Текст книги "Русский адат"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

Утром старший лейтенант Пашкованцев встал, что называется, не с той ноги. То есть он встал не с той ноги без всяких «что называется», он просто, спросонья забывшись и расслабившись, ступил резко на левую ногу, отдыхающую ночью от тугого бинта. И чуть не вскрикнул. Боль ногу пронзила до бедра. Настроения такой подъем, естественно, не добавил.

Еще до того как Алексей в гараж отправился, позвонил лейтенант Медведев.

– Алексей… Новости есть… Поймали бандита… – начал он так радостно докладывать, будто эти новости напрямую касались старшего лейтенанта Пашкованцева, то есть как докладывают человеку, только на время покинувшему свое подразделение и намеренному вскоре туда вернуться.

Конечно, самого Пашкованцева новости из взвода интересовали, но интересовало то, что касается солдат, которых он по-прежнему еще считал своими воспитанниками. Да так оно и было, потому что он их учил ходить в бой, он же сам и водил их туда. Но пора было уже Медведеву и самому эстафету принимать.

Такие мысли, понимал сам Пашкованцев, были именно следствием того, что встал он с левой ноги. И он сам себя одернул, чтобы не сказать какую-то грубость лейтенанту:

– Ну, и…

– Водитель с бочки-ассенизатора… Пытался провезти на территорию комендатуры еще одну «МОН-50». Под сиденьем спрятал… Приказ был всем постам проводить полную проверку… Часовой мину нашел, водитель на него с ножом набросился… Хорошо, рядом капитан «краповый» проходил… Одной очередью все решил… Сразу в голову три пули…

– Наповал?

– Наповал…

– И все концы, значит, одной очередью обрубил… И допросить некого… – сразу по-своему прочитал ситуацию старший лейтенант. – Неужели сообразить не мог…

– Не до соображения было… Он постового у ворот спасал…

– Это я понимаю… Но если попал в голову, мог бы, если бы постарался, и в корпус попасть… Раненого можно было бы допросить, а теперь ждите, когда бандиты нового человека найдут, кто будет мины привозить… А кто послал – неизвестно…

– Это – да… – согласился Медведев.

– Был вчера у Лопухина?

– Был. Спал он после операции. Его успокоительным накололи так, что, говорят, до сегодняшнего обеда проспит…

– Значит, звонить ему только после обеда?

– Наверное, после обеда уже можно… А сегодня на ночь Лавров с «краповым» снайпером на охоту отправляются… Готовятся, что-то чертят на карте, обсуждают… Объяснять не хотят… Это, дескать, не для слабонервных…

– Пусть охотятся. Звони…

Людмила прислушивалась к разговору.

– Даже в отпуске тебя не оставляют… – сказала недовольно. – Дали бы хоть долечиться…

Это было произнесено так, словно Алексея срочно отзывали в часть, с которой он уже успел распроститься.

– Мой сменщик, лейтенант Медведев… – коротко ответил Алексей. – Он еще только в дела входить начал, а кругом уже неприятности…

– Что там случилось? – поинтересовалась она, хотя знала привычку мужа ничего не говорить о служебных делах.

Он, конечно, ничего и не сказал. Больше Людмила интереса не проявила.

– А на кого там охотятся, папа? – спросила из двери ванной комнаты, где она умывалась, дочь. – У вас там медведи водятся?

– Нет, доча, у нас там только волки и бандиты… Охотятся на тех и других, потому что они ничем не отличаются…

* * *

Началось то, что никогда не вызывало заминки у самого старшего лейтенанта Пашкованцева, но всегда было громадной проблемой для его жены – сборы в дорогу. Увидев приготовленные четыре громадные спортивные сумки и чемодан, Алексей застонал:

– Ты, похоже, думаешь, мы едем на самосвале?

– Так все вещи ведь нужны… Не на один же день едем… И отпуск у тебя…

– Тогда закажи железнодорожный контейнер. Так будет проще…

Людмила выпрямилась над кучей одежды, вываленной из шифоньера.

– Ну, так что тогда брать?

– Не больше одной сумки. Для меня джинсы, спортивный костюм, пару маек и… «камуфляжка» на мне… И зубную щетку с пастой… Две пары носков, двое трусов… Все… Больше машина не увезет… Остальное место в сумке для женщин…

– Мне только одно платье, и больше ничего… – проявила Анастасия солидарность с отцом. – И купальник еще… Меня папа будет плавать учить… Он еще в прошлом году обещал…

– Одобряю скромность… Обещал, значит, научит… – похвалил он и ушел в гараж, чтобы подготовить машину.

По дороге зашел в автомагазин, купил масло. Менять масло в картере было еще рано, но на случай, если в пути придется долить, надо в багажнике иметь.

Перед относительно не близкой дорогой Алексей даже на яму заехал, чтобы проверить состояние своей старенькой «пятерки». Срочного ремонта не требовалось, чуть-чуть болтался правый саленблок, но он всегда чуть-чуть болтается. Подтянуть его всегда можно двумя ключами, но через какое-то время снова придется подтягивать. Наверное, врожденный дефект машины. В наших машинах всегда множество врожденных дефектов, но кто не ездил на иномарках, тот всегда только наши предпочитает…

В принципе, машина была готова к дальней дороге. Готова была к испытаниям и нога, но она готова была больше морально, чем физически, и лучше других это знал сам старший лейтенант Пашкованцев. Но он же знал лучше других и силу своего духа, поэтому не сомневался, что любая дорога будет ему по плечу даже в том случае, если разойдется уже сросшийся, наверное, прочно шов в сухожилии.

Заглянул в калитку ворот сосед по гаражному кооперативу.

– Привет, генерал! Давно тебя видно не было…

– Не пью… – коротко ответил Алексей, зная, зачем в очередной раз сосед пожаловал. Машина у него не помнила уже, наверное, что такое дорога, потому что гараж не покидала последние лет пять. Но хорошо знала, что такое хронический ремонт. Ремонт этот делался, собственно, ради ремонта, но никак не ради того, чтобы можно было выехать куда-то в город.

– Ты все ремонтируешь? – спросил на всякий случай Алексей.

– На будущий месяц продавать свою «ласточку» буду…

Это тоже была известная сказка. Очередной «следующий месяц» приближался для того, чтобы намекнуть на скорое появление денег и на возможность отдать долг. Каким этот долг стал за несколько лет, Пашкованцев уже и не помнил. Хотя обычно требуемые «до следующего месяца» сто рублей уже давно не давал и потому не понимал появления соседа.

– Какой-то кавказец купить хочет… Антиквариатом интересуется… А моя же… Шестьдесят третьего года родом… Уже антиквариат… Торгуемся пока, просит сбросить…

– Мне бы твои заботы… – Алексей выбрался из-под машины и начал переодеваться.

Сосед все не уходил. Он не ушел даже тогда, когда Пашкованцев ворота стал открывать. Просто отодвинулся. Но хромоту заметил.

– Что с ногой-то?

– Споткнулся…

– Потянул, что ли?

– Вроде того…

– Компресс с мочой помогает… Попробуй…

– Спасибо… Мне другие ароматы нравятся…

– Слышь, я помню про долг-то, помню… Еще «стольником» не выручишь?

– Не выручу… В отпуск уезжаю…

– Так вернешься, я и отдам… Как раз машину продам…

– А я в отпуске у кого просить буду? – спросил Алексей и сел за руль, не дожидаясь ответа, потому что сосед едва ли знал, у кого будет просить деньги в отпуске старший лейтенант. Он даже не поинтересовался, куда старший лейтенант едет…

«Пятерка» сама заставила соседа посторониться…

* * *

Людмила уложилась в выделенный сумочный лимит, но все же так, что сумка с вещами при всем ее огромном старании и стонущем треске по всем не очень прочным швам застегнуться не смогла. Алексей не стал проявлять привычную демонстративную командирскую жесткость, ничего не сказал, но, взяв сумку, чтобы отнести ее в машину, по дороге, воспользовавшись распахнутой дверью, выбросил в ванну то, что лежало сверху. Не разбирая даже, что выбрасывает… Как поступил бы в подобной ситуации с солдатами, так же поступил и с женой… В багажнике машины сумка без проблем застегнулась. Все остались временно довольны, особенно Анастасия, которая действия отца наблюдала и молча одобряла, как всегда одобряла все, что шло от него. Она вообще и всегда радовала Алексея стремлением к аскетизму, и он был доволен, что в этом она выдалась не в мать.

Из города Пашкованцев старался выезжать там, где было меньше светофоров. И умудрился проехать быстрее, чем если бы выбрал основные магистрали, традиционно изобилующие пробками. Но уже за городом, переключившись на пятую передачу, он больше не включал четвертую даже там, где это требовалось, если только совсем не падали обороты двигателя, чтобы лишний раз не отжимать сцепление. Ногу тренировать, конечно, надо, как советовала хирург-косметолог, но и поберечь ее на долгий путь и на движение по Москве тоже стоило. В Москву, как только въедешь, нога почти постоянно будет находиться на педали сцепления. И потому за те четыре часа, что обычно уходит на дорогу до Москвы, сильно нагружать себя не следует…

Людмила пользовалась моментом, когда муж готов говорить, потому что прекрасно знала, что он предпочитает за рулем больше разговаривать, чтобы не спать, и засыпала его вопросами, хотя удовлетворяться ей опять же предстояло ответами короткими и большей частью односложными. Сейчас ее очень интересовало предложение бабушки, еще вчера днем однозначно отвергнутое, но, похоже, мысль о Москве из головы не выпадала и время от времени активизировалась, следствием чего стали размышления уже не столь категоричные, как раньше.

– Вообще-то говоря, Москва – это для ребенка не так уж плохо… Особенно с точки зрения образования… Как ты считаешь?

– Никак… – Алексей не стал расшифровывать, что его «никак» вовсе не говорит о том, что он сомневается в системе образования в московских школах. Просто он для себя уже решил этот вопрос, и Людмила первоначально самостоятельно пришла к тому же мнению, так зачем же еще раз его вытаскивать на белый свет.

– Да и культурная жизнь… Театры, выставки…

– Давно была? – смотрел он упорно на дорогу, а не на жену.

– Где?

– В театре…

– В нашем?

– В любом…

– В нашем… Ни разу… С Анастасией в кукольный ходила и в цирк… А сама… Ни разу…

– А в московском…

– Часто я в Москве бываю?

– Каждый год…

– Сам помнишь… Два раза с тобой ходили… За всю жизнь…

– А дома почему так?…

Она плечами пожала. Понимала, что дома как-то всегда не до того. И поняла, что муж хотел сказать. Что если в Москве жить, тоже будет не до того, если ты не заядлый театрал, а так…

Людмила при этом не поясняла, какое отношение дочь имеет к походам в театр, себя ли жена тоже видит сейчас или в будущем московской жительницей, или имеет в виду, что если посещать дочь у бабушки придется постоянно, можно и в театры попутно ходить. А Алексея расшифровка размышлений жены интересовала мало. Вопрос решен, и сослагательное наклонение неуместно…

– А что бабушка хочет? – с заднего сиденья спросила Анастасия.

– Бабушка хочет, чтобы ты, доча, в Москве жила, с ней, и в московской школе училась.

– А вы?

– А мы дома бы жили…

– Нет, я без вас не поеду…

Анастасия ответила спокойно и уверенно. В свои шесть лет она умела совершать решительные поступки.

– Вопрос ясен… – подытожил Алексей и включил сигнал поворота, чтобы остановиться на площадке для отдыха дальнобойщиков, где шла оживленная продажа шашлыков, шаурмы, пирожков и прочего, что есть было опасно.

– Передохнуть хочешь? – спросила Людмила.

– Воды минеральной купи. Только без газа. Мне позвонить надо…

– А мне газировки без газа… – попросила Анастасия.

Пока Людмила искала минеральную воду без газа, Алексей вышел из машины, нашел в памяти трубки номер и включил вызов. Лопухин ответил сразу.

– Здравия желаю, товарищ страшный сержант… – сказал Пашкованцев буднично, зная характер Сережи Лопухина и понимая, как тому теперь тяжело. Но любое сочувствие не может быть до конца принятым, потому что сочувствующий разговаривает, стоя на двух ногах, а Лопухин на двух своих ногах стоять уже не будет никогда. А высказанное вслух сочувствие обязательно, даже против желания говорящего, будет эту разницу подчеркивать.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант… А я как раз сейчас о вас думал… И вы – легки на помине…

– Очень плохо думал?

– Думал, что вы только успели отсюда выбраться, как меня сюда занесло… Да еще в таком виде, что… Вы же знаете… Товарищ лейтенант сказал, что звонил вам… Это он вам номер дал?

Значит, Медведев не сообщил даже, кому принадлежит инициатива покупки трубки страшному сержанту. Это как-то неприятно кольнуло и сразу сплюсовалось с рассказом лейтенанта о том, как он расставлял отделения взвода в поиске по ущелью. Было впечатление чего-то не очень приятного, хотя Пашкованцев обидчивым никогда не был и всему старался найти объяснение. Нашел и теперь. Медведев понимает, что ему трудно заиметь во взводе авторитет после предшественника, у которого с солдатами отношения были не только командирские, но еще и почти дружеские. Сам лейтенант опыта не имел, чтобы на такие или какие-то другие похожие отношения выйти, и шел проторенной дорожкой. Пользовался мнением старшего лейтенанта Пашкованцева, выдавая его за свое, и этим был счастлив. По крайней мере, обижаться на это не стоило, тем более не стоило делать из этого трагедию. И уж совсем нельзя было объяснять, чтобы не уронить командирский авторитет лейтенанта.

– Да, он мне сразу с твоей трубки позвонил… Чтобы и у меня в памяти трубки номер остался, и у тебя… Первый, видимо, звонок…

– Нет, первый – другой… – сказал Лопухин. – Первый какой-то девке… Я трубку осваивал и нечаянно вызов нажал… Девка какая-то ответила…

Старший лейтенант внезапно поймал себя на мысли о том, что оба они интуитивно, наверное, говорят о всяких пустяках, чтобы не касаться одной больной темы. Просто стараются убежать от этой темы. Но Алексей умел брать на себя и смелость, и ответственность. И потому спросил, возвращаясь к основной теме не сразу, но все же возвращаясь:

– Домой звонил?

– Мама сегодня ночью прилетает… Час назад комбат был, обещал маму встретить и к нам отправить… Дорога через перевал небезопасная…

– Это я знаю… – опять попытался Пашкованцев уйти от темы. Начал говорить, хватился, что надо бы все-таки говорить о делах, но если начал, следует продолжать, чтобы не было впечатления искусственности разговора. – Слышал уже, наверное, что меня в микроавтобусе зарезать пытались?

– Не-ет… – удивился Сережа. – А что было?

– «Краповые» меня в микроавтобус подсадили… А там среди пассажиров трое бандитов оказалось. А четвертый с автоматом на дороге нас встречал…

– И как? – голос страшного сержанта показывал, что он мыслями уже вернулся к недавней спецназовской жизни и просчитывал в уме ситуацию.

– Троих застрелил, одного захватил…

– Да… А мне вот и перевала не надо было… Записку только оставили… Мне следователь показывал… Не нравится им, когда мы порядок наводим…

– Застрелили этого минера… – сообщил Алексей.

– Я в курсе. Лейтенант Медведев звонил… Нет, чтобы раньше его застрелить… Когда в первый раз провозил…

– Ребята заходили?

– Всем взводом. Под окном стояли… Запустили только одного Собакина… У меня палата для тяжелых, здесь шуметь не рекомендуют…

– Надо что-нибудь тебе? Не стесняйся…

– Звоните… – попросил Сережа.

И старший лейтенант понял, что Лопухину сейчас нужно только общение, которое хоть как-то отвлекает от нерадостных мыслей. Это потом, когда раны заживут, многое понадобится. Понадобятся деньги на протезы. Бригада, наверное, поможет, но что это за помощь, Пашкованцев знал хорошо. Министерство обороны не в состоянии обеспечить всех своих увечных качественными протезами. И придется Лопухину деньги искать самому. Он из небогатой семьи. И помочь ему будет необходимо по мере своих сил. Но это будет потом…

– Я буду позванивать… – пообещал Алексей.

– Вы сами-то как? – все же поинтересовался Лопухин.

– Я уже за рулем… В Москву еду. Подлечиться… Мне отец какого-то специалиста нашел… Сцепление отжимать больно, а так – терпимо…

Вообще-то Алексей никогда не любил говорить, что он болен или страдает от ран. Кому какое дело до его личного чувства боли. Кому какое дело, что он едет в Москву показаться специалисту по ранениям… Но, подумалось, слова о том, что и командиру тоже нелегко, что и командиру требуется помощь, как-то поддержат Лопухина. Не потому, что старший сержант начнет радоваться страданиям другого, не по принципу «не мне одному плохо», а просто так человек устроен, что он, если думает о помощи другому, о своей боли меньше вспоминает. Конечно, Лопухин никак помочь Пашкованцеву не мог и думать о помощи не мог. Но он будет думать о командире и не будет думать о своих отсутствующих ногах. Пусть не постоянно, но хоть на какое-то мгновение отвлечется. Потом отвлечется еще чем-то… Потом еще… Время будет идти, и со временем привыкнет… Это проверено… И отвлекаться сейчас следует чаще…

– Лечитесь… Вам еще воевать… – старший сержант, кажется, в самом деле хотел поддержать старшего лейтенанта.

– Все, Сережа, жена возвращается… Мы дальше едем…

* * *

Выезжая на дорогу, Алексей непреднамеренно посмотрел на торговцев. Нет, он не открытие сделал. Открытия здесь не было никакого, потому что он увидел привычную картину – среди торговцев не было ни одного русского. Даже если бы русский захотел торговать здесь шашлыками или чем-то подобным, его бы просто не пустили… А если и встречаются в таких точках русские торговцы, а чаще торговки, то они не на себя работают, а на тех, кто их нанял… А нанимают тоже нерусские…

Но дело было не в этом… Просто представилась сейчас картина, что он установит здесь вот, под чьей-то торговой точкой, мину и оставит записку: «Убирайтесь отсюда» или что-то такое же, похожее напишет… Вспомнились и слова бандита, захваченного в микроавтобусе, как тот грозился убивать русских… Слова об адате, значение которого бандит даже не понимал, потому что одно из главных понятий в адате, понятие чести своего дома, было для него чуждо… А если понимать адат так, как понимает его тот бандит, то давно пора было бы объявлять о русском адате в ответ на адат кавказцев… Дикость, глупость… Но с этой дикостью, с этой глупостью приходится сталкиваться постоянно… Причем часто с обеих сторон…

ГЛАВА ПЯТАЯ
1

Радости было много, и радость была неподдельной…

Мама болела уже много лет и даже квартиру покидала в последние годы редко, опасаясь, что на улице почувствует себя плохо, но приезд сына с женой и внучки поднял ее на ноги и добавил жизни и энергии в тело. Она суетилась, почти бегала по квартире, хотя отец только несколько дней назад говорил, что она и ходит-то с трудом. Даже сам отец порой посматривал на нее с удивлением. А уж стол накрыла такой, словно готовилась принимать громадную ненасытную компанию. И из-за стола никого выпускать не хотела долго. Но отец все же на часы посмотрел и постучал пальцем по часовому стеклу.

– Рабочий день не резиновый… Нам с Алешей еще надо успеть в госпиталь съездить… Я же договорился с человеком… У вас тут найдется о чем поговорить и чем себя занять…

И поднялся из-за стола, чем вызвал вздох матери.

Дорога по Москве выпала долгая, и отец правильно сделал, что поторопился. На светофорах еще можно было проехать без особых проблем, если на считать проблемой естественную потерю времени. А вот на нерегулируемых перекрестках все лезли вперед, наплевав на правила, и Алексей несколько раз застревал надолго, морщась то ли от боли в ноге, то ли от автомобильного столпотворения на улицах, то ли от запаха угарного газа, пробивающегося даже в машину с поднятыми стеклами, но потом и ему это надоело, и он сам начал лезть вперед, решив, что если правила писаны не для всех, то и ему их соблюдать не обязательно. Так продвигаться было легче. И в конце концов они все же добрались до нужного больничного корпуса.

Внизу, в приемном покое, невооруженная охрана из состава медсестер была куда более грозной, чем любая другая профессиональная охрана, усиленная бронетехникой. Но отец позвонил, и профессор сам спустился к ним со второго этажа. Он был средних лет, энергичен и в себе уверен.

– Ашот Саркисович… – представился профессор, с силой пожимая Алексею руку. – Пойдемте со мной, а вы здесь, пожалуйста, подождите…

Отцу пришлось вздохнуть и в приемном покое остаться. Здесь не он командовал…

* * *

Профессор ногу ощупывал совсем не так, как это делал хирург в госпитале, и уж совсем не как хирург-косметолог в заводской поликлинике. Если хирург в госпитале давил на ногу сильно и в глаза заглядывал, желая поймать момент боли, а хирург-косметолог пальцами «слушала» состояние, может быть, какие-то внутренние подрагивания ощущая или еще что-то похожее, то профессор просто равнодушно подержал ногу в руках, несколько раз повернул в одну и в другую сторону стопу, посмотрел на швы, качая при этом головой, показывая свое неодобрение чему-то, и на этом осмотр закончил.

– Сухожилие, вероятно, срастается так, как ему и положено… Чтобы ускорить, процедурки нужны… В принципе, ничего особенного… Парафинчиком погреть… У меня как раз есть место в платной палате, поскольку вы прибыли к нам без направления… Стоимость пребывания в палате пятьдесят долларов в день… Сюда входит и питание, и лечение, и уход… Недорого, в общем-то, но культурно… Тем более что доллар постоянно «падает»…

– А кроме парафина вы что посоветуете? – Пашкованцев пока отошел от темы палаты.

– Покой… И это главное… Покой, минимум нагрузок… – Ашот Саркисович умел быть настолько категоричным, что ему и возражать вслух не хотелось. Но внутренние возражения были.

– Мне еще советовали пчелиный яд… – вспомнил Пашкованцев.

– Тоже хорошо прогревает… Можно мазь прописать… Но сейчас много прогревающих препаратов и лучше пчелиного яда существует… Найдем что-нибудь…

– А нагрузки?

– Никаких нагрузок… Ногу беречь… Когда заживет, тогда нагружайте хоть по самые уши…

Вот и пойми этих врачей… Один одно говорит, другой прямо противоположное… И кто из них прав? Профессор говорит авторитетно, хирург-косметолог говорила вдумчиво…

– Ну, так что? – Ашот Саркисович посмотрел на часы, показывая, что для него время – деньги. – Заказываю место в палате?

– Можно мне подумать?

– У меня в палату очередь…

– Извините, я, пожалуй, откажусь… – решил Алексей, заканчивая обуваться.

– А что же вы мне тогда голову морочите… – рассердился профессор.

– Я вам голову не морочу. Я обратился к вам за консультацией… – не остался в долгу старший лейтенант.

– Консультацию вам могли в любой поликлинике дать… – Ашот Саркисович даже на повышенный тон перешел.

– Мне давали уже, – не сдавал позиции Алексей. – Точно такую же, почти слово в слово… Только более подробную… И не за пятьдесят долларов в день…

– Я вас не задерживаю… – очень сухо простился профессор.

* * *

Заметив, что сын идет не к нему, а сразу к двери, отставной полковник Пашкованцев встал и заспешил Алексею наперерез. Встретились они около двери.

– Ну что? – спросил отец.

– Пойдем из этого убогого заведения… – сказал старший лейтенант так громко, чтобы слышали охранники-медсестры, стоящие рядом. – И спаси нас бог от таких специалистов…

Отец громкости фразы не понял и даже слегка засуетился, открывая перед сыном дверь. Только уже в машине он снова спросил:

– Что случилось-то?

– Ничего особенного… Просто мне неприятно, когда люди возмущаются, если я не желаю, чтобы меня обобрали, как последнего дурака… Ничего толкового твой профессор не сказал, только сразу предложил место в платной палате, где мне будут делать те же самые процедуры, которые я сам себе могу делать, и при этом кормить меня на пятьдесят долларов в день… Я с такой кормежкой могу совсем потерять форму, а мне этого очень, папа, не хочется… Нагрузки, говорит, нельзя допускать, иначе быстро из платной палаты выпишут… А другой врач мне, напротив, советовал ногу нагружать, чтобы кровь к ране приливала и ускоряла заживление…

– Расскажи по порядку…

Алексей коротко рассказал «по порядку» то же самое, что только что сказал.

– Ничего особенного… – даже не возмутился отец. – Это у тебя провинциальное отношение к московской жизни… Пора привыкать… Здесь так везде…

– Не хочу и не буду…

Алексей за возмущением не сразу даже заметил, что боли почти не чувствует, когда сцепление отжимает. И ехал довольно быстро. Впрочем, в Москве все быстро ездят, и здесь он таким стилем вождения лишнего внимания не привлек.

– А что тебе насчет пчелиного яда советовали? Он же в аптеках продается…

– Мне не мазь советовали. Мне советовали найти где-нибудь пасечника, чтобы он сажал мне на ногу пчел. Пасечники знают, куда и сколько пчел сажать… Говорят, это хорошо помогает…

– А кто советовал-то?

– Врач в заводской поликлинике…

Алексей не сказал, что советовал врач-косметолог. Это отцу может не понравиться.

– Да, я с детства помню… Дед мой все к пасечнику ходил, когда спину себе надорвал… Врачи говорили, вообще не встанет, а он с характером мужик был – и встал, и после этого еще двадцать лет прожил… И не просто прожил, а работал в деревне, сено косил, дрова рубил, огород копал… И все с этой сорванной спиной… Пасечники умеют лечить…

– Вот такого «пчелиного профессора» мне и надо… Имел недавно дело с джамаатом Горного Пасечника… Когда уже после госпиталя уезжал…

– Да, мне говорили… – кивнул отец. – Когда в батальон звонил. Ты хорошо отработал…

– А не знал, что мне к пасечнику обратиться следует…

Отец о чем-то своем задумался.

– Что молчишь? – спросил сын.

– Насчет пасечника соображаю… Найдем… Есть мысль… С мамой сперва поговорю…

* * *

С мамой отец говорил на кухне, воспользовавшись тем, что Людмила с Анастасией ушли по Москве прогуляться, говорил долго, в чем-то убеждая. По отдельным фразам, которые удалось уловить из негромкого разговора, Алексей заранее уже знал, что замыслил отец. Тот вышел с кухни довольный. Кивнул сыну:

– За мной, товарищ старший лейтенант!

Кабинет отца занимал самую маленькую комнатку небольшой трехкомнатной квартиры и из мебели имел только старенький письменный стол, два стула и книжные полки. Только еще оружейный сейф стоял под подоконником, прикрытый шторой и потому не сразу заметный. Сколько помнил себя Алексей, на столе никогда не было ничего лишнего. Все убиралось в ящики, в которых он, будучи ребенком, любил покопаться, несмотря на запрет отца.

Показав сыну на стул, отставной полковник стал искать что-то на полке. И вытащил атлас автомобильных дорог. Раскрыл сразу на заложенной странице, повернул атлас к Алексею и безошибочно ткнул пальцем, даже не прибегая к помощи очков.

– Вот она, посмотри… – в голосе было столько восторга, словно отставной полковник хотел подарить сыну, по крайней мере, Эйфелеву башню.

Алексей посмотрел. Деревня Пашкованцево…

– Это наши с тобой корни… Наша малая родина…

– Слышал про такую… – согласился Алексей, впрочем, без особого внешнего восторга. После визита к профессору настроение было неважным.

– Если даже в автомобильном атласе деревня есть, значит, она жива! – отец не сообщил, отец воскликнул. – Много деревень за последние годы поумирало, а наша – жива…

– Товарищ полковник ставит мне СБЗ [12]12
  СБЗ – служебно-боевая задача.


[Закрыть]? – спросил старший лейтенант.

– Можешь так рассматривать… – согласился отец, не замечая отсутствия восторга у сына. – Мечта всех последних лет – туда съездить… Пожить там… Хоть лето одно пожить… И похороненным быть тоже там… На старом кладбище над рекой… На обрыве… Я бы давно уехал, только мама вот… Сам знаешь, ей в неделю два раза врач нужен…

– Конкретнее, товарищ полковник, можно? – попросил Алексей.

– Куда уж конкретнее… – отец непонятливости сына удивился. – Сам же говорил, тебе пасечник нужен… Задача простая… Съездить, купить дом… Найти пасечника… Отдохнуть и здоровье поправить… Домик в деревне – что лучше быть может… А там, глядишь, и я навещать буду… Сейчас москвичи многие покупают… И подальше… Здесь всего-то триста верст… Ты же помнишь, какая там красота…

Помнил Алексей плохо. Он был в том же возрасте, как сейчас Анастасия. Только общее впечатление осталось о чистом воздухе, речке с деревянным мостом и о том, как рыбачил с самодельной удочкой, на этом мосту сидя… Тогда был жив еще дед, была здоровой еще мать, и они всей семьей ездили в деревню, чтобы провести там отпуск. Сейчас, после слов отца, все-таки пахнуло чем-то далеким и приятным, томно манящим духом лугов, свежестью слегка сыроватого леса, освежающим воздухом глубоких тенистых оврагов, по дну которых бежали ручьи. От воспоминания ощущений даже лицо у сына посветлело, и настроение слегка улучшилось.

О своем желании побывать в родной деревне отец много раз говорил. Генетическая, наверное, привязанность… Но никогда не говорил, что мечтает о домике в тех краях.

– Это все прекрасно… – вздохнул Алексей, в соответствии со своим настроением, вяло сопротивляясь. – Только сколько такой дом может стоить… Мне это пока, думаю, не по карману… С моей-то зарплатой…

– Мама согласна… Деньги мы дадим… Полмиллиона у нас есть в заначке. Должно хватить… Это же наш общий дом будет… Понимаешь, своего рода семейная усадьба… Купить, подремонтировать… И – каждое лето… Маме получше станет, и она туда выбраться сможет… Я еще тоже не совсем развалюха, за рулем сидеть могу… Довезу уж…

Младший Пашкованцев посмотрел на Пашкованцева старшего.

– Поезжай… – отец не предлагал, отец почти просил.

И было в этой просьбе что-то такое, что толкало Алексея согласиться.

– У нас же там края медовые… Вместо водки люди медовуху пьют… Пасек там – на каждом шагу… Да и не пасеки… Просто люди держат по несколько ульев… И тебе помогут…

– С Людмилой посоветоваться надо… – неуверенно сказал сын.

– Знаю я, как ты с ней советуешься… Приказал, и все… Она у тебя по квартире строевым шагом ходит и стойку «смирно» на каждый твой взгляд принимает!

– Пап, как только вернусь, я с ней поговорю, тогда и решим…

На том пока и остановились…

Когда из кабинета вышли, мать навстречу с кухни пожаловала, вытирая руки застиранным полотенцем с выцветшими подсолнухами.

– А что, сынок, там ведь и правда хорошо…

Значит, и ее отец убедил уже настолько, что она сама готова была сына убеждать…

– Хорошо, мама…

* * *

Уговаривать Людмилу не пришлось, потому что до того, как с ней поговорил Алексей, Людмила с Анастасией ушли с бабушкой в спальню, чтобы показать ей что-то из своих женских покупок. А когда вышли, глаза у Людмилы светились так мечтательно, что Алексей сразу понял – у него уже нет обратной дороги. Да и особых причин сопротивляться такой покупке он не видел.

– Значит, не возражаешь? – улыбнулся Алексей.

– Да о таком только мечтать можно… А от нас напрямую – это же половина пути…

– Не половина, – не согласился он. – Половина была бы, если бы ехать по хорошей дороге. А так получится то же самое…

– Когда поедем?

– Думаю, не сегодня, не на ночь глядя… Может быть, завтра… – Алексей еще не решил, стоит ли ему, пока еще хромающему сильно, появляться в ГРУ, и оставлял для себя время на раздумья. – Может быть, послезавтра…