Текст книги "Жестокий рикошет"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Днем я видел склон горы. Склон неровный, состоящий из террас. И тропа, помнится, серпантином поднималась. И по террасам, вытянувшись вдоль склона, полосы «зеленки». Там, в «зеленке», и спрятаться можно, там и повоевать можно. Правда, выше склона и дальше – высокие горы шли, со снежными шапками. А за ними путь в сторону Ингушетии. Мне туда не надо. Свернуть в нужном направлении я всегда успею. Пока главная задача – обеспечить себе отрыв от погони и перевязать ногу. Сначала отрыв. Перевязка потом, когда запас времени позволит. Не такая рана, чтобы я сознания лишился из-за потери крови. А имея запас времени, я могу и сориентироваться лучше.

И я двинулся туда, к тропе.

Но едва удалился от дороги, как вздохнул с облегчением, радуясь своему выбору, потому что ущелье донесло до меня звуки автомобильных двигателей. А скоро и фары стало видно. Ехали две машины – как я определил без труда даже в темноте, два грузовика. Ехали быстро и уверенно, словно со сложной дорогой были хорошо и давно знакомы. Чужие так по ночам не ездят по горным дорогам. Пусть это и не серпантин, но все же полотно дороги тянется не всегда по дну ущелья, а временами на склон взбирается. И есть возможность при неудачном повороте загрохотать под уклон.

Конечно, для меня эти грузовики угрозы не представляли, а были бы опасны только в том случае, если бы я сдуру сел посреди дороги, дожидаясь, когда машины остановятся, а пассажиры, ткнув стволом мне под ребра, предложат подвезти. Что из грузовика можно увидеть? Только дорогу в месте, куда свет фар падает. Это освещенное пятно всегда кажется некоей материальной точкой, вокруг которой остальное словно бы не существует. И мне можно было бы легко спрятаться за первым же попавшимся камнем. Можно было бы самому рядом с дорогой согнуться в форме камня, и никто не принял бы меня за человека. Я успел бы. Это днем труднее. Днем видно лучше, видно далеко, особенно если смотреть сверху. А дорога к селу как раз сверху шла. И днем меня могли бы заметить сразу.

С грузовиками история – вообще палка о двух концах. Еще год назад, увидев на дороге грузовики, можно было бы смело выходить им навстречу. Это наверняка были бы военные машины, и я обязательно встретил бы своих даже раньше, чем ожидал. Правда, военные грузовики обычно ходят под прикрытием боевой машины пехоты или бронетранспортера, сейчас же такого прикрытия не было. Но и военные машины порой можно встретить без прикрытия. Я сам, когда мы на посту стояли, перекрывая дорогу, приказывал поднять шлагбаум после проверки документов. Сейчас же рисковать я не пожелал, потому что видел грузовики и у бандитов.

Лучше, не имея полной уверенности, надеяться только на свои ноги.

* * *

Так и получилось, что я бежал от близкого преследования, бежал, старательно создавая себе запас времени, а оказалось, что мне этот запас совсем не нужен. Меня, к моему глубокому удивлению, никто не преследовал.

Преодолев последние пару километров, я вышел на такое место тропы, откуда хорошо было видно село. Хорошо видно было бы, говоря по правде, в бинокль. Без бинокля видно было только село, но не видно того, что в селе происходит. Однако по крайней мере с этой точки можно было бы рассмотреть приближение погони. Когда она будет, эта погоня. Пока же ничего увидеть не удалось. Не намереваясь и дальше сидеть и ждать у моря погоды, я двинулся по тропе вверх, рассчитывая, что сверху обзор лучше и оттуда проще будет ориентироваться, выбирая дорогу на юг.

