Текст книги "Планета, которой нет"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
7. Мститель
Меня разбудил настойчивый сигнал интеркома. Я взглянул на светящиеся цифры и соскочил с постели. До выхода из гиперпространства оставалось еще четыре часа. Должно случиться что-то чрезвычайное, чтобы меня разбудили посреди ночи.
– Капитан слушает, – сказал я, натягивая комбинезон. На экране появилось лицо Редрака.
– Мы засекли дрейфующий корабль.
– Ну и что с того?
– Корабль подает сигналы бедствия во всех диапазонах.
– Он в обычном пространстве?
– Да.
– Действуй по уставу.
Я быстро прошел через каюты, взглянул на Даньку – тот мирно спал в моей спальне, в ногах у него свернулся клубочком Трофей. За трое суток полета «котенок» вымахал до размеров пуделя, ничуть не утратив при этом игривости.
Пока лифт поднимал меня в рубку, я торопливо пролистал книжечку полетного устава, свод правил, единых для всех кораблей галактики. Мы были обязаны прийти на помощь – если только не видели убедительных признаков ловушки. В первом же космопорте, где мы сядем, контролеры проверят записи нашего «черного ящика», имеющего прямой выход к компьютеру и невообразимое количество пломб. Если будет обнаружено нарушение, да еще такое, как неоказание помощи терпящим бедствие, нас объявят вне закона.
Говорят, пиратские корабли часто пользуются этим пунктом для перехвата идущих в гиперпространстве торговцев.
В рубке уже были и Эрнадо, и Ланс. Я кивнул им, усаживаясь в свое кресло. Внешне стандартный пульт перед ним позволял отдавать приоритетные команды, перекрывающие сигналы с любого другого пульта и отменяющие решения центрального компьютера.
– Мы будем рядом через три минуты, – сообщил Редрак. – Я запустил «мерцающий» зонд.
«Мерцающий» зонд был сложным и дорогим устройством, способным на миллисекунду выйти из гиперпространства в реальный космос, собрать информацию и вновь вернуться к кораблю.
– А что детекторы? – Мимоходом взглянув на огромный экран гиперлокатора, я отвернулся. В переплетении разноцветных линий и точек, отображающих на плоскость пятимерное пространство, мог разобраться лишь пилот высочайшего класса. Такой, как Редрак.
– Упрощение до минимума, – скомандовал Редрак. Экран мгновенно очистился, теперь на нем были лишь две точки: мерцающая зеленым – наш корабль, идущий на сверхсветовой скорости, и неподвижная красная – чужак, дрейфующий в обычном пространстве.
– Информации негусто, капитан. Корабль не маленький, сопоставим с крейсером. Защитные поля отключены, вокруг – множество мелких объектов и рассеивающееся газовое облако.
– Похоже на правду, – с сожалением сказал Эрнадо. – Картина катастрофы полная, пройти мимо нельзя.
– Сейчас вернется зонд, – предупредил Редрак.
Вспомогательные экраны вспыхнули изображением. Чернота «настоящего» космоса, разноцветная мозаика звезд… И что-то смятое, оплавленное, напоминающее исполинский цилиндр, плавно завершающийся полусферой.
– Это не западня, – дрогнувшим голосом сказал Ланс. – Это крейсер клэнийских наемников! И кто-то разнес его на кусочки! Двигательный отсек оторван, боевые палубы разрушены, жилые отсеки разгерметизированы…
– Выходим из гиперпространства, – хмуро сказал Редрак. – Не понимаю, что тут произошло, но эскадра, уничтожившая клэнийский крейсер, напрашивается на неприятности. С этими ребятами ссориться не стоит.
Пол мелко завибрировал. Наш корабль выходил в трехмерный космос и гасил скорость. Где-то в глубине машинных палуб стремительно сжимались шары гравикомпенсаторов, поглощая чудовищную энергию торможения. За несколько минут мы сбросили скорость, близкую к скорости света, – и за это придется расплачиваться неделями и месяцами полуторной перегрузки. Существовал, правда, еще один выход из положения…
Я подумал о Даньке, задыхающемся сейчас под внезапно навалившейся тяжестью, и приказал:
– Щадящий режим для капитанской каюты.
– Есть, капитан.
Индивидуальный гравикомпенсатор моей каюты включился, снижая силу тяжести вокруг до единицы. Я произнес в интерком:
– Данька, оденься и оставайся в каюте до дальнейших распоряжений.
– Скорость погашена, – сообщил Ланс. – Мы в полусотне километров от цели.
– Сколько гравикомпенсаторов было задействовано на снятие инерции?
– Тридцать два процента, капитан.
– Дать команду на их отстрел в пространство.
Редрак заколебался:
– Слишком расточительно, капитан… Треть общего запаса… Мы лишимся боевого резерва.
Я молча коснулся клавиш, отдавая команду со своего пульта. Корабль вздрогнул, перегрузка исчезла. Собравшие в себя энергию торможения черные шары компенсаторов теперь будут годами плыть в космосе, распространяя вокруг себя зону гравитационной аномалии, медленно увеличиваясь от размеров спичечной головки до полутораметровых шаров.
– Мы не можем ползать по «Терре», как пришибленные мухи, – сказал я. – Премия за спасение корабля будет достаточна, чтобы закупить новые компенсаторы.
Впрочем, возражения уже были излишни.
– Спасательная команда – Эрнадо, Редрак. Возьмите два катера, аварийные зонды, спасательные капсулы. Мы с Лансом прикроем вас с корабля.
– Надеюсь, это не понадобится, – заявил Редрак, выбираясь из кресла. – Клэнийский крейсер способен уничтожить пару-другую боевых катеров даже в таком состоянии. У него каждый метр обшивки нашпигован датчиками и излучателями.
Я кивнул. Риск был крайне велик, но, увы, неизбежен.
– Подавайте непрерывные сигналы: «Друг. Иду на помощь», – посоветовал я. – Возможно, это подействует.
Редрак вяло махнул рукой и скрылся вслед за Эрнадо в дверях лифта.
Я снова включил интерком:
– Данька, можешь подняться в рубку. Только без нашего пушистого друга, ясно?
– Планета Клэн – это маленький скалистый мирок в системе белого карлика, известного как Дьявольская Звезда, – рассказывал я Даньке то, что когда-то слышал от Эрнадо. – Температура на поверхности колеблется от минус двухсот до плюс ста шестидесяти пяти. Излучение Дьявольской Звезды убивает незащищенного человека за несколько дней. Но на Клэне есть кислород и вода, есть Храм Сеятелей, есть жизнь. Вполне соответствующая местным условиям, надо сказать… Клэнийцы гуманоиды, но диапазон условий, в которых они могут жить, немыслим. Жесткое излучение, кипящая вода, жидкий азот, ртутные испарения, пятипроцентное содержание кислорода – все это для них неприятная, но терпимая внешняя среда. Они столетиями воевали между собой и, войдя в галактическую цивилизацию, освоили лишь одну профессию – солдат-наемников.
– Крайне дорогих солдат, – вставил Ланс.
– Да. Нанять на несколько месяцев клэнийский крейсер под силу не каждой планете. К тому же у них очень четкие правила чести. Они соглашаются воевать лишь в случае, когда считают это этичным, когда их вмешательство не нарушает законов враждующих планет. Шоррэй Менхэм в свое время не смог уговорить их участвовать в захвате Тара.
– Мне кажется, дело в том, что они уважают нашу планету, – снова вмешался Ланс. – Мы веками продаем им оружие…
На обзорных экранах катера Эрнадо и Редрака кружили вокруг разрушенного исполина. Пока никаких признаков жизни клэнийский корабль не подавал.
– Чаще всего крейсера клэнийцев нанимаются в качестве патрульных целыми планетными федерациями – охранять торговые трассы, охотиться за пиратскими кораблями… Экипаж каждого крейсера – одна семья, в прямом смысле этого слова. Они дерутся до конца, даже если силы абсолютно неравны. Предать свой корабль для клэнийца немыслимо…
Я замолчал, осознав невозможную деталь: Ланс вставлял реплики в наш разговор, а разговаривали мы с Данькой на русском!
– Ланс!
Пилот смущенно отвернулся. Данька покраснел.
– Это еще что за новости? – тихо спросил я. – Заговор за спиной капитана? Мы не клэнийцы, но…
– Капитан, я не думал, что вам будет неприятно, – растерянно сказал Ланс на стандарте. – Мальчик просил научить его галактическому, но я счел это излишним. На Земле он ему не пригодится… да и не все корабельные разговоры ему следует знать. А для вас всегда будет радостно вспомнить родной язык, поговорить на нем… Мы использовали лингвенсор и церебральный гипнотранслятор, так что я теперь владею русским в том же объеме, что и Даниил.
Я набрал побольше воздуха – и выдал очень длинную фразу на родном языке. Ланс сравнялся цветом лица с Данькой.
Видимо, словарный запас бытового русского у Даньки был неплохой.
Черт побери, действительно приятно вспомнить родной язык. Даже в чем-то радостно, как выразился Ланс.
– Кто еще пользовался гипнотранслятором? – спросил я. – Эрнадо?
– Нет, он знает девятнадцать языков, его мозг и так перегружен. Редрак.
Я слепо уставился в экран. Глупо было обижаться – Ланс действовал из лучших побуждений. А Даньке, конечно же, надоело общаться только со мной. Тем более что последние дни я провел с Эрнадо в тренировочном зале, занимаясь безжалостной порчей плоскостных мечей.
И все же обида не отпускала. Данька мог и сказать мне, чем занимался с Лансом.
– Сергей…
Я повернулся к Даньке.
– Мы думали, выйдет сюрприз.
– Если я найду на корабле настоящий кожаный ремень, сюрпризы участятся, – пообещал я.
Данька без тени улыбки кивнул.
– Капитан, лучше я отсижу пару дней в карцере, – на галактическом произнес Ланс. – Моя вина гораздо больше…
– Дурак, – тоже переходя на галактический, сказал я. – Того, кто хоть пальцем тронет мальчишку, я убью на месте.
– Понимаю. Но Данька любую угрозу воспринимает всерьез. Его воспитывали… излишне строго.
Я вновь выругался, на этот раз стараясь подбирать выражения помягче. Сказал:
– У меня великолепный экипаж. Мальчишку нельзя наказывать, ему вдоволь досталось на нашей родной планете. Ты всегда готов признать своей чужую ошибку. А Редрак Шолтри умрет на месте, если его убедить, что он виновен… Идея была его?
– Да… Как вы узнали?
– Он сходит с ума от подозрительности. Редрак спокоен за свою жизнь до тех пор, пока предупреждает нас о всех мыслимых и немыслимых опасностях. А Даньку он считает вражеским агентом. Язык врага надо знать, так говорят на Земле…
Из фона послышался голос Редрака:
– Капитан, есть сигнал из жилых ярусов! Выхожу из катера, попробую попасть внутрь.
– А еще у вас говорят: легок на помине, – похвастался новыми познаниями Ланс.
Я кивнул. Произнес на русском:
– Хорошо, Редрак, валяй…
Нагнулся поближе к фону и прошептал еще пару слов.
Мы вошли в ангар, едва компрессоры заполнили его воздухом. От серебристых дисков катеров тянуло холодом, на броне выступила изморозь. Ланс расстегнул кобуру, пробормотал:
– Даже один клэниец – это уже слишком много. Так нам говорили в училище…
Люк первого из катеров раскрылся, наружу выбрался Эрнадо. Я заметил, что фиксатор меча был расстегнут: мой учитель явно подготовился к любым неожиданностям.
– Уверены, что на крейсере никого не осталось? – спросил я.
Эрнадо покачал головой:
– Жилые ярусы мы обшарили полностью. А на боевых постах и машинных палубах радиация слишком велика. Даже для них.
Редрак тоже открыл люк, но выходить не спешил. Ланс поморщился и положил руку на пистолет.
И тут появился клэниец. Он слегка пошатывался, но в общем-то выглядел неплохо для человека, шесть часов пролежавшего в полуразгерметизированном скафандре под обломками металлических переборок. Следом выбрался Редрак, прихрамывая куда больше обычного.
На первый взгляд клэниец мало чем отличался от человека. Широкоплечий, но вполне пропорционально сложенный, со светлой кожей… Последнее, впрочем, было фактором непостоянным. Цвет кожи у клэнийцев менялся в очень широких пределах, играя роль природной маскировки и одновременно защищая от солнечного излучения. Лицо было молодым, абсолютно безэмоциональным и без каких-либо шрамов или ожогов. Это, впрочем, не говорило о его малом боевом опыте или потрясающей удачливости. Просто регенерация у клэнийцев развита куда больше, чем у других народов галактики. Говорят, отсеченные ухо или палец вырастают у них заново через два-три месяца.
Окинув нас быстрым взглядом, клэниец безошибочно определил во мне старшего. Прошел по металлическим плитам ангара – его высокие ботинки на толстой подошве издавали лязгающий звук и словно прилипали к полу. Остановился в нескольких шагах, склонил голову:
– Капитан, я благодарен за то, что мой долг продлится. Вы вправе выбрать награду: деньгами, иммунитетом или служением.
Его произношение было безукоризненным, а вот смысл довольно запутан в ритуальных фразах. Еще на Таре меня злили подобные словесные обороты… Я вопросительно посмотрел на Ланса.
– Он должен что-то выполнить, иначе на его семью падет презрение родной планеты, – пояснил Ланс на русском. – А в благодарность за то, что получил возможность исполнить долг, он предлагает денежное достояние своей семьи, неприкосновенность со стороны всех клэнийцев – они никогда не поддержат ваших врагов, – или пожизненное служение после выполнения долга. Я бы выбрал вторую награду, капитан.
Клэниец с любопытством взглянул на Ланса. Конечно же, он не знал всех языков галактики. Но его, похоже, учили определять планету по фонетике произносимых слов. Вряд ли русский или любой другой земной язык входил в список изучаемых…
– Я отказываюсь от награды – спасение в космосе дело чести, – сказал я; Эрнадо за спиной клэнийца одобрительно кивнул. – Если это возможно, объясни, что случилось с твоим кораблем и в чем твой долг?
– Это один и тот же вопрос, – не колеблясь, ответил клэниец. – Корабль уничтожен в честном поединке. Мой долг – отомстить за свою семью.
– Насколько я понимаю, это теперь долг всей планеты Клэн?
– Нет. Поединок был честным – один на один, после нашего вызова. Гибель корабля – позор моей семьи. Я единственный, кто остался в живых. Если я отомщу, то смогу возродить наш род.
Ланс покачал головой, тихо сказал на стандарте:
– Поединок был честным? Вам достался хороший противник…
– Да. Слишком хороший, – безучастно ответил клэниец.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Клэн.
Все верно. Для чужаков он может носить лишь два имени – своей семьи или своей планеты. Семья опозорена, ее имя не должно звучать, пока не свершится возмездие. А если последний оставшийся в живых не отомстит за семью – ее имя исчезнет навсегда.
– Как случилось, что крейсер с планеты Клэн был уничтожен в поединке один на один? – продолжал я расспросы.
– В этом нет тайны. Мы несли патрульную службу по контракту с тройственным союзом вольных миров. Восемь часов назад наблюдатели обнаружили в гиперпространстве корабль, идущий без позывных. Мы вынудили его выйти в открытое пространство и потребовали досмотра…
– Досмотр – крайняя мера, – задумчиво сказал Ланс. – Только из-за того, что корабль шел без позывных?
Клэн словно и не слышал его слов.
– …После того как корабль отказался принять десантную группу, мы открыли предупредительный огонь. Бой был честным, но мы проиграли.
– Корабль, с которым вы сражались, был рейдером одиночного класса в противолазерной броне? – Я выпалил эти слова, уже не сомневаясь в ответе.
Клэн вздрогнул:
– Да. Откуда вам известно о Белом Рейдере?
– Это и наш враг, – твердо ответил я. – У нас с ним свои счеты. Рейдер дал какую-либо информацию о себе перед боем?
Кожа клэнийца медленно темнела. Он буравил меня холодным, почти нечеловеческим взглядом, словно решая, не вцепиться ли в горло. Рука Эрнадо окаменела на рукояти меча.
– Я принц планеты Тар, – быстро представился я. – У меня нет причин лгать тебе. Белый Рейдер – наш враг.
Клэн пристально посмотрел мне в лицо:
– Да, принц. Я узнал вас и верю вашим словам. Человек, убивший на дуэли Шоррэя, не станет лгать без необходимости.
Интересная мысль, ничего не скажешь…
– Рейдер отказался от досмотра под предлогом того, что принадлежит секте Потомков Сеятелей и выше подозрений.
Редрак вздохнул:
– Этого нам только не хватало! Кучка религиозных фанатиков, завладевшая сверхкораблем…
Я знал о секте Потомков достаточно, чтобы мне стало не по себе.
– Клэн, – почти умоляюще произнес я. – Твой враг – это и наш враг. Почему вы требовали досмотра корабля сектантов?
Он молчал так долго, что я уже перестал надеяться на ответ.
– В излучении Рейдера, идущего в гиперпространстве, наши детекторы обнаружили спектр кварковой бомбы.
Я почувствовал страх. Дикий, беспредельный страх человека, у которого уходит из-под ног Земля. Земля с большой буквы, не просто почва, не песок и глина чужих миров, не сталь корабельного пола – а целая планета.
Земля.
Кварковая бомба использовалась для одной-единственной цели. И применяли ее лишь дважды, после чего самые воинственные миры галактики присоединились к договору о запрещении такого оружия.
Кварковая бомба уничтожала целую планету. Защиты от нее не существовало.
Часть вторая
Схедмон
1. Потомки Сеятелей
Космопорт Рейсвэя не отличался оживленностью. Кроме нас на нем находилась лишь пара неуклюжих грузовых звездолетов, окруженных непрерывно подъезжающими транспортерами, и патрульный кораблик, достаточно современный, но не слишком хорошо вооруженный. Он встретил нас на выходе из гиперпространства и эскортировал до планеты – символическая охрана, дань традиции и самолюбию молодой колонии.
Я сидел в своей каюте перед широким панорамным окном, которое на самом деле не было ни окном, ни телеэкраном. Тонкая ниточка световодов шла к нему от установленного на броне корабля объектива, проецируя на тончайшую стеклянную пленку усиленное фотоумножителями изображение.
Снаружи была ночь. Ночь без тьмы, изгнанной лучами прожекторов и отсветами двух десятков больших и крошечных лун. Волшебная ночь красивой, малонаселенной планеты, в столице которой не насчитывалось и ста тысяч жителей, планеты, покрытой лесами и цепочками прозрачных озер. Здесь был Храм Сеятелей и со временем могла развиться разумная жизнь. Но на планету пришли колонисты древних, задыхающихся от перенаселения миров, и местная жизнь уже никогда не поднимется к высотам разума.
Аборт в космическом масштабе – вот что такое колонизация планеты, не имеющей разумной жизни.
Но сделки здесь совершали честно. Вчера, после того как последний инкубатор с зародышами был проверен и под надежной охраной увезен с корабля, на наш счет в торговом банке Схедмона немедленно перевели всю обусловленную сумму. Власти планеты знали, за что платят. Уже через год каждая женщина получит на воспитание пятерых здоровых, крепких малышей. А лет через пятнадцать-двадцать удвоившееся население планеты будет на девяносто процентов состоять из молодежи. И сможет наконец-то приступить к преображению своего мира.
Жаль только, что он при этом утратит большую часть своей красоты…
Данька осторожно заглянул в открытую дверь:
– Можно?
Я кивнул:
– Тоже не спится, Данька?
– Ни капельки.
– Так всегда, когда корабельное время не совпадает с планетарным. Днем ходим как сонные мухи, а ночью глотаем снотворное. Дать тебе таблетку?
– Нет, не надо.
Данька удобно устроился в соседнем кресле, с любопытством разглядывая компьютерный терминал.
– Сергей, а мне можно научиться работать на этой машине? У нас в школе стояли «Атари», я чуть-чуть умею программировать.
– Можно. Этот компьютер управляется как угодно, даже голосом. Важно лишь четко давать задания и иногда подсказывать оптимальные пути решения…
В окне показалась длинная тяжелая машина на гусеничном ходу, подползающая к нашему кораблю.
– Привезли гравикомпенсаторы, – пояснил я. – К утру экипаж установит их, и можно будет стартовать.
– А нам не надо помогать? То есть, я хотел сказать, мне…
Данька явно смутился.
– Думаю, не стоит. Ни ты, ни я не разбираемся в местной технике так, как это требуется для монтажных работ. Наши ребята справятся быстрее, если не лезть им под руку.
– Обидно быть неумехой, – серьезно сказал Данька.
– Еще обиднее быть помехой, – ответил я.
С минуту мы молчали. Данька, похоже, опасался, что задел меня.
– Хочешь искупаться? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Что?
– Искупаться. В инопланетном озере. При свете двадцати лун. Возьмем боевой катер, слетаем туда на пару часов, а потом вернемся и ляжем спать. Ну как?
В глазах Даньки вспыхнул дикий восторг. Восторг мальчишки, никогда не бывавшего в Диснейленде, раз в год ездившего к обидно близкому Черному морю, а из «заграницы» повидавшего лишь независимую Украину.
– Я сейчас! – крикнул он, пулей вылетая из кресла. – Только Трофея позову, ладно?
Озеро было маленьким, круглым как блюдце, а вода теплой и неправдоподобно чистой. Сотни километров от столицы вполне хватило, чтобы единственным напоминанием о цивилизации стал наш катер на берегу.
Я давно уже выбрался из воды и валялся на теплой термоподстилке, а Данька все еще плескался на мелкоте. Трофей, жалобно повизгивая, бегал вдоль берега. Невозможная помесь кошки и собаки – с голосом и преданностью пса, но с кошачьей внешностью и отвращением к воде…
Десятка полтора крупных и штук пять маленьких лун, разукрасивших ночное небо, давали света чуть больше, чем на Земле в полнолуние. Но этот свет был соткан из нескольких цветов: лимонно-желтого большой луны, оранжево-красного – средних лун, синевато-белого – маленьких, неправильной формы ледяных астероидов, кружащих по низким орбитам.
Когда один спутник планеты закрывал другой – а это за последний час случилось дважды, – местность вокруг преображалась как по волшебству. Лес становился то таинственно-мрачным, темным, то словно наполнялся собственным светом, делался прозрачным и мирным. Вода в озере мерцала голубизной и отливала янтарем, отзываясь на причуды лунного сияния.
Я лежал, потягивая прямо из бутылки сладкое местное вино, и думал о том, что Рейсвэй мог бы стать великолепным курортом. Сюда стремились бы все – от подданных короны Тара до угрюмых клэнийцев и улыбчивых пэлийских вампиров. Как ни странно, понятие идеальной красоты одинаково почти на всех планетах…
Только какой курорт может существовать на окраинном мире, окруженном воинственными соседями? Чтобы выжить, любая планета в галактике стремится вооружиться до зубов. Здесь построят космодромы и ракетные базы, станции слежения и военные заводы. И лишь попутно сохранят заповедники, где под светом лун, превращенных в орбитальные крепости, станут отдыхать жители дружественных планет…
Отличную шутку сыграли с галактикой Сеятели, великая цивилизация воинов и творцов жизни. Они исчезли – то ли встретив превосходящую силу, то ли исчерпав в бесконечных войнах и дуэлях свой жизненный потенциал. Но память о них обрела бессмертие – в генах созданных ими народов, в неуничтожимых твердынях Храмов, в невесть откуда берущихся легендах, в раздробленных на микронную пыль планетах и погашенных звездах, бывших миллионы лет назад ареной галактических битв. Дрейфуют в космосе опустевшие корабли Сеятелей, и бережно изучаются жалкие остатки их оружия. Война оставлена нам в наследство великими творцами жизни; война, и смерть, и желание превзойти исчезнувшую расу.
Сеятели стали богами галактики, пусть и не все понимают это.
А жестоким богам не читают добрых молитв.
– Данька, выбирайся на сушу! – позвал я. – Плавники у тебя все равно не отрастут, а простуду заработаешь!
Данька пошел к берегу, звонко шлепая по воде. Остановился на секунду, с восхищением глядя, как мгновенно высыхают плавки из гидрофобной ткани. Спросил:
– Сергей, а можно будет мне взять на Землю…
– Можно, – великодушно согласился я. – Трусы взять можно. Такая синтетика есть и на Земле.
Данька кивнул и погладил трущегося об ноги Трофея. Безнадежно сказал:
– А его нельзя, конечно.
Я промолчал. К сожалению, ни Мичурин, ни его последователи не научились скрещивать собак с кошками.
– Ты знаешь, что подрос за эти две недели?
– Правда?
– На корабле гравитация немного ниже земной. Организм в твоем возрасте реагирует на это очень быстро. Позвоночник распрямляется, костная ткань вытягивается…
А еще росту помогает полноценное питание. Только Даньке это объяснять не обязательно.
Мальчишка лег рядом со мной, подложил руки под голову. Задумчиво сказал, глядя на разноцветный лунный хоровод в небе:
– Я раньше думал, такое только в кино бывает… или во сне. А у меня получились такие каникулы, что теперь фантастику смотреть будет противно. Спасибо, Сергей.
– За каникулы?
– Да.
– Боюсь, они могут затянуться, Данька.
– Я не против… А почему?
– Из-за людей, которые называют себя Потомками Сеятелей.
– Это те, которые победили крейсер Клэна?
– Да.
Не знаю, почему меня потянуло на откровенность. Наверное, Данька был для меня в первую очередь землянином, самым близким в галактике человеком, и только потом – ребенком, мальчишкой «среднего школьного возраста», для которого полеты на межзвездном корабле от планеты к планете лишь увлекательные каникулы. И как землянин он должен знать то, что не следовало говорить ребенку.
– Секта Потомков Сеятелей стара как мир. На каждой планете религия обожествляла Храмы и их создателей. И даже когда люди понимали наконец, что Сеятели были всего лишь очень развитым народом, оставались фанатики, ищущие высший смысл в их поступках. Чаще всего смысл находили в том, что Сеятели не исчезли бесследно, а просто удалились куда-то: в другую галактику, в иное измерение, откуда продолжают наблюдать за созданной ими жизнью. Возникла вера в то, что людям необходимо совершить какой-то особый ритуальный поступок, выдержать загадочное испытание, чтобы стать достойными своих богов. Тогда они вернутся… и все в мире изменится, все станет хорошо.
– Это от Сеятелей станет хорошо? Они же только и умели, что воевать!
– Правильно. Значит, и испытание должно быть соответствующим. Надо уничтожить какого-то врага, не добитого Сеятелями, и доказать свою верность им. Врагов таких находили много… особенно вначале. Примитивная нечеловеческая жизнь или слишком уж удачливый завоеватель-человек – все годилось. Ведь настоящих противников еще сами Сеятели истребили полностью. Ну а потом это надоело. Перебили разумных рептилий на Алге, загнали в резервации пернатых цэ-трэсов, едва взявших в рукокрылья каменные топоры. Пэлийцев и еще пару народов отделали так, что они тысячи лет прозябали на своих планетах, даже не высовываясь за пределы атмосферы… А Сеятели, конечно же, и не думали объявляться. Секта почти угасла. Но у тех, кто в ней остался, есть еще одна кандидатура на роль врага. Проклятая планета, планета, которой нет… Земля. Не зря же Сеятели не поставили на ней Храма. Намекали, выходит, – вот они, неполноценные, наши и ваши враги. Найдите, уничтожьте, покорите – вот в чем испытание.
Данька вздрогнул, прижался ко мне. Спросил:
– И они ищут?
– Искали, потом бросили. Секта совсем пришла в упадок, ее идеи никого не вдохновляли. Повоевать можно было и между собой, а не гоняться за отсталой планетой, которая и в космос тогда еще не вышла. А вот сейчас, похоже, ищут. На корабле, способном уничтожить целую эскадру. И с кварковой бомбой, которая может превратить Землю в облако пыли.
Данька сжал мою руку:
– Мы им должны помешать, правда? Найти их корабль и разнести на кусочки!
– Я попробую, Данька. Мы попробуем. Пока над Землей опасность – я тебя туда не отпущу. Шансов справиться с Белым Рейдером у нас мало – но возвращаться на Землю еще опаснее.
Отбросив в сторону пустую бутылку, я с горечью произнес:
– Вот так все получилось, Данька. Я отправился сражаться за свою любовь – а оказалось, что должен драться за свою планету. Все переплелось, запуталось. Друзья – Эрнадо, Ланс. Бывший враг – Редрак. Случайный союзник – Клэн. И ты.
– А я кто?
– Ты? – Я рассмеялся: – Больше чем друг, это уж точно. Я сражаюсь теперь за нашу планету, за Землю. Значит, и за тебя тоже.
Белый Рейдер порядочно просчитался, подбросив мне Даньку. Ностальгия может сломать… А может заставить идти до конца.
– Сергей, но ты же начал искать Землю, просто чтобы доказать принцессе, что наша планета не хуже других. Ведь ты не стал бы возвращаться домой, поженись вы с принцессой?!
– Наверно.
– А если принцесса вдруг полюбит тебя? И скажет, что никакую Землю искать не надо? Ты вернешься к ней и перестанешь преследовать корабль Потомков Сеятелей?
– Она такого не скажет, Данька.
– А если все-таки…
Я помолчал, глядя на разноцветный лунный узор в небе.
– Данька, не знаю, для твоего ли возраста то, что я скажу. Но постарайся понять. Я стал искать Землю не просто чтобы доказать принцессе свою полноценность. И даже не потому, что это мой долг перед родиной. Я слишком долго был игрушечным лордом, ритуальным женихом, марионеткой в чужой игре. Даже став принцем, я не почувствовал себя настоящим. Моя победа над Шоррэем – результат случайности плюс помощь друзей и удача. Я должен совершить что-то свое, неподдельное, выбранное мною самим. Доказать, что стою большего, чем мне отведено. Лишь тогда я достоин своей любви, достоин быть принцем. Когда-то я сказал, что любовь стоит жизни. И лишь потом понял, что правильно и обратное: жизнь должна стоить любви… Не слишком я заморочил тебе голову?
– Нет, я понял. Ты думаешь, что недостоин принцессы?
– Да. Она отвергла меня из-за глупого предрассудка, но есть причина гораздо серьезнее. Пусть даже она понятна лишь мне…
Я встал и направился к катеру.
– Пойдем, Данька. Спать иногда необходимо.
Мальчишка поднял с земли термоподстилку, встряхнул.
Убежденно произнес:
– Нет, я ни в кого влюбляться не буду. От этого одни неприятности. Доказывать что-то, переживать…
– Правильно, – усмехнулся я, забираясь в люк. – Я тоже так думал в твоем возрасте. Обидно, что с годами мы глупеем и забываем свои гениальные решения.