Текст книги "Керкопорта (СИ)"

Автор книги: Сергей Милютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Милютин Сергей Витальевич
Керкопорта

КЕРКОПОРТА

Краем пустой Сенной, пронизанной ледяным ветром, тяжело плелся худой закутанный в тряпье человек без возраста. Из– под старушечьего платка, обернутого вокруг головы, выбивались безжизненные седые пряди. За собой ленинградец с трудом волок санки с мешком, в котором смутно угадывались очертания человеческого тела.

Ио зябко поежился, не в силах отвести взгляд.

– Чего уставился? Не видал, как умирающий с голоду отец мертвого сына на кладбище тащит?

Ио испуганно обернулся. Позади, опираясь на крючковатую палку, покачивался из стороны в сторону старик с сизой щетиной на багровых щеках и буравил его колючим взглядом желтых как отсыревшая бумага глаз.

– Не видел, – пробормотал Ио, – Я – не местный, по делу здесь.

Кровь прилила к щекам.

– Какое у тебя, такого гладкого, тут может быть дело?– трясясь то ли от гнева, то ли от недоедания, гаркнул желтоглазый, – Собираешься разделить нашу судьбу и наши страдания? Нет? А тогда зачем ты здесь? Поглазеть пришел на боль и смерть, турист гребанный?

Обличитель разинул щербатый рот, собираясь крикнуть что– то еще более злое и грозное. Но тут со стороны Урицка раздался грохот бьющих по Ленинграду немецких гаубиц. Им отозвалась артиллерия фельдмаршала Раглана, ударившая по Севастополю. Злобно фыркнула под Константинополем чудовищная пушка инженера Урбана.

Вдалеке блеснул крест на темном куполе Святой Софии. Туча наползла на сумеречное солнце и мир еще больше потускнел. Здания, крепостные стены, башни с часовыми, напряженно глядящими во враждебную даль за Периметром, как будто лишились красок.

'Утренний обстрел, – привычно определил Ио, – Надо поторопиться'

***

– В деловых кругах я известен как папаша Кураж, – 'папаша' широко улыбнулся.

Кураж имел располагающую внешность. Пожалуй, даже был красив, но не брутальной мужской красотой, а представительной 'прелестью', вызывающей доверие и женщин, и мужчин. Однако Ио не мог избавиться от ощущения еле уловимой червоточинки во всем облике 'папаши'. Как в гладком глянцевом яблоке, напрочь выеденном изнутри.

Он оглядел комнату, давно немытые окна, залепленные бумагой крест– накрест, покрытые пылью пол и мебель, простывшие стены с унылым и страшноватым отпечатком безвозвратной оставленности хозяевами.

– Вы выбрали странное место для встречи, – произнес он вслух, – И время.

– Простите, – с тем же радушным выражением и обезоруживающей легкостью извинился Кураж, – Просто я хотел лично убедиться в Ваших выдающихся возможностях. Видите ли, мне рекомендовали Вас как человека, обладающего неким волшебным документом, который позволяет свободно перемещаться из одной части Города в другую. В любое время дня и ночи. Без опасности обыска или досмотра.

– И как, убедились? – поинтересовался Ио, стараясь поменьше демонстрировать эмоции.

– Вне всякого сомнения! Не знаю, понимаете ли Вы, насколько ценны такие возможности , – Кураж изобразил бурную радость, хлопнув себя по колену, – Вместе мы можем сделать хороший бизнес!

Ио попытался максимально убедительно показать заинтересованность.

– Вы не могли бы пояснить суть Вашего предложения?

– Как Вам угодно, – с готовностью согласился Кураж, – Как Вы знаете, в разных частях Города совершенно разная ситуация с продовольственным обеспечением. Здесь, в Ленинграде люди буквально умирают с голоду. В Иерусалиме – примерно так же худо, да еще и римляне перекрыли доступ к воде. Зато у храмовников в Аккре нет проблем с морской рыбой, а в Константинополе в пределах стен, вообще, возделываемые поля и пастбища со стадами овец. А теперь представьте себе, сколько ценностей – картин известных мастеров, других предметов искусства, камней, золотых и серебряных украшений сейчас лежит без дела в квартирах, подобных этой. И их владельцы очень нуждаются и в тамплиерской рыбе, и в царьградском баранине. Да что там – в банальном хлебе! Улавливаете мою мысль?

