Текст книги "Ответный уход"

Автор книги: Сергей Вольнов

– Моя жизнь с начала этого годичного цикла превратилась в перебор позиций и отбраковывание миров. Я должен бы двигаться по генеральному списку, который нам дал этот старый каратель, но мы с маленькой потом свой собственный перечень завели, и по нему ка-ак двинули на полном вперёд, шерстить миры, соседние с исчезнувшими… додвигались. Но если посудить, то вся моя жизнь с самого начала… сплошные потери. Люди, чувства, места исчезают из меня, как… как точки из Сети.

Он вздохнул, опустошил стакан до дна и с громким стуком водрузил его на столешницу. Лицо уставшего, ОЧЕНЬ уставшего человека смотрело поверх стакана на собеседников. И не важно совершенно, что старый он, подумал Лакайф. Не возраст Ивана смертельно утомил, не долгий срок жизни. Что-то неизмеримо более изнурительное. Не срок, а ЖИЗНЬ.

– Во мне, как в линзе, сфокусировались потери всего нашего человечества. И не дают… – Корнеич хотел что-то ещё сказать, но не успел. Раздался короткий мелодичный звонок-вызов. Иван тут же перевёл персональный терминал в режим приёма информации и прочитал на дисплее долгожданное и важное, судя по враз изменившемуся выражению его лица, сообщение. Старик тотчас засобирался и принялся торопливо прощаться с собутыльниками.

– Пора мне, мужики… Попутный ветер. Полечу с ним, не то, глядишь, и себя вконец потеряю, и главную потерю человечества так и не найду… Спасибо за компанию. Ладно, извиняйте, что без скандала. – Иван дружелюбно улыбнулся Лакайфу, разводя руками как бы покаянно; и пристально, без особой симпатии, всмотрелся в глаза Сторасу. И взгляд этот, злой и настороженный, сметал оттенок шутливости с фразы о несостоявшемся скандале. Груммиль подобрался, но промолчал.

Проводив мутным взглядом расплывчатую двоящуюся сутулую фигуру, и вяло помахав рукой Иванам, когда те обернулись у выхода, Лакайф тряхнул головой. От встряски в голове взболтнулась смутная догадка, что он недопустимо превысил рабочую дозу. Да он попросту нажрался! И теперь обязательно будут штрафные вычеты и сто первое предупреждение. А-а, пошли они все… Лакайф надолго задумался над тем, кто они, эти «все», будто составлял список… Потом он задумался над тем, куда бы «их всех» послать… А потом просто глупо улыбнулся своему отражению в зеркале и даже помахал сам себе, окликая по имени. Пошли они все! Всё так же улыбаясь самому себе, он заметил внутри зеркала, как сидевший рядом с ним человечек встаёт и куда-то уходит… Как же его зовут-то? Румми… Грумми? Да нет же – Груммиль… Лакайф обернулся к уходившему собутыльнику и заорал, перекрывая плотный щемящий блюз, оставленный на прощание стариком Иваном по фамилии Корнеич:

– Эй, Груммиль!

– Чего тебе? – повернул к нему побагровевшее лицо Груммиль.

– Э-э… Дружище, ты куда? А поболтать!

– В туалет, – коротко бросил второй собутыльник разительно изменившимся, напряжённым голосом.

– А-а-а… Отлить? Ну валяй… – эта тема была понятна Лакайфу даже в его текущем состоянии. – Только пальцы гляди не обма… обмани… Тьфу ты, не обмачи! Вот.

Посидев немного в гордом одиночестве, Лакайф принялся было разглядывать голую прелестницу, что отплясывала на сцене, и при этом всё пытался посчитать: сколько же на самом деле грудей у неё в наличии?.. Но груди, видимо, не поддавались учёту, либо у них был за кулисами свой персональный, личный счетовод, который наизусть знал их точное количество. У Лакайфа же всякий раз выходило по-разному, то три, то одна, то вообще ни единой. А груди трепыхались, трепыхались, проклятущие, царапая воздух упругими дразнящимися сосками, будто наживка для истекающего похотью взгляда Лакайфа. А ну её, эту девку! Трясёт, трясёт, но бесплатно не даст, как и все они, девки…

Мысленно плюнув на не поддающиеся исчислению груди, Лакайф постарался перевести прицел ниже, в район черневшего лобкового треугольника. Но треугольник также плясал, не позволяя в себя попасть. Обделённому судьбой Лакайфу оставалось только воображать, как это здорово, когда туда попадаешь. Под впечатлением воображённого Лакайф ощупал отозвавшееся на буйство фантазии личное имущество, помял его. И вдруг понял, что на самом-то деле он хочет в туалет, а коварство и непредсказуемость женские – это не тема, а самая настоящая кара божья, и не поддаётся она никакому учёту.

