Текст книги "Сам о себе"
Автор книги: Сергей Михалков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
За "Дядю Степу" он похвалил меня, но одновременно и пожурил, объяснив, что мой добрый великан должен еще подрасти духовно. Юмор детских стихов, говорил он, заблистает еще ярче, если вы не побоитесь дать простор лирическому чувству. Лирика, как и юмор, одинаково необходима в детских стихах.
В тот же день Маршак пригласил меня в детский клуб, душой которого был он сам. Несколько одаренных ленинградских школьников, любящих литературу и пробующих свои силы в стихах и прозе, были завсегдатаями этого клуба. Маршак представил меня как молодого московского поэта и попросил прочитать "Дядю Степу".
Маршак был строгим и требовательным наставником. Он был нетерпим к дурным стихам, но он был убежден, что поэтам, в особенности молодым, сперва нужно указать на сильные стороны их творчества, а затем уже на слабые, отмечать то, что безусловно получилось, и обычно начинал беседу с оценки лучших строк, советуя подтягивать до их уровня все остальные. Так он говорил о моем "Дяде Степе", в первую очередь сосредоточившись на том, что, с его точки зрения, заслуживало одобрения.
И впоследствии, когда я приходил к нему, уже на московскую квартиру, в его прокуренный кабинет, где он безотрывно трудился за своим заваленным книгами и бумагами письменным столом, поистине с фантастическим упорством отдаваясь творчеству и нисколько не заботясь о своем здоровье, – он с прежним вниманием и доброжелательством слушал и читал мои новые стихи. Помню, он не раз повторял дорогую ему мысль и однажды написал в статье к моему пятидесятилетию, что любимыми становятся только детские писатели, которые по-настоящему одарены живым воображением, непосредственностью чувства, способностью играть всерьез, оставаясь детьми и в зрелые годы.
Кажется, я научился узнавать Маршака не только по глуховатому, задыхающемуся голосу, но и по самому телефонному звонку, как казалось мне, напористому, нетерпеливому...
Высказав мне несколько точных, проницательных суждений, он обычно добавлял в конце:
– И никогда не забывайте, голубчик, что по книгам детских писателей ребенок учится не только читать, но и говорить, но и мыслить, чувствовать...
"Друг мой Маршак!" – так говорил о Самуиле Яковлевиче великий Горький. Вместе они создали детскую литературу, воспитавшую не одно поколение героев, разгромивших фашизм, покоривших целину и космос, строящих сегодня самое справедливое в истории человечества общество и отстаивающих мир на земле!
Со смертью Самуила Яковлевича Маршака опустел капитанский мостик большого корабля советской детской литературы... Но корабль будет уверенно продолжать свой путь по солнечному курсу, будет по-прежнему открывать для наших детей чудесные архипелаги Новых стихов, Новых повестей, Новых сказок...
И это будет лучшей памятью прославленному капитану той литературы, которая отвечает перед человечеством за будущее планеты.
Мы знали бойца – Маршака,
И вдруг его рядом не стало
Упал знаменосец полка,
Но знамя полка не упало!
Бойцы продолжают поход,
На знамени солнце играет.
Маршак с нами рядом идет:
Поэзия – не умирает!
Надо ли говорить: как дороги мне были встречи и дружба с корифеями детской литературы Маршаком и Чуковским. На протяжении всех лет нашего знакомства они не раз поддерживали меня добрым словом и дружеским советом. Мне не забыть Корнея Ивановича Чуковского, который, узнав о том, что я, тогда еще молодой поэт (1939), награжден орденом Ленина, приехал ко мне домой, чтобы поздравить с высокой наградой. Веселый и озорной Мойдодыр, добрый и мудрый Айболит – Корней Иванович отличался от Маршака большей академичностью и несколько меньшей общественной активностью. Оставаясь кумиром для всех поколений малышей, он последние десятилетия мало писал для них, посвятив себя главным образом литературоведческой работе, однако его выступления по вопросам и проблемам детской литературы, его уникальная книга "От двух до пяти" навсегда останутся для нас яркими страницами истории "суверенной державы" – литературы юного поколения.
Последнее время Корней Иванович жил в подмосковном дачном поселке писателей Переделкино. Наезжая в Москву только по самым неотложным делам, он вел жизнь литератора-труженика, начиная свой рабочий день чуть ли не с восходом солнца.
Незваных гостей он умел со свойственной лишь ему одному лукавой учтивостью вовремя выпроваживать за ворота, однако с приглашенными был неизменно радушен и остроумен.
Многие годы Чуковский вел своеобразный дневник-альбом автографов, известный под названием "Чукоккала", заполняя его записями, стихами, пародиями и рисунками своих современников, чем-либо заинтересовавших его на жизненном пути. Попасть на рукописные страницы этой книги считалось честью.
18 апреля 1937 года при очередном посещении дома Чуковских мне была предоставлена возможность записать что-либо в "Чукоккале". И вот что я написал:
Я хожу по городу длинный и худой,
Неуравновешенный, очень молодой.
Ростом удивленные, среди бела дня,
Мальчики и девочки смотрят на меня...
На трамвайных поручнях граждане висят,
"Мясо, рыба, овощи" – вывески гласят.
Я вхожу в кондитерскую, выбиваю чек,
Мне дает пирожное белый человек.
Я беру пирожное и гляжу на крем,
На глазах у публики с аппетитом ем.
Ем и грустно думаю: "Через 30 лет
Покупать пирожные буду или нет?
Повезут по городу очень длинный гроб,
Люди роста среднего скажут: "Он усоп!"
Он в среде покойников вынужден лежать,
Он лишен возможности воздухом дышать,
Пользоваться транспортом, надевать пальто,
Книжки перечитывать автора Барто..."
Естественно, что подобные стихи можно было написать только в том возрасте, в каком я пребывал в первые годы моего знакомства с Корнеем Ивановичем Чуковским, оценившем пародийный юмор моего юношеского самовыражения...
Москва. Малый Черкасский переулок, дом № 1. Третий этаж. Это – Детгиз, Детиздат, издательство "Детская литература".
Отсюда в 1936 году вышел и зашагал по свету изданный отдельной книжкой с рисунками А.Каневского мой "Дядя Степа". Здесь я свел знакомство и завязал дружбу с неуемным и легендарным, самым юным командиром кавалерийского полка времен гражданской войны – Аркадием Гайдаром. Здесь в коридоре издательства я впервые представился тогда уже популярной молодой детской писательнице Агнии Барто и почтительно пожал руку познавшему тайны природы волшебнику слова – Михаилу Пришвину...
Организованное при непосредственном участии М.Горького и руководимое в разные годы талантливыми организаторами и создателями детской книги: Н.А.Семашко, Л.В.Дубровиной и К.Ф.Пискуновым, – издательство детской и юношеской литературы менее чем за полвека стало в ряд крупнейших издательств мира, выпуская из года в год многомиллионными тиражами лучшие произведения русской, национальной и мировой классики, современных советских и зарубежных авторов, способствующих художественному и идейному воспитанию подрастающего поколения.
С благодарностью вспоминаю я энергичную и волевую женщину – Людмилу Викторовну Дубровину. Это она, в звании майора, в составе группы военных лекторов-пропагандистов, выступала в окопах перед бойцами действующей армии. В годы войны, будучи майором Советской Армии, она продолжала возглавлять самое мирное учреждение на свете – Детгиз и была его директором и после войны. Я высоко ценю ее доверие ко мне. С добрыми напутственными словами она рекомендовала меня в члены партии коммунистов.
Особое чувство глубокого уважения и признательности вызывает у меня образ другого фронтовика, тяжело раненного в боях, бывшего минометчика Константина Федотовича Пискунова, в течение двадцати шести лет руководившего издательством. Человек исключительной скромности и большого личного обаяния, беззаветно преданный любимому делу, он удачно сочетал в себе деловые и моральные качества умелого администратора-коммуниста и вдумчивого, талантливого воспитателя не только вверенного ему коллектива редакторов, но и многих литераторов и художников, ставших впоследствии известными писателями и иллюстраторами книг для детей.
Начав свою трудовую деятельность с двенадцати лет, Константин Федотович Пискунов, с детства пристрастившийся к чтению, всю свою жизнь посвятил детской книге и ее созданию. Я редко встречал человека, который мог бы так искренне радоваться и считать для себя праздником каждую новую творческую удачу молодого, начинающего или уже маститого, признанного автора. Многие из нас обязаны его вниманию, его советам и дружеской принципиальной критике, продиктованной лишь одним желанием: подарить ребенку новую, добротную книжку! И не случайно в течение многих лет его личными друзьями были самые видные мастера советской литературы и книжной графики.
Нет на свете людей незаменимых, но каждый человек неповторим. Однако есть особо неповторимые люди, жизнь и деятельность которых оставляет неизгладимый след в истории. К таким людям относится Константин Пискунов. Истории советской детской литературы нет без имени этого человека...
В апреле 1936 года я женился на Наталье Кончаловской – дочери художника Петра Петровича Кончаловского, удочерив ее трехлетнюю дочь от первого брака Катеньку.
Творческая непринужденность, насыщенная искусством атмосфера дома Кончаловских, где частыми гостями бывали композитор С.Прокофьев, пианист В.Софроницкий, писатели А.Толстой, Вс.Иванов, Илья Эренбург, скульптор С.Коненков, артисты Иван Москвин и Борис Ливанов и многие другие выдающиеся современники, не могла не отразиться на духовном и эстетическом развитии Натальи Кончаловской. Она становится писательницей, пишет популярную поэму в стихах "Наша древняя столица" и повесть "Дар бесценный", посвященную жизни и творчеству ее деда, великого русского художника В.И.Сурикова, создает русский текст к ряду классических опер ("Дон-Жуан", "Фальстаф", "Фра Дьяволо", "Манон" и др.). У нас родятся сыновья – Андрей (1938) и Никита (1945).
Осенью 1939 года я был призван в армию и участвовал в освободительном походе наших войск в Западную Украину. Это явилось началом моей литературной деятельности военного писателя-корреспондента.
В первые дни Великой Отечественной войны я был в числе многих литераторов мобилизован для работы в армейской печати. Работал в красноармейской газете Южного фронта "Во славу Родины", затем (после перенесенной контузии во время налета вражеской авиации на Одессу) в редакции газеты "Сталинский сокол".
В газете "Во славу Родины" работали вместе со мной такие известные писатели, как Борис Горбатов, Константин Паустовский, Илья Френкель, Николай Кружков, Владимир Поляков. Некоторые из них уже побывали на Карельском перешейке или участвовали в освобождении Западной Украины. В "Сталинском соколе" был не менее авторитетный писательский коллектив: братья Тур, Натан Рыбак, Г.Эль-Регистан...
Выполняя задание своего командования в действующей армии, мне приходилось писать очерки и заметки, стихи и юмористические рассказы, тексты к политическим карикатурам и листовкам. Мы, армейские журналисты, не просили у редактора двух недель для того, чтобы написать стихотворение или очерк, мы писали, сидя где-нибудь на пеньке в лесу или в землянке, все, что тогда было нужно нашему читателю в солдатской шинели. И пусть немногое из того, что мы в те годы написали, осталось жить в наших авторских сборниках, но это была великолепная школа оперативности, внутренней собранности, воспитания чувства ответственности и медленного, трудного, капля за каплей накопленного опыта.
Здесь уместно вспомнить известное суждение А.Пушкина: "Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю. Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных".
Памятна мне та морозная ночь на полевом аэродроме, когда я с непередаваемым волнением провожал на боевое задание моих друзей – летчиков Северо-Западного фронта, вылетавших в партизанский край. На борт самолета погружали пачки сочиненных мной листовок. Помню и заголовки листовок: "Пусть не дрогнет твоя рука!", "Ты победишь!", "Не быть России покоренной!".
В начале 1942 года группа писателей и художников решила приобрести на свои средства танк и отправить его на фронт. Дело это было новое, но секретарь ЦК партии А.С.Щербаков оценил его значение, и танк KB был нам продан. Назвали его "Беспощадный". Кукрыниксы изобразили на броне Гитлера, разорванного в клочья снарядом, а Самуил Маршак написал призывные строки:
Штурмовой огонь веди,
Наш бессмертный танк.
В тыл фашистам заходи,
Бей его во фланг!
Рождение "Беспощадного" явилось одновременно рождением массового движения по созданию на личные средства трудящихся танковых колонн и даже целых войсковых соединений, таких, как Уральский добровольческий танковый корпус. Затевая покупку своего танка, ни я, ни мои товарищи даже и не предполагали, какую всенародную поддержку получит наше начинание.
Всю войну не выходил "Беспощадный" из боя. Пал смертью храбрых его замечательный бесстрашный командир Паша Хорошилов, погиб член экипажа весельчак Алеша Фатеев. Но гвардейцы-танкисты дошли до своего победного рубежа.
В наших архивах хранятся письма, полученные нами из действующей армии от экипажа "Беспощадного", а макет прославленного танка по сей день хранится в Центральном доме литераторов имени А.А.Фадеева.
Это было в 1943 году. На фронтах Великой Отечественной разворачивались ожесточенные сражения. Именно тогда Коммунистическая партия и Советское правительство приняли решение о создании Гимна Советского Союза. К выполнению этого ответственнейшего задания были привлечены десятки поэтов и композиторов. Мы, я и мой фронтовой товарищ журналист Г.Эль-Регистан, работая в редакции центральной газеты Военно-Воздушных Сил Красной Армии "Сталинский сокол", решили включиться в творческий конкурс.
Мы отлично понимали, что текст гимна должен быть проникнут основными идеями нашей государственности, идеями, наиболее близкими народу. Гимн должен отразить тот исторический путь, которым шла от Октября наша страна. Кроме картины прошлого и настоящего, необходимо было заглянуть и в будущее. Мы знали: в гимне надо обязательно подчеркнуть исключительную роль русского народа, который не только вел за собой все народы нашей страны в период революции, но и, объединив их, оказывал великую братскую помощь в ходе социалистического строительства. Русскому же народу принадлежала ведущая роль и в Великой Отечественной войне.
Понимая, что гимн – это торжественная гражданская песнь народа, мы чувствовали опасность ложного литературного пафоса, излишней напыщенности. Поэтому, работая над вариантами текста, стремились быть предельно искренними. Помогало твердое убеждение, что язык гимна должен быть простым, ясным, таким, чтобы каждое его слово было понятным любому советскому человеку – от школьника до академика.
Авторитетная комиссия во главе с К.Е.Ворошиловым в течение ряда месяцев знакомилась и прослушивала предлагаемые варианты Гимна Советского Союза. После того как наш текст был в основном одобрен и отобран для дальнейшей работы, мне и моему соавтору пришлось еще немало потрудиться. В ночь под новый, 1944 год Гимн СССР впервые прозвучал по Всесоюзному радио. Музыкальной основой для него стала музыка профессора А.В.Александрова, руководителя Краснознаменного ансамбля, написанная им как "гимн партии большевиков" на слова В.И.Лебедева-Кумача.
Со временем возникла необходимость внести в текст гимна изменения. Вновь к работе были привлечены наши ведущие поэты и композиторы. Мне, как одному из авторов первого Гимна СССР (Г.Эль-Регистан умер в 1945 году), была предоставлена возможность создать новую редакцию текста. И я, конечно, счастлив, что эта работа оказалась успешной: 27 мая 1977 года Президиум Верховного Совета СССР утвердил текст и музыкальную редакцию Государственного гимна Союза Советских Социалистических Республик (текст С.Михалкова и Г.Эль-Регистана, музыка А.В.Александрова).
В новой литературной редакции гимна отражены выдающаяся роль "партии Ленина – силы народной", ведущей Советский Союз к светлому будущему, наша верность Красному знамени революции, наша вера в грядущую победу коммунизма в нашей стране. Естественно, что в гимне присутствуют основные идеи прежнего текста, сыгравшие свое историческое значение и в наше время.
Не могу не выразить своей благодарности Центральному Комитету нашей ленинской партии и лично Леониду Ильичу Брежневу за высокое доверие. Ведь спустя тридцать четыре года мне вновь довелось стать одним из авторов Государственного гимна СССР.
ГИМН
СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ
РЕСПУБЛИК
Текст С.Михалкова и Г.Эль-Регистана
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина – сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
На правое дело он поднял народы,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина – сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!
В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны,
И Красному знамени славной Отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина – сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!
Далеко позади остались военные годы. Но каждый раз, приходя к Вечному огню у Кремлевской стены, зажженному в память о Неизвестном солдате, я думаю о своих друзьях, оставшихся там, на полях сражений, где воля к победе была прочнее металла.
Я гляжу на свои строки, что выбиты на камне: "ИМЯ ТВОЕ НЕИЗВЕСТНО, ПОДВИГ ТВОЙ БЕССМЕРТЕН". Когда складывались эти слова, руку вело чувство великой благодарности к миллионам наших людей, отдавших жизнь за будущее всей земной цивилизации...
Живой классик Алексей Николаевич Толстой пользовался всеобщим авторитетом. Он завораживал собеседника своей простотой, глубиной и блеском ума, яркой, сочной, образной речью и еще чем-то таким, что присуще, хотя и в разной степени, всем замечательным людям.
В ту пору я уже не был новичком в литературе: мои книги для детей были отмечены читателем и общественностью, но имя Толстого вызывало у меня почти суеверное благоговение.
Жил Толстой в Москве. Тогда он много и напряженно работал, но для постороннего глаза эта напряженность была вряд ли заметна. Он часто созывал гостей, любил щедрое застолье, острое слово и сам был замечательным рассказчиком: рассказывал в лицах, как настоящий актер. Он был вежлив в обращении, зато порой резок и удивительно прям в своих суждениях.
В Союзе писателей Толстой бывал довольно часто. Его утомляли будничные, нетворческие дела и заботы. Но если он брался за что-нибудь, то быстро добивался своего.
Хорошо помню Алексея Толстого в первые недели войны. Он был озабочен, в его движениях появилась стремительность, в суждениях – предельная, солдатская определенность. Его патриотические статьи волновали глубиной и содержательностью. Он отлично чувствовал истоки народной стойкости, в его страстной публицистике, как правило, отсутствовали риторика и общие места.
В те трудные времена писательская братия была сплочена более обыкновенного: перед лицом грозных событий, всколыхнувших всю страну, забылись все неизбежные споры и пристрастия, как нечто второстепенное, малозначительное или даже пустяковое. Многие уходили на фронт, многим из ушедших не суждено было вернуться: московская писательская организация за годы войны потеряла почти треть своего состава.
Почему-то особенно запомнилась первая статья Алексея Толстого из большого публицистического цикла, написанная через несколько дней после нападения фашистской Германии. Называлась она "Что мы защищаем?". В статье чувствовалась тревога большого русского писателя за судьбу народа и его культуру, но была она полна веры в непоколебимую правоту и мужество верных сынов Отчизны, в мудрость партии. Эта статья воодушевляла нас, молодых писателей.
В творчестве Толстого меня всегда поражали самобытная широта его русской натуры, энциклопедические знания, редкое умение сочетать беллетристичность, увлекательность повествования с поразительной глубиной социального анализа. Сколько бы ни прошло времени, какие бы таланты ни выдвинула отечественная литература, Алексей Николаевич Толстой всегда останется ее драгоценностью. В лучших своих книгах он запечатлел историю нашей страны на ее революционном переломе с тщательностью и мудростью истинного художника – гражданина и патриота.
Умер Толстой неожиданно. Чувство потери было всеобщим, но было и сознание того, что его творчеству суждена долгая жизнь. В военную пору Алексей Николаевич однажды посоветовал мне попробовать свои силы в басенном жанре.
– Тебе лучше всего удаются стихи, в которых ты идешь от фольклора, от народного юмора. Не начать ли тебе писать басни? – посоветовал мне Толстой.
Честно говоря, аллегорическая поэзия представлялась мне чем-то в достаточной степени архаичным. Затем произошло следующее. Страна отмечала юбилей Крылова. По радио, с подмостков эстрады, с газетных страниц звучали гениальные крыловские творения. Они заражали людей смехом, рождая в сердцах радость, гнев, иронию, сарказм... Видимо, и в число Крыловского юбилейного комитета я попал по рекомендации Алексея Толстого.
Часто с благодарностью думаю я о его проницательности – он сумел в моих стихах для детей разглядеть басенное начало и подсказать мне новую верную жанровую дорогу.
В числе первых напечатанных басен были "Слон-живописец", "Две подруги", "Дальновидная Сорока" и некоторые другие. Читательский успех "Зайца во хмелю" и "Лисы и Бобра" во многом определил судьбу этого незаслуженно забытого жанра. Правда, на первых порах мне не раз приходилось слышать: "Время аллегорий прошло. Этот жанр устарел. Зачем его возрождать? Басня сегодня никому не нужна!" Однако сама жизнь доказала обратное. Меня поддержала газета "Правда": она стала публиковать мои басни, как бы открывая дорогу этому жанру. Басня звучала по радио и с эстрады в исполнении Игоря Ильинского и других артистов – мастеров художественного слова. Обнаружилось, что у нее есть немало поклонников, что авторы басен живут и работают в разных концах страны, нуждаются в поощрении и признании.
Правда, во внезапно хлынувшем на страницы периодики басенном потоке было много издержек; иные сочинители, пользуясь аллегорическими средствами, с завидной легкостью очеловечивая животных и предметы, заставляли своих "героев" блеять, мычать и кудахтать по самому ничтожному поводу, – вели наивный нравоучительный разговор, сводя его в конечном итоге к убогому морализаторству, поверхностной дидактике.
Такого рода просчеты тоже были поучительными. Я понял на практике, что басня отнюдь не фельетон, что сама по себе басенная форма еще ничего не решает, ибо нужны художественные поиски, открытия. Надо сказать, что простота, лаконичность, сюжет, юмор не даются баснописцу легко. Басенный хлеб приходится добывать на ниве в поте лица своего.
Здесь уместно вспомнить размышления Белинского о баснях Крылова. Крылов, по мнению Белинского, создал сокровищницу практического смысла, остроумия, юмора, разговорного языка, отличающуюся простодушием и народностью. В знаменитой статье Белинский писал: "Да, народность в поэме есть такой же талант, как и способность творчества. Если надо родиться поэтом – то надо и родиться народным, чтобы выразить своею личностью характеристические свойства своих соотечественников... Народным делает человека его натура". Но Белинский, как известно, яростно выступал против подделок под народность, говоря, что усиленное и нарочитое желание любыми средствами казаться народным есть первый признак отсутствия способности быть народным.
Жизнь жанра можно сопоставить с жизнью человека. Жанр, как и человек, переживает золотую пору детства. Время молодости. Прекрасной зрелости. Наступает старость, приходит смерть. Не так ли угас жанр оды и мадригала? Однако жанр в отличие от человека обладает способностью и к возрождению. Для этого должны, видимо, возникнуть соответствующие условия. Крылов столько сделал в сфере басни, что многие считали ее возможности исчерпанными. У Крылова были предшественники и последователи. Но имя Крылова затмило все имена. Работа Демьяна Бедного дала басне новую силу, сделав ее острым и действенным оружием в руках народа. Недаром Демьян Бедный в свое время писал:
Как можно басне умереть?
С народным творчеством она в родстве немалом.
И это я имел в виду,
Когда в двенадцатом году,
Ища кратчайшие пути к народным массам,
Им в баснях ненависть внушал к враждебным классам!
Теперь, говоря об истории литературно-политической сатиры в XX столетии, мы не можем не вспомнить политических басен Демьяна Бедного.
Я старался придать басне многогранность, обращаясь к различным сторонам действительности. Поэтому приходилось пристально приглядываться к всевозможным житейским ситуациям, высматривая в них то, что волнует многих, что является в данное время типическим, носит обобщающий характер.
Особенность мышления художника такова, что какая-нибудь деталь, частность, случайно подслушанный диалог могут неожиданно возбудить его фантазию, подсказать тему и сюжет будущего произведения.
Сюжет басни "Тихий водоем" родился у меня во время осенней охоты. Сидя на вечерней зорьке в шалашике и прислушиваясь к доносящимся до меня по ветру из ближней деревни мычанию коров, щелканью пастушечьего кнута и лаю собак, я почему-то представил себе дикую кряковую утку, нашедшую себе приют в стаде домашних уток. Зачем ей лететь в далекие края, рисковать в пути жизнью, если она может присоединиться к своим сородичам – домашним уткам – и спокойно, сытно жить среди них возле тихого водоема, подумал я. Так родилась басня, в которой я хотел обличить самоуспокоенность иных моих собратьев по перу.
Пес-попрошайка, постоянный гость одного из ресторанов Кисловодска, откликнулся на кличку "Шарик" и подошел к моему столу за подачкой, а через минуту повернул голову к другому столику, откликнувшись на брошенное ему: "Бобик!" Этот маленький факт позволил мне написать басню "Шарик-Бобик" о людях без гордости и самолюбия, не желающих честно трудиться, промышляющих подачками.
Писателю необходимо живое общение с читателями. Писатель не может жить вне общения с тем, для кого он творит. Советский читатель – читатель особенный. Он не только ревностно следит за судьбой и творчеством любимых писателей, но, читая книги, весьма охотно откликается на просьбу издательства сообщить свое мнение о прочитанном произведении, сам нередко вступает в переписку с автором книги, радуется его успехам, огорчается неудачей, советует, подсказывает, делится личными переживаниями. Иные читательские письма также подсказывали мне тему или сюжет той или иной басни. Так, например, одно из читательских писем подсказало мне сюжет басни "Лев и ярлык"...
В работе над басней меня воодушевляло и то, что басни мои стали переводиться на языки народов нашей страны, что у них появились превосходные художники-иллюстраторы, что также было возрождением давней отечественной традиции. Нельзя было не восхищаться работами К.Ротова, Евг.Рачева, А.Каневского, Кукрыниксов, А.Лаптева, М.Митурича. Каждый из художников создавал свой особый басенный мир, опираясь, разумеется, на литературные образы.
Мало-помалу в широком басенном потоке стала просматриваться и глубина. Появились запоминающиеся произведения. Превосходно потрудились сатирики Украины, Армении. В Белоруссии басни писал веселый и мудрый Кондрат Крапива, чья сатира получила всесоюзное звучание. Все разговоры, что басня не созвучна современности, что она отдает архаикой, были начисто сняты. Думаю, что сам по себе жанр обладает способностью получать новое наполнение.
Каждому автору приятно увидеть свой труд любовно и со вкусом изданным. Мне пришлось испытать волнующее чувство глубокой признательности, когда я получил небольшую иллюстрированную книжечку, выпущенную издательством "Гутенберг" в Тегеране. Мою басню "Лев и ярлык" перевела на персидский язык студентка факультета русского языка Высшей школы по подготовке переводчиков – Жале Назирфард под руководством декана факультета Искандера Забихияна. Басня была сопровождена предисловием и послесловием, воспроизведен русский оригинал, дан подстрочный перевод, а также стихотворный пересказ произведения.
Язык басенных образов исключительно доходчив – его принимают буквально все. Об этом, в частности, пишет мне г-н Нисимото Сиодзи, переводчик моих басен на японский язык.
Басни – значительная полоса в моей литературной биографии. Они дали мне возможность выхода ко взрослому читателю.
Острая политическая карикатура, вызывающая смех и гнев в адрес врага, всегда была на вооружении нашей армии и народа. Известно, что жанр политической сатиры требует от художника и поэта максимальной оперативности, понимания международной обстановки и актуальных задач нашей внешней политики, остроты и дипломатического такта.
Советская политическая сатира, отличающаяся идейностью и высоким профессиональным мастерством, давно получила всеобщее признание. Каждодневный большой и упорный труд деятелей искусства и литературы в этом жанре можно сравнить с трудом рабочего на заводе, крестьянина на колхозной ниве, ученого в лаборатории – это труд, направленный на укрепление наших позиций, на утверждение наших идеалов.
Зарубежным вдохновителям "холодной войны", агрессорам и реакционерам всех мастей противостоят могучие миролюбивые силы во главе с Советским Союзом, великая солидарность народов пяти континентов, отстаивающих благородное дело мира, свободы и безопасности.
Рассчитанная на массового читателя политическая карикатура на международную тему должна быть решена в рисунке и в сопровождающей его подписи просто, ясно, доходчиво. Удачное сочетание рисунка и подписи под ним – гарантия успеха сатиры.
Они дошли до стен рейхстага,
Друзья: боец и командир.
И стены были им бумагой
Для первых подписей за мир!
(Рис. М.Абрамова, 1945 г.)
Чтоб в мире дело мира крепло
И чтоб нигде и никогда
Не превращались в груды пепла
Сады, деревни, города,
Народы мира без поблажки
Сегодня сообща должны
Держать в смирительной рубашке
Всех поджигателей войны!
(Рис. Б.Ефимова, 1949 г.)
Мне пришлось многие годы работать с Борисом Ефимовым, сочиняя стихотворные подписи под его карикатурами в газете "Известия". Его фантазия всегда поражала меня. С ним всегда было приятно сотрудничать. Доброжелательный, веселый, принципиальный человек, мастер своего дела, Борис Ефимов для меня всегда являлся образцом подлинного газетчика, политического снайпера.
