Текст книги "Хранитель Силы"

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Он и в самом деле почти забыл о существовании золотозубого капитана, вернее, хотел забыть, но все, что прилипло от него, вросло, как ноготь на пальце: болело, мешало ходить, однако, и помогало выживать в пору великих потрясений. Когда после возвращения в Москву Андрей разыскал его и позвонил, Кужелев заговорил так, словно вчера только расстались. И помнил ведь все свои слова!

– Ну что, пехота, сдали Берлин? Опять до Москвы отступаем? Слышал, флот США уже на Черном море?

Сейчас он приехал вроде бы на магарыч, но выпивку и закуску привез с собой, ибо терпеть не мог халявы. Хортов провозился с картинами и на стол ничего собрать не успел, потому кинулся распаковывать продукты, однако полковник глянул на суету хозяина, отстранил его и стал делать все по своему вкусу, то есть переставил посуду, утащил на кухню, на его взгляд, лишнее и вывалил на тарелки свои консервы от горошка до тушенки. Разлил водку и тут же выпил, стукнув рюмкой по стоящей рюмке Хортова.

– Ну и чем закончилась встреча с законником? – спросил он, с аппетитом закусывая рыбой, мясом и консервированными абрикосами одновременно.

– Получил дельный совет завести ангела-хранителя, – сообщил Андрей.

– Послал бы ты его…

Кужелев в принципе не был знаком со Скорятой, и знал о его существовании лишь по некоторым поступающим из прокуратуры документам да от Андрея. И то ли ревновал, то ли относился к надзирающим законникам с предубеждением оперативного работника – по крайней мере, близко знакомиться не захотел.

– Новости-то последние доложил? – полковник выпил еще рюмку и закурил вместо закуски.

– В общем-то, все, кроме пропажи акций из тайника под обоями.

– А кто тебе про акции сказал? – ухмыльнулся Кужелев, скрывая тем самым настороженность. – Адвокат Бизин, что ли? Когда ты заезжал на Арбат?

– Так точно.

– Значит, он был там? Вот стервозный старик! Наша наружка только в сортире не сидит… Ничего не скажешь, старая выучка. Что-нибудь о спецслужбах говорил?

– Он уверен, что их работа!

– Это нормально, – согласился Кужелев. – Бзик у него на секретных операциях. Везде ему чудятся заговоры, рука ФСБ… Ты ушел – он остался?

– Конечно. Дал визитку, ждет звонка.

– Ну, точно, через трубу вылетает! Был один?

– Да вроде бы…

– А то он с какой-то девкой еще ходит. С секретаршей. Так вообще: зайдут куда-нибудь и пропадают.

– Кто он такой?

– О, пехота! Вот бы про кого тебе написать. Роман получится! Сразу бы разбогател. Только он тебе ничего не расскажет. А дать его досье я тебе не могу при всем желании. Вообще-то он дипломат, знает десяток языков, работал в посольствах от Кубы до Малайзии, но все в брежневские времена.

– Ваш человек?

– Не наш! Но с разведкой, разумеется, связь имел, и самую тесную.

– Значит, предатель.

– Теперь уже не предатель, а борец с советским режимом. В качестве специального представителя вылетел в Канаду и там попросил политического убежища. Такой скандал случился в МИДе!.. Вернулся в девяностом году вместе с другими диссидентами и, как все, стал бороться за права человека. Сотрудничает с обществом «Сохнут». Бесплатно дает юридические консультации, защищает кое-кого в Судах, хлопочет визы для иммигрантов…

– Как же он пролетел с визой для Кацнельсонов?

– Обдурить «Моссад» и миграционную службу очень трудно. Там же бывшие наши граждане работают. Это я тебе как профессионал говорю. Впрочем, кто его знает, может и не пролетел, – вдруг сверкнул золотом зубов полковник. – Может, сам все устроил, кто его знает. Бабка надвое сказала…

– Думаешь, это с его ведома грохнули старика и обчистили тайник?

– Да что ты! Бизин не наводчик, это для него мелковато… Надурили его крепко! Вернее, обоих со стариком. А вот обидчика он знает. Должен знать, обязан!

– Известно, куда он ездил в командировку?

– В Переделкино, по Киевскому направлению.

– У вас что, тотальная слежка за населением?

– Живет он там! – Кужелев усмехнулся, выпил рюмку и засобирался. – Купил писательскую дачу, сделал евроремонт, сигнализацию… Все, пора! Я же тоже на даче, между прочим, живу летом, и пилить мне через всю Москву, да от кольцевой двадцать пять… – Его взгляд вдруг замер на браслете. – А это что такое у тебя?

– Да так, безделушка, – Хортов попробовал натянуть рукав рубашки. – Говорят, стабилизирует давление.

Будучи еще капитаном, Кужелев отличался бесцеремонностью, а в полковниках вообще обнаглел. Он схватил руку Хортова, покрутил кисть, разглядывая браслет, и присвистнул.

– Ну да! Когда на руке безделушка граммов на сто золота особой пробы, давление будет идеальным… Подарок жены?

Хортов обрадовался подсказке.

– А чей еще? У богатых свои заморочки. Сама ходит, как ювелирный магазин, и мне теперь… И почему ее до сих пор никто не ограбил?

Полковник, конечно, не поверил, хмыкнул, скосил глаз.

– Ладно уши притирать, пехота. Штучка-то женская.

– А мне откуда знать? Это ты у нас специалист по драгоценностям.

Чувствовалось, Кужелеву было неуютно в доме: почему-то говорил и озирался, тянул носом воздух, будто пожар чуял.

– Слушай, пошли на воздух, что-то у тебя душновато…

– Погоди, ты мне еще ничего не сказал, – Хортов встал посреди коридора. – Не выпущу, пока не выпотрошу.

– Это ты про что?

– Мы же договорились. Что мне делать с материалом?

– С каким?

– Про смерть старого авантюриста! Про настоящую смерть, не от инсульта.

– Ты что, писать об этом собрался?

– Меня интересуют только акции. И больше ничего.

– Мне о них ничего неизвестно, – полковник потряс ключами от автомобиля. – Слышал звон?

– Врешь. Вы оба с законником врете! Если информация закрытая, так и скажи. Я вижу, ты же выкручиваешься, и это у тебя плохо получается. Даже зубы не блестят.

– Это я мало выпил. Но больше не могу, за рулем, как-никак… Бывай, я поехал!

– Ну так выпей. И расслабься, – Хортов потянул его к столу. – Напросился на магарыч, а сам деру? Садись!

Кужелев неожиданно подчинился, однако к столу не сел – достал из кейса, как показалось, сотовый телефон, открыл дверь в комнату и встал в проеме. Картин на полу он не заметил, потому что был занят прибором – поигрывал пальцами на кнопках и смотрел на табло.

– Ты что? – спросил Андрей, наливая водки.

Тот поднял палец, и в это время приборчик в его руке издал неприятный переливистый свист, похожий на звук фонирующего микрофона. Хортов подошел к полковнику и заглянул через плечо: это был портативный сканер с рамочной антенной.

Тем временем Кужелев приблизился к окну, перешагнув полотно, поднес прибор к металлическим карнизам и глянул выразительно, мол, комментарии излишни. Встал на табуретку и стал тщательно исследовать алюминиевый профиль, светил фонариком, подносил зеркальце, чтоб увидеть, что внутри, наконец, осторожно спустился, снял с вешалки пиджак Андрея и, сунув ему в руки, открыл дверь.

Он был возмущен или даже взбешен; в этом, непривычном для него состоянии, готов был ломать и крушить все вокруг. В машине он так хлопнул дверцей, что отлетела пластмассовая накладка.

– Как же я сразу не врубился? Ведь чуял!.. Профессиональная работа, японская закладка на суперпитании. Год пролежит, хоть бы что…

– Кто прослушивает мою квартиру? Ваши?

– Откуда я знаю?!.. Замок открывал, все нормально?

– Вроде бы… Как-то внимания не обратил, думал… – он чуть не проговорился о цыганке.

– Наш с тобой контакт срисовали, вот что плохо. А если это наша служба безопасности?

– Ты не можешь определить, чья закладка?

– Кто ее определит?.. На одном рынке покупаем. У нас используются точно такие. Не дай бог, наши вложили…

– Что-то ты осторожный стал…

– Ботинки жмут, на размер меньше выдали.

– Но в машину тебе не всадили клопа!

– Кто их знает…

– Так что с акциями?

– Ничего, – Кужелев покрутил головой, осматриваясь. – Их не существует. Якобы. Тайна империи, покрытая мраком.

– Бывшей империи?

– Слушай, пехота… Дело это темное, потому параллельно с нами взялась за него и контора при администрации президента. Не исключено, что они и слушают тебя, зная наши контакты… Эх, надо было давно проверить твою квартиру!

– Может, они сами акции ищут? В этой конторе?

– Пенки они снимают! У них там полтора специалиста, остальные бывшие политработники и менты. Мы раскрутим – они себе палку нарисуют.

– А кто же старика и адвоката надурил?

– Это я сказал, надурили?

– Ты!

Он подумал, поборолся с собой и, облокотившись на руль, вздохнул:

– Жмут ботинки… А раньше поскрипывали.

Хортов не стал ничего уточнять, незаметно ощупал браслет: кажется, передавило сосуды и рука начала отекать.

– Обувь разнашивать надо, – посоветовал он. – Растаптывать.

– Ты мне лучше скажи, умник, где браслетик взял?

– Ну а если не скажу?

Кужелев пожал плечами.

– В общем-то, как хочешь… Только он из контрабандной партии. Таможня засекла ее в Шереметьево, количество изделий неизвестно, а вес около двадцати семи килограммов. Товар шел из Индии, внаглую перевозили. Дали команду пропустить, чтобы выйти на получателя, а золото исчезло прямо в аэропорту… Это первый выплывший браслет, а у меня дело с прошлого года висит. Теперь хоть могу количество посчитать. Двадцать семь килограммов разделить на сто граммов, сколько будет?

Хортов никогда до конца не доверял ему: что бы полковник ни делал, как бы к нему ни относился, в душе всегда оставалось сомнение. Например, несмотря на добрые отношения, он мог сейчас сорвать с руки этот браслет и утащить на какую-нибудь экспертизу, а то и вовсе арестовать самого вместе с безделушкой.

Наплевать ему, что происходит в такую минуту в душе Андрея.

И одновременно Кужелев мог проявлять редкостное по сердечности участие в судьбе: когда Хортов приехал в Москву, оказался на улице, без прописки, без гроша в кармане – две недели ночевал на вокзалах, пока не разыскал бывшего сослуживца. Тот поселил на своей даче, устроил на работу в многотиражку ФСБ и даже денег подкидывал…

– Смотрю я на тебя, пехота… Темный ты человек. Непрозрачный, как сейчас принято говорить, – Кужелев показал зубы. – Потому тебе и жука всадили… Ладно, хрен с ним, с браслетом. Только ты его не носи, тем более женский… Сходи домой, прихвати бутылку и что-нибудь поесть. А то сидим, как эти…

Хортов вернулся через несколько минут и обнаружил Кужелева совершенно в ином, привычном состоянии.

– Это не наши слушают твою хату, – блеснул он фиксами. – Ну-ка, вспомни: где ты сегодня был? Кроме Арбата?

– В редакции.

– Заметил что-нибудь странное? Не появлялся человек… Ну что-то вроде адвоката?

– Там все странное. Особенно Ада Михайловна, ответственная секретарша, эдакий серый кардинал. Будто бабу подменили.

– Ее не подменили…

Полковник выпил и начал сосредоточенно есть.

– Сердце горит, – сказал он. – Какие, в звезду, тайны империи? Как он был секретарем обкома, так и остался. А на него свалилась гигантская страна, шестая часть суши, особая цивилизация, целый мир. Конечно, для него все тайна. У него психология захватчика, покорителя неизвестных народов. Потребуется десятки лет, чтобы изучить нравы захваченной империи, ее обычаи, разгадать государственные секреты и хотя бы приблизительно подсчитать добычу. А для его уличной банды с подростковой психологией чужая, неведомая Россия – предмет для насилия. Что кошке голову оторвать, что разрушить государство… Все как было в Веймарской республике, один к одному.

– Не понял, у тебя что, снова приступы критики?

– Там тоже к власти пришел президент с бандой… И расфуговал страну под самый корень! Всю основную промышленность разбазарил, и в результате немцы получили Гитлера и фашизм.

– Выпей еще, – предложил Хортов. – Может, пройдет…

– Адвокат целую неделю просидел у себя на даче. Принимал гостей. Высоких гостей… И знаешь, что предлагал? Выкупить у него Веймарские акции. Ксерокопии показывал…

– Это что, акции Веймарской республики?

– Какие же еще? Они всплыли…

– У вас действительно тотальная слежка…

– Всего их у Кацнельсона оказалось девятнадцать штук. Но пакет разрозненный: металлургический завод, угольная промышленность, автомобильная, «Мерседеса например. Короче, с бору по сосенке…

– Они что-нибудь стоят? Сколько времени прошло…

– Вообще-то стоят, всегда стоили, и немало. После войны цена выросла в тысячи раз. Но были бы пакеты посолидней, тогда правительству есть смысл покупать…

– А зачем?

– Ну, например, чтобы предъявить Германии, в счет выплаты внешнего долга. Знаешь, сколько мы должны немцам?.. Но для правительства это мелочь, и высовываться с ними нет смысла, – Кужелев доел кусок жирной, копченой скумбрии и вытер руки. – По крайней мере, высокие чиновники приводили адвокату такой аргумент. Но один из олигархов не побрезговал, согласился купить все акции. И знаешь, с какой целью?.. Чтобы перепродать правительству. Одним словом, коррупция, и ничего особенного.

– И этот олигарх опередил – послал своих людей, а те закапали старику глаза и взяли акции.

– Вряд ли. Он выкормыш правительства, ему скинули собственность и финансы. А сейчас решили покрутить акции… Был бы Пронский и НКВД – все бы у стенки стояли.

– Это кто такой?

– Начальник специального отдела НКВД, финансово-экономические вопросы.

– Значит, там коррупция и в результате – уголовщина?

– А ты что хотел? Душещипательную историю?.. Но как бы там ни сложилось, ты об этом писать не станешь. Эти сведения публикации не подлежат.

– Ты здорово изменился, Кужелев…

– Ладно тебе, пехота! – смешок был неприятный, но знакомый. – Не обо мне речь. Просто ни одна состоятельная газета не захочет вмешиваться в эту интригу. Придется называть фигурантов, а там такие фамилии… Ты же не хочешь печататься в мелкой, бульварной прессе?

– Я бы написал, но мне это неинтересно, – не сразу отозвался Хортов. – Не мой профиль.

– Я тут успел копнуть архив, – Кужелев сделал интригующую паузу. – В период с тридцать четвертого по сорок четвертый участи Кацнельсона удостоились шесть человек. И все либо работали в Коминтерне, либо как-то были с ним связаны. Этим не брызгали в глаза, но отправляли на тот свет с помощью яда, имитировали самоубийство. Даже предсмертные записки есть… И во всех случаях исчезали ценные бумаги.

– Такие же акции?

– Неясно…

– Может, советские облигации.

– За них бы вряд ли стали травить, изощряться… В одном случае при составлении перечня есть упоминание об акциях Рурских угольных шахт, но мимоходом, даже не указано количество. Все шесть дел начспецотдела НКВД Пронский свел воедино. И в общей сложности за десять лет усадил семнадцать человек, в основном жен, любовниц и близких родственников. Сейчас все посмертно реабилитированы…

– Как бы взглянуть на эти дела?

– Никак, – Кужелев налил водки. – Архив под таким грифом, что вряд ли когда откроют.

– А начспецотдела жив?

– Пронский в последнее время своей жизни официально был специальным помощником коменданта Берлина, погиб в августе сорок пятого. Ну и царство ему небесное, – полковник выпил. – Все концы обрублены, а порыться бы и написать надо. От вас, щелкоперов, много зла и суеты в обществе. Хоть бы ты поработал на благо отчизны…

– Зато от вас польза!.. Журналисту всовывают жучка, вы не знаете кто.

* * *

Прошло два дня полной тишины: никто не звонил, не приходил, не требовал, а у себя дома Хортов в основном молчал или мурлыкал песенки, помня, что в оконном карнизе лежит чувствительная закладка. На третий день он несколько обвыкся, что его постоянно слушают, и слегка расслабился, как тут и достал его шеф, мол, почему до сих пор нет материала, которого ждет читатель, и что такими темпами нельзя работать в современной прессе. Причем требовал выдать статью в сей же час и в первоначальном виде.

– Шеф, не надо мне портить карьеру, – поражаясь резкой смене настроения, сказал Андрей. – Там действительно махровый антисемитизм и все такое…

– Карьера не пострадает. Материал пойдет под псевдонимом! Вези его сюда! Сразу даем в номер.

Было сомнительно, что дотошная Ада Михайловна не сняла копии…

Вообще-то Хортов должен был всю жизнь страдать комплексом неполноценности: закончил училище морской пехоты, но угодил служить в сухопутную, а оттуда – в особый отдел, тоже не по специальности. И наконец, из армии подался в журналистику, великовозрастным дядей начал заниматься тем, чем пацаны с младых ногтей занимались и потому достигали высот. Но здесь он был на равных со Стрижаком, поскольку тот пришел в газету с улицы: работал экскурсоводом в Питере, пописывал заметки про культуру в местную газету и выплыл на волне больших перемен в государстве. Он часто появлялся на экране телевизора в компании известных редакторов и политиков, комментировал важные события и выглядел, словно надгробное изваяние – говорил медленно, низким голосом и для пущей значительности тянул паузу. А в обыденной жизни был совершенно иным человеком, сыпал словами, как из пулемета, хихикал не по делу, сбивался, иногда выражался коряво и переходил на уличный сленг.

Если осторожный Стрижак сейчас требовал материал, несмотря ни на что, значит, не он сам, и даже не хозяин газеты – кто-то наверху жаждал скандала, связанного с ценными бумагами Германии или даже с самой Германией, потому что следующая фраза шефа звучала так:

– И через пару дней жду от тебя продолжение этой темы.

– Какой темы? – спросил Хортов, чтобы выиграть время.

– Не прикидывайся, Хортов!

– А как же Кавказ?

– Это вечная тема, от тебя не уйдет! Там будет еще вторая война, третья…

То есть сейчас он говорил то, что хотел адвокат. Но этот Бизин казался слишком мелкой фигурой, чтобы воздействовать на Стрижака. Возможно, желание бывшего дипломата совпало с чьим-то влиятельным желанием, а может, он знал, через кого надавить на шефа.

– Продолжение может не состояться, – не сразу выговорил Андрей, косясь на гардину на окне. – Информаторы отказываются поставлять информацию.

– Ну, это не разговор, Хортов! – затрещал в трубку главный редактор. – Надо их заставить! Ты – четвертая власть. Они должны тебя бояться! Информаторов всегда следует водить на коротком поводке и в строгом ошейнике. – И еще намекнул: – У твоей темы хорошая перспектива.

– В таком случае, я подписываю материал своим именем, – по-прежнему не выпуская из виду гардину, заявил Андрей. – Чего тут прятаться? Если перспектива? Кто не рискует, тот…

– Мой тебе совет, воин, – не поднимай забрала, – перебил шеф низким голосом, будто сидел в телестудии перед камерой. – Чтоб в глаза чего не попало.

Тем самым он окончательно выдал себя – все знал и мог бы сам написать продолжение.

– В глаза? При чем здесь глаза? – прикинулся Хортов.

– Запомни, – жестко отозвался шеф. – Не люблю двойной игры. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Сдаюсь! – Андрей вскинул руки. – Вы не зря едите свой горький хлеб. И все-таки по договору я имею право подписываться под материалом так, как хочу.

– Ладно, уговорил, – неожиданно быстро согласился Стрижак. – Вези материал!

– У Ады Михайловны есть второй экземпляр.

– Да?.. Ладно, пусть будет второй экземпляр… А ты сам просил ее об этом?

– По-моему, копировать материалы входит в ее обязанности, – предположил Андрей. – Мне так показалось…

– Именно, показалось, – вдруг зло ответил шеф. – Вот стерва! Ты, как бывший контрразведчик, взялся бы и выяснил, на кого она еще работает… Это шутка!.. Ну, ладно, пиши вторую серию! Но рукопись только из рук в руки!

На следующее утро Хортов вышел на улицу и купил свою газету. Материал был на половину второй полосы и под названием, придуманным наверняка Стрижаком: «Аферисты умирают, но не сдают».

И под специальной, новой рубрикой: «Тайны империи».

На ходу он пробежал глазами весь текст и споткнулся на самодеятельности шефа. В последнем столбце было маленькое дополнение, эдакий намек на причину смерти – исчезновение Веймарских ценных бумаг на сумму в восемь с половиной миллионов долларов.

Стрижак знал много больше! Даже цену девятнадцати акций!

Вернувшись домой, он хотел позвонить Кужелеву, но телефон ожил сам, причем пробивалась междугородка, но, провозившись с замком, Андрей не успел снять трубку. Второй звонок последовал через минуту.

– С вами будет говорить господин Артельянц, – известил ласковый женский голос.

Хозяин газеты говорил с легким южным и одновременно кавказским акцентом, чем-то напоминающим голос киношного Сталина.

– Господин Хортов, благодарю вас за смелость и объективность. Это очень нужный и своевременный материал. Хочу познакомиться с вами поближе. Мои помощники вас известят о месте встречи. Всего вам доброго и творческих успехов!

Сказано было на одном дыхании и на одной ноте и не услышаны вежливые слова в ответ.

Хортов положил трубку и не успел переварить случившееся – звонок Хозяина был явлением знаковым, – как телефон вновь забренчал.

– Что у тебя все занято? Поздравления получаешь? – хмуро спросил Кужелев. – Значит, так, моего совета не послушал – пеняй на себя. Может случиться все что угодно, ситуация непредсказуемая, потому как информации мизер.

– А ты что так смело-то, по телефону? А вдруг?..

– Телефон у тебя чистый, кто контролирует квартиру, установить пока не удалось. Не исключено, что редакция или хозяин газеты. Так, в целях твоей безопасности. У него есть собственная служба, лучше любой разведки. Закладку в гардине пока не трогай. Боюсь, что и на телефоне повиснут, но я сразу же предупрежу, если что… Все понял?

– А что ты такой добрый? – спросил Андрей.

– Ботинки жмут, а обувь надо разнашивать, чтоб мозолей потом не натирать…

– Это верно.

– Позвони нашему знакомому адвокату. Пощупай его, понюхай, какой пастой чистит зубы.

– Я вроде как журналист, а не нюхач.

Кужелев не мог да и не хотел скрывать раздражения.

– Ну да, как информация, так нужна! И за здорово живешь. А помочь – уже и брезгует. Успокойся, пехота! За информацию все платят информацией. Не ты первый!

– Ладно, не ори, – пробурчал Хортов. – Что надо сделать?

– Для твоей же пользы, пехота. Позвони, потолкуй. Он не такой уж и убогонький, каким представляется…

В этот момент кто-то вступил в разговор и Кужелев замолк. Потом явился голос барышни, сообщивший, что Берлин на проводе.

Голос Барбары отдавался эхом в эфире и напоминал глас неба.

– Почему ты отключил мобильный телефон? – с тревогой спросила она на немецком, поскольку Андрей запрещал говорить ей на русском, чтобы не оскорблять великий и могучий. – У тебя все в порядке?

– Села батарея, – соврал как обычно Хортов. – Не проследил.

Мобильник два дня уже лежал в машине, а машина, в свою очередь, стояла в «ракушке»…

– У меня есть предложение съездить на неделю в Грецию, – как всегда непререкаемым тоном заявила законная жена. – Обещают солнечную погоду.

С год назад она купила дом на острове Лефкас, невероятно гордилась своим приобретением, позволяющем думать о себе, как о богатой женщине, но ездить туда в одиночку отчего-то боялась. После объединения Германии она осталась жить в Восточном Берлине, но, будучи в прошлом комсомольской вожачкой, посредством своих связей забралась сначала в муниципалитет, который ликвидировал социалистическую собственность, затем быстренько оказалась «новой немкой», приватизировав несколько молодежных курортов и домов отдыха на побережье Балтики.

– У меня обширные творческие планы, – сказал в ответ Хортов. – Отдыхать нет времени.

– Андрей, у тебя появилась новая женщина, – не поверила Барбара. – Я же чувствую и вижу.

Она и в самом деле обладала способностью видеть на тысячи километров, через границы, материки и океаны. По крайней мере, трижды звонила в самые неподходящие минуты, словно и впрямь знала, что у законного мужа новая любовница. Первый раз из Берлина, второй – с острова Лефкас и третий – из Аргентины. И он признавался, что это так. Супружество у них было обречено с самого начала, и Хортов несколько раз предлагал развестись, но Барбару это по некоторым соображениям не устраивало: она была тесно связана с бывшими советскими комсомольскими вожаками, теперь банкирами и крупными бизнесменами, и даже намеревалась получить двойное гражданство.

Однако у этой истории была еще одна сторона: их супружество было без брачного контракта – в пору горячей комсомольской юности он и не требовался, и теперь Андрей подозревал, что разбогатевшая жена боится развода как огня, ибо придется поделить имущество, если муж будет настаивать. По крайней мере, она при случае спрашивала об этом и убеждала его, что он не имеет морального права на половинную долю и даже откупалась, приобретая Хортову квартиру, машину и посылая деньги на жизнь.

Состояние альфонса его не устраивало, впрочем, как и семейное положение, но вырваться из порочного круга можно было лишь при условии, если будет хорошая работа и согласие Барбары на развод. А тут в последнее время с законной женой стало твориться что-то странное: ее ревность и особое зрение не имели пределов.

– Да-да, я вижу! Твоя новая женщина лежит рядом и ласкает тебя! – На том конце послышались звуки, весьма приблизительно напоминающие плач.

– На сей раз ты не угадала, – злорадно сообщил Андрей и глянул на гардину. – Сижу один в квартире и работаю.

– Я имею плёхо душа, – по-русски заговорила она. – Скушать долго нет ты…

– Не скушать, а скучать! – поправил он. – Скушать – значит съесть.

Точно так же она владела английским и французским. В Россию всегда приезжала с переводчиком (в другие страны – с другими), который хвастался, что дед его – русский офицер, полюбивший бабушку в сорок пятом году. И отсюда у него такая любовь ко всему российскому. Хортов терпеть не мог всех переводчиков Барбары, поскольку хоть брак и оставался формальным, но развесистые рога были вполне настоящими.

– Тебе неприятно слышать, что я скучаю? – голос показался жалобным.

– Если хочешь говорить по-русски, дай трубку переводчику, пусть переводит.

– О, Андрей, ты ревнуешь?

С ней нельзя было шутить, говорить иносказательно или ерничать: Барбара все понимала в прямом смысле.

– Ты свободная женщина, – отозвался Хортов, играя браслетом цыганки. – Мы же договорились.

– Не хочу свободы! Желаю неволи, рабства, но чтобы ты был мой господин!

Поскольку она вообще не понимала юмора и не умела шутить, то все сказанное следовало принимать за правду.

– У тебя что-то случилось? – спросил, а про себя подумал: наверняка покинул очередной переводчик…

– Случилось, Андрей. Стала много думать о тебе и скучать. Приезжай. Я требую, чтобы ты приехал!

– Позвони через неделю, – увернулся он. – Очень много работы!

– Тебе нужны деньги? Я пришлю…

И прислала бы, но потом потребовала отчета, на что потрачены. Точно так же она призирала за квартирой, автомобилем и телефоном. Ему уже давно не хотелось ничего брать у жены, а скорее бы и от взятого избавиться…

– Нет, теперь я зарабатываю неплохо, – он попрощался и положил трубку.

Барбара умела хитрить, изворачиваться, но эти ее заявления Андрею хотелось расценить как порыв чувств. В юности с ней подобное случалось, когда она ночью прибегала в офицерскую гостиницу, подкупала часового сигаретами и, если удавалось, пробиралась к Хортову в комнату. Если нет, то, бывало, ночевала в комендатуре под замком…

После разговора с законной женой он сразу же ощутил желание борьбы: это было ее самым главным недостатком – умение или страсть подавлять всех окружающих, и чем ближе был к ней человек, тем больше он страдал от ее напора и власти. Совместная жизнь у них не получилась лишь по этой причине: мужа, друзей, партнеров – всех она видела у себя под каблуком.

Даже вольные переводчики долго не выдерживали…

Он смахнул навязчивый образ Барбары и с ужасом услышал, что телефон снова зазвонил.

– Я слушаю вас, – по-немецки сказал он, ожидая нового потока признаний.

– Господин Хортов, с публикацией статьи о смерти Кацнельсона вы поступили весьма легкомысленно, – голос был мужской, незнакомый и по своему тону напоминал тихий, журчащий рык дремлющего льва.

– С кем имею честь? – он глянул на гардину и пошел в ванную.

– Ваш читатель, – был ответ. – В завтрашнем номере следует напечатать опровержение. Но не навязчивое. В форме пояснений автора, что факты, описанные в материале, вымысел. Убедите редактора в необходимости такого действия.

– Это что, пожелание? Или рекомендация?

– Читательское мнение, – неизвестный положил трубку.

Хортов тоже отключился и секундой позже понял, что сделал глупость и не воспользовался определителем номера. Если это был не розыгрыш, то определенная угроза, звучащая мягко и жестко одновременно.

И номер мобильного телефона откуда-то узнали…

В голову почему-то сразу пришел адвокат Бизин и просьба Кужелева позвонить ему. Сейчас было самое время.

Адвокат оказался на месте, то есть в обществе «Сохнут», и звонку обрадовался. Но голос в трубке никак не походил на львиный рык.

– Собирался вам позвонить! А вы тут как тут! Это не случайно, господин Хортов!

– Совпадение интересов, – обронил он.

– Прочитал вашу статью и должен сказать, замечательно! Замечательно, мой дорогой! Когда выйдет продолжение?

– Продолжение следует, – сухо отозвался Хортов. – Виктор Петрович, почему вы скрыли от меня происхождение исчезнувших акций?

На том конце пауза длилась три, но выразительных секунды.

– Хотите поговорить конкретнее – приезжайте ко мне в Переделкино. Собственно, поэтому я и хотел звонить. Для вас есть очень важный разговор. Место у меня подходящее, природа, тишина и полное отсутствие чужих ушей. Жду через два часа.

Он не ждал такого оборота и в первый миг ощутил провал времени – еще не успел осмыслить звонок с угрозами, а тут новое предложение, прямо противоположное. Мелькнула мысль позвонить Кужелеву, сообщить или спросить совета, но это было бы слишком уж не самостоятельно.

– Сегодня не могу, – Андрей решил выдержать паузу. – Ни через два, ни через три. Только завтра.

– Как вам угодно! Буду ждать вас завтра.

Первое, что пришло в голову, – отключить оба телефона и не звонить самому, однако он тут же поймал себя на мысли, что именно сейчас, после публикации, пойдет свежая и неожиданная информация, которую потом не сыщешь. Так оно и вышло: спустя десять минут раздался звонок квартирного телефона.

– Могу я услышать журналиста Хортова Андрея Александровича? – голос был молодой и бойкий, как у секретаря.

– Я вас слушаю, – напористо сказал он. – Но вначале представьтесь.

– Заведующий отделением нейрохирургии областной больницы Клименко.

– А кто дал вам телефон?

– Получил его в редакции.

– Каким же образом? У кого?

– Не знаю… Весьма любезный женский голос.

– Этого не может быть! В редакции не дают домашних телефонов.

– Я представился, и мне дали, – не сразу и виновато ответил собеседник. Хортов ругнулся про себя.

– Извините, просто достают звонками…

– С вами будет говорить схимонах Гедеон. Звоню по его просьбе. Он сейчас находится в нашей больнице. Я даю ему трубку.