Ио медленно кивнул.

– Вы предлагаете обменивать предметы роскоши на товары первой необходимости. Попросту говоря, на еду.

– В самую точку! – Кураж выбросил в сторону Ио руку с вытянутым указательным пальцем, – Владельцы с радостью расплатятся рубиновым колье за пару буханок хлеба. Да такая норма прибыли и Марксу не снилась в самых страшных снах! От Вас не требуется ровным счетом ничего– только сопровождение моих людей в их деловых вояжах из одной части города в другой. Ну и в случае чего извлечение Вашего документа. И за эту малость – пятьдесят процентов прибыли. Так как – по рукам?

Глаза 'папаши' лихорадочно блестели. 'А, ведь, он опасен. И около дома, наверняка, дежурит пара громил, готовых на все, – вдруг подумал Ио, – Почему мне не страшно?'

Он вспомнил слова Гогенхайма: 'Вы выглядите как бывалый мужчина средних лет и обладаете общей эрудицией человека умудренного. Но Ваш нынешний тип поведения, скорее, похож на подростковый. Неоправданно низкая чувствительность к опасности и категоричность суждений юнца. Оба недостатка обычно проходит с опытом. Но Вы– то как раз личный опыт и утратили. По мере восстановления памяти все вернется. Но пока просто имейте в виду: не рискуйте и постарайтесь относиться к чужим слабостями более снисходительно.'

– Скажите, мсье Кураж, – Ио задумчиво опустил голову, – Вас не волнует этическая сторона вопроса? Ведь, фактически это грабеж людей, оказавшихся в отчаянном положении.

Кураж посерьезнел, поджал губы.

– Простите, уважаемый Ио, но никакого грабежа нет. Обычная торговля в соответствии с ее сутью, не изменившейся за тысячелетия. Люди отдают то, что им нужно меньше, за то, что им в данный момент жизненно необходимо.

'Папаша' придвинул кресло ближе и доверительно наклонился к Ио.

– Задумайтесь, Ио – мы же фактически спасем десятки людей от голодной смерти. Ну а тысячи процентов прибыли – разве не достойная плата за такое благодеяние и риск, с ним связанный?

Ио изобразил последнее колебание.

– Кстати, насчет риска. Скажите, а раньше– то Вы этим занимались? Поймите правильно, я не делал до сих пор ничего подобного. Мне бы не хотелось бы влезать в дело, в котором участвуют одни дилетанты. Сами понимаете, какое сейчас время. Шалости, к которым раньше власти относились весьма снисходительно...

– Об этом не беспокойтесь, – с улыбкой оборвал его Кураж , – За последние несколько месяцев я уже сделал целое состояние на таких операциях в Париже. И как видите, жив и на свободе. А представьте себе, как мы развернемся с Вашими возможностями! Что же касается упомянутых Вами властей...

Губы Куража презрительно скривились, он откинулся на спинку кресла

– Я бы сказал им так: если вы не можете спасти людей от голодной смерти, мешать это делать другим любым способом – цинизм девяносто пятой пробы.

– Вам представится прекрасная возможность поделиться своими соображениями с представителями власти непосредственно, мсье Кураж, – раздался спокойный, даже ленивый голос из коридора.

– Что? Что происходит? – Кураж от неожиданности неловко вскочил и едва не рухнул набок вместе с креслом, – Жанно! Пьер! – крикнул он в темноту.

Вышедших оттуда полицейских он явно не ожидал увидеть.

– Если Вы ищете своих помощников, то они уже у нас, – в пятне сумеречного света возник офицер в капитанском мундире, с прямой спиной и осанкой военного, и лицом человека, буднично и скучновато уверенного в собственной правоте.

– Господин капитан? – Кураж поспешно повернулся к капитану, – Можно переговорить с глазу на глаз?

'Вот это реакция!' – невольно восхитился Ио.

– Нельзя, – офицер зевнул, прикрыв рот рукой в перчатке, – Предлагать мне взятку или пытаться договориться как– то иначе – бессмысленно. Забудьте, Кураж. Все кончено.

