Текст книги "Горный стрелок"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Это, господин полковник, вы узнаете по возвращении, когда будет проходить «разбор полетов». Думаю, вам покажут все мои отчеты. Но я буду писать только то, что сам вижу и имею возможность оценить.

– Чтобы оценить, нужно было утром с нами идти, – снова укорил Мартинес.

– На первый раз мне достаточно того, чтобы посмотреть на ваших спутников. Завтра, возможно, я отправлюсь с вами, если вы снова пойдете.

– Завтра группа пойдет без меня. У меня будут дела здесь. Кроме того, я готовил группу для самостоятельных действий. Не могу же я, гражданин и военнослужащий Соединенных Штатов Америки, принимать участие в боевых действиях против России. Может быть, даже в террористических действиях. Мое командование не может это одобрить. Я приехал в Грузию не воевать против России, а готовить бойцов коммандос страны-союзницы, каковым Грузия для нас является. Стратегического союзника. И не ожидал, что встречу какое-то сопротивление. Вы понимаете, о чем я… Это и в вашу сторону укор…

Тенгиз кривовато ухмыльнулся. Он легко уловил горечь в словах полковника, даже легкую обиду, но и нотки наигранности тоже уловил. А наигранный укор принять не пожелал.

– Когда я иду на базар, чтобы купить яблоки, я вовсе не обязательно должен покупать яблоки, привезенные из США, пусть они даже дешевле, пусть они даже не продаются, а даются даром в качестве гуманитарной или другой помощи. Вполне допускаю, что яблоки моего соседа гораздо вкуснее. И право выбора я оставляю за собой, господин полковник.

Им трудно было объясняться на не родном для каждого языке – каждая фраза, тем более иносказательная, требовала времени на обдумывание ответа. Подумав, Мартинес ответил:

– Можете идти и отправлять свое донесение, капитан.

Тенгиз, кивнув, снова закашлялся и, продолжая кашлять, вышел.

А сам полковник вытащил свой ноутбук, проверил почту и нашел маленькое сообщение отвлеченного характера – несуществующая сестра жаловалась, что у нее снова был приступ и пришлось вызывать врача. Это значило, что полковника ждет сообщение, которое требуется принять. Мартинес вошел в файлообменник и скачал предназначенный для него файл. Внешне это была совсем бездарно исполняемая, хотя когда-то популярная детская песенка. Отключившись от Интернета, Мартинес вытащил из конверта музыкальный диск и запустил его одновременно с прослушиванием песни и со специальной программой.

Музыкальный диск был дешифратором. Программа, не требуя вмешательства человека, самостоятельно преобразовала звуковой формат в буквенный и передала короткий текст:

«Согласно нашим разведданным, профессор Скипидаров уже выехал на туристическую базу. Ждите его прибытия и выходите на контакт. Плановые активные действия санкционирую.

Александэр»

Это было слегка запоздавшее сообщение полковника Уоллеса, скрывающегося под псевдонимом Александэр. У полковника же Мартинеса, живущего с опережением графика ЦРУ, были уже на руках и фотографии, и видеозапись лыжных тренировок и прогулок профессора Валерия Львовича Скипидарова. Только последнее предложение из сообщения имело в данной ситуации относительный смысл. Относительный потому, что и без этого предложения Мартинес не собирался останавливаться в начатом деле, и все равно бы, даже если не последовало бы санкции на активные действия или действовать пришлось бы не по плану, он действовал бы на свой страх и риск и постарался бы выполнить поставленную задачу. А страх и риск в этой ситуации были высокими. Российские спецслужбы тоже всегда отличались активными действиями.

