Текст книги "Кроме нас – никто"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да, осторожнее надо быть… Осторожнее… – полковник Раух оторвался от увлекательного «чтения» карты и протянул старшему лейтенанту руку. – Граница в болотах никак не отмечена. Она в воздухе висит… И ни КСП,[11]11
  КСП – контрольно-следовая полоса, главное достижение советских пограничников – шла вдоль всех сухопутных границ Советского Союза в дополнение к нескольким рядам заграждений из колючей проволоки. По подсчетам западных специалистов, сооружение таких пограничных полос обошлось Советскому Союзу в 400 миллионов долларов.


[Закрыть] ни колючей проволоки в три ряда… С одной стороны афганский кишлак, который тебя и интересует, с другой иранское селение. Между ними сотня шагов по горячему песку и четыре похожие одна на другую тропинки. Не спутай. Дома и сады тоже похожи, словно одними руками выстроены. Вся визуальная разница в том, что на иранской стороне есть двухэтажное административное здание. Там иранский флаг висит. «Духи» пока без флагов обходятся… Разве что одним светло-зеленым… И еще маленькая деталь – в Иране магазин есть. Афганцы туда за покупками бегают. У вас не получится, потому что ночью магазин закрыт, а до открытия дожидаться не рекомендую… Место высадки – вот здесь…

Длинный палец полковника показал точку на карте.

– Маленькая прогалина среди болот. Возвышенность не больше двух десятков метров. Обзора нет, но и тебя не видно. Теперь суть задания… Солоухин!

Майор сменил позу. Вместо ладоней поставил на стол оба кулака, руки согнул, словно отжиматься собрался, и ниже склонился над картой.

– Идешь по азимуту… – майор начал ставить задачу. – Умеешь, надеюсь?

– Конечно, товарищ майор… – улыбнулся Семарглов.

– Вот и прекрасно. Идешь, значит, строго по азимуту. В рабочей карте азимут отмечен красным карандашом. Направление – к афганскому кишлаку, который используется в качестве базы сразу двумя полевыми командирами душманов… – Теперь уже палец майора постучал по точке на карте. – Раньше они между собой повоевывали, как добрые земляки, не умеющие поделить авторитет, теперь сдружились. Вчера оба отряда выступили в рейд, предположительно на пару недель. По крайней мере, согласно донесению осведомителя, запасов они с собой взяли на пару недель. И нет пока видимых причин, чтобы им вернуться. Наше командование по нашей просьбе сняло небольшой войсковой гарнизон недалеко от их пути, чтобы «духи» не влипли в историю и не были вынуждены не вовремя вернуться. Сейчас в кишлаке не больше двух десятков «духов», часть из которых раненые, остальные представляют собой что-то вроде сил тылового обеспечения и не в состоянии оказать серьезного сопротивления. Кроме одного человека. Он, кстати, тоже легко ранен и только поэтому не пошел в рейд. Это основной их штабной работник, может быть, даже начальник штаба, выпускник нашей академии Генштаба. Все операции против наших и правительственных войск разрабатывает именно он. Живет он в комнатушке в самом штабе. Этого человека или захватить, или, при невозможности захвата, уничтожить…

– Понял, товарищ майор…

– Ничего ты не понял, потому что я не закончил… Это второстепенная задача. Так сказать, попутная, чтобы упростить себе жизнь в дальнейшем… Основная – в комнате, где живет этот человек, стоит сейф. Простой металлический ящик, и не надо быть «медвежатником», чтобы его вскрыть. Ключи должны быть у человека, которого я тебе уже представил. Не будет ключей, хватит взрыва гранаты. Нам нужен только один документ оттуда. Только один… Договор на поставку «Стингеров» фирмой из Саудовской Аравии, но, как ни странно, с банковскими реквизитами какого-то американского банка. Искать в куче бумаг будет сложно. Мне кажется, проще забрать все бумаги из сейфа…

– Тем более мы не знаем точно, что там есть еще, – добавил полковник Раух. – Могут попасться интересные бумаги… Лучше забрать все… Заранее приготовьте мешок побольше…

– Понял, товарищ полковник.