Профиль капитана особенно четко отразился тенью на стене.

– Феб, неужели это ты? – Ио с удивлением увидел на лице 'папаши' искреннюю, хотя и изрядно истерическую радость.

Еще больше Ио изумился, когда Кураж вскочил и бросился к офицеру с явным намерением заключить того в объятия. Капитан с сонно полузакрытыми глазами, названный Фебом, недовольным жестом отстранил порывистого гражданина от себя. Коммерсанта тут же крепко подхватили под руки двое полицейских и вдавили обратно в кресло.

– Мсье Кураж, – скучным голосом продолжил капитан, как ни в чем ни бывало, – Вы признаете, что только что предлагали господину Ио присоединиться к банде, уже несколько месяцев занимающейся спекуляцией продовольствием в районе особого положения?

Кураж приоткрыл рот, судорожно втянул воздух, словно разучившись дышать.

– Можете не отвечать, – капитан пожал плечами, – Для осуждения достаточно фактов и без Вашего признания. Так что сейчас – в камеру, а завтра – военный суд.

– Как военный, какой военный? – задержанный побелел, – Я же – штатский!

– Ваше преступление в прифронтовой зоне подпадает под юрисдикцию военных властей, – снизошел до объяснения офицер, – Пару месяцев назад к прифронтовой зоне отнесен весь Париж – пруссаки в прямой видимости. Так что и без Ленинграда на высшую меру Вы уже наторговали.

Будто в подтверждение слов капитана невдалеке послышались артиллерийские раскаты. Кто– то из полицейских глухо выругался.

– Ты меня не узнаешь? – с отчаяньем Кураж вытянул шею, чтобы его лицо попало в свет из окна, – Это же я, Шарль, Шарло!

– Отчего же? Узнаю, – спокойно согласился Феб, – Шарль. Двадцать лет назад Вы жили в доме напротив квартиры одного будущего офицера полиции.

– И это все? – задержанный выпучил глаза, – Мы же были друзьями!

Феб пожал плечами.

– Когда– то я тоже так думал. Но если помните, несколько лет назад некий молодой полицейский обратился к одному начинающему депутату городского собрания с незначительной просьбой. А депутат ее проигнорировал. Тогда полицейский понял ошибку. И сделал выводы.

Кураж часто заморгал, от страха теряя контроль за членами. Его рука мелко задрожала на ручке кресла.

– И ты... из– за этой ерунды обречешь друга детства на смерть? Они же меня расстреляют!

Офицер заложил руки за спину, зевнул.

– Немного не так. Благодаря этой ерунде тот офицер понял, что упомянутый депутат его другом вовсе не считает. А дружба, как понимаете, односторонней не бывает. Ради обычного знакомого нарушать закон в военное время никто, разумеется, не станет.

– Феб, погоди!

Кураж дернулся, его опять вжали в кресло.

– Да послушай, наконец. В обмен на свою жизнь я могу отдать тебе кое– что более ценное, чем деньги!

Папаша' как гусь, вытянул шею и громким шепотом прошипел в сторону друга детства.

– Я кое– что знаю о Керкопорте!..

Капитан пожал плечами.

– Не располагаю полномочиями на ведение таких переговоров. Вот попадете к дознавателю, через него и сообщите, кому надо.

– Но им– то, им– то как раз, не надо! – взвыл Кураж.

Капитан кивнул подчиненным.

– Уведите.

Кураж неожиданно обмяк. На его лице застыло выражение парализующего ужаса. Сотрудники Феба как мешок вынули 'папашу' из кресла и без церемоний потащили за дверь.

– А Вы и есть наш информатор?

Последний вопрос капитан задал уже Ио.

– Так точно, – ответил за него долговязый полицейский, – Именно этот господин сообщил о встрече.

– Позволите посмотреть документ, о котором говорил Кураж? – поинтересовался Феб, – Крайне любопытно.

– Пожалуйста, капитан, – Ио протянул мандат.

По мере чтения Фебом бумаги Ио с интересом наблюдал, как у капитана медленно приподнимаются брови. С неохотой Ио признался себе, что подобные моменты начинают доставлять ему удовольствие. Капитан вернул бумагу и отдал честь.

