Текст книги "Все в твоих руках (СИ)"

Автор книги: Сергей Щипанов

Соавторы: Игорь Горностаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Севу водили по всему валу, показывая как талисман. Что было в нем необычного? Хорош собой? Среди защищающихся были и более пропорционально сложенные ребята и красивее, но, честно сказать, он оказался самым мускулистым. Кажется, на аборигенах сказывалось плохое питание. Вооружение также оставляло желать лучшего. Сева со своим ковыряльником выглядел боевым эсминцем в окружении рыбачьих шаланд. На каждого вооруженного плющенной кузнечным молотом железной палкой приходилось пяток мужчин с обычными деревянными жердинами, заостренными с конца – как бы пики.

На Всеволода все обращали внимание. Рекламу ему делал том самый муж, что разговаривал с Севой в комнате. Иначе, чем богом и другом Святовита, Севу он и не величал. Возможно, именно такое впечатление пришелец и производил на окружающих. По крайней мере, судя по возгласам, уверенность в силах защищающихся он вселял. Жаль, что атакующие этого не видели, может убоялись бы? Хотя, чего им бояться? Закованные в броню рыцари шли на штурм Арконы.

Оставив своих коней далеко от места боя, тяжелые и неповоротливые словно танки, лезли железные рыцари в гору. Сзади них, будто мобильная пехота, передвигались легковооруженные люди. Но они шли отнюдь не налегке. Длинные жерди, что находились в их руках, упирались в спины рыцарей, помогая тем идти в верх по крутому склону. Редкие стрелы, попадавшие в латников, не причиняли тем совершенно никакого вреда.

Видящий происходящие, Сева удивился: бронированные люди не смогут прорубить плетень. Баш на баш, никакой выгоды агрессоры не получат.

Но все оказалось не так просто. Приблизившиеся за широкими спинами рыцарей легкие воины внезапно зашвырнули на изгородь железные якорьки-кошки, и бросились вниз, разматывая веревки. Твердость защиты сыграла с ней злую шутку. Зацепленная во многих местах, зачаленная к рыцарским коням, изгородь рухнула. Вместо того, что бы ломаться там, где вцепились «кошки» плетень изогнулся, напружинился и начал лезть из сырой земли. Быстрее, быстрее, и вот он уже обрушивается на пригнувшихся рыцарей, скользит над ними и стелется по склону вала. Латники, обнажившие мечи врубаются в ошарашено стоящих славян, которые не способны, конечно, своими жердями и слабенькими луками отразить натиск. Первое смятение еще не прошло, а снизу уже подоспела рыцарская подмога. С вершины вала вниз потекли реки крови. Горы трупов защитников Арконы громоздились друг на друга.

Сева был занят только одним: выжить. Точно так же вели себя и другие арконцы. Но для них это означало «не пустить врага», а для Всеволода… Стараясь не связываться ни с кем из рыцарей, Сева лавировал и отбивал удары, благо для него это не составляло особого труда. Но вот то, что творилось вокруг…

Сева чувствовал: долго он не выдержит.

7

– Севочка, живой!

Ирма хлопотала над ним, как над спасенным из зубов собаки котенком. Молодой человек долго не мог придти в себя. А когда обрел, наконец, способность рассуждать спокойно, то засомневался: а было ли путешествие в прошлое на самом деле? Или то был морок, наведенный ведьмой? Ирма, на все его вопросы отвечала в такой манере, что было не понять, шутит она или говорит серьезно…

Ну отчего все события в жизни Севы, связанные с этим полу-островом складываются так… так… сурово, что ли?

Оба раза жестокие уроки: не верь начальникам – в первый раз, и не иди на поводу у женщины – во второй.

Или это что-то большее? Судьба хочет дать Севе понять, что все уроки только тогда чего-то стоят, и тогда хорошо усваиваются, когда не рассказываются, а вбиваются?

Но что именно должен он, Сева, вынести из эпопеи с Арконой?

Сева лежал, с достоинством принимал хлопоты Ирмы, и занимался самокопанием. Он чувствовал: в нем что-то изменилось. Но что, и почему?..

XI. Поворотный момент

1

Всеволод решил, наконец, осуществить все время откладываемый визит к Арнольду Адольфовичу.

– К Велеречеву? – переспросил Егорыч, когда Сева проинформировал его, что собирается пойти в «сорок седьмую».

Стажеру показалось, будто шеф не одобряет его намерения, а потому тут же уточнил:

– Или не надо?

– Отчего же, сходи. Знаешь, где он сидит?

Вопрос звучал бы, вероятно, двусмысленно, но только не в устах Солнцева. Не так давно Сева был свидетелем пикировки шефа с представителем некой фирмы из Нижнего Тагила: тот съехидничал, мол, «сидеть» не нужно совсем, мол, не «садитесь», а «присаживайтесь», и так далее. Солнцев с простецкой улыбкой тут же рассказал историю о знакомом человеке, чей прапрадедушка здесь, в Соловейске, сидел при царе Алексее Михайловиче Романове воеводой…

– Да. Арнольд Адольфович объяснил, как его найти.

Сева замялся. Формально добро было получено, но осталось ощущение, что встреча с Велеречевым Егорычем не приветствуется. Молодой специалист принялся оправдываться:

– Я на субботнике был, помните? Когда возвращались, Арнольд Адольфович рассказал про александриты, вот я и поинтересовался насчет философского камня. Он тоже, вроде как… драгоценный.

– Ну, и…

– Адольфович предложил поговорить у него в кабинете.

– Про меня спрашивал?

– Кажется… Хотя нет, он спросил, не у вас ли я работаю, и всё.

– Понятно.

Егорыч вздохнул, как человек, которому предстоит совершить что-то важное сию минуту. Глубоко и энергично. Словно тяжелоатлет перед выходом на помост.

– Давай. Сходи. Не упускай ничего, никаких нюансов. Чует мое сердце, что эта встреча может оказаться очень важной.

– В чем?

– Ох, Сева, не скажу. Знай мы все заранее, какой унылой бы стала наша жизнь… Заметь: мы даже книгу любимую перечитываем потому, что забыли какие-то моменты. Или, приобретя новый жизненный опыт, надеемся обнаружить там новые черты и грани. А твоя, Сева, какая книга любимая?

«Какая моя любимая книга?», – подумал Юрин. Ему внезапно захотелось изречь нечто необычное, значительное, такое, что осталось бы в веках, что-то типа «та, которую я когда-нибудь напишу». Чуть было не ляпнул глупость – вовремя спохватился. Стушевался и произнес тривиальное:

– «Мастер и Маргарита».

Шеф состроил кислую мину, но на словах одобрил:

– Хорошая книга. Перечитай на досуге. А пока ступай Сева, ты же в столовую собирался?

И верно, пора.

Институтская столовая работала два раза в день: с восьми до девяти, и с одиннадцати до двух. Сева случайно обнаружил, что тут можно завтракать. Вначале обрадовался, но вскоре разочаровался.

Во-первых, утреннее меню не отличалось разнообразием. Каша-хлеб-масло-какао/чай. Всё, больше ничего. Причем каша манная или овсяная. Любимой Севиной пшенной, увы, не делали.

Во-вторых, по утрам в столовой царила угнетающая атмосфера. Народу завтракало мало, и подпотолочные лампы, из экономии, включали только в одном месте зала. Остальная часть помещения оказывалась лишь чуть освещенной слабым утренним светом, проникающим сквозь запылённые тюлевые шторы, отчего создавалось ощущение, что находишься в склепе или, по меньшей мере, в морге. Сумрачные лица окружающих только усиливали чувство пребывания где-то «там». Утро – тяжелая, не радостная пора. А тут еще и особый контингент: не от хорошей жизни люди пришли завтракать в столовую. Исключения бывали. Но, как знать, может, лучше бы их не было?

Однажды утром Сева встретил там Солнцева, и с тех пор в институтской столовой не завтракал. От обиды. На самого себя, а не на шефа.

Получилось что, встретив Михаила Егоровича, Сева стал вести себя завсегдатаем. Как же, он тут почитай, целый месяц кормится, а Солнцев впервые появился. И Сева от чистого сердца принялся жаловаться: и свет здесь мрачноватый, и кашей пшенной давно не угощался, и…. И когда они с шефом сели за стол, начались волшебные превращения. Каша оказалась пшенной. В стакане не какао, а кофе с молоком. Свет… Да при чем тут свет?! Вся столовая незаметно трансформировалась в открытую веранду, залитую лучами нежаркого утреннего солнца, пропитанную ароматами соснового бора, наполненную звуками просыпающейся природы. Вокруг счастливые, улыбчивые лица.

Солнцев деловито терзал ножом и вилкой кровяной бифштекс.

– Михаил Егорыч, – наклонившись через стол, прошептал Сева, – что происходит?

– Ты о чем, Сева? Если про кофе и пшенную кашу, то это подарок от меня. Не стоит благодарить, такой пустяк, право… Мне неловко стало перед тобой: все наши (но только здесь, в этой столовой), могут самостоятельно менять еду, как кому нравится (за отдельную плату), а что касается остального… Это не мое. Прежде тебе казались окружающие люди угрюмыми? Так вот: все что ты сейчас видишь – реальность для одного из завтракающих. Знаешь ли, волшебником быть приятно, иногда.

С тех пор Сева, тыча вилкой в слипшиеся макароны, ощущал себя человеком второго сорта: знал, что в это же время сосед по столу наворачивает на вилку настоящие миланские спагетти. Потому и старался обедать, когда рядом как можно меньше институтских, без пятнадцати двенадцать.

Сейчас Всеволод рисковал угодить в самую гущу обедающих. Хорошо – шеф напомнил.

Чтобы не засиживаться, Сева не стал брать второе, обошелся «полным» вермишелевым супом и половиной стакана сметаны. Чайной ложки, как всегда, не нашлось, а есть сметану столовой – сущий моветон. Однако, делать нечего… «Вот пройду Посвящение, тогда…», – успокоил себя стажер.

Закончив с едой, Сева еще минут пятнадцать-двадцать прогуливался в институтском дворе, прикидывал: а не рановато ли идти к Велеречиву? Может он у себя в кабинете обедает. Если же лаборатория с восьми начинает, то на обед полагается уходить к одиннадцати… Он вдруг хихикнул: вспомнил как в сходной ситуации, когда его вызвал к себе Инхандек, а молодой спец все тянул, настраивался на разговор с высоким начальством, Егорыч так прокомментировал поведение Юрина:

– Ты, Сева, готовишься к визиту, как к первой брачной ночи, ха-ха.

Ну, шеф! Ну, насмешник!

«Сорок седьмую» Сева отыскал без труда.

Велеречев оказался свободен и радушно принял гостя. Угостил чаем, принялся излагать свои взгляды на природу философского камня. Его манера выражаться мало чем отличалась от речи шефа. Или это институтская атмосфера так шлифует сотрудников? Сева, как мог, старался соответствовать. Вел «умную» беседу, переспрашивал, комментировал. Велеречев высказал предположение, дескать, философский камень суть некая самозарождающаяся в живом теле субстанция, а Сева подумал: вдруг и в нем имеется такой камень? Вышло так, что он напросился на проверку собственного тела в изобретенном Арнольдовичем аппарате, да и заснул там.

Дальнейшее само по себе напоминало театр абсурда, а уж только что проснувшемуся Юрину и вовсе показалось продолжением кошмара из сна.

Выяснилось, что проспал он достаточно долго, руководителя лаборатории нет, в комнате распоряжаются неприятного вида личности, из тех, кого обычно называют «людьми в штатском». Заместитель директора также был здесь, но смотрел отсутствующим взором.

Юрин чувствовал себя семиклассником, которого директор школы застал с дымящимся бычком. Еще бы – спал на работе! А как только до Всеволода дошло, что пока он дрыхнул, кто-то, судя по всему, убил Велеречева, и запросто мог укокошить его, как свидетеля, с молодым человеком едва не случилась истерика. В довершение ко всему, сопоставив вопросы «силовика» и хмурость замнача, Юрин понял, что является чуть ли не главным подозреваемым.

Как только появилась возможность (его оставили одного, обнаружив нечто важное в соседнем помещении), Сева тут же позвонил Солнцеву.

– Ты что там, заснул? – раздался недовольный голос шефа.

– Я не нарочно… Но это не главное: Велеречева увозят.

– Куда? Что ты еще натворил?

– Я… Ну я…

– Помолчи, сделай одолжение.

Сева послушно прервал бессвязный лепет. А Солнцев дал следующее указание:

– Прижми трубку посильней к уху.

В голове молодого специалиста странным образом промелькнули недавние события, причем в обратной последовательности, вплоть до разговора с шефом, перед тем как пойти в столовую. Затем все повторилось обычным порядком. Длилась эта «прокрутка» не более секунды.

– Все понятно, – констатировал Егорыч. – Жди, я сейчас буду.

2

– Прочитайте и подпишите.

Капитан Сысин протянул Всеволоду бланк.

– Что это?

– Подписка о невыезде. До окончания следствия.

– Но…

– Знаешь, парень, – оборвал Сысин, – я мог бы отправить тебя в КПЗ. Но ты отчего-то мне симпатичен. Пока, – сделал ударение, – можешь быть свободен. И не вздумай пуститься в бега! Надеюсь на твое благоразумие…

Сева был раздавлен, деморализован. Что происходит!? Никто ничего не хочет объяснить. Только вопросы дурацкие, туманные намеки и запугивания. У них нет против него прямых улик, это ясно; но понятно и другое – им ничего не стоит засадить его за решетку, навешав, как говорят блатные, «всех собак». Хорошо еще мент не злой попался.

Пробежав глазами текст документа, даже не вникнув, толком, в содержание, Сева подмахнул бумаженцию, ограничивающую его в правах. Тотчас же вспомнилась шутливая, но поучительная фраза, которую любил повторять отец: «Каждая подпись – шаг к тюрьме». Батя в таких делах дока: занимал материально-ответственную должность, через его руки ежедневно проходили десятки накладных, ведомостей, ордеров…

Не мог знать молодой специалист, что Сысин отпустил его под подписку вовсе не от доброты душевной, а потому, что следствие зашло в тупик.

Выяснилось: 1.Велеречев убит револьверной пулей. 2. Стреляли, очевидно, с большого расстояния – пуля была на излете. Об этом свидетельствовал характер ранения. 3. Оружия в помещении не нашли, хотя обшарили все щели, даже применили металлоискатель, способный обнаружить иголку в стоге сена.

Таким образом, оснований для задержания Юрина у следственных органов не имелось.

– Я могу идти? – спросил Сева, поднимаясь со стула.

– Да, – кивнул Сысин.

– Прощайте.

– До свидания, – многозначительно поправил капитан.

Всеволод постарался как можно быстрее выбраться на волю из мрачного здания, где того и гляди, застрянешь на неопределенный срок. На улице, несмотря на поздний час, было светло – белые ночи. И безлюдно, разве что какой-нибудь подгулявший гражданин бредет, влекомый к родному дому инстинктом. Сева торопливо зашагал в сторону общаги.

Жизнь в городке, как оказалось, не затихала и ночью. Из бара с грустно-юморным названием «Соловки» доносилась приглушенная музыка – гуляла «золотая молодежь», проматывая родительские денежки, новоявленные бизнесмены «оттягивались» после трудов праведных, «братки» накачивались виски и текилой, подражая крутым парням голливудских блокбастеров. Юрину требовалась разрядка – рюмаха коньяка сейчас бы не помешала.

Двери злачного заведения гостеприимно распахнулись, впустив внутрь очередного полуночника. Сева прошел к стойке, спросил коньяк, проглотил одним махом.

– На ловца и зверь…

Всеволод обернулся. Рядом пристроился незнакомый мужик. Не старый. Не слишком молодой. Так – от тридцати до сорока можно дать. Бритый наголо. Накаченный – под обтягивающей грудь футболкой перекатываются тугие мускулы.

– Ты ведь в Институте работаешь, – небрежно обронил незнакомец. – Юрин Сева?

– Откуда вы меня знаете? – насторожился Всеволод. Мужик ему не понравился: наглый тон, бесцеремонность, повадки…

– А я всех в Соловейске знаю. Это мой город.

Вот так. Не больше и не меньше. А может, он на самом деле мэр Соловейска? В наше сумасшедшее время все возможно.

Незнакомец потягивал из рюмки янтарную жидкость – виски, похоже, дорогущее, играл левой рукой связкой ключей с брелоком в виде черепа.

– Ты, кореш, не делай удивленные глаза. И слушай сюда внимательно. Меченый два раза не повторяет. – «Хозяин Соловейска» допил пахучий напиток, отставил рюмку. – У нас дело к тебе. Поможешь – не обидим башлями, а станешь кочевряжиться – пеняй на себя. В асфальт закатаем. И, упаси тебя Бог стукнуть в ментовку.

– У кого, у вас, дело? – только и нашелся, спросить Сева.

– Много вопросов задаешь. У нас, – подчеркнул, – этого не любят. В общем, так. Нам нужно знать все о камне философском. У кого из институтских он хранится и где. Разузнай. Сроку тебе – неделя. Время пошло.

Незнакомец небрежно кинул на стойку купюру в двадцать баксов, поднялся, ушел, не прощаясь.

Сева так и сел, придавленный невесть откуда свалившимися на него бедами.

3

Кроме «маршальского» стола в кабинете Инхандека имелась еще она достопримечательность: мохнатая голова быка с кольцом в носу, закрепленная на стене, там, где в обычных кабинетах висят большие кварцевые часы. Словно в рыцарском замке средней полосы Великобритании, куда эту голову привез виконт-прадедушка из Индии, где проходил службу в колониальном корпусе. Впечатление несколько портило стоящее в углу переходящее красное знамя.

Михаил Егорович равнодушно скользнул взглядом по кабинетному интерьеру и, сев к столу, уставился в окно, демонстрируя отсутствие каких-либо проблем. А что его, Солнцева, должно беспокоить, собственно? Арнольд Адольфович был коллегой, но не другом или товарищем. Убили? Да мало ли криминальных событий происходит «где-то в России»? На месте преступления находился Юрин, подчиненный Солнцева, да. Но он там был по собственной инициативе, его к покойнику никто не посылал.

Другое дело – голова яка. Однажды Михаил Егорович вот так же был у зама, а того срочно вызвали к директору. Инхандек попросил подождать, и вышел буквально на три минуты. У головы быка тут же открылись глаза и по коровьи грустно посмотрели на Солнцева.

С тех пор между яком и Егорычем установились бессловесные дружелюбные отношения. Входя в кабинет начальника, завлаб окидывал взглядом казенную обстановку, как будто проверял каждый раз: хорошо ли уборщицы протирают пыль. Голова никогда больше не приоткрывала глаза, но каждый раз выражение морды на стене неуловимо менялось, предсказывая, чем закончится разговор или каковы окажутся результаты совещаний. Создавалось впечатление: як знал настрой начальника кабинета.

Хорошо, что Солнцев напрямую не подчинялся Инхандеку. В институте действовало старинное правило: «Твой подчиненный – не мой подчиненный». Джордж Мустафьевич мог перераспределить работу между отделами, нажаловаться директору, но… Солнцев сидел на магистральном направлении одной из тем института, и запараллелить работу оказалось не на ком. А к мелким придиркам по качеству отчета Михаил Егорович привык. В отместку он, иной раз, позволял себе называть Инхандека в лицо дураком. А то и покрепче. Замначу приходилось делать вид, что ничего не слышит.

На этот раз голова яка выражала яростную решимость, будто на тибетской тропе быку повстречался снежный барс.

Восседающий в своей обычной позе «Вольтера в кресле» Джордж Мустафьевич поднял глаза на Солнцева.

– Что скажешь?

– Я? – притворно удивился Михаил Егорович. – Что я должен сказать?

– Не надо юлить, – поморщился Инхандек. – Не надо притворяться: наш коллега погиб. И у него в сейфе нашли золото в самородках. Ты понимаешь, что надо собирать комиссию и решать, куда его отправлять: в Гохран или в Алмазный Фонд? Ведь это – ценности, и им место в Кремле. А там спросят: откуда?

– Ну, не надо так надрываться, Хан. Поднапряжемся, снизим пробу. Потом еще снизим – до следов… И пусть забирают… хотя бы в геологический музей. Пириту там самое место.

– Ах, какие мы умные! Ну, допустим – сделали. А теперь ответь для меня. Откуда у Адольфовича золото? С какого, так сказать, месторождения? А главное, кто и за что его убил?

– Вы – начальство, вы и объясняйте.

Инхандек откинулся на спинку кресла, сжал пальцами подлокотники. Теперь место философа занял тиран на троне: властный взгляд, сжатые губы, готовые, казалось, разомкнуться, что бы повелеть: «В темницу его!».

– Вот как? Такую, значит, позицию занимаешь?! Тогда все просто – это твой сотрудник.

– Юрин?

– А кто еще?

Егорыч потеребил мочку уха.

– Чтобы потом заявить, будто я его надоумил?

– А что, вариант.

Уголки губ приподнялись в ухмылке. Инхандек продолжил:

– Начнется следствие, тебя возьмут под стражу. Дело-то нешуточное.

– Следствие… – задумчиво повторил Солнцев. – А если я на следствии расскажу всё, что мне известно? Про неликвиды, пионерский лагерь, работу пищевого цеха «налево»…

– Ты меня в чем-то обвиняешь, Миша?

– Хан, в чем же тебя можно обвинить! Сам-то ты чист, как северное сияние. Но ты покрываешь хапуг… Даже так: они прячутся за тобой. В прежние времена такого бы ты не потерпел.

– То были прежние времена. Теперь многое разрешено. Вернее, не запрещено.

Было видно, что разговор свернул в неприятное для начальника русло, но отступать Инхандек не намерен.

– Хан, мы не на партхозактиве в горисполкоме. Что ты от меня хочешь на самом деле? Чтобы я признал: Арнольд имел философский камень?

– Ты сам произнес это.

Хозяин кабинета вновь расслабился, восседая вальяжно, словно барин средней руки, выслушивающий доклад управляющего имением. Ходить вокруг да около Инхандек мог долго. У Солнцева времени не оставалось. В силу некоторых обстоятельств он попал в цейтнот.

– Мы же с тобой не в этом веке родились, Хан. Совершенно понятно, что в лаборатории, которая занимается «камнем», золото могло явиться лишь из одного источника. Не в туристических же походах по Соловейску и окрестностям он его выкопал, да?

Инхандек скривился.

– Не институт у нас, а… Арнольд сам тебе рассказал, чем занимается «сорок седьмая»?

Солнцев отмахнулся.

– Не морочь голову, Хан. Ты прекрасно знаешь – я с покойником не общался… Да тут каждой собаке известно, что Адольфович половину института проверил на своей установке.

– А твой сотрудник, он-то зачем к нему направился?

Ответа зам директора не дождался.

– Молчишь. А Юрин заявил, что ты дал ему задание отыскать «камень».

– Не отрицаю.

– Еще бы ты отрицал!..

Инхандек опять состроил недовольную гримасу. Побеждать в дискуссиях замдиректора любил со значительным преимуществом над оппонентом. Ему надо было, чтобы с ним спорили. А уклоняющийся от боя соперник не только не интересен, но и… опасен. Что на уме? Нет ли в рукаве запасного козыря?

– Хан, что ты дурака валяешь! Это обычная задача для молодого специалиста. Чтобы вник, так сказать, в суть проблематики.

– Как-то глубоко он вник. Комната была закрыта изнутри. В помещении кроме Юрина и Велеречева – никого. Вывод однозначен.

– Но кто-то мог пройти сквозь стену…

– Миша, не смешно. Стены в «сорок седьмой» непроницаемы.

– А двери?

– И двери, и пол, и потолок…

Инхандек был доволен: теперь Солнцев вел себя, как положено – искал выход, которого не было. Логическими построениями его загнали в угол.

Бычья морда на стене демонстрировала явный интерес, словно шахматный болельщик, точно знающий: партия еще не окончена.

– Возможно, кадавр? Он находился в комнате, а после дематериализовался. А?

– Не говори глупостей. Я понимаю, что у тебя опыт экспериментальной работы огромный и ты мне с полсотни версий выдвинешь… Я проверил твоего Юрина на Магрибском Шаре. И знаешь, что обнаружил?! Искривление! Между получением диплома и приездом в Соловейск…

– Ха! А ведь я сразу догадался: твоя затея с Арконой имела целью лишь проверку молодого специалиста. К чему такие сложности, Хан?

Замдиректора вновь поморщился. Нельзя недооценивать противника. Егорыч – тертый калач, голыми руками его не возьмешь. Похоже, с ним нужно играть в открытую.

– Все очень не просто, Миша. Кто-то сильно интересуется Институтом. Юрин – «засланный казачок». Блок, который ему поставили… Я даже не знаю, кто мог это сделать. А главное – зачем?!

Солнцев бросил взгляд на голову яка. Морда казалась задумчивой, будто животное собиралось присоединиться к «мозговому штурму».

– Знаешь, Джордж… Все что ты сообщил о Юрине – интересно. Весьма. Но для чего ты битый час болтаешь всякую чепуху. Извини, хочется выругаться матом в твой адрес. Всем, кто хоть что-то смыслит в наших делах ясно: появление Всеволода Кирилловича Юрина здесь не случайно! Никаких способностей к колдовству у него не имеется. Это выпирает настолько явно, что прямо-таки подозрительно: почему его не отправили в тот же день обратно в Питер? Кто-то замолвил за него словечко? Вряд ли. По моим данным Всеволод сам по себе – не плохой человек. Чистый и открытый. И даже если Юрина используют, лучше знать, что именно от него исходит угроза. Это, принимая за аксиому, что наша организация всё еще представляет для кого-то интерес. Но я в это не верю. Просто не представляю, кто мог бы обратить на нас внимание. А то, что администрация давно собирается Институт приватизировать – всем известно.

– Как и то, что кое-кто в Институте считает: всё должно оставаться, как есть. И – вот результат.

– Не вижу, пока, никакого результата.

Солнцев в прошлом сам, – еще и пяти лет не прошло, – занимал пост заместителя директора по науке. Это давало ему моральное право в спорах с Инхандеком (тем более, при разговоре тет-а-тет) занимать жесткую позицию. Он мог бы и сейчас тут руководить. Но возраст, возраст… Как только появилась более-менее приемлемая кандидатура, Михаила Егоровича «ушли в тень», как некогда поступили и с его предшественником. То, что течение жизни в начале девяностых круто изменится, не предвидел никто. Хотя позже некоторые умники заявляли, дескать, они заранее вычислили по Нострадамусу «смену полюсов»…

– Пойми, Егорыч! Если мы не приватизируем институт, его отберут у нас просто так. Пришлют из Москвы другого директора, и – всё!

– Что «всё»? Он снимет тебя и поставит своего человека? Так, и что наш трудовой коллектив потеряет?

– Да новый может позакрывать разработки, которые сочтет «малоперспективными». И всем – коленом под зад.

Солнцева такое предположение явно не испугало: он небрежно откинулся на спинку стула и демонстративно сложил на груди руки. Ноздри яка одобрительно дрогнули. Это заметил и хозяин кабинета. Он понял: Солнцев «закрыт», кутерьма, происходящая вокруг, его не коснется, что бы ни случилось. Следующим вопросом Егорыч подтвердил свою позицию:

– А может, это и к лучшему? Вон, те, кого в девяностом сократили – неплохо устроились.

– Неплохо?.. А я думаю, что это кто-то из них Юрина и заслал.

– С какой целью? Убить Арнольда? Не смешно даже. Его могли подкараулить где-нибудь на рыбалке, или машиной сбить по пути на работу.

– Возможно, при проверке мальчишки Арнольд что-то обнаружил. Вот, его и…

В позиции Солнцева имелся изъян. Ведь, как ни крути, а Велеречева убили. И Юрин находился в помещении. Полностью самоустраниться не получится… Егорыч разомкнул психологический замок, и хлопнул ладонями по коленям.

– Да что там Сева! – В голосе звучало раздражение. – Ничего из себя не представляет. Возьми любого из школы, продержи пять лет в вузе – вот тебе и Сева.

– Искривления, Миша, искривления…

– Знаешь, Хан, давай решать вопросы в порядке их поступления. Есть золото.

– Так.

– Есть труп.

– Так.

– Есть предположение, что виновен в убийстве Всеволод Юрин.

– Есть такое предположение.

– Но, даже, если это и так – мы ничего не сможем узнать. А выходить к директору с предложением лично контролировать ситуацию…

– Да, не стоит.

Инхандек освоил пятый уровень Проникновения: мог заглянуть в подсознание, добраться до глубинных причин поступков конкретного индивида. В случае с Юриным этого оказалось недостаточно. Можно было, конечно, пойти к директору и попросить задействовать шестой уровень, только пользы от этого ни Солнцеву, ни Инхандеку никакой. А вот не было бы им с того самого беды…

Замдиректора предпочел закруглить беседу.

– Вижу, мы не договорились… Учти, Миша, если ты считаешь, что нам неизвестно, кто тормозит продвижение документов в инстанциях, то это наивно. Если ты думаешь, что нам неизвестно, кто всем руководит, то это глупо. И поверь, что я знаю, что именно ты стоишь за этими «кем-то».

– Понятно. Пугая меня возможной причастностью Юрина к убийству, ты пытаешься решить свои темные дела. Я должен закрыть на них глаза, так? А взамен? Видимо, взамен, я получу Севу обратно. Только, знаешь ли, Хан, Сева мне не нужен. Кто он такой? Хороший мальчик? Да мало ли мальчиков вокруг?! Вы собрались его пытать? Да ради Бога!

– Не кипятись, Миша. Взамен ты получишь возможность продолжать свою работу. Конфуз с Адольфовичем привлек к институту ненужное внимание. Нам надо срочно решать вопросы. Организация, где могут получать золотые самородки, стоит много больше, чем та, где «черт его знает, чем занимаются». Нас могут просто проглотить. А виновата твоя компания, проводящая неразумную кампанию. Мы делали вид, что ничего не замечаем, надеялись что вы образумитесь, но ситуация изменилась. Жду завтра с конкретными предложениями. А Юрин… Зачем он нам? Если будет нужно – попрошу директора посмотреть, что скрывает блок, пусть он сам и решает…

В этот момент дверь начальственного кабинета распахнулась. На пороге стояла чертежница Лариса Ромашина. Что понадобилось девчонке у замдиректора? Без вызова явилась в кабинет… На мгновение воцарилась неловкая пауза. Егорыч бросил лукавый взгляд исподлобья в сторону Инхандека. Успел заметить досаду на его лице.

– Я занят. Зайдите позже, пожалуйста, – бросил Инхандек.

Бычья морда ухмылялась. Не так, конечно, как это делают люди… Однако даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять – бык насмехается над хозяином.

Егорыч поднялся, протянул и пожал руку Инхандеку. Вроде гроссмейстеры закончили скучную партию, которая не войдет в учебники: тривиальная ничья.

Солнцев, прежде чем покинуть кабинет мысленно послал привет голове яка. Вещи, они ведь тоже обладают душой. А в тех кабинетах, где часто совершаются магические действия, вещи становятся порой слишком уж… одушевленными.

4

Со стороны это совещание вполне могло напоминать секцию Ученого Совета. Доктора наук и перспективные кандидаты собрались в закрытой комнатке, чтобы обсудить работу товарища. Или решить сложную задачу, поставленную Академией. Сидели в кабинете Солнцева. Всеволода шеф отправил в отдел кадров писать объяснительную, чем это он занимался в рабочее время в лаборатории Велеречева. Попросил кадровика Мишина задержать Юрина подольше, дабы тот не путался под ногами.

За большим совещательным столом собрались институтские «зубры»: Эль-Фаед, Семенов, Бек, Берглезов, Яхно-Яхновская, Столыпин, Гликзон и Натанман. Все внимательно смотрели на Солнцева, а тот упрямо пялился на столешницу перед собой, не поднимая глаз.

– Был у Инхандека, – начал, наконец, Егорыч. – Они, кажется, собираются перейти к активным действиям. В общем, как и ожидалось.

Сообщив эту информацию, Солнцев перешел на более высокий уровень Проникновения и осмотрел присутствующих. Получилось что-то похожее на то, когда он, завтракая с Севой, показал ему в столовой чужое мировосприятие.

С точки зрения Яхно-Яхновской тут шел великосветский бал. Правда, на этом балу присутствовала всего одна дама: она сама. И её никто не собирался приглашать на танец. Но танцевали все. Словно на школьной дискотеке: встав в кружок.