паша собрал сумку, мама добавила денег на дорогу и на следующий день поехал в Москву. Сидя в поезде, он пытался представить эти требования, по которым подходит и за соответствие которым могут много заплатить. Не хотелось думать плохо о Максиме, но под такие требования в нынешнее время подходили разве что только его почки.

Сергеев

Встреча одноклассников не получилась особенно радушной – неловко поздоровались, неловко помолчали. Максим жил в двухкомнатной квартире, все свободное пространство которой оказалось заставлено коробками с логотипом известного бренда-производителя компьютеров. Потом он позвонил кому-то по диковинному телефону, видимо, мобильному. Собеседник сразу заставил его оправдываться, речь, похоже, шла об этих самых компьютерах. Максим говорил, что их было некуда деть, что взял предоплату, осторожно рекомендовал кинуть кого-то в следующий раз, когда партия будет больше, потом с виноватым видом долго слушал, а потом вдруг завел разговор о Паше, то есть о том, что приехал одноклассник и готов приступать. Очевидно, это и был работодатель.

– Ты же говорил, что не бандиты? – озадаченно спросил Паша по окончании беседы.

– Какие бандиты, старик, ты что? Полковник КГБ. То есть ФСК сейчас. Серьезный человек.

– А меня не кинут? – понимая всю наивность вопроса, все же не удержался Паша.

– Не должен. Это не по бизнесу, – успокаивающим тоном ответил Максим.

Работодатель собирался заехать на следующий день с утра, посмотреть на Пашу, объяснить подробности работы. Выпили с Максимом немного паленой водки, замаскированной под продукцию родного ликеро-водочного завода, привезенной Пашей, поговорили о судьбах одноклассников. Но вообще показалось, что эта тема Максиму не особенно интересна. Он жил в очень конкретном настоящем и постоянно отвлекался на свой телефон – то ему звонили, то сам звонил, Паша даже позавидовал такой активной жизни. Хотя появилось и некоторое раздражение, захотелось все-таки спросить о судьбе любимой морской свинки. Но сдержался.

Было еще довольно рано. Паше не спалось. Его разбудили вяло постанывающие где-то во дворе невидимые за деревьями качели. Паша ночевал на раскладушке в кухне, единственном месте, где не стояли коробки. Качели вяло постанывали и после того как он умылся, и после того как приготовил завтрак, и во время завтрака. Звук был то ритмичный, то неожиданно прерывающийся и до невозможности унылый. Даже окрестные птицы притихли, не выдерживая конкуренции. Паша попытался представить ребенка, сосредоточенно старающегося в эту рань получить свою законную порцию удовольствия. Такая целеустремленность завораживала. И хотя, скорее всего, издаваемые звуки были пропитаны алкоголем и беспощадной тупостью, но образ этого сосредоточенного ребенка, почему-то мальчика, ему понравился. Все это напоминало его собственную ситуацию.

Он допивал чай, слушал постанывающие качели и разглядывал плакат со Сталлоне, приклеенный с внутренней стороны на стекло кухонной двери. Сталлоне бугрился мускулами, смотрел гневно и держал в руках большой пулемет, из которого торчала лента с толстыми красивыми патронами. Было немного грустно и жалко, видимо, навсегда ушедшую эпоху морских свинок.

У работодателя оказалось решительное грубой лепки лицо, полуседые волосы и кожаная куртка. Если бы Максим не предупредил, что это полковник ФСК, то Паша принял бы его за обычного бандита. Вернее, не совсем обычного, а довольно высокого ранга, несмотря на куртку.

Прямо с порога он накинулся на Максима:

– Макс, ты вообще е…нулся? Думаешь, железную дверь поставил, так теперь все, в домике? Ты знаешь сколько груз стоит? А ты ведь знаешь! И что? Нельзя было в другом месте оставить?! Его вообще зарыть пока надо, пока что просто воздухом торгуем! Я тебе сказал взять пару образцов, мля?! Решай быстро! Понял меня?! Здорово! Паша, да? Полковник Сергеев. Пойдем, Паша, на кухню пообщаемся.

На кухне он сел на скрипнувший под весом его плотного тела стул, придирчиво посмотрел на Сталлоне и показал Паше на табуретку.

– Ну ты видишь до чего довели русского офицера? Капитализм, б…ть. Приходится деньги зарабатывать вот таким макаром. И не для себя ведь, Паша. Не для себя! Ну ничего…

Во время того, как он говорил, его рука вытащила откуда-то из внутреннего кармана небольшую книжечку и ловко распахнула ее перед Пашиным лицом. Некоторое время подержала, но Паша все равно не успел ничего прочитать, заметил только что на фото Сергеев был не в форме.

– Ничего, придет еще нормальное время, а твой документик можно посмотреть? Угу. Угу. Институт, значит, закончил? Хорошо учился? Да не нужен мне твой диплом, я людей и без дипломов, Паша, вижу, такая работа. Так вот о работе. Работа у нас будет секретная, государственная. В научной лаборатории. Будешь заниматься научными исследованиями. Типа лаборанта и не только. Но мне, Пашка, абы кто не нужен. Макс вот говорит, что голова у тебя неплохо соображает. И вообще, ручается за тебя, да, Макс?

Из-за закрытой двери донесся неразборчивый ответ.

– Ручается. О характере самих исследований узнаешь на месте, деталей пока не имею права раскрывать, но чтоб тебе легче думалось, сразу скажу – платим хорошо, потому что работа для страны очень важная. Сказал он тебе сколько платим? Не сказал?

Сергеев, говоря, делал перед собой короткие рубящие движения ладонью. Будто нарезал фразы на более короткие фрагменты, для лучшего пережевывания и усвоения. Или, например, лапшу.

– Сто долларов в день платим, Паша. Это ведь хорошие деньги, правда? Да уж, конечно, хорошие! Коллектив отличный, работа интересная. Ладно, я в людях разбираюсь и вижу, что ты нам подходишь. Ну так что? По рукам? Про премии всякие даже говорить не буду, все с этим нормально, если с работой будешь справляться. Ну так что? Аванс прямо сейчас могу выписать, передадим твоей маме. Или кому?

Паша немного ошалел от этого напора, а, услышав сумму, вначале не поверил, показалось, что ослышался. Его мама у себя в редакции получала сто долларов за месяц, и у них в городе это считалось весьма неплохой зарплатой. 40 бутылок водки, если проще. Эта валюта была еще надежнее. А тут получалось, что после двух недель работы Паша мог уже напрудить небольшое водочное озерцо.

На работу

Человек, приехавший за Пашей часа через три после визита Сергеева, никаких своих документов не показал, хотя сам долго и внимательно изучал Пашин паспорт и вернул его с явной неохотой. Сам так и не представился. Своими вислыми седеющими усами и усталым всепонимающим взглядом он напоминал вплотную приблизившегося к пенсионному возрасту армейского прапорщика.

Паша наскоро попрощался с Максимом, который продолжал почти постоянно общаться по телефону. Похоже, бизнес в Москве был действительно довольно экстремальным занятием.  Впрочем, как и везде сейчас.

Приехал «прапорщик» на добротных синих «Жигулях». Паша кинул сумку с вещами назад и попытался устроиться на переднем сидении, но дверь оказалась закрыта. Водитель отрицательно покачал головой, кивнул назад и потом всю дорогу пялился через зеркало. Путь на новое место работы оказался неблизким.

В Москве Паша давно не был, а вчерашний путь к жилищу Максима оставил смешанные чувства: на вокзале грязно, неприятно и как-то опасно, в метро оказалось слишком много странных личностей и беспокойных глаз,  дома и улицы представлялись только черновым наброском к будущему полотну, на котором, вполне возможно, в итоге все будет совсем по-другому, а по этому неряшливому эскизу проскрипит неизбежный ластик. На календаре между тем было пятое октября. Та самая «золотая осень», многократно пережеванная в стихах и картинах, пребывала на пике своего яркого могущества. Паша разглядывал расписные кроны попадавшихся по дороге деревьев и вдруг подумал – почему человеческая старость не такая эффектная? Некогда упругие листья опадают слишком постепенно и незаметно, незатейливо обнажая голые сучья морщин на фоне бессильно обвисшего серого неба – кожи. Возможно, у кого-то и получается стареть красиво, но для этого явно нужно приложить очень много стараний, или потратить чудовищное количество косметики и использовать другие виды маскировки, хотя все это на самом деле только подчеркнет скрываемое безобразие. В то время как растениям в этом смысле вообще не нужно ни о чем беспокоиться и любой кривой куст-замухрышка без всяких собственных усилий превращается в прекрасного принца со своим своеобразным, но несомненным очарованием.

За автомобильным окном проплывали непривычные для его провинциального взгляда дома. Каждый раз хотелось увидеть что-то знакомое по прошлым визитам и порой действительно казалось, будто едут по узнаваемым местам, но каждый раз Паша понимал, что ошибся. Выехали за город, впереди стали видны пятнистые леса, затем свернули, машина запетляла по какому-то пригороду и уже на его окраине, переходящей в обширный частный сектор, остановилась у ржавых железных ворот в бетонной стене с ромбами.

Поверх стены в три ряда была натянута колючая проволока местами порванная и обвисшая. Водитель посигналил. Через некоторое время одна половинка ворот открылась. Ее толкал человек в кожаной куртке и спортивных брюках. Неторопливо открыл вторую половину. Когда машина проезжала мимо, Павел увидел у него на плече автомат, висевший прикладом кверху. Автомат неприятно сочетался с этой курткой и этими штанами. Человек профессионально зацепился за Пашин взгляд.

За забором оказалось что-то вроде небольшого заброшенного парка, в центре которого стояло двухэтажное облезлое желтое здание с обширным крыльцом и белыми полуколоннами. В глаза бросились решетки на окнах второго этажа, некоторые стекла оказались разбиты. Здание было не очень большим, но и не маленьким, трещины и потеки на его стенах красиво рифмовались с густо устеленной опавшими листьями землей и черными тяжелыми кленами, еще не потратившими и четверти своего богатства. Только решетки на окнах не вписывались в эту гармонию, хотя и они были довольно старыми, со следами ржавчины. Но, подумал Паша, лучше бы и не оказываться, наверное, в таких местах, где решетки удачно гармонируют со всем остальным окружением.

Водитель остановил машину на небольшой площадке недалеко от крыльца, возле стоявших там двух автомобилей: еще одних «Жигулей» и потрепанного японского джипа. Снова посигналил и вышел из машины, Павел взял сумку и вылез следом. На стене справа от высоких двустворчатых входных дверей темнел квадрат, очевидно, там раньше висела табличка с названием учреждения. Паша был немного обескуражен этой печатью общей запущенности, лежащей на всем вокруг, ему представлялось, что у такой серьезной организации все должно быть устроено гораздо более прилично. Хотя сейчас везде присутствовал упадок и, очевидно, Контора не стала исключением, у них даже любимый памятник забрали. Хотя, возможно, это было связано с секретностью работы, на которую упирал полковник.

Тем временем входная дверь, скрипнув пружиной, открылась и на крыльцо вышел человек. Скоро уже должно было начать темнеть, в воздухе чувствовалась подступающая вечерняя прохлада. Павел подошел ближе к остановившемуся «прапорщику».

– Значит так, – повернулся тот к Паше. – Слушай внимательно. Здесь на объекте старший я. Зовут меня Иван Петрович. Все серьезные вопросы решаются через меня. Объект режимный, охраняется круглосуточно, ведется видеонаблюдение. К забору не подходить. Это понятно?

– Понятно, – ответил Паша.

Он был несколько обескуражен случившейся метаморфозой. Нет, гусеница не стала прекрасной бабочкой, но «прапорщик», автоматически исключенный из списка интересных личностей, показался вдруг совсем другим человеком. Сейчас он уже как-то и выглядел по-другому: говорил четко, не бурчал, даже висячие усы будто немного распрямились, и еще он больше не смотрел в глаза, только раз, когда задал контрольный вопрос, остальное время глядел Паше за спину, будто обращался к кому-то, кто стоял там, так что даже хотелось обернуться и проверить.