Тяжело поднявшись на ослабевшие ноги, Лакайф направился по курсу, которым чуть ранее проследовал Румми, или как его там, в общем этот сбежавший тип. Перебравший алкоголя да-уннец лавировал, задевая столики, и в мозгу его бултыхалось одно лишь осмысленное желание: добраться до сортира и там продолжить беседу. Работа у него такая – беседовать. Одержимый намерением работать до потери сознания, Лакайф добрался до двери туалета, обрадовался, что не промазал, и втолкнул свой организм внутрь.

Туалетная комната оказалась пустой. Где-то далеко, в одной из кабинок, негромко журчала струйка воды.

– Э-ге-гей, Румиль! К тебе гости… – тупо уставился Лакайф на невесть почему приглянувшуюся ему дверь в левую крайнюю кабинку. Потом вежливо, как ему показалось, постучал.

– Румиль! Нехорошо держать гостей на улице…

Молчание. Журчание струйки воды. И далёкие, заползавшие даже сюда, обволакивающие волны блюзовой мелодии.

– Румиль, братец, я ж могу и обидеться! – не унимался Лакайф.

Никакого ответа. Только тихонько и коротко скрипнула дальняя дверца. Но Лакайф даже не повернулся на звук, имея в этот миг исключительно ясную жизненную цель: достучаться до этого засранца Румиля. После одного особенно сильного удара дверь наконец-то поддалась. Заскрипела, распахиваясь… В кабинке никого не оказалось. Лакайф растерянно повертел головой, и, когда смотрел вправо, вздрогнул от неожиданности. Ему померещилось, что перед глазами мелькнуло что-то живое. И это живое было отчётливо зелёного цвета!

Крайняя правая дверца также была распахнута. Лакайф, тяжело ступая и волоча ноги, подгрёб к ней и заглянул в кабинку.

Пусто.

– Румиль! Ты где?.. – уже зло закричал Лакайф. – Издеваешься, что ли? А как насчёт получить по пятаку?!

И тотчас же его крик иссяк. Оборвался сам по себе. Он ещё яростно разевал рот, но звуки не вылетали. Возле умывальника стоял… стояла… нет, стояло… зелёное, как трава, существо. С большущими, выпученными на Лакайфа, гляделками, с какими-то не то рожками, не то антеннами на круглой, как мяч, безволосой башке. Но самое главное – нос этого зелёнокожего напоминал свиной пятачок, и сорвавшаяся с уст Лакайфа угроза дать «по пятаку» получилась двусмысленной, но весьма подходящей к случаю.

Лакайфа пробрала дрожь, предвестник срочного отрезвления. «Всё! Допился до зелёных чёртиков… Уже глюки мерещатся! И откуда он взялся? Уж в баре таких красавцев точно не было. Из унитаза вылез? А может, это не глюк, а самый что ни на есть новомарсианин?! Вот это была бы новость! Да за всю историю этого бара – сюда не заглядывал пятак новомарсианина. Нет-нет, это глюк, у глюков с явлением перед глазами попроще как-то…»

– Груммиль, да выходи ты… Помоги разобраться – это глюк или одно из двух, как его понимать? Погляди на это чудо… – беспомощно, севшим голосом по инерции взывал ошалевший Лакайф. – Ну где же ты, братец? Глянь-ка поживей, пока оно не исчезло, а то потом опять меня на смех поднимешь, зараза…

Лакайф затопал на одеревеневших ногах, с удвоенной энергией принялся открывать дверцы кабин и заглядывать внутрь, страшась оглядываться на зелёного человечка. А тот, похоже, уже собирался выходить в зал. Разве галлюцинации уходят с глаз долой тех, кто их породил?..

– Ну-у, допился ты, Лакайфушка… Никак белая горячка пожаловала… – он глупо усмехнулся в сторону зелёного рогатого силуэта, – здрасьте, госпожа… Чего изволите? Почему вы сегодня зелёная?