Пологая тропа не сильно утомляла, и, только преодолев ее на две трети, я, заметив большую кучу собачьих, видимо, экскрементов, остановился и задумался, потому что такая куча встретилась мне уже в третий раз. Потом присел и стал внимательно всматриваться и в саму тропу, и в окружающее ее пространство. Не сразу, но я понял, что это вовсе не человеческая тропа. То есть люди здесь тоже ходят, но не одни~ Это тропа скотогонная, и ведет она к горному пастбищу, на котором пасут овец. Более мелкие овечьи экскременты тоже встречались часто, но они не так бросались в глаза, как собачьи, и потому я не сразу обратил на них внимание. Собаки охраняют овец от волков и чужих людей. Не одна собака, а целая стая, наверное. Сами полудикие, как волки, и гораздо более сильные, чем те же самые волки. Если собаки набросятся на меня стаей, то автомат уже не поможет. А я шел, судя по всему, как раз туда, где собаки работают. На их охраняемую территорию.

Рисковый, выходит, я парень или с головой совсем не дружу. Третьего не дано.

Значит, поверху идти нельзя. По большому счету, как я слышал, обычно с пастбищ и уйти бывает некуда. Пастбища здесь издавна так выбирались, чтобы к ним было минимум путей, иначе соседи выберут момент, нападут и угонят единственное достояние села или целого тейпа – стадо. Воровство скота у соседей – это основной промысел горных чеченцев на протяжении многих веков. И, рискуя нарваться на собак и вооруженных чабанов, я в дополнение ко всему могу еще и попасть в западню, не имеющую выхода. Что там за пастбищем? Дальше, издали, из села, видны были заснеженные горные вершины. Для меня в моем положении они непроходимы. Они могут быть проходимы для альпинистов или скалолазов, но не для меня, к этому не подготовленного. Значит, следует уже круто сворачивать и двигаться вдоль дороги. И строго на север, настолько строго, насколько позволяет местность. Впрочем, ошибиться в направлении невозможно, потому что дорога служит ориентиром.

* * *

Мне трудно было точно припомнить, сколько же времени нас везли до села. В сознание я пришел уже связанный в багажнике машины, и значительная часть пути уже наверняка была позади – половина, четверть, три четверти или треть~ Вопрос стоял именно в том, какая именно часть пути, насколько значительная часть пути? Путь, пока я пребывал в сознании, занял не меньше двух часов. Может быть, чуть больше, может быть, даже два с половиной часа, но меньше трех. Когда ощущаешь дикий физический дискомфорт, привычное чувство времени и вообще ориентация в нем нарушаются. А сколько мы ехали до этого? Можно ли просчитать?

Захватили нас в предгорьях. В сознание я пришел, когда за окном уже были горы. Я их не мог рассмотреть, но горы ощущались по движению машины – угол наклона, натужность работы двигателя, даже такого мощного, как у джипа «Гранд Чероки». Все это хорошо вспоминается задним умом. Да, значит, до гор мы уже добрались. Но до начала гор добраться можно было и через полчаса, и через час пути. И еще через три часа пути вокруг были бы тоже только горы.

Как же во времени сориентироваться? Сориентироваться нельзя, поскольку я не знаю самого момента, когда нас загрузили в машину и повезли. В этом случае нельзя даже приблизительно знать время, когда мы в село прибыли. Нас ведь могли вывезти и в начале ночи, и утром. Разброс во времени слишком большой.

Путь может быть очень длительным и трудным. И трудно идти, не зная, сколько же всего тебе предстоит пройти. Однако, когда знаешь, ради чего идешь, уверен, что обязательно путь одолеешь. Что касается усталости, то здесь я вполне был в состоянии на себя положиться. На моем счету несколько пятидесятикилометровых тренировочных марш-бросков. И во время срочной службы, и после, во время службы по контракту. Двадцатикилометровые марш-броски – не редкость. Пятидесятикилометровые обычно достаются только офицерам и прапорщикам, и берут тех контрактников, кто пожелает. Иногда предлагают и солдатам срочной службы, кто в себе уверен. Это не обязательная тренировочная дисциплина. Но я в себе уверен был всегда. С самого детства на лыжах бегал, не зная усталости. А уж теперь-то тем более не устану. И рана не такая серьезная, чтобы могла мне помешать. Сто километров, сто пятьдесят километров – их я преодолею без сомнения. А если дальше – дальше уже российские области, надо полагать, пойдут.

Но моя задача состоит не только в том, чтобы уйти как можно дальше и добраться до своих~ Моя задача в том, чтобы преодолеть путь как можно быстрее, чтобы рассказать о десяти пленных солдатах и вернуться уже с другими солдатами, чтобы освободить пленников~ Иначе нет смысла во всей моей затее. Я мог бы потихоньку-полегоньку добираться куда-то, подкармливая себя орехами, которых в здешних лесах полным-полно, забираясь в огороды первого попавшегося села, чтобы и там подкормиться. А за это время пленников могут куда угодно перевести, перепрятать, и тогда невозможно будет доказать, что они существуют. Их вообще могут расстрелять и закопать.

Я шел и шел, стараясь не думать о том, сколько же я прошел, и уж тем более старался не считать, сколько пройти осталось. Передвигаться старался над дорогой, идущей по дну ущелья. Там, рядом с дорогой, и ручей пробегал более основательный, нежели попавшийся мне раньше. Если будет необходимость, всегда можно спуститься, умыться и напиться. Но пока можно обходиться без воды. Пока язык во рту не трескается, надо терпеть. Так легче преодолеваются километры, которые я старался мысленно не считать, хотя так же мысленно уже составлял в голове карту и помнил каждый поворот дороги в правильной последовательности. В такой правильной последовательности, что разложи кто-то передо мной кучу местных карт, я только по конфигурации дороги смогу показать, где я шел. Эту способность за собой я хорошо знал и сейчас пользовался ею.

Дорога подо мной была чистой и свободной, и манило спуститься на нее, чтобы двигаться по гравийно-грунтовому полотну, плотно утрамбованному за десятилетия эксплуатации, а не по склону, где даже нет тропы и где раненая нога постоянно вынуждена находиться в напряженном полусогнутом состоянии, и сменить согнутую ногу можно только в том случае, если идти в обратную сторону. Однако передвигаться по дороге было слишком рискованно, потому что там человека видно издалека, в отличие от склона. Но взгляд все чаще возвращался к дороге, по которой за несколько часов, что я шел над ней, только трижды проезжали легковые машины. Они, конечно, тоже представляют собой угрозу. Не только потому, что в машине могут оказаться бандиты, но и потому, что каждый водитель может стать носителем информации об одиноком путнике. И сразу станет ясно, кто этот путник и куда он идет. И потому я предпочитал при появлении звука двигателя прятаться в кустах или среди камней. Хорошо, что на склоне звук слышно было издалека, а потому и время, чтобы выбрать укрытие, у меня было. Но неизвестно было, как слышно звуки двигателя на самой дороге, где акустика отличается своими характеристиками. Машина может неожиданно приблизиться, выскочить из-за очередного поворота тогда, когда у меня не будет возможности вовремя спрятаться. И я шел по склону, превозмогая боль в раненой ноге, и все чаще думал о том, чтобы спуститься на дорогу. Потом проехали два грузовика. Тентированные кузова кого-то скрывали. Наверное, это были те самые грузовики, что ехали в обратном направлении на рассвете. Хотя вовсе и не обязательно. Но не так много, наверное, в этих местах грузовиков, чтобы они появлялись часто. Возможно, это были грузовики с постов на дороге. Одну смену увезли, другую привезли или еще какую-то подобную операцию совершили. Может, просто за продуктами для постовых ездили. Каждая машина для своего поста. Хотя, наверное, рациональнее было бы гонять одну машину, чтобы обеспечить сразу два поста продуктами. Но это неважно. В грузовиках могли оказаться и охотники за моей персоной, прибывшие на посты в дополнение к сидящим там людям. А такой расклад событий мне, естественно, совсем не нравился.

Но дорога все манила к себе возможностью иди по ровному месту. И хотя я умышленно совершенно не прилагал усилий, чтобы приблизиться к ней, тем не менее не умышленно приближался, и приближался заметно. Дело в том, что путь по склону я себе не выбирал. Я шел поперек спуска там, где идти было можно. Но чем дальше, тем склон с левой от меня стороны становился отвеснее, и мне, чтобы продвигаться вперед, следовало спускаться все ниже и ниже, все ближе и ближе к дороге. По другую сторону ручья, все так же провожающего дорожное полотно по дну ущелья, вообще стояла каменная стена, которую преодолеть было невозможно, только перед этой стеной шла полоса «зеленки» метров в сорок шириной. Может быть, следовало туда перебраться, чтобы идти по более ровному месту. Но я решил время на переход не тратить и продвигаться вперед прежним маршрутом до тех пор, пока это будет возможно, ибо за следующим поворотом местность может оказаться непроходимой.

Так и оказалось, как я предполагал.

За поворотом путь мне преградило нагромождение крупных камней, а дальше, за камнями, если бы я стал их преодолевать, стояла стена, круто заворачивающая к ущелью. Выход был один – спуститься к дороге, хотя и это тоже пришлось сделать не сразу, потому что по дороге быстро ехал светло-голубой «жигуленок». Дождавшись, когда он скроется за поворотом, я подобрался уже почти вплотную к дороге, когда снова услышал шум двигателя. Причем совсем близко, и едва-едва успел плюхнуться в первую попавшуюся ямину. Тот же самый «жигуленок» уже возвращался~

Такое событие не могло остаться без внимания. И объяснений было только два. Первое – кто-то поехал по своим делам, но не вовремя вспомнил, что забыл дома нечто важное, и решил на той же скорости, если не быстрее, вернуться, чтобы потом, опять так же быстро, отправиться в новый путь. Второе – впереди был один из двух мне известных постов. Место для расположения поста очень даже подходило, поскольку ущелье здесь стискивалось скалами до узкого проезда. Самое удобное место, чтобы контролировать всех проезжающих или даже проходящих, типа меня. И нет, по всей вероятности, возможности пост обойти.

Когда машина, возвращаясь, проехала мимо меня, я успел увидеть, что в салоне кроме водителя сидит еще один человек. Но был он с оружием или без оружия – рассмотреть не удалось, поскольку автомат в окно никто не высовывал, а пассажир высовывал только руку, ловя ветер раскрытой ладонью. Вполне вероятно, что кто-то ездил на пост, чтобы передать приказ. Против такого утверждения был только один аргумент. Я видел на столе перед Авдорханом Дидиговым мобильный телефон. Значит, здесь существует сотовая связь. А если она существует, любой приказ на пост проще передать по телефону, чем гонять туда машину.

Однако и это утверждение не может быть категоричным, поскольку существует сколько угодно контрутверждений, разрушающих весомый вроде бы аргумент. Например, здесь, на посту, нет элементарной розетки, чтобы можно было подзарядить аккумулятор трубки. Вот и возникает необходимость съездить и доставить аккумулятор для осуществления той же двусторонней связи.

Конечно, пост в таком узком месте выставлен правильно и представляет угрозу человеку в моем положении. Но я давно знаю: где люди уверены, что они прочно перекрыли проход, там пройти легче, чем в ином месте, где уверенности нет и потому постовые напряжены и внимательны. Труднопроходимый участок, напротив, вызывает у охраны расслабление. И при умении этим можно воспользоваться себе во благо. Именно при умении. При умении маскироваться, при умении ползать тихо и быстро, как змея. И при этом наносить смертельные удары.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Подождав, когда машина удалится, я сначала внимательно присмотрелся к тому, что ждет меня по ту сторону дорожного полотна, особое внимание уделив «зеленке», чтобы оттуда мне навстречу не возникла какая-либо неприятность в виде поднятых в боевое положение автоматных стволов, потом спустился, быстро, почти не хромая, хотя боль чувствовалась, перебежал дорогу, миновал мелкий ручей, не задержавшись на «водопой», и сразу углубился в заросли, чтобы не быть долго видимым со стороны. Так всегда бывает – редко что замечаешь за пределами дороги, но на самой дороге любой новый предмет видно сразу. При этом прямо во время передвижения я примерно прикинул скорость только что проехавшей машины и время, которое она могла затратить на путь до поста, если таковой существует, на короткий разговор и на обратный путь от поста до меня. Следовательно, я уже приблизительно знал, где может находиться пост, хотя до конца и не был уверен в его существовании именно здесь. Но сомневаться долго мне было не суждено. Едва я углубился в середину зарослей, как где-то впереди одиночно прокуковала кукушка, ей тут же очень хрипло ответила другая за моей спиной, и третья пожелала влиться в хор, подав голос с места, которое я только что прошел. Но я, человек хоть и городской, все же хорошо знал, что кукушки стаями не живут. Они могут жить в пределах слышимости друг друга, но не настолько близко, и той кукушке, что подавала голос слишком хрипло, лучше было бы кричать вороном. Я понял, что попал в ловушку и окружен уже с трех сторон. С четвертой перекрывать мне путь отхода необходимости не было, поскольку там была отвесная скала. Однако я не запаниковал, хотя и понял, что недооценил Авдорхана Дидигова, позволившего мне расслабиться и ошибочно почувствовать себя Рэмбо, хотя таковым себя не считал. Любой спецназовец, даже солдат, посмотрев эти фильмы про Рэмбо, может просто улыбнуться и даже не утруждать себя разбором элементарных профессиональных ошибок, допущенных киногероем. Пусть этим киношники занимаются. Нам некогда об этом думать. А мне лично подумать было о чем~ Впрочем, я думал недолго, я вообще, можно сказать, не думал, я просто сразу начал действовать, выбрав из нескольких вариантов наиболее, на мой взгляд, подходящий случаю. Это было несложно, поскольку я знал, чего ожидали бандиты от меня, а они не знали еще, что я догадался об их присутствии.

Ожидали они того, что я попытаюсь пройти мимо поста, там ждали меня и готовы были встретить. «Зеленка» в том узком месте тоже предельно узкая, и перекрыть ее нетрудно. Они, конечно же, перекрыли. И никого не пропустят. Подстрелить человека из-за куста можно легко, что они и постараются сделать. Не убить, а просто подстрелить. Перебьют ноги, и уже никуда от них не денешься.

Бандиты предполагали, что я могу каким-то образом обнаружить засаду, и потому перекрыли все три возможных пути отхода: спереди меня ждали, со стороны дороги тоже, видимо, из кустов выползли и ждали, и позади устроили из каркающей кукушки засаду. Это на случай, что я умудрюсь все же отступить невредимым. Но я пошел туда, куда идти не должен был. Я пошел к отвесной скале. И даже не пошел, а побежал, несмотря на боль в раненой ноге. Но при этом даже сам себя не слышал, настолько тихо я передвигался. К своему удивлению, я даже стука собственного сердца не слышал, хотя думал, что, оставшись в одиночестве, в такой сложной ситуации буду волноваться. Я не волновался, хотя никогда раньше не выполнял боевую задачу в одиночестве. Наверное, сказалась подготовка и тренировки, сказалось непосредственное участие в боевых действиях. Когда привыкаешь, ничто постороннее уже не мешает. И волнение тоже не мешает. Если оно и есть, то слабое, незначительное.

Я быстро проскользнул под скалу, прислушался, осмотрелся и убедился, что просчитал правильно. Здесь никто не догадался выставить заслон. Он, может быть, и выставлен прямо под скалой, но только впереди, ближе к самому посту, где перекрыты все возможные проходы, но здесь никто о такой необходимости не подумал. Да и не было здесь, к моему счастью, этой необходимости.

«Кукушки» больше не куковали, довольные, что заперли меня. Ведь я даже у самой скалы все равно оставался пока еще запертым. Однако трудно было предположить, что каждую из сторон они перекрыли сплошной цепью. Для этого слишком много людей надо. А ведь сплошной цепью следует перекрыть проход около поста. И потому я, оказавшись на земле, легко и быстро пополз в обратную от поста сторону.

Если спросить любого солдата спецназа ГРУ, какое из занятий в базовой подготовке самое надоедливое и нудное, каждый наверняка ответит, что ползанье. Сам много раз так говорил и от других слышал. Ползать нас заставляли, как нам самим всегда казалось, неоправданно много и без всякой необходимости. Потом, когда мы стали участвовать в боевых действиях, ползанье на занятиях уже не выглядело ненужным, потому что в лесах и в горах часто приходилось использовать этот не самый быстрый способ передвижения. А сейчас, как я понимал, только умение ползать долго, быстро и беззвучно и могло меня спасти.

И я полз, огибая кусты и деревья. Где необходимо было повернуться на бок, чтобы между двумя стволами протиснуться, я переворачивался, где такой необходимости не было, я скорости не сбавлял. Вообще-то я обучен ползать и быстро, когда требуется, и медленно, совершенно беззвучно, если нужно. Три месяца назад вместе со старшим лейтенантом Скорняковым мы подползали к костру, у которого сидели двое боевиков, по совершенно открытому месту. И дело было не ночью, потому что ночью тот, кто на костер смотрит, в темноте ничего не видит, и к нему можно в полный рост подходить почти на расстояние удара. По крайней мере на расстояние прыжка и удара. Мы подползали в утреннем сумраке, когда все больше и больше светало. Ползли без звука, замирая при каждом движении боевиков. И подобрались так, что смогли произвести бесшумный захват. Настолько быстрый и настолько бесшумный, что четверо других боевиков проснулись только тогда, когда у них на руках наручники защелкивались.

Сейчас я полз быстро. Мне нужно было выбраться из опасной зоны. Сложность состояла в том, что я не знал точных границ этой зоны и мог ориентироваться только по недавней перекличке «кукушек». И местоположение каркающего голоса я мог определить только приблизительно. И потому я все же прополз дальше необходимого. А уже оттуда стал прислушиваться. И дважды уловил звуки явно не природного происхождения. Сначала ветка под нажимом треснула, потом кто-то просто в сторону перебежал. Перебежал именно в сторону скалы. Боевики хватились, видимо, но хватились поздно. Я уже прошел там. А если бы хватились раньше, я бы все равно прошел, потому что полз я настороженный и все впереди видел. Я наверняка заметил бы бандита раньше, чем он меня. И уничтожил бы. Но я все равно его уничтожу.

Интересно, сколько человек они смогли выделить в заслон? Не могли они много выделить. И количество людей у них наверняка ограничено, и это уже, по идее, последняя контролирующая линия. Последняя всегда бывает самой слабой, потому что до нее дело редко доходит.

Но хорошо бы не уходить сразу, а людей хотя бы посчитать~ Это не от злобы душевной и не от страсти маньяка к убийству. Это для того, чтобы себя обезопасить на будущее. И упростить свою задачу по освобождению пленников. Если меня здесь «закрыли» плотно, то, по всей вероятности, так же плотно «закрыли» везде. И постараются не дать мне возможности к своим прорваться. Значит, мне следует менять тактику, хотя и прорваться, пожалуй, тоже можно будет попробовать. Но, если ставить перед собой другую задачу, следует учитывать, что, закрывая плотно выходы, они наверняка ослабляют охрану пленников. И этим грех не воспользоваться. Хорошо, конечно, было бы вернуться к своим с ценной информацией. Но еще лучше вернуться с освобожденными солдатами, вчерашними пленниками.

* * *

Пусть и не война идет, но все же идут боевые действия. И в этих условиях я не просто человек, я солдат, я боевая единица, и не простая, а боевая единица элитного рода войск, самого боеспособного рода войск в российской армии. Меня похитили. Меня только что вот мечтали заманить в ловушку. Следовательно, я имею полное право отвечать жестко.

И я решил ответить. И начал как раз с того, кто сдвинулся в сторону скалы. Он ко мне ближе, чем другие. Он считает, что я где-то там, впереди, и никак не ожидает, что я окажусь у него за спиной. А я заходил именно со спины. Точнее, не заходил, а заползал. И уже не так быстро, как полз несколько минут назад. Теперь каждое движение было выверено и неторопливо, просчитано вперед еще на несколько движений. Пусть так медленнее, но так я останусь незамеченным наверняка.

Счет времени я не вел. Но показалось, что бандита я заметил почти сразу после начала движения. Он сначала слишком высоко держал голову, когда высматривал дорогу впереди, потом слишком высоко поднимал острый куриный зад, когда высмотренный путь осиливал, как ему казалось, ползком. Я ползал более беззвучно и несравненно быстрее. Уж про незаметность моего передвижения со стороны и говорить не стоило.

А бандит занял позицию среди кустов. И постарался устроиться с удобствами, ради чего долго ворочался, подкладывая и перекладывая под собой бушлат так тщательно, будто намеревался здесь по крайней мере переночевать. Это он, конечно, зря. Ночевать ему, может быть, и придется здесь, только сам он этого не ощутит. А бушлат он с собой не зря взял. Мне бушлат ночью может понадобиться, потому что ночи в горах даже в разгар лета прохладные.

Он совсем не слышал меня. Он словно бы полностью глухим был. Впрочем, наверное, и я от него ушел не слишком далеко, потому что сам себя не слышал. И, оказавшись у бандита за спиной, я встал в полный рост, пользуясь тем, что тень ложится в сторону, и нанес прикладом точный и сильный удар в затылок. Он даже звука не издал, только ткнулся носом в корни кустов. Я снял у него с пояса на спине солдатскую малую саперную лопатку, проверил – отточена так, как оттачивают в спецназе. Бандиты тоже научились лопатками пользоваться, но пользуются ими, как топорами. И считают это грозным оружием. Однако в спецназе проходят целый курс фехтования на лопатках. И не только фехтования. Лопатка способна и от пули защитить, если умело ею пользоваться. Короче говоря, мне лопатка была более кстати, чем ему. Спина моего противника была связана резиновыми креплениями «разгрузки». Значит, много больших карманов, и было, наверное, что в карманы положить. И все это может мне сгодиться. Я перевернул бандита лицом к небу. И узнал того парня, что в селе вытаскивал нас за шиворот из багажника машины. Под выхлопную трубу укладывал, чтобы мы не слишком восторгались чистотой горного воздуха. За это, конечно, не убивают. За это можно было бы ему просто морду набить. Но сейчас передо мной лежал не мой личный враг, который надо мной издевался. Передо мной лежал человек, который скоро придет в сознание и поднимет тревогу. И даже если его связать и засунуть кляп в рот, все равно сегодня или завтра этот человек будет способен помешать мне освободить десятерых пленных спецназовцев.

Но все же ударить человека, находящегося в бессознательном состоянии, убить его вот такого, беспомощного, у меня рука не поднялась. Я принялся осматривать содержимое больших карманов «разгрузки». Два сдвоенных рожка к автомату – очень даже сгодятся~ Сто двадцать патронов плюс к тому, что у меня осталось~ Три гранаты к «подствольнику» – значит, предстоит и автоматами поменяться, поскольку мой автомат без подствольного гранатомета. Кусок овечьего сыра и половина лепешки в целлофановом пакете. Это очень ценная находка. Несуразно большой складной нож. Складные ножи мало пригодны для боя, но, в крайнем случае, и этот может сгодиться, поскольку оружием может стать все, даже простая палка или остро отточенный карандаш~ И еще в одном кармане нашлась плоская металлическая фляга~ Хорошо, если с водой, хотя в таких обычно водку носят. Но мне и водка сгодится, чтобы рану обмыть~ А потом можно будет во флягу и воды налить.

У меня просто не хватило бы карманов, в которые все это можно поместить, и я стал снимать с бандита «разгрузку», когда он пришел в сознание. Я почувствовал, что он пришел в сознание, по напряжению мышц, хотя глаза он еще не открыл. Но ситуацию оценил, ощутил боль в затылке и понял, что произошло. Он явно готовился сделать мне какую-то гадость, и я приготовился. Глаза открылись почти одновременно с тем, как начала подниматься его нога, чтобы ударить меня в пах. Я просто поставил блок голенью и нанес удар подготовленной лопаткой. Точно в лоб. Кость захрустела так громко, что я оглянулся – нет ли кого-то поблизости, кто этот звук услышит. Никого, к счастью, рядом не оказалось, иначе не обойтись бы без выстрелов, а выстрелы мне ни к чему, потому что без выстрелов я сумею нанести противнику больше урона, чем при обоюдной перестрелке. Автомат бандита, чтобы он не попал в руки еще кому-то, я отнес в сторону и спрятал в кустах. Хорошо бы, конечно, забрать с собой и оружие, чтобы потом, после освобождения пленников, и их вооружить. Но таскать с собой лишний груз, тем более ползать с лишним грузом – это мне не очень улыбалось~

* * *

Облачившись в «разгрузку» бандита, я даже чувствовать себя стал иначе. Вооруженным~

Обычно «разгрузку» поверх бронежилета надевают. У бандита бронежилета не было. Воевать в бронежилете без привычки вообще трудно – слишком он тяжел, и сначала кажешься себе неповоротливым, словно танк. Но я привычный к такому доспеху и, если бы подвернулся, не отказался бы от лишней защиты. А без бронежилета «разгрузка» с большими тяжелыми карманами висела на мне несуразно. Но все равно это было лучше, чем вообще не иметь карманов. А главное оружие, которое мне было необходимо для завершения задуманного, нашлось – малая саперная лопатка.

И я не стал долго задерживаться на месте, памятуя, что здесь, в последнем заслоне, еще кто-то должен быть. Но напрямую, перпендикулярно ручью и дорожному полотну, не пополз. Кратчайший путь не всегда бывает самым правильным. И я начал большой обход, мысленно очертив полукольцо своего маршрута, которым должен был обхватить весь возможный заслон. И добрался, таким образом, до самых крайних кустов, отстоящих от ручья на пару шагов. Почему-то снова очень захотелось пить, словно я вообще не пил сегодня. Опять начал трескаться язык во рту. Но я сдержал себя, хотя мысль промелькнула, что никто и не увидит, как я к ручью шагну, и, как оказалось, опасался я не напрасно. Следующий бандит встал на колени буквально в пяти шагах от меня и остервенело почесал себя под мышкой. Он так увлекся этим сладким занятием, что ничего вокруг не видел и не слышал. Грех было таким случаем не воспользоваться, тем более что лопатка была у меня в правой руке.

Разворот для удара я делал уже в прыжке, который начал после двух шагов разбега. Бандит какие-то звуки услышал, начал непонимающе и потому неторопливо оборачиваться и уже в последний критический момент увидел меня, но наклониться за автоматом не успел, потому что лопатка уже опускалась острой гранью на его голову, украшенную зеленой повязкой с надписью арабской вязью. Естественно, повторять удар не пришлось. Одного удара лопаткой хватает любому человеку, даже с самым крепким черепом. А уж если удар наносится в прыжке, когда к движению руки добавляется вес и стремительность падающего вперед тела, то и говорить не о чем. Меня интересовал бронежилет и содержимое карманов. Бронежилет мне понравился из-за своей легкости. Это явно было не изделие российской оборонной промышленности. Не могу сказать, как он будет пулю держать, но чувствуешь себя в таком уютно и почти комфортно. «Разгрузка», надетая поверх бронежилета, сидела гораздо лучше и даже почти стягивала сам бронежилет на левом боку, где у него отсутствовала липучая застежка. Оставался только небольшой просвет открытого тела, но нужно быть снайпером, чтобы в этот узкий просвет попасть. Из карманов «разгрузки» бандита я позаимствовал только кусок вареной баранины с хлебом и пучок перьев чеснока. Значит, обед мне обеспечен, да и, пожалуй, на ужин и на завтрак кое-что останется, поскольку обжорством я никогда не страдал и умел обходиться малыми порциями еды, необходимыми только для поддержания организма в боевом тонусе. Два сдвоенных рожка с патронами я посчитал лишним для себя грузом, но и оставлять их бандитам не захотел и потому вместе с автоматом унес в самые густые кусты и спрятал точно так же, как первый автомат. Две же стандартные гранаты «ВОГ-25» для «подствольника» и две гранаты «Ф-1» отлично уместились в карманах «разгрузки».