И вообще, шуточное ли дело – выкрасть с территории государства, неофициально являющегося потенциальным противником, но внешне, казалось бы, дружественной державы, специалиста в области военных разработок. Провал в такой операции грозил бы международным скандалом. Правда, Мартинес хорошо знал, что русские спецслужбы обычно присматривают за иностранцами, но не в состоянии присмотреть за теми, кто оказывается на их территории нелегально. И пусть он оформлял себе жительство на лыжно-турристической базе, как это здесь называется, по документам гражданина Мексики Валентино Мартинеса, государственного служащего, но официально такой служащий в Россию не въезжал, хотя к документам придраться невозможно, если не проверять их по всем консульским каналам. Но кто здесь-то, на туристической базе, будет проверять!

Группа же собиралась здесь же в течение четырех дней. Все прибывали по одному или по двое. Но до этого та же группа, вместе с полковником Мартинесом, нелегально дважды пересекла границу. Даже две границы, сначала грузино-абхазскую, потом абхазско-российскую. В первый раз, чтобы сделать в скале тайник, в котором можно было спрятать все необходимое, что может здесь понадобиться. Во второй раз, соблюдая повышенные меры осторожности, для того, чтобы заполнить тайник. С грузом переходить границу всегда сложнее. Особенно это касалось первого перехода, потому что второй сложности не представлял, абхазско-российская граница практически не охраняется, а если и охраняется, то большей частью на дорогах и в местах официального перехода. После второго визита все разошлись в разные стороны, не возвращаясь в Грузию и, как и было определено графиком, в течение четырех дней вернулись уже официально. Но бойцам группы не было необходимости использовать поддельные визы, поскольку все они были гражданами России, кроме капитана Тенгиза Габиани, переходившего границу оба раза вместе с группой.

Тот факт, что бойцы группы держались вместе, никого постороннего смутить не мог и подозрения не вызывал. Так происходит по всей России. Представители кавказских национальностей кучкуются и друг друга поддерживают. И мало общаются с коренным населением. Впрочем, и коренное население здесь, в районе Сочи, во многом состоит из тех же представителей кавказских национальностей, и группа к себе не привлекает лишнего внимания…

* * *

Зашифровав с помощью другого музыкального диска свое сообщение, полковник Мартинес сразу отправил его. И только после этого, уничтожив все следы своей работы, чтобы никто, добравшись до ноутбука, не сумел понять, чем Мартинес здесь занимается, полковник вставил карту памяти в картридер, чтобы посмотреть и оценить работу администратора туристической базы в качестве фотографа и видеооператора. С фотографиями Арсанак справился лучше. Видеосюжеты он снимал той же самой камерой, но навыков для такой съемки имел мало, и потому кадры часто получались расплывчатыми и малопонятными. Тем не менее даже фотоматериалов хватало, чтобы рассмотреть профессора Скипидарова.

К удивлению полковника Мартинеса, профессор Скипидаров оказался еще довольно молодым человеком, худощавым, но сложенным отнюдь не спортивно, о чем говорила сутулость. Но это могло быть следствием долгой работы за столом. Видимо, пристрастие к горным лыжам было только пристрастием и в какой-то степени мечтой, но не горячим желанием, со временем перерастающим в умение. Иначе Валерий Львович катался бы не на трассе для начинающих, а на более сложной трассе.

Внешний осмотр, и даже не вживую, а по фотографии, уже давал какое-то представление о человеке. И это корректировало заранее составленные планы. А планы изначально строились исходя из того, что профессор Скипидаров имеет определенную спортивную подготовку, и эту подготовку группа похитителей будет использовать при переходе границы. Трудно нести на себе человека через границу, хотя это тоже возможно. Но кто-то из штабных офицеров ЦРУ, познакомившись с информацией, что Валерий Львович четыре года подряд предпочитает проводить отпуск на горнолыжном курорте, решил, что профессор человек спортивный, и все планы в дальнейшем строились исходя из этого. Но теперь корректировать планы было уже, скорее всего, невозможно, и работать придется исходя из обстоятельств.

Размышляя над фотографиями, полковник Мартинес не сразу среагировал на легкий стук в дверь. И только после повторного стука развернул ноутбук так, чтобы вошедшему не виден было монитор, и пригласил:

– Войдите…

Вошел Бексолтан, и полковник убедился, что капитан Габиани был прав, когда высмеивал походку курсанта. Бексолтан в самом деле едва передвигал ноги, причем так, словно в штанах у него пряталась тяжелая гиря.

– Устал отдыхать? – спросил полковник. – Сделай разминку. После разминки легче будет ходить. Просто те же самые мышцы слегка разогрей, хотя бы поприседай, и все будет в порядке. Или в своей комнате по полу поползай. С сильным напряжением мышц. Это поможет…

– Мне сейчас позвонили, – мрачно сказал Бексолтан. – Сампозвонил, – ударение на слове «сам» говорило о том, что звонил Доку Умаров, чье имя по совместной договоренности вслух не произносилось, поскольку американская сторона тоже признавала Доку официально международным террористом. – У нас временные неприятности. Женщина, которая должна была организовать отправку всего груза сюда, внезапно умерла. Сердце, говорят, нервной нагрузки не выдержало. А это значит, что мы можем здесь завершить свою операцию. Без груза мы ни на что не способны.

– И что?

– Придется возвращаться, и самим все организовывать. Не люблю я таких сбоев. Они меня из колеи выбивают. И возвращаться не люблю без результата. Однако придется…

Глава пятая

Автобус с группой захвата прибыл с большим опозданием, когда следователи и опера уже успели досыта наговориться и с чудом оставшимся в живых омоновцем, и с пленниками. Но водитель был новый, по горным дорогам ездить на больших транспортных средствах не наученный, и потому он останавливался почти перед каждым поворотом. И потому времени хватило не только на предварительные разговоры, что называется по душам, но и на составление протоколов.

Самым откровенным и чуть ли не радостно-болтливым оказался тот, у которого застрелили жену. Всем показалось, что он очень рад освобождению от семейных уз. Рад больше, чем расстроен задержанием. Наверное, считал, что легко отделается, хотя по статье о содействии терроризму не бывает тех, кто легко отделывается. Но дагестанец об этом, возможно, не знал. Он в действительности мало походил на настоящего боевика и террориста, был словоохотливым, с рыхлым телом и, как показалось Бзоу Гозаровичу, человеком с нравом. Возможным было допустить, что он и его жена использовались только как прикрытие для перевалочной базы. Это обычный метод вербовки для будущих серьезных дел. Сначала привлекают на небольшое задание, можно сказать, на услугу, которую хорошо оплачивают. Потом просят оказать следующую услугу. Дальше – больше, а заканчивается все уже трагически. Не можешь, научим, не хочешь, заставим. Доку Умаров всегда пользовался подобными методами. А словоохотливый дагестанец, как подумалось подполковнику Ахубе, с радостью отдал бы свою жену в потенциальные смертницы. И даже подсказал бы, как лучше ее уговорить.

Но автобус пришел. Для группы захвата работа досталась совсем простая: разделить пленников, чтобы они не могли совместно обсудить свое положение и выработать единую линию поведения, рассадить их в разных местах в автобусе и хорошенько присматривать.

– В случае чего, – стал наставлять подполковник Ахуба, – никто не обидится, если особо болтливые без зубов или без языка до камеры доберутся. Не церемоньтесь с ними. Они бы с вами церемониться не стали.

Сам Бзоу Гозарович, когда ему позвонили, направился в свой управленческий микроавтобус. В правом внутреннем кармане подала «голос» трубка. Сотовый телефон находился в чехле на поясе. Спутниковая подальше от посторонних глаз – во внутреннем кармане куртки. Памятуя о громкой связи этой трубки, Бзоу Гозарович, чтобы спокойно поговорить, решил отойти подальше в сторону.

Звонил Константине. Обычно звонки бывают односторонними. Ахуба строго инструктировал по этому вопросу. Звонки ему только тогда, когда есть данные, требующие быстрых реакций.

