Текст книги "Честный враг – наполовину друг"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Подъехав ближе, я узнал дежурного инспектора. Он здесь дежурит постоянно, и как-то так получалось, что я несколько раз проезжал в его смену и даже вполне мирно с ним беседовал.

Инспектор узнал машину. Сказал что-то «краповым». К нам двинулись только они.

Старший наряда, здоровенный мужчина козырнул, невнятно представился. Но вполне внятно вслед за этим спросил внушающим уважение, голосом:

– Куда следуете?

– Едем из Грозного домой... Поселок в восьми километрах отсюда.

– Ставропольцы?

– Так точно.

– А почему тогда номера на машине чеченские?

Я вышел из машины и показался себе ребенком рядом с этим крупным мужиком.

– Машина на меня зарегистрирована. Я – житель Чечни. Дом в поселке принадлежит боссу, – кивнул я на заднее сидение, где за густо тонированными стеклами Давид даже не просматривался. – Мы часто тут ездим...

– Из Грозного давно выехали?

– Ну, как выехали, сразу сюда и доехали. Я время не засекал. Как обычно...

– На предыдущем посту ДПС ничего странного не видели?

– Видели, – сказал я. – Я даже подъехал, спросил, не нужна ли помощь. Только там помогать уже было некому – две пули в сердце.

– Сколько там пострадавших? – задал «краповый» проверочный вопрос.

– Мы одного только видели. На площадке перед будкой лежал...

– Народ там был?

– Две машины стояло. И люди... Человек восемь-девять. Я не считал.

– Ладно. Что везете?

– Себя...

– Оружие, наркотики есть?

– Травматический пистолет, на него есть лицензия.

– Предъявите лицензию.

Я вытащил из кармана пакет с документами. Предъявил лицензию.

– «Оса». Сильная штука. Предъявите оружие.

Я вытащил из подмышечной кобуры пистолет, протянул «краповому» рукояткой вперед. Тот сверил номер на оружии с номером в лицензии и вернул пистолет и документы.

– Нам необходимо обыскать машину. Попросите своего босса выйти перекурить.

Я открыл дверцу и передал Копченому просьбу «крапового». Давид выбирался из машины важно, с недовольством поглядывая и на «краповых», и на меня.

– Приступайте. Машина свободна.

– Багажник! – потребовал другой «краповый».

Я послушно открыл багажник. Может быть, даже слегка услужливо. Ментам и иже с ними такое поведение нравится. Они себя начинают чувствовать грозными. Но я-то играл, а они были серьезными. А в действительности я их в разном виде наблюдал. Воевать они, конечно, умеют. Но и убегать, и прятаться в испуге «краповые» тоже могут иной раз, даже больше, чем армейские служаки. Оно и понятно. Армейские – к примеру, те же самые «летучие мыши» ^[2], – обучены бою в полевых условиях, обучены и наступлению и отступлению. И делают и то, и другое организованно. У «краповых» функциональные обязанности другие, их другому учат, и потому в бою они – обычные парни, которые напугать своим грозным видом никого не могут. Посмотрел я на них за последние годы, посмотрел...

Машину осматривали тщательно. Вот это они умеют, этому их учили. Потом привели из милицейской будки собаку. Американского коккер-спаниеля, который, потрясывая кудрявыми, волокущимися по земле ушами, вынюхивал всю машину. Но собака найти ничего не могла. Это я знал. Собака ищет или наркотики, или взрывчатые вещества. Причем одна ищет одно, другая обычно ищет другое. Что ищет коккер, я не знал. Ни наркоты, ни взрывчатых веществ у нас с собой не было. Единственное, что меня слегка беспокоило, могли найти только люди. Но для этого требовалось снять запаску и отвинтить два болта. Тогда можно будет открыть небольшой тайник, в котором хранятся запасные документы на меня и на Копченого. По два комплекта. Но «краповые» туда не полезли...

Осмотр закончился.

– Можете следовать дальше, – здоровенный «краповый» опять козырнул и пошел в сторону. Остальные двинулись за ним.

Хорошие парни, умные – не стали меня злить. А то однажды обыскивали мою машину, повыбрасывали все из нее на дорогу, испачкали грязью, как мне показалось, намеренно и пожелали мне счастливого пути. Тогда меня остановили посреди дороги, и я не имел возможности спрятать оружие. К счастью, меня никто не обыскивал. Опять сработал травматический пистолет с лицензией. Но за машину стало обидно. Я вытащил пистолет, окликнул, чтобы обернулись, и расстрелял.

А эти оказались и аккуратными, и вежливыми. Пусть живут...

* * *

В поселок мы въехали без происшествий. Больше нас останавливать не пытались, даже на посту в Ставропольском крае, который стоял через два километра от чеченского поста.

На улице были люди. Из любопытства они смотрели на нашу машину. Я бы сам на такую красавицу смотрел бы, поэтому ничего удивительного во взглядах прохожих я не узрел. Когда никого рядом нет, я посылаю Копченого открывать ворота гаража. Для этого следует войти во двор, открыть в гараже боковую калитку и потом открыть ворота изнутри. Когда на улицах прохожие, я сам выхожу, уважительно говорю что-нибудь пассажиру и иду открывать. Как и положено водителю и охраннику. Нас здесь соседи так и разделяют – хозяин и охранник. И очень вежливо раскланиваются с Копченым. Со мной тоже здороваются, но не так. Я, впрочем, за это на народ не в обиде. Так дольше на свободе останусь.

Свою роль я продолжал играть даже во дворе, поскольку сплошной каменный забор, по нынешним временам, привычный для здешних дворов, мы так и не построили, а через штакетник, доставшийся нам в наследство от прежних хозяев, видно, что творится во дворе.

И только в доме мы стали самими собой.

Я сразу прошел в душ, а Копченый стал готовить обед. Здесь уже я стал хозяином.

* * *

Компьютер у меня был хороший, только вот с Интернетом возникали постоянные проблемы. Дом был телефонизирован через местную районную линию, но выделенной линии для Интернета в поселке не было. А работать через модем с примитивной сельской связью в двадцать первом веке мучительно и унизительно, и я через месяц мучений от этого отказался. Пока же я остановился сейчас выхожу в Интернет через GPRS-модуль трубки сотового телефона. Дороговато, не слишком быстро, но без нервотрепки.

Как обычно, после обеда я вышел в Сеть и проверил свою почту. Было только короткое письмо от сына. Электронным адресом Зураба для переписки со мной пользовалась и жена, потому что, отыскивая меня, могли выйти на старый номер ее электронной почты. И даже наверняка вышли, поскольку в розыске я прохожу через систему Интерпола, а Интерпол, как меня предупреждали, имеет доступ практически ко всем сетям. Только вот, чтобы суметь найти нужный адрес, требуется сделать невозможное. В принципе невозможное тоже сделать можно, но лет так за триста. Пусть триста лет ищут. Я не против...

Сын открыл новый номер только недавно, а заодно и мне у своего же английского провайдера, поскольку язык у меня затруднений не вызывал, и на англоязычном сайте я мог вполне свободно ориентироваться. Так что заподозрить, что Зураб осуществляет связь со мной, мне кажется, моим гонителям сложно. Вернее, подозревать-то они наверняка подозревают, но вот перехватить эту связь не могут, не хватает у них технических средств, чтобы провернуть такую акцию, – выйти на меня во Всемирной паутине. Сколько бы не ругали антиглобалисты блага цивилизации, а для таких людей, как я, Интернет – это действительно благо. Да, пожалуй, и для любого, скажем так, разведчика, работающего в чужой стране. Невозможно отследить связи. Особенно если работать через шифрующие программы, каких сейчас существует множество. Я, конечно, не разведчик, я просто гонимый судьбой и людьми. Больше людьми, чем судьбой, но для чего-то даны мне все испытания, значит, следует их перенести с честью. И я переношу.

Зураб у меня не очень уважает эпистолярный жанр. Ему уже девять лет, то есть, по кавказским меркам, он уже почти мужчина и достоин носить оружие. Пусть и облегченное, но письма его все еще по-детски просты и наивны. Простые вопросы и простейший рассказ о себе. Типа: у меня все хорошо, а как у тебя? Мальчику совсем не обязательно знать, как плохо у папы. И потому о своих делах я всегда отвечаю в стиле сына. Ответил и сейчас. И только после этого вышел на другую электронную почту. Там уже ждали сообщение, пришедшее еще два дня назад. Людоеда как раз два дня и не было дома, иначе он, возможно, и не вернулся бы сегодня, потому что этого письма он ждал, и в этом письме должны были содержаться данные, которые потребуют действия.

Чтобы прочитать новое письмо, пришлось включить программу-дешифратор на идентичном входном коде с программой-шифратором, через которую отправлялось письмо. Код шел в первых пяти знаках зашифрованного сообщения. Пока шла расшифровка, а этот процесс может растянуться минут на десять, я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, невольно снова вспомнил, что стало первопричиной всех моих бед...

* * *

– Мои отпечатки? – переспросил я, потому что утверждение поставило меня в дурацкое положение. Если бы меня назвали инопланетянином и заявили, что имеют на это такое доказательство, эффект, думаю, мог бы быть аналогичным.

Старший следователь по особо важным делам смотрел на меня торжествующе и чуть-чуть щурил глаза, чтобы показать свою природную хитрость.

– Именно так. Ваши отпечатки остались на ручках взорвавшейся сумки. И потому было бы естественным предположить, что сумку со взрывным устройством на московский вокзал принесли именно вы...

– Конечно, как это я забыл. В Лондоне по случаю купил на толкучке. Дай, думаю, отвезу в Москву. Не на своем же горбу, на самолете.

Мент в забрале опять продемонстрировал способности солиста-матерщинника. Но аплодисментов не дождался.

– Не ерничайте, Исрапил Хамзатович, – не поддержал мой тон Асхаб Гойсумович. – Это вам не поможет.

– У меня между самолетом из Лондона и поездом до Грозного оставалось четыре часа времени. При московских пробках – только-только добраться... Я даже зайти перекусить никуда не успел...

– Возможно, что вы говорите правду, – внезапно согласился Абдулкадыров. – Вы не успевали. И сумку вам привезли, и передали... Кто привез, кто передал?

Я с обреченным видом пожал плечами, и даже ответом его не удосужил. Настолько обвинение показалось мне абсурдным.

– Тем не менее ваши отпечатки пальцев имеются на ручках, они зарегистрированы в системе всероссийского розыска, и вам никак не удастся отвертеться. И грозит это вам, боюсь, пожизненным заключением. И не надейтесь, что в заключении проживете долго. Там никто больше трех-четырех лет не живет... Вы там сами будете себе смерти желать, это я вам обещаю... Каждый день, каждый час над вами будут издеваться вертухаи. Смерти будете желать, как спасения, но за вами будут следить пристально, и не позволят даже жизнь самоубийством покончить. Вот что такое пожизненное заключение. Но лучшего я вам обещать не могу.

Он говорил очень серьезно и убежденно. В такую речь трудно было не поверить.

– У вас прочные связи с западным миром, хотя сам вы человек восточный по своему менталитету. Вы лучше западных людей знаете, что такое смерть. Но это на Западе пожизненное заключение может длится очень долго. У нас такого не бывает. У нас человек быстро становится трупом, причем трупом живым, которому не позволяют умереть и продолжают его мучить... Страшное это дело, пожизненное заключение.

Он мог бы рассказывать эти страсти еще долго. Но я коротко и ясно сказал:

– Я не мог оставить отпечатки на той сумке. Не было у меня никакой сумки. Все мои дорожные вещи умещаются в небольшом саквояже, который я всегда беру с собой, когда куда-то еду. И не могло быть на сумке моих отпечатков.

– Могли, – с улыбкой сказал старший следователь по особо важным делам. – Не нужно быть таким добреньким. Зачем вы помогали старушке? Зачем вы поднимали ее сумку при выходе из подземного перехода?

Он подсказал, а я вспомнил. Пожилая женщина несла сразу три сумки. Одну поставила на плиточный пол перехода, вытерла пот с лица, перевела дыхание и обратилась ко мне:

– Мужчина, помогите с сумками подняться.

Я не мог отказать. Взял ту сумку, что она поставила, и понес. Женщина шла сзади с двумя оставшимися сумками. Но та самая сумка была нетяжелой, и взрывное устройство в нее могли подложить позже. Но эти подробности откуда известны Абдулкадырову? И, если он все знает, то какие же он предъявляет мне обвинения?

Я понял, что вопрос здесь не слишком простой, и я, кажется, основательно влип.

С меня сейчас что-то потребуют.

Что же именно?

2. КОМБАТ

Я порылся в памяти, вспоминая там номер нужного мне сотового телефона. Первые цифры вспомнились легко, но вот четыре последние путались. Память с возрастом стала подводить. Хотя о старости говорить еще рано, но провалы в памяти – первый из неприятных признаков старости. Надо взять себя в руки и вспомнить... Нет, никак.

Тогда я позвонил начальнику штаба бригады:

– Виктор Палыч, здравствуй. Студенков беспокоит. Помнишь еще такого?

– Здравствуй, Алексей Владимирович. Помню и иногда добрым словом вспоминаю. Честно говорю. Куда пропал? Не заезжаешь что-то.

– За руль не сажусь. Хожу пешком, разрабатываю ногу, надеюсь в строй вернуться. Да и дела тут, понимаешь, закрутили. За Андреем присмотреть надо. И мать его в больнице. Второй инфаркт за два месяца. Никак не получается заехать.

До городка, где стоит бригада спецназа ГРУ, от города двадцать два километра. По федеральной трассе восемнадцать километров до поворота – дорога на загляденье. Потом четыре километра по выбоинам. Раньше утром из дома ездил, вечером домой. Сейчас, в самом деле, собраться не могу.

– Выбери время. Возьми пару бутылочек. На обратную дорогу тебе водителя выделим. Хочешь, машину за тобой пришлю.

– Как время появится, тогда. Сам хочу в батальон заглянуть. Душа побаливает.

– Понимаю. Сейчас как, по делу или поболтать? У меня люди сидят.

– По делу. Ты Ангелова помнишь? Тезка мой, Леша Ангелов... Он капитаном на инвалидность ушел. Мы с тобой тогда в старлеях ходили.

– Помню. Я же тебе говорил, что видел его как-то в Москве. Тогда он в Интерполе служил. Сейчас, может, и на пенсии уже.

– Жалко, если на пенсии. Но мне телефон его нужен.

– Не спрашиваю зачем. Сейчас, в записной книжке посмотрю.

Начальник штаба у нас человек старомодный, компьютеры не любит, и все записи телефонных номеров не в компьютере или в трубке держит, а в потрепанной записной книжке.

– Нашел. Запоминай.

Виктор Палыч продиктовал. Номер был тот же, что и раньше.

– Спасибо. До встречи.

– Не за что. Приезжай. Поговорим.

Я не сразу стал звонить Ангелову. Заварил себе чай покрепче, медленно пил, соображая, что и как говорить. Я помнил, как Виктор Палыч рассказывал со слов самого Ангелова про работу в Интерполе. И желал прибегнуть к их помощи, если это возможно. В принципе если Людоед находится в международном розыске, то его поиск – это задача и для Интерпола тоже. Но Интерпол официально передает данные в наше МВД. Оттуда их перешлют исполнителям. Меня поставят в известность в последнюю очередь. Да и координация действий между МВД и Интерполом поставлена из рук вон плохо. Между собой они контактируют с малой эффективностью. И частная инициатива может пройти легче. И данные, если Ангел, как мы все звали Алексея, поможет, могут быть мной лично использованы с большей пользой, нежели милиционерами. Особенно, почему-то мне казалось, чеченскими милиционерами, которые в большинстве своем являются бывшими бандитами, только вовремя подняли руки. Я таким не верю...

Я пил чай и продумывал разговор.

– Леша! – позвала Люба. – Иди-ка посмотри. Про твоего Людоеда говорят.

Я поспешил.

Супруга смотрела телевизор. Передавали обзор криминальной хроники. Любит у нас телевидение людей криминалом пугать. И рассказывали про убийство инспекторов в будке поста ДПС. И предположили, что это дело рук находящегося в розыске полевого командира Исрапила Азнаурова по кличке Людоед. А в заключение показали портрет из милицейской ориентировки. Вернее, не портрет, а фоторобот, подрисованный вручную художником. Вообще-то мне показался похожим...

– Это уже давно произошло, – сказал я. – Пора бы дело закрывать.

– Значит, только-только материалы на телевидение передали. – Люба телевидение любила и всегда оправдывала его, когда я этот «ящик» ругал. – Они обычно оперативно работают. Хорошая программа.

– Отвратительная, – сказал я. – Людоед – честный бандит. Гораздо честнее большинства тех, кто у них всеми делами заправляет.

– У кого – у них? В Чечне или на телевидении?

– И тех, и других... – ответил я раздраженно. – Не мешай мне. Я хочу к серьезному разговору подготовиться.

– С кем говорить будешь?

– С Интерполом.

– Относительно Людоеда?

– Относительно устройства туда на работу.

Я ушел допивать чай, прихватив по дороге мобильник, чтобы поговорить из кухни.

Но мои раздумья за чаем ни к чему не привели. Трудно в разговоре выложить все сразу. Лучше сначала позвоню, поговорю, а потом, если договоримся, отправлю данные электронной почтой. Наверняка у него есть свой адрес.

* * *

– Слушаю.

Голос я узнал сразу, хотя лет прошло невесть сколько.

– Ангел, это ты? – спросил на всякий случай.

– Да, это не господь Бог и даже не его приемная. Это кабинет Ангела. Кому я понадобился? Пардон, не узнаю голос.

– И не узнаешь. Столько лет прошло. Тезка твой, Студенков. Помнишь такого?

– О-о! Леха...

– Он самый.

– Вот, никак не ожидал услышать. Лет действительно немало прошло. Какими судьбами? – Ты в Москве?

– Нет. Я дома.

– В отставку вышел?

– На инвалидность отправили. Пока на год. Дальше видно будет. Но скорее всего, насовсем.

– Понятно. А до меня по какому поводу достучался? Помощь какая-то нужна?

– Нужна. Ты не на пенсии?

– Пока еще служу. Но подумываю. Годы свое берут. Я тебя, кажется, лет на пять старше...

– На четыре.

– Сейчас это уже кажется большим запасом. Говори, чем могу...

– По телефону сказать трудно. Это по поводу человека, который меня ранил и на инвалидность отправил. Он сейчас по розыску Интерпола проходит...

– Да, это не телефонный разговор. Что предлагаешь?

– Электронный адрес...

– Записывай...

Ангелов продиктовал. Я записал.

– Я пришлю тебе письмо.

– По какой категории объявлен розыск?

– Понятия не имею. Знаю, что в международном розыске по линии Интерпола.

– Категория А – активный розыск. Бросаются большие силы, затрачиваются крупные средства. Это обычно бывает в тех случаях, когда человек может много чего натворить, и чрезвычайно опасен. Если за прошлые заслуги, категория ниже. Всего четыре категории. Можешь просто имя сказать, я посмотрю по картотеке...

– Исрапил Хамзатович Азнауров по кличке Исрапил Людоед.

– Минутку. Я записываю... Готово. Ты со своей трубки звонишь?

– Да.

– Я посмотрю материалы на него. А ты пока пришли все данные, что наскребешь. Извини за вопрос. Это что с твоей стороны – адат?

– Не совсем. Он в бою ранил и меня, и моего племянника. Парню ноги ампутировали. Но я не отомстить желаю. Даже не могу сформулировать правильно, что за чувства испытываю. Я желаю, наверное, сам его поймать. Ведь это я его упустил. А сейчас поймать хочу. Я себя так спокойнее буду чувствовать. И за племянника поквитаюсь.

– Племянник у тебя служил?

– Солдатом-контрактником. В моем батальоне.

– Зря ты его брал. У меня один хирург есть знакомый. Так он принципиально не оперирует своих родных и знакомых. Слишком велика ответственность. Она мешает правильно поступать. Ладно. У тебя все?

– В письме подробности напишу.

– Тогда до встречи.

– До встречи.

* * *

Я сидел перед монитором составляя письмо, когда зазвонил мобильник. Посмотрел на определитель. Быстро же откликнулся Ангел.

– Слушаю, Алексей... У тебя есть новости? – спросил я.

– Можно сказать, грустные новости. В международной картотеке розыска я вообще не нашел Исрапила Хамзатовича Азнаурова. Не числится в ней такой. Хотел было тебе сообщить, что ты ошибся, но решил заглянуть в картотеку НЦБ ^[3]. Там такой значится, только давно уже подготовленные на него материалы, до сих пор не переслали в Лион ^[4]. А причина – отсутствуют несколько бумаг из Чечни. Что, у твоего Людоеда большие связи в МВД?

– Он в основном славится тем, что уничтожает ментов и прочих чинов. Это его специализация. С ним вообще какая-то ситуация не совсем понятная. Ты знаешь, что это за человек? Слышал что-нибудь?

– Нет. Пока еще не смотрел материалы НЦБ, хотя заказал пересылку. В течение десяти минут перебросят. И обещали, как из Грозного соответствующие документы поступят, сразу в Лион отправить весь пакет. Но розыск будет идти по низшей категории. То есть если случайно где-то засветится или будет опознан компьютером, скажем, в каком-то аэропорту. Но это техника не надежная. Сначала будет задерживать в месяц по нескольку человек. Просто похожих. Потом вообще ее выключат, потому что извиняться устанут. Значит, надеяться можно только на случайность. Так, что это за парень?

Надо сказать, что Ангел меня своим сообщением не слишком обнадежил.

– Удачливый и умный человек. Был когда-то чемпионом Европы по карате-кекусинкай. Это уже говорит о характере. Есть характер, и хорошо проявлялся. Образованный. Окончил в Питере университет. Потом занялся наукой. Женился на англичанке. Очень, говорят, богатая, владеет медиахолдингом. Там и телеканал, и газеты, и интернет-издания. И все прочее, включая рекламные агентства и уличные таблоиды. Некая Катрин Азнаурова. Взяла фамилию мужа. Живет в Лондоне вместе с двумя детьми и матерью самого Исрапила Хамзатовича. Домашний адрес, телефонные номера, городские и сотовые, адреса электронной почты я перешлю вместе с остальными данными. Там же, в Лондоне, Людоед защищал докторскую диссертацию. Защитил удачно по очень сложной теме. Сразу после защиты вернулся в Грозный, и уже в тот же день что-то не поделил с ментами, его обвинили в пособничестве терроризму. Как потом оказалось, обвинение было ошибочным, но он ждать разборок не стал. Бежал, убив мента и изуродовав следователя, собрал банду и начал уничтожать ментов и представителей власти. Не всех, правда, а выборочно. По непонятному принципу. Скорее всего, первоначально по принципу личностных отношений. Потом уже всех подряд. Строил из себя Робин Гуда, присвоив себе право восстанавливать справедливость. Мы его обложили и разбили, банду уничтожили, я был ранен, а сам Исрапил ушел. С каким-то парнем из своей банды. Тот был ранен. Я все тебе описываю подробно. Как раз сейчас сижу за компьютером.

– Ты на него хорошее досье набрал.

– Мне прислали материалы из республиканского МВД. Человек, который как раз розыском занимается. Бывший мой солдат, сейчас подполковник милиции. Все, что он прислал, конечно, тебе не нужно. Я выбираю и свое вкладываю.

– Хорошо. Я жду. Как сделаешь, сразу отсылай. Я поздно ложусь. Может, успею просмотреть. Подумаю, посоветуюсь с парнями из нашего отдела и тебе, возможно, что-то посоветую. Вообще-то, если его обвинят в пособничестве террористам, он проходит по нашему отделу, а не по НЦБ. Не знаю, почему материалы им переслали. Может, потому что мы не в подчинении МВД, а напрямую с Лионом работаем. А вообще, у меня есть полтора дня до небольшой командировки. Я имею полное право по старой дружбе эти дни тебе презентовать. В случае чего, меня могут и подстраховать. У нас в отделе ребята опытные.

– А у вас что за отдел?

– Антитеррористический как раз. Со мной же Пулат служит. Помнишь его?

– «Маленький капитан»? Виталий твой, помнится, закадычный друг.

– Он самый. Приедет, я поговорю. Он подстрахует. Ну ладно, меня зовут. Ты завершай быстрее и присылай.

– Добро. Я напишу.

* * *

В принципе неповоротливость нашей поисковой системы Министерства внутренних дел подтвердилась еще раз. Объявили, что Людоед находится в международном розыске, и на этом успокоились. А кто-то, какой-то чиновник забыл отправить необходимые документы, и дело, оказывается, стоит на месте, и никто Людоеда по всему свету не ищет. У меня уже начали мысли появляться, что кто-то влиятельный там, в Чечне, умышленно тормозит розыск Людоеда. Только по какой причине? Из дружеского расположения? Возможный, но маловероятный поворот. Тогда бы против него и операций не проводили. А те операции, что проводились, должны были бы застать лагерь бандитов опустевшим.

А какие еще варианты есть? Вроде бы и никаких...

Стоп, сказал я себе. Есть вариант, причем очень простой – Исрапил Хамзатович Азнауров знает что-то такое, что не подлежит огласке. И исходя из этого Людоеда необходимо уничтожить до того, как он сумеет опубликовать некие факты. И именно поэтому дело до сих пор не ушло в международный розыск. Именно поэтому его не передали «из-за степени тяжести» в ведение ФСБ и оно осталось в разработке МВД. В этом случае все объясняется и все встает на свои места.

Да, но тогда получается, что вся деятельность Исрапила Хамзатовича должна рассматриваться не как бандитизм и терроризм, а как вынужденная самозащита. Правда, с откровенным превышением средств необходимой самозащиты. А это уже совсем другая статья.

Более того, спецназ ГРУ и спецназ внутренних войск, участвуя в уничтожении банды Исрапила Людоеда, выходит, действовали заодно с теми, кто пытался уничтожить самого Исрапила не по каким-то соображениям закона, а только по соображениям собственной безопасности.

* * *

– Вечер добрый, Алексей Владимирович.

– Да, Дима, слушаю тебя...

– Товарищ подполковник, есть у меня новости по нашему общему интересу.

– Ты о Людоеде?

– Да. Тут начинается большая операция по его поимке. Готовят ему какую-то ловушку и уверены, что он обязательно в нее попадет.

– А что за операция?

– Не могу знать. Меня к оперативной работе близко не подпускают. И вообще от ведения дела Азнаурова отстранили. Пришлось все передать коллеге, который якобы хорошо знает Людоеда и потому способен лучше меня организовать поиск.

– Ладно, Дима, спасибо за сообщение. А теперь вопрос для тебя. На Людоеда готовились документы в Интерпол. Должны были объявить в международный розыск...

– Да, я их готовил. Весь пакет передал в канцелярию для регистрации и отправки. Я так думаю, что он уже давно в розыске Интерпола. Потому за границу и не спешит. У них там порядок.

– Порядка у них, кстати, порой меньше, чем у нас, только мы привыкли сами себя унижать и потому хвалимся своим беспорядком. Скажи, ты подготовил весь пакет документов?

– Конечно. Существует официальный перечень необходимых документов. Они заверяются в суде и в прокуратуре. И только после этого регистрируются и пересылаются. А что?

– Я сегодня разговаривал со своим бывшим сослуживцем, он сейчас работает в антитеррористическом отделе Интерпола. Он по моей просьбе проверил. В НЦБ документы пришли, но не все. А на запрос из Грозного недостающие бумаги все не шлют. Так что в Лион пакет не отправлен. Ждут, когда подошлют остальное. Кстати, а почему пакет пересылали в НЦБ, а не в антитеррористический отдел?

– У нас туда ничего не пересылают. Если НЦБ решит, что дело проходит по статье терроризм, пересылает само. Но вы меня просто расстроили своим сообщением. Я все документы вкладывал. В пакете даже опись была.

– Не расстраивайся. НЦБ послало запрос. Значит, дошлют.

Я не мог подозревать Диму Батуханова, который хотя бы в силу своей национальной непринадлежности не мог войти в традиционную местную коррумпированную систему, преследующую собственные интересы. Но ситуация вполне вписывалась в то, о чем я только что думал – к делу Исрапила Людоеда стараются не подпустить посторонних.

Людоеда заочно приговорили к смерти без суда и следствия.

И кому же, интересно, он мешает?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1. ЛЮДОЕД

Я некоторое время хмуро молчал, оценивая произошедшее. Оценивать было что, поскольку старший следователь недвусмысленно перешел к откровениям, объяснил, грубо говоря, что он шулер и меня силой заставят играть против него. Но дать ситуации точную оценку, не имея перед собой конечного факта, было невозможно. И потому я, желая прекратить игру и перейти к конкретному разговору, заявил:

– Я не очень понимаю, что вы хотите сказать, но я не настолько глуп, чтобы не понять ситуацию. Меня заманили в какую-то мерзкую ловушку. Организовали подленькую и гаденькую провокацию в склочном женском стиле. Не по-мужски поступили. А теперь уговаривают что-то сделать и объясняют, что со мной будет, если я так не сделаю.

Асхаб Гойсумович мерно кивал на каждое мое утверждение. Так он подтверждал безвыходность моего положения. Он даже не возразил, когда я охарактеризовал его действия, хотя менту за тонированным забралом слова «подленькую и гаденькую» чем-то, видимо, не понравились.

Асхаб Гойсумович выглядел удовлетворенным и счастливым, словно только что выбрался в ресторане из-за великолепного обеденного стола, и знает отлично, что за этот стол платить должен не он. А если не он, то, стало быть, я. Так ему видится ситуация. Ему, кажется, показалось, что он сильно меня запугал перспективой мучительного пожизненного заключения. Такая перспектива мне и самому, естественно, понравиться не могла. Но я мало в нее верил и потому не чувствовал себя угнетенным. Хотя и настоящего своего состояния старшему следователю показывать не собирался. Иначе он долго еще будет разрисовывать тюремные ужасы, пытаясь нагнетать обстановку. А мне это уже основательно надоело.

– Давайте-ка ближе к делу, – потребовал я спокойно и вполне конкретно.

– Давайте ближе к делу, – соглашаясь, кивнул, довольный развитием разговора, Асхаб Абдулкадыров. – Приятно иметь дело с умным и понимающим человеком.

– Имейте. Это не часто удается. – Разрешил я и не удержался от колкости: – Судя по вашему окружению.

– Итак, мы имеем все, чтобы обеспечить вам пожизненное заключение независимо от того, признаете вы свою вину или нет. Кстати, та пожилая женщина, которой вы подносили сумку в переходе, была убита ударом ножа в подъезде своего дома вскоре после встречи с вами. Рядом в подъезде была найдена ваша перчатка... Убийство было совершено за сорок минут до отхода вашего поезда. Эта смерть тоже может быть отнесена на ваш счет.

А я-то думал, что перчатки дома забыл, в Лондоне. Я их с собой ношу, но надеваю редко. Обычно просто в кармане пальто лежат.

– Не много ли на одного? – выразил я сомнения.

– Для судьи достаточно.

– А мотивы убийства? Должны же быть какие-то мотивы, чтобы убить совершенно незнакомого человека.

– Это вы меня спрашиваете о мотивах собственных поступков? – искренне удивился Асхаб Гойсумович. – Мне такие вопросы, признаюсь, крайне странно слышать. Откуда я могу знать ваши помыслы и взаимоотношения с помощниками. Думаю, вы убирали свидетелей. Но это мои мысли, а действительные ваши помыслы для меня недоступны.

– Продолжайте, – предложил я. – Еще кого я там убил?

– Мне трудно предположить... Но, если хотите, мы вам еще три-четыре трупа подбросим. Это только за ближайший, скажем, год. Много можно навесить. Есть интересная статья о педофилии. К таким заключенным отношение особое.