Текст книги "Роман о любви (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

И это довольно много раз его спасало.

В других случаях, он просто удирал, одному ему известными тропами в густых насаждениях улиц.

А, в-третьих, просто убивал, если в этом была необходимость.

Такой вот был современный убийца.

Не обремененный семьей, не тративший попусту деньги и любящий тихую спокойную музыку в своей неуютной квартире.

Медиа не любил хвастать своими подвигами и в кругу, ему подобных, просто молчал.

Наверное, он был единственным закоренелым преступником среди всей молодой братии.

Он никогда не напивался, хотя выпивал изрядно. Старался быть всегда в тени и всякий раз, когда его спрашивали о деле, он лишь сурово мычал:

– Не твое дело, щенок!

И все.

На этом его словарный запас был исчерпан.

Другое дело, когда вопрос касался женщин. Здесь он раскрывался весь.

Он любил подолгу просиживать штаны в барах и созерцать полуголых, а то и совсем голых девиц.

Ему мало доставляли удовольствия их худые спины, но он любил смотреть неотрывно на женскую грудь.

Она его зачаровывала и притягивала магнитом. Иногда он думал, что сейчас кинется на нее со всего размаху, но ум все же побеждал, и Иштван продолжал сидеть спокойно.

По вечерам Медиа ходил в гости или приводил к себе сразу нескольких подруг.

Что он с ними делал, описывать не будем. Скажем только так, что к утру, девицы выходили, едва волоча ноги, а Медиа, довольный и торжествующий, почти кричал им вслед:

– В следующий раз берите еще подругу, а то, как мокрые курицы осенью,– и закрывал дверь.

Пил он редко, но довольно умело.

Как и говорилось, Медиа мог держать себя в руках.

Но все же бывали дни, когда он уходил в подполье и напивался так, что казалось, треснет голова на следующий день.

Этим он компенсировал свои неудачи и этим же восстанавливал свой мужской потенциал.

Наконец, добравшись до метро, Иштван немного успокоился.

"Ладно, черт с ним, попробуем сначала с больших",– подумал он и на этом решении остановился.

После чего сел в поезд и уехал в направлении юго-запада.

НОЭЛЬ

Если герои настоящего времени отличались от прошлых чем-то независимым, то прошлые от настоящих отличались, наоборот, зависимостью. Именно к таким и принадлежал Ноэль Карбоцини. Это был человек среднего роста, с небольшим кругленьким животом, нервно бегающими глазками, как у дикой свиньи, и внешностью, в целом весьма заурядного содержания. Он никогда не носил галстук, не одевал костюм. Весь его гардероб состоял из ночного колпака, с которым он никогда не расставался, разве что, когда ходил в ванную, и стильно подобранной, естественно дорогой и купленной в очередной раз модной пижамы. В отличие от своих друзей, он был богат. Его щедрость была неописуема и изыскана в манерах преподношений. Он никому не дарил цветы и считал это самым позорным для любого человека.

Основное время он проводил у себя в кабинете, где занимался описанием планет и сил проходящей наружности.

Для этого у него был встроен большой телескоп особой мощности, и Ноэль, практически, в любое время суток, мог наблюдать то, что ему казалось наиболее важным.

Он не любил людей, и поэтому, вся его округа в радиусе где-то около пяти километров, была очищенной от присутствия человека. Выходя иногда на прогулку, Карбоцини чувствовал запах приближающегося к нему человека, как хищник чувствует приближение к избранной жертве.

Жил он в огромном особняке за городом и не

очень соблюдал приличия в приеме каких-то

гостей.

Считая, что все люди в общкстве должны были принципиально быть богатыми и одновременно теряющими интерес к деньгам, Ноэль сделал нечто похожее на сцену, где с успехом проходили его, так называемые, спектакли, в которых участвовали все, без исключения, гости и он сам, в том числе, так как ни на минуту не мог представить себя вне этого. Таким образом, он хотел показать всем, что богатство одного человека – это не роскошь, а способ приобретения себе подобных, ибо знал и был уверен, что к бедному человеку не пойдет никто.

