Текст книги "Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый (СИ)"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Варяги отступали так спешно, что отступление было похоже на бегство.

– Им разведка сообщила – нам помощь идёт… – прочитал ситуацию сотник Русалко. – Иначе они бы обязательно попытались поджечь нас… А не успели…

– Не слишком ли далеко Войномир руки протягивает… – высказал свою оценку событий Бобрыня. – Не иначе, на Славен метит. Не рано ли ему?..

Гостомысл промолчал, и вспомнил слова волхва Вандала, который советовал ему очень торопиться, чтобы вовремя вернуться, и услышать «заветное слово» отца. Может быть, варяги-русы тоже знают, что он должен будет услышать это «заветное слово»? И именно потому стараются ему помешать? Может быть, не только освобождение своего князя они ставят во главу преследования? Тогда, тем более, следует торопиться…

Где же подмога?..

* * *

В самом стольном граде Славене, куда гонец доставил берестяное письмо с резаным руническим сообщением[82]82
  Археологические данные, а в большей степени данные летописных арабских, византийских и германских источников говорят о том, что славяне были грамотными людьми и имели письменность, которую называли «буквица», и второй вид письменности – рунический. Причём письменность эта была распространена не только среди высших классов общества, но и повсеместно, даже среди простого люда.


[Закрыть], знали о предстоящем приезде Гостомысла, и знали об опасности, которой княжич подвергается в пути. Костёр на сигнальной вышке был замечен вовремя и воспринят правильно. Помощь прибыла в самом деле необычайно скоро, но удивляться этому не приходилось, потому что младший брат княжич Вадимир, после предупреждения отца, держал «под седлом» готовую к выступлению дружину на быстроногих конях. Вадимир сам и прибыл к приграничной крепостице во главе её, чтобы выручить застрявшего в осаде старшего брата.

Время терять Гостомысл не захотел. Сменили в крепостице дружину, оставив новым воям возможность со свежими силами привести ворота в порядок, и, вместе со старой дружиной, быстрым ходом направились к Славену.

Проведя там только короткий остаток ночи, Гостомысл поднялся с первым светом, пробившимся сквозь стекло. В крепости Карела и в самой Бьярме вставали позже. Там лучам света предстояло пробиться сквозь мутные, туго натянутые бычьи пузыри, которые свет всегда пропускали хуже, и людей спозаранку не будили. На удивление княжича, Прилюда поднялась ещё раньше, зная, как много дел предстоит сделать до отъезда мужа. А Вадимир вообще, как оказалось, в эту ночь не стал ложиться, взвалив на себя заботу о снаряжении дружины старшего брата. И хорошо вооружённая сотня стояла, готовая выступить вместе с Гостомыслом в дальний поход. Ещё одна сотня, стрелецкая, во главе всё с тем же Русалко, почти ровесником и другом детских лет Вадимира, приторачивала к сёдлам походные тулы[83]83
  Тул – кожаный или берестяной цилиндр, предназначенный для стрел. Колчан появился у славян только через несколько веков.


[Закрыть] и длинные налучья. Вои, сопровождавшие княжича из ставки отца, получили особую задачу – охранять пленника. Силы для сопровождения посольства были выделены большие, но это было необходимостью, поскольку ехать предстояло через чужие земли, и кое-где предстояло, возможно, пробиваться с боем. Гостомысл уже несколько раз путешествовал по этому пути с дружиной, и знал, что ему предстоит.

В итоге княжичу осталось только семейные дела уладить – познакомить Прилюду с детьми от покойной первой жены; потом поручить её заботам властолюбивой красавицы Велиборы, молодой жены брата Вадимира, дочери освобожденной хозарской рабыни. Велибора собиралась вскоре произвести на свет, как предсказали волхвы, прекрасную дочь; потом еще было необходимо передать самому брату тщательные наставления Буривоя. Велибора давно освоилась в княжеском тереме, и взяла на себя заботы обо всём хозяйстве, что после смерти жены Буривоя осталось без пригляда.

И только после всего этого можно было садиться на коня…

– Не много ли ты мне охраны даёшь? Чать, самому понадобиться может… – осмотрев своё сопровождение, все же засомневался, и сказал Гостомысл брату. – Я с помощью к Годославу ездил, всего четыре сотни брал, а тут с посольством…

– Ляхам всё одно, что войско, что посольство… – сказал Вадимир. – Тебе через их земли тоже ехать, и дружинники, и стрельцы там сгодятся… А я здесь справлюсь… В Русе пока тишина. Русы зимой выступать не любят…

Гостомысл и сам хорошо знал, что самый трудный, хотя и небольшой, участок его дороги лежит через земли ляхов, ливов и пруссов. Там, даже если с одним князем ладишь, другой на его землю войдёт, чтобы пленников захватить. И не знаешь, к кому можешь в руки попасть, не знаешь, на кого следует лук поднимать, а кому протягивать руку для рукопожатия. Без войска через земли ляшские ходить более рискованно, чем через земли варягов-русов. Да и не со всякими ливами договориться можно. С приграничными, вроде бы, давно мирные отношения, торговля, и даже помощь друг другу, а чуть в глубину ливских болот уйдёшь, из каждой чащи дикая ватажка лихих людей выскочить может. Там тоже, как и у ляхов, порядка не любят… Единственно, ближе к владениям бодричей, земли поморян – места спокойные. Поморяне, хотя и ближайшие родственники ляхов, отличаются от них любовью к порядку…

Глава восьмая

Слегка растерянный и расстроенный состоянием, а ещё больше настроением матери, спустился князь-воевода с третьего этажа на второй в свои покои. Зашёл в свои комнаты, вычищенные слугами к его приезду так, что ни одной пылинки на оконных стёклах было не сыскать. Но там, постояв несколько минут без цели у окна, посмотрев некоторое время на площадь и на дворцовую галерею, где раньше часто прогуливалась княгиня Рогнельда, надолго не задержался. И всё в той же задумчивости двинулся к выходу из Дворца.

На узкой боковой лестнице, уже около выхода на первый этаж, ему встретился князь Додон, разговаривающий с кем-то из своих слуг. Додон шагнул навстречу, загораживая проход, и приветливо протянул для рукопожатия свою холёную узкую ладонь, больше привычную к гребню для его длинных волос, чем к рукоятке меча. Естественно, князь-воевода такую руку уважать не мог, хотя вынужден был на рукопожатие ответить.

Приличия в общении соблюдал даже такой человек, как Дражко.

– Я рад, Дражко, поприветствовать тебя персонально… – Додон весь, казалось, светился радостью встречи. По крайней мере, об этом говорила его широкая белозубая улыбка. Однако глаза при этом оставались совершенно холодными и непроницаемыми.

– Здрав будь, Додон… – усы князя-воеводы не пошевелились, как бывало, когда он радовался встрече с кем-то. И сам тон ответа не показался князю тёплым.

– Я вот в дорогу собираюсь. Хочу съездить ко двору Карла Каролинга, удовлетворить своё извечное любопытство. Согласно твоему сообщению, он перебирается на зиму в Саксонию… Это же совсем рядом. Когда ещё мне представится случай! Надо его не упустить… В Византии много разговоров о Карле. Императрица Ирина долго каялась, что не смогла стать его родственницей[84]84
  Византийская императрица Ирина, вдова императора Льва Четвертого, и регентша при своем сыне Константине Шестом, имела договорённость с Карлом Великим о браке своего сына с его дочерью Ротрудой. Но, по достижению Константином совершеннолетия, императрица приказала ослепить сына, поскольку не желала отдавать свою власть, а согласно византийским законам увечный человек не может стать императором. Карл после этого расторг договор о браке и прервал с императрицей всякие дипломатические связи. Перед венчанием с наследником императорского престола Львом, будущая императрица дала клятву императору Константину Пятому, что никогда не будет поклоняться иконам. Лев Шестой сначала ослабил под давлением жены гонения на иконопочитателей, но потом возобновил их с новой силой. Но править Византией Льву довелось только пять с половиной лет. Ряд историков считает, что император был отравлен женой, желавшей захватить власть. Став регентшей, Ирина, не вспомнив о своей клятве Константину Пятому, поставила патриархом вообще не духовное лицо, а своего секретаря Тарасия, созвала Вселенский собор, который по ее приказу со второй попытки (первая попытка проведения собора была сорвана армией, поддерживающей иконоборцев) установил в Византии иконопочитание, и изгнал с церковных постов всех иконоборцев. Императрица устроила на них жестокие гонения.


[Закрыть].

– Это проблемы императрицы и всех гадких манер византийского двора. Они эти манеры пытаются всеми миру навязать, и, к сожалению, в каждом государстве находятся такие, кто подражает византийцам…

Слова Дражко напрямую относились к князю Додону, но тот сделал вид, что не понял намёка, и ловко перевёл разговор на другую тему:

– И ещё, говорят, король Карл в большом восторге от тебя и от твоих полководческих талантов! Да и сам ты недавно не упустил момента, чтобы не похвастать этим… – Додон не пожелал остаться в долгу, и ответил уколом на укол.

– Да, он относится ко мне с уважением, как и его дядя и главный полководец франков монсеньор Бернар, с которым мы особенно сдружились. Если будешь принят при дворе, передай от меня поклоны королю и его ворчливому дядюшке, – холодностью тона князь-воевода показал, что не желает продолжения разговора даже ради того, чтобы защитить себя от обвинений в хвастовстве, хотя его хвастовство было только ответом на вопросы Годослава.

– Передам обязательно. Поговаривают, что король возит с собой много женщин для развлечения двора и скрашивания собственного досуга? Никому из них ты привет передать не желаешь?

– Нет, не желаю, – теперь Дражко ответил даже более, чем холодно, почти с раздражением.

– Ах, да, слышал я, что ты время проводил с кем-то ещё… Не из королевской свиты…

Дражко только сердито пошевелил усами, но не ответил ничего. Просто кивнул головой, то ли прощаясь, то ли требуя дорогу уступить, и двинулся дальше к выходу, основательно раздражённый этой встречей. Додон за князем-воеводой на крыльцо не вышел, только спросил вслед:

– Сейчас-то куда спешишь?

– К себе, в загородное имение, – почти не обернувшись, через плечо бросил Дражко.

– Меня в гости не пригласишь? – князь Додон, вроде бы, назойливо в друзья навязывался. – Говорят, в твоих погребах мёд знатный…

– Нет… Я хочу в одиночестве отдохнуть после дальней дороги, – ответил Дражко теперь уже грубо, и скрылся в дверном проёме.

На крыльце, пока князь-воевода ждал, когда ему подадут лошадь, со спины опять кто-то неслышно подошёл, и молча остановился. Услышав дыхание, Дражко, с трудом сдерживая недовольство, обернулся, думая, что это князь Додон не угомонился. Однако теперь рядом с князем-воеводой стоял молодой вой, почти мальчишка, в лёгкой кольчуге, при тяжёлом для его руки мече, но без шлема, только волосы поперёк лба перевязаны тонким кожаным ремешком. Светлое лицо показалось отдалённо знакомым, но Дражко встречался со многими воями из княжеских дружин, многих знал по имени, большинство же просто многократно видел, и не знал, да и знать был не обязан. Это обязанность воинов, знать своего предводителя…

– Ты ко мне?

– Не узнаешь меня, княже?..

Только тихий голос с мягкими нотками подсказал князю-воеводе, кто перед ним.

– Никак, Власко?..

Ясновидящий ученик волхва Ставра улыбнулся своей грустной застенчивой улыбкой.

– Узнал, княже… Узнал, таки… А давеча, у двери, мимо прошёл, даже не заметил…

– Уж больно ты вымахал за эти три года. Совсем взрослым стал. В кольчуге, при оружии… Скоро начнёшь бороду брить… Сколько годков-то тебе?

– Скоро пятнадцать будет, – отрок постарался ответить басовитее, но это у него не получилось, потому что возрастная ломка голоса не давала ещё возможности говорить в той манере, в которой хочется.

– А выглядишь года на три, пожалуй, старше… – одобрительно отметил Дражко.

– Служба наша взрослая… К серьёзности приучает…

– Там же, при Ставре служишь?

– Там же, княже. Только что со Ставром вернулись из Свентаны. Я к данам ходил, на ту сторону… Помнишь же, я данский язык немножко знал, сейчас еще подучил… Слушал, что говорят… Там неспокойно. Но я сумел узнать, что даны один полк туда-сюда гоняют.

Дражко согласно качнул усами.

– Я видел Ставра, он рассказал. Правда, про тебя ничего не сказал. Но, может, сказал Годославу… – поспешил князь-воевода добавить, чтобы порадовать хоть этим отрока, выглядящего не слишком веселым.

Из дворцовых ворот вывели коня князя-воеводы. Стражник жестко держал его под уздцы, и конь беспокойно перебирал ногами, стучал копытами по деревянной мостовой. Дражко готов уже был вскочить в седло, даже руку уже положил на луку, но внезапно пришла в голову новая мысль, остановила его, и вернула к крыльцу.

– Власко, ты сейчас свободен?

– Ставр до завтра отпустил. Сказал, завтра после обеда мы снова и уедем. Опять, надо думать, на границу. За данами постоянный пригляд нужен. Злы и шкодливы больно…

– Добро… Чем пока заняться думаешь?

– В храм схожу, по городу поброжу – меч хочу купить, больше к руке подходящий, потом отоспаться хотел…

– А в воду ты по-прежнему смотришь?

– Смотрю, княже… Это главное, что я умею. Дарами Свентовита пренебрегать нельзя, и если ты ступил на тропу знания, то, с неё свернув, свалишься непременно. Начал заниматься, занимайся все дни свои. Так Ставр учит…

– Поехали-ка со мной! В моё загородное имение… Там переночуешь, и… Своё умение покажешь… Надо показать… – Дражко хотел, конечно же, просто пригласить, но голос его, голос князя и военачальника, прозвучал в привычном приказном тоне, и юноша отказаться не решился, даже если бы и захотел. – А меч я тебе сам подарю хороший. По руке подберём… У меня этого добра хватит на добрую сотню воев…

– Поехали, княже, коли велишь…

Дражко, чуть-чуть заведённый от пришедшей в голову мысли, уже слегка растерявший свою хмурую недавнюю задумчивость, как это часто случается с людьми не тяжкого от природы нрава, тут же распорядился, чтобы побыстрее оседлали и привели коня для Власко.

– Седло ему хорошее подберите, и чтоб стремя по росту было…

– У меня своё седло, княже, подогнано. Это не то, не данское. Это мне княгиня Рогнельда подарила…

Дражко кивнул слуге, чтобы тот шёл выполнять.

В это время мимо них прошёл, поклонившись, и с крыльца спустился, тот слуга князя Додона, что разговаривал с князем около боковой дворцовой лестницы. Власко проводил слугу внимательным взглядом до тех пор, пока тот не растворился в площадной толпе, и посмотрел на Дражко взглядом внимательным и что-то говорящим.

– Что? – спросил князь-воевода.

– Человек этот… – Дражко кивнул вслед слуге. – О тебе нехорошо думает…

– Нехорошо? – князь-воевода шевельнул усом. – И пусть себе думает… Я от дум пополам не ломаюсь, и память не теряю. А ты, оказывается, не только в воду смотришь?

– Ставр так учит: когда чем-то одним сильно занимаешься, другое, близкое к этому, само приходит. И я иногда без воды вижу. Но человек этот… Думы его… Так о мёртвых думают… – сказал Власко тихо, со свойственной ему интонацией, уже знакомой князю-воеводе по событиям трёхлетней давности.

– А я и умирать тоже не собираюсь…

Коня для Власко привели быстро – того самого, датского, что подарил Ставр отроку три с половиной года назад. Кони так не меняются, как быстро растущие отроки, и потому князь-воевода без труда узнал злое тонконогое животное, которое в телегу не впряжёшь – этот конь только всадника под собой терпит, а телегу расшибет сразу, да и просто не позволит на себя хомут надеть. И, глядя на то, как легко Власко вспрыгивает в седло, вспомнил с улыбкой, как три с половиной года назад подсаживал худенького мальчишку, который сам ещё забирался на коня с трудом, в данское неудобное седло без стремян.

– Поехали…

Но Власко натянул повод.

– Княже, может, оденешь панцирь…

Три с половиной года назад Дражко послушался Власко, сменил кольчугу на бахтерец[85]85
  Бахтерец (от персидского «бегтер», обозначающего род доспеха, само слово «бегтер» произошло от скифского «бахтра» – «бах» – щит, «тра» – много) – вид доспеха, состоящий из продолговатых стальных горизонтальных пластин, соединённых по короткой стороне вертикальными рядами. Одевался поверх кольчуги. В славянские княжества пришёл с Востока, вероятно, из Персии через Византию.


[Закрыть], и только это спасло его от смертельного удара наёмного убийцы, подосланного мятежными боярами. Сейчас же время наступило другое, и охотиться за жизнью князя-воеводы ни у кого причины быть не должно. Дражко улыбнулся:

– Свентовит ко мне милостив. И кольчуга хороша… Не гоже в своей земле всего бояться… А тем паче, какого-то взгляда…

– Нехороший взгляд… Но… Тебе, княже, решать… – неуверенно согласился Власко, потому что сейчас он не в воду смотрел, которая никогда его не обманывала, а просто доверился своему чутью. А чутьё, как сам отрок знал, не всегда даёт правильные указания. И он первым тронул коня пятками[86]86
  В отличие от германцев того времени, славяне ещё не носили шпор, считая такой способ управления лошадью варварским и жестоким. Как правило, они и плёткой предпочитали не пользоваться, и при необходимости хлестали коня по крупу ладонью, а плётку, с вплетённым в окончание металлическим шипом, использовали, как оружие.


[Закрыть].

Через город они проехали быстро, несмотря на то, что улицы были заполнены народом. В Рароге было слишком много воев, прибывших из франкской армии вместе с князем-воеводой – а возвращение армии всегда праздник и повод для веселья, и почти из каждого трактира, несмотря на погоду, выставляются на улицу столы, которые обычно не остаются свободными, потому что столы и внутри трактиров уже бывали заняты.

И почти сразу, только миновав городские ворота, Дражко с отроком-разведчиком свернули на не сильно уезженную, хотя и заметную среди окружающей высокой травы боковую дорогу, в тёплое начало нынешней прибалтийской зимы ещё не укрытую снегом, но обильную скользкой, чуть вязкой по времени года грязью. Дорога сначала вела вдоль высокой городской стены, которую Дражко попутно по привычке осматривал, и даже однажды остановился специально, чтобы исследовать часть стены внимательнее. Там бревна стены выпирали по разному. Одно бревно высунулось сильнее других. Это могло говорить и о том, что просто само бревно было толще, и о том, что засыпанная в простенок земля с песком выпирает саму стену. Это значило, что требовался ремонт, потому что при выпадении одного бревна за ним поползут и остальные.

Потом, сделав петлю вокруг болотца, дорога круто свернула почти в противоположную сторону, и углубилась в лес, чащобой своей не позволяющий ехать прямее и избегать следующих один за другим изгибов.

Лошадей сильно не гнали, но и не направляли их шагом. Благородные животные сами, без принуждения, бежали легко и ровно. Встретившиеся лесорубы, издали узнав князя-воеводу по отличительному признаку, украшающему его лицо, отложили топоры в сторону, показывая, что это не оружие, сняли шапки и поклонились в пояс. Дражко в ответ приветственно поднял руку, словно встретил добрых знакомых. За уважительное отношение ко всем, невзирая на звания и положение в обществе, Дражко и любили в народе, может быть, не меньше, чем князя Годослава, которого любить следовало просто по его положению и по влиянию его слова на жизнь всех в княжестве.

Дальше дорога вела на холм, за которым, как Власко уже давно знал, и стоял дом князя-воеводы – приезжал туда несколько раз со Ставром для доклада, хотя в дом входил один только Ставр. Если подогнать коней, уже через короткое время окажешься за воротами. Но на середине склона отрок внезапно резко натянул поводья, и придержал коня.

– Что ты? – вынужденно остановился и Дражко. Юный разведчик показал на дорогу, где трава была умята копытами коня.

– Кто-то во весь опор скакал. Прямо перед нами…

Дражко, в отличие от Власко, привык смотреть не под ноги на землю, а по сторонам и вдаль, как и полагается князю и полководцу, и потому сам на следы внимания не обратил.

– Ну и что?

– Часто тут кто-то ездит?

– Не часто. Ну и что?

– След совсем свежий. Трава не распрямилась… – сказал Власко и посмотрел по сторонам.

Но лес вокруг дороги был настолько густ, что мог скрыть любую засаду. Разведчик такие кусты не любил, за исключением случаев, когда ему самому предстояло в них прятаться. Но и, тем более, он хорошо знал, как удобно в них прятаться другим.

– Какое мне дело до того, кто здесь проехал… – усмехнулся князь-воевода в усы. – Едем, едем… Нас там ждут…

Теперь уже он первым тронул коня пятками, но Власко поторопился, и обогнал воеводу.

– Дозволь, княже, я первым поеду…

Он и поехал первым, но уже на подступах к вершине снова остановился.

– Что опять?

Власко показал. Следы сворачивали с дороги на едва приметную тропинку, и уходили в чащу. Чтобы лучше рассмотреть их, юный разведчик даже на землю спрыгнул, свободно бросив повод. Впрочем, конь к такому поведению, должно быть, уже давно привык, и стоял, не шевелясь, дожидаясь хозяина.

– Здесь не проедешь… Здесь только на поводу вести можно… – всмотрелся Власко в тропинку.

– Да какое нам-то до этого дело? – так и не понял князь-воевода беспокойства Власко.