– Могу быть чем– то полезен, господин Ио?

– Скажите, капитан, – Ио пристально посмотрел на Феба, – А если бы гражданин оставался Вашим другом, Вы бы ради него нарушили закон?

Во взгляде капитана мелькнула не слишком скрываемая ирония. Он заложил руки за спину.

– Если больше пожеланий нет, не смею Вас задерживать, господин Ио. Будьте осторожны. Такое время, что за ошибки приходится дорого платить. Осада.

***

Открыв знакомую массивную дверь, Ио вежливо поздоровался с неизменно приветливой хозяйкой пансиона. Поднялся по скрипучей лестнице, отпер массивным ключом с фигурным ушком дубовую дверь. Очутился в мансардной комнате со скошенным потолком, добротной застланной кроватью, столом, двумя стульями и сундуком. Именно она и называлось у него домом, за неимением лучшего.

Ио поставил трость к стене, подошел к умывальнику и плеснул в лицо две пригоршни холодной воды. Глянул в зеркало. Оттуда с унылой укоризной посмотрел худощавый блеклый брюнет среднего роста и возраста с бледным мокрым лицом, поросшим черным волосом под носом, на подбородке и щеках. Под грустными глазами виднелись огромные фиолетовые мешки, в неярком освещении напоминающие фингалы.

Завершала образ офицерская шинель без знаков отличия поверх цивильного платья. Дворовая помесь дезертира с вольным художником.

Постоялец огляделся. Пробежал уже привычным взглядом по не вертикальным кирпичным стенам и не горизонтальному потолку. С легким беспокойством сообразил, что эта голубятня начинает ему нравиться.

Ио вспомнил, какое удручающее впечатление мансарда произвела на него, когда его сюда впервые привел мэтр Гогенхайм. Доктор отпер дверь, сунул не очень понимающему происходящее Ио фигурный ключ и бодро сообщил:

– Располагайтесь, поживете пока здесь. Вот Вам хлебные карточки на неделю и деньги на первое время.

Ио, моложе и глупее на несколько недель, машинально взял из рук доктора две пачки бумажек, схваченных резинкой, повертел, сунул в карман.

– Комната с завтраком и обедом оплачена вперед. Это, вообще, не Ваша забота, – с нарочито приподнятой интонацией продолжал Гогенхайм, – Насчет смены белья, стирки, чистки одежды и всего такого обращайтесь к мадам – Вы ее видели внизу. Приходите ко мне на обследование раз в неделю. Скажем, в понедельник. У Вас на понедельник никаких планов нет?

– Нет.

Только тут Ио сообразил, что доктор шутит.

– Тогда все, – удовлетворенно кивнул Гогенхайм, – Счастливо оставаться. Главное, потратьте время с толком – я Вам объяснял...

...Ио вздохнул, подошел к окну. Поглядел на бесконечные ряды крыш, шпилей, колоколен и куполов. Туда, где темнели суровые стены и разновидные башни Соловецкого монастыря, осажденного безбожными никонианцами. На мрачную громаду Консьержери. На Троице– Сергиеву лавру в туманной дымке и виднеющиеся за ней позиции литвинов. Ближе в разных местах различались серые каменные кварталы Кандии, ощетинившиеся от османов дулами пушек, деревянные терема Козельска, песочно– желтые стены Аккрской крепости, кривые улочки Ла– Валетты. Справа, освещенный пробивающимся среди туч солнцам, блестел изгиб Золотого Рога с лазурной водой, качающимися на его волнах деловыми рыбацкими лодками и праздными торговыми кораблями, запертыми в заливе великой цепью, и турецким флотом за ней. Слева над встречающейся с серо– голубым небом поверхностью Севастопольской бухты торчали мачты затопленных адмиралом Корниловым кораблей Черноморского флота Дальше почти на грани видимости, за стенами на линии горизонта виднелись зловещие мертвые силуэты захваченных Врагом Мецады и Сигетвара.

Постоялец подошел к кровати, рухнул на покрывало, не снимая пальто. Закрыл лицо рукой от некстати выстрелившего через дыру в тучах солнечного луча. Несколько минут полежал, разрываясь между намерением снять пальто и нежеланием шевелиться. Посмотрел на часы, выдохнул со стоном. Опустил ноги с кровати.

Как ни лень, но пора идти на встречу с Никитой.

Начинался очередной день осады Города.

***

Знакомство с Никитой Ио мог считать благословением судьбы, если бы оно не оказалась единственным успехом в его предприятии.

Никита окликнул Ио, когда тот после бесплодных блужданий в очередной раз плелся в пансион по царьградской улице и остановился передохнуть на форуме Феодосия.

Ио, дорогой мой! Рад Вас видеть в добром здравии!

С сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, Ио обернулся на голос и увидел маленького человечка возраста чуть старше среднего, уже изрядно облысевшего, с короткой бородкой, кривыми ножками под заметным брюшком и широкой улыбкой во все лицо.

– А уж как я рад, – совершенно искренне отозвался Ио, ухватившись за протянутую руку, как вцепился бы, вися на бездной, – Вот только, извините, не помню Вашего имени. Не сердитесь, я никого не могу вспомнить. Даже себя...

... За несколько недель до встречи с Никитой Ио лежал на спине и глядел в бело– голубой больничный потолок. В таком положении голова болела меньше всего.

– По результатам консилиума Вас могут поместить в закрытую лечебницу, – вещал мэтр Гогенхайм сверху вниз, как некое божество с облака, – Мне огромного труда стоило уговорить членов консилиума выпустить Вас из клиники, чтобы Вы немного пожили на воле. Это Ваш единственный шанс. Без заключения в четырех стенах и в нормальном человеческом окружении Ваша память сумеет восстановиться. Если не полностью, то, во всяком случае, достаточно, чтобы вариант желтого дома с повестки снять.

Пациент приподнялся на локтях. В глазах слегка потемнело.

– Доктор, с момента прихода в сознание я так ничего и не узнал о себе. Вы можете хотя бы перед моим выходом из больницы что– то объяснить? Откуда я, чем занимался, есть ли у меня родственники в Городе?

– Видите ли, Ио, – Гогенхайм успокаивающе положил руку на плечо пациента, – Должен признаться, это моя идея. Ваш случай – редкий, но не единственный. Я поднял все доступные в Городе данные о подобных расстройствах памяти, и обнаружил, что психика некоторых пациентов не выдержала обрушившегося потока информации о прошлом. После долгих раздумий я счел за благо, чтобы Вы открывали свое прошлое самостоятельно и постепенно. Вы походите по улицам, посмотрите по сторонам. Скорее всего, двигательная память сама принесет Вас к нужным зданиям и людям, и Вы все постепенно вспомните – гораздо более естественным путем.

– Не совсем понял, – Ио пришел в замешательство, – Вы хотите, чтобы я все время до консилиума шлялся по осажденному городу и задавал жителям дурацкие вопросы?

Гогенхайм развел руками.

– Риск, конечно, есть. Но, поймите, это лучший способ за короткий срок подготовить Вас к консилиуму, чтобы Вы не загремели в дом скорби. Я– то понимаю, что Вы не опасны и вполне способны восстановиться без применения...– тут доктор запнулся, подбирая слова, – ...методов, которые используются в местном бедламе. Весьма жестких, скажу я Вам. Но я тут – белая ворона, пришлый. А местная корпорация врачей весьма сплочена и не любит выскочек.

Доктор широко улыбнулся.

– Кроме того, не думайте, что я не учел подобных опасений. Смотрите, какой документ я для Вас раздобыл.

Он протянул Ио бумагу. Тот машинально развернул листок.

Текст гласил:

– 'Податель сего, господин Ио, свободно передвигается по Городу и вступает в общение с любым человеком, находящимся в Городе, по особому поручению Совета Обороны. В случае возникновения у подателя сего недоразумений с представителями военной или гражданской власти, а также иных опасных для него происшествий приказываю немедленно сообщить мне лично в любое время дня и ночи.

Глава Совета Обороны Города

Адмирал Франческо Морозини'

Ио думал, что задает вопрос, но из его рта донеслось лишь изумленное и испуганное сипение.

