Текст книги "Охота на крыс"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Куда это они собрались на ночь глядя и без стволов?!

Это было бы хоть как-то объяснимо, если бы они находились сейчас на территории Сирии, которая занимает одно из ведущих мест в мире по вопросам безопасности граждан, где совершается наименьшее количество преступлений, если можно так сказать, на душу населения. Но, по его расчетам, они находятся в Ливане, где картина не столь уж благостная и даже совсем не благостная, особенно если принимать во внимание то существенное обстоятельство, что после вывода израильских войск ситуация на территории Ливана далека от стабильной и безопасной – особенно для перемещающихся по ночам людей.

Но это их головная боль, это уже заботы принимающей стороны, а у него и своих проблем хватает.

Званцев... Бушмин не располагает точной информацией, что там, в Москве, стряслось, но в то, что гэбист помер от инфаркта, ему верится как-то с трудом. И может случиться так, что уход из жизни такой фигуры, как Званцев, а также причины этого самого события могут стать предметом серьезных раздумий для тех людей, в гости к которым они нынче и держат путь.

Мадам Фатима... Сможет ли он увидеться – хотя бы еще разок – с этой экстравагантной восточной красавицей? Или по-другому: захочет ли она видеть перед собой некоего типа, которого видела лишь мельком во время делового ужина в парижской «Серебряной башне»? И насколько серьезно она готова к нему отнестись?

В этот самый момент, аккурат когда он успел додумать эту самую мысль, так и не решив ничего для себя, вокруг него и вокруг микроавтобуса, следующего по извилистому шоссе куда-то в направлении морского побережья, стали происходить какие-то странные вещи.

Сначала сработал режим «красной точки», хотя это было лишним: Андрей давно уже был настороже, а значит, находился в состоянии боеготовности.

Затем раздались тревожные выкрики арабов на их гортанном наречии, водитель попытался объехать преграду, возникшую на дорожном полотне, но не тут-то было: на развилке дорог проезд им синхронно заблокировали грузовик и почти невидимая в темноте легковушка, а с кормы, подсветив фарами, их «обрезал» давно уже следовавший позади транспорт.

Фары этой самой машины, что висела у них на хвосте, на какие-то секунды высветили прелюбопытное зрелище: из-за грузовика, а также из-за перекрывающей проезд легковушки выскочило сразу с полдюжины каких-то чертей, в камуфляже, «Сферах», а кто-то в шлем-масках, в «броне» и, надо полагать, не с пустыми руками...

Очень странные символы фосфоресцировали на их «нагрудниках», но ни прочесть, ни сообразить, что бы все это означало, Андрей не успел: его, а также попутчиков, насколько он успел засечь «ситуевину», мигом уложили рожами на асфальт, заковали в «браслеты», затем, нахлобучив на головы непроницаемые полотняные мешки, сунули обратно в чрево микроавтобуса и повезли куда-то в неизвестном Бушмину направлении...

Глава 3

На часах Мокрушина было без четверти десять утра, когда он, потеребив ласково своими шаловливыми пальчиками электронные соски-клавиши, слегка подоил очередной, уже восьмой по счету, уличный банкомат...

В качестве дойной коровы он использовал вовсе не банковскую систему государства Мальта, а лицевые счета гражданки Эльзы Бартельс, вернее, ту их часть, доступ к которым открывают оказавшиеся в его полном распоряжении кредитные карточки белокурой сподвижницы Эриха фон Манхейма.

Опять же не всеми «кардами», изъятыми у тайной жрицы Лесбоса, он мог воспользоваться – всего у немки реквизировали около дюжины кредиток, – а только двумя из них, «Мастер Голд» и «Виза Классик», поскольку пин-коды остальных ему были неведомы, в отличие от тех двух карточек, которыми глупая, доверчивая Эльза неоднократно пользовалась в тех же банкоматах в присутствии своей «любовницы».

Марго бросила Эльзу, хотя правильнее было бы сказать – кинула.

