Текст книги "Тотальная проверка"

Автор книги: Сергей Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Это несессер, там зубная щетка, бритва, ножницы. Она открыта, там поломана молния, – вновь прозвучал ровный спокойный голос.

Женщина двумя пальцами расширила щель в сумке, заглянула туда и, убедившись, что в сумочке находятся перечисленные вещицы, подняла ладони, и, отступив на шаг в сторону, сказала:

– Все в порядке, закрывайте.

– И, будьте так добры, поставьте Вашу сумку для осмотра в аппарате, – это снова говорил оперативник. Женщина удивленно подняла на него глаза, но ничего не сказала.

– Так ведь она уже там проехала, – изобразил он неподдельное удивление.

– Это ничего, это совсем нестрашно, поверьте, – пошутил «опер». Его глаза при этом сканировали все вазомоторные функции лица, которые у обычного человека сразу бы выдали волнение, тревогу, страх. Однако четыре года тренировок не прошли даром.

Сумка снова покатила по роликам и выехала с обратной стороны.

– Теперь все в порядке, извините за беспокойство, во всем виноват этот бесенок. Вы только посмотрите, что он сейчас вытворяет.

Рома, у которого уже оба уха горели алым цветом, улегся на пол и, вытащив из рюкзачка «парабеллум», по-пластунски приближался к будке, ничего не подозревающего пограничника.

Улыбнувшись шалостям мальчишки, чувствуя себя полностью выпотрошенным, он на свинцовых ногах подошел к стойке пограничного контроля. Осталась самая малость, и можно расслабиться и попробовать провести анализ этого первого перехода.

– Так, Егоров Иван Фомич, гражданство – Россия, место рождения Кандалакша, прописка там же. Где родился, там и пригодился, – бубнил себе под нос пограничник. Приподняв паспорт, сличил фотографию. Посмотрел на дисплей монитора. Шлепнул отметку. Подавая паспорт, улыбаясь, спросил: – Ну, как там, в Карелии, Фомич?

– Скучно и дождь все время, – ответил лениво Егоров. В это время в кабинку пограничника постучали. Удивившись, прапорщик щелкнул задвижкой и приоткрыл дверь. Снизу на него медленно поднимался ствол пластмассового «парабеллума».

– Всем на пол, это ограбление, – прозвучал тоненький голосок.

6

– Неужели я свалял дурака? – думал Кулешов, слушая доклад Евсеева.

По результатам следственно-розыскных действий и опроса свидетелей выяснилось следующее: напротив магазина канцтоваров около получаса до совершения убийства Гаркуши стояла темно-синяя машина марки «Форд» (номера записаны). В магазине боялись, что это налоговая полиция, и хорошо запомнили то, что сразу после столкновения BMW с тумбой эта машина уехала. Кто сидел за рулем и сколько было в ней человек неизвестно, так как стекла в машине были тонированы до полной черноты. Левое заднее стекло было немного опущено и из него иногда выходил табачный дым. Желая еще более усилить эффект от сказанного, Евсеев будничным голосом продолжал: – Машина темно-синего цвета марки «Форд» с указанными выше номерами найдена сорок минут тому назад припаркованной на стоянке театра имени «Ленинского комсомола». В машине обнаружен пистолет «Вальтер» с устройством для бесшумной стрельбы и стреляная гильза. Сейчас там работает следственная группа.

Далее начинались странности, которые Евсеев не мог объяснить. Первая из них состояла в том, что рана на голове убитого ниже правого уха, которая была принята в начале осмотра за выходное отверстие пули, таковой не является. Не найдена и сама пуля, а обнаружен только маленький кусочек кости, скорее всего, осколок черепа. Вторая: на входном отверстии в стекле автомобиля обнаружены остатки оплавленного металла. Результаты экспертизы могут быть только завтра, но сейчас удивление криминалистов вызвало то, что металл этот похож на обыкновенное олово с вкраплениями вещества темного серого цвета. Далее следовало, что Гаркуша, по-видимому, направлялся в Думу, после обеда в кафе «Перышко». Обедал он там в компании двух своих друзей почти каждый день. По свидетельству обслуживающего их официанта, убитый выпил чуть больше 150 граммов водки. Меню стола, который был накрыт заранее, на установленное время состояло из рябчиков под вишневым вареньем, грузинской солянки, лобио, тушеных белых грибов в сметанном соусе, куриных хрустящих крылышек, обжаренных на гриле и яблочного пирога с чаем.

Друзья, с которыми обедал Гаркуша, устанавливаются.

– Думаю, Игорь Сергеевич, что это «глухарь» на долгие годы, – резюмировал Евсеев. Разрешите увозить тело и автомобиль для дальнейшей работы? – в голосе Евсеева чувствовалась жалость к Кулешову.

– Да, конечно, распорядитесь, пожалуйста, – мозг Кулешова сейчас работал, как процессор в компьютере, он не заметил ни жалости, ни сочувствия в свой адрес.

Оранжевый эвакуатор, приподняв BMW за переднюю, поврежденную часть, медленно затаскивал его на свою платформу. Сержант патрульно-постовой службы наматывал на барабан ленты ограждения. Машина медиков уже уехала, и сейчас проходила последняя зачистка территории. Еще раз криминалисты обследовали асфальт, который был под машиной, собрали осколки стекла, какие-то непонятные кусочки, оставшиеся от переднего бампера машины, рассовали все это по пластиковым пакетам. Любителей поглазеть на случившееся уже почти не осталось. Руководитель пресс-службы Генеральной прокуратуры Николай Чигирин стоял перед тремя операторами местных телеканалов и, как голливудская звезда, сверкал белоснежными зубами. Дежурными и строго установленными начальством фразами «успокаивал общественность», заверяя, что сыщики напали на верный след, и уж это громкое убийство будет раскрыто в самое ближайшее время.

Эвакуатор, неуклюже развернувшись, мигая желтыми проблесковыми фонарями, как динозавр, выползал из Столешникова переулка.

«Ушел еще один мир, мир неординарного человека. Вместе с ним ушли безвозвратно картины восприятия им действительности. Ушли его моря, горы, небо, друзья и недруги, ушли его привычки, его любовь и ненависть. Был ли какой-то смысл в его жизни? Наверное, был, но только тот, которым сам Гаркуша наделил ее и пытался преподнести нам. Только рождение и смерть имеют значение, все остальное придуманная труха».

Каждый раз становясь свидетелем смерти, Игорь Кулешов задавал себе вопрос: А что остается после смерти человека? Память близких людей, дела, если они были немелки и влияли на развитие общества. А что останется после него? Горе близких да радость уголовников. Сколько их «парится» на нарах благодаря его невероятной хватке и особой интуиции. Он и сыщиком стал, не начитавшись детективных романов, как многие его товарищи, а потому, что в какой-то момент почувствовал в себе способность противостоять злу. Не напрямую, выставив кулаки вперед, а обыгрывать обитателей криминального мира не менее хитроумной игрой. Они возомнили себя людьми невероятно изворотливыми, и в этом их главная слабость.

Забарабанивший по крыше дождь прервал его размышления, которые были и гимнастикой для ума и способом отдыха в трудную минуту.

– Вот и финальный аккорд, – сказал он вслух, затем, отключив мобильный телефон и рацию в машине, поехал домой.

7

Откинувшись на спинку кресла в зале ожидания посадки в самолет, Егоров Иван Фомич попытался привести мятущиеся мысли в стройный ряд фактов. У его ног стояла сумка, в которой находилась самое современное оружие террориста, разработанное и изготовленное сверхсекретной лабораторией «Шоннери» в Северной Ирландии. Благодаря кейсу, изготовленному из специальной ткани, это оружие оставалось невидимым для рентгеновских лучей. Фигурные пластины под подкладкой несессера изображали зубную щетку, бритву и другие мелочи, которые и в самом деле находились в нем, но не могли быть просвечены рентгеном. Подкладка сумки на экране контрольного монитора имела вид серого прозрачного материала. Само оружие, оставаясь невидимым, находилось между подкладкой и верхним слоем этой синей сумочки с поломанной молнией.

Да, одно дело многочисленные испытания на лабораторных стендах, а другое, – здесь среди живых людей и особенно под проникающими взглядами «волкодавов» из ОРБ. Все прошло неплохо, за исключением слишком тесных контактов с разыскниками и сотрудниками аэропорта. За это по головке не погладят. Нужно в своем докладе Организации уделить этому больше внимания.

А тем временем семья Либерман, как-то удивительным образом успокоившись, разместилась цыганским табором на соседних креслах и второпях закусывала. Бабушка Роза, пережив несколько стрессов подряд, восстанавливала силы отменным аппетитом. Держась за самый кончик вилки, она выуживала из высокой литровой банки маринованные баклажаны, фаршированные морковью и зеленью петрушки. Дедушка Изя стоя перед «столом», который находился на необъятных коленях бабушки Розы, рвал плохо поддающуюся его зубам куриную ногу, ну а Рома поочередно откусывал то котлетку, то бисквитное пирожное с зеленым кремом сверху.

– Изя, я тебя прошу, сядь в кресло, ты закрываешь мне весь мир, и я задыхаюсь, – жуя, проворчала бабушка. Изя, согнувшись, предварительно осмотрел сиденье, затем тихо опустился в него и тут же замер. В последний миг молниеносная маленькая рука успела подсунуть ему под зад остаток пирожного. Рома запомнил, как дедушка выворачивал ему уши, и теперь, получив сатисфакцию, злорадно улыбался, отбежав на безопасное расстояние. Дедушка мучительно искал альтернативу своим дальнейшим действиям. Первое, что пришло на ум, – больше никогда не подниматься из этого кресла, а тихо отойти в мир иной, где нет ни внука, ни Розы, а есть покой и тишина. Он представил, как выглядят сейчас сзади любимые, цвета какао с молоком, майские брюки, выпуска 1954 года, купленные в Батуми, и глаза сами собой увлажнились. Роза не рискнула хохотать с набитым баклажанами ртом, и только по ритмичным скачкам живота вверх-вниз можно было судить о ее эмоциональном состоянии.

Подняв гордо голову, Израэль медленно встал и, прикрывшись полиэтиленовой сумкой с изображением Джоконды великого Леонардо, пошел к туалету. Там, наскоро застирав зеленоватое жирное пятно на брюках, ему теперь пришлось выйти из кабинки, и стоя в сиреневых семейных трусах, держать мокрое пятно на штанах перед электрическим полотенцем. Горячий воздух разогрел его пылающее от стыда лицо, а в голове рождались одна страшнее другой картины экзекуции, которым он подвергнет внука, как только они доберутся до места.

8

Пока Кулешов ехал в Тушино к своему дому, где он родился и вырос, совсем стемнело. Выключив двигатель, он привычно осмотрелся. Не то, чтобы он опасался кого-либо, скорее, это был профессиональный ритуал, необходимое условие среды, в которой ему приходилось жить. Поставив машину на сигнализацию, подошел к подъезду, набрал код дверного замка и, отворив дверь, вошел в хорошо освещенный холл дома. Несмотря на то что его квартира находилась на пятом этаже, лифтом он пользовался крайне редко. Как обычно, в нарушение всех инструкций, он вынул из кобуры пистолет, передернул затвор и снял предохранитель. По лестнице поднимался, всегда придерживаясь стены, подальше от перил. Поднявшись на свой этаж, Кулешов почувствовал легкую отдышку. «Так, нужно побегать с месячишко», – решил он. Благо канал им. Москвы находился сразу за двором, и его берега были идеально приспособлены для пробежки. Еще учась в школе, он с товарищами отмерил дистанцию в пять километров, как раз к старым шлюзам, а затем по мосту на противоположную сторону канала и назад. Заросшие берега, небольшие поляны и кустарники создавали ощущение полного отсутствия города. Здесь в погожие вечера было довольно людно. Места для вечернего «междусобойчика», шашлыка или свидания лучше не придумаешь.

Дверь в квартиру Кулешов всегда открывал своим ключом. На этот счет у него с женой было несколько ссор, на которые он шел сознательно, приучая ее никогда не подходить к двери и не спрашивать: «Кто там»? Знакомые, подруги, соседи никогда не звонили им в дверь, предварительно не предупредив по телефону. Кто забывал об этом, мог хоть час давить на кнопку дверного звонка или голосом пытаться позвать хозяев, результат был один – полная тишина.

Настя, как обычно в это время, сидела, сжавшись в уютный калачик на диване и смотрела новости 6-го канала.

– Без тебя, естественно, там не обошлось, – с легкой иронией и спрятанной гордостью за своего мужа уверенно сказала она.

– Рыбка, ты очень много смотришь этот гнусный ящик, имея возможность все узнать из первых рук. Слушаешь всякую журналистскую дребедень, – Кулешов крепко обнял ее, зарывшись в копну волос и чувствуя, что все напряжение дня уходит из него, а взамен вливается приятная нега.

– Так ведь журналисты говорят на человеческом языке, а от тебя можно услышать о сукровице, вытекающей вместе с мозговым веществом из носа убитого, об открытом глазе, лежавшем на асфальте, или кишках, которые убитый держал в своих руках, не говоря о подробном описании вида утопленника, – она уже стаскивала с него бледно-голубую куртку и смотрела насмешливо прямо ему в глаза.

– Ну и что в этом страшного? Вот утопленников, выловленных дней через двадцать, или слегка прикопанные трупы на стадии месячного разложения я и сам выносить не могу, – и он тут же получил шлепок по губам.

– Какой же ты, все-таки, гад! Я теперь ужинать не смогу с тобой. Иди и давись сам своей любимой жареной картошкой, – она вырвалась из его рук и с размаху швырнула куртку на кресло.

– Все, все, все! Сдаюсь, каюсь, прошу прощения, – Игорь не дал ей уйти, снова обнял и теперь стоял молча, ожидая, когда утихнет праведный гнев. В силу своего характера Настя не могла дуться долго. Вот и сейчас, дернувшись пару раз для видимости, затихла.

– Ну, долго мы будем так стоять, как два дурака? – спросила она совсем мирным голосом.

– Я знаю, чего ты нервничаешь. Скучаешь по Максимке. Поверь, ему там очень хорошо, и он о нас вспоминает только тогда, когда твоя мама и моя любимая теща начинает выяснять, кого он больше любит. Ну, представь, рыбка, свежий воздух, лес, Волга, луга, плесы. Коровки пасутся…

– Да и продолжай дальше, – пастушок молоденький-молоденький. Только дядя Гриша вовсе не молоденький, это раз, а два, он ни одного слова нормального не знает и с коровами разговаривает только матом, причем так, что его и в Костроме слышно.

Две недели назад шестилетнего Максима отправили к бабушке в Саметь – небольшое село в двенадцати километрах от Костромы. Кулешов, побывав там однажды, решил, что это земной рай, и если он доживет до пенсии, что с его профессией сделать довольно проблематично, то бросит к чертовой матери столицу с ее грязью, кровью и изматывающим ритмом жизни и переедет сюда навсегда.

Свирель телефонного звонка прервала мечты и вернула Кулешова на московскую землю.

– Ас, послушай, пожалуйста. Я дома только для Сереги Шилова, – усталость снова начала вползать в сознание.

Она сразу узнала мягкий вкрадчивый баритон Генерального прокурора:

– Добрый вечер, Анастасия Егоровна! Нашего «Пинкертона», разумеется, дома нет, – он говорил с таким подтекстом, будто видел Игоря, сидящего перед телевизором, – если он объявится или позвонит, не будете ли Вы так любезны передать ему, что в 22:30 у нас небольшое совещание. Обещаю, что надолго мы его не задержим. Машина будет у Вашего подъезда в 21:45. Простите великодушно за испорченный вечер, надеюсь, Вы понимаете, что у нас тут творится.

Игорь посмотрел на часы, в запасе осталось чуть больше часа.

– Ты что-то говорила насчет жареной картошки? – спросил, рассеянно, Кулешов. Его мысли уже снова вошли в русло нового дела.

9

На экране поочередно сменялись носы, брови, губы, уши, различные прически. Костя, поначалу резво взявшись составлять фоторобот человека, стоявшего с плащом на руке и читавшего тексты песен Алсу, теперь выглядел несколько потерянным. Все варианты, которые ему предлагали, были и похожи и непохожи одновременно. Он вдруг начал понимать, что в лице стоявшего человека все было правильным: прямой нос, овальное лицо, небольшие брови, серые глаза, среднего размера рот, правильный подбородок. В результате на экране получалось или лицо, как на плакате «А ты записался добровольцем? или что-то очень похожее на лицо Штирлица из фильма «Семнадцать мгновений весны».

Лейтенант милиции, сидевший за пультом машины, составляющей робот, посмотрел на Шилова и безнадежно покачал головой.

– Нырков, ты же должен быть психологом, и по одному взгляду на покупателя уже знать, купит он у тебя товар или нет, – Шилов старался сохранять терпение и дружеский тон.

– Каким психологом? Тут только и смотри, чтоб не уперли пару кассет, пока кто-нибудь мне зубы заговаривает, – обиделся Костя.

– Ну давай, вспомни, как он говорил, смотрел тебе в глаза или нет. А может, как-нибудь голову особенно наклонял или там, жесты какие-нибудь делал? – продолжал выуживать зацепки из Костиной головы Шилов.

– Жесты? О, вспомнил! Он все время руку хотел почесать, а чесал плащ. Рука то, поди, взопрела, жарко сегодня было, и еще щурился так – кончик носа кверху и язык к нижней губе прижимал. А в глаза нет, не смотрел, все кассету читал, да так ловко одной рукой ее переворачивал. Зря Вы, господа начальники, время на него тратите, на мужика этого, – Костя, прихлебывая чай, задумался.

– Хорошо. Сделайте, пожалуйста, несколько усредненных вариантов и распечатайте их, – попросил лейтенанта Шилов, – а мы пока с Костей пойдем покурим, а то глаза уже «замылились» совсем. – Шилов и Костя поднялись и вышли в коридор.

– Костя, ты мне пока расскажи о хозяине твоем. Все, что знаешь. Как одевается, какая у него машина, сколько ему лет? – Шилов решил сменить тему.

– Машина «Опель кадет», белого цвета с багажником, как у фургона, на боку надпись «NIVEA for MEN». Он ее в какой-то фирме по дешевке купил, ну, а надпись так и осталась. А сам Михалыч – мужик солидный, ходит во всем черном. Роста небольшого, полный, усы густые седоватые, глаза тоже черные, а белки розоватые. Сам он родом из Дагестана. Грустный все время, я его улыбающимся и не видел ни разу. Разговаривает мало и все по делу, никакого трепа постороннего. Как-то обмолвился, что снимает квартиру в Медведково. Это, пожалуй, и все, что я знаю. Да мне больше и не нужно. Меньше знаешь, дольше проживешь. Работаю я на него всего месяц с небольшим.

Шилов слушал Костю и пытался понять, что именно заинтересовало Кулешова в этом парне, почему он так настойчиво «копает» его, когда, по мнению оперативников ОРБ, которое он успел выслушать, в этом деле ясность полная. Заказное убийство налицо со всеми его признаками – брошенное оружие, угнанная машина, никаких следов, отпечатков пальцев, свидетелей, которые могли бы обладать нужной информацией также нет. Не мог же, действительно, стрелять в Гаркушу человек, стоявший рядом с Костей? А если бы и мог, то причем здесь хозяин лотка, какой-то Михалыч? Однако вера в профессионализм своего шефа у Сергея было очень велика, и он знал, что к утру все станет на свои места и вопросов поубавится.

Когда они вернулись в комнату, где составляли фоторобот, оператор подал им четыре отпечатанных снимка. Шилов непроизвольно хохотнул, увидев на одном из них копию артиста Вячеслава Тихонова в роли советского разведчика. Остальные три были тоже не подарок – рубленые лица строителей коммунизма. Костя смотрел на них, переводя взгляд с одного на другой, и после пятого «круга» заявил, что все похожи, но все-таки выбрал один, где изображенный имел суровый взгляд.

– Хорошо, отправьте, пожалуйста, как обычно в аэропорты и на вокзалы и всем ночным группам, – сказал вяло Шилов. Он знал, что такими «роботами» последние годы были завалены все отделения милиции. Держать в голове столько лиц – просто выше человеческих возможностей. Со временем в сознании они превращаются в мешанину из носов, ртов, усов, вязаных шапочек и становятся просто безликими. Другое дело, если разыскиваемый имел явные, негармоничные признаки – бородавку на носу, шрам через все лицо или идиотское его выражение.

– Ладно, Костя, поехали к тебе домой, может, объявится твой Михалыч, – без особой надежды, произнес Шилов.

Костя жил недалеко от метро «Сокол», в старой пятиэтажке, но не в панельной, которые грозился снести по всей Москве мэр Лужков, а в добротном старом кирпичном доме с высокими потолками и огромными прихожей и кухней. Пока Костя ставил чайник на плиту, Шилов профессиональным взглядом сыщика осмотрел квартиру.

Чутье подсказывало Шилову, что Михалыча ему сегодня не дождаться. Костя, судя по приказаниям Кулешова, был в этом деле вообще ни при чем, а поскольку до часу ночи оставалась уйма времени, Сергей решил больше не давить на него, надеясь на то, что поздний час развяжет ему язык и, может быть, тот сам вспомнит какие-то детали в своих отношениях с Михалычем.

Комната, в которой жил Костя, полностью отражала мир привязанностей ее владельца: недорогой музыкальный центр, полка с аккуратно уложенными кассетами и дисками, на стенах – плакаты с любимыми поп-исполнителями и королями бодибилдинга. Гантели в углу, к которым, судя по Костиной мускулатуре, он не прикасался. Особняком выделялся журнальный столик, на котором стояли фотографии: Костя в Крыму на фоне Ласточкиного гнезда, Костя в облачении хоккейного вратаря с клюшкой в руках, Костя и миловидная девушка с романтическим выражением лица. На этом же столике лежал шлем танкиста с проводами микрофонной гарнитуры. Шилов тогда не мог знать, что через два дня этот шлем – единственная памятная вещь, которая осталась от отца Кости, погибшего в Афганистане, спасет сыну жизнь.

Комната была чисто убранной, всякая вещь в ней имела свое место. Мебель 60-х годов была ухожена, натерта полиролью, через лет 50 такая станет предметом антиквариата. Если бы Шилов умел видеть сквозь двери платяного шкафа, то он обнаружил бы там аккуратные стопки белья, два костюма – светлый и темный, кожаную зимнюю куртку, на полу несколько пар обуви для любого времени года.

Стараясь угодить необычному гостю, Костя внес на старинном жостовском подносе чай, разлитый в красивые чашки гжельского завода. Шилов догадался, что тот получает удовольствие от осознания, что в его доме находится сотрудник прокуратуры, и он, Костя Нырков, каким-то образом причастен к громкому убийству, взбудоражившему всю Москву.

Разговор, между тем, не клеился и никак не хотел поворачиваться в нужное Шилову русло. Костя надолго застрял на грустной истории о своем отце, который, отвоевав в Афгане полтора года, сгорел в танке, попав в западню на одном из горных перевалов Кандагара. Парня было по-человечески жаль, и переводить разговор на другую тему не хотелось. Время, между тем, приблизилось к часу ночи, и Шилов ушел, прощаясь, напомнив Косте, чтобы завтра он вышел на работу на свое обычное место в Столешниковом.

10

«Бортовой штуцер централизованной заправки», «Цапфа створки шасси», «Противопожарные баллоны», «Траверса шасси», «Соединение удлинительной трубы». Самолет был старым, и он в который раз бездумно читал эти надписи, находившиеся на гондоле двигателя прямо перед иллюминатором. Неужели механики, обслуживающие самолет, не знают досконально его устройства и им необходимы поясняющие надписи? – подумал Иван Фомич Егоров. Ему, много раз летавшему на самых современных «Боингах», такие надписи встречались впервые. В рассеянности он вытащил из кармашка кресла инструкцию, в ней рассказывалось, как одеть спасательный жилет. – Ну вот, час от часу не легче, мы ведь не летим над морем? Нет предела человеческой глупости! – грустно подумал он.

Мелькнувшая в проходе фигурка бегущего Ромы вывела его из задумчивости. Вслед за неугомонным мальчишкой по проходу проплыла бабушка Роза. Из кабины пилота выглянул один из членов экипажа и, подняв глаза кверху, недовольно покачал головой. Самолет шел на автопилоте и, вероятно, из-за перемещения большого груза, каким являлась бабушка Роза, нарушилась его центровка, что и вызвало недовольство экипажа, – догадался Егоров. Закрыв глаза, он еще раз повторил дальнейшую инструкцию.

Через сорок минут самолет совершит посадку в столице Украины, далее ему необходимо сесть в автобус Экспресс, который идет от аэропорта Борисполь до площади Победы. Заняв 28 место, он должен опустить в карман сиденья, которое будет находиться перед ним, паспорт Егорова Ивана Фомича и выйти из автобуса на остановке «Госпиталь». Сменив несколько видов городского транспорта и хорошенько проверив отсутствие слежки, раствориться в многомиллионном городе.

Самолет тряхнуло.

– Турбулентность, – подумал он и открыл глаза.

По проходу в обратном направлении бабушка Роза протащила упирающегося Рому, который объяснял, что ему просто захотелось посмотреть на Землю в отверстие унитаза в туалете самолета.

Находясь в хорошем настроении, бабушка Роза дома иногда пела частушки. Одна из них Роме нравилась больше всего:

«Сидит милый на крыльце

морду моет борною,

потому что пролетел

аэроплан с уборною».

В шутку она объяснила Роме, зачем нужно умываться после пролета над головой самолета и теперь поплатилась за это.

Основательно грюкнувшись о бетон посадочной полосы, видавший виды лайнер, тем не менее резво покатил к зданию аэропорта. В Борисполе процедуры таможенного досмотра оказались чисто формальными и прошли очень быстро и гладко. Его предупреждали об этом, но все равно после Москвы это было удивительно.

Выйдя из здания аэропорта, человек, которому с фамилией Егоров оставалось быть несколько минут, остановился и с улыбкой наблюдал за трогательной встречей семьи Либерман со своими родственниками. Она была пышной, так как встречающая сторона прибыла на двух автомобилях. Головной из них была «Волга» Газ-21 и, очевидно, машиной сопровождения служил старенький «Москвич 407». Расцеловавшись, не стесняясь слез, родственники долго стояли, обнявшись, рассматривая друг друга, но при посадке в машины столкнулись с проблемой. Рома, обнаглев от ласк незнакомых ему людей, ни за какие посулы не желал садиться в «Москвич» и требовал переднее сиденье головной машины. И только после того, как дедушка Изя на ушко пообещал внуку три рубля на мороженое, Рома согласился на заднее сиденье «Волги» с условием по желанию опускать и поднимать боковое стекло. После этого эскорт торжественно отправился в путь.

Подошедший автобус Экспресс наполнился лишь наполовину. На 28 место сел человек, который уже мало походил на бизнесмена. Обострившиеся вдруг черты лица и стальной взгляд серых, немигающих глаз говорили о тревоге, которая начинала расти в нем, подобно снежному кому.

11

На совещание, назначенное Генеральным прокурором, Кулешов опоздал на 15 минут. Винить его никто не посмел, так как знали, что это произошло из-за дорожной пробки на Ленинградском шоссе.

Все время доклада прокурор посвятил важности раскрытия резонансного убийства. Он долго и въедливо толковал азбучные истины. Присутствующие на совещании профессионалы сыска, наклонив головы, чертили замысловатые узоры на чистых листах бумаги. Евсеев, заложив палец в папку на нужной странице, заметно волновался. Он был готов в любой момент доложить о первых результатах расследования, но понимал, что выводы неутешительные, правда, объем проделанной работы за эти первые часы после убийства был очень большим, и это обстоятельство его отчасти успокаивало.

Когда Кулешов, спросив разрешения, сел за стол, некоторые его коллеги скорчили кислые мины, как бы предвидя новые гениальные открытия.

Доклад начал Евсеев. Излагая одни факты, он очень убедительно показал, что данное преступление, без сомнения, является заказным по всем его признакам. Однако от выдвижения каких-либо версий он воздержался, понимая, что без заключения криминалистов он не имеет на это права. Дальнейшее расследование предлагалось вести по нескольким линиям. Первая из них и главная – поиск мотивов политического убийства. Эту линию нужно отработать как можно быстрее и как можно убедительнее от нее отказаться. Все без исключения сидящие за столом понимали, что если убийство окажется политическим, то многие высокопоставленные милицейские чины лишатся своих мест. Уголовным это преступление также назвать было нельзя. Гаркуша не занимался бизнесом, не владел каким-либо значительным пакетом акций, а, являясь членом фракции коммунистов, вел по нынешним меркам праведный образ жизни.

Когда докладывать наступила очередь Кулешова, все повернули головы в его сторону.

– Прежде всего, хочу отметить отличную работу следственной бригады. Еще ни разу за такой короткий срок нам не удавалось собрать столько материала. Да, он противоречив, но эти нестыковки и необъяснимые пока факты заставляют меня утверждать, что с подобной картиной преступления нам еще не приходилось сталкиваться. Все говорит о том, что мы имеем дело с высокоорганизованной преступной группой нового типа. Мне совершенно ясно, и это будет очевидно уже завтра, что стрелял в Гаркушу человек, стоявший у лотка с аудиокассетами. Автомобиль «Форд», обнаруженный у Ленкома, – это прикрытие этого человека. Всего лишь способ выиграть время, необходимое для его отхода. Это прекрасно понимали те, кто организовал эту акцию.

– Игорь Сергеевич, объясните, – голос Генерального прокурора плохо скрывал раздражение, – каким образом можно сделать такой точный выстрел по движущейся цели, не привлекая внимания прохожих.

– Я думаю, что здесь применено оружие новой технологии и наведение прицела с использованием зеркального отражения. В данном случае зеркалом служила пластмассовая коробочка от аудиокассеты, которую стрелявший держал в руке и смотрел на нее сверху вниз. – Несколько человек за столом натужно засмеялись. – Однако это только мои домыслы, и вовсе не это тревожит в этом деле. Интуитивно я чувствую, что выбор Гаркуши в качестве жертвы случаен. И все поиски мотивов преступления нас ни к чему не приведут. Это, скорее всего, проверка нового способа проведения террористического акта с использованием резонансного убийства. От нас ждут полного разворота наших действий. Поэтому так быстро найдена угнанная машина, оружие, но повторяю, я уверен, что это всего лишь подстава.

За столом заседания начался шепот, постепенно переходящий в гвалт.

Вопреки ожиданию, версия Кулешова Генерального заинтересовала. Он терпеливо дождался, пока стихнет шум, постучал карандашом по стакану и попросил желающих высказывать свое мнение по порядку, а не всем сразу.

Своим мнением поделились три человека. Евсеев, осторожничая, назвал предположения Кулешова литературной версией и настаивал на тотальной проверке всех дел, с которыми соприкасался Гаркуша на протяжении последнего года. Особенно связанные с законопроектом об отмене смертной казни. Своими гневными выступлениями в прессе и на телевидении Гаркуша доказывал преждевременность отмены казни и требовал даже во время моратория приводить в исполнение приговоры для чеченских террористов. Заместитель министра, курирующий убойные резонансные дела, казалось, вообще не слышал Кулешова – он выдвинул версию мести, которая могла иметь место. Дело в том, что месяца три тому назад одна из московских желтых газет напечатала статью о любовной связи Гаркуши с женой высокопоставленного чиновника. И хотя фамилию его не называли, но довольно прозрачно намекали на одного из руководителей ФСБ. Кулешов всегда с подозрением относился к газетным публикациям, но про себя отметил, что эта версия может иметь место, учитывая неограниченные возможности конторы глубокого бурения, так в шутку называли бывшее КГБ, а теперь ФСБ.