– Да, Константине, я тебя слушаю, – отозвался подполковник, оглядываясь.

На него смотрел только один спасшийся омоновец, но смотрел так, словно ждал милости от человека, нацепившего на него наручники. Остальным дела не было до того, что Бзоу Гозаровичу кто-то позвонил. Последние офицеры следственной бригады СГБ уже усаживались в микроавтобус. Начала посадку и следственная бригада прокуратуры. Большой автобус с группой захвата тоже готовился к выезду. В открытые задние двери по одному, в окружении двух бойцов, заводили пленников и рассаживали так, чтобы все оказались под контролем.

– Бзоу Гозарович. Даур с Зауром записали через свою аппаратуру разговор курьера с хозяином дома. Курьер заплатил водителю за то, что тот повез две коробки с детонаторами в горное село. Мы уже не успеем догнать и отследить, куда отвозят.

– В какое село? – спросил Ахуба. – Само село они называли?

Константине назвал село. Подполковник чуть не подпрыгнул.

– Все. Я понял. Извини, некогда. Я сейчас здесь и нахожусь. Нужно подготовиться к встрече. Продолжайте работать по плану.

Убрав трубку, Бзоу Гозарович сделал знак старшему в следственной группе прокуратуры, потом нашел глазами командира группы захвата майора Саманджия и знаком подозвал к себе. Объяснять начал, когда подошли оба, хотя руководитель следственной бригады прокуратуры намеренно не спешил, показывая свою независимость.

– Мне сейчас позвонили и сообщили, что сюда направилась машина с детонаторами. Если мы сейчас захватим водителя машины, мы никогда не узнаем адреса других подобных «схронов». А по нашим данным их, по крайней мере, еще пять. Может быть, даже больше. Водитель, который коробку привезет, находится под наблюдением. Необходимо, чтобы хозяин дома, тот, болтливый, «перевалочная база», принял детонаторы и быстро отправил водителя. Потому требуется убрать от двора весь транспорт. Бойцов группы захвата предлагаю переодеть в одежду пленных бандитов, вооружить их оружием и никак не показывать, что здесь произошло. Джарназ Баратович, готовь своих людей и гони сюда «перевалочную базу». Я его сам сориентирую. И еще… Поставь трех человек, пусть ворота навесят. Мы их аккуратно выбили. Можно легко восстановить.

Майор Саманджия козырнул, поспешил к автобусу и сразу же послал к подполковнику под охраной молодого высокого бойца хозяина дома. И еще три человека стали восстанавливать ворота, что, впрочем, оказалось делом более сложным, чем изначально показалось подполковнику СГБ.

– Наручники ему сними, – потребовал Ахуба.

Боец беспрекословно выполнил приказ.

– Бзоу Гозарович, какова наша задача? – Полковник из прокуратуры, кажется, понял, что он не подходит к оперативному командованию, и вроде бы согласился с тем, что командует Ахуба. И даже вежливо поинтересовался своей задачей.

– Как и нашей бригады, товарищ полковник, – не спугнуть. Здесь останутся только бойцы группы захвата и этот… – Он кивнул в сторону «перевалочной базы». – Мы с вами отбудем на другой конец села, чтобы нас не заметил водитель.

– Тогда мы сразу поехали, – решил полковник.

– Конечно. И подальше, чтобы случайно никого не встретить. Через все село на другой конец. Мы сейчас туда же отправимся. Там, кажется, тупик и только выход на тропу. Машине не проехать. По крайней мере, по карте так. – Ахуба резко повернулся к пленнику, потирающему волосатые запястья. Наручники оставили на руках заметный след.

– Не нравится в наручниках ходить? – спросил Бзоу Гозарович, угрюмо глядя в глаза мужчине и пытаясь оценить, можно ли с тем договориться.

– А кому же понравится…

– За тобой выбор: часто их носить или редко…

– Что я должен сделать? – Задержанный уже понял, что ситуация меняется и он имеет возможность заработать себе снисхождение, и потому его голос звучал почти угодливо и с большой долей надежды.

Объяснение не заняло много времени. Кажется, хозяин дома все понял правильно. Бойцы группы захвата уже заставили раздеться своих пленников. Подполковник Ахуба хотел уже было сесть в микроавтобус, чтобы уехать со своей следственной бригадой, когда вдруг у него возникла идея. Дав указание коллегам, которые сразу уехали, он остался, решив сам изобразить одного из бандитов. Побриться после ночной засады Бзоу Гозарович не успел. Так что выглядел соответственно выбранной роли.

* * *

Ждать пришлось около сорока минут. Видимо, водитель легковой машины хорошо знал, что везет по разбитой дороге, и старался избежать чрезмерной тряски, если ее вообще можно избежать на дорогах Абхазии, которые давно уже никто не ремонтировал, особенно в отдаленных районах. И даже то, что сами детонаторы находились в заводской, очевидно, амортизирующей транспортировочной упаковке, дела не меняло. Водитель предпочитал езду осторожную, тем более что он в этот день уже находился много часов за рулем и значительно утратил внимательность, так что у Ахубы была возможность подготовиться к встрече машины и кое-что пред– принять.

Подполковник Ахуба отошел в сторону, почти на другой конец двора, и набрал номер Константине.

Тот ответил сразу:

– Сидим, командир, ждем… Глаза уже закрываются. В доме тоже тишина. Курьер, я думаю, после ночного перехода границы решил отдохнуть и завалился спать.

– Константине, спроси близнецов, могут ли они узнать номер трубки водителя.

– Я понял, командир. Сейчас позвоню им, потом дам вам знать.

– Я жду.

Одно ожидание другому не мешает, тем более что одно с другим совмещено только по времени, но не по действию. Константине позвонил уже через две минуты.

– Командир, техника Даура и Заура не позволяет им определить номер. Но в доме стоит аппарат с голосовым АОНом. Если трубку сразу не снимут и дадут аппарату сообщить номер, они могут услышать. Но это даст нам мало. Мы все равно не сможем прослушать эту трубку. Даур говорит, что для прослушивания следует обратиться к американцам. Они поставили в Грузии вдоль границы с нами и с Россией радиопеленгаторные станции и прослушивают сотовую связь во всем регионе. Только я сомневаюсь, что американцы согласятся нам помочь.

– Потому мы и пользуемся только спутниковыми трубками, – показал подполковник, что хорошо знает эту американскую устаревшую систему прослушивания. Еще во времена Советского Союза такие станции были поставлены по всем границам СССР, и войска радиотехнического осназа входили в системы КГБ СССР и военной разведки. Американцы сейчас имеют, конечно, и более современные системы прослушивания и контроля за эфиром, но в Грузию новые свои дорогие разработки поставлять, конечно же, не собираются. И дорого, и опасно, потому что сама судьба Грузии не совсем ясна американским политтехнологам и есть возможность, хотя и неустойчивая, со сменой политического режима на неугодный Америке потерять свое влияние.

– Даур говорит, что, даже если трубкой будут пользоваться в комнате, которая прослушивается дистанционным микрофоном, слышно будет только одну сторону. Ту, что в комнате.

– Спасибо и за то. Пусть слушает. Возможно, водитель будет скоро звонить.

Осталось совершить еще один звонок, но целесообразность этого звонка могла бы определиться лишь после визита водителя и выяснения его телефонного номера. И вообще этот звонок был для самого Бзоу Гозаровича важным и не самым приятным шагом, который все же следовало сделать.

* * *

С этим внешне не очень опрятным, всегда сильно воняющим чесноком старикашкой, часто гуляющим по набережной Махаджиров <sup>[12]12
  Набережная Махаджиров – часть сухумской набережной, главной улицы города Сухуми. Названа так в честь абхазов, высланных в XIX веке в Турцию царским правительством.


[Закрыть]</sup> , опираясь на тросточку с замысловатой резной рукояткой из слоновой кости, как тогда показалось, Бзоу Гозарович познакомился случайно. Подполковник Ахуба видел его несколько раз и обратил внимание на старикашку главным образом из-за несоответствия его внешнего вида и тросточки. Сам человек был одет очень просто и бедно. Всегда в светлой рубашке, в заношенной чуть не до дыр и с многочисленными неотстиранными пятнами, и в таких же потертых и не совсем чистых светлых брюках. Иногда на голове человека была среднеазиатская тюбетейка, которая в Абхазии казалась предметом посторонним. И уж совсем посторонним предметом для этого бедно одетого человека была трость с рукояткой из слоновой кости, вырезанной так искусно, что ей, казалось, место только в музее.

У Бзоу Гозаровича в жизни было две страсти – футбол и нарды. Но, если в футбол он играл только в юности, а потом превратился лишь в болельщика, то нарды как любил с детства, так и оставался любителем этой игры в продолжение всей жизни. Любители нард обычно собираются прохладными вечерами на скамейках набережной Махаджиров, и Бзоу Гозарович частенько, когда выпадало свободное время, проводил его там. Рядом с играющими часто останавливался этот старик, дышал чесноком и, когда кто-то удачно бросал кости, в знак одобрения постукивал тростью по тротуарной плитке, заменившей на набережной асфальт. Иногда и сам присаживался, чтобы принять участие в игре. Рассмотреть в руке рукоятку трости было сложно. Но Ахуба несколько раз видел ее как раз в такие моменты, когда этот человек сам играл и тросточку свою, сидя на скамейке, зажимал коленями. Но играть друг против друга Бзоу Гозаровичу и любителю чеснока не приходилось. Но однажды так получилось, что после игры они двинулись по домам в одно и то же время и в одном направлении. И почти невольно посмотрели друг на друга, взглядами выражая приветствие, но не здороваясь вслух, поскольку раньше они вообще ни разу друг с другом не разговаривали. Но в этот раз человек с тросточкой шагнул в сторону Ахубы, и Бзоу Гозаровичу было просто неудобно отвернуться.

– Вы, Бзоу Гозарович, сегодня рано домой отправились, – сказал вдруг старик.

– Я не домой. На работу нужно заглянуть, – будто оправдываясь, проговорил Ахуба, не сразу сообразив, что человек назвал его по имени-отчеству, то есть уже знал, с кем имеет дело.

– На службу… Это дело святое… – сказал старик.

Уж теперь-то, после того как прозвучало слово «служба», Бзоу Гозарович сразу сообразил, что этот человек знает о нем гораздо больше, чем могли бы сказать любители поиграть на набережной в нарды. Работу службой обычно называют люди военные.

– Дело святое, – мрачновато согласился подполковник.

– А я хотел вас в гости пригласить. Чаем угостить, поговорить кое о чем.

– О чем? – спросил Бзоу Гозарович и внимательно посмотрел в глаза пожилому мужчине. И только тут вдруг заметил, что эти глаза, слегка мутные от возраста, принадлежат очень умному человеку.

– Есть у меня разговор интересный. И для вас интересный, и для меня тоже, как мне кажется. И касается напрямую вашей службы и вашего будущего.

В глаза этому человеку смотреть не следовало, понял подполковник Ахуба, но было уже поздно, и он, сам не понимая, как и почему, вдруг согласился.

– В принципе, у меня дела на службе не срочные. Они могут и подождать.

– Вот и хорошо, товарищ подполковник. Меня зовут Мизан Сетович. Фамилия моя Барателия. Генерал Барателия. В отставке – генерал. Уже много лет в отставке. Почти тридцать. И погоны за эти годы ни разу не надевал.

Так состоялось знакомство подполковника службы государственной безопасности Абхазии с отставным генералом военной разведки Советского Союза, но все еще резидентом ГРУ в Абхазии Мизаном Сетовичем Барателия.

Резидент ГРУ работал в Сухуми пусть и не на легальном положении, но, по крайней мере, не был нелегалом. И не имел оснований сильно скрывать свой род деятельности от абхазских спецслужб. Но вообще-то, просто отставной генерал – таковым значился. В досье, которое Ахуба потом уже посмотрел, было написано, что отставной генерал проходил службу в Генеральном штабе ВС СССР. Это настолько же растекаемое понятие, как просто сказать, что служил он в Советской армии. И ничего не говорилось в досье о его настоящем статусе. А статус, оказывается, был. Генерал продолжал служить, поскольку серьезные разведчики, как говорит пословица, даже на пенсии остаются разведчиками, если вообще уходят на пенсию, потому что они могут и в статусе пенсионеров продолжать разведывательную работу. Но теперь стало ясно, что генерал имел желание наладить сотрудничество между заинтересованным управлением ГРУ и подполковником СГБ. То есть хотел произвести банальную вербовку. При этом подробно описал выгоды, которые получит Ахуба от такого сотрудничества. И не только он сам, но и его управление, то есть не только личное благополучие вышло бы на новый этап, но и служебная карьера имела бы возможность к существенному развитию, поскольку технические возможности управления космической разведки ГРУ начали бы работать на Бзоу Гозаровича. Взамен требовалась только информация оперативного характера. Естественно, не вся информация управления, а только доступная подполковнику Ахубе. Генерал не просил невыполнимого.

Государственной изменой, учитывая отношения, складывающиеся между Россией и Абхазией, согласие на вербовку назвать было бы невозможно. Кроме того, Ахуба, как и большинство абхазов, имел одновременно и российское гражданство вместе с собственно абхазским. А как можно обвинить гражданина России в государственной измене, когда он работает на разведку России? Это невозможно. Да и не было в службе подполковника таких страшных секретов, что могли бы составлять государственную тайну. Опять же, государственная тайна может быть таковой в отношении Грузии, но при этом не быть в отношении России. Тем не менее само понятие «вербовка»резало слух.

Но и отказаться от такого сотрудничества было почему-то очень сложно. Взгляд отставного генерала мешал даже тогда, когда подполковник смотрел в стену или же себе под ноги. Но Барателия не торопил. Он сам предложил подумать и обратиться, когда «плод созреет».

И вот, кажется, плод начал созревать…

* * *

Давид Вениаминович Кольчугин не успел сделать и трех шагов от проходной, как откуда-то, словно из-под земли, вырос крепкий человек среднего роста и в гражданской одежде. Даже, скорее, эту одежду можно было бы назвать спортивной, а не гражданской.

– Подполковник Кольчугин? Я не ошибся?

– Я. Так точно.

– Капитан Молочаев. Вас командующий предупредил?

– Предупредил. Сережей тебя зовут?

– Так точно. Пойдемте, товарищ подполковник, к нашей машине. Мы уже ждем вас в готовности. Можем выезжать в Жуковский.

– Я еще не готов. Мне следует моего спутника из машины забрать, потом ключи от самой машины отнести на проходную. Дежурный за ними помощника пришлет.

– Командующий про спутника ничего не говорил.

– Мы с ним этот вопрос согласовали. Я не могу его здесь оставить. Не с кем.

– Ребенок?

– Почти сынок. Младшой…

Капитан пожал плечами и двинулся за Кольчугиным. Если командующий в курсе, значит, что-то изменилось после того, как капитан получал инструктаж. Дело обычное. Впрочем, когда сам спутник покинул машину и остановился рядом с хозяином, Молочаев, скорее, растерялся, чем смутился. Но быстро пришел в себя.

– Порода вроде бы не служебная…

– У этой породы служба особая. Спасать на воде. Мы же вроде бы в Сочи направляемся?

– В Сочи.

– Значит, будет где поплавать. Море большое.

– Только нам не к морю, нам в горы.

– Выберем время и до моря доберемся. Нас купальный сезон не волнует. С нашей шерстью можно даже в проруби купаться.

Молочаев только головой покачал, но на собаку смотрел добро, если не с восхищением. Видно, что человек собак любит, решил Давид Вениаминович. А это для подполковника уже было своеобразной положительной характеристикой человека

– Свою собаку имеешь, капитан? – спросил Кольчугин.

– У меня овчарка. Простенькая, даже без родословной. Мы по выставкам не ходим.

– Мы тоже не ходим, – ответил Кольчугин. – Мы просто живем друг с другом рядом, и оба этим счастливы. Хотя и родословная у нас почти королевская. Все предки чемпионы разных стран и народов.

Так они перешли на соседнюю стоянку, где стоял микроавтобус «Газель» с открытой боковой дверцей. За рулем сидел солдат, а в салоне уже ждали два человека в такой же спортивной одежде, как и капитан Молочаев. При приближении Кольчугина оба вышли, чтобы познакомиться с новым командиром группы.

– Старший лейтенант Старобубнов, – представился гигант со спокойным взглядом.

Пожимая руку старшему лейтенанту, подполковник Кольчугин невольно сравнил его со своим Валдаем. Два великана в группе, это уже хорошо.

– Зовут как? – поинтересовался Давид Вениаминович, чтобы сразу наладить более тесный контакт с бойцами.

– Только не спрашивайте, откуда такое редкое имя. Мне самому оно нравится. А зовут меня Серафимом. Серафим Иванович.

– Серафим, значит, пламенный. Хорошее имя, – согласился Кольчугин. – А все же, почему так назвали? Или секрет?

– Вообще-то не секрет. У меня родители уже в возрасте были, а детей не имели. Мама моя молилась, чтобы Господь даровал ей ребенка. А потом ей приснился преподобный Серафим Саровский и сказал, что через год она родит сына. Тогда еще второго обретения мощей преподобного не было, и поклониться ему было негде. Мощи, кажется, в Питере в музее атеизма хранились. Их только через три года после моего рождения в Дивеево перенесли. Но я родился. И назвали меня родители в честь святого русского.

– Хорошее имя, – еще раз сказал Кольчугин и повернулся к последнему члену группы.

– Старший лейтенант Сичкарь, – представился второй, невысокий, худощавый, в очках, далеко не спортивного вида, а о боевом виде уже и говорить не приходилось. Тем не менее руку пожать Кольчугину он постарался изо всей силы, что, впрочем, подполковника не впечатлило.

– Это наш прикомандированный компьютерщик, объяснил капитан Молочаев. – Командование думает, что нам очень потребуется его помощь.

Молочаев просто объяснил ситуацию, предвидя вопрос подполковника Кольчугина о явно не боевой внешности Сичкаря. В серьезный боевой марш по горам Давид Вениаминович не взял бы с собой такого офицера. Может быть, у человека есть, конечно, характер и терпеть он умеет. Но помимо характера в марше требуется еще и физическая подготовка. А ее у старшего лейтенанта, судя по всему, как раз и не было. А в руках у него был странный металлический цилиндр с двумя ручками с торцов.

– А это что за техника?

– По рекомендации старшего лейтенанта Старобубнова, товарищ подполковник, начал заниматься.

– Это, товарищ подполковник, тренажер «Бизон» для развития силы кисти и пальцев, – объяснил сам Старобубнов. – Полезная штука. Я начал заниматься, когда после ранения восстанавливал пальцы. Восстановил быстро. А потом ощутил, какой силой рука налилась. И Валентину Михайловичу порекомендовал.

– Тренировка никогда не бывает лишней, – вяло согласился Кольчугин, понимая, что силой рукопожатия все проблемы физической подготовки не решить. – А теперь попрошу познакомиться с Валдаем. Существо он спокойное, но не любит громких голосов и жестикуляции. Значит, рекомендую от этого воздержаться. Ну что, едем? Самолет ждет.