Текст книги "Черный колдун"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 10
ПЕПЕЛ

Гарольд поднял голову и вопросительно посмотрел на вошедшего Хокана. Верный слуга Бьерна Брандомского сокрушенно развел руками: мальчишка исчез, оставив в придорожных кустах еще два трупа.

Гарольд раздраженно хлопнул ладонью по столу:

– Поздравляю тебя, благородный Бьерн. Мало того, что твои люди упускают полумертвого щенка из-под надежных, как ты сам выразился, запоров, так они еще и бездумно, как бараны, подставляют шеи под его нож.

– Не стоит так огорчаться, государь, – примирительно заметил Лаудсвильский. – Люди устали за эти двое суток, Да и дело, в сущности, уже сделано.

– Я бы не стал успокаиваться раньше времени, – Брандомский поднял красные от бессонницы глаза на присутствующих. – Мальчишка доставит нам массу хлопот, прежде чем мы его поймаем.

– Бес наверняка направился в лесную крепость, – бледный Ульф покосился на Гарольда.

– Вряд ли его обрадует то, что он там увидит, – усмехнулся Рекин. – Но Ульф прав, нужно устроить там засаду. Это проще, чем гоняться за меченым по Ожскому бору, который он знает как свои пять пальцев, в отличие от наших людей.

Бьерн жестом отдал приказ Хокану, и тот ни секунды не медля вышел, аккуратно прикрыв за собой двери.

– Осталось решить последний вопрос, благородные владетели, – Гарольд обвел мрачным взглядом собеседников. – Ульф доказал преданность королю и нашему общему делу, пришла пора и вам сдержать свое слово.

– Мое слово твердо, – сказал ярл Грольф, не слишком, однако, дружелюбно поглядывая на Ульфа.

– Я тоже не нарушу своего, – откликнулся Брандомский.

Сумрачное лицо Гарольда просветлело, зато лицо Ульфа стало, казалось, еще бледнее.

– За будущего ярла Хаарского, – король поднял наполненный до краев кубок, – и за Сигрид, королеву Нордлэнда. Я хочу, чтобы обе свадьбы состоялись в один день.

Брандомский с Лаудсвильским переглянулись и облегченно вздохнули. Ярл Агмундский прикидывал в уме, потерял он или приобрел от предстоящего союза. И пришел к выводу, что скорее приобрел. Гарольд не скрывал своих симпатий к Ульфу и хотя в открытую не называл его родственником, но не оставлял ни у кого сомнений, что считает его таковым. Да и земли, которые уступил Агмундскому благородный Бьерн, были лакомым куском. Грольф повеселел и охотно присоединил свой голос к хору поздравлений будущему ярлу Хаарскому Ульфу и будущей королеве Нордлэнда Сигрид.

Бес торопился. И с каждым шагом, приближающим к дому, росла в его сердце тревога. Он так и не смог точно определить, сколько времени провел в темнице. Сутки? Двое? И главное, жив ли Ульф? Только Ульф знал дорогу к крепости, только он мог провести нордлэндцев между хитроумными ловушками, защищавшими подходы к ней. Запах гари неожиданно ударил меченому в нос. Бес приподнялся на стременах, пытаясь определить, откуда ветер принес этот грозный признак пожара. Сомнений не оставалось: пожар был там, где находилась лесная крепость. Бес огрел коня плетью, и поскакал, не разбирая дороги. Словно буря ворвался он на поляну и остановился, пораженный в самое сердце. Лесной крепости больше не существовало. Едкий дым и пепел – вот и все, что осталось от дома, в котором Бес провел детство. Медленно сполз он с коня и побрел по пепелищу, растерянно озираясь по сторонам. В то, что его товарищи погибли, Бес не верил, не хотел верить. Слишком хорошо он знал систему обороны крепости, продуманную молчунами. Отсюда вели подземные ходы, прорытые в незабвенные времена, узкие лесные овраги, которые почти невозможно было обнаружить в густых зарослях, русла десятков ручейков и речушек, впадающих в болото. А уж на болота никогда не сунутся ни нордлэндцы, ни брандомцы. Даже окрестные крестьяне не рискуют появляться вблизи болот, опасаясь свирепого зверя Фарнира, который появляется в разных обличьях, но всегда с одинаковым, заранее предсказуемым результатом для опрометчивого путника.

Конечно, меченых следует искать на болотах. Бес воспрянул духом и направился к своему коню. И тут же замер, пораженный простой до боли мыслью: да, он, Бес, знает все отходы из лесной крепости, но Ульф знает их не хуже, и уж коли он привел сюда врагов, то наверняка они позаботились о засадах. Бес оставил коня и побрел по пепелищу, внимательно глядя по сторонам. Если меченые потеряли в крепости хоть одного человека, то они непременно вернутся, чтобы похоронить его с честью. Бес вскоре увидел то, чего так боялся увидеть. Это были обуглившиеся кости человека. Он осторожно разгреб пепел вокруг останков своего товарища – два узких меча тускло заблестели на солнце. Бес обхватил руками пылающую голову и медленно опустился в черный пепел. Он уже видел все это, но испугался и не захотел смотреть, и вот теперь все это случилось наяву. И не закричать, не вынырнуть из жизни, как из едкого желтого омута. Пальцы Беса наткнулись на какой-то предмет, меченый поднес его к глазам. Это была пряжка Сурка, и это именно он умер здесь, не выпустив мечей из рук. Кто-то застонал рядом с Бесом, он удивленно поднял голову и огляделся по сторонам. Вокруг никого не было, только каркали в небе потревоженные им вороны. А стонал он сам. Бес поднялся и, вяло переставляя ноги, побрел по пепелищу. Он думал о матери. Он думал о ней с первой минуты, когда пепелище открылось его взору, но боялся себе в этом признаться. Он боялся. Как тогда в пещере. Он прятался от этой мысли, боясь взглянуть правде в глаза, ибо есть предел и его мужеству.

Бес нашел свою мать распятой на кресте и поразился пустому взгляду ее всегда таких выразительных глаз. А потом понял, что глаз нет, а лицо Данны изрезано острым ножом. Рядом он нашел тело Кристин – ее лицо даже мертвое кричало от боли. И тогда Бес закричал тоже. С деревьев сорвалось воронье и закружилось, завертелось в дьявольском хороводе, увлекая за собой Беса…

Он очнулся от ударов собственного сердца. Или это стучало не сердце? Он поднял голову и прислушался. По лесу отчетливо разносился топот копыт. Схлынуло наваждение, вызванное едким дымом. Это возвращаются его друзья, а иначе быть просто не может. Бес вскочил на ноги и побежал к коню, не глядя по сторонам, чтобы не расплескать удивительного ощущения вновь обретенного счастья. Птицей взлетев в седло, Бес поскакал навстречу рвущему могильную тишину конскому топоту. Он вылетел на поляну и замер пораженный:

– Брандомцы!

Воронье слетелось на пир смерти. Словно завороженный, Бес смотрел, как смыкается вокруг него плотное кольцо.

– Сдавайся, – крикнул брандомец, и Бесу на мгновение показалось, что это Ульф сейчас перед ним. Он закричал страшно, пронзительно и бросился на ошалевшего дружинника. В руках у Беса был меч Сурка, подобранный на пепелище. Не ожидавший подобного натиска брандомец растерялся и отвернул коня в сторону. Бес, пролетая мимо, успел рубануть его по мелькнувшему на мгновенье перед глазами жирному загривку.

Хокан, увидев нелепую смерть товарища, выругался и схватился за арбалет. Выстрел был удачным. Конь под меченым споткнулся, и тот кубарем полетел на землю. Однако на ноги он вскочил почти мгновенно и, прыгая с камня на камень, бросился вверх по склону. Несколько стрел просвистело ему вслед, но меченый их даже не заметил. Брандомцы, разгоряченные погоней, посыпались с коней. Пешком преследовать мальчишку было сподручней. Бес на мгновение остановился и оглянулся. Момент был удобным, и Хокан выстрелил почти не целясь. Стрела угодила меченому в плечо и опрокинула за куст. Но когда торжествующие брандомцы добрались до места его падения, то никого там не обнаружили. Проклятый меченый исчез, словно растворился в воздухе. Осталось только большое пятно теплой еще крови.

– Недаром его мать была ведьмой, – пожилой воин перекрестился, испуганно озираясь по сторонам.

– О Господи, – вздохнул кто-то, – из подземелья сбежал, здесь испарился прямо на глазах.

Брандомцы стали сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее спускаться по склону. Конец пути они проделали бегом. И Хокан бежал вместе со всеми, то и дело оглядываясь назад. Место, где погибли меченые, теперь смело можно назвать проклятым, а значит, самое умное – не совать сюда больше носа, даже рискуя рассердить благородного владетеля Бьерна.

Хокан долго мялся, объясняя благородным господам причины неудачи экспедиции. Возможно, сам Хокан сбивался с мысли, возможно, благородные господа хватили лишку за столом, но к пониманию сути происшествия они пришли не сразу.

– Исчез? – ухмыльнулся Гарольд. – А ты случайно не и пьян, приятель?

Однако с первого взгляда было видно, что Хокан трезв как стеклышко хотя и напуган сверх меры.

– Его мать была ведьмой.

– Что не помешало нам выколоть ей глаза, – усмехнулся ярл Грольф.

Гарольд поморщился. Агмундскому не следовало болтать лишнее, какое дело королю до безумств опьяневших от крови дружинников.

– Теперь мальчишка будет мстить, – Брандомский взглянул на Гарольда: – Тебе, государь, в первую очередь. Об Ульфе я уже не говорю.

– О нас он тоже не забудет, – вздохнул Лаудсвильский.

– Проклятье, – грохнул по столу кулаком Бьерн, – я поклялся, что ни одно отродье меченых не останется в живых, и я сдержу клятву.

– Тебе придется закончить собственным зятем, – шепнул, ему на ухо Лаудсвильский.

Владетель Бьерн бросил на покрасневшего Гарольда растерянный взгляд и убрал кулак со стола. Король тяжело покосился на Рекина. Трудно сказать, услышал он или нет неосторожные слова владетеля, но вполне мог догадаться о сути произнесенной фразы. Лаудсвильский мысленно обругал себя за неосторожность – слишком хорошо за эти дни он узнал характер молодого государя.

– Не скажу, что мое первое путешествие в Приграничье оказалось слишком удачным, – покачал головой Гарольд, – но будем надеяться, что трудное начало не нанесет ущерба отношениям короля с его новыми вассалами.

– За короля Нордлэнда и Приграничья, – мгновенно сориентировался Рекин Лаудсвильский, – да будет мир и в его доме, и в объединенном королевстве.

Часть третья
МЕЧ ХРАМА

Глава 1
ОЗЕРО ДУХОВ

Бес открыл глаза и оглянулся: озеро, к которому его вынесла подземная река, раскинулось до самого горизонта, позади темнела громада Ожского бора, слева нависали угрюмой стеной Суингемские скалы, а справа, сразу за Змеиным горлом, начинались бескрайние болота. Меченый стянул с себя насквозь промокшую одежду, выжал ее и разложил на камнях. Было довольно прохладно, и он побежал вдоль берега, чтобы согреться. В руке парень держал меч, не желая даже на минуту расстаться с единственным оружием. Нож сгинул в подземном потоке, и Бес очень сокрушался, словно это была самая тяжелая из его потерь. Последние часы его жизни были сплошным кошмаром, и он старался забыться в мелочах хотя бы на время. Сейчас важнее всего было выяснить, где он находится. Потом обдумать, что предпринять дальше. Судя по всему, там, справа, озеро Духов постепенно переходило в болото, которое за последние годы непрерывной засухи заметно отступило, и Змеиное горло, узкая полоска твердой земли, связывающая Лэнд с Чужим миром, увеличилась почти втрое. Теперь Змеиное горло не смогла бы удержать даже Башня. Поэтому храмовики и не пытались восстановить былые укрепления, а построили крепость на землях духов. От стаи они оборонялись лесными пожарами, которые опустошили округу, а выжженные пространства служили, правда далеко не всегда, препятствием для монстров. Молчун Кон утверждал, что именно уничтожение лесов на землях духов приводило к невиданным ранее в Приграничье засухам. Однако к неурожаям притерпелись, стая казалась куда более страшным врагом.

Меченые не раз тревожили храмовиков стрелами, и Бес догадывался сейчас, что, возможно, их дерзкие налеты вызвали ярость Гарольда, и дело здесь не только в Сигрид. Облавы на меченых устраивали и раньше, но все они неизменно заканчивались провалом. Меченых спасал Ожский бор и окрестные мужики, неизменно предупреждавшие их о грядущей опасности. Причиной заботы смердов о сыновьях разрушенной Башни была не любовь, а осколки стаи, частенько наведывавшиеся в Приграничье. И тогда надежда у окрестных жителей была только на меченых, которые с радостью устраивали охоту на вохров, соревнуясь в удали друг с другом. Да и добро разграбленных караванов тоже немалой частью попадало в руки расторопных помощников меченых, и тут уж никакие указы Бьерна Брандомского не могли на них повлиять. Бес был уверен, что крестьяне его не выдадут, но не приходилось сомневаться и в том, что все окрестные деревни, все дороги взяты под контроль людьми Брандомского и Гарольда. Охота на него только началась, и рассчитывать на пощаду не приходилось.

У Беса был только один путь – к духам. Когда-то, очень давно, именно у духов нашел приют последний меченый Башни Чуб. Молчун Кон не раз рассказывал об этом, как и о далеком мертвом городе Гордане, о затерянном в степи могущественном Храме Великого. Именно в противоборстве с этим Храмом погиб отец Беса Тор Нидрасский. Бес возненавидел Храм и поклялся отомстить его обитателям. Теперь ему только и оставалось, что мстить: Гарольду, Бьерну, Ульфу, нордлэндцам, храмовикам…

Надо было не только добраться до духов, но и отыскать следы Улы и Ары, которых молчун Кон увел в дальнюю разведку. Вчетвером будет легче. Но уж очень велик тот мир, чтобы быть уверенным в благополучном исходе поисков.

Бес натянул просохшую одежду и сунул меч за широкий кожаный пояс. Рана на левом плече ныла беспрестанно, а само плечо угрожающе распухло. Однако выхода не было, Бес потуже затянул повязку и решительно зашагал по берегу озера.

У Змеиного горла он едва не напоролся на разъезд наемников и поспешно нырнул в густые заросли камыша.

Наемники проехали мимо, лениво перебрасываясь словами.

Вели бы их хотя бы двое, Бес, пожалуй, рискнул бы на них напасть, но нечего было и думать справиться с четырьмя, имея в руках только один меч. Меченый проводил наемников горящими глазами: ах, если бы у него был конь! Но о коне приходилось только мечтать, шлепая уныло по грязи и раздвигая правой здоровой рукой ломкий камыш. По болоту идти было безопаснее, но труднее, Бес с трудом выдирал сапоги из липкой грязи. Он старался не углубляться в болото, а держаться по краю, но и здесь неприятностей хватало. Несколько раз он проваливался в грязь по пояс и трудом выбирался на твердую землю. Раскисшие сапоги стали просто неподъемными, Бес не выдержал и снял их, но легче от этого не стало. Он почти сразу порезал ступни б острые корни и, крепко выругавшись, опять натянул сапоги. Солнце уже клонилось к закату, когда он наконец выбрался на твердую землю. Через некоторое время одежда подсохла и превратилась в грязную терку, раздирающую кожу до крови. Терпеть далее эту боль не было никакой возможности. Бес сбросил с себя все до последней нитки, завязал одежду в один грязный тюк и забросил за спину, голому идти было даже веселее, но налетевший болотный гнус скоро испортил меченому настроение. Бес ринулся в степь, подальше от проклятого болота. Поднявшийся на его счастье свежий ветерок отогнал кровососов. Ему отчаянно хотелось пить, ноги подрагивали от голода и потери крови, но он упрямо шел вперед, справедливо рассудив, что ночная прохлада его единственный союзник в тяжелом походе. Кроме всего прочего, у Беса невыносимо болело плечо, но он был этому даже рад. Боль отвлекала его от мрачных мыслей, которые наверняка бы свели его с ума. Он начал разговаривать сам с собой, и от этого ему сразу же стало жарко. Так жарко, что не было уже никаких сил терпеть, и он побежал навстречу прохладному ночному ветерку. Потом он потерял сознание, но не упал, а продолжал шагать, как заведенная механическая кукла. Где-то в глубине раздираемого болью мозга он сознавал, что спасти его может только движение. Он должен миновать это опасное открытое место, иначе на рассвете его непременно обнаружат с высоких каменных стен крепости храмовиков. Он давно уже потерял тюк с одеждой и даже не заметил потери. Единственной вещью, которую он не выпускал из рук, теряя сознание, был меч. А когда он все же падал, то тут же приходил в себя и снова поднимался, и снова шел. Голый и невыносимо грязный, он дотащился до берега озера и упал, припав потрескавшимися губами к воде. И тут же выплюнул ее с отвращением – вода была нестерпимо соленой. Это добило его, он вновь потерял сознание, в этот раз надолго.

Бес открыл глаза и с удивлением уставился на каменный свод над головой. Он лежал на мягком тюфяке, набитом сеном, укрытый ветхим, но чистым покрывалом. Одежды на нем не было вовсе. Бес огляделся по сторонам, но ничего своего, кроме меча, не обнаружил. В углу пещеры находился очаг, дым от которого уходил в неуклюжую трубу, сделанную из глины не слишком умелыми руками. В очаге горел огонь, а над огнем висел котелок, от которого невыносимо вкусно пахло. На грубо сколоченном столе стояла большая деревянная миска и, судя по поднимающемуся пару, не пустая. Бес здраво рассудил, что не мешало бы подкрепиться. Осторожно, чтобы не потревожить раненое плечо, он приподнялся и, воровато озираясь по сторонам, направился к столу. Зачерпнув деревянной ложкой аппетитное варево, меченый поспешно отправил его в рот.

– Ты зачем поднялся?

От неожиданности Бес едва не опрокинул содержимое тарелки себе на ноги. Молодая женщина, лет двадцати, стояла у входа в пещеру и сердито смотрела на смущенного меченого, который вдруг осознал неловкость ситуации и поспешно ретировался в постель, натянув до самого горла ветхое покрывало.

– Ты кто? – спросил Бес, изумленно глядя на сердитую женщину.

– Не твое дело, – грубо отрезала она.

Бес обиделся: не такое уж это страшное преступление, зачерпнуть из чужого котелка. Он не замедлил сообщить о своих соображениях незнакомке, но та никак не отреагировала на его слова. Положив у очага вязанку хвороста, она подошла к меченому и без лишних церемоний отбросила покрывало. Смущенный Бес принялся было протестовать, но без всякого успеха. Женщина сняла повязку с его плеча – зрелище было ужасным. Незнакомка пробежала пальцами по загноившейся ране, меченый дернулся и заскулил от боли.

– Эх ты, воин, – бросила она презрительно.

Но ему в этот раз было не до обид – потревоженная рана отозвалась болью. Незнакомка достала остро отточенный нож и, обхватив Беса сильной рукой за шею, провела лезвием по вздувшемуся плечу. На этот раз меченый просто взвыл от боли и пару раз лягнул ногами каменную стену пещеры. То ли он ослабел от потери крови, то ли женщина была на удивление сильна, но он так и не смог вырваться из ее крепких объятий. Пальцы ее глубоко вошли в рану на его плече, Бес закусил губу, лицо его покрылось мелкими капельками пота.

– Ну вот, – женщина облегченно вздохнула и показала Бесу наконечник стрелы, – а ты боялся.

Только минут через десять Бес смог слабым голосом высказать, что он думает о женщинах вообще и о стоящей перед ним в частности.

– Молокосос паршивый, – сказала незнакомка без всякой, впрочем, обиды. – Я тебе язык отрежу.

Она достала из котелка месиво из трав и, наложив на открытую рану, туго забинтовала плечо.

– Это что у тебя? – Она указала на отметину под левым соском Беса.

Тот промолчал. Боль понемногу проходила, но обида на незнакомку осталась. В конце концов, она могла бы предупредить его, что собирается ковыряться в ране, тогда Бес собрался бы с силами и выдержал бы операцию без обидных для самолюбия криков и слез.

– А ты похож на девчонку, – окончательно добила его незнакомка. – Особенно когда сердишься или плачешь.

– Сама ты… – от возмущения Бес даже не нашел сразу нужного определения.

Женщина засмеялась. Была она высокая, стройная и красивая, чем-то неуловимо похожая на Данну. И, судя по выбивавшемуся из-под белого платка локону, такая же черноволосая. Бес заподозрил, что родом она не из Лэнда, а значит, скорее всего, он все-таки добрался до духов. Но неужели у духов такие красивые женщины?

– Я меченый, – гордо заявил Бес, указывая на отметину. – А ты кто такая?

– Придет время – узнаешь. – Женщина поправила платок на голове и, улыбнувшись на прощанье, вышла из пещеры.

Как долго он спал, Бес не знал, но наверняка было уже утро. Сквозь тяжелый полог, закрывавший вход в пещеру, пробивался солнечный свет, игравший веселыми зайчиками на прокопченных стенах. Превозмогая боль и слабость во всем теле, Бес поднялся. Он по-прежнему хотел есть. В глиняном кувшине на столе была вода, от которой у него заломило зубы, но ничего съедобного в пещере ему обнаружить не удалось. Бес завернулся в покрывало и решительно откинул полог. Вчерашняя незнакомка сидела у входа в пещеру на камне и тщательно выбирала травы из стоящей рядом корзины, потихоньку напевая песенку на незнакомом Бесу языке.

– Где моя одежда? – грубо спросил он.

– А не было одежды. – Женщина с улыбкой смотрела на рассерженного меченого. – Кроме грязи в палец толщиной да ржавой железки, которую ты прижимал к себе, как любимую игрушку, ничего при тебе не было.

– Что же мне теперь, голым ходить? – растерялся Бес.

– Могу одолжить тебе юбку, – рассмеялась незнакомка.

– Веселая ты, как я погляжу, – обиженный Бес присел на камень поодаль.

– Тебя рыбаки подобрали на берегу, – пояснила незнакомка.

– А где они теперь?

– Уплыли к себе в деревню.

– А как же я?

– Чужаков в наши деревни не пускают, а ты мало того, что чужак, так еще и меченый. Меченых на островах помнят еще с давних времен.

– А почему ты живешь одна на этом острове?

– Это длинная история, – незнакомка покачала головой.

– Времени у нас много – рассказывай.

– Жил много лет назад на этом острове меченый, – начала женщина, словно сказку рассказывала. – Это уже после разгрома Башни было. И полюбила его девушка из наших, и стала жить с ним, и родила ему дочь. Меченый то появлялся, то исчезал, а потом ушел навсегда, а женщина попыталась вернуться в родную деревню, но наш народ не принимает ни чужаков, ни их детей. Пришлось ей бедной отправляться обратно на этот остров. Здесь она вскоре и умерла от горя. Осталась дочь, пятнадцати лет от роду, – это и была моя мать.

– А тебя ей восточным ветром надуло, – усмехнулся Бес.

– Ты не такой уж наивный мальчик, каким кажешься, – незнакомка пристально посмотрела на гостя. – Я о своем отце действительно ничего не знаю, а моя мать давно умерла.

– Моя мать тоже из духов.

– Твоя мать была родом из Гордана.

Беса поразила ее осведомленность. Вряд ли она проводила все дни на острове, как пыталась его убедить.

– Я умею угадывать прошлое и предсказывать будущее, – сказала она с улыбкой, заметив подозрительный взгляд недоверчивого гостя.

– Я и не сомневался, что ты ведьма, – ехидно согласился тот.

Женщина подняла на Беса темные, глубокие глаза и довольно долго и пристально его рассматривала. Бесу стало не по себе, и он невольно отстранился от этого проникающего в мозг взгляда.

– Ошибиться невозможно – ты сын горданки, – сказала она и отвернулась.

– Я меченый, – возразил Бес – И никаких горданцев не знаю и знать не хочу.

О горданцах он слышал, и слышал достаточно, чтобы предположить, кто был отцом этой женщины с гордым и красивым лицом. А значит, нельзя исключить, что незнакомка поддерживает с храмовиками тесные связи.

– У тебя есть лодка? – Нет.

– А как ты добираешься до земли?

– Вплавь.

– Мне нужна одежда, – Бес рассердился не на шутку.

– Ты получишь и одежду, и лодку, когда придет твоя пора, а пока ты будешь жить на острове и делать то, что я тебе скажу.

– Но это мы еще посмотрим.

Незнакомка отвернулась от меченого с обидным равнодушием. Разъяренный Бес поднялся и пошел прочь от пещеры, неловко ступая босыми ногами по острым камням. Женщина не обманула его, он действительно находился на острове, причем совсем небольшом по размерам. Меченый прошел его вдоль и поперек и в раздражении уставился на воду. Плавал Бес плохо, и без лодки ему до берега не добраться. Оставалась надежда, что на остров заглянут рыбаки и он сумеет с ними договориться.

– А трава, а хворост? – вспомнил он вдруг. – Не на голых же камнях она их собирала. Значит, лодка у нее есть, надо только внимательнее осмотреть весь остров.

Бес лихорадочно принялся за поиски, он обшарил все щели, заглянул во все впадины, но, увы, ничего существенного ему обнаружить не удалось. Ноги меченого дрожали от слабости и голода, разболелось плечо, его трясло в ознобе, но он упрямо продолжал свои поиски до тех пор, пока силы окончательно не покинули его.

– Проклятая ведьма. – Бес с трудом дотащился до пещеры и упал на камень у входа. Из пещеры доносился восхитительный аромат. Бес готов был поклясться, что пахло мясной похлебкой. Обида обидой, но поесть не мешало бы. Он вздохнул и пошел в пещеру. Увидев его, женщина покачала головой:

– С подобным усердием не по разуму ты у меня через неделю останешься голым.

Она критически осмотрела одеяло, в которое величественно запахнулся Бес, и тяжело вздохнула. Меченый молча присел к столу, всем своим видом демонстрируя неприятие чужого диктата. Похлебка действительно была мясной, тут он не ошибся, хотя чье это мясо, он определить не сумел. Глаза Беса слипались от усталости, и он, ни слова не говоря, упал лицом на лежанку и заснул почти мгновенно.

Проснулся Бес от собственного крика. Он снова кричал, не в силах вынести кошмара, который стал явью, а потом вновь превратился в видение, еще более страшное, чем действительность. Бес отчаянно тряс головой, стараясь стряхнуть с себя липкий, как грязь Змеиного болота, ужас. Тело его подрагивало в ознобе. Незнакомка поднесла к его губам кружку, и он принялся жадно пить горячий, пахнущий медом настой.

– Тихо, мальчик, тихо, – шептала ему на ухо женщина, поглаживая по плечам и голове. Бес обхватил это прильнувшее к нему тело и замер, боясь пошевелиться и потерять единственную опору в реальном мире и снова очутиться в трясине страшных видений. Слабый аромат неизвестных трав исходил от этой странной женщины, он вдохнул и уткнулся лицом в ее мягкие пушистые волосы. А ее руки все гладили и гладили его содрогавшееся в ознобе тело, и Бесу захотелось, чтобы так продолжалось вечно.