– Когда кто-то, вооружённый луком, прячется на нашей дороге, княже, нам должно быть до этого дело…

– Откуда ты знаешь, что этот «кто-то» вооружён именно луком, и что он прячется?

– Вот здесь, княже, – Власко показал рукой. – Ножнами меча так ветку не сломаешь. Это можно только налучьем. Ножны отгибаются, а налучье крепится жёстко. Я в таких вещах не ошибаюсь. Ставр подтвердит это. А прячется… Зачем, иначе, человеку в дебри забираться? Это не лесоруб… Ему не надо поваленное сухое дерево искать…

Разведчик приник к земле, всматриваясь в тропу.

– Что ещё скажешь? – с лёгкой иронией в голосе поинтересовался князь-воевода.

– Скажу, что это не дружинник шёл… У дружинника поступь иная. И сапоги тяжёлые. Это какой-то горожанин… По полу ходить привык… Такая походка только у горожан… Не на всю ступню ступает… И обувь какая-то странная… Я такую не видел… По крайней мере, точно скажу, что это не дан и не бодрич…

– Ну и пусть себе ходит. Никому не запрещено в лесу гулять. Может, решил на ужин подстрелить дятла или ворону. Здесь кроме дятлов и ворон другой дичи испокон веков не водится. Последнего зайца горожане несколько лет назад случайно встретили. Перепугали так, что он сам, как ворона, от них полетел. Нам же, в конце-то концов, не плутать за кем-то по здешним дебрям… Поехали! Поехали быстрее! Дел еще много на сегодня осталось. Поехали, говорю!

Последнее слово прозвучало откровенной командой, и Власко вскочил в седло.

Второй склон холма был покрыт не таким непролазным лесом, здесь почва была каменистее, и не давала возможности густолесью развиваться вширь. И дорога здесь, поросшая травою, не поеденной ещё снегом полностью, не петляла, как при подъёме, а полого и мягко, ровно спускалась под гору до самого большого трёхэтажного загородного дома князя-воеводы. Над не потерявшими свою зелень соснами уже было видно крышу.

С холма спускались не торопясь, не разгоняли лошадей. И скоро оказались уже у самого подножия, где дорога огибала небольшой пруд, в котором разводили рыбу для княжеского стола, и где не разрешали рыбачить посторонним.

– Мы уже дома, а ты чего-то всё опасался… – сказал Дражко.

– Моя служба такая, княже, чтобы всего опасаться, – Власко склонил голову. – Лучше четыре раза проявить осторожность, чем один раз ею пренебречь…

Дражко усмехнулся, и, с улыбкой на усах, обернулся в сторону холма, чуть потянув повод, и потому слегка развернув и лошадь, и сам развернувшись, и в это время рядом с ним со свистом пролетела стрела. Не обернись он, не сдвинься конь чуть в сторону, стрела попала бы Дражко в спину. Князь-воевода, как опытный воин, сразу определил место, откуда стрела вылетела, поднял коня на дыбы, разворачивая, и молча ринулся вверх по дороге. Власко ударил своего коня пятками, и помчался не по дороге, а через луг, по берегу пруда, чтобы срезать угол и не дать возможность стрелку бежать другим путём. Но при этом сам подставлял себя под следующий выстрел, поскольку оставался на открытом месте.

Дражко сразу понял маневр юного разведчика, и потому сам тут же свернул с дороги, и поскакал через лес. Здесь преимущество было в том, что Дражко, свернув с дороги, оставался за деревьями невидимым. Но маневр Власко всё же обеспокоил князя-воеводу, привычного иметь дело со своими стрельцами, которые без проблем снимают любого всадника на бегу самой быстрой лошади. Наверняка неведомый стрелок пожелает обеспечить себе возможность отхода хотя бы в одну сторону. И выберет ту цель, которая отчётливо видна ему. И потому Дражко гнал коня что есть силы, чтобы как можно быстрее догнать того, кто стрелял, и отвлечь его внимание хотя бы топотом своего приближающегося коня, заставить торопиться, а от торопливости рука и глаз теряют при выстреле совмещение.

И скоро он, в самом деле, услышал впереди конный топот. Копыта гулко стучали по камням тропинки. Стрелок пытался сбежать. Что стало с Власко, князь-воевода не ведал, поскольку лес скрывал его и от преследуемого, и от юного разведчика. Конь Дражко топот тоже услышал, и, как всякий боевой конь, раззадоренный скачкой, яростно заржал. Боевые кони не любят, когда их обгоняют, и всегда возбуждаются от преследования. И, несмотря на то, что на Дражко были не слишком лёгкие доспехи, конь нёс всадника легко и быстро. Расстояние, судя по стуку копыт, стремительно сокращалось. А через пару минут спереди раздался какой-то крик и треск кустов.

– Сюда, княже… – донёсся до воеводы голос Власко. – Сюда…

Дражко протаранил крупом коня кусты с комьями не растаявшего в тени ночного снега, и выскочил на пересечение двух троп. Юный разведчик умело просчитал все возможности отхода убийцы, и сумел подоспеть как раз, когда тот пересекал небольшую поляну. Даже меч вытащить у Власко времени не было, и он просто сбоку таранил своим конём коня беглеца, и сшиб их обоих ударом корпуса. А потом уже и сам спрыгнул на человека, пытавшегося, за неимением меча, отбиться от нападавшего луком. На то, чтобы наложить стрелу на тетиву, у лежачего тоже времени не хватало.

Князь-воевода появился на месте схватки как раз в тот момент, когда Власко выхватил меч, и просто перерубил лук, заменивший дубинку, и тут же наступил противнику на грудь, угрожая ударить по рукам, если тот не опустит руки.

Дражко осадил коня, подняв его на дыбы.

– Вяжи его! – снял верёвку с луки своего седла, и протянул разведчику.

Власко ловко затянул петлю на обеих выставленных вперёд руках. Дражко взглядом проверил – не развяжется!

– Кто тебя послал? – спросил грозно и с презрением.

Только сейчас он рассмотрел убийцу внимательнее. Человек лет тридцати с небольшим, черноволосый, кудрявый, чуть-чуть с выпученными глазами, телом крепкий, жилистый, смотрел озлобленно, но без страха.

– Я сам себя посылаю… – ответил пленник с непонятным акцентом.

– Повесь его! – распорядился Дражко.

– Допросить надо бы… – предложил Власко. – Или к Ставру отправить, или к Ерохе… Чтоб повторения не было. Кто одного послал, тот и другого отправит…

Зло усмехнувшись, Дражко взял в руки верёвку, и прочно привязал к задней луке своего седла.

– Поймай его коня, и приезжай ко мне в дом, – распорядился князь-воевода, и ударил своего скакуна пятками. Благородное животное резво взяло с места в карьер, потянув за собой на верёвке пленника. Тот сначала попытался бежать, подпрыгивая и прихрамывая, потому что сильно ударился при падении, но скоро споткнулся о корень, высоко выползающий из-под каменистой тропинки, и упал. Дражко не замедлил бега коня, зная, что каменистая тропинка кончается, дальше пойдёт песчаный берег пруда, и там пленник не разобьётся насмерть, хотя обдерётся о примороженный песок в кровь….

* * *

Власко с заданием справился быстро, и намеревался было догнать Дражко, но второй конь не хотел без всадника скакать быстро, и постоянно дергал за повод. Догнать не удалось. Но, когда Власко въехал во двор, князя-воеводы там уже не было, только два княжеских дружинника на глазах отрока связали окровавленного пленника какими-то своими узлами, и сразу выехали вместе с ним в сторону города. Пленника повели между двух лошадей, наставив на него копья.

У юного разведчика приняли коней слуги, предупреждённые о его приезде, и провели в дом, где велели ждать. Ждать пришлось долго, Дражко всё не показывался, но Власко понимал, где находится и кого ждёт, и потому сидел молча. Впрочем, у него было занятие. Разведчик прихватил с места короткой схватки разрубленный пополам лук пленника и несколько стрел, что были прикреплены к седлу без тула, простой связкой, и внимательно рассматривал их. За этим занятием и застал Власко князь-воевода.

– Что интересного нашёл? – поинтересовался, войдя в горницу.

Дражко выглядел слегка расстроенным, лицо от возбуждения покраснело, усы шевелились сердито. Но он явно своего расстройства показывать не желал, и потому говорил быстро, словно отвлекая собеседника от разглядывания своего лица, а себя разговором отвлекая от каких-то дум.

– Лук, княже, рассматриваю… И стрелы вот…

– Я тебя, Власко, поблагодарить хочу. Ты меня спасал, а я, как слепой телок, только мычал что-то… Впредь осторожнее буду… А сам-то ты, куда ж под стрелы полез?.. Разве ж нужно так выставляться, когда по лесу можно догнать…

– По лесу могли бы и не успеть, будь у него конь на ногу полегче… Хорошо, что конь у него плох… А подставляться… Стрелец он никудышный, это я сразу понял, как он в тебя не попал… И в меня, решил, не попадёт. Я коня в рваный бег пустил. Он два раза стрелял… Не попал… Да, с таким луком, попадёшь разве…

Дражко сам взял в руки лук. Лук явно не славянский. Может быть, с таким и можно отроков обучать, но для мужчины он должен быть, судя поизгибу излучины, слабоват в натяжении, да и тетива простая, верёвочная, которая долгой стрельбы не выдержит, а под зимними дождями вообще сразу промокнет и разлохматится. Не только вои в княжестве, даже славянские охотники оружие себе обычно подбирают посильнее.

– Да, лук, в самом деле, мало на что годится…

– И стрелы коротковаты… – подсказал Власко. – Такие летят криво.

– И стрелы… Даже у аваров длиннее… А лук похож на аварский… Но… Не знаю, что и сказать… Так, кто, думаешь, он? Может, сакс?

– Не знаю, княже. Не берусь судить. Лицом на сакса не похож. Черняв больно…

– Эделинг Аббио тоже черняв… Хотя, лицо не такое… Кто ж он?

– Я бы за грека принял…

– Много ты греков видел?

– Немного, но видел… Тоже чернявые…

– У этого ноздри наружу… У греков не такие. У греков носы увесистые, под кулак просятся.

– Может, хозарин?

– Вот это ближе… У Ерохи ноздри такие же… Но я хозар мало видел. Не могу определить. Ладно, Ставр разберётся. Я приказал его к Ставру доставить. Если Ставра не найдут, пусть Ерохе в подвал отдадут. Хозарин с хозарином легче язык найдёт, и нам больше скажет…

– Ставр разберётся, – согласился Власко. – Ероха не сможет… У этого человека глаза без страха… Не сможет Ероха…

– Ладно! К нашему пленнику потом вернёмся. А что касается греков… Я хотел тебя одной женщине показать… Гречанке… Но она сегодня не в настроении, – князь-воевода внезапно опять покраснел. – А можешь ты, Власко, про человека что-то сказать, его не видя?

– Не всегда, княже… Порой получается… Только предмет какой-то надо… От этого человека. Хоть что-нибудь…

Дражко вытащил из кармана, и положил на стол гребень из изузоренной северной кости.

– Это подойдёт?

– Подойдёт. Прикажи ковш воды принести.

Дражко отошёл к дверям, чтобы отдать приказание, а Власко опять взял в руки разрубленный им лук. Принялся уже не рассматривать, а осторожно ощупывать. И даже глаза закрыл, ощупывание продолжая вслепую. Прервал это занятие князь-воевода Дражко, который вернулся с расписным ковшом, полным чистой воды.

– Пойдём в малую горницу. Там нам никто не помешает…

И первым направился к двери в стене.

Малая горница оказалась совсем небольшой по размеру. Но там можно было быть уверенным, что никто не войдёт не вовремя. Власко поставил ковш на скамью, и сам сел рядом на ту же скамью верхом, чтобы быть к воде лицом. Долго смотрел в поверхность, потом взял в руки гребень, погладил его легонько, но тонкие, искусно выпиленные зубья от этого поглаживания зазвенели. Власко погладил ещё раз, теперь над водой, словно давал воде услышать звук голоса гребня. Потом лук в руки взял, и дважды дернул над водой натянутую между руками тетиву, чтобы и она зазвенела. Вздохнул.

– Именем Живаны[87]87
  Живана (Жива) – в славянской мифологии, праматерь всего живого.


[Закрыть], Навь и Правь, приди в Явь… Именем Живаны, Навь и Правь, приди в Явь… Сложись песчинки в камень… Именем Живаны… Сложись мгновенья в целое… Именем Живаны… Сложись слова в разум… Именем Живаны… Сложись капли в море… Птицы перелётные летят, роняют в тучи пёрышки… Всё птицы сверху видят, всё знают… Пёрышки птичьи каплями становятся, дождём-снегом на землю ложатся, пыль прибивают… Осядь пыль, именем Живаны… Яви в воду мир чистый… Именем Живаны… Яви в воду мир без кривды… Именем Живаны… Сложись думы – в слова, сложись тайны – в слова, сложись, что было – в слова… Стань передо мной, правдой живой… Именем Живаны, Вода Добрая, яви Слово Верное… Вода Добрая, яви Слово Ясное, Вода Добрая, яви Слово Честное…