Текст книги "Молчание солдат"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

2

– Я могу еще кому-то срочно понадобиться? – интересуется Пулат, выглядывая из глубокого кресла, стоящего рядом с входной дверью. Пулат облюбовал это кресло для себя с первого дня работы в бюро Интерпола и не любит, когда сюда садятся другие. Разве что гостям уступает место без возражений. Он всегда вежливый и даже немножко услужливый. Особенно с женщинами и с врагами.

– У тебя какие-то срочные дела? – спрашивает Басаргин.

– Хочу к машине привыкнуть. Просто покатаюсь.

– Катайся, – соглашается Александр. – Будешь нужен, позвоним...

Виталий делает рукой прощальный жест и выходит. Все дружно провожают его насмешливыми взглядами.

– Он сегодня, когда спать ляжет, машину под подушку поставит, – даже невозмутимый Сохатый улыбается. «Маленького капитана» любят все и охотно прощают ему слабости характера.

Едва за Пулатом щелкает замок, как телефонный звонок приносит новые сведения. Звонит полковник Мочилов:

– Александр Игоревич?

– Я слушаю, Юрий Петрович.

– У меня есть разговор из разряда нетелефонных. Вы не возражаете, если я сейчас приеду?

– Будем рады вас встретить.

– Все! Честно говоря, я уже на половине дороги...

* * *

На преодоление половины дороги у полковника уходит больше часа – Москва, при своей вечной общей торопливости и благодаря именно ей, не дает возможности передвигаться быстро, разве только на метро. Зато любимое кресло Пулата оказывается свободным, и Мочилов в нем с удовольствием устраивается после того, как поочередно пожимает руки всем присутствующим.

По большому счету, приход полковника – это событие, выпадающее за рамки обыденности. Обычно Мочилов предпочитает разговаривать в своем кабинете. Так в большинстве случаев и происходит, когда дела сводят ГРУ и Интерпол в совместной заинтересованности. И сейчас все понимают, что только чрезвычайные обстоятельства вынудили Юрия Петровича нанести визит в бюро, где он до этого бывал только однажды.

– Слушаем вас, Юрий Петрович, – Басаргин, как обычно, ходит от окна до двери. Но после вопроса останавливается, ждет, когда Мочилов начнет говорить.

– Дело не совсем простое, и меня вынудило обратиться к вам только то обстоятельство, что вы имеете гораздо больший доступ к информации самого разного характера, нежели я. Так вот. Что у нас происходит... Честно говоря, я не совсем понимаю ситуацию, что складывается вокруг операции, в которой участвует отдельная мобильная офицерская группа полковника Согрина, хорошо вам всем знакомая. Нас, я имею в виду спецназ ГРУ, не допустили к ее планированию, хотя операция, судя по всему, простейшего армейского уровня. Обычная операция... Группу Согрина усилили пятью лейтенантами, но нам даже не сообщили о том, что это за лейтенанты и откуда они взялись... Но в дополнение ко всему выясняется, что организаторы и планировщики вводят в заблуждение самого Согрина или введены в заблуждение сами... По некоторым обстоятельствам, всем понятным, я не могу напрямую задать вопрос...

– Может быть, начнем по порядку? – со вздохом советует Тобако. – Что вам вообще известно об операции? Кто ее проводит, какие группе ставятся задачи?

– Да, – соглашается полковник. – Я забыл, что вы знаете только отдельные имена, и все...

– И кое-что о носителях имен. В том числе и с вашей помощью, – добавляет Басаргин.

– Да. Так вот, начну с самого странного. Задание группе Согрина ставили два депутата Государственной думы и два московских генерала. Генерал-майор Стригун и генерал-майор Яхонтов. Я так и не сумел узнать, что это за люди, из какого хозяйства, чем занимаются... Пришел приказ в штаб о содействии. И в штабе не знают этих генералов. Но приказ пришел с самого верха. Из Министерства обороны... И никакой информации о руководителях. Вы понимаете, что даже ГРУ не дают о них сведений? Я не только о себе говорю. Я не такая значительная величина, чтобы иметь право задавать много вопросов. Генерал-лейтенант Спиридонов лично хотел выяснить, поскольку его управления операция касается напрямую, и ответа тоже не получил. Ни в Министерстве обороны, ни в управлении кадров ФСБ, ни в управлении кадров МВД... В Министерстве обороны откровенно намекнули, что не рекомендуют связываться с этими людьми, хотя толком не знают о них ничего, не знают, кто это такие. К ним тоже пришел приказ сверху... Это все, что Спиридонов сумел узнать. И меня такое положение беспокоит. Сейчас генерал Спиридонов через свои каналы наводит дополнительные справки, в том числе и о пополнении группы Согрина. Я дал генералу ваш электронный адрес. Он может послать сюда сообщение.

– Фамилии депутатов? – напоминает Сохатый.

– Это мне тоже обещали вскоре узнать. Согрин, как человек военный, на депутатов вообще внимания не обратил. Но они, возможно, даже ни при чем. Их взяли просто в качестве ширмы, чтобы произнести кучу ненужных отвлекающих фраз. Обычные «колокольчики». Позвенели, как всегда, и большего от них не требуется...

– Я так и не понял суть операции, – Басаргин желает выслушать все последовательно. – Если можно. Хотя бы в нескольких словах. Только тогда мы уже сможем подойти и к организаторам плотнее.

– Хорошо. Я начну по порядку. – Мочилов вздыхает, хлопает себя по коленям ладошками и слегка наклоняется, чтобы оглядеть всех. Он мужчина далеко не самого маленького роста, но тоже, как и Пулат, в большом кресле слегка «тонет». – Итак, вам не надо объяснять, кто такой Руслан Вахович Имамов?

– Полевой командир, террорист, – невозмутимо говорит Доктор Смерть.

– Относительно терроризма мы не пришли к общему мнению, – добавляет Зураб. – И не имеем к тому явных предпосылок.

– Я согласен с Хошиевым, – подает голос Тобако. – То, что говорят, это не доказательство. А явных доказательств на руках не имеет никто, даже Доктор при всей своей категоричности. И потому мы не можем утверждать это.

– Тем не менее, – продолжает полковник, – он полевой командир незаконного вооруженного формирования, следовательно, он преступник. При этом преступник грамотный, по-своему честный, отставной полковник агентурного управления ГРУ, профессор-химик и вообще авторитетный человек в чеченских кругах, но не желающий поддерживать связь с теми своими коллегами, кто превращает войну в террор. Это важно. У нас есть такие данные. Имамов отказался от субсидий из арабских стран, потому что не пожелал их отрабатывать. Он, можно сказать, один из последних людей, кто честно радовался независимости Чечни и верил в нее. И за Дудаевым пошел с открытым сердцем...

– Пусть так, – соглашается Доктор. – Вы уже заставили меня сомневаться, хотя и не убедили. Я не верю ни одному полевому командиру... Продолжайте, Юрий Петрович.

– Имамов – последний, кому стоит верить, – вставляет Зураб.

Мочилов кивает.

– В настоящее время Руслан Вахович Имамов собирает отдельные джамааты своего весьма сильного отряда, для того чтобы вывести их целиком в Грузию для отдыха и лечения. Непонятно только одно – зачем такой опытный командир концентрирует силы, тогда как гораздо проще просочиться через границу небольшими группами, как делают все, как делал неоднократно и он сам. Но это вопрос второстепенный. Сейчас силами федеральных войск организовано целенаправленное и продуманное преследование отдельных джамаатов и всего отряда в целом, хотя сил для этого выделено, прямо скажу, как человек, такие операции просчитывавший не раз, слишком мало. Меньшим или даже равным количеством преследовать нельзя. Если джамааты соединятся, от преследования следует отказаться, потому что Имамов всегда может организовать ловушку. Единственная возможность удачной работы в этом случае – уничтожение джамаатов Имамова до соединения. Пока же один из джамаатов уничтожил сильную группу чеченского ОМОНа. Но... Но дан приказ не выпустить Имамова за пределы Российской Федерации. В преследовании участвуют отряды и группы спецназа ГРУ, десантура, омоновцы и недавно созданные спецотряды горных егерей. Наготове авиация, но сложный горный профиль дает укрытие против массированных бомбардировок самолетами, а высота не позволяет в полном объеме задействовать вертолеты. Кроме того... Кроме того, у меня лично складывается впечатление, что кто-то специально сдерживает авиацию, не давая ей активно включиться в действие на первоначальном этапе. То есть попросту отсечь отдельные группы от основных сил... Но утверждать что-то, мало зная действительную обстановку, я не берусь.

– А что Согрин? – спрашивает Ангел.

– Перед отдельной мобильной офицерской группой полковника Согрина поставлена персональная задача. Она, в усиленном составе, действует самостоятельно. Приказ на первый взгляд простой – захватить или уничтожить лжежурналиста Клааса Раундайка, но обязательно при этом захватить его документы, записи и ноутбук... Захватить или уничтожить лично Руслана Ваховича Имамова, вплоть до того, что отправиться за ним на территорию сопредельной Грузии. Без официального прикрытия... И последнее. Уничтожить воспитанника Имамова, молодого человека по имени Аббас Абдутабаров, и обязательно захватить дневники этого мальчика, который ежедневно фиксирует все передвижения отряда Имамова... Уничтожение Имамова допускается только в том случае, если предварительно будут захвачены документы Раундайка и дневники мальчишки. Должно быть, именно в них видится основная цель операции...

Басаргин продолжает свою традиционную прогулку по кабинету.

– И что вас, товарищ полковник, смущает в этой ситуации? Отсутствие авиационной поддержки? Это вполне можно отнести к малограмотности генералов, судя по всему, не армейцев, следовательно, плохо владеющих тактическим мастерством. В остальном, мне кажется, это обычная операция.

Мочилов тоже встает.

– Вы верно заметили. Вот именно это меня и смущает. Это обычная операция... То есть операция, которую просчитывать и проводить должны армейские штабисты. Они прекрасно знают обстановку, владеют необходимой информацией и имеют значительный опыт. Им и карты в руки... Но в этом случае колоду взяли в свои руки люди, не имеющие к подобным операциям отношения, малограмотные, как вы правильно заметили, армейцы. Просто так московские генералы неизвестных ведомств не приезжают туда. Следовательно, у них имеются свои интересы. Иначе говоря, они «передергивают карты»...

– Бумаги Пола Маккинроя, или, как его теперь называют, Клааса Раундайка, – басит Доктор. – Вот и цель. Все остальное – попутное задание...

– Наши парни десятки раз получали подобные задания без всяких засекреченных помощников из Москвы, – не соглашается Мочилов. – Это обычное дело. И, как правило, справлялись. Отсюда напрашивается вывод. Нам не говорят, какую цель преследуют эти странные генералы. И с какой целью добавили к трем офицерам группы Согрина пять лейтенантов...

– Я понял вас, – в такт шагам кивает Басаргин. – Но чего вы хотите от нас? Чтобы мы включились в добывание данных на этих генералов? Я не думаю, что это входит в обязанности антитеррористического подразделения Интерпола. Нас за такие действия не погладят по головке ни в Москве, ни в Лионе. Более того...

Мочилов отрицательно мотает головой, прерывая Александра:

– Пока я хотел бы только одного. Полковник Согрин получил для связи с генералом Стригуном трубку спутниковой связи. И через меня обращается к вам с просьбой... Вы можете определить, прослушивается ли трубка?

– Нам буквально на днях дали код доступа для контроля спутникового прослушивания, – говорит Доктор Смерть. – На случай крайней необходимости. Обычно контроль осуществляется с центрального компьютера Интерпола. В принципе, я думаю, что мы можем оказать такую услугу, если командир не будет против.

– Я не против, – соглашается Басаргин, но голос его говорит о том, что он не очень радуется такой перспективе сотрудничества. – Называйте номер...

Полковник по памяти диктует номер, Доктор вводит его в компьютер и сразу же дает ответ.

– Кроме нас постоянное подключение... Я отключаюсь сразу, пока нас не заметили. У них тоже может быть задействована система контроля.

– Значит, – Мочилов словно бы доказательства нашел и потому принимает стойку охотничьей собаки, даже руку поднимает, как собака лапу. – Согрин на контроле... Что это значит? Зачем нужен такой контроль? Боятся, что он узнает лишнее и начнет болтать?

Телефонный звонок не дает завершить разговор.

– Это Пулат, – сообщает Доктор и включает спикерфон. – Слушаю вас, уважаемый товарищ капитан!

– Доктор, Ангел с Сохатым на месте не сильно скучают?

– Да... Скучают... Ты желаешь их прокатить?

– Понимаешь, странная ситуация. За мной «хвост» увязался. Два «БМВ», периодически меняют друг друга. В каждом по пять человек. Мне не кажется, что угонщики положили на моего «Гешу» взгляд. Ведут профессионально. Менты так не смогут. Я проверил их, хорошо работают. В последние годы жизни особых гадостей я за собой не припоминаю. И не могу в толк взять, чем вызвал такое интенсивное внимание к своей персоне...

– Прикроем, – без раздумий говорит Ангел. – Выезжаем... Ты где сейчас?

– Встречаемся у метро «Тушинская».

– Годится.

Пулат отключается, Доктор Смерть выключает спикерфон и смотрит на Басаргина.

– Кто это может быть? – задумчиво спрашивает Басаргин.

– Проверим, – позевывая, говорит Сохатый и покручивает на пальце брелок с ключами от машины. – Для того и едем.

– Там десять человек...

Дым Дымыч посмеивается:

– Там две машины, а у нас три... Одна просьба. Доктор, покажи мне карту города. Крупно. Я плохо знаю тот район.

Доктор открывает карту Москвы и увеличивает район метро «Тушинская».

– И проверь телефон Пулата, – внезапно добавляет Басаргин.

Доктор бросает на командира короткий удивленный взгляд и вводит с клавиатуры знакомый номер. И тут же присвистывает:

– Могу всех поздравить, хотя я еще не Дед Мороз и до Нового года еще далеко... Хороший подарочек, а главное, для меня совсем неожиданный... Командир, как ты дошел до жизни такой? Откуда ты знал? Подключение к контролю и по номеру Пулата... Значит, звонок Пулата слышали, и Ангела с Сохатым там уже ждут... Если есть техническая возможность и оперативная необходимость, с минуты на минуту подключатся к нашему городскому номеру.

– Прекрасно! Такое подключение сразу зарегистрирует центральный компьютер, и нам из Лиона дадут на проверку «зеленый свет»... То есть мы вступаем в дело на законных основаниях и начинаем тесно сотрудничать с Юрием Петровичем...

– Кто ждет Ангела с Дым Дымычем? Что происходит? – спрашивает Мочилов, оглядывая по очереди интерполовцев. – Это как-то касается наших дел или вам своих до пенсии хватит?

Басаргин серьезен.

– Это напрямую касается наших дел. Номер Пулата взяли на контроль, как мне кажется, после того, как он звонил Сохно и передал ему сведения на Имамова и Раундайка. Или даже раньше, когда сам Сохно звонил ему с просьбой навести справки. Но это едва ли, потому что тогда непременно взяли бы на контроль и наш городской номер. А его пока не взяли. Пока нам известно лишь немного, но будем исходить из этого... Значит, кто-то в России тоже имеет спутники, которыми пользуется довольно активно. И это, мы знаем, не ФСБ... Доктор, задай вопрос относительно странных генералов другому генералу – Астахову. И не забудь поинтересоваться спутниками. Его это заставит действовать активнее.

Доктор набирает номер. Долго слушает длинные гудки.

– Нет на месте... Свяжемся позже... Или сам позвонит... У него аппарат фиксирует все входящие звонки... А что будем делать сейчас? Пулат ждет...

3

Лица и глаза – это абсолютно разные вещи... Как человек Востока, воспитанный в умении читать одно по лицам и совсем иное по глазам, Руслан Вахович Имамов знает это прекрасно. Лица почти спокойно улыбаются, источая благодушие, чуть не благодарность за гостеприимство. У всех, кроме сопровождающего арабов чеченца. Этот не умеет за собой следить, он открыт, как настоящий ичкериец-воин, готовый идти без страха и сомнения напролом. И тем горд, почему и не понимает своей ограниченности. Руслан Вахович уже узнал его. Этот парень раньше служил у Хаттаба и входил в число особо доверенных лиц Иорданца. Узнает Имамов и остальных. Тех, что улыбаются и напряженно смотрят. А суженные зрачки говорят именно о тайном внутреннем напряжении. Когда зрачки расширены, человек всегда возбужден или испуган, но, во всяком случае, он согласен в любом качестве раскрыть себя, как раскрывает глаза. А вот суженные зрачки – признак тайных мыслей, старательно спрятанных за занавеской улыбки. Рисовать на лице улыбки восточные люди умеют мастерски...

– Мы пришли передать тебе добрые слова от нашего общего друга и его пожелания помощи неба в делах твоих. Будь здоров и удачлив, а об остальном Аллах позаботится... – говорит старший из гостей, и Руслан Вахович с легкой улыбкой кивает в такт его словам. – Как твое здоровье? Как здоровье у членов твоей семьи?

– Наш общий друг отлично знает, что у меня нет семьи. Я когда-то слишком много внимания уделял работе, надеясь потом, в неопределенном будущем, подумать и о себе, а времени на это всегда не хватало...

– Прости. Я не хотел напоминать тебе о твоей беде. Это случилось непреднамеренно. Но все мы слишком много думаем о делах и мало внимания уделяем своим семьям... Впрочем, у меня тоже, если ты знаешь, семьи нет. Моя жена и дети погибли, когда американцы бомбили Афганистан...

– Прости, – точно той же фразой отвечает Имамов, – я не хотел напоминать тебе об этом...

Приносят чай. Заварили в чайнике. Перед гостями ставят не кружки, а пиалы. Чай в самом деле хороший, и гости, промерзшие в дороге, пьют его охотно, принимая в себя тепло и терпкость. Чай разливает радист, потому что охранники должны заниматься своим делом. Им они и занимаются. Причем именно так, как следует это делать. Стоят в стороне, кажется, что невнимательно по сторонам смотрят, но Руслан Вахович сам учил их так вести себя. Пусть гости думают о плохих телохранителях. От плохих телохранителей ждут плохой службы. На самом деле они хорошие телохранители и в любую секунду готовы вскинуть автомат, чтобы дать короткую прицельную очередь. Кто думает о противнике плохо, кто чувствует свою победу заранее, тот чаще бывает в проигрыше. Это закон...

– Судя по кончику твоего носа, – говорит Имамов старшему гостю, – вы держите путь издалека. В это время года кончик носа может служить показателем высоты перевала, который пришлось преодолеть.

– Чем тебе не нравится мой нос? – непонимающе спрашивает араб.

Все правильно, он сам еще и не чувствует. Зеркало воин с собой не носит. Не доводилось много дней в него заглядывать. А в горах мороз, особенно по ночам, кусачий. Кончик носа араба слегка покраснел, и облупливается кожа. А он этого не чувствует. А если и чувствует, то не придает значения такому пустяку.

– Ты его отморозил в высокогорье. Наверное, пришел с другой стороны перевала через ледник? Это путь непростой, и не каждому по плечу. Я рад, что ты сумел его преодолеть...

Имамов делает пару маленьких глотков и ставит пиалу на камень, чтобы освободить руку. Он заметил, как сопровождающий чеченец трогает рукой клапан кобуры на поясе. Но не чеченец здесь все решает. Он не посмеет выступить впереди арабов. Чином не вышел.

Старший араб тоже ставит на камень пиалу. Уже пустую. Руслан Вахович делает знак рукой. Радист доливает чай. Однако араб к пиале не притрагивается.

– Извини, эмир Руслан, что я тороплю тебя в твоем стане. Но мы слишком задержались в пути, преодолевая трещины, и потеряли при этом человека, добираясь до тебя... Потому я хочу сразу, вопреки твоему гостеприимству, перейти к делу.

– Здесь только мой стан, но совсем не мой дом, – с легкой усмешкой возражает Имамов. – Я хозяин только в своем доме и только там могу оказать гостеприимство. В горах же мы все лишь путники, которых Аллаху было угодно свести на очередном случайном перекрестке жизни.

Он ловко дает понять, что закон восточного гостеприимства не распространяется на отрядный лагерь. По крайней мере, он сам не желает его распространять сюда. Следовательно, в случае обострения ситуации он не постесняется поднять оружие.

Араб встречает такую фразу долгим взглядом. Он понимает все. И уже понимает предстоящий ответ на еще не заданный вопрос. Но задать вопрос он все-таки должен.

– Ты так и не решил до сих пор свою проблему? – В вопросе звучит не угроза, но укоризна.

– У меня нет проблемы, я ответил так еще год назад, во время прошлого нашего разговора. И не вижу причин сейчас говорить другое...

– Однако нам известно, что проблема у тебя есть. Даже если ты так говоришь, даже если ты говоришь правду, то у тебя возникает целый ряд других проблем, новых. И они дают повод рассматривать тебя как предателя общего дела... – Теперь уже в голосе араба появляются и нотки угрозы. Пока еще не откровенные, но нарастающие. И Имамов хорошо чувствует это. – Я все-таки верю в твое понимание вопроса... «Поцелуй двузуба» очень нужен всем, кто борется за священное дело. Этого может не понимать Зин-Мухаммад, этого может не понимать полковник Имамов, но это отлично должен знать эмир Руслан Имамов...

– Понимание ничего не даст, если сам вопрос уже решен давно, и так же давно сделано дело. Когда он попал ко мне в руки, я был только полковником разведки. И никакого разговора о предстоящих двух войнах в моей стране не было... Но я тогда еще понимал, какое страшное оружие оказалось у меня в руках. Страшное для всех, потому что джинн, выпущенный из бутылки, начал бы множиться и очень быстро посеял бы хаос в устоявшемся мире. Я уничтожил и само оружие, и все данные по исследованию «поцелуя двузуба». Этих данных нет больше в природе.

– Но есть же твоя память...

Теперь эмир смеется откровенно:

– Покажи мне такую память, которая спустя полтора десятка лет сможет восстановить то, на что было истрачено полгода исследований! Я не помню ни одной формулы...

– Если очень захотеть, вспомнить можно все. Или даже заново создать эти формулы.

Руслан Вахович только усмехается с пониманием знающего человека.

– Над этим работают несколько десятилетий многие институты в разных странах. И результата пока нет... Может быть, когда-то он и появится, но не с моей помощью.

– Но есть же сам препарат на Гаити.

– Насколько мне известно, теперь уже и самого препарата нет. Последний ньянга, который умел его делать, погиб во время урагана. Его ударило обломком дерева... Или кто-то ударил его обломком дерева. Это неважно. Но ньянга умер.

– Но другие колдуны...

– Другие колдуны пользуются только «пудрой зомби». Это не аналог. Это совсем другой препарат, имеющий только один общий составляющий элемент – яд двузуба...

– Мы можем предложить тебе целую лабораторию, оснащенную новейшим оборудованием. Мы готовы нести все расходы по созданию «поцелуя двузуба». Мы найдем тебе самых талантливых помощников. Но этот препарат должен быть воссоздан!

– Ты не понимаешь того, о чем ты говоришь. Это невозможно. Кроме того, я просто не хочу этим заниматься.

Старший араб несогласно и грустно качает головой:

– У меня такая же ученая степень, как у тебя, и я понимаю, что я говорю.

– Ты же врач. То есть был когда-то врачом. Каждый врач имеет перед собой аналог – человеческий организм давно и хорошо изучен и работает по известным законам. А я не могу работать без аналогов.

– Значит, ты по-прежнему отказываешься... – Голос араба стал звонче и жестче, каждая нотка в каждом слове начала зло звенеть.

– Ты правильно меня понял, и я думаю, что ты зря предпринял такую дальнюю дорогу. Лучше поберег бы свой нос. Жителям пустынь трудно приспособиться к нашим морозам.

Араб поднимается и кладет руку на пояс. Сразу же поднимаются его спутники. Эмир Имамов вставать не желает, потому что он знает, что представляет собой стрельба телохранителей одновременно с разных сторон – в этом случае лучше всего самому стрелять лежа. Нога Руслана Ваховича чуть сильнее сгибается в колене, колено слегка вздрагивает от напряжения, вытряхивая из кобуры содержимое, и в ладонь сразу же ложится увесистая рукоятка «ОЦ-22».

Араб замечает это. Его спутники шагают вперед, но он останавливает их повелительным жестом руки. И оглядывается. Автоматы телохранителей уже разобрали каждый свою цель. И сами телохранители теперь отнюдь не по сторонам глазеют.

– Я рекомендую тебе подумать о судьбе своих людей, – говорит араб. – Ни один из них не сможет пройти в Грузию. Вас просто не пустят туда...

Имамов усмехается так громко, что вся вызывающая нарочитость его усмешки становится откровенно неприкрытой.

– Ты рекомендуешь нам сдаться федералам?

– Федералы очень ждут тебя. Пожизненное заключение тебе обеспечено... Ты сам хорошо знаешь, что это хуже смерти. – В голосе старшего араба торжествуют шипящие нотки. Так змея предупреждает человека, что приближаться к ней опасно...

– Относительно пожизненного заключения ты ошибаешься. Я не натворил столько бед, как некоторые, и могу надеяться на снисхождение суда. Что касается остального... Мы подумаем о судьбе отряда вместе с людьми. И о своей судьбе я подумаю тоже. Я привык всегда сам отвечать за свои поступки и отвечаю за них. Перед судом ли, перед своими ли людьми. Перед любыми людьми. И не тебе учить меня чести. Мы по-разному видим одинаковые вещи. И боремся мы с тобой за разное дело. Поэтому рекомендую не путать... Что касается твоего предложения, я скажу тебе более откровенно. Если бы я возглавил лабораторию, если бы я сумел добиться успеха и синтезировал бы «поцелуй двузуба», я снова уничтожил бы его, чтобы он не попал в твои руки и в руки твоих покровителей...

Руслан Вахович делает резкое движение рукой, вставляя пистолет-пулемет в кобуру, и защелкивает клапан. Слабый звук щелчка в момент напряжения кажется очень громким. Он встает – высокий, стройный, в глазах властное презрение.

– Ты понимаешь, врагом каких сил ты теперь стал? Смертельным врагом, подлежащим уничтожению... Теперь каждый правоверный будет обязан убить тебя при встрече...

Имамов не пугается откровенных угроз. Даже посмеивается над этим. Но тоже начинает злиться, потому что горячая кровь и привычка к власти заставляют его так вести себя.

– Я благодарен тебе за предупреждение, хотя долг правоверного ты понимаешь неправильно и вообще берешь на себя слишком много. Ты не есмь судья. Ты даже не приближен к суду небесному. Ты вообще – просто самозванец. Если бы у меня был сейчас «поцелуй двузуба», я с удовольствием сделал бы из всех вас своих рабов. Навсегда... – Голос эмира звенит как струна от возбуждения, словно он зримо и явственно представляет то, о чем говорит. – Это было бы забавно. Поверь, я даже сожалею, что повел себя так опрометчиво и уничтожил все данные вместе с оригиналом. Надо было хоть каплю оставить на подобный случай... А теперь я прошу вас уйти. Я уже предупредил, что здесь не мой дом и на лагерь не распространяются правила гостеприимства... Проводите их! – Это уже команда, обращенная к начальнику охраны. Охрана состоит из чеченцев, которые не будут слушать, что им говорят пришлые арабы. На верность телохранителей Имамов может положиться. Он уже допустил ошибку, отправив встречать гостей случайных людей. Это значит, что чужие речи вошли в уши бойцов. – Если они будут говорить то, что вам не понравится, я не буду против того, чтобы они не вернулись к своим хозяевам. На леднике так много трещин... Если они будут идти молча, пусть уходят.

– Ты очень любишь рисковать, – с легким поклоном прощается старший араб, поворачивается и первым начинает подъем к леднику.

За ним идут другие. Последним – чеченец. Этот долго смотрит на Имамова. Взгляд тяжелый, угрожающий. Но эмир тоже умеет смотреть глаза в глаза, и чужой взгляд выдерживает не дрогнув... Соперничество взглядов – важный поединок. И первым не выдерживает гость. Ему и догонять своих пора. Тем не менее он еще упирается, но все же взгляд отрывает, значит, поединок проигрывает.