– Теперь смотри сюда… – полковник вытащил из ящика стола газету, на полях которой неумело или небрежно, наспех был нанесен простым жестким карандашом чертеж. – Это приблизительный план того самого кишлака. Мы запросили карту космической съемки, чтобы иметь план более точный, но карту могут прислать только завтра. Ждать мы не можем. Мало ли как изменятся обстоятельства. Смотри… Вот это здание в самом центре – штаб. Буквой «Г»… Самый большой дом. Не ошибешься. Правое крыло… Ты подходишь вот отсюда… – показал палец. – Две улицы. Для движения выбираешь ту, которая понравится… Запомнил чертеж?

– Так точно.

– Вот и все, – завершил постановку задачи майор Солоухин. – В кишлак проникать скрытно. Ни к чему нарываться на возможный заградительный огонь и нести потери. Тихо пришли и тихо же ушли… Лучше вообще без выстрелов… Может быть, если будет возможность и необходимость, и сейф целиком унести. Мы не знаем, сколько он весит… Не думаю, что слишком тяжелый… И все… Назад на вертолетную площадку. К середине дня должны быть там. Вертолет будет уже ждать. В усиление к твоему взводу дается подполковник Яцко, временно переведенный на должность рядового, и старший лейтенант Вадимиров со снайпером и арбалетчиком. Арбалетчик – на случай встречи с собаками.

– Еще вот что… Лишнего при Яцко не болтай… – невнятно и едва слышно предупредил, как пробормотал, полковник. – Все-таки особист… Сам знаешь, что это такое…

– А зачем он вообще нам нужен, товарищ полковник? Проверка?..

– Нет, – недобро усмехнулся Солоухин. – Просто подполковнику необходимо развеяться, чтобы не видеть в каждом пролетающем мимо облаке «око Мураки»…

10

Из Кабула прилетела целая следственная бригада военной прокуратуры, до самых ушей загруженная собственной важностью. Долго ворчали на полковника Рауха за то, что он, исполняя обязанности командира части, не сохранил место возгорания в том виде, в каком оно оставалось после пожара.

Раух слегка покраснел загорелой лысиной, выслушивая претензии.

– У меня люди с операции прибывают. Им нужны палатки для отдыха. Я посчитал отдых личного состава перед следующей операцией более необходимым мероприятием, – строго и конкретно, не желая оправдываться, сказал он следакам. – Выполнение первоочередных боевых задач я считаю приоритетным вопросом и потому ваши возражения не принимаю. Я занимаюсь своим делом, а вы, по мере сил, занимайтесь своим.

Следственная бригада и занималась. Долго допрашивали прапорщика-электрика, заодно проверили проводку выборочно в десяти палатках и везде нашли образцовый порядок. Электрик, как проверяющие убедились, свое дело знал и халатности не допускал. Особый интерес вызвал сохраненный пучок пакли. Проверили склад части, там пакля была своя и не идентичная той, что стала причиной пожара. Но остатки упаковали в целлофановый мешочек, чтобы отправить на экспертизу. Паклю со склада забрали в отдельном мешочке.

Подполковник Яцко с вытянутым лицом ходил по палаточному городку вместе со следственной бригадой, всем своим видом показывая сожаление по поводу торопливости прокурорских работников – из-за этого он улететь не успел. Впрочем, свой отлет Яцко не отменил, хотя следователей в известность заранее не поставил. Чтобы не имели возможности согласовать свои желания с возможными приказами высшего командования.

А майора Солоухина в это время пригласил для разговора еще один следователь, тоже майор, приехавший с остальными, но ночным пожаром совсем не интересующийся. Этот следователь в отличие от других носил ярко-голубые погоны,[12]12
  Ярко-голубые погоны носили офицеры КГБ.


[Закрыть] смотрел на все вокруг себя умными и вдумчивыми глазами и никому не делал замечаний. Беседовали в кабинете полковника Рауха в отсутствие самого полковника.

– Вы знаете, майор, что, например, после масштабного поражения бывает на войне страшнее самого поражения? А?..

