Текст книги "Застава"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Тебя и впрямь из душа унесло? – спросила Ведьма. – Не во время секса?

– А с чего такой интерес?

Она посмотрела на меня поверх книжки.

– Сугубо прагматический. Способность открывать врата появляется при различных эмоциях. Есть люди, которые открывают врата при испуге, другие – во гневе, третьи – напившись… Случаются и те, кому для этого нужен секс.

– А я так понял, что тут какие-то движения нужны…

Она презрительно фыркнула.

– Движения тоже. И даже слова. Один парень перемещался, напевая свою любимую мелодию. Но ты Старика не слушай, все-таки в основе лежат эмоции. Вспоминай, что с тобой было, когда ты мылся. Настроение, мысли…

– С утра вспоминаю, – я пожал плечами. – Да ничего особенного! Помылся. Вышел из душевой кабинки… у меня даже ванны нет, я вместо нее кабинку хорошую поставил, с гидромассажем… Начал вытираться… шагнул назад… И вот я здесь.

– Плохо, – сказала Ведьма, снова уткнувшись в книгу. – Две трети людей, однажды открывших порталы, никогда больше не сумели повторить этого действия.

– Пошли есть, – толкнул меня в бок Старик. – Что ты ее слушаешь, она любит на нервах поиграть…

– Я просто информирую юношу о реальной ситуации, – отозвалась Ведьма.

Мы сели за стол, Старик наложил мне и себе еды. В общем, более громкого определения она не заслуживала – разваренные овощи с мясом походили бы на рагу, но для этого их стоило готовить минут на сорок меньше.

Но я хотел есть и к мелочам не цеплялся. Тем более что Ведьма обронила, по-прежнему не глядя в нашу сторону:

– Кулинария – не мой конек.

Старик усмехнулся, достал из буфета графин, три рюмки. Наполнил их темной жидкостью. Я уже без содрогания глотнул местного «виски». Ведьма за рюмкой подошла сама, не отрываясь при этом от книги. Хлопнула одним махом, поставила рюмку на стол и двинулась обратно.

– Интересная книжка? – спросил Старик.

– Дамский роман, – уклончиво отозвалась Ведьма. – Он – красавец, герой, клондальский аристократ. Она – пришелица из нашего мира, контрабандистка. Красивая, юная и стервозная. Он ловит ее, но жалеет и отпускает. Она обещает больше не возвращаться. Он начинает тосковать и перемещается в наш мир… далее очень смешно. Ну, для нас смешно. Одно описание гонки на автомобилях чего стоит… Когда у «Мерседеса» взрывается паровой котел…

Старик захохотал.

– Совсем сочинители из ума выжили! Как этот аристократ к нам перемещается – если он из Центрума?

– Любовь проявила в нем уникальные способности, – просто ответила Ведьма.

– Да уж, – фыркнул Старик. И пояснил мне: – Жители Центрума не способны перемещаться в другие миры. Они не открывают порталы, в другой мир их надо проводнику тащить…

– Проводнику?

– Ну, есть люди вроде нас. Могут сами пройти через портал… еще и человека-двух с собой прихватить. А есть сильные проводники, могут провести целую группу, даже машину… хотя это глупо, конечно, в Центр машины тащить. Так вот, те, кто посильней, могут местных в другие миры вытаскивать. Но и это, говорят, непросто. Порталы норовят закрыться раньше времени. Словно местные резиновым жгутом к Центруму привязаны и их обратно тащит…

Он налил нам еще по рюмке и убрал графин.

– Хватит. Хотя… ты не похмельный был, когда сюда попал?

– Пару рюмок накануне выпил, – пожал я плечами. – Мы в ресторане играли, потом хлопнули коньяку, прежде чем расходиться.

– Пару? – уточнил Старик.

– Да. Точно.

– Тогда хватит. С утра будем тебя проверять. Душа у нас нет, но я, так уж и быть, на тебя из ведерка полью, а ты попробуешь все повторить…

Я уныло кивнул. У меня начали появляться серьезные сомнения, что я сумею вернуться домой самостоятельно.

А если меня проведет Старик… готов я к этому? Нет, меня вполне устраивает моя жизнь. Я вообще человек довольный бытием и к авантюрам не склонный, я никогда не мечтал попасть в иной мир и стать каким-нибудь чокнутым рыцарем с волшебным мечом, даже в детстве… Но жить, зная, что рядом есть, на самом деле есть, другие миры! И что где-то во мне скрыт волшебный ключ к этим мирам, ключ, который я однажды случайно нашел – и потерял…

Но какова альтернатива? Остаться жить здесь? В мире без электричества и машин? Служить в непонятной «пограничной страже»? Нет, как-то не хочется…

– Не грусти, Ударник, – Старик почувствовал мое настроение. – Справимся. Не ты первый, не ты последний…

Человек, спавший на диване, зашевелился. Из груды одеял высунулась коротко стриженная мальчишеская голова. Мрачно уставилась на меня. Потом на Старика.

– Привет, Дед! – сказал Старик.

– Угу, – пробормотал мальчишка и снова зарылся в одеяла.

Я удивленно глянул на Старика.

– Ну да, пацан, – кивнул Старик. – Ты на прозвища не ориентируйся. Это у меня оно по делу. А бывает – прямо наоборот.

– Он что, пограничник? – поразился я.

– Ага. Самоучка! – Старик говорил с такой гордостью, будто речь шла о его сыне. – Самостоятельно разобрался, как открывать порталы. Излазил весь Клондал, стал очень известным воришкой в Антарии. Ну, сам понимаешь, вор, который способен мгновенно убежать в другой мир, – хороший вор! Но потом его все-таки поймали. Исхитрились. Должны были бить плетями, отсечь кисть правой руки и отправить в лагерь для перевоспитания малолетних преступников. Но мы его отпросили, взяли на поруки, перевоспитали…

Из одеял донеслось недовольное бурчание.

– Обогрели, накормили, уму-разуму научили! – повысил голос Старик. – И не бухти там, а то будешь три дня драить всю казарму!

– Мне так показалось, что ваша работа довольно опасна, – осторожно сказал я.

– Есть такое дело, – кивнул Старик.

– Но тогда стоило ли привлекать ребенка…

– А какова альтернатива? – удивился Старик. – Ну отвели бы мы его домой. И что? Он бы опять сюда полез. Для того, чтобы лишить этого парня способности открывать порталы, требуется нанести ему определенные физические увечья. Я как-то не готов! А так мы за ним приглядываем, воспитываем…

Из-под одеял донеслось что-то явно не на русском.

– Завтра моешь пол в спальне, Дед, – не повышая голоса произнес Старик. – Так вот, Ударник, если уж человек научился ходить в Центрум – судьба у него простая. Либо он в контрабандисты подастся, либо в пограничники, либо среди местных осядет. Но такого, чтобы человек вернулся домой и зажил обычной жизнью – не припомню.

– Бывает, – подала голос Ведьма.

– Все бывает, – согласился Старик. – Верю. Но не припомню!

– А кто еще у вас… э… служит? – спросил я.

– Служат собачки, мы службу несем, – веско и явно чужими словами ответил Старик. – Застава у нас небольшая, тихая… Все с Земли. С нашей Земли… более того – из России. Есть еще Калька. Девочка совсем, лет восемнадцать-девятнадцать… ты ее не обижай, Ударник! Она кокетничать любит, но ради всего святого, не сочти это за повод зажать ее в углу!

– Да не бойтесь вы за свою Кальку, я не сексуальный маньяк, – поморщился я.

– Мы не за нее. Мы за тебя боимся, – спокойно сказала Ведьма. – Она… она девочка такая… нежная, воздушная… но что-то, видимо, было у нее в жизни несладкое… Не любит она мужиков. Дразнить любит, а так – нет.

– Понятно, – кивнул я. – Ну, бывает… это нынче как бы даже модно…

– Ты не понял, – покачала головой Ведьма. – Она и женщин не любит. Нас всех она как боевых товарищей терпит. Разве что Деду, поскольку тот мал и глуп, симпатизирует.

Из-под одеяла опять донеслось возмущенное бормотание.

– Понятно, – сказал я. – К Кальке не приставать, относиться с почтением. Что еще?

– Кто еще, – наставительно сказал Старик. – Иван Иваныч. Мы тут все Иваны, но у него прозвище такое, поскольку в лицо называть Немым – неудобно, а спросить не получается. Не говорит он совсем. Но слышит хорошо! И жестами все что хочешь тебе разъяснит.

– Угу, – сказал я задумчиво. – Итак – старик, пожилая женщина, ребенок, чем-то психологически травмированная девушка, немой… пардон, альтернативно говорящий… Кто еще? Негр у нас есть?

Ведьма засмеялась – и засмеялась хорошо, весело и искренне.

– Ударник, а ты мне нравишься! Честное слово! Нет, негра у нас нет, исторически в России негры редкость. У нас есть Скрипач. Ну?

Я пошевелил мозгами. И высказал предположение:

– Грузин?

– Бинго! – воскликнула Ведьма. – Только он говорит, что армянин. Может, и так. В общем, негров в России традиционно заменяют представители других южных народов.

– И вы еще зовете к себе меня! – продолжил я. – Ударника. Человека, тусующегося с музыкантами. В бою – устойчивого, как кол в навозе.

Старик нахмурил лоб, потом поднял большой палец и торжественно сказал:

– Цитируешь сказки «Тысяча и одной ночи»? Молодец!

Я тоже глянул на него с возросшим уважением. Ничто так не сближает людей, как угаданная цитата из книги.

– У вас не застава, господа пограничники, – сказал я. – У вас богадельня. Инвалидная команда.

Ляпнув это, я испугался, что перегнул палку или, как сформулировала бы Шахерезада, «превзошел грань дозволенного и углубился в области запретного».

Старик и впрямь посмотрел на меня неодобрительно. Но Ведьма кивнула и даже отложила книжку.

– Ты прав, конечно. Но инвалид – если уж вспомнить исконные значения слова, – это всего лишь ветеран. Так вот, мы все в той или иной мере ветераны. Даже этот сопливый мальчишка, что от смущения хамит, не высовываясь из-под одеяла, повидал такого, что на Земле мало кому довелось. И нас существование на этой тихой пограничной заставе в ином мире устраивает. Дает нам достаточно адреналина, чтобы почувствовать себя живыми, и в то же время не напрягает сверх меры. У нас иногда появлялись новички, которые через месяц-другой уходили в места поинтереснее. А вот мы остались. Нам… нам нравится, Ударник. Я думаю, ты разберешься, как открывать свой… – она вдруг ехидно усмехнулась, – задний портал. И если захочешь, то уйдешь в другое место. Я тебе назову десяток таких, где у тебя волосы дыбом встанут, а уж приключений будет – вагон и маленькая тележка. Но я почему-то думаю, что ты останешься с нами. На какой-то обозримый срок.

– Почему это? – спросил я.

– А мы тебе понравились, – усмехнулась Ведьма. – Ладно, хватит болтать. Старик, отведи-ка ты его наверх, в свободную комнату. Я тут пока посижу, с Дедом. Как заснет, сама его в постель отнесу.

Я удивленно поднял бровь.

– Он боится один засыпать, – пояснила Ведьма. – Ну, у всех свои странности, верно?

Глава 4

На стол Бобриков поставил бутылку бренди. Армянский «Арарат», пять звездочек. Не думаю, что он не мог позволить себе купить французский коньяк, – скорее всего, это было дело принципа. За бутылкой последовали семь пузатых коньячных бокалов. Одинаковых, между прочим. Уважаю людей, у которых дома количество одинаковых бокалов превышает шесть единиц!

Ашот придирчиво осмотрел бутылку, понюхал бокал и кивнул, всем своим видом показывая – «правильный напиток».

Ромка тоже оживился, но перед ним Бобриков жестом фокусника водрузил бутылку «Байкала».

– Подумаешь… – начал было подросток.

– Повторяю. Сам с собой или с друзьями – можешь хоть водку пить или траву курить, – сказал Бобриков. – Если дурак совсем. Но при мне ты не будешь ни пить, ни курить. Понял?

Спора не получилось, Ромка тут же притих и стал молча отвинчивать пробку на лимонаде.

Бобриков наплескал всем на палец коньяка, после чего торжественно поднял бокал.

– Итак, друзья, мы собрались по очень серьезному поводу. Предлагаю вначале… Петр Петрович!

Хмель, уже заглотнувший свою порцию, виновато улыбнулся и развел руками.

– За удачу, – сухо предложил Бобриков и выпил. Вытер губы рукавом и продолжил: – Дорогие мои друзья. Мальчики и девочки. Молодые и не очень. Как я уже сказал, нас всех хотят убить…

Он обвел нас внезапно потяжелевшим взглядом. И, повысив голос, рявкнул:

– Кто напортачил? Признавайтесь!