Сами спектакли представляли собой некоторую игру героев классических произведений или вообще, просто придумывались на ходу самим Ноэлем. Кстати сказать, он сам изредка писал для них сценарии. Но все же, несмотря на все его качества, Ноэль был в общем смысле хорошим человеком. Он никогда не стриг купоны, пока они не отцветут сами.

Он содержал большое количество животных у себя дома и огромное состояние тратил на их прокорм и развитие. Прислуги было довольно много, поэтому Ноэль сам работал очень редко, а скорее, просто наблюдал за развитием тех или иных особей.

В связи с большими переменами в жизни общества после столь долгих и упорных изысканий в науке, технике и общем развитии, Карбоцини завязал дружбу с представителями новой реальности.

Это были профессор Максимилиан Шевель и его несравненная супруга Катрин. Вхож в эту же дружбу был и великий маэстро: человек Больших Рук, иллюзионист, фокусник, чародей – Великий Импресарио.

Эта дружба завязалась на одном из спектаклей, устроенных Ноэлем, когда по партии ему приходилось играть с ними вместе. И вот, с обыкновенных речей, как это всегда и бывает, у них появились какие-то уважительные взаимоотношения.

С той поры они неоднократно встречались и почти подружились. Почти – это потому, что Ноэль, все же в силу старых привычек, не любил этого, но время наложило свой отпечаток и на его проформу.

Карбоцини был итальянцем по происхождению, и его далекое детство прошло под южным солнцем Сицилии. Он не был особо заносчив в своей неаполитанской молекуле крови, но все же иногда и в нем прорывался голос предков.

Он – то рычал на окружающих, то скрипел зубами, то кидался в драку.

Но все же, это было очень редко, и его друзья не боялись таких вот вспышек.

В принципе, Ноэль был безобиден и жалок, особенно в костюме ночной феи мужского рода. Но были дни, когда никто не приходил к нему в дом. Это были дни массового оползновения – так называл их сам Ноэль.

В этот период он надевал самый строгий костюм из числа своих пижам и самый величественный колпак и все время смотрел в телескоп. Потом делал какие-то записи и удалялся отдыхать.

В месяц таких дней насчитывалось до десятка. В основном, это был период с 1 до 10 или с 10 по 20 число каждого месяца. Все зависело от положения самого солнца относительно его геометрической оси.

Но гости мало вдавались в эти его умозаключения, и поэтому основная масса знаний хранились у него в голове.

Ноэль и сам точно не знал, зачем занимается всем тем, но что-то упорно толкало его на это, и он не терял свою линию.

В субботу, как и всегда, к нему пришли гости. Те самые Ромео и Джульетта, как окрестили супругов Шевель Ноэль и Великий Ипресарио. Остальных пока не было, и они сидели вчетвером у камина.

Сам хозяин расположился возле огня, так как был человеком средних лет и немного страдал полиартритом. Шевель сел в кресло около него.

Рядом пристроилась в уютной, плетеной из тростника качалке, его жена. И напротив хозяина устроился в глубоком старинном кресле Великий Импресарио.

Разговора пока не получалось, и речь шла просто о пустяках. Надо отдать должное хозяину, он умел выслушивать своих гостей и с большим терпением слушал бессвязную трескотню Катрин.

Максимилиан был человеком спортивного телосложения, симметрично построен и, казалось, в его теле нет никаких изъянов. Лицо у него было обыкновенное и почти некрасивое, но улыбка придавала ему некоторую схожесть с благородством и внутренней гармонией.

Голос его был низко посажен, почти до хрипоты, отчего он говорил редко и устало. Казалось, что все его мысли были заняты чем-то другим и сверх актуальным

Наверное, так оно и было, если учесть последние дни его жизни в лаборатории. Он находился на грани разрешения очень болезненного для него вопроса, от которого зависела жизнь многих и многих людей.