И попытался вместе с вопросом в глаза Солоухину заглянуть.

– Что же? Не победа же, надеюсь?.. – Солоухин слегка зажмурился, чтобы избежать откровенного разглядывания, и повел разговор с недоверчивыми нотками, потому что уже понял, о чем им предстоит говорить.

– Слухи об этом поражении…

– Возможно, вы и правы…

– Не просто возможно. Это факт, уже давно доказанный психологами.

– Я готов побеседовать с вами о магической силе слухов, – не желая терять время, потому что вскоре ему предстояло отправлять на задание группу старшего лейтенанта Семарглова, приступил Солоухин к делу. – Тем более что не я их распространяю и мне нечего опасаться разговора с представителем вашей Конторы…

– Кстати, я не представился… Майор Коновалов… Профессор Коновалов, если вам будет угодно, из психологической лаборатории КГБ.

– Что это за лаборатория такая? – невинно и почти лениво поинтересовался майор Солоухин, хотя, конечно, знал о существовании закрытых лабораторий при КГБ точно так же, как знал о существовании таких же лабораторий в ГРУ. Впрочем, его вопрос вовсе не был предназначен для того, чтобы услышать ответ. Солоухину давно и хорошо было известно, что любая организация, собирающая какие-либо сведения негласного характера, сведениями о себе делиться не любит. Исключения составляют только газеты, но их в военной действительности можно не читать. Впрочем, как и в действительности гражданской…

– Есть такая… Впрочем, я не уполномочен обсуждать разработки нашей лаборатории. Я хотел бы поговорить о слухах, которые распространились не только среди Ограниченного контингента наших войск в Афганистане, но уже разлетелись по всему Советскому Союзу, вплоть до районов Дальнего Востока и Крайнего Севера. Как и полагается слухам, они успели обрасти кучей таких подробностей, о которых вы, видимо, и не слышали. Но меня эти подробности не интересуют. Меня интересует только конкретная суть происшедшего с вами и с вашим отрядом во время рейда по уничтожению имама Мураки.

Профессор был сух и сдержан, но старался говорить как можно мягче, чтобы сгладить природную сухость своего голоса.

В дверь постучали. Профессор Коновалов недовольно поморщился.

– Войдите… – сказал Солоухин.

Вошел лейтенант Степанков, командир взвода, только что вернувшегося с операции.

– Разрешите, товарищ майор?

– Что спрашиваешь, если уже вошел… Как отработали? Удачно?

– Так точно. Караван с наркотой. Там после нас десантура высадилась. Они сейчас все протоколируют.

– Хорошо. Отдыхай…

– Я как раз по этому поводу… Наши палатки сгорели…

– Понял. Договорись с Семаргловым. Он скоро вылетает. Отдыхайте в его палатках.

– Понял, товарищ майор. Разрешите идти?

– Иди…

Дверь закрылась без стука.

– Я готов выслушать ваши вопросы, – сказал Солоухин профессору. – По мере сил постараюсь на них ответить.

– Вопрос практически один. Вернее, это даже не вопрос, а просьба. Расскажите обо всем, что происходило, как можно подробнее. Особенно меня интересуют личные физиологические ощущения. Именно то, что вы чувствовали… Бывает так, что чувства приходят потом, когда анализируешь… Это тоже интересно… Но меня сейчас интересуют те чувства, что вы испытывали в горах. И это не праздный вопрос…

Майор Солоухин только плечами пожал. И начал рассказывать. Профессор несколько раз прерывал его, что-то уточняя. Но в основном старался только слушать. В целом рассказ вылился в краткий по-армейски рапорт, и только наводящие вопросы профессора заставляли Солоухина быть более подробным.

– Теперь – вопрос главный… – когда Солоухин закончил, профессор Коновалов даже встал, чтобы подчеркнуть этим важность того, что он желает услышать.

– Согласно слухам, ощущение беспокойства, как вы это назвали, охватило весь ваш отряд. Не вас одного и ближайших офицеров, а всех, кто шел в строю… Так?

– Мне показалось, что так… Но личные впечатления трудно оставить только личными. Всегда кажется, что они общие. Сама эта операция не нравилась всем офицерам. Мы не ликвидаторы и не палачи. Мы – армейская разведка. Спецназ армейской разведки. Мы диверсанты, по большому счету… И уничтожение конкретного человека, не военного человека, нам всем не понравилось. Тем более что местное население считает его святым…

– Считало… – поправил Коновалов.

– Считало, – согласился Солоухин, но согласился не до конца. – А сейчас, надо полагать, считает тем более. И это – наше общее отношение к сути дела! – даже не вопрос соприкосновения веры и атеизма. Это вопрос глубинной нравственности, которая осталась нам от предков. Не той, о которой можно говорить, о которой можно писать в газетах. Это нравственность «другого калибра». И потому я даже затрудняюсь точно охарактеризовать ее. Может быть, какая-то смесь нравственности и порядочности… Не знаю… Не философ… И приказ шел в противоречие с этим видом нравственности. Но приказы, тем более на войне, не обсуждают. Мы приказ выполнили, однако все чувствовали себя при этом не лучшим образом.

– Все – это весь личный состав? Весь личный состав знал цели операции?

– Нет. Задача ставилась только перед офицерским составом.

– Однако то беспокойство, о котором вы рассказывали, оно же коснулось не только офицеров, но и всего личного состава…

– Скорее всего, да…

– И что же это было?

– «Око Мураки» в небе над нами… – Солоухин усмехнулся.

– Это сказки… Тогда у меня есть другой вопрос. Данные о всех проводимых в том районе операциях у вас есть?

– Они есть у полковника Рауха. Но, в принципе, я тоже с ними знаком. Мы часто там работаем. Граница рядом. Из Пакистана идут караван за караваном…

– Часто ли там можно встретить иностранных наемников?

– Часто. Только вчера уничтожили несколько человек прямо на границе.

– Европейцы?

– Насколько мне известно, европейцы попадаются редко.

– Возможно, негры…

– Бывают, но тоже редко…

– Надо искать…

– Зачем? Извините за вопрос… Это не праздное любопытство. Зная принцип поиска, легче найти…

Профессор выдержал задумчивую паузу, словно слова подбирал.

– У нас есть подозрения, – сказал, наконец, – что на вашем отряде было испытано психотронное оружие. Вероятно, какой-то инфразвуковой генератор, работающий в том диапазоне, который вызывает у человека беспричинный страх. Недавно такое оружие в Германии испытывали при разгоне студенческой демонстрации. Эффект был потрясающим… Кроме того, у нас имеются агентурные данные, что американцами планировались испытания подобных генераторов в боевых условиях и подбирался регион. Хотя есть данные, что они должны провести испытания в Сальвадоре. Но эти данные косвенные. А здесь действие достаточно похожее, хотя сила применения, откровенно говоря, маловата. Генератор должен вызвать панику… Но, возможно, им просто не хватило энергетического обеспечения. Не знаю… Но, если уж вы попали под действие в первый раз, вам и искать этот генератор дальше… Надо искать… И сам генератор, и специалистов… Найдете – молодцы… Не найдете, плохо в том случае, если он есть, а если нет, это тоже результат…

– Как это должно выглядеть внешне? – Солоухин задал естественный вопрос. – Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Это слишком сложно для местных условий.

– В Германии, по сообщениям наших источников, оборудование занимало два автобуса. В одном собственно генератор и обслуживающий персонал, во втором энергетическое обеспечение – аккумуляторные батареи. Один с другим соединялись кабелями, как трамвайные вагоны. Здесь, я думаю, должно было бы быть что-то подобное. Возможно, пара грузовиков… Может быть, три грузовика… Им необходима дизельная установка для выработки электроэнергии…

– Наша авиация ничего не оставила от грузовиков колонны.

– Но воздействие на ваш отряд было уже после этого?

– Да, после…

– Отпадает…

– Я бы еще задумался о землетрясении…

Профессор покачал головой.

– Мы прорабатывали этот вопрос. Землетрясения хорошо изучены. Аналогичного влияния в таких же масштабах не наблюдалось. Разве что на животных… Мы все же предполагаем испытания генератора.

– Может быть, но существует множество «но»… В ваше предположение в первую очередь логически не вписывается гибель двух тяжелых бомбардировщиков. Один сбили… Ладно… Второй разбился в условиях отличной видимости и при идеальных метеоусловиях. Не должен был разбиваться. Никак не должен! Не было у него для этого причин. Однако разбился… Предполагают, что-то случилось с пилотом или с пилотами… Есть еще некоторые вещи… Гибель в пожаре семьи генерала… Это слишком отвлеченно и смотрится прямым совпадением, однако мысли навевает… Те же ощущения, что были в горах, достают некоторых офицеров и здесь… Может быть, совпадение, а может, и не совпадение… Причем эти ощущения преследуют не только тех, кто напрямую участвовал в операции, но и тех, кто ее готовил… Есть еще множество всяких мелочей. Но всякие мистические мотивы вы, как я понимаю, отвергаете безоговорочно…

Профессор чуть-чуть замялся. И ответил почему-то шепотом:

– Я не отвергаю… Отвергает командование. И с этим мы должны считаться… Но подготовьте мне список офицеров, с кем я мог бы поговорить по этому вопросу…

– Кто не на задании, тот в вашем распоряжении…

* * *

Перед отправкой на аэродром майор Солоухин давал заключительный инструктаж старшим лейтенантам Семарглову и Вадимирову и присоединившемуся к ним в качестве добровольца без должности подполковнику Яцко. В принципе, он давал инструктаж лишь старшим лейтенантам. Подполковник же при этом только присутствовал, как и полковник Раух, и даже вопросов по существу не задавал.

Конечно, темой инструктажа, пусть и второстепенной, попутной, было и недавнее задание, полученное от профессора Коновалова. Полковник Раух уже был в курсе дела. С ним профессор беседовал отдельно, хотя и недолго. С подполковником Яцко он не беседовал, и именно потому тема вызвала у подполковника особый интерес в отличие от основного задания группы. Здесь у него вопросы возникли.

Сейчас район действий спецназовцев предполагался совершенно иной, тем не менее майор Солоухин на всякий случай предупредил особо о возможности воздействия инфразвукового генератора и там. В пределах своих знаний рассказал, что это такое, то есть пересказал несколько фраз майора Коновалова, и этими знаниями любопытным пришлось ограничиться.

– А не могут они этот генератор установить где-то здесь, рядом с частью? – поинтересовался подполковник, возвращая разговор в прежнюю плоскость.

– Не могут… – за Солоухина ответил полковник Раух. – Смысла в этом нет. Воздействие генератора, как я понимаю, кончается с выходом из зоны. Они могли подвергнуться облучению там, но вдали облучение уже не действует. Это не радиация, и в организме может накапливаться только в виде созревания стрессового состояния. Но для этого необходимо постоянно этот инфразвук слушать…

Яцко костлявыми плечами пожал почти обиженно, поскольку никто не рвался помочь ему избавиться от гнетущего состояния.

Солоухин провожал офицеров до машины. Перед посадкой подполковник доверительно взял майора под локоть.

– Никак не проходит у меня это ощущение… Никак не проходит, словно я этот генератор в кармане таскаю…

– Это твои личные проблемы… Ломай себя… Думай о другом…

– Я пытаюсь… – подполковник вздохнул. – Вообще не думать…

– А вот это зря… Василий Иванович… – обращением к старшему лейтенанту майор показал, что разговор с подполковником окончен.

Старший лейтенант обернулся, спрашивая взглядом.

– Нет, ничего… Не кури…

– Обещаю, товарищ майор…

Машина запылила по дороге. Солоухин провожал ее глазами до самых ворот. Честно говоря, он хотел бы поговорить со старшими лейтенантами наедине, но подполковник Яцко постоянно желал быть рядом и не дал такой возможности. Поговорить со старшими лейтенантами хотелось уже давно, спросить их об ощущениях, сравнить эти ощущения со своими. Но майор все как-то не решался. Боялся, что его поймут неправильно. Не все умеют правильно понимать вопросы, особенно если эти вопросы исходят от командира.

Подчиненный с чем-то личным или с тем, что кажется со стороны слабостью, обратиться к командиру может без проблем. Командир же с таким вопросом обратиться к подчиненному не всегда имеет право, не рискуя потерять свое право командовать. Авторитет – дело тонкое… А разговаривать с подполковником о том же совершенно не хотелось. Хотя бы по одной причине – особист сам пороха не нюхал, но желает все знать о тех, кто воюет по настоящему, желает контролировать их поступки и даже то, что у каждого на душе. А на душе у всех нелегко. Даже за внешней легкостью характера старшего лейтенанта Семарглова что-то кроется. Эта его легкость в последние дни стала почти нарочитой. Похоже, старлей ее вместо щита впереди себя выставляет, чтобы укрыться. А всегда ровный и добродушный Вадимиров, в противовес Семарглову, необычно мрачен. С чего это? Есть о чем поговорить командиру с офицерами…

Опустился шлагбаум, машина скрылась за воротами…

Майор вздохнул и пошел в штаб…

11

Вертолет группе попался – глухому соседу-меломану не пожелаешь… И звук с двух сторон раскрытыми ладошками по ушам лупит, и трясучка, как у ковбоя во время родео, когда он на диком быке усидеть пытается…

А в голове упорно желает закрепиться единственная доступная во время полета мысль: долетит машина до места высадки группы или по дороге в воздухе развалится… Благо еще, что большая часть полета проходила на предельно низких высотах, как бывает обычно для достижения скрытности высадки. Впрочем, быстро подступал вечер и темнота вместе с ним. На земле уже совсем темно было – ничего в иллюминатор не видно, а потом и в воздухе потемнело. И вертолет набрал высоту, чтобы спрямить углы.

Старший лейтенант Семарглов трижды пытался сказать что-то сидящему неподалеку Вадимирову, но тот, хотя и замер с широко открытыми глазами и смотрел вроде бы перед собой, пусть и невнимательно, наверное, все же спал, как спать уже привык. Семарглов слышал, что, если человек сидит с открытыми глазами и не мигает, он спит. Вадимиров не мигал. И не показывал реакции на слова. По крайней мере, на обращение к себе не реагировал. Может быть, просто шум вертолетных винтов и дребезжание разболтанного корпуса вертолета мешали услышать обращенные к нему слова Василия Ивановича. А он задумался… Может, в самом деле уснул таким образом… От усталости, говорят, люди и стоя засыпают…

Когда за иллюминаторами встала прочная темень, Семарглов решил и сам уснуть, не зная, когда в следующий раз представится ему такая возможность. Он закрыл глаза и привалился к стенке, но дребезжание стенки переходило вибрацией в бронежилет, и это было неприятно. Впечатление складывалось такое, будто проглотил бетонный вибратор. А потом отчетливо и резко, сразу ясной картиной, сохранившей не только внешний вид, но и звуки, и запахи, и ощущения, предстала перед ним тропа на том самом перевале, непонятные, пугающие вибрации воздуха вокруг и гул земли под ногами. Все это очень похоже передавали, словно повторяли старый мотив, вибрации вертолета, и оттого, что воспоминание приятным не было, не мог стать приятным и полет. И не спалось от воспоминаний…

Василий Иванович никогда не относил себя к людям робкого десятка. Даже в самом детстве. А уж став армейским офицером, и подавно о робости забыл. Но человеческая храбрость имеет такое странное свойство, что проявляется тогда, когда отчетливо видит перед собой противника. Пусть этот противник намного сильнее и имеет вид более грозный. Храбрость это не напугает. Но вот когда противника не видишь и не знаешь даже, что за силы тебе противостоят, не понимаешь, что можешь этим силам противопоставить, уютно себя не чувствуешь.

…Летели, казалось, бесконечно долго. Семарглов все же уснул на какое-то время и проснулся от явственного шевеления где-то рядом. Сосед ли локтем задел или еще что-то такое… Глаза открыл. К нему, как к командиру группы, а вовсе не к подполковнику Яцко, подошел второй пилот экипажа. Наклонился, чтобы прокричать в ухо:

– Ищем площадку… Придется, мать его, прожектор включать…

Включать прожектор в ночи – это значит сразу обозначить место высадки для случайного наблюдателя. Хотя рядом, по данным штаба, противника быть не должно, но береженого бог бережет…

– Без прожектора никак? – прокричал старший лейтенант.

– Промахнулись, мать его, где-то… – сознался второй пилот. – Пойдем в кабину…

Семарглов двинулся вслед за вторым пилотом и заметил, как встает, чтобы за ними пойти, старший лейтенант Вадимиров, по мимике, должно быть, понимающий, что у пилотов возникли непросчитанные при подготовке трудности. А когда Семарглов остановился в дверях тесной пилотской кабины, услышал, как кашлянул за спиной еще один человек. Не оборачиваясь, Василий Иванович понял, что подполковник Яцко не любит, когда рядом происходит что-то, чего он не знает, но считает, что имеет право на знание.

Второй пилот сел на свое место и отмашкой руки показал вперед, в непроглядную темень. Вертолет летел на малой скорости, слегка завалившись набок, – кружил, постепенно уменьшая диаметр поиска, но все равно ничего разобрать внизу было невозможно, ночь безлунная, слепая и оттого будто бы угрожающая. Первый пилот не оборачивался, словно не чувствовал за спиной присутствия людей.

– Что случилось? – спросил из-за плеча старший лейтенант Вадимиров.

– Промахнулись… – Семарглов ответил не оборачиваясь.

– Прожектор? – с пониманием поинтересовался Вадимиров.

– Придется…

– Хреново…

– А куда денешься! – второй пилот, оказывается, давно научился слышать в этом шуме и ответил за Василия Ивановича.

Прожектор загорелся, казалось, сам собой. Сильный луч направился к земле под углом в сорок пять градусов и начал пошевеливаться, рыская по камышу из стороны в сторону. И только потом по шевелению плеч первого пилота стало заметно, что именно он управляет прожектором.

– Это не опасно? – прокричал из-за спин подполковник Яцко.

– Летать всегда, товарищ подполковник, опасно… – ответил Вадимиров. – А с прожектором в ночи опасно вдвойне…

– А на войне летать тем более… – добавил и Семарглов. – Тем более с прожектором…

Поиск продолжался около пяти минут, пока, наконец, в луч не попал сначала один вытянутый язык прогалины, лишенной камышовых зарослей. Пилот среагировал, вертолет круто качнуло в сторону, но луч за язык зацепился, словно намертво прилип к нему. А уже через минуту нашлась и вся прогалина.

– Это точно то место? – прокричал вопрос подполковник.

– Других пролысин здесь нет… – резко ответил первый пилот, но и после этого не обернулся.

Вертолет земли не коснулся. Выпрыгивали с высоты пары метров, без проблем, и сразу, один за другим, выходили из зоны продуваемости винта. Первым машину покинул старший лейтенант Вадимиров. Последним старший лейтенант Семарглов.

– Забирать вы будете? – на прощание спросил он пилота, стоящего рядом с распахнутым выходным люком.

– Мы… Другие тоже промахнуться могут…

Василий Иванович сделал рукой прощальный жест и выпрыгнул в темноту…

* * *

– В пустыне, как в горах, компас тоже может давать отклонение… – сказал Вадимиров, когда Василий Иванович в очередной раз остановился, чтобы дать успокоиться стрелке компаса. Стрелка никак не желала спокойно смотреть туда, куда ей полагается, постоянно подрагивала и слегка «плавала».

Семарглов начал нервничать. Не только его компас, закрепленный прямо на планшете с картой, вел себя так странно, но и компас Вадимирова. Подполковник Яцко компаса с собой, конечно же, не имел, но нервничал, похоже, больше двух старших лейтенантов, вместе взятых. Искомый кишлак должен быть уже где-то совсем рядом, но камыш закрывал обзор, и можно было пройти рядом с крайним домом, не заметив его.

– Надо по луне ориентироваться, – подсказал подполковник. – Где луна была, когда мы высадились?

– Совсем не в том месте, в котором сейчас находится, товарищ подполковник, – стараясь не быть грубым, ответил Семарглов. – Ориентируясь по солнцу, можно определить юг, если вы, конечно, не на экваторе. А ориентируясь по луне, мы получим только район, в котором будем вынуждены блуждать…

– Кроме того, когда мы высаживались, луну не было видно, – добавил Вадимиров.

– Сквозь облака просвечивала… – не согласился подполковник.

– Только размытым пятном. Щеткин! – громко позвал Вадимиров.

Ефрейтор вышел из середины строя и подбежал, придерживая рукой чехол от оптического прицела.

– Делаем «пирамиду», – Вадимиров обращался явно не к старшему по званию, а к Семарглову. – Четыре человека внизу, два на них, Щеткин сверху… Пусть «прострельнет»… Мне показалось, где-то вдалеке собака гавкнула…

Семарглов сделал знак рукой идущим рядом солдатам. «Пирамиду» под руководством Вадимирова соорудили быстро, хотя и была она не слишком устойчива. Взобравшись наверх, Щеткин снял с прицела чехол и подключил прибор ночного видения. Оглядывать окрестности, слегка пошатываясь, было не совсем удобно. Но ефрейтор умудрился равновесие удержать.

– Есть что-то… Сейчас рассмотрю… Есть, точно… Пара километров от нас…

Он протянул вперед длинный ствол винтовки, используя ее вместо указки, и чуть не свалился с чужих покачивающихся плеч.

– Вперед! – скомандовал Семарглов. – Уже опаздываем…

Отставание от расчетного графика, выверенного оперативным отделом штаба, составляло уже около полутора часов. И потому старший лейтенант Семарглов сам возглавил группу, чтобы задать соответствующий темп. Но не забыл при этом показать глазами Вадимирову на подполковника Яцко, чтобы тот присматривал за особистом. Как оказалось, сделал он это не зря, потому что уже через несколько минут темпового марша через камыши подполковник начал задыхаться и отставать.

– Товарищ подполковник, – строгим шепотом предупредил Вадимиров, – солдаты смотрят…

Яцко понял, о чем речь, и собрал в кулак волю, чтобы не заставлять подгонять себя. Но это обошлось ему дорого. Нетренированные ноги стали ватными и отказывались повиноваться.

Уже на подходе к кишлаку, когда миновали камыш и вышли на невысокие песчаные барханы, Вадимиров переглянулся с ефрейтором Щеткиным, взглядом передавая наставническую эстафету, полученную от Семарглова, и поспешил вперед, чтобы догнать командира взвода. Семарглов и сам уже остановился как раз на нужной дистанции от ближайшего дувала[13]13
  Дувал – глиняный забор в Средней Азии и Афганистане.


[Закрыть] и поднял над головой смоченный слюной палец – проверял, с какой стороны дует ветер.

Ветер дул со стороны кишлака, следовательно, собакам трудно было поймать запах и уловить звук. Хотя бы в этом повезло. Наблюдение длилось не слишком долго, поскольку в график все еще не вошли.

– Я гляну, пожалуй… – предложил Вадимиров.

– Давай… – Семарглов согласился.

Старший лейтенант ушел в темноту, взяв с собой только арбалетчика. Ждали их, казалось, бесконечно долго.

– Что-то случилось… – мрачно предрек подполковник Яцко.

Семарглов не отреагировал, чтобы не показаться грубым, хотя фраза о вороньих вокальных способностях вертелась у него на языке. Но отвечать и не пришлось, потому что две тени, незаметно приблизившись, поднялись с земли совсем недалеко и быстро, чуть-чуть пригнувшись, заспешили к группе. Семарглов поднялся навстречу первым, за ним остальные. Но Вадимиров сделал рукой указующий жест и даже не остановился. Весь мрачный вид старшего лейтенанта говорил, что он узнал нечто важное. Группа, соблюдая тишину, двинулась за ним. Только снова оказавшись рядом с камышами, командир взвода разведки остановился, поджидая Семарглова. Подполковник Яцко тут же оказался рядом.