– Ну, все же, совсем уж ликовать не стоит, – по– своему понял этот сдавленный писк Гогенхайм, – Убивать людей среди бела дня безнаказанно Вы, все– таки, не можете. Но от мелких неприятностей бумага Вас избавит.

– Как Вы ее получили? – мрачно поинтересовался Ио, прочистив горло.

– Скажем так, одна могущественная персона принимает участие в Вашей судьбе, – объяснил Гогенхайм, – Имя я назвать не могу, извините. Отменить консилиум – не в его силах, но оттянуть, надавить куда надо, чтобы дать Вам возможность свободно пожить в Городе, а также выбить Вам вот такую замечательную справку, он может. Если больше вопросов нет, я сейчас распоряжусь, чтобы Вам принесли одежду.

– Погодите, доктор, – встрепенулся пациент, – А сколько времени мне придется ждать консилиума? Хотя бы примерно?

Доктор нахмурил лоб. Молча развел руками...

...– Вот так я и живу здесь на полном пансионе, с деньгами и волшебной бумажкой. Обошел Город вдоль и поперек, завел кучу знакомств, узнал прорву информации, и не продвинулся к успеху ни на шаг, – закончил Ио скорбный рассказ.

Старые– новые знакомцы сидели в таверне на Месе, куда зашли выпить по кружке поски и обстоятельно поговорить.

– Неужели Гогенхайм Вам так ничего и не рассказал?

– Представьте себе. Я уже и умолял его, угрожал, обзывал мучителем и взывал к совести.

– И?

– Сочувственно кивает в ответ, поддакивает в наиболее жалостных моментах – и молчит как рыба.

– Странная история... – только и смог сказать Никита, – Я, конечно, слышал об эксцентричности нашего новоявленного Галена. Но даже для Гогенхайма такой способ лечения выглядит неожиданно. А Вы не пробовали обратиться к кому– нибудь еще?

Ио растерянно развел руками.

– Кроме доктора я знаю в Городе только пару– тройку людей, которые за мной ухаживали в клинике. Но они то ли получили строгую инструкцию, то ли, на самом деле, не в курсе. А обращаться к другим членам консилиума просто боюсь. Как вопрос пациента 'Кто я?' может отразиться на его дальнейшей судьбе – я понятия не имею.

Собеседники замолчали. Кругом галдели посетители в замызганных туниках и вымазанных уличной грязью сандалиях. В воздухе стоял густой запах протухших рыбьих внутренностей, прокисшего вина и перегоревшего масла.

– Я очень надеялся, что Вы хотя бы знаете мое полное имя, – с грустью посетовал Ио.

– Простите, – сказал Никита извиняющимся тоном, – Но в прежнее наше знакомство я узнал только, что Вы – мой коллега, историк и писатель. Это все.

– А кто меня Вам представил? – ухватился за соломинку Ио, – Может быть, он знает обо мне больше?

– Нас познакомил Гектор, – Никита пожал плечами, – Замечательная во всех отношениях личность. Блестящий офицер, аристократ. Рекомендация такого человека для меня – высочайшая оценка. А он говорил о Вас исключительно в превосходных степенях. И как о литераторе, и как о человеке. К сожалению, месяц назад Гектор погиб. У нас тут, знаете ли, война.

Вдруг Никита встрепенулся.

– Да, кстати, я вспомнил! Он говорил, Вы участвовали в боевых действиях. Правда, не здесь, не в Городе. Защищали от Врага какую– то крепость, как, бишь, ее...

Никита пожевал губами, наморщил лоб, вопросительно уставился на Ио.

– Не припоминаете?

Ио молча повесил голову.

– Очень жаль, – прошептал он то ли по поводу забытого им замечательного Гектора, то ли о собственной нелепой судьбе, то ли обо всем сразу.

– Ну, не вешайте носа, коллега, – Никита осторожно дотронулся до его руки, – Не все так плохо. Меня– то Вы встретили. А я знаю в Городе всю интеллектуальную элиту. Если Вы и впрямь – известный литератор, хотя бы и не здешний, и уже бывали в Городе до Вашего беспамятства, кто– нибудь Вас обязательно вспомнит.

– Вы хотите мне помочь? – Ио чуть расплакался от неожиданной надежды.

– А почему нет? – Никита пожал плечами, – Хотя бы из уважения к памяти Гека. И потом, – Никита оживился, – Это же такой любопытный опыт! Какой же настоящий интеллектуал откажется поучаствовать в разгадывании такой интересной головоломки?

Никита ободряюще похлопал Ио по плечу.

– У меня уже есть идея, с кем нам надо встретиться в первую очередь...

***

Обычно Ио виделся с Никитой в Царьграде, хотя и в разных местах. В этот раз они договорились о встрече в районе Региа.

Ио рассеянно прогуливался по форуму Константина, неспешно наматывая круги возле одноименной колонны, глазея на сосредоточенно торопящихся горожан, крикливых торговцев и старцев с лысыми затылками, легким пушком на макушках и грязновато– белыми, как мартовский снег, волосами на подбородке. Старцы и похожие на них рано износившиеся интеллектуалы без определенных занятий беседовали под навесом о природе Божественного и актуальных вопросах политики.

...– Я слышал, после окончания войны адмирал Морозини собирается баллотироваться в градоначальники.

– Морозини? Этот мелкий жулик?

– Ну, палку– то не перегибайте. Вы говорите о главе Совета Обороны. Он фактически управляет Городом.

– Подумаешь! Великая честь управлять Городом, во главе которого может оказаться мелкий жулик вроде Морозини...

...– Знаете, какое новое оружие применил противник в районе Иерихона? Специальные подразделения проходят вдоль стен и воздействуют на них звуковыми волнами. Когда подберется резонансная частота, стены обрушатся.

– Вы думаете, наше командование этого не предусмотрело? В стенах при строительстве нарочно оставили пустоты, чтобы волны и вызванные ими трещины не могли распространяться.

– Да, что– то такое припоминаю. Тогда еще слухи ходили, что пустоты делают для замуровывания в них человеческих жертв ради прочности стен.

– Ну, что делать, если большинству горожан такое объяснение понятней...

... – Уверяю Вас, уважаемый, видело много людей! Над Святой Софией поднимался вертикальный столб света, теряющийся за тучами. Говорят, по тому столбу из Города ушел его ангел– хранитель, уставший защищать погрязших в грехах горожан!

– Господь с Вами, дражайший, да это просто луч прожектора. Им освещают небо зенитчики, чтобы не пропустить немецкие бомбардировщики. Вы же образованный человек, должны такие вещи понимать.

– Ну– у, положим, все так. Но, скажите тогда, куда делся ангел? Ангел– то куда делся??...

... – В городе полно народа, кто только и ждет, когда Враг прорвет оборону. Чертова прорва предателей. Ими могут оказаться Ваши соседи, сослуживцы, Ваш зеленщик или нищий на паперти, которому Вы подаете по воскресеньям.

– Допустим, но что же с этим делать? Хватать людей по первому подозрению? Ну вот хотя бы наш с Вами разговор послушать кому– то со стороны. Это же сразу обоим – высшая мера...

...– Я разделяю Ваше негодование уровнем городского управления. Но, все же, следует правильно расставлять приоритеты. Главный враг сейчас – тот, кто в данный момент пытается тебя убить. Ядро из его пушки не выясняет у жертвы, в чью голову оно прилетело, славил он императора или хулил. Оно его просто убивает. И если очередной штурм прорвет периметр, хлынувшая в жилые кварталы орда не станет разбираться, кто тут лоялист, а кто фрондер. Для нее мы это Город, а Город это мы. Так что давайте отложим наш дрязги до конца осады.

– Так– то оно так – но когда же она окончится, осада?...

– Ио, доброе утро! Давно меня ждете? Не соскучились?

Никита, как обычно, возник рядом, словно из– под земли.

– Подслушивание разговоров на форуме – хорошее средство от скуки, – ответил Ио, стараясь сдержать зевок, – Это же черт знает что такое. Я тут минут за двадцать наслушался на пару заговоров и десяток государственных измен.

– Должно же быть у людей место для выпуска пара, – сказал Никита.

