355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Беляк » Адвокат дьяволов » Текст книги (страница 20)
Адвокат дьяволов
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:19

Текст книги "Адвокат дьяволов"


Автор книги: Сергей Беляк


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Живодерня

И все-таки, несмотря на все попытки политических противников Жириновского дискредитировать его в глазах людей и объявить вне закона, Вольфович продолжал вести активную деятельность и месяц за месяцем неуклонно набирал очки.

В январе 1992 года в штаб-квартиру его партии пришла вот такая телеграмма:

«УВАЖАЕМЫЙ ВЛАДИМИР ВОЛЬФОВИЧ БЛАГОДАРИМ ЗА ПОДДЕРЖКУ В НАШЕЙ БОРЬБЕ ЗА СОХРАНЕНИЕ ЕДИНОГО ФЛОТА ВАША ЖИЗНЕННАЯ ПОЗИЦИЯ В ЭТОМ ВОПРОСЕ ВСЕЛЯЕТ НАМ УВЕРЕННОСТЬ В ПРАВОТЕ НАШЕЙ ПОЗИЦИИ. КОМАНДУЮЩИЙ КРАСНОЗНАМЕННЫМ ЧЕРНОМОРСКИМ ФЛОТОМ АДМИРАЛ И. КАСАТОНОВ».

А вот письмо 13-летнего мальчика из Ульяновска Димы Семенова, которое он написал и отправил Жириновскому 23 марта 1992 года (цитирую с сохранением авторской орфографии и пунктуации):

«Уважаемый Владимир Вольфович мне 13 лет живу в городе Ульяновске. Мой отец голосовал в предвыборной кампании по выборам президента России за вас. Мой отец не был коммунистом и ненавидит воров и взяточников – они развалили Россию. Если бы каждый работал на своем месте, не залезал в карман государству то был настоящий социализм. Бывшие коммунисты-начальники – нынешние демократы это и есть воры. Они вступили в партию коммунистов, чтобы иметь должность. Перестали давать должность, они стали демократами. Поэтому они и развалили нашу Россию. Я восхищаюсь вашей энергией в борьбе за единую Россию. В средствах массовой информации вас представляют шутом. Это значит, что вас боятся. Особенно радио России, то есть, радио подлиз и лгунов. Мое вам пожилание – смотрите с экранов телевизоров как хитрец Ельцин, с мягкой улыбкой. И вы приобритете больше сторонников.

Владимир Вольфович если можите поставьте ваш автограф и отошлите мне его. Конверт прилагаю.

С уважением будущий член вашей партии Л. Д. П. Семенов Дима».

Где он и кто он теперь – этот Семенов Дима с Камышинской улицы Ульяновска?…

Когда в октябре 1993 года начался обстрел войсками и спецподразделениями Министерства безопасности и МВД здания Белого дома, где размещался Верховный Совет, взбунтовавшийся против узурпировавшего власть Ельцина, я, как и многие другие москвичи, был на улицах города.

Теплый, солнечный день – московская осень! Люди привычно спешат по делам или прогуливаются по улицам и бульварам, а по Садовому кольцу в сторону площади Восстания мчатся с открытыми дверями милицейские автобусы со спецназом.

По территории зоопарка и вокруг сталинской высотки короткими перебежками передвигаются группы по два-три спецназовца со снайперскими винтовками и стреляют на глазах у прохожих по окнам этой самой высотки. У американского посольства проход по Большому Девятинскому переулку закрыт – оттуда спецназовцы палят по внутренним окнам Белого дома.

– Что же это делается? Как же такое возможно? – говорит мне невысокий, худощавый парень с густой копной каштановых волос и легкой небритостью на лице. В глазах у него блестят слезы, и он долго идет со мной рядом почти от Маяковки, а потом, так же как и я, прячется на всякий случай от выстрелов за стеной старого московского дома на площади Восстания.

– Не высовывайтесь! – кричит нам охрипшим голосом какой-то мент, и мы не высовываемся.

– Как же так? – снова ахает парень. – Почему народ не выходит? Разве так можно – по своим?…

– А ты откуда? – спрашиваю я, улавливая едва заметный акцент.

– Из Чечни, – отвечает парень и вытирает рукавом слезы на глазах.

Через год, когда в самой Чечне начались вооруженные столкновения противников и сторонников Джохара Дудаева, в одном из выпусков популярной в те годы публицистической программы петербургского телевидения «Пятое колесо» показали большое интервью с ним.

Дудаев, провозгласивший независимость своей республики от России, что полностью соответствовало указанию Бориса Ельцина всем руководителям национальных автономий брать суверенитета столько, сколько они «проглотят», был одет в советский генеральский мундир и держался перед камерой очень уверенно, а говорил, как всегда, вызывающе дерзко.

– Почему у людей в Чечне так много оружия? – спрашивал его тележурналист.

– Иметь личное оружие – это многовековая традиция нашего народа, – отвечал Дудаев с дьявольской улыбкой на устах, окаймленных тоненькой черной полоской усиков.

– Но это же боевое оружие – автоматы, пистолеты… И люди постоянно стреляют прямо на улицах!..

– Оружие нам оставили ваши военачальники. Став независимым государством, мы получили право не только на наши недра, но и на ту часть вооружений Советского Союза, которая находилась на нашей территории. И ваше руководство с этим согласилось. Но если вы думаете, что наличие оружия у нашего населения влияет на количество преступлений, то вы ошибаетесь: в Чеченской Республике Ичкерия преступности практически нет. Мы знаем, как с ней бороться…

– И как же?

– У нас существует свои суды. Но главное – у нас существуют традиции, которые свято соблюдаются чеченцами. И эти традиции не позволяют чеченцу применять оружие без серьезных на то оснований.

– И что же это за основания? Самооборона?

– Если, к примеру, чеченец едет в общественном транспорте и его оскорбили, то он имеет право ударить обидчика рукой. Если же его ударили и причинили травму размером больше хлебного зернышка, то он имеет право нанести обидчику ответный удар ножом. А если чеченца ударили ножом, то он имеет право на выстрел…

Я передаю сейчас слова Джохара Дудаева конечно же по памяти, но ручаюсь, что по форме – очень близко к оригиналу, а по смыслу – совершенно точно.

Не в силах оторваться от экрана телевизора, я ловил каждое слово, каждый жест бывшего советского генерала, участника афганской войны, коммуниста Джохара Мусаевича Дудаева, ставшего руководителем одной из национальных республик России, и поначалу был попросту ошарашен услышанным.

А потом, когда выключил телевизор и посмотрел на своего безмятежно спящего в детской кроватке в обнимку с тряпочной собачкой крошечного сына, то меня охватил ужас от мысли, в какой стране придется ему жить и что за жизнь готовят ему все эти люди!..

Что произошло со страной и всеми нами дальше – хорошо известно.

«Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин!..» – радостно скандировали толпы людей на московских площадях и улицах в августе и сентябре 1990 года, а ветер и эхо разносили по городу: «Яй-ца! Яй-ца! Яй-ца!..» И многие находили это забавным.

Потом постепенно эйфория прошла, и наступили серые будни, приносящие больше разочарований и стыда, чем радости и гордости за свою страну.

Отмена старых законов и долгое придумывание новых, правовой беспредел и отсутствие социальных гарантий, криминальные войны, рейдерство и рэкет, крушение надежд и сокращение рождаемости, увеличение смертности и рост числа суицидов.

И снова стали выходить на площади десятки и сотни тысяч тех же самых людей, но теперь они уже не смеялись и кричали только одно: «Долой!»

Их научились разгонять и обманывать, обещая манну небесную, запутывая ребусами вопросов и ответов («Да-Да-Нет-Да») на референдумах и запугивая «красно-коричневой» угрозой. А потом – и Чечней. Шокирующие кадры военной хроники из Грозного и цинковые гробы – снова, как в афганскую войну, груз-200…

А мы дома в те годы выпускали стенную газету.

Газета называлась «Живодерня». А эпиграфом к ней были слова Владимира Жириновского «Пошел вон, подлец!», сказанные им однажды в Питере, в вестибюле гостиницы, какому-то настырному мужичку, то и дело вставлявшему свои едкие замечания по ходу интервью Вольфовича местным журналистам.

Газета выходила по праздникам. Детям все это ужасно нравилось. Они принимали в ее создании самое активное участие, ползая на четвереньках по разложенному на полу большому листу бумаги с карандашами и красками, в то время как за ними равнодушно наблюдал со своего кресла в прихожей старый французский бульдог.

– Весело у вас тут! – сказал мне как-то один мой знакомый – Валерий Авакович Сумбатов, армянин, дед которого был генералом царской армии и военным врачом, а сам он – уроженцем дагестанского Кизляра, выпускником Грозненского нефтяного института и начальником небольшого строительно-монтажного управления в Москве. Одинокий пожилой мужчина с больным добрым сердцем, он, как и все мы в те годы, лишился своей большой страны, лишился партии, в которую верил, и совсем скоро должен был лишиться своего СМУ, которому отдал много лет жизни, здоровья и души. А на его малой родине уже полыхала гражданская война…

Он заходил иногда к нам на огонек, чтобы пообщаться со мной и чуть-чуть повозиться с моими ребятами.

– Да, весело, – грустно ответил ему я. – Обхохочешься.

И вот тут появилась «Лимонка».

Лимонов в Октябре

Мы давно собирались с Лимоновым съездить вместе на машине в Питер. Прокатиться с ветерком на мощном БМВ по дороге первого русского революционера Радищева, останавливаясь у придорожных кафе, беспечно болтая и глазея по сторонам, где мало что изменилось с советских времен, – милое дело! Ну, в общем, хотели вспомнить наши прошлые путешествия в Харьков и снова ощутить всю прелесть дорожных приключений. Но этим планам постоянно что-то мешало осуществиться.

Однако летом 2012 года я твердо пообещал Эдуарду, что мы непременно отправимся в такое путешествие. И сделаем это, как только его вызовут в Выборгский районный суд Санкт-Петербурга в качестве свидетеля. Там, в Питере, незадолго перед этим начался так называемый процесс двенадцати (над двенадцатью активистами «Другой России», обвиненными в продолжении деятельности запрещенной Национал-большевистской партии), и Лимонов сам хотел выступить на суде в защиту своих товарищей.

В сентябре руководитель питерского отделения «Другой России» и один из подсудимых по тому делу Андрей Дмитриев сообщил Лимонову, что его ждут в суде 5 октября.

В этот момент я находился за границей, развлекаясь от нечего делать созданием виртуальной (но воспринятой многими всерьез) Сибаритской партии, программные положения которой, вместе с «хроникой партийной жизни», периодически публикуемые в Фейсбуке и в ЖЖ, веселили моих друзей и знакомых.

– Эй, сибарит, приветствую тебя! Ты не отказался еще от планов съездить со мной в Питер? – позвонил мне Лимонов.

Нет, я не отказался. Америк много, Родина – одна! К тому же в октябре в Зеленограде должен был начаться судебный процесс, в котором мне предстояло участвовать, поэтому я полетел в Москву.

А когда Лимонов и трое его ребят утром 4 октября забрались в мою машину, чтобы ехать в Питер, первое, что я услышал от них, – это сибаритское приветствие: «Хорошо, когда хорошо!» Они произнесли его дружным хором, смеясь, и в таком приподнятом настроении мы и отправились в наше путешествие.

В качестве презента я привез Эдуарду бутылку Hennessy, купленную мною в последний момент в магазине duty free, и он к ней приложился на первой же остановке у автозаправочной станции.

– За нас!..

Я бы, конечно, тоже выпил, но так соскучился за пару месяцев по своему бумеру, что не мог оторваться от руля и не уступил его никому до самого Питера.

Мы быстро оставили позади себя Московскую область, находившуюся в зоне дождей. Дальше на северо-запад трасса была сухой, так что ехать по ней без заторов и обычных здесь в ненастную погоду многокилометровых пробок было одно удовольствие.

На этот раз, в отличие от прежних наших с Лимоновым путешествий, музыку в машине мы почти не слушали, радио – тоже. Нам хватало разговоров: я рассказывал о своем пребывании в Испании, Лимонов делился местными новостями. Как всегда, мы вспоминали о прошлом, говорили о политике, детях, девках, искусстве.

Когда разговор случайно коснулся советской поэзии 20-30-х годов (возможно, этому способствовали обветшалые образцы сталинской архитектуры, мимо которых мы стремительно проносились), Эдуард, отхлебнув из бутылки коньяка, начал читать стихи Осипа Мандельштама. А прочитав пару из них, восторженно резюмировал: «Гениально!»

Потом, с не меньшим восторгом, он прочел стихи поэта-конструктивиста Ильи Сельвинского из его знаменитой «Улялаевщины»:

 
Улялаев був такiй – выверчено вiкo,
Дiрка в пидбородце тай в ухi серга —
Зроду нэ бачено такого чоловiка,
Як той Улялаев Серга…
 

– А, каково? – восхищенно спросил он. – Блестящая поэзия! Стихи – пиз…ц!

Да, я готов был разделить его восторг: от этих слов пахло махоркой, чесноком и конской упряжью.

В детстве я чуть ли не каждое лето проводил у деда и бабушки в Бердянске Запорожской области. Мой дед, отставной полковник Советской армии, когда-то, в конце 20-х годов, начинал службу именно здесь и сюда же вернулся, уйдя в отставку. Он прожил длинную жизнь и умер, проклиная Горбачева, повинного, как он считал, в развале СССР. А бабушка, уроженка этих мест, девочкой-подростком неоднократно видела батьку Махно и сохранила о нем, как ни странно, очень хорошие воспоминания.

Наслушавшись бабушкиных рассказов, я гонял белобрысым мальчишкой по окрестным полям, оврагам и степным дорогам на велосипеде, представляя себя на лихом коне и распевая во все горло махновскую песню из фильма «Александр Пархоменко» с припевом: «Любо, братцы, любо…» Нет, мне, конечно, нравились и веселые красноармейцы с их песней про Лизавету, но все равно тайные мои симпатии были на стороне загадочных махновцев, с их волнующей душу песней про атамана.

* * *

Вот и Лимонов от поэзии Ильи Сельвинского (которая, на мой взгляд, оказала существенное влияние на раннюю поэзию самого Лимонова) перешел к стихам своего тезки – Эдуарда Багрицкого, признавшись, что это один из любимых его поэтов того периода.

– У Багрицкого все стихи замечательные. Ну а поэма «Дума про Опанаса» – просто шедевр!

И Лимонов наизусть, немного сбиваясь, вспоминая строку за строкой, начал читать:

 
В нашу армию попал ты
Волей иль неволей?
– Я, батько, бежал из Балты
К колонисту Штолю…
Ой, грызет меня досада,
Крепкая обида!
Я бежал из продотряда
От Когана-жида…
По оврагам и по скатам
Коган волком рыщет,
Залезает носом в хаты,
Которые чище!..
Дайте шубу Опанасу
Сукна городского!
Поднесите Опанасу
Вина молодого!
Сапоги подколотите
Кованым железом!
Дайте шапку, наградите
Бомбой и обрезом!
Мы пойдем с тобой далече,
От края до края!.. —
У Махна по самы плечи
Волосня густая…
Украина! Мать родная!
Молодое жито!
Шли мы раньше в запорожцы,
А теперь – в бандиты!..
Полетишь дорогой чистой,
Залетишь в ворота,
Бить жидов и коммунистов —
Легкая работа!..
 

– У меня дома должна быть книжка его стихов. Я найду и, если хочешь, дам тебе почитать, – сказал Лимонов, снова доставая из дверного кармана бутылку Hennessy.

Так, за приятными разговорами, с двумя-тремя остановками в пути, мы незаметно для себя добрались до Питера.

Оказалось, что, пока мы ехали в Питер, пятеро местных активистов «Другой России» провели акцию протеста у здания Центра «Э» Главного управления МВД России по Северо-Западному округу (Центра по противодействию экстремизму, но как остроумно прозвали его сами лимоновцы – Центра Эдуарда). Именно сотрудники этого подразделения полиции возбудили и расследовали «дело двенадцати». А акция прямого действия была приурочена к предстоящему появлению в питерском суде Эдуарда Лимонова.

В целом в городе над вольной Невой мы планировали провести четыре неполных дня. И Эдуард решил остановиться на это время у одного своего знакомого – Андрея Акцынова, предоставившего в его распоряжение большую квартиру на Таврической улице, со вкусом обставленную и украшенную картинами известных питерских художников Веры и Андрея Мыльниковых – матери и деда гостеприимного хозяина.

Андрей любезно предложил и мне провести эти дни у него, но я отказался, не желая никому мешать – ни Лимонову, в планах которого были ранние утренние поездки в суд, в редакции местных СМИ и т. д., ни самому хозяину. Я собирался заняться в городе своими делами: нужно было кое с кем встретиться, а также поработать в студии с музыкантами над нашим новым альбомом. А значит, не исключены были поздние возвращения домой и все такое прочее. «Музыканты – очень циничный народ», – спел когда-то Чиж. И к этому нужно добавить: безалаберный. А еще – любящий выпить.

– Нет, Андрей, спасибо, – поблагодарил я, – мне будет лучше все-таки снять номер в гостинице. Здесь, недалеко, «Эмеральд». Мраморные холлы и атриум, тишина и покой…

– У нас тоже тихо, – поспешил заверить меня Андрей.

– Тишина и покой, – повторил я, – просторный номер и большая постель, белый махровый халат и вкусный, неспешный завтрак – что еще нужно сибариту, только что прибывшему в Россию из Европы?…

Андрей, разъезжающий по Питеру на «хаммере» (что совсем не типично для скромных нацболов), понимающе улыбнулся: с моими доводами спорить было трудно. А его самого я мог бы легко принять в партию сибаритов.

Вообще, когда вы видите, как россияне сорят деньгами, покупая самые дорогие вещи и оставляя непомерно большие чаевые в ресторанах и барах, не думайте, что они бросают кому-то пыль в глаза, – нет, они сибаритствуют! Когда вы видите, как россияне покупают себе шикарные апартаменты или дома за границей, а сами продолжают жить в России в убогих малометражных квартирах или домах с обоссанными, жуткого вида подъездами, не думайте, что они сошли с ума, – нет, они хотят быть сибаритами! У россиян сибаритство в крови!

Наш разговор с Андреем проходил в большом зале, где для московских гостей заранее был накрыт стол cо множеством закусок и несколькими бутылками французского красного вина.

Еще перед тем как сесть за него, мы с Лимоновым выпили по приличной порции элитного бурбона, которым нас угостил хозяин. Richard Hell amp; The Voidoids с музыкой из их знаменитого альбома Blank Generation придали бурбону дополнительный вкус.

Потом, с тем же бокалом бурбона в руках, но уже под музыку The Clash, Эдуард переговорил с приехавшими для встречи с ним Андреем Дмитриевым и его адвокатом Глебом Лаврентьевым. И только после их ухода мы смогли, наконец, сесть за стол и поужинать. Тут уже в ход пошли бутылки с вином.

Вообще-то мы пьем мало. Нет, выпить мы любим, но пьем редко и никогда не допиваем до конца все, что у нас есть, – в отличие от рок-музыкантов, ментов и артистов. Но тут у нас все-таки была уважительная причина – путешествие! К тому же мы не пьем что попало. «Сибарит предпочитает здоровую пищу нездоровой, а хорошие вина – плохим», – написано в манифесте Сибаритской партии. Или еще: «Сибарит, помимо женщин, детей, животных, Родины и воды без газа, любит старый доминиканский и венесуэльский ром, односолодовый шотландский виски, американский бурбон, английский джин, шведскую водку и французский коньяк». И хотя Лимонов не член партии сибаритов, но с этими положениями манифеста он, знаю, полностью согласен. Как и большинство его соратников. Так что у Сибаритской партии будущее есть!

Между тем наш ужин затянулся далеко за полночь.

– Я тебя провожу до гостиницы, – заявил вдруг Лимонов, когда я сказал, что устал и мне пора уходить.

– Спасибо, не надо.

– Нет, я пойду провожать, – не унимался Эдуард. – Прогуляемся.

– Лучше отдохни, – завтра… нет, уже сегодня у вас будет трудный день. Во сколько вам ехать в суд?…

Но он охмелел и не хотел ничего слушать: пойду и все!

И тут я вспомнил знаменитый фильм Михаила Ромма «Ленин в Октябре».

– Ну а как же партийная дисциплина? – спросил я, призвав взглядом в союзники сидящих рядом парней, которых явно не обрадовало внезапное желание их вождя пойти гулять по ночному городу. – Им партия поручила тебя доставить в Питер и обратно в полной сохранности. Они отвечают за твою жизнь перед партией, а ты что делаешь?…

– Они тоже пойдут, – возразил Лимонов.

– Нет, это не дело, – сказал я с самым серьезным видом. – Сейчас позвоню в Москву и расскажу, что ты задумал. Давай, как партия скажет, так и сделаем.

Я взял свой смартфон и сделал вид, что ищу в контактах номера телефонов соратников Лимонова. Он выжидательно уставился на меня, и ребята тоже.

– Так, Аверин… Нет, Аверин – только пресс-секретарь. Он такие вопросы не решает. Аксенов… Вот, это, наверное, то, что надо. Он же у вас сейчас самый главный?…

Лимонов улыбался. Ребята косились на него и тоже улыбались.

– Алло! Сергей, доброй ночи! Извини, что разбудил, – сказал я, приложив смартфон к уху и сделав вид, что дозвонился до Аксенова. – Мы в Питере… Да, доехали нормально. Но вот Эдуард Вениаминович хочет сейчас идти провожать меня до гостиницы. Я категорически против, ведь он выпил, мы тоже. Как ты считаешь, можно ему идти в город? Нет? Конечно, все может произойти… Менты не спят, враги не дремлют… Значит, что ему передать? Партия запрещает? Да, так и скажу… Миша здесь. Илья и Коля тоже рядом… Разумеется, ставить под угрозу его жизнь недопустимо. И я о том же… Нет, Михаил не пил… Все понял, передам. Извини, спокойной ночи!..

– Ну, всем все понятно? – обведя взглядом присутствующих, спросил я, когда «закончил разговор» с Аксеновым. – Партия запрещает вам выходить сейчас в город и рисковать жизнью Эдуарда Вениаминовича.

Ребята дружно закивали, стараясь при этом не смотреть ни на меня, ни на Лимонова.

– Считайте, что партия вынесла специальное постановление.

Плечи у Лимонова как-то вдруг сразу опустились.

– Ну ладно, – произнес он. – Но пусть ребята тебя проводят.

– Конечно, проводим, – с готовностью отозвался за всех Миша Шилин. Он и Илья Иванов тут же встали из-за стола и пошли в прихожую одеваться.

Я тоже стал подниматься.

– Погоди, – остановил меня Эдуард, – давай за тебя! – Улыбаясь, он поднял бокал вина. – И пусть они проводят тебя до самого номера! Миша, слышишь?

– Не волнуйтесь, Эдуард, все будет нормально, – отозвался из прихожей ответственный и трезвый как стеклышко Миша.

Меня тронула забота Эдуарда обо мне. И даже как-то стало неловко за свою шутку. Впрочем, все мы беспокоились за него на самом деле и потому не хотели, чтобы он выходил в два часа ночи из дома и бродил по ночному городу, пусть даже и в сопровождении охраны.

Лимонов с хозяином квартиры проводили нас до двери.

– Да, нам всем надо хорошенько выспаться, – сказал Эдуард со вздохом таким голосом и с таким видом, что можно было подумать, он только что каким-то чудесным образом мгновенно протрезвел.

А я, придя в свой гостиничный номер и плюхнувшись на кровать, повторил то, что говорил Ленин в фильме Ромма: «Спать, спать, спать!» И, разумеется, тут же выполнил указания самого человечного человека.

В тот же день, утром, пока я еще завтракал в атриуме гранд-отеля «Эмеральд», Лимонов уже выступал в качестве свидетеля защиты на «процессе двенадцати».

Средства массовой информации сообщили об этом следующее: «Лидер «Другой России» своими показаниями полностью опроверг утверждения стороны обвинения. В частности, он указал, что подсудимые не занимались продолжением деятельности или пропагандой НБП; «Стратегия-31» не является акцией НБП, а идеология «Другой России» существенно отличается от идеологии НБП».

А вечером в кафе «Волшебная сковородка» на Суворовском проспекте, недалеко от роскошного «Эмеральда», состоялась неформальная встреча местных партийцев со своим вождем.

– Лимонов любит это заведение, как пролетарское и простое, – пояснил мне Андрей Дмитриев, когда я ненадолго заглянул к ним. Андрей, талантливый журналист и историк, деятельный организатор, наполненный различными творческими идеями и гордящийся своим отделением партии (действительно одним из самых крупных и активных в «Другой России»), находился в тот момент в возрасте Иисуса Христа, но уже имел за плечами большой партийный стаж и судимость за политику. Вторая была не за горами. И я не смог отказать себе в удовольствии пообщаться с ним и его товарищами, посвятившими себя совсем не безопасной и не сулящей никаких материальных выгод или карьерного роста борьбе за более свободную и счастливую Россию – другую Россию.

Андрей Дмитриев, Влад Ивахник, Андрей Милюк, Роман Хренов, Наталья Чернова, Полина Петрова, Ксения Михеева, Ксения Жукова и другие парни и девушки вместе с Эдуардом Лимоновым сидели у окна дешевого «пролетарского» кафе за пятью сдвинутыми столами и, прекрасно видимые с улицы, шумно обсуждали свои планы по переустройству мира.

На следующий день после посещения Лимоновым суда и проведения встреч с местными журналистами и своими сторонниками я предложил ему прокатиться на прогулочном катере по каналам и рекам Санкт-Петербурга. Погода этому благоприятствовала. И такую прогулку, с захватывающим дух выходом из Зимней канавки в Большую Неву, мы действительно совершили в последний день нашего пребывания в Питере. Jack Daniel’s согревал нас, да так здорово, что я пришел в норму только после тарелки наваристого харчо и куска сочного имеретинского хачапури в грузинском ресторане на Садовой. В этом заведении под незатейливым названием «Хочу харчо» я бывал неоднократно с моими друзьями-музыкантами и с удовольствием пригласил туда всю нашу компанию сибаритов и революционеров.

Накануне телеканал НТВ показал документальный фильм «Анатомия протеста-2». Этот фильм мгновенно превратился в самое обсуждаемое политическое событие в стране тех октябрьских дней 2012 года. Разумеется, мы тоже не обошли его своим вниманием.

В фильме были продемонстрированы кадры скрытой съемки, которая зафиксировала то, как молодые российские оппозиционеры (лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов и два его товарища – Константин Лебедев и Леонид Развозжаев) вели переговоры с главой комитета парламента Грузии по обороне и безопасности неким Гиви Таргамадзе о проведении в России массовых акций протеста и захвате власти в нескольких российских городах. В том числе, как они обсуждали возможность проведения диверсий на транссибирской железной дороге в Иркутской области и организации беспорядков в тамошних тюрьмах и лагерях.

Исполнение этих акций, как заявили в фильме его авторы, «заговорщики» якобы планировали поручить местным криминальным структурам, с которыми в различных СМИ не раз связывали имя известного братчанина Владимира Тюрина. И для большей убедительности своих слов создатели телефильма показали зрителям самого Тюрина: глядите, мол, вот он какой!..

Питерские журналисты, знавшие, что я нахожусь в их городе вместе с Лимоновым, а еще совсем недавно являлся адвокатом Владимира Тюрина, когда того хотели экстрадировать в Испанию, обратились ко мне за комментариями.

Но что я мог им сказать про весь этот энтэвэшный бред?… И, тщательно подбирая слова, чтобы не обозвать создателей фильма как-нибудь неприлично, я рассказал, что Владимир Тюрин не фигурирует ни по одному из уголовных дел и не имеет никакого отношения к акциям оппозиции или к ее финансированию. Что он вообще не занимается политикой и, уверен, не знает ни Удальцова, ни Развозжаева, ни других героев фильма.

– Думаю, – заявил я, – полиция и ФСБ упрямо не желают признать тот факт, что человек, которого они называют «лидером братской ОПГ», давно и успешно занимается легальным бизнесом и не замешан ни в каких преступлениях. И сейчас они пытаются одним выстрелом убить сразу двух зайцев: дискредитировать оппозицию, а заодно и гос подина Тюрина.

Забегая вперед, скажу, что уже через месяц – в ноябре, после непродолжительного допроса Тюрина в Следственном комитете в качестве свидетеля, все спекуляции вокруг его имени на эту тему, как я и предполагал, прекратились.

Но уж коль сама жизнь заставила нас говорить тогда о Тюрине и я сейчас упомянул о нем, то буду откровенен до конца и признаюсь, что знаком с этим человеком давно – так давно, что за это время успели вырасти наши дети. И знаю его как неординарного, широко образованного, с математическим складом ума и разносторонними интересами человека. Как адвокату мне приходилось и приходится общаться с разными людьми. Но даже среди самых ярких из них Владимир Тюрин выделяется и стоит особняком.

Его непростая судьба, жизнь, наполненная множеством событий, в том числе авантюрных и драматичных, колоритными людьми, разными городами и странами, вполне заслуживает того, чтобы быть описанной в каком-нибудь романе. Однажды я ему даже сказал, что о его жизни можно было бы снять настоящий блокбастер, пригласив для исполнения главной роли Шона Пенна. (Нет, конечно, идеально тут подошел бы Роберт Де Ниро, такой, каким он был в фильме «Таксист», но время прошло, и Де Ниро изменился. Изменился и Тюрин, ныне он больше похож на Керка Дугласа в «Спартаке». Taxi Driver и Spartacus – да, именно так!)

Через несколько лет я понял, что мои слова Владимир не забыл. Он стал рассказывать мне отдельные подробности своей жизни, делился переживаниями и размышлениями, а затем как-то раз признался:

– А ты знаешь, я действительно хочу написать книгу.

– Торопись, – посоветовал я.

Ум и талант выделяют человека из серой толпы, но заметный, слишком яркий человек всегда более уязвим. И часто нежелателен. У нас – особенно.

А 7 октября наше с Лимоновым пребывание в Питере завершилось. Выехав поутру из города, я уступил место за рулем Коле Авдюшенкову, украсившему себя перед самой поездкой в Питер новой татуировкой, и он, под проливным дождем, который сопровождал нас всю дорогу, погнал машину в Москву.

Вначале, под ритмичное пощелкивание дворников на лобовом стекле и убаюкивающую музыку Марка Нопфлера, мы дремали, потом обсуждали события, связанные с Удальцовым, Развозжаевым и Лебедевым, вспоминали время, проведенное в Питере, дремали и вновь возвращались к главной теме последних дней – фильму «Анатомия протеста».

– Эдуард, а хочешь услышать новую историю про Петра Михайловича? – спросил я Лимонова после того, как мы в очередной раз перемололи косточки Удальцову и его компании. – На эту же тему.

– Давай! – откликнулся Лимонов с переднего сиденья, в то время как я устроился сзади.

Ночью перед отъездом мною был написан очередной короткий рассказ об этом самом Петре Михайловиче – типичном представителе креативного класса, которого я сделал героем целой серии таких вот рассказов, публикуемых в соцсетях с пометкой «творчество сибаритов». Мелкий, не очень удачливый бизнесмен, но активный общественник, художник (в душе) и душа любой компании, графоман и активный пользователь социальных сетей, Петр Михайлович был, как понятно, вполне современным человеком, хотя и не совсем молодым. Он любил все «актуальное» и само это слово, а я, признаюсь, полюбил его.

И рассказ был посвящен последним событиям в стране, в том числе и тем, которые мы так горячо обсуждали с Лимоновым.

– «Метаморфозы Петра Михайловича», – объявил я.

«Петр Михайлович слыл либералом и демократом. А еще патриотом и чуть-чуть радикалом. После истории с Pussy Riot он стал еще и пуссиистом, снял нательный крестик, убрал в ящик комода почти такой же, как у патриарха Кирилла, Breguet и решил больше не ходить на выборы президента Путина. Впрочем, женские прелести ему нравились и раньше, часы были китайской подделкой, а ближайшие выборы намечались только через шесть лет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю