Текст книги "Фотограф. Цикл рассказов"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– И что это за выход?

– Винтовку видишь? Ты ведь стрелял из таких? – Ну допустим.

– Выстрелишь еще один раз. Только один. И ты свободен.

– Да ну… – протянул было Сова.

– Заткнись, – последовал в его сторону короткий приказ.

Дураком этот Николай в любом случае не был. Выстрел из винтовки вязал меня по рукам и ногам крепче веревки. А пуля, посланная мною в чужую голову, становилась надежнейшим кляпом для моего рта.

– Я солдат, а не убийца.

– Я тебя понимаю, сержант: убивать людей для нормального человека не такая уж приятная работа. Давит на психику. Но ведь и ты не красная девица. И уже убивал на войне. Даже медаль за это получил, судя по записи в военном билете, – «За отвагу».

– Я выполнял приказ.

– Понимаю. Но ведь и жизнь свою тем самым спасал. Не убьешь ты – убьют тебя. На войне, как на войне. Я предлагаю тебе то же самое. А чтобы совершенно успокоить твою совесть, я скажу, что убивать придется чеченца. Понимаешь, чеченца. Врага! И в обмен на его жизнь ты получишь свою. Для тебя это будет еще один день войны, и только. Ты ведь убивал их из засады, сержант. Так убей еще и этого. Вот, полюбуйся, он здесь на фотографии.

На фотографии действительно был человек с лицом, как ныне принято выражаться, кавказской национальности. Скорее всего он действительно был чеченцем, во всяком случае, никто не мог помешать мне думать именно так. А чеченцев я не люблю, и это тоже правда. И никакие разговоры о дружбе народов никогда не заставят меня забыть ни окровавленного тела Сереги Зайцева, снятого с креста, ни обглоданного грозненскими псами лица Андрюхи Безбородова.

А Андрюху убил чеченский снайпер. И мне не составляло никакого труда представить, что снайпером был этот чеченец на фотографии. Никакого! Даже сейчас, вспоминая о том, что было несколько лет назад, я чувствовал, как тугой комок ненависти подкатывает к горлу, понуждая сказать – «да». И ведь действительно всего-то навсего чеченец. А я таких убивал. Я их ненавидел тогда, и я их ненавижу до сих пор. Наверное, и им меня любить не за что, но это уже их проблемы. Это проблемы джигита, ухмыляющегося с фотографии на фоне богатого особняка, испохабивившего среднерусский ландшафт.

– Ладно. Я согласен.

– Ой, не верю я ему, Николай, – завелся было Сова, но, перехватив взгляд главаря, тут же и осекся.

– Развяжите ему руки. Им еще предстоит сегодня потрудиться.

Николай был явно доволен моим решением. И вероятно, гордился собственным знанием человеческой природы. Конечно, меня могли прикончить после того, как я отправлю в мир иной намеченную жертву, но это маловероятно. Как маловероятно и то, что эти люди оставят меня в покое. Однажды став на путь киллера, с него потом так просто не сходят. И я не был настолько наивен, чтобы этого не понимать.

Мне дали подержать собранную винтовку и заглянуть в оптический прицел.

– Патрон будет всего один, – криво усмехнулся Миша Сова. – Так что не промахнись, десантник. Я-то в твой затылок с двух метров уж точно попаду.

На всякий случай они завязали мне глаза. Все-таки надо отдать должное Николаю, он был очень предусмотрительным человеком и не хотел, чтобы о его тайном логове знал посторонний. Кроме всего прочего, это должно было убедить меня в том, что в случае выполнения условий договора убивать они меня действительно не будут. Тонкий намек, ничего не скажешь. Одно непонятно, как при таком уме и предусмотрительности Николай доверился Мише Шабанову в столь, ответственном деле, как переброска оружия. Конечно, и на старуху бывает проруха, но скорее речь идет о дефиците стоящих кадров. А кадры, как сказал один известный политик, решают всё. Повязку с моих глаз наконец сняли, и я без удивления опознал салон собственного автомобиля. В общем-то сидящий за рулем Николай ничем не рисковал. Хозяин машины был здесь же в салоне, и если бы нас вдруг остановила расторопная ГИБДД, то я был бы ей представлен в лучшем виде, вместе с документами, подтверждающими мои права на владение транспортным средством. А то, что хозяин сидит на заднем сиденье в компании двух придурков, тычущих ему в бок пистолетами, вряд ли было бы замечено равнодушным взглядом. Мне не доверяли, и в своих сомнениях эти люди были правы. Если бы у меня была хоть малейшая возможность от них скрыться, то я бы воспользовался ею не задумываясь.

Руки у меня не были связаны, и я попробовал взглянуть на часы. Блондин тут же ткнул меня пистолетом под ребро, и довольно чувствительно. А часы, к сожалению, были разбиты вдребезги. Галькин подарок, между прочим. Потеря меня огорчила, хотя это была не самая большая неприятность из пережитых мною за сегодняшний день.

– Сейчас половина шестого, – сказал заметивший мое движение Николай. – Чеченец возвращается в свой особняк приблизительно пятнадцать минут седьмого. Так

что время у нас пока есть. – А если он задержится?

– Если он задержится, то мы его подождем. Ну а если он вообще сегодня не приедет, то тогда тебе опять не повезло, десантник. Как ты понимаешь, своей тюрьмы у нас пока еще нет.

– Зато свое кладбище имеется, – хохотнул Сова и тут же заткнулся под строгим взглядом начальства.

Место было глухое. То ли недостроенное, то ли уже успевшее развалиться трехэтажное

кирпичное здание, окруженное полусгнившим деревянным забором, выкрашенным когда-то очень давно зеленой краской. Двор был завален железным хламом, кажется, остатками оборудования, которые то ли не успели разворовать, то ли не сочли достаточно ценными, а может быть, они были слишком тяжелым для мелких несунов. Во всяком случае, я очень озаботился колесами своего автомобиля, но, кажется, все обошлось.

На третий этаж мы поднимались втроем. Винтовку нес блондин, а Сова в нетерпении тыкал мне пистолетом в спину и зло ругался сквозь зубы.

– Ты не дергайся, – посоветовал я ему. – Побереги нервишки.

Николай остался в машине, взяв на себя обязанность постоять на шухере, пока его подручные вершат преступные дела. Позиция, впрочем, была выбрана идеально. Она позволяла видеть особняк, который я опознал с первого взгляда, даже без оптики. И было до этого особняка метров четыреста, не больше.

– С такого места трудно промахнуться.

– Тебе и карты в руки, – криво усмехнулся блондин. Стрелять я решил с колена. Просто так мне было удобнее. В случае нужды я мог опереться на подоконник. Сова расположился справа от меня с пистолетом, который постоянно держал на весу в полусогнутой руке. Придурок. За десять-пятнадцадь минут рука непременно устанет, и выстрел, предназначенный врагу, почти наверняка уйдет в молоко». Да и расположился Сова в трех-чeтыpex шагах от провала, которым обрывалась площадка, где мы столь удобно расположились. Блондин стоял у меня за спиной, пристроив ствол между моих лопаток. Дышал он прерывисто и зло, видимо, здорово нервничал.

– Убери пистолет, – процедил я ему сквозь зубы. – Рука у тебя дрогнет в ответственный момент – собьешь мне прицел.

Видимо, мой совет показался блондину разумным поскольку пистолет он убрал и даже отступил на два шаг

– Вот они, – крикнул чуть не в полный голо Сова, тыча пистолетом в окно.

Похоже. Это действительно были они. Машина уверенно двигалась к особняку, и я уже видел сквозь оптический прицел сидевшего за рулем человека. Кажется, это был тот самый чеченец с фотографии. Впрочем, я мог и ошибаться. Следовало подождать, пока машина остановится, и водитель с пассажирами выберутся из салона. Все-таки я оказался прав – за рулем сидел именно он, я сразу его опознал, как только он ступил на плиты двора. Странно что дом не был обнесен забором. Возможно, просто не успели. И эта либо промашка, либо нерасторопность могла стоить чеченцу жизни. Пассажиры «Мерседеса» были скорее всего охранниками. Во всяком случае, очень уж профессионально они оглядывались по сторонам.

– Стреляй, – прошипел Сова.

– Заткнись, – цыкнул на него блондин.

Я не мог промахнуться. Я был уверен, что попаду. Небольшое движение пальцем, и все. Вот только убить человека всегда непросто. Особенно когда он и думать не думает о смерти, вполне довольный жизнью и самим собой. Он не собирался умирать, этот чеченец, но он не со5ирался и убивать. И это было моей главной проблемой. – Стреляй, – прошипел теперь уже блондин.

Зря он это сделал. Его голос меня подхлестнул, я в секунду перекинул винтовку стволом назад, упер приклад в подоконник и действительно выстрелил. Отдача была такой сильной, что вывихнула мне кисть правой руки. Но закричал от боли не я – закричал блондин, роняя на пол пистолет. Я развернулся и ударил Сову ногой в плечо. Опоздал я буквально на мгновение – прежде чем рухнуть в провал этот сукин сын все-таки успел выстрелить. И к боли в вывихнутой руке добавилась еще боль в боку. Я очень надеялся, что пуля прошла скользом и рана не помешает мне двигаться. Надо было дотянуться до пистолета, утерянного вопящим блондином, и удержать его в левой руке.

Блондина я, кажется, попортил изрядно, правая рука его была красной от крови, и он держал ее на весу, глядя на меня обезумевшими глазами. Был он в шоке, и я без труда овладел его пистолетом. Откуда-то снизу вопил травмированный Миша. Потом к голосу Миши присоединился голос Николая, который ругался матом, пытаясь выпытать у Совы подробности случившегося, но тот лишь выкрикивал в беспамятстве:

– Нога, нога, моя нога…

Была у меня надежда, что Николай, бросив подельников, скроется на моем «Форде», дабы не искушать судьбу. Но это была тщетная надежда, мой противник не принадлежал к типу людей, которые прощают своих врагов.

– Зря, Игорек, ты это сделал, – раздался снизу его уверенный и почти спокойный голос. – Мог бы дожить до пенсии.

На помощь извне я не надеялся. Маловероятно, что в расположенном в полукилометре поселке могли слышать нашу стрельбу. А если и слышали, то вряд ли обратили внимание. Кому какое дело, что там происходит на давно заброшенном заводике.

А на заброшенном заводике два человека играли в прятки. В детстве это было моей любимой забавой. Я умел двигаться бесшумно и находить укромные уголки в самых неожиданных местах. Сейчас силы были явно неравные. У Николая две руки, а у меня только одна, да и та левая, и вдобавок ко всему – окровавленный бок с раной, пусть и неглубокой, но весьма болезненной, мешающей быстро двигаться. И в довершение ко всем неприятностям я родился правшой, и с левой руки если и мог попасть в цель, то с весьма небольшого расстояния. Зато Николай себя не стеснял и упражнялся в стрельбе с завидной регулярностью. Во всяком случае, он уже дважды мог в меня попасть, а моя пуля ушла так далеко от объекта, что исторгла из его груди откровенный смех.

– Кто учил тебя так стрелять, сержант?

Положим, стрелять меня учили грамотные инструкторы, просто силы у здорового поболее, чем у раненого. В дискуссию с Николаем я, однако, вступать не стал. Николай быстрее двигался, точнее стрелял, а потому у меня была только одна возможность уравнять шансы: сблизиться с ним до расстояния пяти-шести метров и выстрелить первым. Причем сделать это нужно было как можно скорее, ибо от потери крови у меня кружилась голова, а тело все неохотнее выполняло команды перевозбужденного страхом мозга.

Я стоял за углом и ждал, считая шаги уверенно передвигающегося Николая, по моим прикидкам ему оставалось сделать еще десять шагов до рандеву, но моего терпения хватило только на то, чтобы досчитать до шести. Я вывернул из-за угла и выстрелил почти сразу же, не целясь. А потом прыгнул вперед, вложив в удар рукоятью пистолета все оставшиеся силы. Кажется, я на минуту потерял сознание, возможно, беспамятство длилось дольше. Во всяком случае, очнулся я раньше Николая и успел ногой отбросить его пистолет в сторону, а потом отполз шагов на пять назад и сел, прислонившись спиной к стене.

Удивительно, но я попал в Николая, правое плечо его было темным от крови. А удар рукояти пришелся в челюсть. Во всяком случае, именно за челюсть он схватился левой рукой, едва успев открыть глаза. Впрочем, челюсть, кажется, не слишком пострадала – то ли удар пришелся скользом, то ли силы мне изменили.

– Ну вот и приехали, – сказал я ему.

– Куда? – спросил Николай, не успевший вырваться из пут беспамятства.

– К теще на блины.

Он наконец очнулся и взглянул на меня вполне осмысленными глазами:

– Ты не выстрелишь.

– Ну почему же, Коля. Я ведь солдат, а ты вышел на тропу войны. Здесь убивают, ублюдок, слышишь, убивают. Но тебе я дам шанс. У тебя в кармане мой мобильник. Набери номер милиции и расскажи все, как было. А иначе сдохнешь, понял, сволочь, сдохнешь! Звони, Коля, звони.

История четвертая. ФОТОГРАФ И ГАДАЛКА

Сеня Шергунов притащился в Черновский офис в состоянии близком к истерическому. Всегда немного сонная его физиономия на этот раз могла служить моделью какому-нибудь скульптору-реалисту в эпохальной работе «Крушение надежд» или «Конец света в отдельно взятом регионе» Словом, Сеня был не в себе, и это сразу бросалось в глаза даже не слишком наблюдательному человеку. Собственно, детективное агентство для того и предназначено, чтобы людям было к кому обратиться в случае обострения шизофренической мании преследования или ревности, разросшейся до клинических масштабов. Иных клиентов у Виктора Чернова, этого Шерлока Холмса российского разлива периода реформ и всеобщих психических расстройств, практически не бывает. Говорю это со всей ответственностью, ибо имел уже неоднократно сомнительное удовольствие, исполнять при известном в нашем городе сыщике роль доктора Ватсона. А в офисе рыцаря плаща и кинжала я оказался по той простой причине, что имею слабость пить кофе перед началом рабочего дня, который у меня совпадает с обеденным перерывом у людей нормальных. Я, видите ли, свободный художник, в том смысле, что свободно выбираю сферу приложения своих усилий по добыванию хлеба насущного, прикрываясь не слишком престижной профессией фотографа. И черт бы с ним, с престижем, если бы профессия гарантировала приличный доход, но, увы, как раз с оплатой моих скромных трудов часто возникают проблемы. Клиент нынче пошел прижимистый и склонный к недооценке истинного таланта. Словом, очень часто приходиться подрабатывать на стороне, и побочные доходы, как ни прискорбно это осознавать, у меня превышают доходы от основного вида деятельности, что почему-то нервирует налоговые органы, которые никак не могут взять в толк, каким образом я за последний год умудрился обзавестись квартирой в целых две комнаты, не считая кухни, сортира и ванны, а также – автомобилем престижной модели. Словом, компетентные товарищи подозревают меня в чем-то нехорошем и, видит Бог, совершенно напрасно. Не то чтобы я ангел во плоти, но в крупных аферах и преступлениях века не замечен. Это мог бы подтвердить и детектив Виктор Чернов, но цена его слову в компетентных сферах – грош, несмотря на представительную внешность и даже наличие некоторых способностей в сыскном деле.

– Жена, что ли, изменила? – спросил Чернов у потенциального клиента, потягивая с наслаждением кофе, который он умел заваривать как никто в городе. Я неоднократно советовал ему сменить род занятий и открыть кафетерий, но резидент Шварц остался верен избранной стезе.

– Хуже, – вздохнул Сеня и даже не взглянул на чашечку кофе, которую я любезно поставил перед ним, желая подбодрить старого друга в минуту роковую.

– Любопытно, – пыхнул сигаретным дымом Чернов. – Что может быть для примерного семьянина хуже, чем измена жены?

– Вероятно, приезд любимой тещи, – попробовал я продемонстрировать дедуктивные способности, но, увы, без большого успеха.

– Вы можете выслушать человека, – рассердился Сеня. – Я здесь вполне официально и по очень важному делу.

– Клиент вправе требовать к себе уважения, – сказал я Чернову и тот со мной согласился – убрал длинные ноги со стола, привел в рабочее состояние компьютер, взял в руки авторучку, придвинул к себе лист бумаги, а пепельницу наоборот отставил под самый нос Шергунова.

– У меня Бобик сдох, – сказал Сеня трагическим голосом принца Гамлета, произносящего свое знаменитое: «Бедный Йорик».

Бедный Бобик. Я знал его еще щенком: очень милое, добродушное, хотя и беспородное создание, любимец Шергуновской семьи и всего двора. Без шуток, я действительно огорчился, поскольку вообще люблю собак, а Бобика любил и в частности за веселый, дружелюбный и бесшабашный нрав.

– Отравление? Насилие? Трагическая случайность? – профессиональным тоном полюбопытствовал резидент Шварц.

– Не знаю, – развел руками Сеня. – Но это еще не все. У меня украли автомобиль.

А вот это действительно прозвучало как гром среди ясного неба. Особенно если учесть, что Шергуновский «Москвич», выпуска, если не ошибаюсь, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года, представлял собой ценность разве что в качестве экспоната музея, но никак не в качестве самодвижущейся тележки. Украсть эту груду металлолома мог только маньяк, автомобильный извращенец, мазохист, мечтающий провести остаток жизни в горизонтальном положении под кузовом разваливающегося на ходу ублюдка.

– Подробности?

– Да какие подробности? – возмутился Сеня. – Прихожу по утру в гараж и вижу распахнутые створки. В траве лежат замки с перекушенными дужками. Вот и весь сказ.

– В милицию обращались?

– Написал заявление, – вздохнул Сеня. – Но искать они его не будут, это точно.

В данном случае я был с Шергуновым абсолютно согласен. И вовсе не потому, что я плохо отношусь с доблестным стражам порядка, а по той простой причине, что подобная рухлядь ну никак не стоит бензина и времени, которые могли бы быть потрачены на ее поиски. Красная цена желтому «Москвичу» сто долларов в базарный день. Тем не менее, Сеню я очень хорошо понимал. Для него «Москвич» был семейной реликвией, передаваемой из поколение в поколение. На этом чуде технического прогресса времен застоя ездил еще дедушка Семена, потом его отец, потом сам Сеня, который наверняка мечтал вручить руль своему ненаглядному отпрыску. Правда до этого волнующего момента должно было пройти никак не мене пятнадцати лет. Я был сто процентов уверен, что столько времени ублюдок канареечного цвета на белом свете не протянет и как в воду глядел. Иное дело, что мне в голову не приходило, что конец любимца семьи Шергуновых будет столь трагическим. Сеня предположил, что украли его не иначе как на запчасти, и в этом предположении был свой резон.

– Расчлененка не исключена, – согласился с нами и Чернов, предварительно посоветовавшись о чем-то с компьютером.

– А началось все с наследства, – вздохнул Сеня. – Я так и сказал тогда Машке: жди теперь неприятности.

– Стоп, – поднял руку Чернов. – О наследстве попрошу подробнее. Золотые слитки, драгоценности, загородная вилла?

– Какая вилла?! – возмущенно охнул Сеня. – Курятник на шести сотках. Машка получила домишко в наследство от умершей тетки еще год назад. Вот после этого все и началось.

– А что началось-то? – не удержался я от вопроса.

– Неприятности. Полгода назад я там руку вывихнул, потом Мишка палец занозил, ну и Машка золотое обручальное кольцо потеряла. Весь участок на карачках излазили, но так ничего и не нашли. За лето я там десять раз колесо пропорол. Можете себе представить? Кому отдых, а я, как последний дурак, разбортовываю и клею. Проклятое место.

– А почему проклятое? – осторожно полюбопытствовал Чернов.

Сеня смутился, заерзал на стуле. Судя по всему, мой друг детства что-то не договаривала. Ибо ссылки на нечистую силу для бывшего пионерского активиста, заслуженного советского атеиста, да еще в столь тривиальном и весьма далеком от мистики деле, как хищение автомобиля, звучали довольно странно. Свои сомнения я не постеснялся высказать вслух, чем вогнал Шергунова в краску. После перекрестного допроса, проведенного Черновым с моим посильным участием, выяснились интересные подробности. Смерть бобика, кражу машины и прочие неприятности Сене накаркала какая-то ведьма.

– Да не мне она накаркала, а Машке, – запротестовал Шергунов. – И не ведьма она, а экстрасенс. Даже, кажется, доктор каких-то наук. А еще она сказала, что подаренное со злобой в душе непременно обернется трагедией.

– Смерть Бобика тому подтверждение, – охотно поддакнул я.

– Причем здесь Бобик, – обиделся Семен. – Собаку, конечно жалко, но она и мне смерть напророчила. Потеряешь, говорит, сначала собаку, потом машину, а потом и мужа. И вдовствовать-де тебе тридцать лет и три года, пока не найдется человек, злых чар разрушитель. Ну Машка прикинула, что ей через тридцать три года будет под шестьдесят и обиделась на предсказательницу. Вы только представьте себе, отдай пятьсот рублей, чтобы тебе такого наворотили! Совсем совести нет у людей. Вы же мою Машку знаете. Она и высказала ворожее все, что в ту минуту о ней думала. А через день у нас Бобик сдох, а еще через два угнали машину. Машка кинулась было права качать, а эта экстрасенша ей говорит: я-де над судьбой не властна, и что должно свершиться, то и свершится своим чередом. А я сегодня встал, и меня подташнивает. И слабость во всем теле.

– А ты вчера не перебрал случаем? – осторожно полюбопытствовал Чернов.

– Да ни в одном глазу.

В этом смысле Сене можно верить. Он вообще малопьющий. Но что касается ведьминых пророчеств, то здесь у меня были сомнения. На кандидата в покойники Шергунов не тянул. Нет, все, конечно, под Богом ходим, но при беглом взгляде на рыхловатого, но вполне еще полного сил Сеню возникали мысли не о бренности бытия, а как раз наоборот – всплывала почему-то строчка из древней песни: «Эх, хорошо в стране Советской жить!». Страны Советской, к сожалению, уже нет, но это еще не повод, чтобы за одно отпевать и Сеню.

– Значит так, – подвел итог предварительному расследованию Виктор, – я займусь наследством, а ты, Игорь, пощупай ворожею. Что-то мне не нравится эта прорицательница.

Возражений с моей стороны, разумеется, не последовало. Не мог же я бросить друга детства, можно сказать, на краю пропасти, пусть даже если мне противостояла нечистая сила. Не то чтобы я Данте, готовый спуститься в ад ради своей возлюбленной, но за убиенного Бобика я любому сукину сыну, причастному к его смерти, готов начистить физиономию

Мое боевое настроение не понравилось Шергунову. Сеня нервничал, вибрировал и вообще терял присутствие духа в самых безобидных дорожных ситуациях. Хорошо еще, что сидел он на месте пассажира, а потому его дерганье никому ничем не грозило, ну разве что за исключением вашего покорного слуги, который запросто мог заработать нервный тик от внезапных Сениных вскрикиваний.

– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, – попробовал я его утешить, но результата добился обратного.

Не то чтобы Сеня патологический трус, но человек он впечатлительный, это точно, и я не исключаю, что люди, затеявшие катавасию с предсказаниями, учитывали это свойство Шергуновской натуры.

– Я с тобой не пойду, – сказал Сеня, – и не проси. А живет она на втором этаже.

Брать с собой Сеню, я в любом случае не собирался. Очень может быть, что гадалка знает его в лицо, а я хотел предстать пред ней неофитом, склонным к психопатии, развившейся на фоне любовных неудач.

Дом, в котором жила гадалка, был самым обычным, панельным. В квартире тоже не наблюдалось особых чудес. В том смысле, что это была трехкомнатная квартира, вполне пригодная для жилья граждан, весьма далеких от астральных сил. В дверях я был обласкан длинноногой очкастой девицей с заурядной секретарской внешностью. То есть, ни сатанинского тебе взгляда, ни всклоченных волос, которые у подавляющего большинства наших сограждан мужского пола так или иначе ассоциируются со словом «ведьма». Я был разочарован и не сумел своего разочарования скрыть.

Из коридора меня провели в приемную, где маялась духовной жаждой дама возрастом в районе сорока лет, с претензией на сексуальную распущенность

– Вы последняя? – спросил я ее голосом человека, которому предстоит отстоять длиннющую очередь за пивом.

– Я жду результата, – нервно дернулась дама. – Климентина в трансе.

– Так ее Климентина зовут? – удивился я чужой неуемной фантазии.

Вместо ответа на поставленный в лоб вопрос я получил от секретарши целую пачку отпечатанных на хорошей бумаге брошюр и проспектов, где рассказывалось об оккультных науках вообще и о несравненной Климентине в частности. Перечисление ее заслуг в магии и чародействе, а также перечисление присвоенных ей ученых степеней занимало чуть ли не две страницы. Здесь же была и фотография ведьмы. Очень даже симпатичной бабенки в возрасте между тридцатью и сорока. У этой волосы были распущены по плечам, а в глазах читалось нечто пронзительное и потустороннее.

– А от импотенции она лечит? – на всякий случай спросил я у секретарши. – А то я, может, зря здесь сижу.

– Тысяча рублей.

– Как тысяча?! – ахнул я. – А меньше нельзя, у меня с собой только пятьсот?

– Заплатите аванс, – пошла мне навстречу секретарша. – Вторую половину принесете после свершившегося факта.

– А если запамятую?

– Значит, фактов у вас не будет уже никогда.

Перспектива устрашающая. Деньги, впрочем, пришлось заплатить, иначе в святая святых меня не допустили бы. Кровных было жалко, а потому я вошел в распахнувшуюся предо мной дверь в настроении хоть и приподнятом, но скверном. В комнате царил полумрак. Однако я быстро сориентировался и без труда обнаружил одетую в нечто серебристое прорицательницу, сидевшую в расслабленной позе в кресле. Комната была практически пуста, если не считать еще одного кресла, стоящего у стены, которое мне и предложили занять голосом умирающего в муках лебедя. Окна были завешаны черными шторами, а свет падал откуда-то сбоку, но его источника я так и не обнаружил.

– Я вижу его, – почти всхлипнула Климентина. – Вижу. Он один помеха вашему счастью.

– А вы уверены, что это именно он? – с робкой надеждой полюбопытствовал я. – Мне не хотелось бы ошибиться. Поскольку послан я к вам силами, не склонными эти ошибки прощать.

Лежавшая почти что в забытьи Климентина приоткрыла глаза и уставилась на меня с удивлением.

– Мне был голос, а потом видение, – пояснил я. – Вот я и решил посоветоваться со сведущим человеком.

– Какой голос? – удивление Климентины было неподдельным и таким же неподдельным было беспокойство, промелькнувшее в ее глазах.

– Я, видите ли, с детства склонен к галлюцинациям. Некоторые даже считают меня психом. Но это не так. Я действительно и слышу, и вижу.

– И что вам сказал голос?

– Он сказал: Бобик прибыл, а Сеня задерживается. Поторопи Климентину.

– Вы сумасшедший, – вскрикнула прорицательница.

– Нет. Я посланец астральных сил. Разве звезды не предупреждали вас о моем приходе.

Климентина уже не лежала, а сидела, и на лице и вовсе явственно читалось желание встать и уйти как можно скорее.

– Ни о каком Сене я знать не знаю и знать не хочу. Вы, вероятно, ошиблись дверью. Светка, зачем ты пустила этого психа?!

Умирающая лебедь теперь уже окончательно вышла из транса и готова была продемонстрировать предельную активность в отношении то ли клиента, то ли пациента. Судя по всему, пророчица Климентина бабенкой была бойкой и много чего на своем веку повидавшей. Растерянность и испуг прошли быстро, и теперь она вполне могла бы исполнить роль ведьмы в какой-нибудь современной постановке про нечистую силу. К тому же ей на помощь примчалась очкастая секретарша Светка, и силы сразу же стали неравные.

– Вали отсюда, ненормальный, – это было самое мягкое из выражений, которые я услышал из уст разъяренных фурий.

– А деньги? – напомнил я, ретируясь на всякий случай к двери. – Пятьсот рублей?

А потом, что мне сказать астралу, если он потребует от меня отчета?

– Отдай этому сукину сыну деньги, Светка, и чтобы духу его здесь не было.

Деньги мне были возвращены немедленно с добавлением крепких словечек, которые я не стал дослушивать до конца, а немедленно ссыпался вниз по лестнице, дабы вспыхнувший скандал не перерос в Апокалипсис ограниченного масштаба, с прискорбными для моей физиономии последствиями.

– Фу, – сказал я, падая на сидение своего автомобиля. – Прямо Вальпургиева ночь, а точнее день. Кто бы мог подумать, что ведьмы все еще продолжают отравлять жизнь обитателей наших во всех отношениях цивилизованных городов.

Сеня смотрел на меня одновременно с ужасом и восхищением. Я же с достоинством нес славу человека, вырвавшегося если не из ада, то, во всяком случае, из его преддверия. На предложение Шергунова рвать когти, я ответил гордым отказом. По моим расчетам, именно сейчас должно было начаться самое интересное. Мой визит милые дамы не могли проигнорировать. Не настолько они глупы, чтобы не сообразить, что к ним пожаловал, скорее всего, самый обыкновенный шантажист, хорошо осведомленный в их темных делишках. И самое время было ставить в известность о посланце астрала своих подельников.

Не прошло и двадцати минут, как к дому подкатила «Тойота», из которой вывалились четверо громил и рысью бросились к знакомому нам подъезду. Я нисколько не сомневался, что помчались они на второй этаж, но на всякий случай справился у сидящего за рулем иномарки придурка:

– Вы приехали к Климентине?

– Допустим. А тебе-то какое дело?

– Я посланец астрала, – пояснил я невеже, демонстративно при этом срисовывая номер его машины. – Вы не в курсе, почему задерживается Сеня. Бобик прибыл, а его все нет и нет. Там уже волнуются. У них план горит.

– Кто волнуется? У кого план горит? – вылупил на меня серые буркалы водила. – Ты что, псих?

– Если Сеня вовремя не прибудет, то Люцифер потребует замену. Зачем вам лишние неприятности?

– Ты кто такой? – комод, сидящий за рулем «Тойоты», начал проявлять беспокойство и даже выказал намерение покинуть салон для последующей разборки с настырным прохожим.

– Я фотограф.

В подтверждение своих слов я показал фотоаппарат, висевший у меня на шее, и даже пару раз щелкнул оппонента в анфас и профиль, после чего удалился пружинистой походкой. А проще говоря, сбежал с поля несостоявшегося боя, ибо счел несвоевременным слишком уж тесный контакт с предполагаемым противником. Комод кричал мне что-то вслед, отпугивая побуревшей от ярости физиономией несовершеннолетних обитателей дома, пестрой стайкой собравшихся вокруг места инцидента, едва не завершившегося побоищем. Впрочем, я его ругани уже не слышал, благополучно ретировавшись из заколдованного места под испуганное воркование растревоженного Шергунова.

– Ты с ума сошел, они же нам морду набьют.

– Ты собираешься возвращать свою музейную реликвию или уже примирился со своей потерей?

– Ничего я не примирился, – возмутился Сеня. – Зачем ты их фотографировал?