Текст книги "Честный враг – наполовину друг"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Он опять начал нагнетать обстановку. Или мало показалось сказанного ранее, или просто есть у человека то, что называется домашней заготовкой, он не может остановиться, пока полностью все не выложит. Но мне-то это слушать неинтересно!

– Давайте ближе к делу, – снова предложил я.

– Сколько там процентов акций принадлежит вашей жене в медиахолдинге?

Вопрос прозвучал неожиданно, и я растерялся, не сразу найдя, что ответить. Наконец спросил:

– При чем здесь моя жена?

– Это я вам потом объясню. Сначала ответьте на мой вопрос.

– Не могу ответить, потому что понятия не имею. Знаю, что контрольный пакет у нее. И ни у кого нет блокирующего пакета. Следовательно, ее можно считать почти единственной владелицей. У остальных только понемногу в разных структурах... Но каким образом это должно вас волновать?

– Волнует, – сказал старший следователь по особо важным делам на удивление грубо и резко. – Еще как волнует. Правда, не меня.

Он даже в лице изменился. Стал злобным и властным, важным и наглым. – Самим собой, одним словом.

Я ждал продолжения разговора. Меня властностью и злобностью не прошибешь, как и автоматными стволами, бьющими в ребра. Мне аргументы нужны.

Абдулкадыров полез в стол и вытащил несколько листов, скрепленных степлером. С важным видом прочитал несколько строк, беззвучно шевеля губами.

– Вот текст договора, по которому ваша жена продает контрольный пакет акций медиахолдинга означенному здесь лицу. Сумма большая – пять миллионов фунтов стерлингов.

Я рассмеялся.

– Вам что-то не нравится? – не понял старший следователь.

– Контрольный пакет акций стоит по меньшей мере в сто раз дороже. Более точно я вам сказать не могу. Это не в моей компетенции, и я этими вопросами не занимаюсь. Я вообще не имею никакого отношения к собственности моей жены. Владелица – Катрин. Но я точно знаю, что в ее планы не входит намерение расставаться со своей собственностью.

– А входит в ее планы намерение стать вдовой? – спросил мент из-за тонированного забрала. – Сначала женой заключенного, а потом и вдовой?

Я вообще не обратил внимания на его слова. Я словно бы и не услышал их. Мне настолько сильно хотелось вообще не видеть этого типа, что я его не видел и не слышал, и он это почувствовал. Но я понял главное, я понял цель, которую они себе ставили. Обычное чеченское решение вопроса. Один из вариантов рейдерства. Приобретение собственности, в данном случае, путем шантажа. И даже предвидел следующий шаг. Мне предложат написать под диктовку признательные показания. И они будут храниться у них, чтобы впоследствии не возник судебный вопрос о признании сделки не состоявшейся.

– Планы – это только то, чего желает человек. А действительность – это то, что ниспошлет Всевышний, – Абдулкадыров показал потолку раскрытые перед грудью ладони, и сам туда же посмотрел.

Я не думаю, что его собственный, грубо говоря, карманный всевышний живет выше потолка, поскольку сам старший следователь не слишком высоко летает.

– Почитайте проект договора... Он, правда, на английском языке.

Это он к тому сказал, чтобы напомнить, как сам он только что якобы про себя читал текст. Он должен был знать, что английским я владею свободно, поскольку не только часто в Великобритании бываю, но и семья моя там живет, и диссертацию я там защищал, понятно, не на русском и не на чеченском языке. Следовательно, последняя фраза Асхаба Гойсумовича ко мне отношения иметь не должна. Ему хотелось показать свое знание английского.

– Что мне до этого договора. Я не решаю таких вопросов. Это не моя компетенция.

– А какова тема-то вашей диссертации? – вдруг спросил он. – Не забыли? Так я вам напомню. Мужчины должны править миром... И в семье главный все-таки мужчина. И пусть официально ваша жена миллионерша, а не вы миллионер. Но в действительности она сделает то, что скажете вы. Но и мы в свою очередь, обещаю вам, будем помогать. Мы очень наглядно и доходчиво объясним госпоже Катрин Азнауровой, почему ей необходимо согласиться на эту сделку. Заметьте, мы не предлагаем ей продать все акции. Мы предлагаем продать только контрольный пакет, что не заставит ее нищенствовать. И, уверяю вас, мы сумеем убедить ее...

– Сразу важный встречный вопрос, – остановил я его уверения, потому что знал, что во многом Абдулкадыров прав, и Катрин поддастся убеждениям и не допустит, чтобы я сел в тюрьму, тем более на пожизненный срок. – Несколько раз прозвучала формулировка «мы». «Мы» – это кто?

– Не буду объяснять, кому будет принадлежать ваш медиахолдинг. Вы сами прекрасно знаете, что большинство собственности у нас в стране принадлежит совсем не тем людям, которые официально значатся хозяевами. Могу только сказать, что ни вам, ни мне не допрыгнуть до действительного хозяина. А «мы» – это помощники.

И тогда я понял, что необходимо действовать немедленно и решительно. Иначе потом будет поздно. Необходимо действовать сразу, пока они еще не добрались до Катрин и не смогли ее убедить. Следовательно, мне необходимо начать действовать до того, как я попаду в камеру. И до того, как я попаду под опеку двух омоновцев, вооруженных автоматами. Против автомата любое карате бессильно...

Действовать, сейчас же, здесь же, в кабинете!

План действий созрел легко. Рыхлый старший следователь опасений мне не внушал. Сложно было справиться с ментом. Поскольку действовать необходимо было быстро и точно, и не дать омоновцам в коридоре услышать звуки борьбы. Значит, нельзя позволить никому из этой парочки закричать. Но как отключить мента? Он в бронежилете, который не пробить кулаком. При этом челюсть его прикрыта забралом, и доступен только маленький участок горла. Однако я не обучен убивать пальцами. Есть специалисты, которые пальцем дюймовую доску пробивают. Я сам таких видел. Я же могу только пробить несколько досок кулаком, локтем, ногой. А пальцем не могу даже одну. И пинком между ног мента не отключишь, пока он сидит. Да и после такого удара он завизжит. Тут не только два омоновца прибегут, тут их целый взвод прискачет.

Но я другое увидел. И сразу понял, что мне следует сделать.

– Я вам могу наглядно нарисовать схему, согласно которой все ваши усилия могут принести только неприятности тому, кто пожелает командовать медиахолдингом. Не думайте, что там все так просто. Там тоже есть свои силы, которые в тени остаются. Листок бумаги, пожалуйста...

Я говорил Асхабу Гойсумовичу, говорил убедительно и чуть свысока, как дуракам объясняют. На дураков это действует впечатляюще. Я демонстрировал им свое преимущество. И они на мою удочку попались.

Абдулкадыров вытащил из ящика стола чистый лист бумаги. Я придвинулся к столу вместе со стулом, оставляя мента слева от себя.

– Карандаш, пожалуйста...

Остро отточенный карандаш торчал из пластмассового стаканчика на столе.

Старший следователь протянул мне ручку.

– Карандаш, – повторил я.

Он дал мне карандаш.

Я нарисовал в верхней части листа небольшой четырехугольник и от него провел четыре линии-луча вниз. В самом четырехугольнике написал по-английски фразу, которую можно было перевести как «гроб для дураков».

– Вот, смотрите...

Старший следователь смотрел. Мент потянулся, чтобы тоже взглянуть, и полностью открыл горло. Карандаш был у меня в правой руке. Я развернул его острием вперед и одним коротким ударом вогнал менту в сонную артерию. И сразу выдернул. Но, выдергивая, я уже разворачивал корпус и готовил левую руку. К сожалению, я занимался только карате-кекусинкай, где запрещены удары кулаком в голову. Ребра крушить – это пожалуйста. А в голову можно только ногами. Но первый быстрый удар мне следовало наносить именно рукой. Так быстрее. Да и удар рукой, как правило, бывает точнее и эффективнее удара ногой. Это одна из причин, по которой каратисты не любят связываться с боксерами, хотя вслух этого не говорят. Есть такие, что, освоив азы, пытаются, но быстро понимаю разницу.

Карандаш я вытащил, чтобы быстрее вытекала кровь, одновременно развернулся и нанес удар. Короткий и резкий прямой удар левой. Бил, как заправский левша. Впрочем, в схватках на татами приходилось бить из любой стойки. Все зависит от того, как противник тебя поставит, и как встанет сам. Удар пришелся старшему следователю в лоб. Я рассчитывал попасть в челюсть. Но он хотел заранее упасть мордой в стол. И кулак попал в лоб. Лобовая кость самая крепкая из всех костей. Даже руке стало больно. Но Асхаб Гойсумович крепостью головы не отличался, и сразу ткнулся носом в настолько стекло. Я отбросил уже ненужный карандаш и добил его размашистым ударом локтем в затылок. Этим ударом я мог три кирпича проломить. Не знаю, что стало с его затылком, но нос по стеклу расплылся, наверное, широко. Вместе с кровью.

Не знаю, услышали ли звуки ударов омоновцы за дверью. Но дверь была обита утеплителем и сохраняла звукоизоляционные свойства специально, наверное, для такого случая. Я шагнул к двери и закрыл замок изнутри. Осталось малое – выйти самому. Внимательно осмотрев оконную раму и красивую кованую решетку, к этой раме практически крепящуюся, я кивнул сам себе, отошел на шаг, готовясь ударить, но передумал, вернулся у распластанным своим жертвам, забрал у мента свои деньги, его деньги, которые могли мне понадобиться, все документы и пистолет, затем, повторив ту же операцию со старшим следователем, в дополнение прихватив проект предложенного мне для просмотра договора, я вернулся к окну. Потом, вспомнив, вернулся к менту и поднял забрало, чтобы посмотреть, что это за тип и отчего голос его мне показался знакомым. И узнал его сразу. В поезде из Москвы он ехал в соседнем купе, и большую часть дороги стоял в проходе, глядя в окно. Может быть, меня караулил. Возможно, в Москве он похитил мои перчатки, убил женщину, которой я помог нести сумку, и на место убийства подбросил перчатку. Это значило бы, что мент причастен и к взрыву на вокзале. Однако размышлять над этим времени не было, и я в третий раз шагнул к окну. Но перед началом действия передернул затвор пистолета и дослал патрон в патронник. И даже на предохранитель его поставить не забыл. Я был готов к побегу и морально, и физически.

Разбег я начал с трех шагов. Потом прыгнул и одним ударом ноги вышиб наружу всю раму вместе со стеклопакетами и решеткой. И при этом умудрился приземлиться второй ногой на сам подоконник. Я сразу оценил обстановку внизу. Опасность при приземлении представляли собой только решетки, закрывающие ямы подвальных окон. Но я не собирался прыгать так близко. Дальше был газон, за ним стоянка машин. Там четыре гражданские машины, один водитель рядом со своей машиной, и еще один милицейский «уазик», на котором меня привезли. А там водитель с автоматом. Это я хорошо помнил.

За окном была свобода, но до нее еще было необходимо добраться.

Время терять нельзя, сомневаться и опасаться поздно. Я прыгнул, удачно приземлился, сгруппировался и перекатился, чтобы смягчить эффект приземления, и по инерции вылетел на автостоянку. Стоявший у своей машины человек держал в руках ключи и смотрел на меня глазами-тарелками. Когда я показал ему пистолет, он побежал сломя голову. Я бросился к милицейской машине, распахнул дверцу, наставил на мента пистолет, а его, ухватив за плечо, вышвырнул из кабины. Мент попытался ухватиться за мой рукав, и мне пришлось его ударить. Стрелять я не стал. Он не обижал меня, и я его обижать не хотел. Проверил – автомат на правом пассажирском сиденье. Ключи от машины в замке зажигания. Можно гнать.

И я погнал...

* * *

Какими бы странными мои действия не показались, в том числе и моим преследователям, а поехал я не прочь и быстрее из города, как того требовала примитивная логика, на которую, как я считал, менты только и способны, а к себе домой. Зная, что угнанную милицейскую машину будут искать в первую очередь, а эти машины все же заметны среди других, и перекроют все въезды и выезды из города, я загнал «уазик» за забор на недалекой от моего дома стройки, привел в порядок свой костюм, хотя гулять в костюме по улицам в такую прохладную погоду, по меньшей мере, странно, спрятал за поясом за спиной пистолеты и быстрой походкой двинулся к дому.

Хорошо, что у подъезда моего дома в этот момент никого не оказалось. Слух о моих злоключениях наверняка уже распространился среди жильцов. И каждый встречный пожелал бы задать вопрос о том, что произошло. А у меня имидж вежливого и культурного человека, преподавателя, и имидж следует поддерживать. Да и смена имиджа сразу вызвала бы подозрение. Но объяснять никому и ничего не пришлось. Должно быть, люди обсуждали событие на собственных кухнях. И это правильно.

Спать ложиться я тоже не пожелал, но чашку кофе все же выпил. Захватил свой мобильник, до которого по какой-то неведомой мне причине руки ментовских бандитов не дошли, захватил ноутбук, надел пальто нацепил, шляпу и отправился пешком в свой гараж. Благо до него идти всего пять минут. На своей машине я всегда себя чувствую увереннее. Пусть попробуют догнать и поймать, если обнаружат. Нужен мощный спорткар, чтобы угнаться за моим «БМВ».

За руль своей машины я сел по простой логике. Менты не смогут предположить от меня такой витиеватой наглости. Я в розыске. Я одного из ихнего племени сегодня убил карандашом, второму всю харю своротил, и после этого разве я смогу сесть за руль собственной машины? Нет, я, как они считают, должен прятаться под чьей-то кроватью. Не смогут просто иначе подумать. Мы с ними существа разной крови...

* * *

Компьютер закончил расшифровку и сообщил мне об этом звуковым сигналом. Вспоминая о том, каким образом я оказался в нынешней ситуации, я сидел в кресле с закрытыми глазами. Я переживал все произошедшее заново – ничуть не слабее, чем тогда. И от этого накатилась усталость. Даже тогда я не чувствовал такой усталости, я был истерично весел и радостен тем, что сумел выйти из трудного положения. И жаждал действия. Я жаждал все узнать, найти и наказать виновного, того, кто все это задумал.

И вот компьютер сообщил мне, что, возможно, пришел ответ на один из моих вопросов. Мне несколько лет не удавалось вплотную заняться поисками. Я из дома в леса увел людей, и я был за них ответственен. Я не мог их оставить и решать свои дела. И совесть не позволяла заставить их решать эти дела. Я был хорошим эмиром и решил много задач. Кроме главной, своей...

Итак, что принесла мне электронная почта?

2. КОМБАТ

Эх, Людоед, Людоед... За что же тебя так ненавидят менты? Наверное, за то, что ты сам их ненавидишь? Но вот меня взять. Ты меня инвалидом сделал и из армии уволил. И племянника моего изуродовал, оставив без ног. А я по какой-то непонятной мне причине тянусь к тебе, хочу тебя найти, но ненависти к тебе при этом не испытываю. Это я уже сам обдумал и проверил. Нет во мне ненависти. Может быть, я тебя и убью, чтобы ты больше не оставлял инвалидов. Но не из ненависти. Нет ее у меня, а вот у ментов есть. Кто же ты, Людоед? Ископаемое животное? Своего рода динозавр? Великан среди современных карликов своего племени? И что за ловушку тебе подстроили и держат это в таком большом секрете, что даже не подпускают к данным подполковника милиции, который несколько лет занимался твоим розыском?

Мне странно было ощущать, а еще более странно было анализировать свои чувства, свое отношение к Исрапилу Азнаурову. Чем больше я собирал на него данных, тем больше меня тянуло добраться до него.

На улице быстро стемнело, а я перечитывал то, что написал для Ангела, и понимал, что взялся не за свой труд. Тем не менее я решил все оставить как есть. Не слишком понятно написано, но именно так я понимаю. Я отправил письмо на электронный адрес, который мне сообщил Ангел.

Ответ, на удивление, пришел почти сразу. Естественно, Алексей Викторович не мог еще прочитать те пять страниц текста, что я насочинял за остаток дня и вечер. Но действовать он, видимо, начал сразу после моего звонка. Навел необходимые справки. Хорошо, если Интерпол работает не с той же скоростью, что наше МВД.

Письмо было подробным и насыщенным информацией. Ангел начал поиск не с данных на самого Людоеда, а с его жены. При этом объяснил причину такого подхода темой диссертации Азнаурова. Если человек пишет диссертацию на такую тему, следовательно, жена его очень уважает и ценит, и матриархатом в доме не пахнет. Муж для нее – авторитет непререкаемый, несмотря на то что она занимается большим бизнесом, и ее деньги составляют основу бюджета семьи. Такая жена всегда считает, что муж ее поступает правильно, даже если он становится врагом общества. И никогда его не предаст, не откажется от него, несмотря на свои убеждения: моральные, религиозные или политические. Она обязательно будет искать компромисс и не пойдет на разрыв. Исходя из этого, Ангел предположил, что Катрин Азнаурова обязательно поддерживает с мужем связь. Возможны телефонные разговоры, возможно общение с помощью электронной почты, возможно вообще довольно распространенное общение с помощью веб-камеры, но это зависит от того, в каких условиях может выходить на связь сам Исрапил Хамзатович.

Технические средства, к которым имел возможность прибегать в розыскных мероприятиях антитеррористический отдел Интерпола, видимо, были отличными. Интерпол вообще неплохо оснащен различного рода техникой. Это я знаю не понаслышке, поскольку однажды имел возможность держать в руках пистолет-пулемет, сделанный без единственной металлической детали. В основе лежали керамические материалы и пластик. Даже пули были керамическими, а патроны безгильзовыми ^[5]. Такое оружие свободно можно было проносить в самолет или на какое-то политическое мероприятие, где выставляется охрана, и ни один прибор не показал бы наличие оружия. Этот пистолет-пулемет, как говорили, сделан специально для агентов Интерпола.

Ангелу для работы по моему запросу не было необходимости прибегать к оружию, но со всеми другими средствами он, видимо, имел дело, и потому довольно быстро, не дожидаясь, когда я пришлю ему электронные адреса Катрин и Зураба, сына Исрапила, сам каким-то образом нашел их и даже сумел перлюстрировать несколько последних сообщений. Но ничего интересного найти не сумел. О Людоеде в этих сообщениях ничего не упоминалось. Но, как решил сам Ангел, это вовсе не говорило о том, что переписка не ведется. Просто скорее всего каждый из членов семьи имеет по нескольку электронных адресов, и какие-то из них используются в одних целях, какие-то в других.

Неудача на первом этапе работы не остановила Ангела, он продолжал сбор информации и сразу же нашел кое-что, возможно, интересное для Интерпола и для меня. Катрин трижды разговаривала по телефону и дважды общалась по электронной почте с одним человеком, и тема их разговоров показалось Ангелу любопытной. Несколько раз возникал вопрос о какой-то слежке, что велась за Катрин и за членами семьи людьми восточной внешности. И можно было понять, что впервые такая слежка была замечена еще в то время, когда Исрапил Хамзатович только готовился к защите диссертации, то есть до того, как он стал эмиром банды. Следовательно, это не могли быть спецслужбы России, пытающиеся найти Азнаурова. В ответ на это после проверки собеседник сообщил Катрин, что сумел выяснить данные на одного из ее преследователей. Им оказался эмигрант из России, имеющий вид на жительство в Великобритании. И обещал дать более подробный отчет в ближайшее время.

Пока Ангел не мог сказать точно, что за человек давал Катрин данные, но проверкой этого человека уже занимаются люди в Лондоне.

Другой интересный факт, требующий, как показалось Ангелу, повышенного внимания, касался проверки всех финансовых дел Катрин Азнауровой, проведенной некоей аудиторской фирмой без согласия на то самой Азнауровой. Кто-то посылал запросы о ее банковских счетах и каким-то образом получал исчерпывающие ответы на эти запросы, хотя такие действия противоречат английским законам. И допускаются только следственными действиями по решению суда или же по заказу самой Азнауровой. Катрин была этими действиями озабочена и желала нанять сотрудников детективного агентства, чтобы те нашли любопытных. Два агентства поочередно брались за выполнение заказа, но через короткий промежуток времени возвращали аванс и от заказа отказывались. Катрин не понимала, в чем дело, и чувствовала, что ей угрожает опасность.

Эти данные Ангел сумел набрать за несколько часов. Что же он сможет сделать за чуть более полутора суток, которые, как он говорил, у него свободные! Мне осталось только ждать, когда мне положат в руки решение этого странного ребуса.

* * *

Однако просто так ждать, ничего не предпринимая, я тоже не умел.

Получив за день довольно много информации, поломав голову над решением задач, решить которые невозможно, и убедившись в слабости доводов, которые я могу привести самому себе, я почувствовал усталость и потому завалился спать. Не знаю, что я видел во сне, не помню просто. Но проснулся я с ясным ощущением того, что мне следует сделать. И сразу поднялся. Кажется, я нашел способ выйти на Людоеда.

– Ты что? – спросила Люба, повернулась на другой бок и, не дожидаясь ответа, снова уснула.

Она часто что-то спрашивает во сне и ответа не ждет. Потом говорю ей, она не верит. Уверена, что все помнит, если не спит. А если спрашивает, значит, не спит. К сожалению, все мы считаем, что все помним, что делаем, а многое делаем, словно во сне, и не зная, следует ли это делать. Но я в этот раз отчего-то знал точно, что мне обязательно нужно выйти на Людоеда.

Включив компьютер, я вышел в Интернет, и из письма, присланного Димой Батухановым, выбрал электронный адрес Зураба, сына Азнаурова. Я не стал писать Катрин, поскольку женщины, как уверял сам Людоед, должны заниматься кухонными делами. Но с сыном Людоед обязательно поддерживает контакт. Обязательно. Мне так казалось, хотя я не знал сам, откуда подобная уверенность ко мне пришла. Написал я просто. Попросил Зураба передать отцу, что в Чечне готовится провокация, целью которой является заманить Исрапила Хамзатовича в ловушку. Сама операция готовится в условиях повышенной секретности, поэтому никаких конкретных данных я привести не могу, мне их просто не удалось добыть. Но организаторы провокации уверены, что Исрапил Азнауров обязательно попадет в западню.

И я сразу, пока не передумал, отправил письмо, надеясь, что мальчик перешлет отцу и мой электронный адрес, и сам Людоед пожелает узнать, кто посылает ему предупреждение. И, таким образом, мы установим с ним контакт.

Сделав дело, я спокойно лег спать, но теперь, перевозбужденный, долго не мог уснуть.

* * *

Утром я включил компьютер и проверил почту. Мне было только одно письмо. От Ангела.

Алексей Викторович писал, что с трудом смог уяснить мою позицию по отношению к Людоеду. Вернее, он уяснил, что я не обладаю конкретной позицией и сам не понимаю, чего хочу. Это тем не менее не помешало ему продолжить работу, и он разослал по нескольким инстанциям в своей службе запросы, которые могут помочь разобраться с ситуацией.

Я тут же ответил на это короткое письмо. Честно сознался в том, что отправил письмо Зурабу Азнаурову, и пересказал содержание. Компьютер у Ангела был, видимо, включен постоянно, потому что и он ответил мне сразу и предупредил, что подключает мой электронный адрес к контрольной линии, что поможет определить местонахождение Людоеда, если тот что-то мне напишет. Дело понятное и хорошее; тем не менее я опять остался недоволен тем, что сделал, потому что ситуация складывалась так, будто это я как раз и есть тот человек, который устроил Людоеду ловушку, о которой сам же его и предупреждал. Это выглядело не совсем честным даже по отношению к врагу, каковым Людоед, несомненно, являлся. Сам он, помнится, таких сомнительных действий себе не позволял. Он даже не пристрелил меня на прощание, беспомощного и безоружного, собирающегося его самого подстрелить. Ранение в ногу – это мера вынужденная. Вариант самозащиты, с тем чтобы исключить преследование. Но меня он явно пощадил. И я обязан это помнить. Именно потому у меня не возникает мысли о том, чтобы убить Людоеда? Возможно, именно потому в голове такая путаница, что даже Ангел не сумел толком понять, чего я добиваюсь?

Да, это допустимый вариант, потому что подсознание всегда лучше нашего разума знает, как нам вести себя в определенной ситуации. Перебороть подсознание – это значит перебороть себя. Иногда это полезно, иногда это выглядит так, словно через себя перешагиваешь. И тогда лучше тебе не будет...

Выпив утреннюю чашку чая, я стал собираться в больницу, а Люба к себе в институт, у нее с утра были две пары лекций. Как-то так традиционно сложилось, что мы никогда не завтракаем. И не потому, что любим подольше поспать. Просто аппетита утром не бывает. Аппетит приходит, когда что-то сделаешь. А мне лично после завтрака ничего и делать не хочется.

– Ты меня не отвезешь? – спросила Люба.

– Я пешком.

– Ногу не перегружай.

Она ушла раньше. А я уже оделся и стоял у двери, когда зазвонил мобильник. Посмотрел на определитель. Опять Ангел.

– Да, Леша, слушаю тебя.

– Прочитал ответ?

– Прочитал. Ты правильно понял, что я сам ничего не понимаю.

– Я не о своем ответе. Я об ответе Людоеда.

Я не раздеваясь и не выпуская из рук телефона, вернулся к компьютеру и включил его.

– Не успел еще. Хотел к сестре в больницу сходить. У нее второй раз подряд инфаркт. Это после сына, которому граната Людоеда досталась. Обе ноги ампутировали.

– Ты говорил... Короче, дело обстоит так. Мы засекли его. В Интернет он выходит через мобильник. То есть имеет возможность, если у него есть ноутбук, выходить с любой точки, где находится. В настоящее время он работает с окраины бывшего совхозного поселка Кирпичный завод – так поселок называется. Запомни... Это в Ставропольском крае, на самой административной границе с Чечней, в двух километрах от федеральной трассы. Я так понял, что Людоед милиционеров расстрелял по дороге домой.

– Значит, он теперь под контролем? – спросил я.

– Нет. Так сказать нельзя. Под контролем его мобильник, через который он выходит в Интернет. Как правило, это бывает отдельная трубка, самая простенькая, купленная именно для таких целей. А для телефонных разговоров люди имеют другую. Мы держим под контролем ту трубку, что соединена с компьютером. А он может и не брать ее с собой, когда уходит из дома. Значит, контроля за ним нет. Но ты прочитай его письмо. Может, наладите контакт, узнаешь номер мобильника, позвонишь, и тогда мы его засечем. Только перед звонком меня предупреди, чтобы я твою трубку тоже на контроль поставил.

– Хорошо. Я уже загрузил компьютер. Сейчас выйду в Интернет, прочитаю. Подожди. Будешь слушать?

– Я уже прочитал. Просто предупредил тебя. Бывай здоров. Нога беспокоит?

– Разминаю понемногу. Надеюсь через год в строй встать.

– Добро. Дерзай. До встречи!

– До встречи.

Интернет подключился не сразу, были, видимо, какие-то сбои у провайдера. Но с третьей попытки связь установилась. Письмо Людоеда я открывал, признаюсь, с некоторым трепетом.

«Благодарю за предупреждение. О возможности ловушки я думал сам. Но хотел рискнуть. Теперь рисковать буду иначе. Не знаю, чем обязан, тем не менее это моей благодарности не уменьшает. Предполагаю, что судьба при каких-то обстоятельствах сводила нас.

Мой сын не знает русского языка, и потому переслал мне ваше письмо целиком, вместе с адресом. Если смогу быть вам полезен, обращайтесь к Зурабу. Людоед».

В принципе трепетать здесь было не от чего. Все коротко, вежливо и сдержанно. И вполне в духе Людоеда. На иное я рассчитывать, по большому счету, и не должен был. Тем не менее ждал чего-то более конкретного, указывающего на возможность установления контакта. Но контакт уже установился, пусть и через третье лицо. И это было началом – впереди возможен прямой контакт. Только нужен ли он Людоеду. Чего ему ждать от подполковника спецназа, которому он прострелил колено? Этот контакт ничего ему кроме угрозы нести не может. А зачем Людоеду лишняя головная боль? С головой он дружит и подставляться под удар не пожелает. И будет прав во всем. А все мои мысли – это просто бред какой-то, не больше и не меньше...

Но чего же я желаю? Заманить его в ловушку я не хочу. Может быть, я хочу понять, почему он не застрелил меня тогда? Я же представился, и он понял, что перед ним комбат спецназа ГРУ. Почему стрелял только в ногу? Пожалел человека, который только что без жалости уничтожил его отряд, человека, который его самого чуть не уничтожил...

Почему?

Сам я на этот вопрос ответить не мог. Мне его и командование тоже задавало, когда в госпитале забирало мой рапорт. Жалость Людоеда всем казалась неестественной.

Почему же?

Пусть на этот вопрос ответит при встрече сам Людоед... А мне вдруг стало совершенно ясно, что я должен написать ему в следующем письме. Мне необходимо сказать ему, кто предупредил его о готовящейся ловушке. Просто напишу, как писал, на русском языке и сообщу, что я и есть тот самый подполковник спецназа ГРУ, тот самый комбат, которого он почему-то не убил в свое время, хотя имел возможность...

* * *

Засидевшись за компьютером, я совсем было забыл про то, что в больнице существуют приемные часы и выделено определенное время для посещения больных. Следовало ехать к Татьяне, иначе еще начнет волноваться, а в ее положении волнение чревато нехорошими последствиями. Сам виноват, приучил сестру к ежедневным посещениям. Но кроме меня из родных некому к ней прийти. Андрей на своей коляске не покидает квартиру. Брат наш в Москве и выбраться не всегда может.

Сначала Татьяна даже отмахивалась:

– Делать, что ли, нечего? Каждый день ходишь.

Через неделю, когда я не пришел, мне Андрей позвонил:

– Дядь Леш, ты где?

– Дома. А что? Понадобился?

– Мамка звонила. Волнуется, что ты не пришел...

– Завтра схожу...

Сама Татьяна мне позвонить не решилась. Боялась еще больше расстроится, если у меня что-то не так. Но мне после этого так и пришлось ходить каждый день. Да и Андрея заодно навещать. Больница от их дома расположена всего-то в трех трамвайных остановках. Если забрался в этот район, то уж сразу...

Чтобы не опоздать, я поехал на машине. Благо гараж у меня во дворе, чуть в стороне от моего подъезда, рядом с несколькими другими разномастными металлическими гаражами. Мой еще более-менее – стандартный сборный армейский ангар. А остальные вообще нагородили кто что сможет. И по высоте разные, и по длине, и по ширине, и выезды в разные стороны.

Машина по мне соскучилась и казалась необыкновенно динамичной и управляемой. Я по своей «десятке» тоже, признаться, скучал. И доехал я быстро, потому что утренние пробки уже успели рассосаться.