Он отвернулся от примерещившейся ему паскудины и, загоняя куда поглубже страх, закричал во всю мочь:

– Груммиль!! Скотина!!! Ты в прятки решил поиграть?!

И вдруг! Одна из кабинок явила взгляду неожиданное зрелище… В ней что-то валялось. Возле самого унитаза на полу лежала аморфная масса розовато-жёлтого цвета. В этой массе, напоминавшей скомканную толстую кожу, просматривались искажённые формы гуманоидного человеческого тела, принадлежавшего к разновидности высших приматов. Кроме этого, лицевая часть головы, оказавшаяся сверху, позволяла толковать находку Лакайфа однозначно.

С пола рядом с унитазом смотрело лицо Груммиля!!!

Создавалось полное впечатление, что кто-то успел снять с него кожу и бросить на пол… Лакайф бездумно наклонился, машинально поднял массу, и только тут до него начало что-то доходить.

Псевдоплоть! Штуковина, в большинстве миров запрещённая к любому виду цивильного использования. Но это же… Лакайф, как будто за ответом, обернулся к своему глюку. И в этот же миг отчётливо, совершенно трезво осознал: не за ответом.

За приговором!

Тот, та или то, зелёное, гротескно похожее на эрсера, но страхолюдное куда больше, чем люди, явственно НЕгуманоидных биовидов – приближалось к нему. Неотвратимо и целеустремлённо.

Самообладание оставило Лакайфа, тело его обмякло, парализованное страхом. Он ещё успел разглядеть резкие, рваные движения зелёного глюка. Тот двигался рывками. А может, это рывками, прерывисто фиксируя движения, срабатывало сознание Лакайфа. И тем не менее – существо агрессивно среагировало на шокирующую находку Лакайфа. И с запоздалым раскаянием – не надо было шарить по кабинкам!! – смертельным ужасом объятый, полнеющий лысоватый человек лишь безвольно отметил, что ОНО уже настолько приблизилось, что… Больше он ничего не успел подумать. Лишь остановившимся взглядом отметил, как взлетает для удара зелёная суставчатая конечность… И откуда-то с другого конца Вселенной донёсся шипящий голос: «Тошшшнотики, говоришшшь…»

И была вспышшшшшка, после которой свет померк. А ещё его пронзила боль, но она сразу же сменилась теплом, которого было настолько много, что избыток переливался через края, растекаясь по грязным плиткам туалетного пола. От этого тепла хотелось улыбнуться и он бы, наверное, так и сделал. Однако отделённая от плеч голова, откатившаяся к самой стене, лишь судорожно сокращала мышцы лица. Уголки губ опустились вниз, а сами губы поджались, обозначив нечто нелепое, но тем не менее отчётливое: смеющуюся скорбь.

Но мёртвые глаза уже не видели, над чем можно смеяться, а мозг угасал, уже ни о чём не скорбя…

Дверь, что вела из туалета в зал, приоткрылась. И в щель вполз, разворачивая тугие кольца щемящего вокала, тот самый блюз. Который так любила бывшая Первая Любовь… бывшего случайного собеседника… бывавшего с ней… на бывшей планете Рэдкронг V… «Блюз медленно падающей звезды». Он звучал так пронзительно, словно сожалел о… бывшем Лакайфе… бывшем человеке…

 
Падаю вновь в Тебя,
Пьяно-бездонную,
Чувства моргают сонно, —
С них опадает мох.
Палец мой исписал
Карту твою ладонную,
Только Судьбы черту
Дорисовать не смог…
 
 
Палец чертил круги,
Словно стесняясь нежности.
Заново привыкая
К телу, от «а» до «я»…
И замирала душа,
Задыхаясь от грешности
Робкой попытки выправить
Линию Бытия…[1]1
  ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА: предпоследние страницы этой книги содержат авторское послесловие – текст краткого изложения цепи событий, предшествовавшей перенесению действия на планеты Новосибирск III и Теуравана I; читатели, которым не посчастливилось достать первую и вторую части романа Сергея Вольнова «Армия Солнца» (книги «Армия Солнца» и «Точка невозвращения»), и потому незнакомые с предысторией – имеют возможность её узнать, а затем вернуться на эту страницу; читатели, которым последовательность событий первой и второй частей уже знакома – при желании имеют возможность освежить память.