В отличие от своей жены, Максимилиан был человеком все же немного тщедушным и богобоязненным. Учитывая все ранее описанное, это как-то не гармонировало с его внешностью.

Но, что поделать, когда в человеке сочетается иногда больше характерных и отличительных черт, нежели того, что принадлежит только ему.

Жена же его, которая стала ею не так уж и давно, да и то благодаря доктору Брайзеру, который несколько раз подводил ее к Шевелю для дальнейшего знакомства, наоборот, имела буйно-насыщенный характер и порой казалось, что она способна снести все на своем пути.

В пылу бесед иногда создавалось впечатление, что Катрин была умна и уравновешена. Но, к сожалению, это только снаружи. Внутри же она была, да простит ее Бог, просто дурой.

Еще во время учебы в школе и колледже ей всегда хотелось доказать

всем, что она нечто большее, чем ее подруги. Поэтому, она могла иногда прийти в класс раздетой догола и шокировать учителя, при этом как бы незаметно обращая внимание на свою внешность, которая была, кстати сказать, весьма незаурядной.

Ее можно было бы назвать даже красивой, но одна маленькая деталь портила ее прелестное личико. Это нос, если не больших, то примерно очень больших размеров.

Наверное, Шевель и полюбил ее за это, сам того не подозревая. Как ученый, он не мог долго выносить женское общество и такое противоядие он для себя и выбрал.

И скорее всего, правильно, так как будь у него жена умнее, то жизнь превратилась бы в сущий ад. А так, его никто не донимая расспросами, чем он там занимается, и никому не нужно было в чем-то угождать.

Нельзя сказать, что Катрин его не любила, но вышла замуж просто потому, что ей больше ничего не светило.

В отличие от своих бывших и настоящих подруг, она сделала это довольно поздно. И всему виной, как она считала и называла – ее непослушный носик, который почему-то рос, не взирая ни на какие уговоры души.

Поэтому, серьезно "прилипнув" к Шевелю, Катрин дала понять, что беременна и этим повергла его в шок. Бракосочетание состоялось незамедлительно, и вопрос был решен. А затем она сказала, что у нее был выкидыш и вопрос о ребенке само собой отпал.

Самого Шевеля это тоже устраивало, ибо ему было некогда заниматься подобными вещами и, как ни странно, он об этом никогда и не вспоминал. Может, он и догадывался о произведенном обмане, но все же никогда не сожалел и не давал никакого повода к подобному.

Что ж, в этом отношении его можно было назвать даже добропорядочным. Дело еще в том, что они сочетались в браке еще по старому законоположению, и это не накладывало на них какой-то особой обязанности. Вобщем, дело это было десятилетней давности и обсуждению не подлежало.

Их брак устраивал обоих. Катрин проводила вечера в обществе таких же подруг, а Макси находился на службе. Так он называл то, чем занимался в настоящее время.

Они редко виделись даже по утрам, отчего самому Шевелю становилось иногда грустно.

"Что за жизнь такая, собачья?"– думал он иногда, но одновременно понимал, что другой никогда и не хотел.

Таким был Максимилиан Шевель, и такой была его жена.

Но на этом, собственно говоря, их жизненное описание не заканчивается, а продолжается. Макси всегда любил бродить по вечерам где-то по городу.

Это всегда, или почти всегда, придавало ему уверенность в себе и давало те жизненные силы, которые способны поддерживать человека в течение многих лет.

Он не нуждался в друзьях и вновь обретенную странную дружбу, скорее можно было назвать случайной и ни к чему не обязывающей. Он также не поддерживал контактов и со своими бывшими однокашниками и даже собственными родителями. Весь ум его был направлен на борьбу с неизвестным все в той же науке.

От этого порой страдали все, даже сам он, когда хоть изредка вспоминал своих больных стариков.

Однажды, пострадав в автокатастрофе, Макси решил больше не ездить на автомобиле и, большей частью, ходил пешком. Благо до работы было не далеко, и он был этому весьма рад.

Жили они в том самом доме, где обитала и Люсиль Абфортак, с разницей лишь в том, что они располагались этажом выше, да еще количеством занимаемых площадей.

Сегодня у Макси не было особого настроения и, без того скрипучий голос, приобрел еще более странную интонацию.

Очнувшись от своих долгих раздумий, Шевель услышал трескотню своей жены:

– ...Я всегда знала, что это так, и почему-то всегда верила в вас, мой ангел тьмы,– так Катрин называла Ноэля, и это прозвище навсегда пристало к нему, как подтверждающее его одинокость и склонность к садомазохизму, ибо тот образ жизни, который вел Карбоцини, полностью соответствовал этому названию.

По крайней мере, так считала Катрин, а все знали, что она особо не отличалась качеством мозговых извилин.

Я вижу, дорогая, вы весьма преувеличиваете мой успех в достижении сфер высших тел.

Ни в коей мере,– ответила, Катрин и с сожалением посмотрела на Карбоцини.

БЕСЕДА

Тут вмешался в разговор и Максимилиан.

О чем это вы, что-то я прослушал,– сказал он.

И Катрин начала подробно объяснять, о чем разговор.

– Мы здесь проповедуем новую линию жизни, и, как говорит наш замечательный друг и автор многих, почти фантастических догадок, мы почти на гране краха или крушения земной цивилизации.

Как так?– немного взволнованно спросил Макси.

Да, так, мой юный друг,– отвечал сам ангел тьмы,– мы находимся сейчас в системе гидропневмонического забора статистического напряжения Земли. Но в ближайшие от нас годы, примерно лет через пятнадцать, мы войдем в другую систему и как бы катапультируемся, тоесть выбросимся из этой «личной» космической скорлупы, которая нас сейчас прикрывает и войдем в новую систему сейсмического сближения с остальными проходящими инопланетными созвездиями. А это грозит немалыми неприятностями, ибо мы не знаем сейчас, как себя поведут они при малейшем соприкосновении с нами.

Вы хотите сказать, что Земля не вечна, так я вас понял?– спросил Шевель.

Совершенно точно. И это еще не все. Дело еще в том, что всякий раз, когда какое-то инопланетное созвездие проходит или отталкивается от нашей скорлупы, то образуются, так называемые, космические ветры или особо насыщенные ультрапотоки светового тепла. Все это совместно с электромагнитными полями самой Земли дает ту иновраждебную нам бактерию, против которой приходится искать все более новые и новые средства.

Что же в таком случае предпринять?– почему-то забеспокоился, взволновавшись неизвестно от чего, Максимилиан Шевель. – А предпринимать, как раз, ничего не надо. Надо просто жить тихо, мирно и не совершать

ничего такого, идущего в разрез с основными понятиями всесейсмической цивилизации.

А это значит, надо убаюкать себя в плане злобы, оголтелого прошлого и настоящего. Кроме этого необходимо уже сейчас исследовать свое космическое дно, которым является ядро Земли и развернуть модуль его защиты в сторону, нам благоприятствующую. Что значит следующее: надо изыскать все возможности для добычи наружу или хотя бы к поверхности земной коры тех минералов и конструктивных соединений, которые бы дали приток энергетических биоединиц в среду.

Да – а, задачи огромные, но почему же тогда вы не выступите с заявлением обо всем этом и не просветите нас? – спросил Шевель.

А, зачем?– удивился Ноэль,– да и кто в это поверит. Ведь ничего такого реального не существует. Есть лишь породы, есть металлы и прочее, а кто докажет, что есть какие-то биоединицы.

Ну, не знаю,– стушевался Макси,– наверное, как-то можно это доказать. А, что бы вы предложили по этому поводу?

Я бы сказал так, что необходимо срочно и в ближайшие сроки создать свою сейсмическую защиту в виде обоснования в общей космосфере, тоесть орбите, целой и неделимой системы противоракетного вооружения.

А что это даст?– заинтересовался Макси.

Это даст многое,– улыбнулся Ноэль,– и в первую очередь, обезопасит нас самих от своих же ракет. Таким образом, мы сможем контролировать появление любого типа ракетоносителя как снаружи, так и изнутри в той же атмосфере, стратосфере и так далее.

Но ведь у инородных цивилизаций нет ракет. Наверное, у них более современное оружие,– ответил Максимилиан.

Почему вы так считаете,– опять удивился Карбоцини.– Не все цивилизации ушли от этого, и многие находятся в примерной стадии развития нас самих. Просто их далекие технологии, в большей степени, используются внутри своих созвездий, а не вне.

А как же объяснить тогда появление НЛО и какие-нибудь странные явления? Ну, возьмем, к примеру, хотя бы исчезновение неизвестно куда самолетов, судов и им подобных?

Да, очень просто. Все в рамках разумного. НЛО – это вовсе и не НЛО, а всего лишь световое гамма-излучение, проникшее в нашу среду с помощью мощной силы давления иностороннего проходящего созвездия.Toeсть, это тот же мираж, только в космическом варианте. Недаром до сих пор не обнаружили ни единого тела, ни единого болтика от металла или других конструкций. Только выжженные места и обгорелые или сплавленные части чего-нибудь. А объяснить это просто. Энергия идет под давлением и с запасом энергетической вибропроходной фиксации, тоесть при "посадке" или соприкосновении происходит внутренняя детонация или взрыв, отчего и случаются все эти беды. Что же касается самих судов или самолетов, то здесь еще проще. Они не исчезают, их уничтожают. А районы выбирают специально для того, чтобы заморочить людям головы. На земле нет единого фронтального электромагнитного излучения. Оно рассеяно вокруг ядра. А это говорит о том, что не существует, так называемых энергетических ям и им подобных. Есть лишь отдельные моменты закручивания по спирали выбросов ядра, что составляет нам с вами погоду и другое. Так что, это просто выдумки все той же привилегированной цитадели общества.

Оказывается, у вас на все готовые ответы?– спросил Макси.

Почему на все? Только на то, о чем вы спросите,– довольно засмеялся Ноэль,– ну, ладно, время уже шесть и пора бы нам заняться подготовкой к очередному спектаклю. Вы, надеюсь, примите в нем участие?

Макси немного подумал и потом кивнул головой:

Да. Сегодня все за.

А почему так неуверенно?

Знаете, Ноэль, вы меня сегодня несколько сбили с пути своими доводами.

Да, бросьте, я ведь ничего такого не говорил. Это всего лишь мои прагматические выводы.

Да. Но все же в этом есть много серьезного. И нельзя просто так, сразу отбросить в сторону.

Ну, полноте, вам, мой юный друг. Давайте за стол, немного выпьем и за работу.

Гости пододвинулись все к столу, который стоял почти рядом с камином, и Карбоцини преподнес каждому небольшую рюмочку коньяка.

Грузинский,– с явным подобострастием произнес Ноэль.

Хорош, ничего не скажешь,– отозвался человек из кресла напротив,– а где вы его достаете?

Как где? Выписываю по почте. Вы ведь выписываете газеты, правда? А я вот так выписываю коньяк. Довольно удобно, скажу вам я, не требует особых усилий в доставке.

Адрес дадите?– спросил все тот же голос.

Непременно, вот только если найду его в этом бедламе,– и Карбоцини показал рукой на все, что их окружало.

Надо сказать, что несмотря на целую пригоршню вспомогательных рабочих рук, в доме Ноэля царил беспорядок.

Это было связано, в первую очередь, с ним самим и образом его мыслей. Так же, как в голове у него роился рой самых невероятных идей, так же и в доме располагались все вещи.

Во-вторых, сами гости бросали здесь, где ни попади, свои театральные вещи.

А в-третьих, сам Ноэль никогда не любил порядок. Ему казалось, что если его навести, то его жизнь навсегда остановится и приобретет

ярко-серый окрас. Поэтому, он не позволял никому прикасаться ко всему и лишь, изредка

под своим контролем разрешал что-либо привести в порядок.

В принципе, всех это устраивало, тоесть не обязывало каждого к соблюдению какого-либо общественного этикета. И именно это доставляло удовольствие всем гостям. Они расслаблялись, ставали творчески активнее и немного чувственнее.

Конечно, ни в коей мере нельзя все это сравнивать только с беспорядком, царившим в доме. Как раз, наоборот, на фоне этой общей разрухи, вырисовывался образ самого хозяина, который и задавал тон всему, что происходило потом на сценической площадке.

Еще один человек, присутствующий здесь же, был вероятно немного не в себе. Его глаза, слегка увлажненные и прищуренные, как-то тускло горели в окружающей всех полутьме. Он полулежал в кресле и, казалось, вовсе не следил за разговором.

Но это было все же не так. За годы своей жизни, Великий Импресарио понял одно, что нельзя достигнуть совершенства или чего-то другого только путем своей личной проблемации.

Он знал, что только максимальное использование каких-либо приобретенных знаний способно вывести его на цель.

Великий Импресарио вовсе и не был великим.

Его имя редко появлялось в заголовках газет, а лицо мало кто знал вообще. Скорее, его можно было бы назвать неизвестным, но благодаря тому же Ноэлю, он приобрел некоторую популярность.

Их встреча произошла давным-давно в ту пору, когда сам Ноэль был еще довольно

молодым. Тогда он и посоветовал Импресарио взять под свою опеку то, что, казалось, не существует на самом деле.

Это силу поверхностного течения или силу экстремального прошлого. Проще сказать, он ему указал на суть его жизни в этом мире и посоветовал заняться чем-то неестественным.

Тот не сразу последовал его совету, но спустя время, все же

занялся этим. И буквально через месяц-другой стал совершенно неузнаваемым.

Близкие от него отшатнулись, и он начал жить в своем мире иллюзий.

Импресарио не было дано видеть мир, как видят все остальные люди. Он видел его сквозь призму веков. То опускался в ад, то поднимался в рай. Именно эти, порой, одиноко растущие детали времени и создали ему популярность в народе, но весьма ограниченную.

Хотя, в целом, виноват все же он сам.

Великий импресарио мог все. Прочитать наизусть какое-то вымышленное стихотворение, узнать, что творится в каком-то месте, указать человеку на его место в жизни, сыграть на каком-нибудь музыкальном инструменте...

Ему были подвластны все силы ада и наружного течения. С великой болью он сознавал чьи-то победы наверху славы, хотя сам прекрасно знал, как эта слава добывалась, каким путем и чего она вообще стоит.

Он был верен своему идеалу в лице справедливого суда и наказания за совершенный кем-то или собой лично поступок. Импресарио не любил хвастаться своими познаниями.

Он лишь иногда говорил:

"Я могу сделать так, что Земля обернется вокруг Солнца два раза за сутки, но это не мое дело. Пусть им займется тот, кому положено..."

Вот такие простые слова. Конечно, ему никто не верил и, в большинстве своем, к нему обращались лишь чисто за какой-то знахарской помощью или просто ради интереса.

Великий никогда не ругал людей за это, хотя ему было известно о них все. Не всегда говорил им и правду. Это обстоятельство заводило иногда в тупик и его самого. Он не мог объяснить, почему такое случалось, но мог всегда сказать с уверенностью, что то, что он делает – неспроста.

Люди, в основе своей, верили ему, но все же иногда случались и "проколы".

В такие дни он горько сожалел о своем предназначении и, молча, утешал себя тем, что все это делается к лучшему.

Нельзя сказать, что Импресарио был человеком весьма опрометчивого плана.

Нет. Он хорошо уяснил себе, что без какого-либо дополнительного чуда, здесь не проживешь.

Поэтому, посоветовавшись с Ноэлем, он разработал новую систему ввода, которая давала ему право называться Великим.

Эта система включала в себя все наружно-проходящие элементы связи, включая радиолокационные спутники, и образовывала единую компьютерную сеть.

Отчего сам Импресарио мог в любой момент войти в контакт с любым человеческого типа компьютером и сделать то, что ему было необходимо.

Такие фокусы он демонстрировал несколько раз на глазах у обезумевшей публики, когда заставлял своим усилием повиноваться какую-либо машину или компьютер.

Конечно, он не говорил им, что в кармане у него был спрятан ранговый передатчик, который был вхож в эту систему, но для зрителя это и не нужно.

Естественно, многие понимали, что где-то кроется подвох, но додуматься никто не мог. И только спустя некоторое время, когда его начали донимать различные уголовные элементы, он признался, в чем тут дело.

Конечно, публика восприняла это как шутку, но когда он все же продемонстрировал, то сразу разошлась. Оно и понятно, ведь чудеса более привлекательны, чем реальная жизнь. На этом маленький бизнес Импресарио так бы и закончился, если бы вновь ему не помог Ноэль.

Он предложил ему заняться вопросом выхода души.

И импресарио сделал это, отчего вся публика была в шоке. Трапецевидное созвездие души, выходящее из тела, было ярко белого цвета и светилось как настоящее, почти солнечное излучение.

Конечно, это тоже был трюк. Но в нем были элементы реальности. Поэтому, зритель удивлялся, аплодировал и соответственно платил деньги, ибо без денег любой иллюзионист-чудотворец на Земле прожить не мог.

Таким вот и принимал его у себя дома Ноэль. Импресарио не был частым гостем у него, так как не особо любил театральные подмостки, но все же изредка посещал, и иногда даже пытался подыграть.

Но, сегодня он был явно не в настроении. Его смуглое лицо часто теряло свое очертание, и весь его лик то темнел, то светлел. Поэтому, Карбоцини и спросил:

Что-нибудь случилось, маэстро? Что-то вы сегодня не в духе.

Да, случилось,– произнес Великий Импресарио и спокойно поставил рюмку на стол.

И что же такое могло произойти с таким великим чудотворцем?– поинтересовалась Кармен.

На женские глупые шутки я не отвечаю,– сказал Импресарио,– а на вопрос отвечу.

Случилось то, чего мы давно все ждали. Вчера вечером, выходя из дома, я увидел Луну и наше с вами, Ноэль, отражение в ней.

И что бы это значило?– заинтересовались все одновременно.

Это значит, что мы с вами попали в беду. И беда эта вскоре всколыхнет всю страну.

Так, так, – занервничал почему-то Ноэль,– именно этого я и боялся.

А что, собственно, произошло? – опять спросила Катрин.

А то, дорогая, что вид Луны явно указывает на наличие в ней силы верхнего эшелона потока Вселенной.

И что это обозначает?

Обозначает одно. Смерть, разрушения, гибель животных и так далее по возрастающей.

А что, это остановить нельзя или хотя бы предотвратить?– спросил Максимилиан.

Нет. Нельзя. Да и как предотвратить, можно только эвакуировать всех из города и районов вблизи от эпицентра, но кто сейчас поверит в эти байки?

Да, уж, это точно, никто не поверит. И что же делать?– спросил вновь Шевель.

Да ничего, сидеть и ждать, когда это случится.

А как же остальные, как мы?– взволновалась Катрин.

– Ну, я ведь не могу сказать это всем. И так многие считают меня за сумасшедшего. Еще, чего доброго, в больницу упекут, а мне в моем возрасте, это не под силу.

А почему вы думаете, что дело так серьезно? – спросил Макси.

Очень просто. Потому, что знаю, если Луна покрывается дополнительными пятнами, и вдруг становится ярче и светлее, то это значит только одно – углеводородной массы в ней скопилось столько, сколько за прошедшие века вместе взятые. А это может означать только сильное и грозное по своему масштабу землетрясение. Волна его будет огромной и достигнет радиуса десяти тысяч километров. Я, конечно, не могу точно указать, где будет эпицентр, но примерно все же можно вычислить.

Так давайте сделаем, или хотя бы попробуем что-то сделать,-сказал Макси.

Пока не надо,– ответил Ноэль,– у нас есть еще, как минимум, два дня. И за это время можно все спокойно обсудить.

Как вы можете так говорить? – возмутилась Катрин,– ведь жизни многих в опасности, в том числе и ваша.

Да, я это знаю, но не собираюсь никуда убегать. Знаете, умереть иногда легче, нежели чего-то добиться в жизни.

А, вы что, хотели чего-то еще добиться, кроме богатства?– удивилась Катрин.

Да, я хотел бы добиться, чтобы люди меня поняли или хотя бы послушали за всю свою жизнь.

Что-то мало вы хотите,– сказала Шевель,– наверное, что-то скрываете.

Да, признаюсь, скрываю,– тут Ноэль резко вскочил и заходил по комнате, – мне бы давно надо все рассказать, но я не мог выставить себя на посмешище, как другие. И я не могу создать угрозу всему живому, раскрыв тайну летописи прежде, чем люди научаться быть людьми.

Да – а, звучит весьма прозаично,– задумчиво вставил свое Импресарио.

Ладно, оставим этот разговор на потом,– вдруг сказал Ноэль и, с шумом вдохнув в себя воздух, тут же его выдохнул.

Это обозначало лишь одно – внутреннее успокоение.

– Все, пора за работу,– сказал он и двинулся к своему костюму...

ВЫХОД

А в это время Макс и Люсиль пытались хоть до чего-нибудь додуматься, чтобы выбраться из этой проклятой дыры.

А что мы будем делать, когда сюда войдет охрана?– вдруг спросила Люси,– мы ведь не знаем, что на самом деле здесь происходит и кому все это принадлежит,– и она обвела рукой по кругу.

Как, что? Выбираться наружу,– ответил Макс и опять с тоской подумал о своем пистолете – надо же было его там потерять.

Но делать нечего и нужно думать, как выбраться отсюда. Дверь закрыта снаружи обычной дверной щеколдой, и отодвинуть ее особого труда не стоило, но как пройти дальше?

Ведь, судя по всему, коридор упирался прямо в охранное помещение и пройти его было невозможно.

– Разве что?..– тут он привстал от набежавшей мысли и быстро подошел к самой трубе.

Но на этот раз не полез внутрь, а просто приложил ухо к ней. Где-то издали доносились чьи-то голоса, но чьи – понять было трудно и почти невозможно.

"Может, ребята меня ищут,– подумал Макс,– а вдруг, это не они? Тогда сразу пиши завещание. На минуту он задумался и тут же принял решение.

Выбираться будут по коридору, чего бы это ни стоило, а заодно узнают, что здесь вообще такое происходит.

И он начал потихоньку расшатывать дверь, чтобы щеколда отошла в сторону.

– Дай-ка мне скальпель,– сказал он Люси и протянул руку, не оборачиваясь.

Люси подошла к столу, взяла скальпель и вложила в руку Максу, при этом жалобно подвывая:

Что же нам теперь делать с этой дверью?

Да успокойся, ты. Будь сосредоточенней, сейчас открою.

И, к удивлению Люсиль, Макс, немного повозившись, приоткрыл было дверь, но тут же ее закрыл, так как услышал шум в коридоре.

Наверное, опять охрана,– прошептал Макс и показал Люси глазами, что надо опять лечь туда, где была раньше.

А ты куда же? – тоже шепотом спросила она.

Макс не ответил, а только отошел в самый темный угол и присел. Шум приближался, но это не было похоже на шаги. Скорее, это были чьи-то шаркающие шажки.

– Черт, что ему опять надо?– прошептала зло Люсиль, узнав по звуку "своего" охранника.

Наверное, опять будет включать холод, и с ужасом подумала, что легла не на то место, куда он ее оттянул в первый раз.

Но было уже поздно что-либо делать, и она осталась на месте. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге встал охранник.