Она ушла из номера «Гранд-отеля» «по-английски», не попрощавшись, и случилось это где-то около половины шестого утра. Предварительно проверила пульс у Бартельс и Марты, чтобы убедиться, что зелье, которое она подмешала им в напитки, с одной стороны, надежно усыпило их, а с другой стороны, не отправило эту парочку раньше срока на тот свет: доза рассчитана таким образом, чтобы они пребывали в отключке как минимум до четырех часов пополудни. Затем протерла поверхности, где могли оставаться ее «пальчики», после чего, переложив в свою сумочку кое-что из вещей Бартельс и отрубив телефоны, включая оба сотовых, убралась вон из их номера.

Не забыв, естественно, повесить на дверь табличку для персонала гостиницы «НЕ БЕСПОКОИТЬ»...

Хотя с утра солнышко уже заметно припекало, обещая к полудню жару под сорок, Мокрушин на этот раз проигнорировал свой обычный курортный наряд, надев мокасины, слаксы и светлый пиджак. Получился весь такой солидный из себя, респектабельного вида молодой человек – что-то типа «яппи» на отдыхе.

Сделал он это по двум причинам: чтобы иметь при себе запас глубоких карманов, куда ему удобно было бы складывать наличку, и еще потому, что просто в такой день ему хотелось выглядеть нарядным.

Слегка выпотрошить кошелек Бартельс следовало еще и для того, чтобы немка, как только к ней вернется способность здраво рассуждать, приняла на веру именно ту версию, которая была бы выгодна ему, Мокрушину.

Другое дело, что в иных странах, более развитых в банковском отношении, нежели Мальта, он, пожалуй, не рискнул бы заниматься подобными сомнительными кредитно-денежными операциями. Но здесь, на этом средиземноморском архипелаге, использовались банкоматы несколько устаревшего образца, не оборудованные видеокамерами, а потому риск «влететь» при обналичке электронных денежек, если тебе известен код доступа, равняется практически нулю.

Пройдя еще квартал по довольно оживленной торговой улочке, Мокрушин засек еще один банкомат. С «голдовой» карточки Бартельс в его карман ушло еще три тысячи дойчмарок, проконвертированных им в мальтийские фунты...

– Хорошего понемногу, Вова, – сказал он самому себе. – Не забывай, что жадность фраера сгубила...

И тут же просунул ставшие бесполезными кредитки меж прутьями решетки ливневой канализации, бросив их в глубокий сточный колодец.

* * *

Бросив мельком взгляд на наручные часы, Рейндж сместился к торговому пассажу, где на трех этажах, включая подземный, размещались бутики, магазины, торгующие «ювелиркой», и всевозможные сувенирные лавки.

Местным шопам, конечно, далеко до уровня Парижа или Лондона, но и здесь можно приобрести кое-какой «эксклюзив», причем первоклассный товар продается по ценам ниже среднеевропейских, а у продавцов, что немаловажно, совершенно не вызывает ни удивления, ни вопросов то обстоятельство, что многие клиенты предпочитают расплачиваться за довольно дорогие «цацки» не кредитной карточкой, а наличными.

Вряд ли Шувалов узнает о тех невинных шалостях, которые время от времени проделывает один из его ведущих сотрудников. Ну а если даже пронюхает что-то в этом плане, то и что из того? Как верно подметил однажды Андрюшка Бушмин в схожей ситуации: дальше Чечни не пошлют, меньше спецгруппы не дадут...

Перекуривая у входа в пассаж – интересующие его шопы должны отворить двери через пару-тройку минут, – Мокрушин прикинул в уме сумму налички, приятно оттопыривающей внутренние карманы его пиджака.

Получается, что он нагрел эту белокурую стерву, а через нее, возможно, и Манхейма, на сумму, эквивалентную двадцати двум с небольшим тысячам американских долларов. Не такая уж для них великая потеря.

Что же касается реквизированного у немки, то все это добро, включая презентованный ею «подруге» перстенек, который Марго не захотела оставлять у себя, было передано из рук в руки «старшему брату», который, изъяв две вышеупомянутые кредитки, завернул все это хозяйство в небольшой пакет, вложив туда предварительно булыжник – за счет чего сверточек погрузился на илистое дно Гранд-Харбор.

...Затоптав окурок, Рейндж проследовал внутрь торгового пассажа. Времени у него было в обрез, потому что ровно через час, в одиннадцать, на морском пассажирском терминале его будут ждать обе агентессы.

Они свое уже отработали. И, хоть ему того и не хотелось, придется теперь отправлять девушек обратно на Родину.

* * *

Эльза Бартельс очнулась после тяжелого, похожего на глубокий обморок сна уже в пятом часу. Лежа на кровати, она еще долгих несколько минут не могла взять в толк, где она находится и что происходит вокруг нее. Из-за плотно зашторенных окон в апартаментах царили сумерки. Не сразу даже разобралась, день на дворе или ночь...

Табло электронных часов, вмонтированных в спинку двухспальной кровати, помогло ей сориентироваться по времени – 16.35.

Следов пребывания Марго в номере обнаружить ей не удалось, зато нашлась Марта – «бодигард» безмятежно дрыхла на диване в просторной гостиной.

– Просыпайся, Марта! – Она трясла за плечи сотрудницу до тех пор, пока та не очнулась и не уселась, обхватив голову руками, на диване. – Очухалась?! А теперь объясни мне, что здесь происходит?!

«Бодигард» уставилась на нее бессмысленным взглядом, затем после довольно длительной паузы произнесла:

– Г-где мы?

– В заднице! В вонючей мужской заднице!!

– Г-где? Я... ничего не помню.

– Дура! – выругалась Бартельс, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшие губы. – Мышцы она «качает»... Тебе мозги нужно упражнять, вот что! Не знаю, Марта, за что я тебе такие деньги плачу...

Она достала из холодильника минералку, налила полный стакан, залпом выпила. Вспомнила, что в сумочке у нее хранится упаковка таблеток аспирина, сейчас явно необходимых.

Сумочку она обнаружила в спальне. Там же она сделала крайне неприятное для себя открытие: кажется, ее обворовали.

– Не может быть...

Чтобы подтвердить или опровергнуть зародившееся где-то глубоко внутри подозрение, она подключила местный телефон к линии – шнур был кем-то вытащен из разъема, а затем через гостиничный коммутатор связалась с другим отелем, в котором остановилась на постой Марго.

Бартельс разговаривала с администратором отеля на улице Кингсвэй на повышенных тонах, но женщина, отвечавшая по телефону на ее сумбурные расспросы, вела себя сдержанно и корректно.

«...покинула наш отель ровно в восемь утра... Да, выписалась... Да, уехала с вещами. В ее номере горничная уже успела прибраться... Нет, никаких записок, ни в номере, ни возле стойки... Нет, мы не обладаем информацией, куда она намерена дальше отправиться... Рады были вам помочь, госпожа Бартельс».

Эльза, закончив разговор, мрачно покачала головой. Очень кстати ей вспомнился вчерашний разговор с Хейно, частным детективом из Хельсинки, – он ведь ей, дуре, еще вчера намекнул, что с ее финской «подружкой» не все ладно...

Бартельс чисто рефлекторно вновь схватилась за трубку местного телефона, но затем, выдрессированная многолетней деловой практикой, вернула ее на место.

«Ну и куда ты, идиотка, собралась звонить? – мрачно поинтересовалась она у самой себя. – Хватит думать причинным местом, пора браться за ум...»

Заявить в местную полицию о случившемся? Но тогда не только сам инцидент получит огласку, но и быстро выявится тот факт, что сама жертва, то есть Эльза Бартельс, состояла в лесбийской связи с некоей аферисткой, которая присосалась к ней еще на Кипре и вот сейчас, как только подвернулся удобный случай, не только бросила свою «подружку», но и обворовала ее напоследок.

Эрих, когда узнает об этой чертовой истории – а если она поднимет «волну», он непременно об этом узнает, – будет вне себя от ярости. С одной стороны, она могла бы воспользоваться знакомствами Манхейма среди сотрудников местных спецслужб, чтобы те попытались отловить аферистку, но для этого ей самой пришлось бы предварительно созвониться с патроном, который сейчас находится на яхте в открытом море, и ввести его в курс этого позорного для нее дела. С другой стороны, подобная инициатива не принесет ей ничего, кроме неприятностей: Эрих вряд ли согласится подключать к розыску местных сыщиков, дабы не навредить собственной деловой репутации, и к тому же вряд ли удастся задержать аферистку – Марго наверняка уже убралась с Мальты, притом не исключено, что для перестраховки она использовала липовые документы.

...Окончательно пришла в себя она лишь после того, как заново подключила свой мобильник и сделала с него подряд три телефонных звонка.

Сначала она позвонила знакомому сотруднику гамбургского филиала «Дрезднер-банка» – следовало аннулировать украденные у нее кредитные карточки. Выждав какое-то время, потребовавшееся банковскому служащему для наведения справок, она уточнила свой кредитно-денежный баланс. Выяснилось, что с двух ее счетов испарилось около сорока тысяч дойчмарок: мерзавка таки успела воспользоваться двумя ее кредитными карточками.

Заявление о краже денег она делать не стала, попросила лишь срочно перевести ей в Валлетту – по сети «Вестерн Юнион» – тридцать тысяч дойчмарок, поскольку из-за подлой «подружки» она осталась без наличных средств.

Когда она связалась с Хельсинки, Хейно сказал, что он пытается дозвониться до нее с десяти утра. Как и следовало ожидать после всего случившегося, между молодой женщиной, которая вместе с семьей действительно проживала в пригороде финского города Турку, и аферисткой, втершейся в доверие к Бартельс, кроме имени, фамилии и паспортных данных, не было больше ничего общего.

Эльза, едва не выругавшись в трубку, распорядилась свернуть «расследование» и попросила Хейно, хотя это уже было лишним, держать всю эту историю с ее запросом в тайне.

Эрих, которому она дозвонилась на спутниковый телефон, удивился, что Эльза предпочла остановиться в отеле, а не в принадлежащей ему резиденции. Бартельс, хотя и заявила, что ей там будет скучно одной без «горячо любимого Эриха», сказала, что немедленно переберется в резиденцию, дабы лично приготовить там все к приему дорогих гостей. Манхейм, в свою очередь, проинформировал Эльзу, что яхта «Морской лев» только что благополучно миновала Гибралтарский пролив и что их прибытия на Мальту следует ожидать в пятницу, где-то после полудня.

– Марта, о том, что случилось, никому ни слова! – предупредила она свою незадачливую охранницу. – Смотри не проговорись!

Только сейчас, когда она собралась закурить и еще раз хорошенько подумать о случившемся, Эльза обнаружила пропажу еще одной памятной вещички: аферистка отняла у нее даже свой собственный презент, зажигалку «Ронсон», которой Бартельс пользовалась все эти последние дни.

«Ладно, Эльза, не стоит так убиваться, – сказала она сама себе. – Не на такие уж большие бабки она тебя выставила... И пусть она даже аферистка, эта Марго, или как там ее в действительности звать, все ж она, надо отдать должное, потрясающая девушка...»

* * *

Если бы Бартельс стала свидетельницей сценки, которая имела место на морском вокзале – почти за шесть часов до того момента, как она очнулась, и за сорок минут до отправления пассажирского парома, курсирующего между Мальтой и Сицилией, – она была бы просто вне себя от ярости.

Обе девушки некоторое время изумленно разглядывали памятные подарки, которыми только что наградил их «старший брат», поместив их – нет, не на грудь – на девичьи запястья, поскольку это были не ордена или медали, а наручные часы.

– Шеф, – охнула Вика, – но это же...

– Влад, – удивленно глянула на него Марго. – Я просто не верю своим глазам...

Часы как часы. Фирмы «Картье». Номерные. Стоимостью около десяти тысяч баксов за экземпляр. Но чтобы установить это обстоятельство, агентессам не было нужды сверяться с ценниками – они обе хорошо разбираются в подобных вещах.

– "Командирских" под рукой не оказалось, – безмятежно усмехнулся Мокрушин. – Так что награды пришлось оформлять вам за счет... моего внебюджетного фонда. Это во-первых...

– Шеф, мы все понимаем, – одарила его белозубой улыбкой Виктория. – Если честно, то у меня просто нет слов...

– И у меня тоже, – кивнула Марго. – Боюсь, что разревусь сейчас, как глупая баба...

– Мне просто хотелось, чтобы у вас сохранилась какая-то память о... об этом первом вашем успешном задании, – сказал Мокрушин, обнимая за талии повисших на нем агентесс. – Я уже поставил часики на московское время...

Спустя пару минут ему все же удалось освободиться от объятий двух девушек, у которых и вправду глаза были на мокром месте.

– Если начальство вдруг спросит, чем мы занимались все это время? – строго произнес он. – Что вы ему на это ответите?

– Скажем, что занимались строевой подготовкой...

– И еще слушали лекции, которые регулярно читал нам строгий «старший брат»...

Девушкам пора было уже грузиться на борт теплохода, но «куратор» решил напоследок напомнить им еще одну крайне важную для их ремесла истину:

– Помните всегда про «одиннадцатую заповедь», – сказал он полушепотом, приобняв на прощание своих агентесс. – А она, как я вам уже неоднократно говорил, гласит: «НЕ ПОПАДАЙСЯ!»

...Когда белоснежный лайнер отвалил от причальной стенки и, оставляя быстро затягивающийся рубец на водной глади Гранд-Харбор, пошел на выход из порта Валлетты, Мокрушин оставил свой наблюдательный пост на террасе морвокзала и направился к стоянке таксомоторов.

Легкая улыбка сошла с его лица, сменившись бесстрастной, не выражающей никаких эмоций маской.

Леня Белькевич и Череп находятся уже здесь, на Мальте, и готовы действовать по первому его слову.

Ну что ж... Теперь пришла пора готовить «активные мероприятия» по ключевым фигурам «Белого братства».

Глава 4

Примерно минут двадцать микроавтобус, в чрево которого запихнули, насколько мог судить Бушмин, всех четверых, мчался по шоссе на предельной скорости, как будто водитель, сменивший за рулем араба, опасался преследования.

Пока их немилосердно трясло в салоне, бросая друг на дружку, как мешки с картошкой в кузове мчащегося по колдобинам грузовика, никаких умных мыслей, способных хотя бы теоретически, на уровне гипотезы, объяснить смысл происходящего, в голову Бушмина так и не пришло.

Ему показалось – он не был в этом полностью уверен, – что они сейчас держат курс не в сторону побережья, а едут в обратном направлении, в сторону долины Бекаа или же, если он пропустил развилку, на юг, в «буферную зону», в направлении ливано-израильской границы.

Он уверенно засек еще одну деталь, к которой пока и сам не знал, как относиться: за какие-то мгновения до того, как их выволокли из микроавтобуса и уложили в рядок на землю, он успел заметить фосфоресцирующие в темноте надписи на «жилетках» как минимум двух участвовавших в захвате боевиков – они были сделаны на иврите.

Он прекрасно понимал, что широко разрекламированный в мировой печати факт ухода – или бегства, как утверждают иные, – армии Израиля с южных территорий Ливана мало что меняет в расстановке сил на этом горячем клочке земли: израильские спецслужбы как проводили здесь свои операции, в том числе и силового характера, так и будут их проводить впредь, если сочтут нужным, – начиная от бомбежек и обстрелов баз исламских боевиков и заканчивая агентурной работой и осуществлением «точечных акций», к участию в которых привлекаются хорошо подготовленные боевики таких спецподразделений, как «Саерет Миткаль» и «Коммандо Ями».

Но все же есть одно «но» в этой истории с их захватом.

Если Бушмин ничего не перепутал с определением пусть даже приблизительных географических координат своего нынешнего местонахождения и если дело происходит в Ливане, а не в подконтрольных Израилю палестинских поселениях на западном берегу реки Иордан, то за каким чертом израильтянам понадобилось светиться этими своими надписями поверх «жилеток», удостоверяющими в глазах любого мало-мальски неглупого человека принадлежность нападавших к государству Израиль?

Хотя... Андрею самому столько раз в своей жизни доводилось участвовать в различных мистификациях, что он не удивился бы даже появлению здесь, на ночном ливанском шоссе, группы чеченских боевиков, а не то что израильтян, время подлета «вертушек» которых в указанную местность не превышает каких-нибудь двадцати минут...

* * *

Экстремальная езда длилась считаные минуты. После того как водитель дал по тормозам, какие-то типы стали по одному выволакивать задержанных из салона на свежий воздух, громко переговариваясь при этом на незнакомом Андрею языке.

Насколько он мог судить, его вывели из микроавтобуса последним. Еще при задержании ему вывернули руки за спину и прихватили запястья самозатягивающимися «шипованными» наручниками. По ходу сумасшедшей езды, после всех этих дерганий и рывков, сталь впилась в его руки волчьими клыками. На его счастье, один из пары субъектов, вытаскивавших его под локти из машины наружу, очевидно, обратил внимание на это обстоятельство: на короткое время они освободили ему одну руку, затем опять защелкнули наручники, но уже не сзади, а спереди.

Покончив с этими нехитрыми манипуляциями, задержанного поставили спиной к стене: даже сквозь материю своего светлого летнего пиджака он ощущал лопатками эту еще не остывшую после знойного дня шершавую стену.

Рядом какие-то типы затеяли бурную перепалку. В разговоре, насколько он мог разобраться, участвовали трое. Один из них, разговаривающий громче других, шпарил о чем-то своем возмущенной скороговоркой; другой, кажется, возражал ему, а третий, судя по властным ноткам, их начальник, время от времени подавал какие-то короткие реплики.

Андрей тоже был бы не прочь поучаствовать в дискуссии, поскольку речь наверняка идет о его драгоценной жизни, но в отличие от арабского, на котором он с некоторых пор мог изъясняться довольно свободно, на иврите он не знал ни единого словечка – кроме разве что общеизвестного «шолом».

Базарили, впрочем, они недолго, довольно быстро найдя какое-то решение. На несколько секунд установилась зловещая тишина. Вот сейчас кто-то из них передернет затвор, и...

– Тебе к'гупно повезло, ко'геш! – неожиданно услышал он над ухом чей-то голос с характерной картавинкой. – Я единственный, кто гово'гит тут по-г'усски! Если бы не я, то тебя с'газу бы пустили в г'асход!!

С головы Бушмина наконец сняли полотняный мешок. Несколько секунд прямо ему в лицо светил мощный фонарь, затем луч переместился в другом направлении, перестав слепить ему глаза.

Он наконец смог немного рассмотреть место, в котором очутился. Под призрачным лунным светом можно было разглядеть несколько небольших плоских строений с обрушенными кровлями, чернеющих слепыми глазницами оконных и дверных проемов. Его ноздри уловили слабый запах гари. Вряд ли здесь живут люди. Ну а в целом картинка напоминала ему неоднократно виденные в Чечне руины человеческого жилья...

Лицом к нему, метрах в трех, стояли двое в камуфляже и масках: один держал его на прицеле «узи», другой, забросив автомат за спину, вооружившись фонарем, изучал какой-то документ – Андрей тут же врубился, что тот листает его закордонный паспорт.

Третий, составлявший недавно им компанию, переместился к другой кучке людей, решавших, надо полагать, участь Юсуфа, Исы и араба-водителя. Всего на виду было около дюжины боевиков, но на «брониках» тех из них, кого он смог рассмотреть, не было вообще никаких надписей.

Может, эти горящие в ночи семитические символы ему лишь померещились? Допустим, что так... Но как быть с мужиком, который сейчас знакомится с его паспортными данными? Судя по хорошему знанию им русского языка, выдающего в нем выходца из России или любой другой республики бывшего СССР, и характерному для некоторых «неарийцев» выговору, он, похоже на то, и вправду является-таки натуральным семитом...

– Михайлов Анд'гей Михайлович, – «русскоговорящий» боевик захлопнул паспорт и спрятал его где-то у себя под жилеткой. – Объясняю тебе г'асклад! Ты нам не нужен и на х'ен! Свалился, блин, как чегт на нашу голову...

– Это какая-то ошибка, – подал голос Бушмин, которому все происходящее начинало напоминать какой-то кошмарный сон. – Полагаю, вы меня с кем-то спутали...

– Садись! – рявкнул боевик. – На ко'гточки! Руки на затылок! Вот так!! Не знаю, зачем я с тобой вожусь... Слушай! Кто мы такие и что мы здесь делаем, не твое дело, гой! Нам нужен был один из а'габов, по имени Юсуф Саламеш, и мы его отловили! П'го тебя нам не было ничего сказано, мы не знаем, кто ты такой! У нас есть п'гиказ доставить куда надо Юсуфа, но тебя зовут не Юсуф, ве'гно?!

Поза, находясь в которой Бушмин вынужден был теперь общаться с «дознавателем», живо напомнила ему о событиях почти семимесячной давности, когда его спецгруппа, закодированная в документах Генштаба и ОГФС как спецподразделение ГРУ «Терек», во время рейда в одном из дефиле Аргунского ущелья полонила в один день сразу трех довольно любопытных субъектов – сопровождавших их нохчей и арабов удалось практически бесшумно приговорить, действуя из засады.

Он тогда, как вот этот «русскоязычный», листал паспорт одного типа, наделенного славянской внешностью, – а тот сидел на корточках, да еще со спущенными штанами, держа руки на затылке, с бледным до синевы лицом, ожидая почти неминуемой гибели на куче собственного дерьма. Паспорт у него был грузинский, таскать за собой этого «наймита» у Бушмина, понятное дело, не было желания, но чисто для проформы он все же спросил: «Назови мне хоть одну причину, шкура, почему я должен оставить тебе жизнь?!»

– Команди'г не хочет б'гать тебя с собой, – напомнил о себе картавящий боевик. – У нас тоже бю'го-кгатия есть, понимаешь?! Но я сказал, что в г'асход мы тебя еще успеем пустить... Учти, ко'геш, что в'гемени у тебя в об'гез, потому что вот-вот должна п'гилететь за нами «ве'гтушка...»

То же самое Бушмин некогда сказал Славянину, о котором не знал ровным счетом ничего и даже не был в курсе такой «малости», что он награждался «закрытыми» указами вначале Дудаева, а после его гибели Масхадова высшими ичкерийскими наградами и что на его совести на момент их «знакомства» числились, нет, не единицы, и даже не десятки, а сотни человеческих жизней...

Эта сволочь, сидя на кучке собственного дерьма, под прицелом автомата двухметроворостого Ивана Гараса, чтобы спасти свою поганую жизнь, растворил пасть и выдал такое... Пришлось, вопреки собственному желанию, везти его и двух захваченных чуть позже чеченов на «вертушке» в Моздок, откуда все трое, к немалому удивлению Бушмина, передавшего их особистам, не без вмешательства неких влиятельных сил испарились уже на следующий день...

Так что он прекрасно понимает местного «команди'га», потому что закон подлости в таких вот случаях одинаково действует повсюду, будь то Россия, Израиль или Ливан. Он ведь сам после того декабрьского случая неоднократно пожалел, что не шлепнул всех троих на месте, присовокупив их к убитым ранее боевикам, потому что началась история с поимки этой троицы в Аргунском ущелье, ниточка потянулась к коррумпированным чинам МВД и некоторым военным, имеющим в том числе отношение к разного рода предательствам, включая сюда передачу, небескорыстно, естественно, оружия и прочего имущества «сепаратистам»; из Моздока, Гудермеса и Ханкалы нашлись завязки на Москву – вот так, продвигаясь «шаг за шагом», на ходу модифицируя собственную «легенду», обрастая связями и «крышами», он в конечном итоге и добрался до этой ливанской глухомани, где его могут элементарно прислонить к стенке...

* * *

– Как ты оказался в компании этих а'габов?! – спросил владеющий русским языком боевик. – Кто ты такой по жизни и что ты делаешь здесь, на нашей г'анице с Ливаном?!

«Кто они такие? Израильтяне? Вышли на Юсуфа через свою парижскую агентуру? А уже через него хотят выйти непосредственно на лидеров „Исламского трибунала“? Или местная ливанская контрразведка решила устроить костюмированный маскарад? А может, сами арабы решили устроить еще одну „проверку на дорогах“? Да черт их разберет...»

– Мы просто попутчики с ними, – не найдя более внятного объяснения, сказал Бушмин. – Я не знаю, кто они такие... Я попросил подвезти меня... Вот, пожалуй, и все.

– Ты ни х... не понимаешь, д'гуг мой, – насмешливо произнес боевик. – Давай еще г'азок... Итак, кто ты такой и почему д'гужишь с п'гоклятыми а'габами?!

– Я путешествую, – проталкивая слова сквозь пересохшие губы, сказал Бушмин. – У меня есть визы в паспорте, и я не понимаю, что вам от меня нужно...

– Ты все в'гешь! У тебя нет отметки о п'гибытии в Дамаск и нет отметки о въезде в Ливан!

– Это какая-то досадная ошибка...

– Встать! – резко скомандовал боевик. – Г'уки на затылок!

К ним тут же присоединились еще двое в масках. Подталкивая в спину и задавая таким образом нужное направление, его погнали куда-то в темноту, разрываемую временами вспышками мощных фонарей. Там, где несколько минут назад стояла кучка людей, никого уже не было: Ису и водителя еще раньше куда-то увели, а Юсуфа, когда они проходили мимо, на его глазах погнали пинками к микроавтобусу...

Они прошли каких-то шагов пятьдесят и остановились у какого-то строения, такого же полуразрушенного, как и все прочие дома в этой маленькой заброшенной деревушке. Возле дома, сложенного из серых известняковых плит, копошились человеческие силуэты. Когда трое или четверо из них присоединились к остальной компании, в которую пока входил и Бушмин, у стены остались стоять две согнутые фигурки, выглядевшие бесформенными из-за своих длинных арабских одеяний.

По всем прикидкам получается, что эти двое – Иса и водитель.

Хотя Андрей не слышал команды, темень одновременно прорезали вспышки коротких очередей, выпущенных сразу из полудюжины стволов. Оружие у израильского спецназа или тех, кто под него косит, было снабжено глушителями, так что свою акцию они провернули без излишнего шума.

Затем один из боевиков не поленился прогуляться к «бугоркам», которые отчетливо высветились в свете фонаря, и сделать «контрольку» уже с более близкого расстояния.

Странно... Зачем они его сюда привели? Почему не поставили в один ряд с этими двумя? И вообще... Могли бы шлепнуть на месте, а не разводить базары, как его «русскоязычный» д'гуг...

«Осторожно! – сказал себе Бушмин. – Ты не уверен, что эти двое, кого они только что „замочили“, и есть знакомые тебе двое арабов... Если ты имеешь дело с „ряжеными“ и тебя таким вот образом проверяет контрразведка из „Хезболлах“... Если верить досье, то Му-хаммед-эд-Дин как раз славится организацией таких провокаций... И еще куча „но“ и „если“... Мудак ты, Анд-рюша, раз допустил такое блядство по отношению к себе, единственному и горячо любимому...»

Знакомый уже боевик задал ему несколько вопросов касательно того, насколько хорошо он знает Юсуфа, затем поинтересовался, ведомы ли чужестранцу такие-то и сякие-то личности, среди которых были названы и Хасан, и мадам Фатима, и наряду с лидерами «Хезболлах» и ХАМАСа уже знакомый ему тип по имени Мухаммед-эд-Дин.