– Сейчас познакомишься с исследовательской группой, они введут тебя в курс дела, покажут жилье и все остальное, объяснят распорядок и основные правила. Это по..?

– Понятно, – быстро отреагировал Паша.

Вообще, такая трансформация показалась немного обидной. Непонятно почему. И навязчивое «тыканье» раздражало.

Иван Петрович со своими глазами, выцветшими от тусклого света несовершенных людей, казалось, понял это, но никак не отреагировал.

На крыльцо вышел еще человек, за ним еще двое. Четыре разных непохожих друг на друга человека стояли на крыльце и смотрели на Пашу. Это было похоже на фотографию, сделанную на память. Еще до знакомства, но уже на память. Так вдруг показалось.

Иван Петрович не дал прочувствовать лиричность момента и решительно зашагал к крыльцу.

– Старший исследовательской группы, – кивнул он на человека, стоявшего в центре. – Капитан Еремин. Поступаешь в его непосредственное распоряжение.

Не став задавать контрольный вопрос, за что Павел почувствовал к нему некоторую признательность, только слегка обесцветив взглядом напоследок, Иван Петрович повернулся и, закуривая на ходу, пошел к воротам и стоявшему там охраннику.

– Николай, – протянул руку старший исследовательской группы капитан Еремин.

Знакомство

В комнате, куда привел Еремин, был высокий потолок с потрескавшейся лепниной по краю и с обширным архипелагом пятен от протечек. Давно не мытое большое окно, покрашенное облупившейся местами краской. Снаружи стремительно потемнело, пришлось зажечь свет – лампочка на потолке прикрывалась белым плафоном с маленьким тенями мух, не разгадавших загадку. Под окном стояла железная кровать с сиротским покрывалом, тумбочка у изголовья. Обшарпанный письменный стол с таким же братцем стулом у стены и покосившийся небольшой платяной шкаф напротив стола. Яркая цветастая штора, сейчас сдвинутая вбок, немного оживляла этот минимализм, но ее усилий явно недоставало. На столе стояла казарменного вида коричневая пластмассовая лампа, а над столом на крашенную в зеленый цвет стену приклеены два плаката.

Один плакат со Сталлоне. Тот был уже в иной версии, более облегченной и приспособленной к городским условиям: черные очки, берет и небольшой емкий автомат в поднятой до уровня плеча руке.

Такая преемственность внушала определенный оптимизм. Похоже, Сталлоне был к деньгам. К быстрым деньгами, но, правда, также и к возможности не менее быстрой насильственной смерти.

Второй плакат, висевший рядом, уравновешивал брутальность соседа и одновременно демонстрировал то, ради чего, собственно, и полагалось стараться. Это была певица Саманта Фокс в купальнике, стоявшая вполоборота, далеко выпятив мощный форштевень. Как грамотно, подумал Паша. Такие здоровые мясистые «инь» и «янь». Хотя немного обидно, конечно, что все прямо настолько просто.

Прежнее назначение здания стало проясняться – несколько попавшихся на глаза по дороге стендов имели антиалкогольный характер. Похоже, раньше здесь был ЛТП или что-то вроде. Наверху, должно быть, жили алкаши, которых общество пыталось вернуть в свое лоно при помощи отмеренного судом воздержания, незатейливого труда и лечебных процедур. Павел вспомнил, что не так давно Ельцин расформировал эти учреждения, испытывая к ним, очевидно, инстинктивную неприязнь. И не ущемляемые более в правах алкоголики могли теперь спокойно пропивать родных и тихо себе помирать на трубах теплотрасс. А опустевшее гнездо заняла Контора. Зачем только? Неужели у них не хватало нормальных помещений?

Устройство первого этажа было простым: длинный коридор перпендикулярно входу и лестница наверх посередине. Возле лестничного пролета громоздкая на вид и, похоже, не так давно вмонтированная железная дверь.

Еремин сказал, что работа происходит вахтовым методом и все участники группы, включая его, живут здесь. После ужина Пашу собирались ввести в курс работы и показать лабораторию. Непонятно только почему все это не перенесли на утро и к чему такая спешка? Но, с другой стороны, думал Паша, может быть, тогда и заплатят за сегодняшний день? Хотя бы часть?

Мама говорила, что первое впечатление о людях всегда неверное.  Оно обязательно изменится и потом будешь удивляться тому насколько другим оказался человек. Возможно, это была не ее мысль, она часто цитировала, профессиональная привычка. Для Паши это были те немногие мамины слова, правота которых оказалась вполне доказуема. Стало интересно как сильно изменится впечатление об этих новых коллегах.

В Еремине, например, никакой загадки не чувствовалось. Он казался облегченной версией Сергеева, более молодой, гораздо более внешне привлекательной и с темными волосами без признаков седины. Так же напористо и насмешливо балагурил, очевидно, подражая начальнику. Но размерчик поменьше, не так все уверенно и глаза не такие наглые. Наверное, это было делом наживным. А может и нет. Харизма штука тонкая и как ее правильно наработать на самом деле неизвестно. С мамой на эту тему неоднократно спорили, но все ее примеры были только из литературы. Что, конечно, несерьезно.

Вот у другого участника исследовательской группы с харизмой был полный порядок, даже перебор. Олег Евгеньевич. Лет 50. Мог бы играть в советских фильмах сомневающихся в реальности этого мира белогвардейских офицеров, подрагивающих крыльями резко очерченных тонких носов и ясными голубыми немного сощуренными глазами недоуменно взирающих на творящееся вокруг непотребство. Именно так и смотрел на Пашу. Высокомерная сволочь.

Игорь. Тоже лет 50 с хвостом. Отчество не сказал. Похож на состарившуюся мартышку из басни про очки. Все время крутит головой, будто не может ни на чем долго фокусироваться. Или на музыканта, например. Скрипка, пюпитр, запланированное вдохновение.

И угрюмая на вид женщина лет 30 или больше. Зовут Рита. Не особенно симпатичная.

На самом деле, на Рите Паша попытался обмануть мамин закон и специально вышел на негатив. Чтобы потом избушка, возможно, повернулась ласковым и добрым позитивом. Что-то в Рите было интересное. Но непонятно пока что.

Ужинали в небольшой на три столика столовой, которая располагалась на другом конце коридора. Рита с Ереминым за одним столиком, Паша с остальными за соседним. На ужин был рис с длинными волокнами неизвестного мяса. Седой Игорь, поблескивая очками, вяло ковырялся в своей тарелке.

– Мео, как думаешь, нам за сегодня заплатят? – спросил он.

Паша с интересом прислушался.

Его сосед жевал спокойно и размеренно, глядя в стену. На стену он не щурился, видимо, там никакого непотребства не наблюдалось.

– Должны, – сказал он дожевав.

– Мео? Вас на самом деле так зовут? – не удержался Паша от вопроса.

– Это фамилия. Но так меня не зовут, – холодно ответил тот.

– Интересная фамилия, – Паша решил, что нужно все же как-то налаживать контакт. – Скажите, а Рита – это же Маргарита? – негромко спросил он, наклонившись.

Олег Евгеньевич, прищурившись, посмотрел на Пашу.

– Генриетта, передайте соль, пожалуйста, – повернулся к соседнему столику. – Генриетта Иванова, – доверительно шепнул он Паше, поставив на стол переданную солонку.

Павел почувствовал к нему свежую волну неприязни.

– Если продолжить о фамилиях, – спокойно сказал Мео и кивнул на очкарика. – Фомин. Мой давний приятель. Попал сюда по моей протекции и потому, что тут как раз был нужен Фома Неверующий… Мне кажется, Сергеев оценил юмор, когда тебя брал, – сказал он Фомину.

– Ну почему Неверующий, – осклабился очкарик, обнажив желтые прокуренные зубы. – В черта то я верю! Только в него, родимого!

– А у вас какая фамилия? – издевательским тоном поинтересовался Олег Евгеньевич.

Паше показалось, что весь этот спектакль тот затеял только затем, чтобы посмотреть не его реакцию.

– Неинтересная, – ответил он. – Не как в цирке, – добавил мстительно.