Текст книги "Донырнуть до звезд (Сборник)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В следующую секунду Ингвар забыл об астрономии. Он увидел врага.

Ровное как стол плато, по которому бежал Ингвар, обрывалось, проваливаясь в глубокий каньон. Пропасть, на дне которой, в мешанине серых камней и буро-желтого песка, не росло ни одного деревца, казалась перенесенной сюда с какой-то другой, молодой и безатмосферной планеты. На самом краю обрыва, прочно опираясь на широко растопыренные лапы, поблескивая серебристой чешуей, приоткрыв усеянную клыками пасть, подергивая шипастым хвостом, сидел его двойник. Самое совершенное и самое страшное существо на планете. Орг.

Медленно переступая по стелющемуся кустарнику, Ингвар шел к зверю. С хрустом ломались под лапами стебли, выступившие из подошв когти вспарывали землю, оставляя глубокие борозды.

Зверь не шевелился. Узкие желтые глаза внимательно следили за каждым движением Имитатора. Но во взгляде не было ни ненависти, ни злобы. Лишь легкая настороженность.

«Ты не боишься меня. И не нападешь». Ингвар остановился в нескольких метрах от Орга. Вгляделся в совершенное, вылепленное миллионами лет естественного отбора тело. Неудивительно, что его не могли поймать. Орг имел наиболее подходящую для джунглей форму. Имитатор невольно повторил ее…

Зверь плавно изогнулся, прижимаясь к земле, и мягко прыгнул. Не на Ингвара, в сторону. Так дурачатся кошки, встретив добродушного сородича и приглашая его к игре.

«Принимаешь за своего? Хорошо. Но что тебя не устраивает в людях?» Два огромных сильных зверя бежали по кромке обрыва. Красные и белые блики мешались на их блестящей чешуе. Кустарник торопливо расползался с дороги, деревья отдергивали ветви. Бегущий впереди часто оглядывался, задний неотступно следил за ним.

«Я убью тебя, Орг».

Вездеход выполз из джунглей, словно гигантское насекомое, прорвавшееся сквозь сплетение чудовищной паутины. Оборванные стебли вьюнков судорожно извивались на керамической броне, медленно обугливаясь под высоковольтными разрядами защитной системы. Титановые траки перемалывали в грязь зазевавшуюся лесную мелочь. Метрах в ста от края пропасти вездеход замер.

– Ближе подъезжать опасно, Филипп, – пояснил водитель. – Почва у самого обрыва ненадежна, может осыпаться в любой момент.

Филипп кивнул, не отрывая жадного взгляда от экрана. Прошептал:

– Каньон великолепный. Для геолога, в чьем распоряжении лишь одна бурильная установка, это просто подарок.

Водитель усмехнулся:

– Я же говорил, Фил, со мной не пропадешь. Прожил на Станции месяц, а что под боком у нас такая симпатичная ямка, и не подозревал…

– Отличная ямка. Метров триста глубиной, не меньше. А под боком у нас скорее Орг, потом уже этот каньон.

На мгновение Филипп замолчал. Подался ближе к экрану, чуть не вжимаясь в него лицом и начисто забывая о регуляторе увеличения. Изменившимся голосом сказал:

– Кстати, об Орге… С кем там резвится наш приятель Имитатор?

* * *

Зверь играл. Так радоваться существу одной с ним породы можно было, лишь многие месяцы и годы оставаясь в одиночестве. Увлекаемый восторженным напором Орга, охваченный его возбуждением, Ингвар мчался вдоль обрыва.

Остановился Орг внезапно. Так, словно в его скользкую шкуру ухитрился вцепиться десяток неимоверно сильных рук. Повернул голову, вглядываясь во что-то на другой стороне каньона.

Ингвар снова почувствовал холод, но шел он не от Орга. Через километровой ширины пропасть на них смотрели две пары ненавидящих человеческих глаз.

Орг хлестнул себя по бокам резким коротким взмахом хвоста. Чешуя ощутимо заскрипела. Ингвар рассеянно подумал, что собака на месте Орга начала бы рычать.

