Текст книги "Фантастические рассказы и повести"

Автор книги: Сергей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ни с кем.

– Ну-ну.

Когда пришло время и родители уснули, Петя снова включил виртуальный контакт, в четвертый раз за вечер. И снова он плыл, покачиваясь на руках женщины и знал, что эта женщина его мать, и был совершенно счастлив и спокоен.

Но на следующий день он не мог учиться. Через два дня он стал смотреть на свою реальную жизнь всего лишь как на досадную помеху, как на пробел между виртуальными возвращениями. Так не могло продолжаться долго. Через четыре дня его мозг не выдержал.

Он очнулся в больнице. Как только он открыл глаза, невыносимая усталось навалилась на тело, тяжесть, слабость, тошнота и боль. Ему было так плохо, как только может быть плохо. Ему было даже хуже. Его тело умирало. Он не чувствовал ног и рук, по коже бегали мурашки, под кожей пролетали беспорядочные молны мелких мышечных сокращений. Он начал икать и не переставал, пока медсестра не ввела емму в вену какое-то лекарство. Вскоре появился врач.

– Очнулся? Говорить можешь?

– Могу.

– Это ничего не значит. Посмотрим на тебя через неделю. Если будет на что смотреть. Попробовал?

– Попробовал, – ответил Петя.

– Ну, ты даешь. Это с тобой в первый раз или раньше понемногу баловался?

– В первый раз.

– Ну да, я так и думал, – согласился врач. – ты же был хороший мальчик. С хорошими мальчиками так обычно и получается. Они слишком усердно выполняют свои обязанности и устают. А потом – такая альтернатива. И они срываются. Я на своем веку видал сотню таких как ты. Ничего страшного. Вылечим.

– Я не хочу, чтобы вы меня вылечили.

– Конечно, не хочешь. Но никто тебя не спрашивает. Зато потом скажешь спасибо.

– Но почему там так хорошо? – спросил Петя.

– Потому что диско-жизни не настоящие. Те, кто их выдумывает, старается придумать что-нибудь особенно хорошее. Если бы диско-жизни не были лучше чем обычная жизнь, их никто бы не покупал. Это как с книгами: книги всегда интереснее, чем жизнь. Но жизнь есть жизнь, а книга есть книга. Правда есть правда, а ложь есть ложь.

– А если кто-то выбирает ложь?

– Тогда ты сумашедший. Только сумасшедшие путают ложь и правду. От того, что тебе нравится ложь, она не становится правдой. Нельзя убежать в сказку.

Этим вечером его навестили родители.

– Жаль, что я не знаю того негодяя, которые тебе это продал, – сказал отец, – я бы его достал. Я бы его посадил. Но не получится. Я уничтожил доказательство, сразу не подумал.

– Что ты сделал?

– Я расплавил этот диск, я так рассвирипел, что бросил его в печь. У тебя не осталось обложки с номером?

– Нет, – ответил Петя, – диск был без обложки и даже без названия.

– И ты рискнул испробовать на себе диск без надвния? Ну ты и дурак! искренне удивился отец, – Господи, кого я только вырастил. И этот ребенок учится на отлично! Диск без названия! Подумать только! Ну я с тобой ещё поговорю на эту тему.

– Может быть, получится раздобыть такой же? – спросил Петя.

– Как же его раздобыть, если у тебя нет ни названия, ни номера? И потом, может быть, его просто нет. Если это был настоящий диск без названия, а не просто подтертый. Такие диски обычно записывают в единственном экземпляре.

– И ты его сжег?

– Расплавил, – ответил отец.

– В единственном экземпляре?

– Ну да, и что?

– И той жизни уже нет?

– Нет.

– Значит, ты убил их всех.

– Да, здорово тебя достало, – сказал отец, – ты все ещё не отличаешь одно от другого. Правда – это есть правда, а иллюзия есть иллюзия. ЭТО жизнь. То – всего лишь сказка. А сказок много – не эта, так другая. Я в молодости тоже пробовал, но чуть-чуть, по умненькому. Все оно одинаково. Все дрянь.

Ночью ему было совсем плохо. С утра его перевели в палату интенсивной терапии. Его пичкали лекарствами так, что порой он терял сознание и то расплывчатое, что от него оставлось, вращалось в желтом мутном протсранствве. Врачи боролись за его жизнь до тех пор, пока оставалась надежда. В 16-45 его сердце перестало биться.

– Кто бы мог подумать? – сказал врач. – Так сразу и так много. Где он взял столько времени? Он должен был совсем не спать. За несколько дней он прожил диско-жизнь не меньше сорока раз. И это при том, что его мозг был перегружен учебой.

Петя очнулся в мрачной каморке, ни капли не напоминающей райские кущи. Но серой пока тоже не несло. Рядом стояли ещё две кровати с такими же истощенными стариками, как и он. Но теперь он был не Петя. Теперь его звали Джон Картер и ему было шестьдесят три года. Он был обыкновенным несчастным диско-наркоманом, без денег, без здоровья, без всяких жизненных перспектив. Вначале в это трудно было поверить.

– Какой-то ты очумелый, – сказал Малькольм, самый молодой из них, но уже беззубый и с половиной желудка. – Тебе подсунули короткую жизнь? Ты был в отключке всего минут двадцать. Как там, нормально? а то и я попробую.

Он хочет попробовать МОЮ жизнь? – подумал Джон Картер, – но ведь она моя, она только моя, я помню себя маленьким мальчиком, который ловит бабочек голубым сачком, я помню, как впервые попробовал землянику, как в детстве говорил слово "курочка" через "и", получалось "куричка", помню, что любил сказки про кроликов и что друзья пугали меня клопами, помню, как впервые получил отличную оценку на экзамене по поведению. Я помню родителей и я их люблю. Он хочет любить их так же как и я? Моих родителей и моих друзей?

– Ну так что? – настаивал Малькольм.

– Там было плохо и я умер молодым. В шестнадцать лет умер от передозировки. Купил случайно у какого-то старика одну единственную диско-жизнь и на ней сорвался.

– Бред. Так не бывает, что бы сдохнуть от одной.

– Просто кто-то плохо придумал.

– Тогда попробую что-нибудь другое. – сказал Малькольм, – Сколько раз я зарекался не покупать эти дешевые диски. Подсовывают что попало.

Джон Картер шел по мосту. Его слабые ноги отказывались нести дряхлое тело. Но оставалась память о молодости и эта память толкала его вперед, заставляла переставлять одну ногу за другой. Можно, конечно, попробовать прожить этот диск ещё раз. – думал он, – я снова стану собой, – доживу до шестнадцати лет, потом немой старик всучит мне диск и этот диск сведет меня в могилу. Столько надежд и все впустую. Мой бедный папочка, он спал и во сне видел меня адвокатом. Он вложил в меня столько денег! А я оказался таким неблагодарным негодяем. И я ничего не могу в этом изменить. Если бы я мог. Нет, если бы я мог, я бы написал свою собственную диско-жизнь и ушел бы в нее. Но это так же сложно, как и поставить хороший фильм. Некоторым удается – они пишут жизнь только для себя и в единственном экземпляре и проживают её столько раз, сколько выдерживает их мозг, а потом умирают. Есть ли в этом смысл? Есть ли хоть в чем-нибудь смысл? И почему настоящая жизнь всегда бессмысленнее, чем сказка?

Он остановился, поднял голову и осмотрелся. Вдоль темной громады моста двигался медленный поток автомобилей. Было раннее послеполуденное время, но плотный смог сгустился над городом как сумерки. Джон Картер знал, что сейчас идет война и эта война уже уничтожила четверть планеты. Он помнил, что жена ушла от него двадцать семь лет назад, что цирроз печени скоро сведет его в могилу. Нет разницы – раньше или позже. Вот это и есть реальность, именно это, а не молодость, красота и любовь, которую он находил в диско-жизнях. Реальность есть реальность, а ложь есть ложь. И только сумасшедние путают одно с другим. Но даже они страдают, потому что счастья нет и быть не может. Это очень просто и очень понятно.

Он подошел к парапету и посмотрел на грязную реку, текущую внизу. Почему бы и нет? Зачем нужна такая жизнь, которая и без того скоро закончится? Сколько ему осталось? Если будет аккуратен, то два или три года, не больше. Если будет злоупотеблять, то любой день может стать последним. Нужно иметь мужество.

Он протиснулся в дыру, оставшуюся от сломанного столбика парапета, закрыл глаза и полетел вниз, расставив руки и чувствуя, как воздух треплет его длинные, давно не мытые волосы.

В этот раз было хуже. Его голова стояла на столике с колесами. У столика было несколько манипуляторов. Он попробовал: манипуляторы реботали. Правым манипулятором он поднял диск с пола. Все такой же мерцающий голубой диск.

– Где я? – спросил он.

– Что, совсем память отшибло?

– Где я? Почему я не человек?

Соседний столик с головой отвратительно захохотал. Он хохотал долго и громко и на губах головы собралась коричневатая пена. Наконец, столик успокоился, шмыгнул носом и пришлепнул манипулятором жирную мохнатую муху, величиной с майского жука.

– Человеков не бывает, – сказал он. – Человеки, эльфы и кентавры это выдуманные существа из сказок и диско-жизней. Ты, должно быть, поехал от человеческих диско-жизней. Признайся, ты смотрел про человеков? Или про спуррисов?

– Про людей.

– Нет разницы. Они те же человеки.

– Но почему, когда я умираю, с каждым разом мне становится все хуже?

– И дураку понятно. Потому что диско-жизни всегда придумывают так, чтобы они были лучше нормальньй жизни. Всем хочется иметь руки и ноги, думаешь, только тебе? Потому и придумали человека с руками и ногами. Но, если ты поверил в человеков, тебе надо отдохнуть. Твои мозги совсем перегрелись.

– Но я не хочу отдохнуть, я хочу обратно!

– Тут я решаю, что делать, – сказал тот столик, который до сих пор молча стоял за спиной. Три лунных дня будешь убирать помещение. И никаких диско-жизней! Ни про человеков, ни про кентавров. Потом посмотрим, М-12.

М-12 сделал демонстративный круговой разворот и подъехал к большому окну. За окном была тьма, но он знал, что скрывается в этой тьме. Этот мир был страшен. Этот мир был гораздо страшнее всех предыдущих миров.

И вдруг он догадался. Смерть – не такая уж простая штука. И даже больше: жизни нет, но и смерти нет; есть лишь бесконечная цепь вложенных друг в друга дискожизней, созданных чьим-то бесконечным страданием, бесконечной болью и бесконечно безнадежной мечтой о лучшем. И все наши жизни – лишь сказки, рассказанные богом самому себе, лишь выдуманные истории, которые не могут быть и никогда не были реальными.

– Если я умру сейчас, – сказал М-12, который уже не был Джоном Картером, – куда я попаду?

– Да кто же знает? Зависит от того, кто сейчас смотрит твою диско-жизнь. Но тебе там не понравится, это можно гарантировать. Ты поймешь, что сейчас ты в раю.

– В раю? – удивился М-12, – но разве может быть что-то хуже?

– Конечно может, раз кто-то убегает оттуда сюда и живет твою диско-жизнь.

– Что может быть хуже?

– Умрешь – узнаешь.

– А если я умру там ещё раз?

– Тогда попадешь куда-нибудь, где ещё хуже.

– Где ещё хуже... – прошептал М-12.

– И конца нет. Но тебе, видно, совсем плохо, раз ты этого не помнишь. Как тебя там звали?

– По разному, – ответил М-12. – И что же, все мы просто диско-жизни? И все те люди, которых я встречал там?

– Я не знаю, кого ты встречал там, – сказал столик слева. Но если хочешь попробовать умереть, то пожалуйста. Просто перекрой себе кислородный вентиль, и все тут. Проваливай от нас, нытик. Что, испугался? КОНТАКТ ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...они называют себя "землянами" или, иначе, "людьми". Вероятность вымирания высокая: процентов двадцать – тридцать. Для подстраховки попытаемся взять несколько особей и основать отдельную колонию. Но вначале попробуем их изучить, чтобы не причинить вреда. Главное – не причинить вреда. Пусть почувствуют в нас друзей и братьев по разуму. Только так мы сможем понять друг друга.

....Они живут большими колониями и называют их "города". На краю одного из городов ставим аппарат для ловли. Внешне будет выглядеть как небольшое местное жилье. Для приманки используем золото; люди очень охотно идут на золотые кружки и кольца. Приманку положим прямо у входа.

...Неплохой экземпляр мужского пола. Собрал все золото, тридцать два кило, в местных единицах измерения, всунул под одежду. Не оставил на пороге ни одного кружка. Приманки нет, значит, сегодня больше никого не ждем.

* * *

Над деревьями виднелись зубцы сооружения, достроенного примерно до шестого или седьмого этажа. Сооружение окружал подлесок. Березевников шел по дорожке, осматривая окрестности, которые поначалу просвечивались сквозь деревья. Он любил гулять. Его привлекали улицы с полуразрушенными домами. Любил он и заросшие молодыми деревьями неоконченные стройки – по таким всегда проложены тропинки в зарослях; там и сям лежат невесть кем принесеные кучи разного мусора. В этом, даже в кучах мусора, есть и романтика и ощущение чего-то незабвенного, – может быть, детства.

Над его головой головой уже вздымался недостроенный исполин. Здесь и там среди дикой флоры начали появляться признаки цивилизации в виде бетонных плит самых разных форм и размеров. Среди палых листьев светились несъедобные грибы. В кустах валялась крупная дохлая собака. Часть местности была выложена плотно пригнанными друг к другу бетонными плитами, слегка рифлеными и присыпанными старой кирпичной крошкой. Стройка оставалась ещё метрах в пятидесяти, но дорога оканчивалась именно здесь. На поляне стоял домик. Дверцы домика были открыты и даже виднелись удобные ступеньки, ведущие вниз.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...Появился ещё один. Явно собрался войти. Без всякой приманки. Либо у них недоразвито чувство самосохранения, либо мы чего-то не учли. Возможно, это обыкновенное любопытство. Это снова самец, надо будет его прогнать. Сейчас нам нужна самка. Решаем: сообщить ему недвусмысленное запрещение на местном языке. Пусть уходит.

* * *

Березевников осторожно заглянул. Несколько ступенек вели на нижний этаж, дальше виднелся освещенный коридор, уходящий под неправильным углом в сторону. Березевников спустился по ступенькам и громко кликнул. Никто не ответил на зов. Помещение, несмотря на пустоту, оказалось совершенно незамусоренным и даже без надписей на стенах, и от этого казалось каким-то марсианским. Ничего, пройдет пару дней, здесь наваляют кучи в углах, двери снимут с петель, а стены разрисуют и распишут. Пока Березевников думал об этом, перед ним открылась вторая комната, – целый пустой зал. Было непонятно как такое может помещаться под землей, но Березевников уже настроился на необычное. В конце зала виднелась следующая дверь и Березевников направился к ней. На двери виднелась записка: "Не входить!"

Хорошо, я только приоткрою дверь, подумал Березевников и открыл.

Увиденное поразило его. Это был пейзаж с сырым, настоящим, небом и горизонтом. Поблизости располагалась покрытая пластиком площад ка, дальше на пластик были насыпаны кучки серого грунта, которые по мере удаления становились выше – и самые дальние являли собой холмы. Но вправо пластик продолжался ещё метров на двести, на нем виднелись пластиковые же ширмы темного-красного цвета с белыми полосками. За всем этим стояли бетонные бочки, – плотно, в несколько рядов и слоев. А примерно в километре начинался город, совершенно неизвестный Березевникову. Подземный город.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...на запрещение не реагирует, хотя прочел и понял. Возможно, они общаются не с помощью слов, а с помощью чего-то, скрытого за словами. Например, Теркруриане общаются с помощью поз, а Изобириды – с помощью частоты дыхания. При этом и те, и другие много говорят, но не слушают собеседника. Общение идет на подсознательном уровне. Кажется, вы встретили ещё одну парадоксальную культуру.

...Мы создали для них максимально комфортные условия. Пусть чувствуют себя как дома. Смоделировали почти точную копию их места проживания. Конечно, это огромные затраты энергии, но должно себя оправдать. Они даже не почувствуют разницы между своим городом и нашим. Только в этом случае они перенесут неволю легко – это даже не будет пленом. В их жизни ничего не изменится. А если изменится, то только к лучшему. Все, что им нужно, они получат без труда и затрат. Все их желания будут выполняться. Главное, чтобы им понравилось у нас. И – никакого насилия. Даже малейшее насилие недопустимо. Им самим не захочется домой.

* * *

Холмы оказались состоящими из чего-то вроде пепла и Березевников решил их обойти. Пройдя между ширмами, он вышек к бочкам и догадался влезть на верхний ряд и перепрыгивать с бочки на бочку. Здесь стояла такая же ранняя осень как и во внешнем мире, хотя было значительно теплей и пахло приятнее. Вскоре Березевников добрался до города, который был гораздо меньше настоящего. Но по улицам ходили люди и даже ездили трамваи и, что особенно интересно, первую же улицу Березевников узнал, хотя был уверен, что никогда в этом месте не был. Он даже помнил дорогу от этого места к своему дому.

Люди на улице не обращали на него никакого внимания. Березевников вошел в довольно знакомый магазин и понял чем вызывалась знакомость – этот город был уменьшенным и сокращенным, ужатым как гармошка вариантом верхнего города. Каждый десятиэтажный дом здесь оказывался четырех или пятиэтажным, каждый километр сокращался втрое или в четверо. Многих знакомых зданий не было вообще, переулки и скверы пропускались. Нижний город выглядел как беглый конспект верхнего. Да и люди какие-то – никуда не спешат и выглядят одинаково: как будто всем им вкололи одинаковую большую дозу успокоительного.

Раздумывая об этом Березевников купил твердый медовый пряник за сорок пять копеек и забыл заплатить за него. Уже выйдя из магазина, он остановился и удивился, что никто не потребовал с него денег. Это значило, что люди, с которыми он имел дело, были не просто странными, а НЕНАСТОЯЩИМИ.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...заметил и испугался. У них очень хорошее чутье. А это значит, что в их жизни слишком много опасности и боли. Мы просто обязаны помочь этой несчастной расе. Но совершенно безнравственно c нашей стороны пугать этих беззащитных созданий. Нужно срочно что-то придумать, чтобы его успокоить. Мы не имеем морального права удерживать его силой. Нужно показать ему, что никто не ограничивает его свободу.

* * *

Березевников, сжавшись внутри и стараясь не выдать себя встревоженным взглядом, стал пальцем вычищать холмики теста, налипшие на деснах. В этот момент по склону сбежал человек с автоматом в руках.

– Стоять! – закричал он и Березевников поднял руки.

– А, так ты свой! – обрадовался человек с автоматом, – опускай руки. Давно здесь?

– Только что, – ответил Березевников с осторожностью. Я ещё ничего...

– Да ладно, свои люди. Меня Петр зовут.

Новый знакомый был среднего роста, широкоскулый и широкогубый. Сразу бросалось в глаза необыкновенная разболтанность его движений; он постоянно жестикулировал, но не со злостью или доказательностью, а просто двигал шеей губами, локтями и всеми другими суставами выражая добавочные оттенки смысла.

– Здесь все можно, – говорил новый знакомый. – Я думал вначале ограбить банк, но ни одного банка не нашел. Вхожу в аптеку и они спрашивают, что хотите, а я говорю им автомат. Это я шучу. А они достают из под прилавка настоящий автомат, вот этот и ещё дали впридачу пару гранат. Только говорят никому не говорите, что у нас купили. Взорвем что-нибудь. Ты как?

– Что как?

– Ну ничего. Так вот. ПОдхожу тут я к одному и плюнул на него. А он ничего, вытерся и дальше пошел. Спокойно, как так и надо. Ну, я говорю нет. Я вас достану.

– Ну и что? – не поянл Беререзевников.

– Плохо. Надо сбегать. Не может быть, чтобы такое всегда. Давай, бросаем, – добавил знакомый. – Вырываешь вот эту штуку и кидаешь подальше.

Он действительно вырвал штуку и бросил. Граната покатилась по наклонному асфальту между трамвайных рельс. Вот из-за поворота внизу показался трамвай и весело дзенькнул. Граната подкатилась к нему и все-таки взорвалась.

– Ну, круто, – сказал знакомый, поднимаясь с земли, – отчаяно, я скажу. Ты даже головы не пригнул. Теперь точно надо смываться.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

...разумно было бы их отпустить. Но они слишком испуганы. Если мы напугаем этих, то никто другой к ловушке больше не подойдет. Попробуем их успокоить на выходе, дадим понять, что никто им не причинит зла. Но проблема в том, что мы не знаем основного кода их общения. Это явно не слова. А если слова, зачем тогда он плюнул на нашего манекена? И зачем он бросил гранату? Что он имел в виду?

Если они успокоятся, то позволим уйти, если нет, придется задержать и отпустить позже. Постараемся свести насилие к минимуму. Отпущенных окольцуем, чтобы проследить за суточными и сезонными миграциями.

* * *

И они пошли. С первых же минут Березевников понял, что его новый знакомый боится и начал бояться сам. Он вспомнил запрещение на входе и подумал, что выход-то всего один, и он же вход. Поэтому не выпусттиь их отсюда могут проще простого.

Дорогу они пребежали пригнувшись и Березевкин устал и запыхался. Но знакомый его устал и запыхался сильнее. Он бежал так, будто бы весил килограмм сто двадцать. Казалось, у него за пазухой кирпичи. Он даже не сумел влезть на бочку – и поэтому стал пробираться по-пластунски между кучами пепла.

Березевников решил не идти по верхним бочкам, а лезть по нижним, которые стояли в плотном беспорядке. Здесь можно укрыться от пуль, – думал он, – хотя никто стрелять в него не собирался.

Когда он вышел к темно-красным ширмам, наступил глубокий вечер, но не настолько глубокий, чтобы Березевников не смог прочесть свежую надпись белой краской: "Были тут Люся и Вася. Ушли благополучно."

Петр появился из-за ближайшей кучи и тоже прочел надпись.

– Значит порядок, – сказал он. – но когда выйдем, – ты меня не знаешь и я тебя не знаю. Я если ты меня узнаешь, то морду набью. Согласен?

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...проявляют агрессивность. Но успокоились. Если их настроение не изменится, то окольцуем и отпустим. Они сами к нам вернутся, по собственной воле. Они ведь поняли, что у нас хорошо.

...Совершенно алогичная фраза: "Если ты меня узнаешь, то морду набью. Согласен?" Возможно, здесь кроется ключ к их системе общения. Морда – это лицевая часть животного. Порода животного не уточняется. Слово "набью" может подразумевать набивку чучела. Причем это действие должно выполняться с согласия собеседника. Подбросим эту задачку центральному компьютеру.

* * *

Они вошли в зал и увидели, что зал уже не так пуст. В левом углу появился письменный стол и возле него стояла женщина средних лет, рассматривая географическую карту, приколотую к стене.

Петр не растерялся.

– К стене! Руки за голову! – заорал он жутким голосом.

Женщина совершенно спокойно, по деловому, повернулась лицом к стене и сложила руки за головой. Она действовала с таким видом, как будто лениво в сотый раз перебирала знакомые документы. Она ничуть удивилась и не испугалась.

Они бросились к выходу. Добежав до двери, Березевников отметил, что бежит гораздо быстрее своего знакомого и даже успевает поворачиваться и оглядываться на бегу. Он видел, как женщина отошла от стены, так же по-деловому открыла дверцы в столике и вынула оттуда крупное автоматическое оружие.

Березевников выскочил из подвала, намного опередив своего партера. Нужно считать шаги, только считать шаги, – думал он, – если я отбегу больше чем на двести двадцать шагов, она в меня не попадет.

На двести пятнадцатом шаге женщина показалась из подвала и прицелилась. Прозвучало два быстрых выстрела. Березевников услышал жуткий крик своего напарника и прыгнул за бетонную деталь. На лету он успел увидеть, как из Петра высыпалась куча блестящих металических денег, не меньше, чем полмешка.

Деталь, за которую упал Березевников, имела вид большого короба без одной стенки. Что-то сочное ударилось о крышку, потом запрыгало по бетону. И тут Березевников с ужасом увидел большого чрезвычайно быстро двигающегося плоского червя, который падал на него сверху.

Он поставил руки. Червь упал прямо в ладони и продолжал извиваться с такой скоростью, что его хвосты сливались в серую тень. Березевников отбивался от червя около минуты, пытаяь отбросить от себя, но безуспешно. Наконец червь плотно обмотался вокруг его головы, над глазами, и замер.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...одного решили отпустить. Проследим его поведение в естественной среде. Судя по большим размерам поселений, люди должны быть очень общительны. В этом они близки нам.

* * *

Единственное, что мешало ему, был червь, который плотно присосался и выглядел неживым. Червь был похож на кожаный ремешок.

Червя не так-то просто было снять, он слегка сдвигался вместе с волосами, но отрываться от них не хотел. Придется стричься. Прохожие смотрели с удивлением и оборачивались. На остановке пристал старик, обращаясь к другим старикам, с широким смешком:

– у тебя, я вижу, денег на нормальную шапку нет? Так у меня дома пять ушанок лежит. Пошли одолжу.

Остальные одобрительно улыбались.

Дома попробовал состричь клок волос, но червь прочно прилик к образовавшейся лысине и сдвигался только с кожей. Попытался просунуть между кожей и червем лезвие ножа и подпрыгнул от боли – как будто дантист задел нерв бормашинкой. Это не снималось. А вдруг он высасывает мой мозг?!!

На работе он обьяснил, что носит этот предмет в лечебных целях, от головной боли – поверили с натугой. В магазине продавщицы прогоняли его, отказываясь продавать хлеб. Милицейский патруль придирался и внимательно обыскивал. Пришлось надевать низкий капюшон и пригибать голову – все равно остановили, заподозрили и продержали до утра. В довершение всего двое пьяных мужиков чуть было не избили Березевникова у подъезда. Едва удалось сбежать. Жизнь куда-то проваливалась. Даже собаки лаяли на него и бежали по пятам, не отставая.

В следующие несколько дней он находился в постоянном страхе. Он убедился, что червя ничего не берет. Ни лезвие, ни огонь. "Это что-то вроде родимого пятна, – сказал врач – это роговой вырост вашей кожи. Такое не оперируют." Теперь Березевников не думал о высасывани мозга. Он понял. Это была метка или клеймо.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...наблюдаем поведение в естественных условиях. Пока что больше вопросов, чем ответов. Но главная гипотеза вырисовывается. Они общаются с помощью взаимного причинения боли. Боль для них так же естественна, как для нас слова и музыкальные звуки. Возможно, у них есть даже композиторы боли и поэты боли, которые где-нибудь в подземных застенках создают свои пыточные шедевры. Или сексуальные партнеры вместо постоянного выражения счастья мучают друг друга. Последнее, кажется, подтверждатся. Еще одна парадоксальная раса.

Теперь понятны действия того молодого самца, который вчера испражнился на верхней ступени ловушки. Вначале мы считали, что он метит территорию, но теперь знаем, что он таким способом причинял боль предполагаему владельцу здания и, значит, вступал с ним в контакт. Мы проанализировали несколько религий и действительно: боги тоже говорят на языке боли.

...Проверяем гипотезу. Наш пленник до сих пор пребывал в полной растерянности. В соответствии с гипотезой мы попробовали причинить ему боль – и сразу же установили контакт. Он причинил ответную боль нашему манекену. Вел себя буйно и не слушал призывов успокоиться. После легкого удара током сразу все понял. После удара средней силы сам предложил сотрудничество. Работаем над расшифровкой языка болевых символов.

* * *

Березевников стал бояться людей. Каждый встречный представлял угрозу. Все те же пьяные караулили его у подьезда. Начальник вызывал и отводя глаза приказывал снять и не пользоваться медицинским прибором в рабочее время. Бабы плевали вслед. А из милиции пришла повестка. Рано или подно его замучают до смерти.

Но выпал первый снег и на душе посветлело. Березевников снова стал гулять и даже подумывал ещё раз наведаться ТУДА и что-нибудь выяснить. Однажды поздно вечером он возвращался домой, просматривая улицу далеко впереди себя – чтобы, не дай бог, не встретить знакомых. Вязаную шапку он натянул по самые глаза, но червь все равно просвечивался. Почему-то люди умудрялись замечать замечать червя даже тогда, когда он должен быть невидим. Даже в темноте.

Заметив идущих, он свернул в знакомый переулок и оторопел. С переулком что-то случилось – он стал короче на два или три дома. Ошибиться было невозможно, каджый булыжник здесь был знаком. Он вышел через известную ему калитку. Вернувшись домой, он обнаружил, что его собственный шестиэтажный дом стал пятиэтажныим. Пришлось семь раз пересчитать этажи – с тем же результатом.

Наутро он выглянул в окно. Исчезло два киоска и два ряда бульварных деревьев. На работу он не пошел – рабочий телефон не отвечал.

К ночи ему надоело бояться. Он просто выбоялся до конца и решил выйти. Погода была ясной. Звезд стало меньше. Медведица летела без хвоста, а от Ориона остался один поясок. Родной дом стал вдвое ниже. Город сжался как гармошка и стал всего илшь сжатым конспектом самого себя. По улицам шли люди, втягивая головы в плечи. Трое подошли к Березевникову сзади и взяли его за руку.

– Он? – спросил один.

– Да вроде, – ответил второй.

Третий направил гарпунное ружье на Березевникова и прострелил гарпуном ему икру ноги.

– Пошли, сказал третий и натянул лесу.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

...наконец-то поймали самку. Есть пока отказывается. Возьмем второго самца и будем готовиться к отлету. Потратили слишком много энергии. Теперь уже не можем поддерживать большую ловушку. Некоторое время поживут в маленькой. Мы создали им все удобства. Язык боли пока не расшифрован. А все наши словесные обращения иногрируются или воспринимаются как провокация. Контакт отсутствует.

* * *

Гарпун вытащили неккуратно, но кровоточащую рану замазали чем-то вонючим и болеть сразу перестало. Березевникова сбросили в яму, оббитую чем-то мягким. В яме был стол, ванна и унитаз. Под столом сидела женщина, накрытая рваными тряпками. Женщина выжидательно молчала. Березевников представился и спросил.

Женщина посмотрела умными, но голодными глазами.

– Одно знаю, есть нас не станут, – сухо ответила она, – потому что не кормят. Я не ела пять дней. Если хочешь, грызи вот это.

Она бросила Березевникову несколько деревяшек, по виду корней.

– Что это?

– Дают три раза в день. Это тебя ко мне подсадили или меня к тебе?

– Почему подсадили? – не понял Березевников.

– Я думаю, они хотят, чтобы мы размножились.

– Вы знаете кто они?

– Нелюди, – произнесла женщина с ударением на первом слоге. Я вначале думала, что просто банда психов. Но тот, кто приносит корни – не человек. Это я проверила. Так что мы или в аду, или на Марсе.

* * *

ИЗ ОТЧЕТА ВОСЬМОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ: