Текст книги "Автобус уходит в Берлин (СИ)"

Автор книги: Сергей Вейгман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Краковец

Если вы верите в существование чистилища и хотели бы убедиться в своей правоте, я рекомендую вам приехать в наш милый уголок Восточной Европы, накупить сигарет, детских игрушек и сравнительно недорогих золотых цепочек, сделанных на Винницком ювелирном заводе «Кристалл», а затем уложить все это барахло в клетчатую дорожную сумку, сесть в автобус и отправиться на нем через украинско-польскую границу домой – в Германию, Испанию или Италию. Для чистоты эксперимента ваша поездка на автобусе должна быть первой – ведь, насколько мне известно, никто не проходит сквозь чистилище дважды и, следовательно, не может похвастаться необходимым опытом.

Наше чистилище перед зоной Шенгенского соглашения, известное под именем контрольно-пропускной пункт «Краковец», находится примерно в семидесяти километрах от Львовского автовокзала. Хлипкая дорога разбита фурами, автобус неспешно трясется на ухабах, а клонящееся к закату солнце и заглядывающие в окна католические статуи Христа и Девы Марии заставляют неопытных пассажиров вспоминать по Апокалипсис и даже каяться в своих грехах.

– Зятю три блока сигарет взяла, – шепчет на весь автобус пожилая женщина. – Говорили добрые люди – не бери столько, нельзя, а я взяла. Господи, да как не взять, в Чернигове это «Мальборо» по одному евро за пачку, а у нас в Бремене все десять. Господи, хоть бы забрали, в жизни больше не возьму…

Ее более молодая соседка, постоянно звонившая в Луганск, все время перекладывает из кармана в карман небольшую коробочку, в которой лежит купленное к 16-летию старшей дочки жемчужное ожерелье.

– Куда ж его спрятать, – в отчаянии женщина готова просить совета даже у случайных попутчиков. – В багаж сдать боюсь, в автобусе не оставишь, на личный досмотр с ним идти – опасно, могут заставить платить…

Волнуется даже Дэн – на украинско-польской границе он в первый раз. Правда, говорит, что ему бояться нечего, кроме нескольких пачек сигарет он ничего не везет.

Конечно, этих людей можно спасти от лишних волнений. Можно сказать им, чтобы они не парились, что сданные водителям пять евро решат все проблемы на свете и что беспокоиться не о чем. Но я молчу – мы едем к украинской границе, а на границе бывает все.

В крохотном городке у самой границы автобус неожиданно останавливается. Даже в сумерках я хорошо вижу, как водитель открывает багажное отделение и прячет туда две больших сумки, которые он принял от двух мужчин в черных кожаных куртках. В сумках может быть все, что угодно – сигареты, коллекция полотен русских передвижников и запчасти для вечного двигателя. Это хороший знак – значит, водители надеются проскочить границу без лишних формальностей. Лишний раз они подставляться не будут, но зарплата у них небольшая, а семьи нужно кормить.

Было около половины седьмого, когда мы подъехали к пропускному пункту. За полгода там ничего не изменилось – ожидая своей очереди, перед границей выстроилась огромная очередь легковых машин, мотоциклов и фур, которая почти не двигалась. Нам повезло больше – для общественного транспорта имелась отдельная линия. Было хорошо видно, что перед нами стоит только один автобус. До него было не больше ста пятидесяти метров.

– Уважаемый пассажиры! – водитель с низким голосом Левитана снова вспомнил о нашем существовании. – Мы открываем двери, но не выключаем двигатель. Все желающие могут выйти на перекур, выпить чай или кофе. Туалет во время стоянки работать не будет. От автобуса далеко не отходить – на погранконтроль он должен подъехать вместе с пассажирами…

– Все? – нетерпеливо спросил Дэн. Ему явно хотелось выпить кофе, перекурить и вообще насладиться закатом на украинско-польской границе.

– Нет, не все, – Левитану явно не понравилось, что ему перебили, и он посмотрел на Дэна как прапорщик на грязный сортир. – Если мы хотим пройти границу более-менее быстро и без лишних проблем, нужно кое-что собрать, и я советую сделать это прямо сейчас. Если кто в первый раз едет, ему все объяснят.

Левитан сел, а между рядами побежала юркая, как молодой хомячок, женщина неопределенного возраста, сидевшая в первом ряду. В руках она держала непрозрачный целлофановый пакет, и казалось, что сейчас она расскажет всему салону о том, что сама неместная, что работы никакой нет, а детей нужно кормить, а затем попросить подать ради Христа...

– По пять евро, – приговаривала женщина, – по пять евро. Чтобы в сумки не лазили, не обыскивали, не придирались...

Дэну я велел ничего не платить, а сам встал и слегка помахал рукой ребятам. Они кивнули – ОК, сигнал принят. Тем временем женщина добежала до нашего ряда и посмотрела на мои руки.

– Извините, но мы ничего не дадим, – сказал я и подумал о том, что было бы неплохо заказать футболку с аналогичной надписью. – Мы журналисты, едем в командировку, а по деньгам нужно отчитываться.

Женщина удивленно посмотрела на меня, но спорить не стала – пассажиров в автобусе хватало, и при самых скромных подсчетах она собрала не меньше 160 евро. После этого, кулек был вручен водителям, а мы вышли на улицу и закурили. Я даже остатки пряников прихватил – в следующий раз мы сможем перекусить только в Германии.

Нет ничего лучше, чем курить Winston, стоя на еще теплом асфальте последних 150 метров украинской трассы, глядеть на закат, маячивших впереди пограничников и огромное количество людей, которые тоже собирались ненадолго вырваться из цепких объятий Родины. И мы курили, рассматривали стоявшие в очереди тачки и подталкивали друг друга локтем, когда замечали среди них заляпанные грязью мотоциклы с колясками, которые сошли с конвейера еще во времена Брежнева. А еще мы слушали рассказ Дэна о том, что в жизни каждой немецкой домохозяйки есть место подвигу.

– Я в Украину тоже на автобусе приехал, – говорил Дэн. – И ехала вместе со мной жещина, лет под шестьдесят, с украинским паспортом. Не то украинка, не то русская – не разобрать. Страшно нудная. До самой польской границы мозг выносила...

– Чем? – Лешу это история явно заинтересовала.

– Рассказами своем сыне, который в Вестфалии живет. И дом у него офигительно большой, и работает программистом в крупной страховой компании, и жена у него красавица, и дети вежливые – короче, не жизнь, а мечта эмигранта. Про невестку тоже много чего – мол, хоть она и приехала из Кировограда, но выглядит как немка, в доме порядок, выйдет на улицу – все соседи завидуют И, главное, очень вежливая, ни одного плохого слова. Сначала я решил, что эта баба врет: она за полдня так всех в автобусе достала, что человек, не пославший ее подальше через три часа, должен был иметь терпение арктического снайпера. К тому же она хвасталась, что торчала у сына очень долго – и там была, и здесь, и еще к каким-то друзьям в гости ездила... Приехали мы на польскую границу. Ночь, все спать хотят, злые как собаки. Заходит в автобус пограничник и собирает у всех паспорта. Штампов не ставит – только просматривает, для штампов паспорта куда-то уносят. Подходит к ней, берет ее паспорт и говорит: «А известно ли вам, пани, что вы находились в странах Евросоюза дольше, чем разрешает закон?» А тетка растерянно так лопочет: «А невестка мне сказала, что я могу еще месяц погостить...»

– И чем кончилось?

– Триллер был! Бабу эту просят из автобуса выйти, она в слезы! Сколько ей на границе сидеть, никто не знает, водитель ей даже сумку из багажного отделения отдал. Правда, ей еще повезло: поляки быстро разобрались, поставили ей запрет на въезд в течение пяти лет и отпустили, она даже автобус на попутке догнать успела. Почти до самого Киева сидела тихо, как мышь... А невестка у нее в самом деле умная: потерпела лишний месяц, зато теперь как минимум пять лет видеть ее не будет...

Обсудить эту историю мы не успели – водитель велел лезть в автобус и приготовить паспорта. Через минуту мы были на границе. Еще через пятнадцать минут наши паспорта были отданы пограничникам, а собранные в салоне пятерки – таможенникам. В результате проверка багажа была превращена в пустую формальность: водители открыли борта багажного отсека, мимо которых медленно прошла равнодушная пожилая овчарка. Понятию не имею, на что ее могли натаскивать: вывоз нескольких бутылок украинской водки разрешен законом, работы Бруно Шульца и Сергея Шишко уже давно не пахнут, а сигареты интересуют только поляков. Остается оружие и наркотики, но в Украине даже малые дети знают, что такой товар никто не возит в багажном отделении автобуса «Киев – Дортмунд».

Овчарка сделала вокруг автобуса круг почета и куда-то исчезла вместе с хозяином и водителями. Паспорта должны были принести в течение часа и чтобы хоть чем-нибудь себя занять, мы с Дэном начали играть в шахматы. Сначала я предлагал ему сдаться после восемнадцатого хода, затем – после двадцать пятого, а потом проиграл несколько партий кряду и начисто утратил интерес к процессу. Время тянулось медленно, как в камере пыток, секунды стучали в лоб тяжелыми каплями, минуты давили на позвоночник. Сами того не заметив, мы все очутились в середине 80-х – все ноутбуки на борту автобуса были разряжены, телевизор не работал, а туалет заперли еще перед границей – не ровен час, кто-нибудь в нем запрется и попробует нелегально пересечь границу. Выходить не разрешали, разве что для посещения пограничного туалета, размещенного в сером казенном доме с тризубцем на фасаде. Из-за плохого освещения нельзя было даже читать и нам оставалось только смотреть в окно, оставляя отпечатки своих носов на теплых стеклах.

Пограничник, вернулся почти через час. Нам роздали паспорта, подняли шлагбаум и разрешили ехать дальше. Правда, отъехали мы недалеко – через 200 метров автобус остановился на нейтральной полосе, после чего мы получили относительную свободу передвижений и вышли на перекур.

На нейтральной полосе

Французский роялист, маркиз Астольф де Кюстин, посетивший Россию в 1839 году и оставивший очень интересные воспоминания о своем путешествии, описывает свою беседу с хозяином гостиницы в немецком городе Любек. Узнав о цели путешествия своего гостя, трактирщик принялся его отговаривать

«Разве вы так хорошо знаете Россию? – спросил Кюстин.

– Нет, но я знаю русских, – отвечал хозяин гостиницы. Их много проезжает через Любек, и по физиономиям этих путешественников я сужу об их стране...»

Немец рассказал своему гостю, что у жителей России два разных лица. Вырвавшись из своего государства, они становятся веселыми и беспечными, как школьники, которых отпусти на каникулы раньше положенного срока. И наоборот, возвращаясь домой, многие из них становятся мрачными, «разговор резок и отрывист, во всем видна озабоченность и тревога».

Украина XXI века отнюдь не Россия XIX столетия, однако, если бы Астольф де Кюстин торчал на нейтральной полосе вместе с нами, то смог бы лишний раз убедиться в том, что немец говорил дело.

Хотя мы еще не прошли польскую границу и не оказались на территории Европейского союза, пассажиров словно подменили. В воздухе витали осторожное веселье, тотальная вежливость и возвышенная любовь к ближнему. Даже те, пассажиры которые раньше не могли говорить без русского мата, стали похожи на образцы нравственности и совершенно перестали сплевывать себе под ноги. За девушкой, которую мы уговорили поменяться местом с Дэном, ухаживали сразу два отставных полковника. Обладатели немецких паспортов – в основном, бывшие граждане СССР – сбились в кучу и напоминали императорских пингвинов, которые не желают иметь ничего общего с прочими жителями Антарктиды.

Я, Дэн, Леша, Дима и Виталик отошли в сторону и выпустили в небо облако средних размеров.

– И что – так каждый раз? – в вопросе Димы чувствовалось смятение. – С каждого автобуса?

– Ты о чем? – спросил Дэн.

– О деньгах. Пять евро с носа. Тут же куча автобусов проходит каждый день. Выходит, им зарплата не нужна.

– Нет, ты все не так понял, – Леше явно хотелось развлечься. – Таможня ведь не все себе берет. Начальству отстегивать надо, с погранцами поделиться, с внутренней безопасностью. Да мало ли людей хороших. Плюс у них расходы большие – дома денег требует, семья, дети, машина нужна с полным приводом… Да и вообще, таможенник без понтов – беспонтовый таможенник.

– Да ты не волнуйся так, – Дэн дружески хлопнул Диму по спине с такой силой, что тот начал икать. – В Европе та же хрень – он махнул рукой на маячившую впереди надпись Rzeczpospolita Polska. – Когда из Германии в Киев ехал, в нашем автобусе тоже по пять евро собирали, только для поляков. Я сначала не хотел сдавать, но мне сказали, что если соберем мало, они всех обыскивать будут, а если денег им дать, таможню пройдем быстро. Ну, я и сдал. Поляки никого не обыскивали, но на границе мы торчали почти два часа, хотя приехали ночью, и перед нами никого не было.

– А почему так долго? – Двести евро, собранные с пассажиров одного автобуса выброшенные на ветер, явно не укладывались в Диминой голове.

– Не знаю. Те, кто часто ездят, говорили, что нам просто не повезло – у них как раз пересменка шла, вот мы и ждали..

В стране гномов

На польской границе все шло так же долго, как на украинской – по моим прикидкам, польские пограничники тратили на проверку 50 паспортов, собранных в одном автобусе, не меньше часа. За это время я успел выслушать все известные Дэну анекдоты о поляках и сменить SIM-карту украинского оператора на Travel SIM. Номер знали только два человека – жена и представитель Приглашающей Стороны. Таким образом, в моем телефоне был ключ к новой, более спокойной и одновременно более суетливой жизни. В течение недели, которую мне предстоит провести в бегах и с полной выкладкой журналиста на горбу, мне не будут звонить бесконечные пиар-менеджеры, курьеры, коллеги и знакомые знакомых, которые хотят подобрать себе новый смартфон, но при этом понятия не имеют, что им нужно. Родина попрощалась со мной SMS-кой от розничной сети Foxtrot – несколько лет назад я неосторожно купил там холодильник и, в ожидании оформления заказа, заполнил какую-то дурацкую анкету. С тех пор их предложения о 50-процентной скидке на каждый третий товар в чеке постоянно напоминали мне о том, что сделанная однажды глупость чревата многими последствиями.

В конце концов, нам раздали паспорта со свежими польскими штампами на немецких визах, и автобус, как птица, вылетел за пограничный шлагбаум. Ехали недолго – минут через двадцать автобус притормозил возле какой-то автозаправки недалеко от Ярослава.

– Стоим полчаса, – объявил водитель. – Освежитесь, погуляйте, следующая остановка будет уже в Германии.

Мы вылезли из автобуса и оказались на большом асфальтовом плацу, который одинаково хорошо годился для автобусных маневров и церемониального марша взвода украинских туристов, счастливо преодолевших препятствия паспортного контроля на пути к немецкой мечте. С одной стороны плаца стояла автозаправка, с другой – тянулись низкорослые здания небольших магазинчиков с платным туалетом, игрушками, сувенирами, батарейками, закусочными и прочими дорожными радостями. Рядом с магазинчиками расположились статуи гномов, в синих или зеленых рубашках и красных колпаках. Гномы стояли, лежали и сидели в креслах. Они мечтали о тех временах, когда их вытащат из приграничной глуши и поставят во дворе большого дома с маленьким садиком, в котором будут жить веселые дети, папа, мама, бабушка, дедушка и большая собака; в доме, где радостей больше, чем печалей, где на Дни рождения собирается вся семья, а книги сказок не покрываются пылью лишь потому, что ребенку купили iPad. Однако то ли таких домов в Польше осталось не слишком много, то ли в индустрии сказочных игрушек наметился кризис перепроизводства, но ждать гномам приходилось долго. Слишком большие для городских квартир среднего класса, гномы стояли возле каждого крохотного торгового центра на польском участке трассы Восток – Запад, молча ждали, когда за ними придут, и смотрели, как под дождями медленно облазит краска на их товарищах...

Вольный ветер Европы, свободной от милиции, таможенников и пограничников, оказывал магическое воздействие даже на пенсионеров. Люди смеялись громче обычного, громко рассказывали незнакомым попутчикам о ганноверском карнавале и вальяжно бросали билетерше платного туалета два евро вместо двух злотых – сдачи не надо! Впрочем, сдачи у нее все равно не было. Кто-то побежал в магазинчик на автозаправке, принес несколько бутылок пива и угостил всех, кто находился рядом. Хозяйка спасенного от таможенников ожерелья показывала его соседкам. Виталика поразил туристический вирус – он бродил между автозаправкой и придорожным сортиром с видом человека, который осматривает Колизей, и старательно фотографировал закрытые на ночь магазинчики скромной цифровой фотокамерой. Даже прагматичного Дэна накрыла волна всеобщего счастья: он сидел на лавочке возле той самой девушкой, которую мы уговорили поменяться с ним местами, и что-то рассказывал ей, жестикулируя, как итальянский футбольный комментатор.

В дальнем конце освещенного несколькими фонарями плаца стоял Леша. Заметив меня, он помахал рукой. Я подошел к нему.

– Будешь? – Лешин голос неожиданно изменился и теперь напоминал шепот контрабандиста.

С этими словами он протянул мне измятый, но еще вполне пригодный к употреблению косяк.

В русском языке, на котором говорят жители постсоветских стран, слово «будешь», произнесенное с вопросительной интонацией, означает высшую форму симпатии к малознакомому человеку и одновременно указывает на предложение расширить сознание при помощи спиртных напитков, легких наркотиков или яблок из собственного сада. С употреблением этого слова нужно быть осторожным – иногда после него приходится доставать деньги. Однажды в поезде «Киев – Санкт-Петербург» слово «будешь?» стало предложением немного выпить с работягами из Киевской области, которые ехали со мной в одном плацкартном вагоне. Поезд стоял на минском вокзале, читать и смотреть в окно мне надоело, и я согласился. Выпить мы не успели: в вагон зашел белорусский омоновец, оглядел наше застолье и быстро оштрафовал всех участников за распитие спиртных напитков в общественном транспорте.

– Если бы нас прогнали через рамку, тебя могли бы, как минимум, депортировать – сказал я.

– Знаю, но я ж не специально. – Леша смотрел на меня глазами ребенка, который сожалеет о том, что его застукали при попытке стащить из холодильника шоколадку. – Приехал троюродный брат из Чернигова, привез коробок травы. Мы почти все выкурили, только этот ништяк и остался. Я его сунул в задний карман и забыл. А сейчас начал зажигалку искать и нашел. Выбрасывать жалко...

Марихуана, трава, или как говорят в странах бывшего Союза, план, выращенный в окрестностях Чернигова – вещь почти безобидная и во многом заменяет статьи о пагубном воздействии легких наркотиков. Если выкурить слишком много, неподготовленный человек начинает много и без причины смеяться, съедает огромную миску поджаренной кровяной колбасы, а затем ложиться в кровать и пытается заснуть. Спит он плохо: ему кажется, что кровать положили на винт вертолета, который начинает раскручиваться – сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Человек встает и нетвердым шагом направляется к ближайшему туалету. Там он отдает водной стихии всю съеденную в угаре развлечений кровянку, после чего дает себе торжественное обещание никогда не курить план – по крайней мере, отечественного производства.

– В автобусе может стошнить. – Я отвел его руку, достал обычную сигарету и прикурил. – Ехать с ним дальше не советую. Если перенервничал, лучше шоколадку на заправке купи и съешь пару кусочков – лучше спать будешь. – Купил бы, да нет у меня злотых, только евро.

– А карточка?

– Только зарплатная, но на ней ничего нет.

– Ладно, давай сюда свой косяк, обменяю на витамины.

Я забрал у Леши изделие черниговских натуралистов, и выдал ему последнее яблоко, одиноко лежавшее в моем кармане. Потом разорвал косяк и выбросил обе половинки в траву. Стоявший рядом гном в зеленой рубахе, коричневых штанах и красном колпаке посмотрел на нас с благодарной улыбкой – если у польских гномов есть тайная жизнь, сегодня ночью он сможет оттянуться по полной программе.

Между тем водитель завел мотор, и пассажиры медленно потянулись к автобусу. Через несколько минут наш дом на колесах вздрогнул и двинулся в сторону автомагистрали Восток – Запад.

Дороги, которые мы выбираем, не всегда бывают ровными. На протяжении первых двадцати лет независимости в Украине был только один приличный участок трассы с безукоризненным дорожным покрытием и четырьмя полосами движения в обе стороны. Эта дорога и сейчас дает возможность быстро доехать из Киева в аэропорт «Борисполь» и заслуженно получила прозвище «20 минут Европы». В остальном пути Господни в нашей части Восточной Европы состоят из ям, выбоин, кочек и протоптанной фурами лыжни, которую в наших краях зовут колеей, и которая особенно хорошо заметна на скромных однополосных трассах регионального значения, вроде тех, которые соединяют Кременец и Белую Церковь. Неудивительно, что до польской границы нас сильно трясло, однако на это никто не жаловался – this is Ukraine, baby. В Польше автобус практически перестает трясти, исчезают ямы и населенные пункты на автомагистрали – поляки проложили ее так, чтобы водителям не пришлось снижать скорость каждые 10 километров. В Германии дороги становятся идеальными, из-за чего у некоторых пассажиров идущих из Украины автобусов начинаются приступы рвоты – ездить без ям они просто не привыкли.

Было уже за полночь. Дэн, Дима, Виталик и Леша уже спали – также как и все остальные. Мне не спалось: большую часть дня я смотрел в окно и поэтому не успел устать, как следует.

Возле моих ног лежал целлофановый кулек с едой, и при помощи светящегося дисплея смартфона я устроил небольшую ревизию. В кульке остались два бутерброда с колбасой, яйцо, огурец и полпакета сока – сойдет за легкий немецкий завтрак. Яблок уже не было – последние из них стали огрызками на площади гномов.

В автобусе становилось холодно. Я натянул припасенную для такого случая кенгурушку, накинул капюшон и уперся головой в оконную раму. Вообще-то на польском участке трассы Восток – Запад нет ям, однако в жизни бывает всякое и если автобус случайно тряхнет, капюшон поможет вам приехать в Германию без синяков на лбу.

Если хочешь скорее заснуть – думай о хорошем. Размышления о трудностях, кредитах, болезнях и увеличении стоимости страховки автомобиля заставляют человека ворочаться, вскакивать и метаться по квартире в поисках решения проблем, которые невозможно решить ночью. В автобусе метаться негде. Я порылся на задворках своего сознания, вытряхнул из него все триллеры и боевики, разыскал кой-какие запасы позитива и закрыл глаза...

Самым хорошим и радостным в моей жизни была семья – Ира, Полина и Саша. Дочь Полина была очень занятой особой: в свои пять с половиной лет она посещала кружки рисования и лепки, ходила на танцы и коллекционировала игрушечных лошадок. Через год ей нужно было идти в школу. Сыну Саше вот-вот исполнится два года, у него темные волосы и большущие голубые глаза, мимо которых не может спокойно пройти ни одна женщина. Если я прихожу домой не слишком поздно, мы с ним играем в футбол, а перед сном я пою ему колыбельные, заимствованные у русских бардов и рокеров, которых нет ни в одном сборнике детских песен. Если же мне нужно работать допоздна – а сейчас, в разгар кризиса, такое бывает часто, – с детьми возится моя жена Ира...

Я проснулся оттого, что автобус сбавил ход и остановился. За окном была непроглядная тьма, в которой не было ничего кроме травы, асфальта, сверчков и рассыпанных по дороге красных огней. Это были габаритные фары автомобилей, которые застряли в огромной пробке на трассе Восток – Запад и которым не оставалось ничего, кроме долгого ожидания перемен. Часы на экране смартфона показывали три часа утра.

– Где мы? – спросил Дэн. Он проснулся на несколько секунд позже меня и слегка поеживался от холода.

– Хрен его знает, – ответил я. – Судя по всему, в Польше. Пропусти-ка меня – сейчас узнаем.

Я перелез через несколько сумок и встал во весь рост в проходе между сиденьями. Было хорошо видно, что многие водители заглушили моторы и вылезли из своих машин. Вместо габаритных огней за окном были хорошо видны огоньки зажигалок и сигарет. Автобус стоял без движения – ни одна из стоявших впереди машин не могла продвинуться вперед даже на полметра.

Я подошел к поближе к водителям и посмотрел на экран GPS-приемника, закрепленного на лобовом стекле. Легче мне после этого не стало – на дисплее была видна трасса и название придорожной польской деревни.

– Где мы? – повторил я вопрос Дэна?

– Километров пятьдесят от Вроцлава отъехали, – ответил водитель куда более вежливым тоном, чем следовало ожидать. Судя по всему, я подошел к нему первым. – Езжу тут шесть лет, но такое в первый раз. Нужно подождать.

Я вернулся на свое место и сообщил Дэну о результатах разведки. Затем подошел к Леше и попросил объяснить ситуацию Диме и Виталику – если, конечно, они проснутся. Никаких идей у меня не было – тем более, что из автобуса все равно никого не выпускали.

– Как думаешь, это надолго? – Леша понимал, что у меня нет ответа на этот вопрос, но сидеть молча ему не хотелось.

– Не знаю. Если хочешь совет, то советую спать. У нас нет выбора. Бери пример с меня, иначе завтра весь день будешь ползать по своему ресторану, как сонная муха.

Я вернулся на свое место, плюхнулся в кресло, закрыл глаза и начал прикидывать варианты действий. Если в трех километрах к западу не лежит перевернутый бензовоз, через несколько часов дорогу должны расчистить. В самом деле, трассу могла заблокировать фура или крупное ДТП с участием десятка машин. Если же на дорогу пролилась какая-нибудь мерзость из второй части «Терминатора», нас не ожидало ничего хорошего. Правда, в этом случае власти наверняка попробовали бы предупредить водителей.

Я услышал вой сирен и открыл глаза. По встречной полосе пронеслись два полицейских автомобиля с мигалками, которые двигались в сторону возможной аварии. Это хороший знак – значит, поляки уже в курсе и попытаются все разрулить как можно быстрее. В конце концов, пробка на трассе Восток – Запад – это ЧП европейского масштаба. Оставалось ждать и еще раз ждать.

Я снова закрыл глаза и постарался вспомнить все, что знаю о Вроцлаве – в случае чего, до него можно было добраться на попутке.

Во-первых, из Вроцлава в Киев можно попасть на поезде. Мне даже приходилось в нем ездить, хотя в его купе я ни разу не пересекал границу. Впрочем, эта информация почти наверняка не пригодится – мы приехали в Европу не для того, чтобы удрать из нее после первых же ночных приключений на автостраде.

Во-вторых, во Вроцлаве жила моя подруга Малгожата, которая при необходимости могла бы помочь советом. Жизнь Малгожаты выглядела как зеркало глобализации: высокая симпатичная полька, получившая диплом слависта в Московском Государственном университете и прекрасно говорившая по-русски, она долгое время жила в Киеве и работала маркетинг-менеджером в представительстве крупной тайваньской корпорации. Впоследствии она ушла на аналогичную должность в менее крупную японскую компанию, которая разрешила ей уехать во Вроцлав и бывать в Украине наездами. Закончилась эта история тем, что в Польше Малгожата вышла замуж за грузина, взяла двойную польско-грузинскую фамилию и родила двоих детей. Впрочем, к делу это не относилось – если нам суждено ехать во Вроцлав, нужно будет ехать не в гости к старой знакомой, а на железнодорожный вокзал.

Кстати о вокзалах. Два года назад я познакомился в Мадриде с польским журналистом из Вроцлава. Выпив бутылку сухого испанского вина, он стал жаловаться, что в мире железных дорог нет справедливости – из Вроцлава в Варшаву поезд шел целых шесть часов, а из Вроцлава в Берлин – всего четыре. Увы, на берлинские презентации его приглашали крайне редко, и в погоне за новостями ему приходилось тратить на дорогу в оба конца двенадцать часов. Выходило, что в из Вроцлава до Берлина можно довольно быстро доехать на поезде, а при необходимости и на машине – тем более, что водительские права я захватил с собой…

Внезапно автобус тронулся и начал медленно набирать скорость. Еще через 10 минут я вырубился и заснул без всяких снов.