Их захлестывало ледяным ветром. Совершенно непроизвольно, не задумываясь, Ингвар повторил движение Орга. Прикосновение хвоста оказалось неожиданно приятным, наполненным болезненной сладостью. Ингвар ощутил, как его начинает будоражить горячка предстоящей драки…

Стоп. Какой драки? С Оргом? Или с теми, кто его сейчас ненавидит, – с людьми?!

Издалека – оттуда, где находилась Станция, – стал накатывать холод. Не так резко и остро, как от людей в вездеходе, но неизмеримо сильнее.

Орг завертелся на месте, часто щелкая пастью. Ингвар прижался к земле, пытаясь укрыться от разлитой повсюду ненависти. И вдруг увидел на чешуе Орга длинный шрам старого ожога.

– Он же не собирается его убивать! Посмотрите! – Голос Филиппа стал умоляющим. – Они просто играют! Тварь уйдет в джунгли и снова начнет нападать на людей. Мы первый раз застали ее врасплох…

– А вы сумеете отличить Орга от Имитатора? – резко спросил Роальд. Изображение на экране перед ним делилось на две части: на одной – лица Филиппа и водителя, на другой – два чудовищных зверя. Секунду длилось молчание. Затем водитель – обстоятельный, аккуратный немец Эрик Нурман – сказал:

– А где вы видите Имитатора? Там, над обрывом, два Орга.

Роальд вздрогнул. Так, словно эта мысль еще не приходила ему в голову. Да, выход был прост и красив. Зверь уничтожен своими силами, а Имитатор исчез в джунглях. Не справился… В конце концов, не могут же они полагаться на Ингвара, который того и гляди умчится с Оргом в джунгли… Но поверит ли в его исчезновение руководство Группы Имитации, суперэлиты космоса?

– Мы ждем, – почти равнодушно сказал Эрик. – Лично мне в джунгли не выходить, я всегда в кабине. Но Филипп считает…

– Действуйте по обстановке, – оборвал Роальд. И отключил связь.

Ингвар шел к зверю, постепенно прижимая того к обрыву. А взгляд его не отрывался от старого ожога – шрама, который не могло оставить земное оружие. Зато для выхлопа корабельных двигателей это легче легкого. Планетолет, опускаясь, выжигает в джунглях круг стометрового радиуса. И никому из пилотов нет дела до семейства местных хищников, обосновавшихся когда-то на месте посадки.

Хищников? Так ли все просто… Звери не мстят. Для этого нужно уметь сразу две вещи: любить и ненавидеть. А такое доступно лишь разумным. Например, людям и Оргу.

– Роальд – хитрая скотина, – вполголоса ругался Эрик, манипулируя клавишами на пульте. – В любом случае останется в стороне…

На обзорных экранах зажглись красные круги прицелов. Загудел подъемник, выдвигая из брони ракетную турель. В лотке, покрытые слоем смазки, дремали четыре пузатых ракетных снаряда.

– А в чем, собственно, дело? – Филипп непонимающе взглянул на водителя. – Мы же не собираемся трогать Имитатора. Не хочет убивать Орга – и не надо. Справимся сами, а он пусть убирается с планеты…

Эрик вытер рукавом рубашки пот со лба. Повернулся к Филиппу – все его грузное тело качнулось.

– С такого расстояния мы можем достать Орга только ракетой. А ты знаешь, какова мощность вакуумных боеприпасов?

– Но, выходит… Если мы хотим уничтожить Орга, то Имитатор попадает под удар?

– Дошло… – Эрик встал, освобождая пульт. – Садись. Мне эта зверюга досаждает куда меньше, чем тебе. Сам я стрелять не буду.

Филипп растерянно пересел в его кресло. Секунду смотрел на тускло светящиеся багровым пусковые клавиши. Спросил:

– А что из этого может выйти, ты понимаешь?

– Я уже сообщил Роальду, что мы видим двух зверей. А Имитатор, очевидно, погиб раньше. Не справился с Оргом, бедняга.

«Я не смогу тебя убить, – как-то слишком уж спокойно подумал Ингвар. – Ты виноват не больше, чем мы… Да и необходимости в твоей смерти нет. Парализующий разряд – потом погрузить тебя в грузовой отсек катера и перевезти на другой материк. Туда, где нет и не будет людей, – планета не подлежит колонизации. Живи – и не вздрагивай от нестерпимого холода человеческой ненависти. Никто во Вселенной не умеет ненавидеть сильнее нас. Но стоит ли этим гордиться?..» За чешуйчатой спиной Орга, на другой стороне каньона, Ингвар видел серебристую каплю вездехода. На крыше кабины подрагивал оранжевый огонек. Вначале Ингвар принимал его за сигнальный маячок и лишь потом понял, что видит излучение работающей радиоантенны. Наверное, поднапрягшись, он мог бы даже прочитать текст передачи или поймать картинку видеоизображения…

Ингвар подтянул задние ноги, готовясь прыгнуть к зверю.

Орг напрягся – почувствовал отголосок угрозы?

Со стороны вездехода дохнуло холодом. Донесся хлопок – характерный звук заработавших реактивных двигателей. И две металлические сигары, окутанные желтыми бликами работающих систем наведения, оставляя дымный шлейф, прыгнули через пропасть.

Готовое к движению сильное и гибкое тело Имитатора замерло. Раздумывать не было времени. У него оставался последний шанс – помериться скоростью с головкой наведения ракеты.

Ингвар слишком поздно понял, куда направлен залп…

Серебристыми черточками мелькнув по экрану, ракеты впились в каменную стену пропасти метра на три ниже края обрыва.

– Что случилось? – Эрик замер, склонившись к экрану. – Зачем ты сместил прицел?

По глазам резануло огненно-багрово-дымным. Склон окутало пылающее облако. Казалось, горел сам воздух. Несколько мгновений все казалось застывшим в хрупком, неустойчивом равновесии. Затем дрогнула и начала рассыпаться стена пропасти. Она подламывалась, словно вершина сугроба, срезанного ножом бульдозера. Неслись, катились вниз валуны; сыпались ручейки, реки, водопады песка; планировали, кружились языки пламени, словно обретшие внезапно прочную, грубую материальность. И где-то среди этого рукотворного селя поблескивала полупрозрачная чешуя чудовищ. Орга и Имитатора Ингвара Вистина.

– Так надежнее, – бесстрастно объяснил Филипп. – Они могли увернуться от ракет. А край обрыва состоял из пород… весьма неустойчивых к сотрясению.

На дне каньона высился теперь каменный холм, полускрытый наполнившими воздух пылью и дымом. Эрик невольно отвел глаза. Потом протянул пальцы к клавиатуре прицела, наводя кружки-целеуказатели на склон.

– Пускаю оставшиеся ракеты. Они… эти двое… заслужили высокий памятник.

…Он полз. Мощные лапы-лопасти перемешивали песок и щебень, проталкивали узкое змеиное тело сквозь тысячетонный каменный завал. Тихонько попискивал ультразвуковой локатор, определяя единственно возможный путь к поверхности, помогая огибать огромные гранитные глыбы, пробиться сквозь которые не смог бы и алмазный бур. Дыхательные щели, разбросанные по всему телу, жадно впитывали ничтожное количество воздуха, замурованного вместе с ним.

На исходе третьих суток Имитатор выбрался на поверхность, под тусклое красное мерцание Малой звезды. С минуту его тело, похожее на обзаведшуюся лапами анаконду, лежало на камнях, рывками вытаскивая из скального плена последние сантиметры. Потом он начал изменяться.

Иглокол Имитатора стоял в ангаре Станции. Аккуратная прозрачная пирамидка, то ли из хрусталя, то ли из мономерного псевдоалмаза. В глубине пирамидки темнели маленькое кресло и такой же миниатюрный пульт.

– Когда я учился, – задумчиво сказал Роальд, – иглоколы считались разовым транспортом. Машиной в один конец. Они рассыпались после одного-единственного нуль-перехода. Их использовали лишь для заброски разведчиков, посылки правительственных курьеров…

– Все меняется. – Техник похлопал ладонью по холодной зеркальной плоскости пирамидки. – Этот иглокол состоит из двух кристаллов, совмещенных в одном пространственном объеме. Он пригоден для двух переходов – туда и обратно… А стоит как десяток обычных иглоколов.

Роальд буркнул что-то невнятное и спросил:

– Мы действительно не можем его использовать?

– Нет. В механизме входа установлен индикатор личности, который впустит туда лишь самого Имитатора. Да и то после его возвращения к человеческому облику. Это идет с тех времен, когда боялись появления на Земле Имитаторов, ставших чудовищами. Тогда думали, что под влиянием постоянных изменений тела способно измениться и сознание. Стать нечеловеческим, враждебным…

– А вы в это не верите? – резко спросил Роальд.

Техник колебался лишь секунду:

– Нет.

Роальд повернулся и пошел к выходу. У двери бросил:

– Я объявляю вам взыскание. В ангаре бардак, грязь… посторонние предметы. Иглокол сдадите на склад для консервации.

Техник дернулся, готовясь что-то ответить… И в это мгновение взвыли сирены.

Из-за стены, из шлюзового отсека, послышался гулкий удар и скрежет сминаемого металла.

Труднее всего оказалось пробить внешнюю броню. Керамические плиты раскололись только с третьего удара. Протиснувшись в узкую щель, Ингвар снес десяток датчиков, оборвал несколько трубопроводов и кабелей. Его обдало горячей водой и жидким азотом, струей слегка радиоактивного фреона и совершенно безобидным аргоном. Внутренняя оболочка купола – трехмиллиметровый стальной лист, покрытый теплоизоляцией из полимерного волокна, – задержала его на доли секунды.

Он стоял в шлюзовой камере. А у дальней стены, подняв десантный бластер, застыл временный координатор Станции Роальд. Рядом с ним Ингвар увидел молодого парня в форме технического персонала и одного из водителей – плотного, с выпирающим под комбинезоном брюшком Эрика Нурмана.

– Мне очень жаль, – вполголоса произнес Роальд. Под прикосновением его пальца щелкнул предохранитель бластера.

– Надеюсь, вы не совершите самой большой ошибки в своей жизни, Роальд, – вполне человеческим голосом сказал Ингвар. Медленным, плавным движением он отогнул впившийся в тело стальной лист.

– Что ты имеешь в виду?

– С момента общей тревоги все происходящее на Станции начинает фиксироваться видеокамерами внутреннего наблюдения. Стереть их запись невозможно. Если вы выстрелите, Роальд, то я, конечно, погибну. Но вы получите пожизненный срок на каторжной планете.

Ингвар помолчал, выбираясь из мешанины металла, пластика и проводов. Продолжил:

– Я не случайно выбрал почти человеческую форму…

– Люди покрыты кожей… а не панцирем.

– Мелочи, Роальд, мелочи. Узнать во мне Имитатора Вистина не составит труда. Нажимайте спуск – и осваивайте профессию шахтера на урановых рудниках.

– Ваша взяла, – тихо произнес Роальд. – Что вы хотите? Рассчитаться со мной?

– Нет, Роальд, – серьезно сказал Ингвар. – Я хочу свою комнату – человеческую комнату. И двенадцать часов, чтобы завершить трансформацию и стать человеком. Мне надоела ваша планета, а еще больше – Станция. Ну а с Оргом покончено. Он был почти разумен, Роальд. Высаживая вас на планете, корабль сжег его сородичей. И он мстил – мстил за свою стаю… за свое племя.

Ингвар неторопливо прошел мимо людей, гулко топая по металлу. Входя в нерешительно открывшуюся дверь, он пробормотал:

– Мне надоела ваша Станция.

Он лег спать чудовищем. Пульсировали в двух разных ритмах мышечный и нервный контуры лимфоснабжения, зудели исцарапанные о броню руки. Твердый панцирь, универсальный дыхательный аппарат… Все как положено.

Под утро он проснулся. Яркие блики света, пробившиеся сквозь бронестекло, падали на скинутое ночью одеяло. Ингвар почувствовал, что ему холодно. Тонкая человеческая кожа покрылась пупырышками. Волосы, отросшие сильнее, чем это требовалось, падали на глаза. Очень хотелось есть.

Ингвар оделся. Вышел из комнаты, слегка касаясь рукой стены. Ноги болели так, словно он без всякой подготовки пробежал марафонскую дистанцию.

Ангар был пуст, и он мимолетно обрадовался этому. Ему не с кем было здесь прощаться, а позавтракать Ингвар мог и на Земле. Он добрел до хрустальной пирамидки иглокола, прищурившись, полюбовался мягким светом граней… И приложил ладонь к контрольной точке люка.

Ничего не изменилось. Грань не дрогнула, сдвигаясь в стороны на невидимых глазу молекулярных петлях. Не потемнела, сигнализируя о неисправности механизма.

Ингвар прижался лицом к прохладной плоскости кристалла. Всмотрелся – и увидел на пульте мерцающий зеленый огонек. Значит, иглокол исправен. Не в порядке он сам, Имитатор В истин.

Вернувшись в комнату, Ингвар разделся и встал перед зеркалом. Долго вглядывался в отражение, со страхом ожидая увидеть на теле остатки чешуи, несколько минут изучал ладони, пытаясь найти выводы энергоразрядников. Но все было в порядке.

Весь персонал Станции собрался в столовой. Филипп, смущенный и неловко улыбающийся, стоял во главе стола. А вокруг, держа в руках хрупкие бокалы с шампанским, замерли остальные.

Первым, что услышал Ингвар, входя в столовую, было нестройное пение. Три десятка мужских голосов старательно выводили: «Счастливого дня рождения!» Ингвар тихо стоял возле двери, стараясь не привлекать внимания. А за столом уже звенели бокалы, и Роальд, откашлявшись, начинал говорить:

– Поздравляя тебя, Филипп, я хочу сразу сказать, что самый лучший подарок ты преподнес себе сам. Да и для нас уничтоженный Орг – самое…

Роальд взмахнул рукой, обводя собравшихся широким дружеским жестом. И замер, увидев Ингвара.

Тридцать пар глаз неотрывно смотрели на Имитатора. Заложив руки в карманы, привалившись к стене, Ингвар, казалось, не обращал на них никакого внимания.

Первым нарушил тишину именинник.

– Ингвар, садитесь за стол, – доброжелательно предложил он. – У нас двойное торжество… а вы участвовали в уничтожении Орга не меньше меня.

– Садитесь, Имитатор, – поддержал его Роальд. – У нас первый праздник за долгий срок…

Ингвар молча смотрел на них. Тридцать улыбающихся лиц. Хрустальные бокалы на белой скатерти. Стереографии земных пейзажей на стенах.

Все хорошо.

Орг мертв.

Имитатор не предъявляет претензий и вот-вот улетит.

Все удалось уладить.

Орг мертв.

Имитатор улетит.

Счастливого дня рождения…

Все хорошо.

– Мне нужно поговорить с вами, Роальд, – кивнув в сторону двери, произнес Ингвар. – Немедленно.

Пожав плечами, Роальд выбрался из-за стола. Вышел в коридор, где его поджидал Ингвар.

– Мы идем в ваш кабинет, – мимоходом объяснил Ингвар, беря Роальда за руку. Пальцы Имитатора были твердыми и холодными.

Временный координатор Станции почувствовал невольный ужас.

– Что случилось, Ингвар? Что вам нужно?

Дверь кабинета закрылась за ними. Имитатор пристально посмотрел на Роальда. Повернулся к двери. И даже не замахиваясь, легким толчком ладони проломил ее. Вытянул руку из рваной дыры, поморщился от боли. Из царапин на кисти сочилась кровь, но уже через несколько секунд алые капельки начали подсыхать.

– Извините за испорченную дверь, но это самое быстрое объяснение, – просто сказал Ингвар. – Я не могу вернуться на Землю. Я не человек сейчас и не могу им стать.

Он помотал рукой в воздухе. Багровые корочки отвалились. Роальд увидел чистую, целую кожу.

– Почему? – Голос Роальда сорвался на крик.

– Потому что вы не люди. Мой организм не хочет превращаться в человеческий рядом с вами. И возможно, – Ингвар скосил глаза на тяжелую кобуру на поясе временного координатора, – он и прав.

– Но… – Роальд вздрогнул. – Как же теперь…

На лице Ингвара появилась улыбка.

– Не стоит беспокоиться. На Станции я не останусь. Имитатору нет дороги к людям, пока он не человек… Карту, Роальд!

– Карту?

– Да. Какие еще поселения существуют на планете?

Роальд замотал головой:

– Никаких, Имитатор. Планета пуста… – Он заметил, как дрогнуло лицо Ингвара, и торопливо добавил: – Существует, конечно, с десяток незаконных поселений. Вы же знаете: искатели приключений, беглые преступники, парочки, ищущие в медовый месяц экзотики… Но я даже не предполагаю, где их искать…

– Я найду сам. – Непонятная тень пронеслась по лицу Ингвара. Отзвук нерожденной улыбки, отблеск не наставшего еще покоя.

– Я найду людей, Роальд, – повторил он. – А когда вернусь за иглоколом, помогу поставить на карту еще один значок. Мне кажется, вам следует помнить, что вы не одни на планете.

* * *

Какая сила может сохранить человека человеком в отравленном, источающем смерть аду? Каков он, отличительный признак человека?

…Большой зверь, спавший посреди инопланетного леса, свернувшись клубочком, словно одинокая бездомная собака, поднялся на ноги. Вскинул голову, вглядываясь во что-то видимое лишь ему одному, что-то должное привести его к цели.

Любовь.

…Белое пламя, неощутимо-призрачное, вставало впереди, заслоняя собой искорки звезд. Одинокий и чистый костер в багровой паутине джунглей. Огромный зверь бежал к горизонту, не отрывая от теплого света взгляда человеческих глаз.

Купи кота

– Купи кота, – посоветовали ему.

– Почему кота? – спросил Максим. – Почему не собаку?

Он привык доверять советам бывалых людей, да и сам всегда старался подсказать сменщику. Порой один короткий совет стоит месяца подготовки и чтения инструкций.

– Собаку жалко. Собака привыкает к человеку, а кот – к месту. Ты все равно не потащишь животное обратно на Землю. Я много думал и понял, что тебе посоветовать. Купи кота.

Максим с любопытством посмотрел на человека, полгода проработавшего в полном одиночестве. Чего в нем было больше – неприязни к цивилизации или неудержимой тяги к приключениям? Максим не знал. Но сентиментальности на первый взгляд не наблюдалось.

– Мне доводилось бывать в одиночестве, – заметил Максим. – Я три месяца торчал на Луне. И еще настраивал станцию на Плутоне…

– Плутон – это близко, – поморщился его предшественник. – Совсем рядом. Купи кота.

Маятниковый или, как еще иногда говорят, резонансный звездолет не нуждается в пилотах. У него все равно нет двигателя. Он стартует-то всего один раз – после чего материя звездолета оказывается нелинейно распределенной по будущей трассе полета. Теоретически звездолет одновременно находится и в точке отправления, и в точке прибытия, и на всем векторе между ними, разнятся только вероятности.

В точке старта маятниковый звездолет появляется раз в полгода. Воздух над бетонным полем начинает дрожать будто от жáра, мутнеет, возникают решетчатые опоры, цилиндрические жилые отсеки и служебные помещения. Он не слишком походит на звездолет из фантастического фильма, скорее – на космическую станцию.

Когда звездолет окончательно обретает реальность и тяжело приседает на амортизаторах, на космодроме ревет сирена. Откидывается трап, торопливо выходят немногочисленные пассажиры. Техники стыкуют к служебным отсекам бронированные кабели и трубы, вкатывают на грузовые пандусы контейнеры с пищей, баллоны с воздухом, почту и посылки, многочисленные грузы для единственной земной колонии. Взамен выгружают немногочисленные дары чужого мира – деревянные ящики, чье содержимое порой дешевле досок из инопланетного дерева, контейнеры с фруктами и овощами, чья судьба – оказаться на столе у миллионеров, тюки с разноцветными мехами и яркими перьями, небольшое количество редких металлов и драгоценных камней.

Выгрузившихся пассажиров сажают в автобусы и увозят к зданию порта, а на их место уже спешат новые путешественники. Затем меняется экипаж – техники, стюарды, врач, штатный корабельный психолог и массовик-затейник. Примерно в это же время подкатывают цистерны ассенизаторов, выкачивают отбросы и промывают мусорные танки. Отсоединяют трубы – вода подается под большим давлением, и на заполнение емкостей хватает пятнадцати минут. Потом отключают электрические кабели.

Звездолет находится в точке старта тридцать семь с половиной минут. Как правило, персоналу хватает менее получаса. За пять минут до отправления люки задраивают, техники удаляются на безопасное расстояние. В воздухе целая симфония запахов – вонь солярки от мощных дизельных грузовиков, смрад пролитых второпях нечистот, острый озоновый дух и странный, ни на что в мире не похожий аромат: так пахнет сам звездолет, на полчаса воплотившийся в реальность. Наверное, такой запах стоял во Вселенной в первый день творения, когда возникло само пространство и время.

Еще через пять минут звездолет становится прозрачным и исчезает.

У звезды Барнарда он появится почти через три месяца полета, на те же самые тридцать семь с половиной минут. И все повторится. Маятниковые звездолеты никого и никогда не ждут, их путь определен не расписанием, а законами физики.

Трехмесячное путешествие в замкнутом пространстве – нелегкий путь. В немногочисленных иллюминаторах видна лишь серая муть нереальности. Уединиться можно лишь в туалете, да и то ненадолго. Для того и введены в экипаж психолог и массовик-затейник – чтобы будущие колонисты вытерпели, не сошли с ума и не перегрызли друг другу глотки. Для того существуют и довольно просторный карцер, и парализующие пистолеты у экипажа.

Но в пути пассажиров ждет одно развлечение: точка равновесия. Где-то на полпути между Солнцем и звездой Барнарда дрейфует в межзвездной пустоте астероид – строительный мусор галактики. В нем нет ничего примечательного, таких глыб из камня и льда в Солнечной системе несметное количество. Но маятниковый звездолет, проходя точку равновесия, тянется к любой гравитационной аномалии.

И корабль возникает у астероида. Совсем ненадолго, на три с половиной минуты, будто замерший на миг в нижней части траектории маятник. Каждые три месяца – на три с половиной минуты…

Когда-то ученые рвались на этот астероид. Каменная глыба в межзвездной пустоте казалась им уникальным подарком судьбы, бесплатным приложением к колонии у звезды Барнарда. Вначале на астероиде построили станцию, а уж потом год за годом пытались найти смысл ее существования.

Смысла не оказалось. Та же Церера или Веста, только в трех световых годах от Земли. Астероид назвали Точкой Равновесия, аппаратуру перевели на автоматический режим работы.

И вот уже четыре года, как на Точке Равновесия дежурит один-единственный человек. Формально – ученый, фактически – техник, меняющий записанные диски на чистые и в меру сил исправляющий поломки. А если уж докапываться до самой сути, человек на станции – еще один шоумен, развлекающий путешественников, живая иллюстрация к фразе «плохо человеку, когда он один». За те три минуты, пока корабль не отправится в дальнейший путь, пассажиры должны проникнуться ужасом его одиночества.

Говорят, вторая половина пути всегда проходит легче. Люди становятся бережнее друг к другу.

Максим купил кота на Птичьем рынке. Почему-то казалось неправильным брать с собой на астероид породистого кота, будь то изнеженный перс, хитрый сиамец или надменный русский голубой. Их и на Земле ждала неплохая судьба.

Максим купил самого обычного беспородного котенка, черного как смоль, лишь на грудке – маленькое белое пятнышко. Котят продавала серьезная девочка лет двенадцати, «за рубль, чтобы прижился», как она сразу же сообщила Максиму. Максим извлек из корзинки жалобно мяукающий черный комочек, спросил:

– Это кот?

– Конечно! – запрокидывая котенка на спину, сказала девочка. – Вы что, не видите, какие у него здоровые пушистые яйца?

Максим смешался, заплатил рубль и больше вопросов не задавал. Котенка он вез домой за пазухой, и тот терпеливо ждал до самого дома, напрудив лужицу лишь на полу в прихожей.

Мама к появлению котенка отнеслась стоически. Она ко всему относилась стоически, как и положено правильной еврейской маме, воспитывающей тридцатилетнего сына-охламона. Напоила котенка молоком, сходила к соседке-кошатнице и принесла таблетки от глистов.

– Еще не хватало, чтобы ты вез в космос всяких нематод, – сообщила она, впихивая в пасть упрямому котенку таблетку. – Космонавт…

К затеи Максима она относилась спокойно, будто к командировке в другой город. Наверное, этот стоицизм выработался у мамы в детстве, когда ее едва успели вывезти обратно в Россию. Когда в семь лет совершенно случайно становишься «йоред», убежав от войны – космоса уже не боишься.

– Я не космонавт, – сказал Максим. – Я астрофизик. Но я работал на Луне и на Плутоне…

– Ты идиот, – спокойно сказала мама. – Только идиоты делают глупости, когда их бросает женщина. Нормальные люди уходят в работу и совершают великие открытия. Или зарабатывают огромные деньги.

– Я и ушел в работу, – попытался отбиться Максим. – И заплатят мне, кстати, очень даже…

– Что ты там будешь делать? – спросила мама. – Протирать железяки? Кормить кота?

– Кормить кота тоже придется.

– Купи мышей, – посоветовала мама. – Создай замкнутую экологическую систему.

По профессии мама была биологом. К ее советам Максим обычно прислушивался, но мышей покупать все-таки не стал.

За три месяца пути кот вырос, из умилительного неуклюжего котеночка превратился в грациозного, но стервозного подростка, избалованного женщинами-колонистами и прекрасно освоившего псевдогравитацию в одну десятую земной. Максима это радовало – на астероиде сила тяжести составляла менее одной двадцатой. Сам он из каюты, которую делил с тремя молодыми немецкими поселенцами, почти не выходил: иногда играл с ребятами в карты, а большей частью читал. Его буксер, недорогая русская модель «Чтиво», был заряжен текстами – от нудноватой классики до современной попсы. Тексты Максим закачал из сети нелегально и с некоторым удовольствием предвкушал, как, утомившись перечитывать Бернарда Шоу, Вудхауза и Честертона, зарядит в буксер кого-нибудь из современных «творцов», для покупки чьих книг не было ни желания, ни денег, ни места на полках.

Но пока он переходил от Дживса и Вустера к патеру Брауну, возвращался к пьесам Шоу – и был вполне доволен собой. Кто сказал, что три месяца в консервной банке – тяжело? Наверное, тот, кто так и не научился читать книги.

Его немецкие соседи тоже читали – руководства по агрономии, а изредка – Библию. Таких среди колонистов было большинство. Во влажных джунглях второй планеты звезды Барнарда, не слишком-то страшных и опасных, но для жизни некомфортных, не требовались книгочеи. Там нужны крепкие молодые люди с приличными моральными устоями (христианская вера и светлая кожа приветствуются) и не слишком загруженные этическими проблемами. Умники пойдут во втором эшелоне – так было и будет всегда.

Максим читал, лениво играл с котом – тот все-таки выделял его как хозяина, будто предчувствовал, что пожить вместе еще придется. Но в основном кот терся среди пассажиров и членов команды. Он получил два десятка имен – от Пушистика до Черной Дыры, только Максим упорно звал котенка Котом и никак иначе. Команда, поначалу поглядывавшая на Кота неприязненно, скоро начала ему безоглядно симпатизировать. По мнению психолога, котенок замечательно улучшил психологический климат на корабле – из трехсот пассажиров лишь двое или трое протестовали против гуляющей где попало «пушистой твари». Максиму даже стали намекать, что хорошо бы ему оставить кота на корабле. Максим только улыбался в ответ.

А за сутки до прибытия к Точке Равновесия посадил протестующего Кота в переноску и стал все время держать на виду. По разочарованным взглядам кое-кого из команды и кое-кого из пассажиров Максим понял, что предосторожность оказалась нелишней. Соседи-немцы осмотрительность одобрили. Максиму даже показалось, что своим поступком он значительно улучшил их мнение о русском характере.

Так что за десять минут до выхода в реальность Максим стоял в шлюзовой камере – в скафандре, с большим герметичным контейнером для вещей и вторым, поменьше, внутри которого возмущался судьбой и хозяином кот по имени Кот.