– А также место, где спецслужбы могут, не шляясь в поисках длинных языков по всему Городу, узнать о настроениях в народе, – в тон ему продолжил Ио.

– Судя по Вашим ночным похождениям, сами Вы не чужды сотрудничества с органами, – заметил Никита, глядя в сторону.

– Откуда Вы узнали? – изумился Ио.

Никита развел руками.

На то я и летописец, чтобы знать обо всем происходящем в Городе.

По Вашему тону можно подумать – Вы меня осуждаете.

Никита пожал плечами.

– Мое дело – дружески предостеречь от риска без нужды. А голодная смерть несчастных на грудах бриллиантов, сохраненных Вами для них – уже не моя забота.

Неожиданно гул голосов на форуме резко ослабел, будто шелест листьев, когда внезапно стихает ветер. Ио недоуменно посмотрел на Никиту. Летописец молча отпихнул его к стене, кивнул в сторону Ипподрома, коротко бросил одними губами:

– Царь.

Ио обернулся. По стремительно пустеющей середине улицы двигалась процессия. Впереди быстро проскакали энергичные всадники, разгоняющие с дороги зазевавшихся прохожих. За ними медленно, пристально глядя по сторонам и держа ладони на рукоятях мечей, шагом проехали статные рыцари в латах. За ними показалась колесница, запряженная четверкой лошадей, сопровождаемая свитой из полутора десятков богато одетых верховых.

В колеснице сидел высокий худой человек с величественной осанкой в пурпурной мантии поверх длинной туники, расшитой золотом. Толпа вокруг Ио уплотнилась. Кто– то поспешно отступал назад. Кто– то, наоборот, выскакивал вперед – ближе к процессии. Так что пару минут Ио видел только плывущую к нему поверх голов шапку из красного шелка с небольшим серебряным крестом наверху. Когда процессия приблизилась, Ио разглядел, что вьющиеся волосы мужчины и борода, растущая от середины щек, также густо подернуты серебром. Взгляд человека из– под густых черных бровей выглядел усталым. Воспаленными, будто оплавленными от близости небесного пламени глазами он скользнул по Ио, окатив смесью застарелого недоверия и властной угрозы.

Колесница почти подъехала к Ио и вдруг встала на месте, основательно встряхнувшись от неожиданной остановки. Спереди раздалось нервное ржание. Мужчина крепко ухватился за край, на его лице мелькнула тревога, мгновенно сменившись прежней уверенностью.

– Что там?

– Андрей Юродивый, Ваше величество! – проворно подскочил к царю молодой свитский, – Как из– под земли вырос посреди дороги. Убрать? – свитский наклониля к царю в позе безусловной готовности, и отпрянул, ошпаренный монаршьим взглядом.

Неожиданно легко для своих лет царь спустился с колесницы и пошел вперед , разгребая красными императорскими сапогами уличную грязь. Толпа ахнула и подалась вперед, увлекла Ио за собой и вытолкнула в первый ряд. Неожиданно Ио ясно увидел всю картину – царя в торжественных одеждах, идущего по улице подобно простому смертному, и сидящего в нескольких шагах от колесницы косматого очень худого голого человека, прикрытого одной тряпицей на чреслах.

– Здравствуй, Андрей, – сказал царь юродивому, – Зачем ты сидишь на дороге, преграждая путь царю? Надеюсь, у тебя есть веские причины, чтобы отнимать наше время?

Юродивый зачерпнул из лужи жидкую грязь растопыренной пятерней, внимательно проследил, как она вытекла сквозь пальцы, проговорил глубоко и задумчиво:

– Один ученый человек рассказывал мне, что время – иллюзия, существующая лишь в нашем сознании. Будущим мы называем многовариантную неизвестность. Прошлым – однозначную определенность. Настоящим – состояние, когда мы осмысливаем разницу между ними.

Андрей изумленно замолчал, будто оторопев от собственных слов. Встряхнул головой, как пес, вылезший из воды.

– Да что для тебя время, Константин? – продолжил он совсем другим голосом, словно только заметив царя, – Для того, кто в ночь перед решающим штурмом за великую цену купил у халдейских магов обещание, что страшное утро не придет в Город как можно дольше?