Текст книги "Бог любит Одессу"

Автор книги: Сергей Трахимёнок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– А море, а опреснители?

– Ты помнишь песню «Раскинулось море широко», так вот там есть такая строка: «Окончив кидать, он напился воды, воды опресненной, нечистой…» Понял? Опресненная вода не годится для питья и приготовления пищи.

– А как же Одесса?

– А вот так, с тех пор как город стал Одессой, появилась проблема ее напоить. В конце концов, в XIX веке построили очистительную станцию в пятидесяти километрах от Одессы. Она очищала днестровскую воду и подавала по трубам в Одессу.

Краморенко вновь уселся за руль, машина тронулась. Савелий отхлебнул воды из бутылки и почувствовал себя лучше. Он приложился еще раз.

– Товарищ, – ехидно заметил Краморенко, – не злоупотребляй, лучше используй ее как холодильник, а не как источник. Приложи бутылку к затылку.

– Да, ты поэт, – сказал Савелий.

– С чего ради? – не понял Краморенко.

– Рифма необычная: бутылку к затылку.

– Действительно.

Так, переругиваясь, они добрались до базы отдыха в Затоке. Она представляла собой несколько дощатых бараков, которые назывались кемпингами, такого же дощатого клуба, довольно приличного здания столовой и администрации.

Возле каждого кемпинга было несколько беседок, от пляжа базу отгораживала металлическая сетка, за ней была полоса песка метров в пятьдесят, а за ним – синее Черное море.

Начальник базы был похож на старого атлета, который немного запустил себя, но под брюшком и дряблыми трицепсами еще сохранились железные сухие мышцы, которые в любой момент могли взорваться мощным движением. Именно такие ребята в девяностые, уйдя в рэкет, обеспечили переход государственной собственности в частную. Правда, многие из них не дожили до светлого капиталистического будущего и не воспользовались плодами того перехода. Но некоторым повезло. И представитель этих некоторых стоял перед Савелием, бесцеремонно разглядывая его с ног до головы.

– Юра, не похож он на журналюгу, – произнес начальник, обращаясь к Краморенко.

– Да что ты, Афанасьич, – засуетился Краморенко, – мы с ним в одной группе на журфаке МГУ учились.

– Хорошо, – сказал Афанасьич, – есть у меня несколько каморок для одинокого и холостого. Там прохладно, но нет телевизора и радио. Холодильника тоже нет. Но стоят они копейки, и я сдаю их почти даром. Хотя есть и номер пошикарнее.

Он махнул рукой в сторону сооружения, похожего на вигвам, правда, выстроенный из дерева.

– Это наш люкс, там две комнаты на двух человек, но душ, бытовка и холодильник персональные. Разумеется, и стоят они дороже. Что выбираем?

– Вигвам.

– Что?

– Люкс, – поправил Савелия Краморенко.

– Ты правильный пацан, – сказал Афанасьич, – это мой тест на вшивость. Идите в бухгалтерию платите за номер и размещайтесь. А ты, Юра, привет, боссу передавай, скажи, жив еще Афанасьич.

После этих слов начальник базы скрылся в домике администрации, а Савелий и Краморенко пошли в бухгалтерию. Потом они устроились в одной из комнат люкса, переоделись и направились на пляж.

Искупавшись и забравшись под тень одного из немногочисленных грибков, завалились на полотенца.

– Он знаком с твоим боссом? – спросил Савелий, кивнув в сторону домика администрации.

– Да, – ответил Краморенко, – он был у него правой рукой…

– Когда тот захватывал Ильичевский порт?

– Наверное, меня тогда в Одессе не было.

– Ты домой когда?

– А вот схлынет жара, и поеду, а то в дороге угореть можно, машина-то без кондиционера.

– Ага, а меня, значит, можно было по жаре сюда вести.

– Не можно, а нужно. Чтобы ты почувствовал не только дух, но и температуру Одессы и ее окрестностей.

– Козел…

– Сам такой!

– Да, есть во мне и это, иначе с тобой не общался бы. И что я в тебя такой влюбленный?

– А я тебе списывать философию давал, – произнес Краморенко.

– А вот и нет, философии ты мне списывать как раз и не давал.

– Почему? Это была не философия?

– Нет, это была философия, но я ее не списывал, потому что философии у нас как раз и не было, – сказал Савелий.

– Как, не было?

– А так, дисциплина была, экзамен мы по ней мы сдавали, а вот философии как таковой на журфаке в то время уже не было.

– А, ты в содержательном смысле, – протянул Краморенко.

– В содержательном.

– Ладно, пусть будет «не было». Ты вот мне скажи, лихой ты мой однокашник. Чего тебя в Одессу потянуло? Про отдых ты мне уже говорил, а про работу? Хочешь поучаствовать в избирательных компаниях, так это бесполезно, у нас тут все схвачено на десять лет вперед. Чего ты хочешь?

– Хочу написать книгу. Об Одессе и одесситах. Как это тебе?

– Никак, если бы ты сказал мне об этом неделю назад, я бы с тобой разговаривать на эту тему даже не стал, а теперь другое дело.

– А что изменилось за эту неделю?

– На твое счастье или несчастье, возник в поле моего зрения один молодой человек. И мне кажется, это то, что тебе надо.

– Всего один?

– Ну, надо же тебе с чего-то начинать. Через три дня он свяжется с тобой, давай свою мобилу.

– Номер телефона я тебе дам, но у меня есть вопрос, а у него какой интерес ехать сюда…

– Есть у него интерес, есть, так что он сюда приедет, а уж удержать и разговорить его – твои заботы.

Топаз

Такси мчало по пыльным улицам июльской Одессы. Водитель без умолку болтал. Борис кивал головой из вежливости, но мысли его были далеки и от салона автомобиля, и от баек водителя.

Совсем не так представлял он встречу с Поповым. Но, наверное, иначе не могло и быть, если два взрослых человека не искренни друг с другом. И в разговоре они ходят вокруг да около, вызывая взаимное неудовольствие. И дело не в том, что они шифруют свое недалекое прошлое, хотя это чувствуется в первую очередь и, разумеется, раздражает собеседников. Они прячут и свое настоящее.

Виктор хотел пожаловаться другу, что жена-начальник вот-вот уволит его с работы, а Борису уж очень хотелось поделиться с собеседником тем, какой он крутой и предусмотрительный, поскольку в целях конспирации заказал номера в двух гостиницах. Но ни тот, ни другой не открылись друг другу.

– Отель «Черное море», – произнес водитель, останавливая автомобиль.

Номер Бориса оказался на пятом этаже, из него отрывался чудесный вид на море, синее и поднимающееся стеной за окнами гостиницы, именно стеной, а не далеко к горизонту.

Борис снова позвонил по телефону, который ему дали в Н-ске, но абонент молчал. Он набрал номер еще раз. И тут в наушнике что-то щелкнуло. Он набрал номер снова. На этот раз даже вызова не последовало. Значит, абонент просто не захотел с ним говорить.

– Вот ситуация, – произнес вслух Борис, – ну, Чилиндра, погоди.

Заплатив за номер и устроившись в нем, Борис вышел погулять в город. Но сразу же пожалел об этом. Стояла невыносимая жара, Борис выбрал для прогулок Приморский бульвар в надежде хоть как-то спрятаться в тени деревьев.

Он добрался до памятника Пушкину, подошел к Оперному театру. Зашел в магазин, что располагался неподалеку и долго рассматривал бумажники. Ему хотелось выбрать самый роскошный, но душила жаба, и он купил довольно просторный бумажник из кожзаменителя.

Затем он приобрел в киоске несколько еженедельников, сунул их под мышку и вернулся в гостиницу.

В вестибюле Борис купил новую симкарту и направился в номер.

Приняв душ, он пришел в себя и стал рассматривать покупку. Потом вытащил складной нож, нарезал из газет множество узких полос и набил ими бумажник, одновременно думая о том, что именно с этим содержимым его приобретение может называться бумажником, а не лопатником.

О том, что бумажник – это лопатник, он узнал еще в партии, где рабочим у него был бывший зек по кличке Чилиндра.

Там, в поле, где, кроме работы, не было никаких развлечений, любая необычная информация воспринималась с интересом, поскольку была либо способом убить нерабочее время, либо разновидностью досуга.

Отдохнув от Одесской жары, Борис отправился пешком в гостиницу на Дерибасовскую, 27 и поселился в одном из ее номеров. Номер был небольшой, но дорогой. Там, кроме телевизора и холодильника с прохладительным напитками и вином, был сейф с цифровым замком, кстати, как и в гостинице «Черное море». Впрочем, это не удивило Бориса. Это «удобство» и привлекло его снять именно этот номер в этой гостинице.

Борис вытащил из портфеля матерчатый сверток и поместил его в сейф. Затем разобрал постель и повалялся на ней. Потом оделся и пошел гулять уже по вечерней Одессе.

Он прошел знакомым путем по Приморскому бульвару, долго стоял у памятника Дюку Ришелье. Затем завернул в ресторан углового дома, над которым были две странные взаимоисключающие друг друга вывески. Одна из них призывала: «Жарьте, Жора, жарьте, рыба будет», – другая была на украинском. Впрочем, что она гласила, Борис понял не сразу. Он несколько раз прочел изречение, и вдруг его озарило: это был всего лишь перевод русского афоризма: «Употребление алкоголя в малых дозах безвредно в любых количествах».

Заказав пасту и мясной стейк, Борис стал присматриваться к посетителям ресторана, желая увидеть в них будущих контрагентов по переговорам, ради которых и прибыл в Одессу.

Вот сидит толстый уже немолодой мужчина с юной напарницей (или партнершей?), поскольку ни на супругов, ни на любовников они не похожи. Он вполне мог быть юрисконсультом какой-нибудь фирмы или организованной преступной группировки, что в наше время почти одно и то же.

Или вот тот почти двухметровый молодой человек со скучающим взглядом потягивающий «Мартини» вполне подошел бы к роли телохранителя местного мафиози. Хотя нет, вряд ли, телохранители в наше время не пьют «Мартини», они или вообще не пьют, или пьют крепкие напитки.

А вот эта пара вряд ли может оказаться за одним столом переговоров с ним. Они, скорее всего, приезжие, как и Борис. По каким признакам он это определил? Да ни по каким, просто на их лицах это написано. Они отдыхающие, и все.

Подумав немного, Борис решил заказать к стейку красного вина. Официант принес карту вин, там было лишь одно знакомое название – «Каберне».

Хорошо приготовленный стейк и бокал красного терпкого вина привели его в благодушное настроение. И он снова вернулся к осмыслению выполнения той миссии, ради которой прибыл в Одессу.

Итак, если с ним на переговоры выйдет не сам Дерибан, а его представитель, как ему построить беседу? Если представителем будет мужчина, а в этом он не сомневался, то нужно будет…

Борис представил, что он беседует в гостиничном номере с толстым немолодым мужчиной, который является консильери[4]4
  Консильери – советник.


[Закрыть] одного из одесских мафиози. Представить-то представил, но дальше этого дело не пошло. С чего начать, как продолжить беседу, как выйти из нее, если условия, которые ему предложат, не будут его устраивать?..

Так ничего и не придумав, Борис рассчитался с официантом и побрел в гостиницу. Но по дороге его озарило. Он понял, что ему нужно сделать. Все стало на свои места.

В гостинице он стал писать записку, содержание которой было непонятно для непосвященного: «Шарик просил передать лопатник и маляву Саше Дерибану». Ниже шла приписка собственно для Дерибана. Закончив писать, Борис вложил записку в бумажник и лег спать.

Утром он позавтракал и вызвал такси, воспользовавшись новой симкартой. Все остальное было делом техники. Добравшись до рынка, на седьмом километре Борис демонстративно сунул бумажник в задний карман брюк, который на языке щипачей носит название «чужого», и стал ходить по бутикам, рассматривая товары и общаясь с продавцами.

Время от времени он контролировал нахождение бумажника в кармане. Тот оставался на месте.

У одного из контейнеров, где продавали рыболовные снасти, Борис задержался. Его заинтересовал спиннинг с большой катушкой.

Продавец стал толково объяснять, почему именно такая катушка удобнее всего в ловле крупной рыбы.

– Скорость движения блесны больше, – говорил он, – и, следовательно, более мелкие хищники не успевают за ней. Способны взять такую приманку только крупные. Так что происходит естественный отбор, мелочь остается в воде, а крупные хищники – у вас в ведре.

Борис мог бы поспорить с продавцом, но тот так вдохновенно врал, что делать этого не хотелось. А продавец все говорил и говорил, приводя самые нелепые аргументы.

Сам того не подозревая, Борис попал в сети «торгового обаяния», суть которого заключается в некоем чувстве вины перед продавцом. За то, что он уделил потенциальному покупателю сколько внимания, а он ничего не купил.

– Сколько? – спросил Борис.

– Восемьдесят баксов, – ответил продавец.

– А в гривнах?

– Сейчас посчитаю, – сказал продавец и достал калькулятор.

Борис в ответ полез в задний карман брюк и не обнаружил там бумажника.

– Не может быть, – сказал продавец, увидев изумление на лице Бориса. – У нас такого не бывает.

– Наверное, я забыл его в кафе, – сказал Борис и быстро вышел из бутика.

Дело сделано, и ему не было смысла оставаться на рынке дольше.

Борис снова поехал в центр города, пошатался возле порта, подошел к скульптуре ребенка, причинное место которого было истерто многими руками туристов и экскурсантов.

Вернулся в гостиницу и стал ждать звонка. Но никто ему не звонил, и Борис впервые за последние месяцы усомнился в реальности той миссии, которую он задумал в Н-ске.

Олесь

Олесь, вернулся на квартиру Виктора Сильвестровича к семи вечера.

Тот был уже дома и начал с причитаний:

– Я же ей говорил, говорил, – повторял он, – а она… Надо же, заставила гостя уйти! А вдруг ты бы обиделся и не вернулся… Да как это так? Что я бы потом твоему батьке сказал? Он только вчера мне звонил, говорил, что ты на днях появишься.

Далее Виктор Сильвестрович пояснил, что живет один, а его дочь всего лишь навещает его и убирается в квартире.

Он тут же показал Олесю место, где тот будет спать, повел в ванную, объяснил, как пользоваться душем, выдал два полотенца и оставил гостя в ванной одного.

Олесь, приняв душ, хотел было растереться полотенцами, но понял, что не сможет сделать этого. Южное солнце сделало свое дело. Особенно чувствителен был ожог на плечах.

Олесь вышел из ванной в шортах. Хозяин квартиры, увидев красноту, снова запричитал. Потом открыл холодильник, достал баночку сметаны и стал мазать плечи Олеся. Сразу стало легче…

Окончив манипуляции, Виктор Сильвестрович усадил Олеся за стол, где стояли большие пиалы с салатами из крабовых палочек и из овощей. На двух тарелках лежало по огромному шницелю, посередине располагался штоф с компотом.

– У меня есть сухое, – сказал хозяин, – но я не пью, зарок дал, пока книгу не окончу – ни капли… А тебе нельзя: зудить кожа будет после ожога.

Еду поглощали молча. Олесь был голоден, а хозяин видимо не привык вести светские разговоры во время приема пищи.

Когда расправились со вторым, Виктор Сильвестрович сказал:

– Там в холодильнике еще один штоф с компотом. Это если тебе ночью попить захочется.

– Вы хорошо выглядите, – сказал Олесь, – отец говорил…

– Не знаю, что он тебе говорил, но в сорок первом мне было семнадцать. А выгляжу я так хорошо еще и потому, что года свои не считаю. Как ты думаешь, я правильно делаю?

– Честно говоря, я не задумывался над такими вопросами, – ответил Олесь.

– Правильно, чего тебе задумываться, а я вот сейчас задумываюсь… Иди, отдохни в другую комнату, а я посуду помою, и мы с тобой поговорим.

Олесь перешел в другую комнату, где на кушетке ему было расстелено. Но он не улегся на нее, боясь перепачкать простынь еще не совсем впитавшейся сметаной, а лишь присел на краешек.

Виктор Сильвестрович появился спустя четверть часа. Он мгновенно оценил обстановку, чертыхнулся, вышел из комнаты и вернулся со старой простыней. Ловким движением он обернул ее вокруг торса гостя и порекомендовал лечь.

Олесь растянулся на кушетке, а хозяин сел рядом на табурет. И только тут Олесь заметил в его руках папку.

– Вот ты, как мне сказал твой батька, борешься с диверсантами.

«Твою дивизию, – подумал Олесь, – вот это влип. А что, если этот словоохотливый дед расскажет соседям о том, что к нему в гости…»

– Не переживай, – словно услышал его дед, – я об этом узнал не вчера, а год назад.

«Слава Богу, – подумал Олесь, – не придется шифроваться».

– Так вот… – произнес старик.

– Виктор Сильвестрович, – прервал его Олесь, – но здесь я на отдыхе, приехал позагорать, покидать удочку…

– Так ты рыбак?

– Да.

– А где она, твоя удочка?

– Непременно куплю.

– Но так не бывает, чтобы рыбак приехал на рыбалку и не привез с собой хотя бы пару своих удочек…

– Виктор Сильвестрович, ну, забыл я дома удочки…

– Хорошо, забыл, а на какую рыбу ты собираешься рыбачить?

– На днестровскую.

– То есть на пресноводную?

– Да?

– А ты уже ловил пресноводных?

– Да.

– А на что они клюют?

Олесь наморщил лоб, словно пытался вспомнить, но ничего из этого не получилось.

– Виктор Сильвестрович, не знаю, на что она клюет, но непременно узнаю. Когда окажусь рядом с Днестром.

– Поздно будет, – сказал старик, – своей некомпетентностью ты вызовешь удивление, а если тебя будут искать, то подозрение.

– Ладно, сдаюсь, готов выслушать вас…

– Правильно, я тебя не буду долго мурыжить… В Днестре ловят сазана, карася, плотву, тарань, а также щуку и судака. Знаешь, чем первые три отличаются от последних двух?

– Нет.

– Последние хищники, а значить диапазон средств, на которые их можно ловить иной. Их можно ловить, в том числе, и на мясо первых. Но я предпочел бы, чтобы ты купил блесну. А карась, сазан и плотва предпочитают червя, опарыш и пареную кукурузу. В качестве прикормки используют все виды каш. Понял? Видишь, я вооружил тебя необходимой информацией, чтобы ты не выглядел чужаком среди рыбаков. А как ты думаешь, зачем я это сделал?

– Не знаю, – схитрил Олесь.

– Да все ты знаешь.

– Да откуда?..

– Оттуда, оттуда. Вот как мы перед оккупацией Одессы работали. Нам поступало много сигналов от населения. Сигналы бросовые, если к ним не относиться внимательно. Например, некий мужик стал рыть погреб, а потом созвал соседей, чтобы обмыть это сооружение. Но так как был очень жаден и скуп, всем это показалось подозрительным. Мы проверили и выяснили, что там схрон, в котором сидел его брат-дезертир.

– Н-да, – неопределенно отреагировал на это Олесь.

– Или вот еще…

Тут старик заглянул в папку, и Олесь понял, что этот эпизод должен войти в книгу, которую пишет хозяин квартиры.

– Послушай внимательно. Поступил сигнал о некоем пастухе. Охрана станции остановила его. Он сказал, что ищет пропавшую корову. Его отпустили. А ночью кто-то пускал ракеты для того, чтобы обозначить цель. Нас срочно бросили туда, мы блокировали место вокруг станции и нашли того пастуха. У него был пистолет и ракетница. О чем это говорит?

Олесь пожал плечами.

Старик снова открыл папку, достал лист бумаги и произнес.

– Пауль Леверкюн в книге «Немецкая секретная служба во времена Второй мировой войны» подчеркнул, что советская контрразведка была более информирована и успех ее работы зависел…» Как ты думаешь, от чего?

– Ну откуда я могу это знать, – произнес Олесь со вздохом.

– Так вот, успех этой работы зависел от участия в ней населения. Теперь понял? Ну и лады. Что думаешь делать завтра?

– Поеду куда-нибудь купить удочку, а потом на пляж…

– Правильно.

– Может, лучше это сделать на Привозе?

– Нет, Привоз теперь не тот. Его почти переделали в какие-то бутики. Съезди на седьмой километр. Да, на пляж иди либо утром, либо вечером, а иначе тебе будет совсем плохо, – и старик указал Олесю на его сожженные плечи.

Павел Алексеевич

Яркое солнце заглянуло в окно гостиничного номера, напомнив Павлу Алексеевичу, что он не в Москве. Насокин вскочил с кровати, переоделся в шорты и майку, сложил в пакет полотенце и отправился на улицу. Было еще прохладно, но это была уже та прохлада, которая вот-вот перейдет в жару.

Вчера Наталья рассказал ему, как добраться до пляжа. Выходило, что это всего две трамвайные остановки. Но разве это расстояние для москвича? И Павел Алексеевич пошел пешком.

Песок на пляже был причесан то ли граблями, то ли специальной машиной, людей было немного. Павел Алексеевич разделся, и пошел в море.

Купание в соленой воде взбодрило его. На берегу он проделал несколько упражнений и почувствовал себя молодым и энергичным. Натянув на еще влажное тело шорты и майку, решил вернуться к себе.

В номере он принял душ, смыв соленую воду, позавтракал нарезкой, что была в холодильнике, и, взглянув на часы, отправился в отдел международных связей Одесского института государственного управления.

Наталья была на месте. Они пошли в здание административного корпуса, посидели немного в приемной директора института, поскольку тот проводил совещание с заведующими кафедрами.

Вскоре из кабинета вышли несколько человек, и секретарша пригласила Насокина к директору Николаю Михайловичу. Директор принял его радушно, хотя по протоколу и статусу мог этого и не делать. Он отпустил Наталью и лично повел гостя ознакомиться с институтом. Начал он с демонстрации выдающихся выпускников, фотографии которых висели в коридоре вуза.

– Все они учились у нас, – сказал директор, – а сейчас занимают ключевые должности не только в коммерческих структурах, но и в органах власти юга Украины. Каждому из шести тысяч обучающихся гарантируется высокое качество обучения и возможность развить свои управленческие таланты.

– Ваши корни в системе ВПШ? – спросил Насокин.

– Мы не скрываем этого, даже гордимся, – сказал директор. – Именно это позволило нам стать головным вузом в сфере подготовки управленцев, качественное системное и практико-организованное управленческое образование дает существенное преимущество перед образованием, которые получают студенты в прочих вузах.

Поднялись на этаж выше, и директор, остановившись возле фотографий профессуры, продолжил экскурсию.

– Мало того, что наши образовательные программы сформированы с учетом опыта ведущих иностранных институтов-партнеров, мы также учитываем требования рынка труда, потребностей органов власти, ведущих предприятий. Преподаватели нашего вуза, специалисты, практики, – все они одновременно и ученые, и тренеры управленческих дисциплин, консультанты, руководители успешно работающих предприятий. У нас 85 % преподавателей – доктора и кандидаты наук.

Директор достал из кармана лазерную указку, и красное пятнышко выделило в тексте под фотографиями следующий фрагмент: «Обучение в институте ориентировано на овладение новейшими технологиями менеджмента, информационными и социальными технологиями; методов бизнес-анализа, прогнозирования рисков и сценариев развития».

Директор выключил указку и двинулся по коридору дальше.

– Мы вот уже пять лет держим первое место среди высших учебных заведений гуманитарного профиля Одесского региона.

Дабы не выглядеть букой, Насокин решил время от времени прерывать монолог директора института.

– Ваша основная специальность? – спросил он.

– Менеджмент, – почти без паузы ответил директор. – Мы включили в подготовку блоки экономических и правовых дисциплин, ну и, разумеется, специальные технологии. Все это формирует способность к ведению бизнеса, развивает психологию менеджера и гибкий стиль управления. У нас прочные связи с ведущими предприятиями Одесского региона, что дает возможность нашим студентам проверить свои знания на практике.

– А чистые управленцы у вас готовятся?

– Мы редко используем такой термин, но у нас есть на базе высшего образования специальность «Государственное управление». Данная специальность существует для руководителей органов государственной власти и местного самоуправления.

– Эта ваша элита?

– Нет, но слушатели подлежат обязательному трудоустройству.

Директор подошел еще к одному стенду.

– У нас можно не только в совершенстве изучить один из европейских языков, но и пройти стажировку или семестровое обучение в иностранных учебных заведениях. Кроме того, огромное количество студенческих проектов позволяют студентам развить свои творческие способности. Один из таких проектов «Студенческое радио». Поверьте, отдельные его рубрики не уступают КВНу союзного уровня.

– Верю, верю, потому что вы так искренне говорите об этом, – сказал Насокин.

– И прекрасно! – заметил директор. – Я оставлю вас на кафедре евроинтеграции, а сам уеду в городскую администрацию. Ну, мы еще увидимся?

– Надеюсь, – сказал Насокин.

Они зашли в кабинет заведующего кафедрой евроинтеграции. Перед ними был шатен чуть выше среднего роста с синими глазами и радушной улыбкой, которую всегда носят на лице дипломаты или представители спецслужб.

– Антон Игнатьевич, – представил завкафа директор. – А это наш гость из Москвы Павел Алексеевич.

– Очень приятно, – ответил Антон Игнатьевич и широко улыбнулся.

– Я вас покидаю, – еще раз повторил директор. – Я расспрашивал всех, как мне встречать вас? Но никто не знал.

– А в чем проблема? – спросил Павел Алексеевич.

– «В краватке, в краватке», – ответил директор. – Я-то ее не ношу, потому что у нас жарко, но если гость предпочитает явиться ко мне в ней, то я и должен соответствовать его антуражу.

Директор ушел, оставив Павла Алексеевича в некотором недоумении. Хорошо понимающий своего директора Антон Игнатьевич тут же бросился пояснять:

– Дело в том, что в украинском языке галстук называется «краваткой».

– Странное название, – удивился Павел Алексеевич, – я полагал, что оно произошло от немецкого «хальстух», то есть шейный платок.

– Нам немцы не указ, – сказал завкаф, – просто изобретателями галстуков по праву считаются хорваты. Говорят, что изумленные иностранцы, видя узелки на шее хорватов, тыкали в них пальцем и спрашивали: что это такое? А хорваты думали, что их спрашивают, кто они такие. И конечно, отвечали: «Харват». Французы переиначили слово под удобное для них произношение и стали называть галстук «cravate». А украинцы адаптировали его под себя, так получилась краватка.

– К этому нужно привыкнуть, – сказал Павел Алексеевич.

– Да чё тут привыкать, – сказал Антон Игнатьевич, – краватка, она и есть краватка. И у нас других ассоциаций не возникает. Как не возникает ассоциаций с отравлением в травне.

– А что такое «травень»? – спросил Павел Алексеевич.

– Название месяца, который в России называется май.

– Понятно, – ответил Павел Алексеевич, – я к вашим услугам.

– Это, скорее, я к вашим, – сказал завкаф, – мне поручено рассказать о нашей кафедре, в частности, и об евроинтеграции вообще.

– С удовольствием выслушаю вас, но прежде объясните, какое отношение имеет к кафедре евроинтеграции Леонид Утесов, портрет которого у вас на видном месте?

Савелий

Соседями Савелия по «вигваму» оказались двое молодых людей: парень лет двадцати пяти и такого же возраста девушка. Но описать как просто парня двухметрового мускулистого громилу с выбритой головой было трудно.

Соседи отдыхали на базе уже неделю, загорели не в меру, поскольку круглый день проводили на пляже, играя с резиновым мячом. Причем если девушка ловила и бросала мяч парню двумя руками, то он – одной, как делают это гандболисты.

Парня звали Витьком, а девушку Магдой. Савелий очень плохо переносил жару, и на пляже бывал утром и после четырех дня. Вечером он ходил в клуб, где играл с Витьком в настольный теннис и бильярд.

Удача на теннисном столе была переменчива, а вот в бильярд всегда выигрывал сосед. Он оказался профессиональным бильярдистом, несмотря на вечернюю духоту, приходил на игру в брюках, рубашке с галстуком, поверх которой был тоненький пуловер.

– Чтобы галстук не касался сукна, – пояснил он Савелию в первый день знакомства.

На третий день позвонил Краморенко.

– Завтра к тебе приедет паренек – знаток Одессы и ее нравов, событий исторических и не совсем. Ты дай ему отдохнуть, а вечером поговори. Если определенные направления тебя заинтересуют, развивай их дальше.

– Мне ему заплатить?

– Нет, я же тебе сказал, что у него к тебе свой интерес.

– В чем?

– Откуда я знаю.

– Ну и лады.

Означенный Краморенко специалист по Одессе приехал на другой день. Им оказался парень лет тридцати, маленького роста, щуплый. Большие роговые очки делали его похожим на Шурика из «Кавказской пленницы». Впрочем, после первых минут разговора стало понятно, что это сходство не случайное. Парень сам «дотянул» до образа известного киногероя.

В его глазах горел огонь, как у революционеров, и Савелий понял, что Краморенко не ошибся в выборе человека, который по каким-то причинам заинтересован кровно в том, чтобы помочь Савелию написать книгу об Одессе и одесситах.

В руках приехавшего был большой потрепанный портфель. Парень протянул руку и сказал:

– Я от Юрия Антоновича, – тут парень иронически улыбнулся, – начальник лагеря сдал мне каморку на целые сутки. Поэтому до вечера я на пляже, а после приду к вам, и мы побеседуем на интересующие вас темы. Идет?

– Идет, – ответил Савелий.

Но оказалось, что это не конец разговора.

– Инфа – за мной, «поляна» – за вами.

Парень ушел, а Савелий направился в близлежащий магазин купить продуктов, чтобы накрыть вечером «поляну» парню.

Разложив продукты в холодильник, он пошел на пляж, где увидел гостя, но подходить не стал, давая возможность гостю турбазы отдохнуть с дороги. Вернувшись пораньше, Савелий принял душ и стал накрывать «поляну», выставив мясную нарезку, овощи и бутерброды с красной рыбой.

Оглядев выставленное, он поставил в центр стола бутылку шустовского коньяка и завалился на кровать в ожидании гостя. Тот не заставил себя ждать и вскоре появился в шортах, майке и белой шляпе с неизменным портфелем в руках.

Он сразу уселся за стол.

– Вот это прием, – сказал парень, оценив стол, – настоящий, одесский, до которого в Европе никто и не додумался бы. Давайте знакомиться, меня зовут Владислав Никанорович, а вас – Савелий, а вот как по батюшке, мне Краморенко не сказал.

– Да стоит ли оно этого?

– Стоит, стоит, – сказал парень.

– Савелий Михайлович.

Гость взял в руки бутылку со стола, осмотрел ее со всех сторон и, как истинный знаток Одессы и одесситов, начал рассказывать о том, как Шустов, создав свой коньяк, обучил десяток молодых людей иностранным языкам и аристократичным манерам и отправил их в Европу.