Текст книги "Пожиратель Пространства"

Автор книги: Сергей Вольнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

0.2: «Как неофитка»

«Они меня за дурочку держат», – мрачно думала Номи, задавая последовательность действий стыковочным узлам. Узлы подхватывали и собирали в симметричную «гроздь» грузовые модули, возвратившиеся с поверхности скальной планеты. Серебристо отсвечивающий октаэдр ТП—модуля, не приближаясь и не удаляясь, «висел» поодаль. Словно контролируя сбор.

«Ну ладно, я вам сейчас покажу, где дхорр зимует!», – решила она, мысленно пригрозив старшим партнёр(ш)ам. Для полного сосредоточения опустила веки, отработанным напряжением мышц заблокировала уши, «слепила» крылья носа. Сосредоточившись, включилась в Зеро—Сеть напрямую.

То, что произошло в результате, превзошло самые смелые намерения. Трюмы, выписывая заковыристые пируэты, затанцевали, будто живые. Жонглируя громадными модулями словно цирковыми булавами, Номи соединяла их в обоймы и лихим тройным разворотом ювелирно вгоняла в положенные места.

«То—о—о—то же!», – удовлетворённо подумала она, сцепив замыкающую семёрку и увенчав труды конструкцией кормового боевого блока. Модуля громоздко—неуклюжего, но внушительного в своей угрожающей ощеренности. Теперь только вставь куда следует «кристалл» ТП, наведи и защёлкни силовые захваты, «огранив» его – и смело рапортуй о нулевой предстартовой готовности!..

Однако ТП – не трюмы, этот сложный модуль совершенно автономен. Этакий «Пожиратель Пространства» в миниатюре (не по внешнему виду, но по возможностям). И без подтверждения пилотов, находящихся в его рубке – на Сеть никак не переадресуешь управление им.

…[[Чоко, хакерина бесстыжая! – громкий голос Кэпа Йо раздаётся прямо в мозгу у Номи, и она, поморщившись, снижает уровень восприятия. – Ты там что, обкурилась, негодная девчонка?! Мы уже давно сообразили, что тебя мясом не корми, «ковбойка» виртуальная, только дай изощрённо поиздеваться над несчастными компами!]].

Капитан полагает, само собой, что голос его раздаётся в наушнике личного терминала Номи, или гремит из акустических ретрансляторов…

– Нет, Биг Босс, я трезва подобно Янычару! – вслух отвечает капитану Номи. Пользуясь в разговоре, естественно, «позывными» прозвищами. По обычаю, заведённому на «Пожирателе Пространства» для эфирных переговоров.

Отвечает вслух, в микрофон. Ведь она до сих пор не решила, стоит ли обнародовать тот судьбоносный для неё факт, что при написании ФИО перед фамилией у «Наоми Эвелины Джоан Джексон» вообще—то должна ещё одна буковка значиться… Эта буква не проставлена между её тремя именами и фамилией, что внесены в Судовую Роль под девятым номером, дающим право на получение двух долей прибыли. И без этого символа эти самые пресловутые «ФИО» полными считаться никак не могут. Хотя вся команда и считает их самыми что ни на есть исчерпывающими – ещё бы, аж четыре штуки!

Номи познакомилась в космопорте Кисуму—Сити с Кэпом Йо, и подмахнула постоянный контракт, нанявшись на «ПП» взамен навечно списанной «на берег» Ольги. Которая добралась аж до пятой позиции в Роли и свихнулась (по рассказам нынешних компаньонов и компаньонок Номи) во время рейса на Пёрплвинд. В том рейсе экипажем был трагически потерян «Пожиратель – 2». Номи сделалась вначале последней в списке, а затем, после предательства головоногого швидданина Пи Че, приподнялась до девятой позиции.

Ещё в самые первые часы пребывания на борту она неожиданно получила прозвище Чоко («Шоколадка»). По ошибочным, не—джеймсбрауновским, понятиям человечьей части команды – словечко это звучало уменьшительно и ласково.

Тогда девушка и не думала информировать новых товарищей и товарок о природе своего происхождения и о нюансах обстоятельств, вынудивших её удариться в бега. Беглянке Номи тогда, понятно же, требовалось одно – убраться с родной Кисуму – 5, далеко не всех своих детей любящей. Она жаждала испариться вообще из звёздного скопленья Джеймс Браун, и чем шустрей, тем лучше!..

Теперь—то Номи поняла, что следовало бы сознаться тотчас. А обнародовать факт, признаться сейчас – означало объявить во всеуслышанье, что является лживой тварью… Что тварью, и без того ясно. Так ещё и лживой.

За тварь простят, не обессудят. И не таких видали, и не с такими из одной миски хлебали. Но ложь – могут и НЕ простить. Этические нормы вольных торговцев неписаные, однако это не значит, что – необязательные к соблюдению. И они недвусмысленно гласят: кто своих, из экипажа, обманет, обжулит, обсчитает, тот – Конкурент; или, что в мириад раз хуже, Покупатель.

Со всеми вытекающими оргвыводами.

Иначе бы межзвёздные торговцы, самые идейные суперэгоисты всех времён и народов, вряд ли умудрились бы сплотиться хоть в один—единственный экипаж. Недаром их все прочие обитатели Освоенных Пределов недружелюбно зовут «гордунами».

Номи никогда не спрашивала, какова дальнейшая судьба предателя Пи Че. Потому что уяснила: словосочетание «судьба Пи Че» давно не имеет смысла. По крайней мере «в этой жизни», по выражению четвёртого в долевом списке – буддиста Ли Фан Ху по прозвищу Турбодрайв. Первого инженера, её нынешнего непосредственного босса.

Какая у трупов может быть судьба?..

Не просто же так, от нечего делать Фан, субкарго Сол, и пятый в долевом списке старший оружейник Ург, пропадали где—то за бортом, пока «Пожиратель» с усечённым экипажем целых пять рейсов сделал. Если хоть кто—то уйдёт безнаказанным, то степень соблазна подскочит гораздо выше, – гласят неписанные правила вольных торговцев, в разговорах постепенно изложенные и неофитке Номи.

Прочь с корабля ведут три дороги.

В ад.

В дурдом.

Изредка (очень мало гордунов бросают свои экипажи) вольный уходит ввиду истечения – и невозобновления, – срока контракта. Увольняется, абсолютно не ведая, куда и за чем отправится, но уже без него, посудина, на какое—то время побывшая домом.

Никак и никуда иначе.

Но пока не истёк срок договора, ты – вольный торговец. Со всем «вытекающими и втекающими» 1) обязанностями 2) и правами. Именно в таком порядке.

Хуже всего – попробуй вякни: незнание, дескать, освобождает от ответственности. Не знала – твои проблемы. Раз подписалась – никуда не денешься.

Если бы не этот морально—этический капкан, в который Номи влетела по незнанию, она бы смело заявила, что ей несказанно повезло. Заскочи она тогда не к вольным торговцам… или просто на другой корабль вольных, в другой экипаж…

– Чоко, ты ты уснула?!! Лихо зашвар—ртовалась, тепер—рь можно и на боковую?!! – обвально обрушивается из ретрансляторов оглушительный рык суперкарго, третьей в иерархии команды. Риал Ибду Гррат самая старшая по возрасту (самая мохнатая – наверняка!) и самая габаритная из членов экипажа, за исключением номера десятого, Ганнибала.

Но Ган – особый случай. Вот уж кому при всём желании соврать не удастся; если у тебя в наиболее компактном, ящикообразном, состоянии размеры 3 х 4 х 7 (метров!) – попробуй прикинься «простым человеком». А если кому и не понравится твоя искусственно модифицированная природа, для тех масса сюрпризов припасена. От нейропрессеров до эндер—лазеров. А под прицелом мощного «кончателя» не очень—то и повыступаешь.

– Нет, Бабушка! Я терпеливо жду распоряжения о нежном взятии тэпэ в заботливые длани неуничтожимого старины «Пожирателя»! – бодрым голосом отрапортовала Номи, преданным взором поедая раздражённую кирутианку. Ррри чем—то напоминала земную медведицу, какой ту изображают в учебных пособиях по истории. Только зеленовато—рыжего, с обильной прочернью, окраса. И скрещенную как минимум с двумя—тремя иными хищными животными видами. У каждого из которых позаимствованы физиологические особенности, наиболее способствующие выживанию в боевых условиях.

– Взятие в заботливые длани пожирателя! Га—га—га! – вдруг взрывается хохотом помощник «Бабушки» Ррри. Субкарго, Сол Убойко, шестой в списке. Вот без присутствия кого на борту ПП Номи с удовольствием бы обошлась, так это – без него. Типичный мачо, этакий супермужик с титановым стволом и стальными ядрами! Потащил её в койку уже через две вахты после ухода корабля с Кисуму, и даже не спросил, имеется ли у намечаемой партнёрши желание.

Козёл, одним словом. Ещё тот. «Пещерный» тип, хоть и родом со степной планеты. Задрипанный ковбой дхорров! Такие – в гробу видали тысячелетия эмансипации. Тогда она ему не дала, хотя едва отделалась, и потом не дала, и впредь не даст. Если бы он, подлец – хоть спросил!.. Не красавец, конечно, но довольно симпатичный. И в постели явно не теряется в догадках, с какой стороны за женщину взяться…

– Именно в длани, и заботливые, – парирует Номи, в упор глядя на голограмму Сола и нарочито—зловеще ухмыляясь, – а для особых любителей поиграть словами свеженькое сообщение из лингвистического факультета гуманитарной академии: «Закрой рот, не то простудишь зубы».

– Заткнитесь обое, умники, – коротко бросает голопроекция Кэпа Йо, и велит Абдуру, невозмутимо и молча сидящему неподалёку от Номи: – Янычар, раскочегаривай тягу. Мы даже не будем переползать из тэпэ. Марихуана уже задал курс. Пришвартуемся и – прыгай.

– Да, Биг Босс, – наклоняет Абдур голову, обёрнутую неизменной чалмой. Чётко командует Сети время отсчёта: – Полторы минуты! – и молниеносным движением тычет левым указательным пальцем в большой красный квадрат с литерами СТАРТ.

Квадрат пульсирует в центре панели, вмонтированной в левый подлокотник его пилотского кресла. Восьмой в долевом списке Абдурахман, второй пилот и субнавигатор – левша, и потому его терминал «зеркально» переделан.

«Вдруг появится (среди звёзд ничто не вечно, даже они сами) новый второй пилот, и окажется человеком, и правшой, ведь придётся для него обратно перемонтировать», – констатирует Номи. Она почему—то подумала об этом, поглаживая пальцами сенсоры своего кресла. Лишь делая вид, конечно, что управляет прикосновениями.

Противоперегрузочная система давно задействована – её мысленными командами.

– ЕСТЬ ВВОД, – уже отрапортовала, по традиции вслух, корабельная Сеть Вольного Торговца, протестировавшая весь звездолёт. «Пожиратель Пространства» готов исправной службой оправдывать своё крутое и гордое имя.

…выбравшись из надёжных (в отличие от мужских!) объятий кресла, Номи вышла из центральной рубки. Вступила в узкий створ лифтовой шахты. Сказала «Вниз. Уровень Пять.» и, плавно ускоряясь, устремилась в заданном направлении. Думая о том, что никогда не решится выложить компаньонам и компаньонкам всю правду о себе.

Не потому, что боится возмездия. Смерти, конечно, не боятся только дуры или лабораторные моды серии К, искусственно модифицированные человеки с вытравленным инстинктом самосохранения.

«Так чего же ты боишься?», – спросила себя Номи, шагнув с плавно затормозившего диска в ангар, заполненный «наружками»; так для краткости зовутся агрегаты и машины, используемые вне корабля – на поверхностях планет и астероидов, либо внутри стационарных баз.

«Позора боишься? ХА. Тебе ли бояться позора! – сказала она себе. – Стыд из тебя вышибли ещё в детстве, тварь. И хотя пристрастия к самоуничижению не привили, однако и не выжгли способность адекватно оценивать собственные недостатки, закономерно вытекающие из достоинств… Так чего же?»

Ответить себе она не сумела.

Она была твёрдо уверена лишь в одном. Сдаваться лучше опоздать, чем поспешить. Забираясь в нутро трубоукладчика, настойчивыми запросами требовавшего нестандартного ремонта, не предусмотренного программой саморегуляции, Номи подумала:

«В конце концов, мне ещё слишком мало лет, и я далеко не всё поняла, не разобралась, почему и как получилось, что кому—то приходится при определённых обстоятельствах скрывать какую—то дерьмовую буковку между именем и фамилией. Со всеми вытекающими из её наличия следствиями.»

* * *

– …я, великолепная в своей проницательности, как всегда… вы следите за сутью?.. уразумела, что прямая нам тр—ропинка на эту базу. Если уж мы, по не зависящим от нас обстоятельствам, со страшным свистом пролетели с этой дурацкой революцией, взбурлившей на Грэндрокс. Непоседливая вы р—раса, человеки. Всё вам неймётся. Шебуршитесь, шебуршитесь, как паразиты—насекомые в меху…

– И чия бы ото дойная самка единорога мычала, – передёрнув плечами, пробурчал себе под нос субкарго. Он натягивал тяжёлый боевой скафандр; Солу выходить первому, прикрывать грудью, животом жертвовать, вдруг что. От алчных таможенников чего угодно ожидать приходится, вот и вынуждены вольные торговцы от них защищаться, облачаясь в скафы и вооружаясь.

Номи ухмыльнулась и, быстренько натянув лёгкий скаф, ещё быстрее мысленно протестировала свой ручной эндер. Ехидно поинтересовавшись: – Эротично мычит? – не удержалась и прыснула в кулачок.

– Вам бы лишь языками чесать, – прокомментировала Бабушка Ррри, уже затянутая в свой шикарный, раззолоченный выходной «костюмец». Суперкарго и без него исключительно импозантно выглядит, а в нём – так просто полный вперёд!

Как она сама выразилась однажды: «Покупатель должен ощущать во мне присутствие Божественного Начала. Я обязана потрясти его своей внешностью, подавить величием, затем властно овладеть его воображением, используя все исходящие от меня флюиды ослепительного очарования, и окончательно вытрясти из него душу, используя дарованную Лесной Матерью недюжинную, скромно выражаясь, силу интеллекта, и в результате бесповоротно убедить его, что предлагаемый мною, и только мною, товар он ждал всю свою жизнь, и если он у меня его не купит, то его жалкая жизнёнка тут же лишится последнего смысла, и останется ему, бедолаге, лишь застрелиться. Именно так я продала обитателям Ледовой Могилы партию препаршивого новогренландского снега».

Философский базис и «надстройка» практического применения.

– Кто б говорил! – возмутился субкарго по поводу комментария Ррри; в этом вопросе Номи вынуждена признать себя солидарной с Солом. Самое непоседливое и болтливое на «Пожирателе» существо – конечно же, сама Ррри. Чешущийся язык – профессиональное заболевание. У самой крутой профи торговли – наиболее прогрессирующее.

Ург, Тити, Фан и Абдур, находящиеся в разных стадиях экипирования, промолчали. Только седьмая в списке, корабельная целительница Тити по прозвищу Душечка, ухмыльнулась. Не иначе, уловила в мозгу Ррри парочку образов, ассоциативно вызванных памятью суперкарго. Память Бабушки наверняка собрала и бережно хранила потрясающую, Ей—Самой—Прехитромудрейшей—Торговке—подобную, коллекцию эпизодов опыта жизненного (синоним – торгового).

– Вот выпустит мне кишки мой супружник, когда повтор—рно р—разыщет, вспомнишь ты ещё Бабулю—говор—рунью с тоской неизбывною, малыш! – пригрозив помощнику, сокрушённо покачала большущей башкой Ррри. «Вполне может!», – подумала Номи.

Тут Бабушка права. Если разыщет. Один раз, было дело, разыскал, явился требовать невыплаченные алименты. Весь экипаж явление кирутианца без содроганий вспоминать не может. Женщины с этой планеты, ясно уже – потрясают своей внешностью. Мужчины – потрясают сокрушительно. С десятым в долевом списке, громадным киборгом Ганом, «супружнику» не совладать, естественно, но зато со всеми други…

«ИДЕНТИФИКАЦИЯ»!!! – Я—Я—Я—А—А—А—А—А…

Семеро членов экипажа синхронно вздрогнули от неожиданности. Ретранслятор заорал как полоумный, на полной мощности. В головах словно колокола зазвенели.

– Тиш—ше, тиш—ше… – зашипела суперкарго, погрозила левой лапой выходному люку, и добавила: – Я тоже ор—рать умею. Да так, что вам и в кошмар—рном сне не прислышится, таможня ср—раная.

«Именно!», – подумала Номи. Горький опыт взаимоотношений с таможенными службами в пределах освоенного космоса давно и окончательно убедил всех вольных торговцев: если «покупатель», «клиент» – это просто уничижительные слова, «конкурент» слово просто неприличное, то «таможенник» – слово грязное и ругательное. Синоним «ублюдка», «подлеца», «гниды».

Таможенники являлись цепными псами властей предержащих обитаемых космических объектов и конгломератов: империй, королевств, республик, планет, планетоидов, астероидов, спутников, баз, станций и так далее. Усматривая в торговцах исключительно источник наживы, владетели и правительства всемерно стремились выжать из них побольше денежных эквивалентов. Для правителей деньги обычно являлись скорее целью, нежели средством…

Крупнейшие и крупные трансгалактические торговые корпорации также имели свои проблемы с местными властями (за исключением планет и систем, являющихся частной собственностью фирм и концернов). Но решали их по—иному – коррумпируя властные структуры.

Для промышленных, ресурсных, транспортных и всяких прочих компаний, вольными торговцами пренебрежительно именуемых «капиталистами», также, по всей вероятности, являлись скорее целью, а не средством – и деньги, и мнимое всемогущество, внушаемое обладанием многонулёвыми состояниями и суетными материальными привилегиями, купленными за них.

«Не всё столь уж однозначно, – понимала Номи, – но в общих чертах принцип именно таков».

– Схема номер один—два—два—два? – коротко спросил авангардный, Сол. Он уже был полностью экипирован для прохождения таможенного осмотра, и отполированная чёрная полусфера забрала его шлема вопросительно повернулась в сторону Ррри.

– Номер—р шесть—один, – мотнула головой кирутианка. – Яр—рмарка. Усиленный потому нар—ряд. Всяческие маньяки любят скопления народу. Для терр—рористов праздники, ярмарки и фестивали – что для меня мёд игерийских псевдопчёл.

– Ясно, – полусфера отвернулась от суперкарго, и Сол шагнул к люку. В тяжёлом скафе субкарго был с виду неуклюжий, смахивающий на боевого робота ранней модели, типа классического персонажа старых спейсернов Джонни—Ржавые—Мозги. Номи споймала себя на мысли, что в это мгновение – почти обожает этого мачо. «Какая же я баба, однако! Размякла!», – укорила себя она тут же. В соответствии со схемой шесть—один заняла своё место в боевом построении; во второй линии, рядом с Бабушкой и оружейником (суперкарго в центре, за спиной авангардного). Долговязые Фан и Абдур пристроились в арьергарде.

Получилась сплочённая пентаграмма с торчащей из её центра устрашающей, возвышающейся над всеми головой Ррри. Седьмая Тити чуть приотстала, её функция – обеспечить подчищение тылов.

– Раскупорить створ и выпустить на них Гана… – проворчал чиф, расположившийся правее за спиною Номи. Фан очень не любил таможенников. Испытывал к ним почти физиологическое отвращение. На них его буддистское мировоззрение не распространялись. Он даже драться с ними брезговал.

– Не приведи Аллах, – откликнулся Абдурахман Мохаммад ибн Хассан, восьмой по стажу в Судовой Роли, расположившийся за спиной Урга, левее оружейника, – Киберпанк от них даже мокрого места не удосужится оставить. Обидно, на мою долю не перепадёт.

Янычар, напротив, очень любил таможенников. Ещё более подходящими объектами для утоления своей природной кровожадности Абдур считал лишь освояк и «суриков», напланетных торговцев – по единодушному мнению вольных, каких—то таких суррогатных, фальшивых.

В сравнении с напланетниками даже Конкуренты, служащие транспортных компаний, смотрелись пристойно.

– Ма—мальчики, ма—альчики, ну зачем вы так! – укорила их Тити—Душечка, стоящая позади Фана и Абдура. Она казалась совсем крохотной в сравнении с имевшим рост выше среднего Турбодрайвом (с его двумя пятнадцатью) и высоким Янычаром (со своими двумя тридцать одним он ровно на полметра перерос невысокую Тити). – Я их успокою, если очень возбудятся…

– И что бы мы без тебя делали, крош—шка! – шумно вздохнул авангардный Сол, и все согласно закивали головами.

– К проверке готовы! – проинформировал субкарго цепных псов администрации космобазы, изготовившихся к приёму выходящих торговцев. – Ловите наши опознавалки! – отослал он коды, и открыл люк.

Взорам семёрки торговцев явилась досмотровая.

0.3: «Несостоявшийся академик»

Поздней осенью я, стипендиат и отличник, то есть субъект весьма перспективный, должен был отправиться на Север. Именно так решили наградить лучших студентов за заслуги пред Её Величеством Наукой.

Север. Земля обетованная. Хотя предки мои вкладывали в это понятие смысл иной. Не то чтобы мне не понятный. Скорее – пообветшавший.

Что для нас историческая родина?..

Земля, покинутая далёкими предками во времена, которым школьный курс истории посвящает три странички в толстом учебнике Мак—Лауреца?

Колонья Польска в системе Серпантин, куда отправилось население земного города Кракова числом более миллиона душ?

Планета Мерседес в двойной звёздной системе, названной каким—то умником «Мерседес—Бенц»? Не иначе был он потомком промышленного магната, сменившего земное беспокойство на беспокойство космическое…

Или моя нынешняя родина – место, где я родился, планета Косцюшко, названная в честь некоего доисторического поляка, некогда прославившегося то ли в сфере науки, то ли в области бизнеса?..

Планета наша представляла собой непроходимые джунгли, среди которых кое—где можно было встретить крохотные островки цивилизации. Оазисы довольно странные. Читал я книгу земного автора с арабской фамилией Абдалла – писал он об оазисах с любовью: пальмочки, водица холодная, твари горбатые, укутанные в паранджи женщины с лицами, закрытыми чадрами…

Вот—вот! Пальмочки!! Кругом и всюду!!! В компании с фикусами. Пальмочки – местные, фикусы – земные, уж больно хотелось что—то родное под боком иметь, так через все миры и протаскали фикусы эти: где в кадках держали, где в оранжереях, а здесь в свободный полёт пустили, и ничего, прижилась пакость зелёная. Ещё и как!

Кроме пальмочек и фикусов – мириады других растений. Несть числа коим.

Однако вернёмся к Северу. Назовём его иначе, не землёй обетованной, а раем земным. (Не можем мы без Земли, в кровь и плоть языка нашего вросла прародина, фразеологизмом стала – никуда без неё, хоть в лексиконе да протащим, подобно фикусам, в самые глухие закоулки!).

Правда, не стыкуется наш рай с пресловутым библейским, но такова уж специфика планеты Косцюшко. Холодный он, рай, без садов безбрежных. Море: холодное, неприветливое, полярное. Голые каменистые равнины, на которых возвышаются настоящие каменные дома.

Дома же, в которых нам приходится жить, из пластика – ему не страшна вездесущая зелень, тоненькие ростки которой, как прожорливые хищники, поедают сталь и камень; уподобясь каннибалам – даже дерево, если оно не успевает до этого сгнить. Хотя «поедают» не следует понимать буквально – растения всё—таки.

А не белолапые кайманы, которые в те первопроходческие времена, когда колонисты по неопытности своей ещё строили кое—что из бетона, просто—напросто отгрызали куски сего хрупкого по меркам Косцюшко материала. Затем эти зубастые животины сооружали из него сторожевые гнёзда на вершинах массивных крон пар—пара (одно из таких гнёзд, развалившись, убило первого президента планеты Васлава Вертинского)…

Вновь я отвлёкся. Так вот, не вышло у меня побывать на Севере, да и не только эта поездка в рай накрылась – вообще вся жизнь к лешему покатилась. Поставил я на ней жирный крест. (Амэн!).

Не собственноручно, конечно, поставил, а при непосредственном участии замдекана нашего, вылитого неандертальца с виду, обоснованно прозванного Обезьяном.

Началось всё с того, что декан, которого никто никогда в глаза не видывал – а видывали мы исключительно документы, им производимые и доводимые до нашего сведения, – утвердил тему моего диплома. Тема называлась заковыристо: «Исторические и религиозные истоки эволюции вида Тивиканара Масюкова». И не было, вроде бы, никакой такой крамолы в моей разработке, но декан, либо по недомыслию своему, либо по причине полнейшей виртуальности своей, одновременно утвердил для диплома Обезьянова внука, также нашего студента, такую вот тему: «Разум как поведенческая реакция вида Тивиканара Масюкова»…

Интрига развилась следующим образом: на предзащите диплома отличилась аудитория первокурсников, поросль зелёная. Мой дед молодёжь именно так называл, вкладывая некий особый смысл в данный цвет, для нашей сплошь «зелёной» планеты – ругательный. А может, и не было особого смысла никакого, всё просто объяснялось: отцы и дети, конфликт поколений…

Короче говоря, аудитория восторженно согласилась с тем, что Тивиканара Масюкова – вид целиком и полностью разумный, и утверждать обратное может лишь полный идиот. Обезьянову внуку светил полный провал, разгром и небрежение.

Но на этом этапе в процесс влился гений—дуболом Обезьян. И – пошло—поехало. Связался он со своим дружком и собутыльником, монстром виртуала и сетевым пиратом, прозванным Газонокосильщик (что для напрочь зелёной планеты равнозначно прозвищу «Геркулес» на матушке—Земле).

Газонокосильщик взломал защиту коллежского «Грина», безапелляционно влез в мою документацию и уничтожил два зачёта за второй семестр. На следующий день Обезьян провёл внеплановую ревизию и, вызвав меня в свою прокуренную каморку, стал тыкать деревянным с виду, толстым пальцем в распечатку, озаглавленную словцом «Задолженность». Единственным человеком, который находился в позорном зелёном (специфика!) списке, был Анджей Лазеровиц.

Я.

В этот момент я отчётливо понял, какая непреодолимая преграда возникла у меня на пути. Над Обезьяном можно было смеяться, можно было ему в открытую грубить, но становиться поперёк дороги было строжайше противопоказано. Во имя своего же благополучия.

Я попытался возмутиться, но мои слабосильные потуги выглядели довольно жалко. После я пробовал оправдываться, что—то доказывать, приводил множество аргументов в пользу своей правоты: ну как же тогда меня могли считать круглым отличником, если, предположим, не были сданы эти чёртовы зачёты?! как с курса на курс переводили, к экзаменам, курсовым допускали?!

А Обезьян свысока смотрел на меня и вещал: так что же, может, вирус в «гриновой» памяти бандитствует, на свалку, может, его? Особый вирус – на Анджея Лазеровица натасканный…

Поразмыслив, я сообразил, что взломать «Грин» мог только Газонокосильщик. Во—первых, спец экстра—класса, во—вторых, Обезьянов друг сердешный. Да и не было в Коллеже хакеров сколь—нибудь серьёзных, над несерьёзными же, как гора, возвышался «друг—и—спец». А «друг—и—спец» – это безнадёжно: не оставит Газонокосильщик следов, которые бы наши «несерьёзные» отыскать сумели.

Начал я Обезьяна молить и упрашивать – ублажать по части словесной. И такой гаденький и гнусный я был в тот момент, что замдекана, наверное, по родству духовному, сжалился – дал «добро» зачёты пересдать. А вот о дипломе, сказал он, забыть нужно. Дескать, не имеют права студенты, имеющие задолженность, дипломы писать. Так что придётся экзамены на общих основаниях сдавать…

Сказал это Обезьян, выпустил в пространство струю ядовитого дыма, и в таблицу уставился, голограф—проектором над столом материализованную. Тем самым однозначно давая мне понять: всё, аудиенция закончена.

Вышел я, теребя в руках бланк, встал напротив дверей деканата и задумался о несправедливости, пропитавшей плоть и кровь этого мира. Мира человеков. И в очередной раз иные, отличные от человечьей, формы жизни ближе как—то показались. Или, может, и они такие же мерзкие, жадные и подлые – как сородичи мои во биологии, – только в своей координатной сетке?..

Нет, чище, чище и выше они, в своих помыслах и действиях.

Никогда я в этом не сомневался.

Преподавателей, которым я должен был пересдать зачёты, найти, конечно же, не удалось – таков подлый закон жизни, сельва—маць! Вычитали они свои курсы и в отпуска – на благословенные холодные миры – отправились.

Зашёл я опять в деканат и у секретарши спрашиваю, куда пан Кржемольский и пан Васенецкий на отдых направились. Секретарша, само собой, на меня как на пузоголового смотрит: «Пан студент, вы что, думаете, преподаватели обязаны отчитываться о том, как они своё личное время проводят?.. Или в мои обязанности, по—вашему, входит за каждым из них бегать и выпытывать астрографические координаты мест, где они собрались провести свой законный отпуск?! Может, замдекана знает… Последний семестр, а как первокурсник себя ведёте, прямо!».

Вползаю я по—новой в кабинет Обезьяна, и плакательно требую, чтобы мне предоставили информацию, наивно позабыв о том, что в наше беспокойное время вряд ли существует что—либо ценнее её. Получаю хамский отказ и наблюдаю лавинообразный процесс обратного обмена замдеканом гнева на милость. Обезьян начинает взрыкивать своим громыхающим голосом, что, дескать, нет, нельзя никому, и отличникам, в том числе, поблажки делать – на голову сядут. В общем, от меня потребовали выйти вон.

Я не посмел ослушаться. Заедаться не имело смысла: Обезьян тупо, из—под бровей, воззрится, ничему из сказанного тобой не придавая значения, и будет пытаться студента—урода взглядом в камень превратить. Однако, выходя, случайно скользнул взглядом по стене, а там, на одном из развёрнутых и прицепленных к ней плоских экранов – график отпусков. И, конечно же, первыми в нём, в графе, озаглавленной «Декабрь» – самое что ни на есть каникулярно—отпускное время, – обозначены преподаватель этики сексуальных отношений негуманоидных социумов Марек А. Кржемольский и руководитель семинара органической наноэлектроники Воислав Васенецкий…

Понял я, что был, пся крев, дважды обманут; причём второй раз – подло и ехидно. Ведь знал, знал Обезьян, рыло деревянное, что в отпуске преподаватели, а ведомость чуть ли не с благоговением протягивал. Не мог не знать – должность обязывала. Не случайно именно этих преподов подобрали: чтобы я не дотянулся! Это было не только устранение конкуренции для внука, но и месть – самая обыкновенная, самая примитивная. Неизвестно за что. Больно умный, видно.

Фактически, по уничтожении зачётов, я перестал числиться студентом Коллежа.

Процесс пошёл, слепая и бездушная машина двинулась, и теперь уже ничего нельзя было изменить: без зачётов не допускают к экзаменам, без отметки о положительных результатах экзаменов исключают из Коллежа. Неоткуда было появиться зачётам – вероятней всего, что в этот самый миг космолёты уносили прочь от планеты Косцюшко пана Марека и пана Воислава. На глазах рушилась моя мечта стать дипломированным ксенологом, осыпалась, как сокрушённый джунглями каменный дворец.

И тут меня прорвало. Я спросил у Обезьяна, знает ли он, как его за глаза называют студенты. На лице замдекана отразилась палитра противоречивых чувств, основным из которых, как ни странно, было любопытство. Репрессии начнутся потом, а пока…

«Вас называют Обезьян, жестоко оскорбляя этим благородный отряд приматов. Вы в полной мере достойны носить мерзкое имя Человек! И я, как несостоявшийся по вашей вине ксенолог…»

«Ввво—о—о—он!!!», – тысячеваттно взорвался Обезьян. Он готов был меня убить.