[Закрыть]
 

Роковая

ВРЕМЯ и ТОЧКА

[все еще ночь с осени на зиму; разные районы в ареале обитания уцелевших эрсеров; древнейший город Каргад в мире Прекрасная Елена (третья планета белой звезды Новосибирск), некогда открытом и освоенном одним из самых первых легионов земных сил освоения космоса, которые тогда еще даже не назывались Армией Солнца, а были просто имперским военно-космическим флотом (координаты точки выхода из внемера – неизменны:

000000000000000000000358 —

0000000000000000000000071 —

0000000000000002/0000000000000001/ 00000000000005)]

– Цитируя саму себя, вновь замечу, что ночные улицы большого города едва ли не лучшее во Вселенной место, чтобы спрятаться. С добавлением молочного киселя получается безоговорочно наилучшее. Что и требовалось доказать. Снежная завеса ничуть не хуже тумана.

«Похоже, за её плечами – тот ещё опыт игры в прятки с власть предержащими! Каким уверенным тоном выдала… Спору нет, умение всячески полезное для любой преленианки эрсеровского происхождения. Однако на кой ляд оно сдалось, спрашивается, прилётной-то соплеменнице?»

Подумав так, Соня всё-таки посмотрела на неё. Но на компаньонку свою девушка-преленианка глянула искоса, головы не поворачивая. Быстро, чтобы надолго не отводить фокуса взгляда от тяжёлого гусеничного броневика с двуколором патрульно-постовых стражей правопорядка на округлом сером боку. Хмыкнула и озвучила сделанный мысленно вывод, полушёпотом сказав ей:

– Ох, сдаётся мне, подруга, смываться тебе не только от здешних ментов доводил…

– Ты от рождения столь наблюдательна, или это судьбоносное свойство благоприобретённое? – перебила она. Соня заткнулась, судорожно сглотнув окончание фразы. Вмиг сообразила: дальнейшие звуковые комментарии на эту тему – лишние.

Умная потому что. От рождения она такая или уже после, в процессе естественного жизненного отбора, уму-разуму поднабралась – не важно. У глупых, то есть медленно думающих эрсеров, потомков землян – на третьей планете Новосибирской системы шансов выжить имеется очень немного.

В мире Прекрасная Елена люди иных биовидов своим отпрыскам чуть ли не с младенчества внушают: удобоваримыми преленианцами и преленианками «эрсеровского происхождения» могут быть только неживые земы и земляшки. Соответственно приготовленные, они вку-усные…

«И с чего это я ни капельки не сомневаюсь, что ей приходилось от ментов не только бегать, но и самой их гонять? – продолжала думать умная Соня, плавно и связно выстраивая периоды мыслеречи. – Хотя с трудом верится, что где-нибудь в космосе ещё сохранились уголки, которые НАШИ отстояли, тяшкам на съеденье не отдали. Но, судя по её обезбашенному поведению, не по-здешнему наглому, замешанному на врождённом гоноре, а не на голых понтах, эта крутосваренная девка именно из такого угла выскочила, чтобы кольнуться сюда, в преленианскую точку выхода. И гóвор у ней непривычный для ушей, будто не нормальным круссом пользуется, а из книжки слова косморусские вычитывает. Иногда такие мудрёные употребляет, что не сразу и скумекаешь-то, чего сказанула. Лёха выдал бы: «Витиевато изъясняется». Уж кто-кто, а он бы с ней общий язык враз надыбал!..»

Словосочетание про «власть предержащих» Соня у него позаимствовала. Подобно многим другим выражениям и словечкам, слишком заумным с точки зрения обычного, среднестатистического человека. Это хорошо. Иначе она вряд ли тотчас, без солидного запаздывания, разбирала бы смысл сказанного. Это очень хорошо! Речи подруга толкать обожает, причём словами пользуется по большей части заковыристыми.

– Неторопливые ребята, – после многозначительной паузы прокомментировала «крутосваренная». – И долго они намереваются пребывать в состоянии покоя?

– От наносекунды до плюс вечности, – спокойно, как ни в чём не бывало, ответила Соня. – Поди разбери, чего им в бóшки взбредёт, ментам-то. Разве ж их, нелюдей, просечёшь.

Спасённая уже начала привыкать к странностям своей спасительницы, поэтому старалась ничему больше не удивляться. С момента знакомства, первого контакта (если можно так назвать рывок, который невзначай едва не располовинил Сонин организм), в реальном времени прошло от силы часа два, ну три, но преленианке субъективно казалось, что по меньшей мере месяца три.

Ведь столько всякого-разного приключилось с ней уже после того, как «…эта бритоголовая залётная туристка вдруг тормознулась, хватанула верхний плечевой сустав, пришлёпнутый ефрейторским погоном, и беспонтово развернула чуубенца-мента на сто восемьдесят градусов!» (цитата из подуманного раньше)

Левой она незамедлительно вырвала девушку из-под его вонючей подмышки; одной левой, потому что правый кулак в этот же миг влетáл в прозрачное забрало шлема, чтобы сокрушительным энергетическим ударом вмять его в одноглазую безносую харю инопланетяшки.

Таким был момент знакомства. В момент следующий тесной компанией они уматывали от милицейской облавы. Прорывались вместе, чуть ли не под ручки. Вернее, спиной к спине.

А как Соне было кайфово поначалу-то! Ещё бы ей кайф не ловить, ведь программа этой акции тематическая – рок-музыкальная.

Уже второй год девушка неизменно пребывала в одном и том же текущем вероисповедании. С той чудесной ночи, когда на одной из андеграундных акций обмена культурным наследием (участие в которых грозило эрсерам по меньшей мере тюремным заключением) отыскала фэн-клан, наиболее близкий состоянию её души. На том давнем сейшене, что состоялся в чащобе запущенного дендропарка, стала Соня поклонницей святого Виктора Цоя; в величайшего рок-музыканта древности уверовала она в ту ночь.

Нынче тематическое прослушивание, устроенное специально для адептов нетленных шедевров древнеземной рок-музыки, спланировалось в подземке. В недрах давным-давно покинутого, не действующего фрагмента планетарного метрополитена. Номинально этот участок числился обрушенным и заваленным. Только в таких местечках, людьми и богами иных рас позабытых, духовно несломленные эрсеры Прекрасной Елены имели возможность собираться, дабы свершить таинство приобщения к Наследию.

Несколько часов тому назад. Уже вчера.

Всего лишь вчера, а ощущение, будто год прошёл. Со вчерашнего Сониного вечера…

Осень излетала, нудно морося прощальным дождём. Разгулявшийся ветер изо всех сил помогал влаге и милиции превращать улицы города в мерзкую, античеловечную территорию. Но последний осенний вечер со всеми его осенними прелестями остался наверху, в «апграунде», практически полностью захваченном Иными. Соня целенаправленно стремилась и – через все засады, облавы, препоны – всё-таки добралась в укромное подземелье; по идее, власти Иных оно было неподвластно. Казалось, само Время здесь застыло, в пещере этой, уже неоднократно использовавшейся для собраний; сезоны здесь не сменялись, и это создавало иллюзию, что, стараниями хранящих Память эрсеров, здесь постоянно царило Вчера Человечества.

Что будет в программе акции, знали только устроители, запредельно отчаянные ребята из подпольного Рок-клуба. Они организовывали охрану и ставили аппарат, они хранили от загребущих лап и щупалец тяшек бесценные рекордтеки аудиозаписей, рискуя не просто свободой, а – жизнью. Слушателям же, по большому счёту, было неважно, в каком порядке на сейшене будет происходить цитирование.

Главное, чтобы Наследие звучало. Чтобы вдребезги разлетелась тотальная тишина, навязанная властями. Чтобы души эрсеров наполнились сладкой ностальгической щемью, а разумы – твёрдой уверенностью, что уродам-Иным никогда не заткнуть Нашим рты, не законопатить уши и не замазать глаза пластибетоном забвения. Эрсеры хотели песен! И здесь, в узловом схождении туннелей несуществующей подземки, земляне отвечали им хором: «Их есть у нас!» (так говорил Михаил Водяной). Великие предки много чего оставили угнетённым потомкам. Для поддержания духа.

Потому отважные адепты рок-музыкальных фэн-кланов, не побоявшиеся спуститься в глубочайший андеграунд, упоённо слушали, ЧТО и КАК им тысячи лет назад ГОВОРИЛИ гении Земли – уничтоженной Прародины всех эрсеров. Слушая сказанное, наслаждалась и Соня, одна из частиц подземной аудитории. Всеми фибрами юной души впитывала она незабвенные, для потомков звучащие как истинные откровения, классические стандарты в аутентичном исполнении…

Deep Purple и Pink Floyd, Led Zeppelin и The Beatles, Rainbow и Manfred Mann's Earth Band (название в переводе на крусс значило «Земной Оркестр Манфреда Мэна», и Соня ещё подумала: «Во фамилия у человека была потрясная – Человек! Теперь за такую тяшки нашего и в эМПэ опустить могут, а уж за такое название группы – точно занизят статус до БэПэ, и сожрут, гады!»), Rolling Stones и The Doors, Intergal Window и Space Trackers, Eridan Sky и U2, Cooltagga и Nazareth, 28armyBox и Sun's Eternity… ROCK FOREVER!!! Что убедительно подтверждали спасённые от уничтожения, сохранённые композиции легендарных рок-звёзд, святых Джима Моррисона, Джона Леннона, Элвиса Пресли, Роджера Уотерса, Алана Парсонза, Ричи Блэкмора, Рода Стюарта, Дерека Старшипера, Джо Кокера, Криса Гамлета Томпсона, Фила Коллинза, Джока Маррса…

Андрея Макаревича, Владимира Кузьмина, Владимира Васильева, Земфиры Рамазановой, Виктора Цоя… Конечно же, вперемежку с прочими звучали и песни, наиболее близкие по духу обитателям Новосибирска III. В прямом смысле, наследие предков – Русский Рок. Машина Времени, ДДТ, Нау, Аквариум, Ария, Би-Два, Смысловые Галлюцинации, ЗаСаДа, Алиса, Серебро, Проспект Мира, Диалог, Рондо, Динамик Пять, Братья Карамазовы, Зоопарк, Zемфира, Корабль Император…

Прямые предки доходчиво, на родном языке, напоминали круссоязычным преленианским эрсерам, что они – ЛЮДИ. А лично ей, Соне, лучше всех на свете напоминала об этом древнеземная группа КИНО.

Потомки, собравшиеся в подземелье, всячески впитывали Наследие. Эрсеры ВНИМАЛИ землянам. Многие – в благоговейный транс впав. Кто-то подпевал, кто-то танцевал. Наиболее отважные, те врубали аудиорекордеры мобилок и переписывали наследие; припасали цитаты для себя, чтобы унести в апграунд и с риском для свободы и жизни продолжать слышать.

Музыка пронизывала мрачное подземелье, волшебно преображая его. Наследники и наследницы землян погружались в волны звука, с наслаждением купались в них, и душа каждого, каждой из них пела, пела в унисон с гениями предков!!

И, когда накал страстей достиг пика и очень своевременно зазвучал «Последний Старт» в рок-аранжировке, тысячи душ соприкоснулись, и слитный хор тысяч глоток в едином порыве подхватил самую запретную из запретных песен Вселенной, тысячи эрсеров поднялись на ноги в едином порыве, осознав себя не разрознёнными кусочками толпы, а неотъемлемыми частицами расы Наших…

Нагрянули менты и обломали весь кайф.

Иные хлынули ордой, одновременно изо всех щелей и проходов, и оказалось, что деваться от них просто некуда. Менты бесшумно убрали охрану, обложили подпольный сейшен плотной сферой сетевой блокировки и по команде рванули зачищать.

ОБЛАВА!!!

Страшное слово это, чуть ли не с младенчества слишком хорошо знакомое всем эрсерам Прекрасной Елены, ещё много поколений тому назад приобрело кровавую окраску. Нашим пощады от тяшек ждать не приходилось. Поэтому не стоило удивляться всеобщему кошмару, внезапно сменившему всеобщий катарсис…

Вообще-то в мозгах у Сони всё скрутилось в клубок, безнадёжно перепуталось и хаотически смешалось. Оттого события, что происходили с момента знакомства в гуще облавы, на уровне сознания помнила девушка отрывочно. Фрагментарно, как сказал бы дружок её Лёха, будь он сейчас здесь. «Но Лёхи, блин горелый, здесь нету. Он остался там, в глубоком андеграунде. Там, где тяшки с погонами, шестёрки тех крутых тяшек, что держат власть, устроили нашим облом. Ничего не скажешь, по полной программе обломали, уроды злобные. Что да то да-а…»

События, приключившиеся после спасительного рывка, едва не разорвавшего её худенькое тельце на две половинки, очумевшая Соня улавливала слабо, словно сквозь туманную завесу.

Понимать-то она понимала, что каким-то чудесным образом им удалось прорваться, избежать сетей ловчих тяшек и очутиться в тоннелях действующего метрополитена, но как это произошло, совершенно не представляла. Ну не складывались в осмысленную картину первого этапа бегства оскаленные морды чуубенцев, извивающиеся щупальца тракинов, сверкающие лезвия дисковых фрез в когтях сххамингов, алчно шевелящиеся вибриссы на кончиках заострённых крысоидных харь шиарейцев, густая дымящаяся слизь, комками срывающаяся с кривых клыков шелупьеров… Миновать ВСЁ ЭТО и уцелеть?..

Такого просто не могло быть, но так есть! В натуре есть, раз уж они выбрались на поверхность и видят сейчас небо. Пускай полоски неба, отчёркнутые прямыми линиями карнизов плоских крыш, – но видят же!

Как им удалось просочиться сквозь ментовское оцепление, Соня упомнила чуть явственней. Хотя облегчения это не приносило. Уж слишком запредельно невероятным было воспоминание, в котором она тащилась за спасительницей на буксире, а та преспокойно пёрла на тяшек. Как ни в чём не бывало, будто разномастные Иные – демонстрационные голографические проекции, а не живые смертоубийственные твари в ментовской экипировке.

И злобные нелюди, что самое изумительное, разбрызгивались в стороны как ошпаренные, шарахаясь прочь от прилётной «земляшки»!

Так вот и продефилировали они по туннелям, лестницам, переходам метро, которые заблокировали сотни, а то и тысячи, не-эрсеров. Прогулочной походочкой. И хоть бы одна тварь в спину выстрелила…

Просочившись в очередную подземную полость, они оказались за пределами облавы. Это сразу стало ясно, потому что там уже не смердело ЧУЖИМ. Хотя вообще-то воняло ядрёно, перебродившей смесью фекалий, плесени и горелой изоляции.

Затем они куда-то пробирались какими-то тесными норами, неведомо какими крысами прогрызенными в толще андеграунда, и по-концовке вылезли наружу через пролом в вентиляционной решётке. От погони под землёй они не уходили, потому что погони не было вообще. И Соня этому уже почему-то не удивлялась. Почти не. Хотя должна была бы страшно. С какого-то момента её, похоже, в происходящем уже мало что удивляло. Сработал защитный механизм психики.

Отрывочно, или, как сказал бы Лёха, фрагментарно, запечатлелись в её памяти и картинки просачивания по хмурым закоулкам и улицам поверхностной территории города, куда они (вопреки нормальной человеческой логике) в итоге всё-таки выбрались. Хотя старавшаяся больше не удивляться Соня не могла не отметить, что с момента отсидки за мусорными баками их стремительный маршрут не пересёкся с траекторией следования ни единой пэпээсной ментовозки.

А должен был, обязательно должен! Никогда такого не бывало… пешедралом оттопать по апграунду добрых полсотни перегонов от угла до угла, оставить за спиной несколько километров городского лабиринта, прорулить по прямоугольно ломаным линиям щелей, что вьются между кубами, параллелепипедами и башнями строений, кое-где испещрённых тускло светящимися огоньками крохотных окошек, но большей частью тёмных, как задница хонг-паранина… и не нарваться ни на один броник с сине-жёлтым лейблом ППС?! Набитый тяшками гусеничный «аммон» или колёсный «бэркутт», нагло прущий по осевой, или ползущий вдоль одной из стен, или застывший с выдвинутым бульдозерным лезвием, перегораживая улицу от стены до стены…

Однако – оттопали. Не меньше трёх, а то и пяти кэмэ вдоль отвесных стен литых многоквартирников, вздымающихся на десятки уровней. По территории трущобного района, что тянется под северным боком исполинского комплекса Ипподрома. Эту полуторакилометровую грибообразную тушу Соня признала сразу, ведь в её опостылевшей тени выросла. Именно сюда она старательно не возвращалась вот уже третий год, с того самого дня, когда урвала тёплое местечко закупочного менеджера в Бийском районе. Угораздило же выбраться из андеграунда не где-нибудь, а дома… ничего не скажешь, вернулась в пенаты. Путь Домой извилист и загогулист был, но целеустремлён донельзя. Привёл в аккурат на малую родину.

Впрочем, Соня и этот факт приняла как сам собой разумеющийся. Она здраво рассудила, что «…уж если всё происходит именно так и никак иначе – значит, неспроста. С этой нездешней всё очень даже не просто», – давно сообразила Соня, скользя вдоль облезлых стен жилых «ульев» родимой Ипподромщины. Она впервые в жизни непосредственно контактировала с вольной соплеменницей, которая отнюдь не всю свою жизнь была вынуждена проторчать на поверхности одной и той же планеты, и поэтому не имела понятия, все ли они, вольняшки, такие крутосваренные. Но несомненная крутизна спасительницы распознавалась невооружённым глазом. Точней, в глаза била. Чем и занималась на протяжении всего пути с момента знакомства. На протяжении всей запутанной ДОРОГИ.

Той, которая место, где хошь-не-хошь, а доводится ехать…

И вот торчат они теперь, придя к промежуточному финишу злоключений, за углом очередного жилого куба, и отсюда зыркают исподтишка на бронекар пэпээсников. Почему спасительница вдруг решила изменить обыкновению чуять ментов за версту, Соне неведомо, но девушке обоснованно кажется, что даже эта внезапная остановка – не вынужденная. Что так надо.

Вот так.

– Слушай, а через эту штучку в натуре можно связаться с любым миром сети? – не удержавшись, наконец-то решилась спросить она у новой подруги. Браслет на тонком запястье нездешней неудержимо манил взгляд, и Соне стоило очень больших усилий не пялиться на него безотрывно. Лучше уж вообще не поворачивать голову. В темноте легче – не видать. А здесь какой-никакой свет.

– Эта штучка называется личный компьютерный терминал. Исполняет функцию обеспечения доступа индивидуального пользователя к общим ресурсам сетевой информации. У тебя точно такой же. Громоздкой модели, правда… – «Залётная» усмехнулась, приподняв уголок припухших губ; глядела она при этом на гибкую антеннку Сониной мобилки, высунувшуюся из нагрудного кармана утеплённого комбинезона. – У вас предпочитают карманные?

– Такой же… да не точно. – Горько ухмыльнулась Соня в ответ; головы́ от ментовоза она не отвернула, продолжая пасти взглядом ненавистную машину, что наглухо перекрывала наиболее оптимальную трассу дальнейшего следования ВПЕРЁД. – Потому как есть на свете Сеть и… сеть. Моя дрымбалка без взлома кодов дальше локальной планетарной сетки при всём желании не высунется. И не только моя. Наши здесь… все предпочитают карманные модели. И отцензуренные версии прогов. В принудительном порядке. Кремниевая Штора, не слыхала разве? Космодромные тяшки ещё на орбите упредить должны бы…

– В истории нашего человечества бывали эпизоды и похлеще. Железные занавеси вешали, бамбуковые заборы городили, стены бетонные… И где они? Любую ограду можно свалить. Было бы желание.

– Ты это о чём? – Соня не удивилась, конечно, однако слегка озадачилась. Ни о каких таких металлопластовых занавесках и пластибетонных стенках Лёха не рассказывал. «Значит, нету ничего такого, и не бывало. Он бы знал, он умный и всё знает, хотя в космос так и не вырвался, в чёрном списке сидит… А Штора была отродясь и очень даже есть нынче. Нелюди повесили её, даже Лёха точно не знает когда, чтобы терминалы и мозги людей третьей планеты системы звезды Новосибирск навсегда отсечь от компьютерной сети, соединяющей прочие миры Сети».

Плоть и дух эрсеров Прекрасной Елены от других Миров отсекают драконовские сегрегационные законы и силовые законопроводящие структуры, которые всячески обеспечивают их неукоснительное выполнение. На борт космического корабля ни один преленианский потомок землян не поднимался десятки веков. Если задаться целью отыскать в Сети идеальное эрсеровское гетто – то поисковый рейд обязательно завершится в этом Мире.