Вопрос был хорошим. Я это так и сказал, только в несколько грубой форме. А потом добавил:

– Александр Валерьевич, не надо изображать из себя крутого служаку, а из нас делать идиотов. Мы не понимаем, в чем дело. Я, лично, не понимаю! Объясни, а уже потом спрашивай.

Галя одобрительно кивнула, Ашот добавил:

– Ты, прежде чем задавать вопросы, которые сам не понимаешь, с народом посоветуйся. А то из-за того, что ты нами командуешь в Центруме, ты и здесь начал кричать. Не надо! Это неуважение. Мы все взрослые люди… ну, почти все. Состоявшиеся в жизни, воспитанные… Ты объясни!

– Объясняю, – мрачно сказал Бобриков. – Помните главу Комитета по пограничной страже?

– Советник Гольм? – уточнила Баринова. – Тот бородатый дядька, местный, которого ты однажды спас?

Бобриков кивнул.

– Он самый. Три дня назад, когда Ударник ускакал в горы за нарушителем, он вызвал меня в Антарию. Ну, кое-кто из вас помнит…

– Меня не было, я у друга на свадьбе был, – быстро вставил Ашот.

– А я к экзаменам готовлюсь, – тоскливо сказал Ромка.

Остальные, очевидно, были на заставе, потому что больше уточнений не последовало.

– Я полагал, это какая-то обычная бодяга, – продолжал Бобриков. – Ну… какой-нибудь смотр пограничников… или палата лордов выпустила дурацкий циркуляр, который надо довести до всех застав… В общем, дурного не ждал. Но Гольм меня встретил… странно. Во-первых, я даже не доехал до министерства. Меня высадили рядом, в городском парке, там меня советник и ждал. Во-вторых, дело было не в циркуляре… Гольм показал мне бумагу, пришедшую из штаба пограничной стражи.

– Главного штаба? – уточнила Баринова. – Всепланетного? А он что, всерьез командует пограничными войсками на территориях?

Ее реплика слегка развеяла всеобщую оторопь. Действительно, хотя пограничная стража и считалась всепланетной… «центрумной», но де-факто на каждой территории действовала сама по себе. Общий устав, конечно, был, но везде имел свои особенности. К примеру, в Клондале, территории крепкой и организованной почти как нормальное земное государство, мы были подотчетны палате лордов и Министерству иных миров, где как раз и трудился господин Гольм. А вот где-нибудь на Лорее пограничники существовали обособленно и действительно подчинялись только уставу. Штаб Корпуса пограничной стражи, рассылающий свои директивы, рекомендации и указания, это прекрасно понимал – и, по общему мнению, служил скорее красивой декоративной ширмой, чем органом реальной власти.

– Да, из Главного штаба, – подтвердил Бобриков. – И это была не обычная писулька – «крепите боевую выучку!» Это был приказ… точнее, очень жесткое требование: арестовать нашу заставу и отправить в Главный штаб, «всеми доступными способами лишив возможности перемещения из мира в мир».

Галька заливисто рассмеялась. Зная, каким образом она открывает свои порталы, я понимал, что возможность лишиться своего умения она всерьез не рассматривала. Но вот Ромка насупился и помрачнел, а Ашот на глазах стал багроветь.

– Лишить? – воскликнул он. – Всеми способами? Да я их самих… всеми способами!

– Гольм, – не реагируя на реплику Ашота, продолжал Бобриков, – все-таки оказался настоящим мужиком. Зря я на него сердился за ту историю с патрулированием в предгорьях… Он поговорил с министром по Иным Мирам, высказал удивление всей этой историей… в общем – настроил того против Главного штаба. В палате лордов Гольм просто не стал поднимать вопрос… «до уточнения ситуации». Они вместе с министром написали запрос в Корпус… ну, я полагаю, министр просто подмахнул письмо. Я прочитал копию… такой шедевр бюрократической переписки… ни в чем прямо не отказано, но со ссылкой на законы, прецеденты и постановления требуют от штаба уточнений, заверений в почтении, самых главных печатей и подписей. В общем – пока ответа не будет, нам ничего не грозит. Письмо Гольм отправил уже после встречи со мной. Не срочной почтой, «в связи с особой секретностью и деликатностью поднимаемых вопросов», а дипломатической, которая идет в два раза медленнее. Даже если штаб ответит немедленно, у нас есть как минимум неделя, а скорее всего – десять дней.

– А когда ответит, то что? – спросила Баринова.

– Тогда нас арестуют, любыми способами лишат возможности открывать проходы и отправят в штаб, – любезно сообщил Бобриков. – Гольм очень извинялся, но это все, что он смог сделать, – дать нам время. Клондал не станет ссориться с главным штабом пограничников. Во всяком случае, без серьезных оснований.

– Мы несерьезные? – спросил Ашот возмущенно.

– Нет, – Бобриков покачал головой. – Вот если бы мы случайно спасли лорда-протектора Данвила, а не советника Гольма, – Клондал послал бы весь Корпус куда подальше.

Галя прищурилась и сладко потянулась:

– Данвила? Я бы его с удовольствием спасла… Но не припомню ситуацию, когда он нуждался бы в спасении.

Лорд-протектор Данвил, фактический глава Клондала (вдовствующая королева и ее дочь, по малолетству ни на что пока не претендующая, исполняли сугубо декоративные функции), и впрямь был видный мужчина. Ему было хорошо за пятьдесят, но Галине, похоже, именно такие и нравились – немолодые, мужественные, с благородной сединой в висках и твердым холодным взглядом. Впрочем, такие нравятся всем женщинам. Природные инстинкты сразу им подсказывают, что такой матерый самец – хороший добытчик и защитник. Ну а все остальные мужские функции всегда можно переложить на советников и секретарей (обычно матерые самцы к этому относятся с пониманием – лишь бы жены не слишком афишировали свои интрижки, а детей рожали от законного мужа).

– Увы, таких покровителей у нас нет, – сказал я. – Так что будем делать, начальник?

– Не высовываться! – пожав плечами, предложил Скрипач. – Пусть сюда приходят, арестовывают!

– И впрямь, – поддержала его Баринова. – Что они нам сделают на Земле? Ничего. Даже если найдут… там – свои игры, здесь – свои. Напугали… – Она рассмеялась и обвела нас взглядом. Но взгляд почему-то был невеселый. – Верно? А? Что насупились?

– Неверно! – неожиданно встрял Рома. Я заметил, что пацан уже выдул весь лимонад – и когда только успел? – Вам, может, и здесь хорошо. Вы взрослые… и вообще. А я тут жить не смогу. Мне в Центруме нравится. Вы извините, конечно, но если что – так я в Центрум, на поезд и куда-нибудь в Лорею. Или в Краймар.

Он секунду помолчал, потом, застенчиво улыбнувшись, добавил:

– Извините…

– Да никто из нас не откажется от путешествий в Центрум, – сказала Галя. – Ирина, ты же это прекрасно понимаешь, да?

– Мне было важно, чтобы вы сами поняли, – ответила Баринова. – Не откажемся, верно. Тогда что… сменим дислокацию? Из Москвы нас обычно выносит в Клондал, в окрестности Антарии. Что ж! Давайте уедем. Родину менять не предлагаю. Но с Дальнего Востока нас будет выносить в Аламею, из Калининграда – в Краймар. Что нам больше нравится? Патриархальная уютная Аламея? Или краймарская плутократия?

– А я бы в Лорею отправился, Роман прав, – неожиданно сказал Ашот. – Я там один раз был – интересно.

– Был? – заинтересовался Ромка. – Как?

– Вынесло из Москвы, – Ашот пожал плечами. – Сам знаешь, всяко бывает. Красиво… на Кавказ похоже.

– Чтобы постоянно ходить в Лорею, надо поселиться во Франции или Италии, – негромко сказал Бобриков. – Что уже усложняет переезд. Но… допустим. Разорвем все связи, уедем в другой город или другую страну…

Раздался выразительный вздох. Хмель взялся обеими руками за свое горло и изобразил попытку удушения. Грустно покачал головой. Стал изображать, что рвет на себе волосы. Покачал на руках что-то невидимое.

– Маму не можешь оставить? – спросил Бобриков.

Петр Петрович кивнул.

– А я как? – воскликнул Роман. – Вам хорошо, вы взрослые! А я нет! И вообще никаких прав не имею, я детдомовский!

– Я тебя усыновлю, – фыркнула Баринова и притянула Ромку к себе. – Давно пора заняться твоим воспитанием.

– Помогите! На меня напала женщина-маньяк! – радостно завопил Роман. – Пристает к ребенку!

– Тихо, – сказал Бобриков. – Развеселились… Без Центрума мы прожить не сможем, это факт. Это наша жизнь. А уехать – не выход. Если нас ищет штаб пограничной стражи – то искать будут везде. Найдут и в Лорее, и в Аламее… Невелики мы птицы, чтобы нас не выдали. Если бы не Гольм – уже везли бы в штаб…

– Согласна, – сказала Баринова. – Не о том думаем. Мы не можем без Центрума, а пограничная стража найдет нас на любой территории. Тем более, если мы пустимся в бега… в США это считается признанием вины, слыхали? Надо думать о том, в чем вообще нас обвиняют. Мы – самая обычная… нет, не так! Мы очень скромная и тихая застава, за которой не числится ни великих подвигов, ни больших провалов. Сидим себе возле столицы, раз в месяц нарушителей ловим. Давайте-ка подумаем, кому и как мы перешли дорогу.

Вначале засмеялся Ашот. Потом я. Потом Галина. Уж очень странным было предположение, что мы встали кому-то поперек пути. Только Ромка хмурился, а Хмель улыбался в своей обычной манере.

– Давайте попробуем, – поддержал ее Бобриков. – Начну с себя. За последние три года я привлек в пограничную стражу одного человека – Ударника. Замечаний по этому поводу вроде бы ни у кого нет… Два года назад совершенно случайно спас советника Гольма. Приятный, тихий человек, семьянин и гурман. Ни с кем, на мой взгляд, не конфликтует. Задержал пять нарушителей. Трое зарегистрировались как вольные торговцы, я проверил – с ними все в порядке, периодически появляются в Центруме, товары продают на официальных рынках. Один так и не смог понять, как открыл проход. Получил значок случайного нарушителя, был лично мной отправлен домой в Коломну. Рыдал и просил не выгонять, но остаться навсегда побоялся… Еще одна женщина с Украины не смогла вспомнить, как открыла портал, но с удовольствием осталась в Антарии. У нее сейчас чудесный салон «Ласки иноземья» в нижнем городе… Никому в Центруме я вреда не причинял, с властями не конфликтовал, отчеты сдавал в срок. Все.

Бобриков развел руками.

– Хмель, ты за собой какую-нибудь промашку знаешь? – спросила Баринова. – Задержал кого-нибудь, кого не надо было… застрелил без вины… лорда-протектора матом обругал?

Хмель прижал правую руку к сердцу и замотал головой так отчаянно, будто проверял шею на прочность.

– Галя? – Баринова как-то незаметно взяла на себя ведение расспросов. Или лучше сказать «допросов»? – За последнее время… ну, год-два… было что-то необычное?

Некоторое время девушка размышляла.

– В перестрелке с бандой Хромого уложила двоих, – сказала она наконец. – Считается?

Баринова покачала головой.

– Клеился ко мне в Антарии какой-то аристократический хлыщ. Я с ним поиграла, – она усмехнулась, – потом велела убираться.

Ашот цокнул языком:

– Нехорошо, конечно… Но неподсудно, да?

– Нас не власти Клондала преследуют, – заметил Бобриков. – Так что… вряд ли.

– А ты, Ашот? – спросила Баринова.

– За три года – четырех нарушителей… ну… – Ашот замялся. Я его понимал. В Центруме это слово произносилось гораздо легче… – Застрелил. Вроде как всех за дело, в бою.

– Да ты у нас серийный убийца, – ехидно сказала Баринова. – Я вот никого ни разу не убила.

– Ты и в дозоры ходишь нечасто, – всерьез отпарировал Ашот. – Взяток не брал, начальство не ругал, контрабанду… ну, можно сказать, всю сдавал властям.

Баринова улыбнулась:

– То, что процентов десять-пятнадцать контрабанды оседает у пограничников – ни для кого не новость. Нас поэтому почти и не финансируют… Ударник?

– Я убил двоих, – сказал я. – В перестрелках. Один был контрабандист с грузом, второй без груза, но и он в меня стрелять первый начал…

– Это два месяца назад? – уточнил Бобриков. – Тот придурок у железки? Помню… А тот, за которым ты три дня назад ушел в горы?

– Обычный контрабандист. Тащил в Лорею батарейки. Ушел, у него портал быстрый и большой… он им прикрылся от выстрелов и…

Бобриков кивнул. И уставился на Романа. Тот крутил в руках бокал.

– Ромочка, мальчик мой… – сладким голосом сказала Баринова. – Ты не шалил последнее время?

Парнишка вскинул голову, испуганно посмотрел на нее.

– Ну, колись! – велела Баринова. – Мы же видим, у тебя совесть нечиста.

– Я… – Роман опустил голову. – Ну… это случайно вышло…

– Рома, рассказывай, – сочувственно сказал Ашот. – Мы все молодыми были, понимаем, порой глупишь в эти годы…

Роман сглотнул.

– Я… на рынке неделю назад…

– Ну? – чуть повысила голос Баринова.

– Спер у одного лоха десять золотых талеров. Ну… он сам виноват… кошелек из кармана торчал, а там толчея была…

Парень замолчал. Все мы прекрасно помнили, что в свое время, ребенком попав в Клондал, он там неплохо обжился и стал искусным карманником.

– Деньги были в бумажнике? – спросила Баринова. – Или в кошельке?

– А какая разница? – спросил Рома, не поднимая головы.

– Принципиальная! В бумажнике еще бывают бумаги.

– Нет… кошелек такой… парчовый, пижонский… только монеты. Я десятку вынул, а кошелек ему обратно в карман сунул, – Роман поднял голову и с внезапной отчаянной гордостью сказал: – Да дядька богатый, из купцов, которые зерном торгуют… ему эта десятка – раз плюнуть, а мне надо было…

– Что надо? – возмутился Бобриков. – Ты был голоден? Бос и гол?

– Мне подарок надо было девчонке! – отчаянно сказал Роман. – А там колечко продавалась шикарное, с переливчатым жемчугом, на Земле такого нет! Всего за десять золотых, а ему цена пятнадцать! Я даже из кошелька не все взял, он полный был, я только десять монет… этот мужик, может быть, даже не заметил!

Бобриков откашлялся. Потом сказал:

– Ну, Рома… ты, конечно, дундук. Нужны были деньги на подарок девочке – это святое. Сказал бы, мы бы тебе выдали финансы.

– Кольцо бы ушло, – хмуро сказал Роман. – Переливчатый жемчуг – он и в Центруме редкий…

– За кражу десятки его могла бы искать полиция Клондала, – сказала Баринова. – Но уж никак не Пограничный корпус. Рома, ты меня ужасно расстроил, но вряд ли дело в тебе… Так что у нас выходит? Никто ничего ужасного не совершал? Не выдавал тайных планов пограничников, не работал на контрабандистов? Ну?

Все молчали.

– Тогда я ничего не понимаю, – резюмировала Баринова. – Чушь какая-то. Привязались к бедным скромным пограничникам. Ни за что ни про что.

Бобриков вздохнул и снова налил всем коньяка. Роману хмуро сказал:

– Загляни в холодильник, там еще лимонад есть.

Парень шмыгнул носом. Встал и двинулся на кухню, в дверях остановился и спросил:

– Вы меня не прогоните?

– Я тебя выпорю, – пообещал Бобриков. – Лично. Мозолистой пролетарской рукой. Если еще раз случится что-то подобное. Все, проехали, закрыли тему… Купца того потом найдешь и отдашь десятку. Не знаю, как. Хоть в карман подбросишь, раз такой ловкий… Ну, что делать будем, коллеги?

– А у нас выбор небольшой, – сказала Баринова. – Не ходить в Центрум мы не можем. Это наша жизнь. Прятаться – глупо и бесполезно. Так что надо ехать в штаб, добровольно, и выяснять, в чем наша вина. Ну и оправдываться, когда выясним.

– Это если есть вина, – мудро заметил Ашот. – А если нет? Знаешь, так бывает…

– Так не бывает, – твердо сказала Баринова. – Всегда и за всеми есть какая-то вина. Ты уж мне поверь, я жизнь знаю хорошо и с разных сторон. Что-то где-то когда-то мы сделали неправильно. И, похоже, все мы – иначе с чего всю заставу потребовали для допроса? Надо поехать. Самим, добровольно. Раз у нас есть неделя, спасибо господину советнику, мы как раз успеем добраться до штаба. Явимся сами, сразу к нам будет другое отношение. Выясним, что и как. Еще и извинятся.

Ашот заерзал на стуле. Ему явно не нравилось предложение.

– А может, там у кого-то крыша поехала? – спросил он. – Завелся в штабе параноик вроде Сталина, начал зачищать всех налево и направо…

– Сталина не трогай, – холодно сказала Баринова. – Это только в бреднях наших журналистов он без причины народ расстреливал.

– У меня прадедушка в лагере сидел! – возмутился Ашот.

– Значит, виноват был, – спокойно сказала Баринова. – Дашнакам сочувствовал.

– Он директор швейной фабрики был! – возмутился Ашот.

– Значит, воровал, – пожала плечами Баринова.

Ашот вскочил и что-то темпераментно произнес… наверное, по-армянски.

Баринова надменно посмотрела на него и сказала что-то на незнакомом мне языке.

Ашот побагровел.

Я глянул на Галю – та отвернулась и явно старалась не вслушиваться. Воздух перед ней начал мутнеть, будто откуда-то подтекали струйки дыма…

– А ну молчать! – рявкнул Бобриков. – С ума посходили! Сталин, дедушка, армянские басмачи… Вы в каком веке живете?

Наступила неловкая тишина.

– Ты извини, Скрипач… – Баринова вздохнула. – Ну ведьма я по натуре, куда деться. Извини.

– Ты тоже извини, – пробормотал Ашот. – Да, прадедушка вагон ситца украл, мне бабушка рассказывала, но зачем же сразу сажать… Ай, ну их всех!

Из кухни осторожно появился Роман с бутылкой лимонада в руках. Спросил:

– Кончили ругаться?

– Да, – сказала Баринова. – Извини, я виновата.

Рома молча кивнул и уселся на свое место.

– Ну так что? – спросил Бобриков. – Отправляемся в Центрум? Все свободны, все могут? Я – могу.

– Я всегда могу, – усмехнулся Роман.

– Только позвоню сейчас сестре, – сказала Баринова. – И готова.

Она достала мобильник и вышла в коридор.

Ашот вздохнул, почесал затылок:

– Вечером, ладно? Дела!

– Я готова, – сообщила Галя.

Хмель поднял руку и покачал головой. Потом показал на часы – и растопырил пять пальцев.

– Хорошо, тебя ждем вечером, – кивнул Бобриков. – Встречаемся на заставе.

Я подумал секунду. Надо бы заплатить за квартиру, подсыпать рыбкам корма, позвонить родителям…

– Тоже вечером приду, – решил я.

– Тянуть не будем, – решил Бобриков. – Кто откроет портал на троих? Мне тяжеловато.

– Я открою, – сказала Галя. Потерла щеки ладонями, нахмурилась. – Ашот… давай ты!

– Чего давай? – спросил Ашот. – Дура малолетняя, стерва бешеная. Давать – твоя обязанность, поняла, давалка?

С легким хлопком перед Галей возникло окошко портала. Он у нее не очень большой, зато стабильный – легко держится полминуты.

– Спасибо, Ашот, – сказала Галя. – У тебя талант. Ты, кажется, еще ни разу не повторился.

Первым в портал юркнул Роман, за ним шагнул Бобриков – на секунду обернувшийся ко мне и попросивший:

– Ударник, свет выключи, плиту проверь, дверь захлопни. Хорошо?

– И коньяк допей, – фыркнула вернувшаяся Баринова, перед тем как пригнувшись пройти в портал.

– Пока, мальчики, – сказала Галя и шагнула следом.

Портал, как и полагается, исчез после прохода проводника.

Хмель церемонно кивнул головой, потом пожал нам с Ашотом руки и направился в прихожую. Хлопнула дверь.

Мы остались в квартире нашего командира вдвоем.

– Какая девушка, – сказал Ашот печально. – Ах, какая девушка… почему я ей не нравлюсь?

– Ей никто не нравится, – ответил я. – К сожалению.

Ашот молча налил нам коньяка, вздохнул:

– Я к ней и так, и эдак… А все что слышу – «ругаешься хорошо». Да разве это хитрое дело – выругаться? Ну скажи, Ударник?

– У меня не всегда получается, Скрипач, – признался я.

Мы выпили. Ашот поставил бокал и шепотом произнес: