Текст книги "Журнал «Если» 2004, №12"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Евгений Лукин,Кирилл Бенедиктов,Владимир Гаков,Ольга Елисеева,ЕСЛИ Журнал,Том Пардом,Рэй Вукчевич,Грей Роллинс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

9. Наемник и убийца

Шочикемалько, Крепость Цветов.

Год 2-й Тростник, день 20-й Шочитль

Посланец правителя вернулся на следующий вечер. Вернулся не один – с ним пришли еще двое вождей тотонаков в расшитых золотыми пластинками доспехах, но с белыми повязками на лбу, означавшими, что они прибыли говорить о мире. В одном из них Кортес признал Маштлу – угрюмого меднокожего в серых одеждах, присутствовавшего при их первой встрече с Кецалькоатлем. Отдельно от послов стоял худощавый бородатый араб в пыльном бурнусе с холщовым мешком в руках. Поприветствовав вождей, Кортес знаком приказал ему приблизиться.

– Ты – Джафар? Кецалькоатль хотел видеть тебя.

Араб порылся в своем мешке и достал резной кусочек нефрита.

– Я получил его печать. Что с моим господином?

– Он считает, что рана, нанесенная колдуном, смертельна. Постарайся разубедить его, лекарь. И кстати, дай посмотреть, что у тебя в мешке.

Джафар поджал тонкие губы, но протянул мешок Кортесу. Тот распустил веревку, заглянул внутрь и чуть не задохнулся от мерзкого запаха какой-то тухлятины.

– Ты носишь там свою любимую крысу? – поинтересовался кастилец, возвращая мешок врачу. – Должен тебя огорчить – она года два назад как сдохла.

– Лекарство не должно хорошо пахнуть, – ответил араб. – Единственное, что от него требуется – это лечить.

– У нас будет возможность проверить твои знания. Послов сейчас примет правитель Шочикемалько, а мы с тобой, не теряя времени, отправимся к Кецалькоатлю. Надеюсь, ты вылечишь его, потому что в противном случае я отдам тебя жрецам Тескатлипоки.

– Ты можешь грозить мне чем угодно, – пожал плечами Джафар. – Если это в человеческих силах, я вылечу своего господина. Если же нет, свари меня хоть живьем в масле – здоровья ему это не прибавит. Впрочем, ты прав. Нам нужно поторопиться.

Уверенная, спокойная речь араба понравилась Кортесу. Он кивнул маячившему в отдалении Коронадо, давая понять, что за ужином ему поручается заменять отсутствующего командира, и повел врача в башню Кецалькоатля.

– Как вышло, что арабский лекарь попал на службу к меднокожему мятежнику? – поинтересовался он по пути.

– Прости, господин, но если ты имеешь в виду Кецалькоатля, то он белее тебя. У него, как ты мог заметить, есть борода, а меднокожие бород сроду не носили.

Кортес внимательно посмотрел на Джафара.

– Кто же он, по-твоему? – спросил он, отметив про себя, что лекарь ловко уклонился от ответа на первый вопрос. – Араб или, может, кастилец?

– Мне кажется, в роду у него были норманны. Но, по правде говоря, я ни разу не говорил с ним об этом.

У дверей комнаты пленника играли в кости Эстебан и Хорхе Два Стилета, смертельно обиженные на весь мир за то, что им выпала сомнительная честь охранять Кецалькоатля, в то время как все их товарищи наслаждаются жизнью в "домах радости".

– Он пел, капитан, – сообщил Эстебан, поднимаясь и поправляя перевязь своего меча. – И долго так, у меня даже голова разболелась. Хотел я было проучить мерзавца, да ведь вы же не велели его трогать…

– И о чем же он пел? – без тени улыбки спросил Кортес. Эстебан пожал плечами.

– Кто ж его разберет, капитан… Я такого языка и не слыхал никогда. Хорошо хоть, сейчас замолчал… А это еще что за чучело?

Эрнандо покосился на араба, но тот равнодушно разглядывал стены караулки.

– Это врач, который будет лечить нашего гостя. – Кортес ткнул Эстебана кулаком в живот, заставив вытянуться и расправить плечи. – А вы будете за ним присматривать, ясно? И чтобы больше никаких игр на посту.

Он сгреб со столика кости и ссыпал их в карман. У Хорхе наверняка где-то припрятаны запасные, но в ближайший час доставать их он поостережется.

Кортес толкнул массивную дверь и вошел в комнату Кецалькоатля. Тот вопреки обыкновению не лежал, а сидел на циновках, раскачивал ся из стороны в сторону, сжав ладонями виски, и что-то еле слышно бормотал себе под нос. При виде Джафара он сразу же прекратил раскачиваться и сделал неуклюжую попытку подняться.

– Нет-нет, господин, – торопливо проговорил араб на науатль, – сидите, прошу вас! Вы еще недостаточно поправились, чтобы вставать навстречу вашим ничтожным слугам!

Пленник пробормотал что-то неразборчивое. Врач подошел к циновкам, опустился на колени и дотронулся лбом до босой ступни Кецалькоатля.

– Слава Аллаху, что позволил снова увидеть вас живым и невредимым, – воскликнул он. – Теперь вам нечего бояться; все ваши злоключения позади.

– Переходите к делу, – нетерпеливо напомнил Кортес. – У нас не так много времени.

– В таком случае я попрошу оставить нас вдвоем, – твердо сказал Джафар, развязывая мешок.

Эрнандо собирался возразить, но отвратительный тухлый запах мгновенно распространился по всей небольшой комнате, и он поспешил приложить к лицу тонкий шелковый платок – подарок Ясмин.

– Хорошо, лекарь, – приглушенно проговорил он, зажимая платком нос. – Но помни, что мои люди будут следить за каждым твоим шагом.

– Это мудро с твоей стороны, господин, – араб вытащил из мешка какой-то длинный черный предмет, похожий на змею с плоской круглой головой. – Но мне понадобятся для лечения кое-какие снадобья, которые можно найти в городе. Не будут же твои люди оставлять пост, чтобы сопровождать меня на рынок?

– Я пришлю тебе пару меднокожих. Объяснишь им, что тебе нужно, а сам останешься здесь. И помни: что бы ни случилось, за жизнь Змея отвечаешь головой.

"Нужно поставить еще один пост при входе в башню, – решил Кортес, спускаясь по лестнице. Мысль эта была вызвана каким-то неясным беспокойством, поселившимся у него в душе с тех пор, как он увидел посланцев Семпоалы. – И лучше всего послать туда арбалетчиков".

Объяснить, почему он подумал именно об арбалетчиках, Кортес вряд ли сумел бы. Это было сродни наитию, тайному голосу ангела-хранителя, не раз выручавшего кастильца. За долгие годы Эрнандо научился доверять этому голосу и никогда не оставлял без внимания его советы. Поэтому перед тем, как присоединиться к переговорам с вождями тотонаков, он разыскал Диего и приказал ему послать к башне двух стрелков.

Ужин, которым правитель Шочикемалько угощал мятежных вождей, роскошным назвать было трудно. Кортес, неплохо знавший этикет мешиков, подозревал, что, предлагая гостям костлявых перепелок и жестковатые кислые сливы, правитель наносит им тщательно завуалированное оскорбление, но послы, казалось, вовсе не обращали внимания на то, чем их потчуют. Маштла с одинаково угрюмым выражением пережевывал горячие пироги-тамаль, медовые лепешки и стручки жгучего зеленого перца. Второй вождь, имени которого Кортес не знал, ел крайне мало и был полностью поглощен беседой с правителем.

Коронадо, со скучающим видом прислушивавшийся к их разговору, объяснил командиру, что тотонаки пытаются убедить правителя перейти на их сторону и примкнуть к союзу прибрежных городов, поклоняющихся Кецалькоатлю и отвергающих кровавую дань Теночтитлану. С точки зрения Кортеса, это выглядело полным безумием, поскольку отоми, в отличие от прибрежных племен, были давними и преданными союзниками мешиков и никогда не пытались выступить против власти тлатоани. Тем не менее правитель внимательно слушал послов, время от времени важно кивал и с живым интересом расспрашивал их о том, какими силами располагают мятежные города и все ли их воины собрались сейчас у подножия гор. Послы отвечали охотно, но понять, что в их словах правда, а что ложь, было совершенно невозможно. Так, они утверждали, что ацтекский наместник Киауитцлана со всем своим гарнизоном принял веру Кецалькоатля, отрекся от старых богов и движется сейчас на юг, в страну Сапотекапан, чтобы поднять там знамя восстания. На вопрос, сколько воинов стоит сейчас на равнинах у Халапы, первый посол ответил: "Сорок тысяч", – а Маштла, оторвавшись на мгновенье от обгладывания рыбьего скелета, буркнул: «Сто». Толку от таких сведений, разумеется, было немного.

Послушав эту бессмысленную беседу, Кортес решил, что парламентеры скрывают истинную цель своего визита, и встревожился еще больше. Возможно, они собирались разведать, хорошо ли охраняются лестницы в скалах, ведущие к воротам Крепости Цветов. Если это так, не худо бы продержать их в гостях до прибытия Правителя Орла Хальпака…

– Мы просим вас освободить нашего повелителя, Змея в Драгоценных Перьях, – неожиданно обратился к нему посол. – Если вы отпустите его, мы немедленно снимем наш лагерь и вернемся на побережье.

Кортес покачал головой.

– Я и мои люди спасли Кецалькоатля от грозившей ему гибели. Разве ты не видел, как в тот день в Семпоале тысячи людей не смогли защитить Змея от мерзкого колдуна? Уверяю тебя, под защитой наших мечей он находится в безопасности.

Посол явно растерялся, но тут Маштла выплюнул сливовую косточку и хмуро спросил:

– Вы везете его в Теночтитлан? А там нашего господина уже ждет не дождется сам Монтекусома. И уж от него-то вам его нипочем не защитить.

– Нехорошо говорить так о великом тлатоани, – недовольно заметил правитель. Маштла отмахнулся.

– Мы можем предложить вам выкуп, – понизив голос, проговорил он. – Золото и нефрит. Четыре большие ноши. И еще четыре – для Монтекусомы.

– Золото в дисках или в песке? – неожиданно заинтересовался Коронадо. Маштла презрительно посмотрел на него.

– В дисках. Первую половину получите хоть завтра. Вторую – после того, как отпустите Кецалькоатля.

Рука Коронадо, наливавшего себе октли из кувшина в чашку, дрогнула. Маштла сделал вид, что ничего не заметил.

– Интересное предложение, – сказал Кортес, в упор глядя на тотонака. – Только вот откуда вы возьмете столько золота? Это больше, чем Монтекусома получает в год со всего аль-Ануака.

– Твое ли это дело, чонталь? – надменно возразил Маштла. – Мы предлагаем – значит, нам есть что предложить… Тебе тоже есть что предложить нам, и я хотел бы узнать, согласен ли ты на такой обмен.

– Это нужно обдумать, – Кортес бросил быстрый взгляд на Коронадо. Глаза его ближайшего соратника алчно блестели. Еще бы – четыре ноши золота позволят всем солдатам отряда вернуться на родину богачами. Вот только Эрнандо почему-то сомневался, что Монтекусома, а особенно глава всесильной Михны ал-Хазри останутся довольны подобной сделкой. – Возможно, завтра или послезавтра я смогу сообщить о нашем решении. Пока же я предлагаю вам воспользоваться гостеприимством нашего хозяина, повелителя Крепости Цветов.

При этом он так выразительно посмотрел на правителя, что тому ничего не оставалось, кроме как подтвердить приглашение. Кортес вытер губы маисовой лепешкой, стряхнул крошки с камзола и поднялся, произнося ритуальные слова благодарности.

– Прошу извинить, но меня ждет принцесса.

На самом деле он совсем не был уверен, что принцесса обрадуется его появлению. Но не рассказать ей о новом предложении сторонников Кецалькоатля Эрнандо не мог.

Коронадо поднялся следом. Когда они вышли из покоев правителя, бородач схватил Кортеса за локоть и развернул к себе. Белки его глаз покраснели, и Кортес понял, что его заместитель здорово пьян.

– Что скажешь, командир? Восемь нош золота! Да мы и за сто лет столько не заработаем, даже если нас наймет для охраны сам эмир!

Кортес шевельнул плечом, и пальцы Коронадо разжались.

– Во-первых, не восемь, а четыре. Четыре они собираются заплатить Монтекусоме, ты же слышал…

– Мало ли чего я слышал! Никто же не заставит нас делиться с меднокожими, командир! Возьмем золото и отправимся за море! Вон, этот шелудивый пес Али Хасан смылся, и взятки гладки…

Кастилец вспомнил приказ об аресте Али Хасана, подписанный самим Великим инквизитором, но не стал разубеждать товарища – Коронадо был слишком пьян, чтобы прислушиваться к голосу разума.

– Во-вторых, пока я не видел золота, я в него не верю. Вот когда его принесут сюда, когда наш казначей взвесит его и убедится, что это не позолоченная медь, тогда и наступит время думать, как быть дальше. И вот еще что: чем мечтать о золоте, сходи да умойся холодной водой – сейчас в тебе слишком много октли. Потом проверишь посты у сторожевой башни и доложишь мне. Я буду у принцессы.

Коронадо, недовольно бурча, удалился, а Кортес пересек небольшой, обсаженный розовыми кустами дворик с неглубоким бассейном посредине и вошел под своды украшенной мраморными плитами галереи.

У дверей покоев принцессы стоял Ахмед, облаченный в золотистую накидку из волокон агавы. Меднокожие замачивали кактусовую ткань в жидком маисовом тесте, отчего накидка приобретала крепость деревянных доспехов, оставаясь легкой и гибкой. Кортес жестом велел ему уйти с дороги, но евнух не двинулся с места.

– Сейчас время ах-шам,[7]7
  Вечерняя молитва, читающаяся с наступлением темноты.


[Закрыть] амир, – не слишком дружелюбно проговорил он. – К тому же принцесса слишком устала и не сможет принять тебя сегодня.

Кастилец с трудом поборол желание врезать ему по зубам рукоятью меча. Однако ссориться с принцессой на последнем этапе их путешествия было бы весьма неразумно. К тому же он внезапно осознал, что пришел к Ясмин не для того, чтобы сообщить о предложении тотонаков, а просто потому, что очень хотел ее увидеть. Мысль эта удивила и даже испугала его. Еще в Семпоале он не испытывал к ней ничего подобного; когда Ясмин сама пришла к нему в спальню, это польстило его гордости, но и только. Однако теперь, столкнувшись с необъяснимой холодностью принцессы, Кортес понял, что по-настоящему нуждается в ней. Закрывая глаза, он видел ее тонкую, стройную фигуру, слышал звонкий, похожий на перезвон серебряных колокольцев смех, чувствовал прикосновение нежных рук к своей коже. И чем больше отдалялась Ясмин, тем сильнее он желал, чтобы она вернулась. Смешно – на что может рассчитывать капитан наемников, да к тому же христианин, на минуту попавший в фавор к дочери самого халифа? Он заставил себя разжать руку, сомкнувшуюся на рукояти меча.

– Очень хорошо, Ахмед. Передай Ее Высочеству, что я хочу обсудить с ней один весьма важный вопрос. Пусть пошлет за мною, когда будет свободна.

– Передам, амир, – на толстых губах великана появилась улыбка, как показалось кастильцу, сочувственная. – Можете не беспокоиться.

Кортес развернулся и вышел в залитую лунным светом галерею. Ночь пахла розами. Проходя по двору, он обернулся – в узком окне покоев принцессы мерцал слабый огонек свечи.

Кто-то бежал к нему через двор, грохоча подкованными сапогами по гранитным плитам. Кортес потащил из ножен меч, но тут же вновь убрал его, узнав в бегущем человеке капитана Коронадо. Бородач выглядел растерянным и напуганным; за все время их знакомства Эрнандо видел его таким впервые.

– Ушел, – тяжело дыша, проговорил он. – Ушел, командир. Наши все мертвы, и Эстебан, и Два Стилета, и арбалетчики.

– Быстро собирай бойцов, – Кортес начал отдавать приказы прежде, чем окончательно уразумел смысл произошедшего. – Всех, кого сможешь найти. Он, скорее всего, ушел к лестницам в скалах – мы должны его догнать. Действуй! – гаркнул он, видя, что ошарашенный увиденным Коронадо все еще медлит.

"Нужно заставить правителя выслать отряды к лестницам, – подумал Эрнандо. – Если он не успел далеко уйти, лучники снимут его с верхних площадок… но так я получу только труп, а от трупа, как справедливо заметила Ясмин, толку немного. К тому же лестницы все равно охраняются, поэтому просто так его не выпустят. Правда, если он ухитрился каким-то образом справиться с четырьмя наемниками, меднокожие ему и подавно не помеха".

Он выскочил за ворота (копьеносцы дворцовой стражи приветственно ударили тяжелыми древками о камень) и, то и дело оглядываясь, побежал к сторожевой башне. Ночь была светлая: огромная Красноватая луна висела в прозрачном небе, безжалостно освещая мертвые тела, черневшие на пороге башни. Арбалетчики – Педро и Себастьян – лежали ничком, уткнувшись в пыль, перемешанную с розовыми лепестками. Себастьян сжимал в руках разряженный арбалет, и Кортес понял, что один выстрел он сделать все-таки успел. У Педро арбалета не было, пропал и кожаный чехол с тяжелыми болтами. Кастилец быстро осмотрел тела, но никаких ран или следов от ударов не обнаружил. Лицо Педро посинело и напоминало опухшую рожу пьяницы, допившегося до своего четырехсотого кролика.[8]8
  Как ни странно, кролик для ацтеков был символом не столько плодовитости и сексуальности, сколько порицаемого общественной моралью пьянства. Различные степени опьянения выражались в различном количестве кроликов; выражение «четыреста кроликов» соответствовало мертвецки пьяному.


[Закрыть] Рот Себастьяна распахнулся в беззвучном крике, налитые кровью глаза едва не вылезали из орбит. Кортес мог бы поклясться, что видел уже нечто подобное, причем совсем недавно, но задумываться об этом сейчас было некогда. С обнаженным клинком в руке он взбежал по ступеням и едва не споткнулся о перегораживавшее проход массивное тело Эстебана. Голова лейтенанта была вывернута вбок под немыслимым углом – такое случается при падении с большой высоты затылком вниз. Впрочем, возможно, ему сначала сломали шею, а потом уже сбросили с лестницы. Хорхе Два Стилета смерть застала за игрой в кости: он сидел, привалившись к стене, и выпученные мертвые глаза его удивленно разглядывали последнюю выпавшую комбинацию – шестерку и единицу. Немного ниже подбородка из складок безобразно распухшей шеи торчал короткий толстый шип, измазанный чем-то желтым.

Комната Кецалькоатля была пуста. Исчезли и сам Змей, и бородатый араб Джафар. Кортес постоял минуту, раздумывая, куда они могли направиться. Из Шочикемалько вели две дороги – крутая горная тропа, спускавшаяся на восточную равнину, и широкий западный тракт, уходивший к Теночтитлану. Даже если пленник не знал о приближающемся к городу отряде Правителя Орла Хальпака, он вряд ли выбрал западную дорогу…

Коронадо догнал Кортеса у сторожевых площадок, нависших над уводящей вниз лестницей. С капитаном шли шестеро солдат: двое из них тащили тяжелые аркебузы. Стрелять из них вертикально вниз было невозможно, но Эрнандо не стал тратить время на объяснения.

– Бросьте аркебузы, – отрывисто приказал он и распорядился, показывая на тропу: – Обнажить мечи и быстро за ним! Кто догонит Змея первым, получит двойное жалованье за месяц.

Далеко внизу дрожал огонек факела – Кецалькоатль быстро уходил от погони.

Четверо меднокожих воинов, охранявших подходы к лестнице, с молчаливым удивлением наблюдали за его приготовлениями.

– Почему вы его пропустили? – зло спросил Кортес, когда первая группа солдат скрылась за поворотом. – Не знали, что он мятежник, и сидит в тюрьме?

– Нам это известно, Малинче, – с достоинством ответил командир стражников. – Но его спутник показал нам бумагу, подписанную тобой и скрепленную печатью правителя.

– Что? – от изумления Кортес едва не утратил дар речи. – Откуда ты знаешь, какая у меня подпись, дубина?

Смуглое хищное лицо воина напряглось, на скулах заходили желваки.

– Не станет правитель ставить свою печать на подделанную подпись, – возразил он уже не таким уверенным тоном. – А оттиск его печати мне хорошо известен.

Эрнандо оттолкнул его плечом и поспешил к лестнице. Уже ступив на нее, он обернулся и крикнул стражникам:

– Больше никого не пускать! Даже с бумагой от самого тлатоани! Высеченные в скалах ступени уходили вниз так круто, что по ним можно было спускаться, лишь придерживаясь руками за толстые, сплетенные из пальмовых волокон канаты. Мерцающий огонек факела в руке беглеца почти скрылся из виду за пеленой ночного тумана. "Не догнать, – подумал Кортес, скрипнув зубами от злости. – Ни за что не догнать… А что, если спустить в долину весь отряд и рассеять мятежников аркебузным огнем? Нет, маловато сил. Будь у меня двести человек… однако какой толк считать то, чего все равно нет?"

В пятидесяти брасах[9]9
  Браса – старинная испанская мера длины, 1,57 м.


[Закрыть] от него первая тройка наемников внезапно остановилась, будто натолкнувшись на невидимое препятствие. Один из солдат, нелепо взмахнув руками, сорвался с лестницы и с криком полетел в пропасть. Остальные попятились назад, прикрываясь небольшими мешикскими щитами-чималли.

– Засада! – рявкнул спускавшийся следом за первой тройкой Коронадо. – Всем отойти!

Он схватился за свисавший вдоль лестницы канат, оттолкнулся ногами и стремительно заскользил вниз. Кортес видел, как уменьшается, сливаясь с наплывами тумана, темная фигура Коронадо. Канат натянулся, как струна, и звонко завибрировал.

– Я под ним! – крикнул Коронадо по-кастильски. – Теперь ему не уйти!

"Лихо, – мысленно восхитился Кортес. – А так ведь, пожалуй, можно догнать и самого Кецалькоатля…"

Но оказалось, что восхищался он рано. Не успевшее затихнуть в скалах эхо торжествующего крика Коронадо перечеркнул короткий свист арбалетной стрелы. Послышался утробный рев раненого зверя, канат дрогнул и повис, словно ослабивший хватку удав.

– Педро! – напрягая голос, позвал Кортес. – Педро, ты слышишь меня?..

Ответа не последовало. "Убит, – с обескураживающей ясностью понял Эрнандо. – Педро, старый товарищ, брат по оружию, с которым мы сражались бок о бок и в болотах Талима, и на равнинах Сиболы, убит в глупейшей ночной стычке… И я уже ничего не могу с этим поделать…"

– Солдаты! – крикнул он. – Держаться ближе к скале! Не двигаться без команды!

"Он опасен, – с невольным уважением подумал Кортес про своего невидимого противника. – Но опасен, только когда встречается с нами лицом к лицу. Не может же он постоянно быть начеку. Наверняка ему захочется уйти к своим. А как только он повернется к нам спиной, все его преимущество тут же исчезнет".

Он медленно начал спускаться по ступеням, каждую секунду ожидая выстрела. Глупо, конечно – куда ближе к невидимому убийце находились два солдата первой тройки, – но он ничего не мог с собой поделать. В ушах еще звенел предсмертный крик Коронадо. Поравнявшись с солдатами, в буквальном смысле слова вжавшимися в камень, Кортес кивнул и ободряюще улыбнулся им.

– Ему не уйти, – сказал он с напускной уверенностью. – Дайте мне щит и не высовывайтесь из укрытия.

Щиты-чималле делаются из бамбука и обтягиваются несколькими слоями кожи; благодаря какому-то секрету, известному только оружейникам мешиков, стрелы меднокожих просто отскакивают от них, а арбалетные болты застревают в толстой подкладке из хлопка. Единственный, но важный их недостаток – небольшой размер. Эрнандо держал щит на уровне груди так, чтобы верхний его край закрывал горло, но лицо и живот оставались беззащитными. Лестница уходила вниз почти вертикально, ступени шириной едва ли в локоть казались слишком крутыми и скользкими. На такой лестнице ничего не стоит держать оборону против прорывающегося снизу противника; но что делать, если враг вовсе не рвется наверх?

Кортес остановился. Решение было таким простым, почему он не додумался до него сразу?

– Панчо, Гонсало, – крикнул он, обращаясь к притаившимся за скальным выступом наемникам, – мне нужен бочонок масла, быстро!

– Хочешь облить ступени маслом? – спокойный, с легкой хрипотцой голос раздался, казалось, почти над ухом вздрогнувшего Кортеса.

– Надеешься, что я поскользнусь?

Кастилец прижался спиной к стене. Голос, безусловно, принадлежал Джафару – те же уверенные интонации, тот же гортанный арабский акцент. Лестница, однако, казалась совсем пустой – только локтях в тридцати внизу на неширокой площадке темнело что-то неподвижное.

– Я собираюсь вылить на тебя кипящее масло, – с угрозой проговорил Кортес. – Поскользнешься ты или нет, я не знаю, а вот сваришься точно.

Невидимый Джафар негромко рассмеялся.

– А ты неглуп, Малинче… жаль, что ты не захотел перейти на нашу сторону. Впрочем, я предупреждал господина, что ты опасен. Если бы он послушался меня, ты не вышел бы из дворца живым. Ты был такой хорошей мишенью там, в дворцовом саду… Но ты и сейчас прекрасная мишень, Малинче. Стоит мне чуть напрячь палец, и стрела поразит тебя прямо в лоб.

Кортес невольно вскинул щит, закрывая голову.

– Или в живот… или даже в колено… твоему приятелю и этого хватило. Вон он лежит там, внизу – я всего лишь прострелил ему икру, а он кричал так, будто лишился своего мужского достоинства…

– Так он жив? – опуская щит, спросил Эрнандо. Он почему-то уверился, что Джафар не станет стрелять в него. Во всяком случае, не сейчас.

– Если только не сломал себе шею при падении. Думаю, он без сознания, потому что ударился головой. Но вот если ты выльешь на ступени кипящее масло, очнется он только на том свете.

– Ты лжешь, – холодно произнес Кортес. – Что бы ты ни говорил, тебе не уйти от смерти.

– Никому из нас от нее не уйти, – спокойно возразил Джафар. – Но если ты проявишь мудрость и выдержку, твой друг останется жив

– по крайней мере, на этот раз.

– О чем ты говоришь? – Кортес нетерпеливо взглянул наверх, но, разумеется, ничего не увидел: чтобы притащить из города бочку с маслом, требовалось время.

– Я обещаю тебе сдаться, – неожиданно сказал араб. – У меня с собой арбалет, десяток стрел и еще кое-какие штуки, с помощью которых я мог бы истребить весь твой отряд. Но если мы с тобой договоримся, я выкину все свое оружие в пропасть.

– Договоримся? – фыркнул Кортес. – О чем?

– Во-первых, о времени. Я собираюсь сдаться через час – не раньше. Попробуешь напасть на меня до этого – погибнешь сам и потеряешь своих людей.

– Не считай меня дураком. За час я могу покончить и с тобой, и с Кецалькоатлем!

– Ты покончишь только со своим отрядом, – в голосе Джафара зазвенели металлические струнки. – Если хочешь, можешь попробовать, но я не советую тебе воевать с ассасином из Аламута!

Кортес выругался. Ассасин! Ему следовало подумать об этом раньше, еще в ту минуту, когда он увидел трупы в сторожевой башне. Но ведь он никогда не слыхал о том, чтобы смертоносные посланцы Старца Горы появлялись в Закатных Землях!

– Что делает ассасин в аль-Ануаке? – недоверчиво спросил кастилец.

– Выполняет приказ, – коротко ответил Джафар. – Итак, мы договорились?

– Нет! – рыкнул Кортес. – Будь ты хоть сам ангел смерти, я смету тебя с этой лестницы!

– О, разумеется, если ты бросишь сюда всех своих людей и половину воинов-отоми, то рано или поздно победа достанется тебе… только какой ценой?

За спиной Кортеса послышался шорох. Он резко обернулся, держа наготове меч, и увидел осторожно спускающегося по ступеням Панчо.

– Сеньор капитан, – понизив голос, проговорил солдат, – масло есть у меднокожих, которые лестницу охраняют, правда, не бочка, а два кувшина. Дальше что делать?

– Разжечь костер, – громко приказал Эрнандо. – Кипятите масло и тащите сюда.

Панчо энергично закивал и ухватился за веревку, чтобы развернуться на узкой ступеньке. Сухо щелкнул спусковой механизм арбалета, тяжелый болт вонзился в ладонь наемника, пригвоздив ее к трепещущему канату. Панчо закричал.

– Ты упрям, Малинче, – вздохнул невидимый Джафар. – Упрям и недоверчив… Я могу убить тебя, прежде чем ты сосчитаешь до двух. А могу оставить в живых и сдаться тебе в плен. Любой здравомыслящий человек уже давно принял бы верное решение.

Эрнандо не успел ответить. Снизу, со скальной площадки, раздался протяжный стон.

– Педро? – крикнул Кортес, всматриваясь в светлую лунную ночь. – Педро, ты цел?

Ворочавшийся на скале человек разразился проклятьями, и у Кортеса мгновенно отлегло от сердца. В его отряде не было человека, равного капитану Коронадо по части изощренного богохульства.

– Я же говорил тебе, – укоризненно промолвил ассасин. – Твой друг жив… пока.

– Я его вижу! – хрипло прорычал Коронадо со своей площадки. – Я вижу ублюдка! Он прячется в расселине, командир! Клянусь адом, я вытащу его из этой норы!

– Прежде я прострелю тебе голову, – холодно ответил Джафар. – Потому что у меня есть арбалет, а у тебя нет даже меча. Ты его выронил, когда падал.

– Что делать с маслом, командир? – всхлипывая от боли, спросил Панчо. Он вытащил наконечник стрелы из каната и теперь держал пробитую ладонь перед собой, баюкая ее, как младенца. – Сюда тащить, как вы велели? А как же сеньор капитан? Он же там, внизу…

– У твоего солдата ума побольше, чем у тебя, Малинче. Ну, где же твое масло?

– Педро! – крикнул Кортес. – Можешь спуститься еще ниже? Коронадо простонал что-то неразборчивое, и Эрнандо понял: надеяться ему особенно не на что.

– Если ты не забыл, у твоего друга прострелена нога, – подсказал ассасин. – Одно неверное движение – и он снова сорвется с лестницы. Послушай, приятель, почему бы тебе не успокоиться и не подумать как следует? Один час – в обмен на десяток жизней.

– Лезь наверх, Панчо, – велел Кортес. – С маслом пока не торопитесь, ждите приказа.

Он с трудом сдерживал рвущийся наружу гнев. Он не собирался вести с Джафаром долгих бесед, не в последнюю очередь потому, что время сейчас работало на убийцу, но ничего другого ему не оставалось. Храбрая и глупая выходка капитана Коронадо спутала все его карты.

– Ты видишь этот огонек там, внизу? – спросил кастилец. – Думаешь, это уходит твой хозяин? Это уходят мои деньги!

Крошечный факел Кецалькоатля почти потерялся на фоне лагерных костров тотонаков, расчертивших равнину огненными квадратами. Еще немного – и Змей уйдет безвозвратно. Но проклятый ассасин, разумеется, именно этого и добивается…

– Не будешь дураком – никуда твои деньги не денутся, – неожиданно будничным тоном сказал Джафар. На этот раз голос его прозвучал совсем рядом и Кортес невольно заозирался, но, разумеется, никого не увидел. – Я же говорил тебе, что готов сдаться в плен.

– Ты себя переоцениваешь, – Эрнандо почти не обращал внимания на слова араба, лихорадочно соображая, как же преодолеть неожиданную преграду. Послать вниз солдат в тяжелых доспехах? Но на узких крутых ступенях неуязвимые для стрел латники превратятся в беспомощных кукол, которых ничего не стоит сбросить в пропасть простыми пинками. – Кецалькоатль стоит куда дороже наемного убийцы.

– А кто мешает тебе сказать, что ты все-таки поймал Кецалькоатля? Или ты думаешь, в Теночтитлане так хорошо знают моего господина в лицо?

– В своем ли ты уме? Какой из тебя Змей в Драгоценных Перьях? Джафар рассмеялся негромким довольным смехом.

– Совсем неплохой, уверяю тебя. Господин, правда, повыше меня, но я могу казаться высоким. Кожа у меня такая же светлая, борода тоже есть, не такая длинная и белая, но ведь бороду иногда бреют, а осветлить волосы нетрудно. Лицо… но кто может похвастаться, что видел лицо Кецалькоатля?

– Я, – хрипло проговорил Кортес. Ему казалось, что слова араба сплетаются в невидимую, но очень прочную сеть, вырваться из которой будет непросто. Все, что он говорил, казалось полным безумием… но в этом безумии, как ни странно, был свой смысл. – Коновал Фигероа. Двое меднокожих, что держали его за руки.

На этот раз Джафар помедлил с ответом.

– Четверо… что ж, немало. Но у вас, христиан, есть веские причины, чтобы молчать, а меднокожих никто слушать не станет. В конце концов, всем известно, что лицо бога может меняться. Перед тем, как проститься с господином, я попросил его оставить мне маску. Так что подмены никто и не заметит. Принцесса Ясмин знает о том, что мой господин бежал?