Текст книги "Пути и Дороги. Фантастические повести"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Встреча

Ксения переодевалась, чтоб заявиться на Есенинский бульвар, как своя. Излишняя чопорность ни к чему, но и одеколон «Запах водки» тоже излишний. В конторе её похвалили, но слежка доложила, что он встречается с атомщиками, да и его заинтересовал заброшенный полигон химоружия на ул Головачева. Прыть Розенблюма явно была излишней. Она посмотрела из окна свой квартиры, оставшейся от деда. Жить рядом с собором Петра и Павла пусть и лютеранском, неплохо для духовности, и она любила приходить сюда на вечера органной музыки. А и местечко было отличное– самый центр Москвы, но тихо и прекрасно, пятиэтажный дом, сороковых годов постройки , с маленьким садиком рядом, просто завораживал каждого, кто бывал у неё в гостях.

Климова постояла около мольберта, любуясь почти готовым пейзажем. Рядом стоял и её готовый автопортрет, уже и в раме. Они написала себя старым стилем, попыталась освоить технику сфумато, поэтому работала на ним почти два года. Ничего, скоро и пейзаж доделает, но сегодня у нее другие дела. А так, больше её картин здесь не было. Продала, и надо сказать, преудачно.

Ксеня все выбирала одежду, стоя перед старинным, ещё дедушкиным шкафом. Каких-то пятнадцать минут, и девушка остановилась на джинсах, любимой блузе, да и кроссовках.

«Asics или Nike? Что за вопрос! Она сама возмутилась своим мыслям. Конечно NB. Одевать лифчик, или нет?– Задумчиво посмотрела она на свои крупные сиськи в зеркало. – Нет, не зачем, я же богемная художница. Нормально, блуза плотная, соски не выпирают. – она огладила грудь, проверяя, – Но пистолет приличной девушке не помешает,– и она положила миниатюрный «браунинг» в женскую сумку.»

Она позвонила и Игорю, связному, который был её водителем, в ситуациях, подобных этой.

– Сегодня ты нужен, – просто сказала она в телефонную трубку.

Через пятнадцать минут она уже ехала, что бы встретиться с сообществом поэтов, пускай даже и на окраине, в Кузьминках. Связной припарковал машину, Рено Каптюр стоял в парковочном кармане, а девушка, с самым радостным лицом, притом неподдельно радостным, шла к памятнику Есенину.

Прекрасный солнечный день, будто сам приглашал любителей стихов поэта, да и просто праздно шатающихся, или неравнодушных к поэзии людей, собраться здесь и именно здесь. Бульвар выглядел празднично, и можно сказать, роскошно. Разноцветные воздушные шарики, привязанные скамейкам, рвались в небо, на складных стульях сидели продавщицы чурчхелы, стояли на дорожках передвижные киоски мороженщиков, и чуть подальше, припаркованпые к тротуару, были и неизменные автофургоны продавцов кофе вразнос. Ксения старалась выглядеть естественно, но поглядывала на свои часы, стараясь не опоздать, и не упустить встречу шпиона со связным. Эти спортивные часы, были не простым гаджетом, они показывали не только время, но и где столь любимый мистер Розенблюм, надо было лишь нажать ещё одну кнопку, слава богу, не красную.

Их механик, с кличкой Кью, хотя некоторые сотрудники стебались и звали его слепой Пью. Не потому что слепой, а потому что когда наливался водкой по самые глаза, то и не видел ничего, кроме стакана. Начальство терпело. Лучше него компьютерщика и мастера в отделе, да и управлении, не было. Пытались и закодировать его, но Пью умел выходить и из этой ситуации.

Ксения Климова шла, стараясь держаться сдержанно, но для прикрытия ей нужен был партнёр, кто бы отвлёк внимание Розенблюма. А бы кто был ей неинтересен, нужен был симпатичный и приятный. Она приглядывалась к одиноким парням, но как-то никто не соответствовал её тонким запросам. Один слишком тоший, другой толстый, третий и некрасивый. Ну не нравятся и всё! Прочему она должна страдать? Ксеня доверяла самой себе. Навстречу ей шли двое, и один вполне себе забавный, видно было, что и он её заметил, Сумка на плече, выглядит хорошо, да и тоже, как она не чужд спорту. Второй тоже, но она лишь сморщила носик брутальный больно.

« Ладно, – сказала она себе, – надо знакомится, нечего тянуть, и времени нет.»

Она стояла около дерева, заметила, как эти двое оказались у неё за спиной, и услышала тихий щелчок фотика.

«Знала, что моя жопа просто магнит, – ухмыльнувшись, подумала она.»

Ксения сделала спокойное лицо и подошла к парням, у одного из них, того, кто ей понравился, был в руках FujiX-30.

« У парня не только внешность, но и вкус, – подумала девушка, – пора приступать.»

– Вы тоже поэт? – спросила она юношу очень приятным глубоким голосом.

– Да, – честно ответил Всеволод.

Галерея и Бульвары

Ксения тащила наверх Всеволода. Тот не ожидал, но хватка у дамы была железной, но лихорадочный румянец с её лица стал спадать, и она поспешно отпустила его рукав.

–Извини, – тихо сказала девушка, – но Федя..

– А Лика правда…

– В порно, снимается, точно. Ник у неё «Сара Бирнар». Да так она прикольная, – добавила Сеня, – Подожди, я сейчас.

И она спешно пошла к столам, увидев Розенблюма шепчущегося с двумя очкариками. Климова ткнула пальцем в часы, сделав несколько снимков. Засняла она и момент, когда Джон получил от одного из очкариков карту памяти. У Ксени был в ухе микрофон, и она слышала разговор, тихо-тихо, вернее отрывок:

– Завтра принесем остальное. У памятника Есенину, напротив « Современника», – сказал один из них, и стал нервно протирать стекла очков с металлической оправой.

– Заметно же,– прошептал Джон, – там тьма народа будет.

– Праздник, это хорошо, никто внимания не обратит. Есенинские чтения, все поэты, художники соберутся, не протолкнешься.

– Тогда до завтра.

–Завтра, в 12, – добавил мужчина в роговых очках на переносице.

Оба встали, и прощаясь с остающимися, стали проталкиваться к выходу. Американец не спеша дымил сигарой, изредка поглядывая на часы. Он выждал десять минут, и ушёл.

Сеня отбила сообщение о контакте шпиона, и получила ответ из Центра. Девушка вернулась, думая что случайный ухажёр уже испарился, но её Сева сидел за старым столом в гостиной и понемногу пил шампанское с новыми друзьями. Рядом сидел и Евгений Кислов, да и появился, как чёрт из табакерки, Ростислав Ведищев, непревзойдённый мастер фотопортрета. Напротив них сидел уже здорово под шафе Фёдор, рядом с весёлой Ликой. Последние присутствующие за столом Ксению не вдохновили, она лишь сузила глаза, ожидая подвоха.

– Ксеня! Иди к нам! – закричал широко улыбающийся галерист, обнимая порнозвезду, – шампанское!

– Сева пишет хорошие стихи, – авторитетно заметил Евгений.

– Наша муза… – почти пропел Ведищев, доставая фотоаппарат, – мечтаю сделать твой портрет!

Делать нечего, Ксения загнанно озиралась, но приняла правила игры и села под софиты, и Ростислав стал священнодействовать. Кислов стал рядом, помогая поставить свет, и наконец, всё было готово. Дальше всё закончилось всё быстро, и уже портретист показывал ей своё творение. Надо сказать, получилось прекрасно. Нечто в духе Рембрандта, Незнакомка в кресле на чёрном фоне. Она бы даже не стала фотошопить портрет, хотя пара морщинок у глаз её слегка напрягла.

– Просто прекрасно, – сказала она восхищенно, и отметила лёгким поцелуем щеку фотографа.

– Ты всегда получаешься великолепно, – тонко польстил Кислов.

– Да уж не знаю что и сказать…

Ксения подошла и села рядом с Всеволодом, он повернул к ней голову и улыбнулся.

– Очень красивый портрет. Я домой поеду, завтра надо еще попасть на Бульварное кольцо к памятнику Есенина рядом с «Современником». Праздник продолжается, надо успеть. Много наших соберется.

– Поехали. Игорь тебя подвезет, потом и меня домой доставит.

– Всем до свиданья, – сказал поднимаясь Всеволод, пожимая руки остающимся.

– Заезжай, – пригласил его Фёдор, – по пятницам у нас весело.

– Будем ждать, – добавила Лика, и поднявшись на носки, поцеловала опешившего поэта в губы.

Сева не стал отстраняться, или показывать, что ему было неприятно. Скорее, наоборот, это принесло ему удовольствие, и даже Сеня сдержалась в этот раз.

– Пошли, – сказала она, и махнула рукой гостям галереи.

Игорь уже сидел в машине, а на задние места сели Ксения с Всеволодом. Машина выехала на Бульварное кольцо, потом он поехал на Солянку. Уже стало темно, как глянул юноша, около одиннадцати. Вокруг освещалась огнями магазинов, блеском витрин, прекрасная Москва. Улицы были полны людьми, они встречались, общались друг с другом радостно и приветливо. Севе нравилось быть в центре, особенно на Покровке. Невероятные дома, прекрасная архитектура, и рельеф– не плоско и уныло, а какие-то невероятные холмы, извилистые улочки и проулки. Они доехали до Таганки, простояв немного в пробке на светофоре, и поехали дальше. Игорь ехал по Волгоградскому проспекту, мимо знаменитого колбасного завода и громадных труб ТЭЦ, пронесся по мосту, и они были уже в Текстильщиках.

– Мой номер запиши, – сказала Ксения юноше.

Сева достал мобильный, записал номер в записную книжку телефона, и вдруг изрёк:

– Улыбнись, – и навёл камеру на Сеню.

Та чуть изогнулась на сидении, выпятив грудь, и выдала лучшую свою улыбку.

– Годится, – и поэт показал художнице её фото.

– Нормально, и я тебя…– и щёлкнула и его свой телефон.

Всеволод набрал номер, и в салоне заиграла «Big hunk love» Элвиса Пресли, Ксения кивнула, и сохранила номер.

– До завтра. Тогда в одиннадцать у памятника Есенину у «Современника»

– Точно, – улыбнулась девушка, и поцеловала его в щеку, – спокойной ночи!

Сева вышел из машины, и махнув рукой на прощанье, отправился домой. Любимая пятиэтажка манила его обещанием сладких снов.

День второй. Бульварное кольцо

Всеволод ехал на автобусе, решив дать себе время проснуться и подумать о вчерашнем дне. Он любил сидеть в самом хвосте салона, наблюдая за всем, что здесь происходит. В руки сам собой попал планшет, и он стал набивать попавшие на ум строки.

Чёрные колёса, асфальт приминая,

Несут меня вдаль, нечто важное зная,

Что раньше не видел,

И знать не хотел…

Иногда, конечно, поглядывая на пассажиров. Бывало весьма забавно наблюдать за сказочными происшествиями. Вот и сегодня, день его не обманул…

На остановке, на Хохловке, вошёл молодой человек, держа в руке коробку яиц. Был он по виду нетрезв, судя по нетвердо стоящим ногам, но был весел и улыбался. Одет как обычно сейчас– джинсы, клетчатая рубашка, китайские кроссовки, дававшие ему хоть какое-то сцепление с полом транспортного средства. Но видно, подошва была не очень, или тряхнуло очень сильно, так что коробка с яйцами выпала из рук на пол. Парень быстро нагнулся, пытаясь подхватить ценный груз, но тряхнуло опять, и он угодил прямо лбом в голые коленки девушки, сидевшие рядом. Летнее платье, в крупный цветочек, было совсем не длинным, по летнему времени, так что девица просто вцепилась в свой подол.

– Что вы, молодой человек! – покраснев, возмутилась барышня, сдвигая колени, и пряча под сиденье и стопы, обутые в летние сандалии, боясь что ещё и педикюр на отдавленных пальцах пострадает.

– Мадам, – картинно выразился пьяный юноша, улыбнувшись, почти ка Фанфан– Тюльпан, только что освободивший Генриетту, – то есть, мадемуазель, – и он встал на одно колено перед девушкой, с лицом, ставшим из красного просто пунцовым, – прошу простить мою дерзость, и принять цветы… – он глянул на свои руки, – ну, вместо цветов это яйцо, – и он достал единственное из не разбившихся.

–Не надо, – тихо сказала девушка, пытаясь отодвинутся.

–Раз у меня нет больше вина, я выпью это яйцо за ваше здоровье, – заявил он, выпивая сырое яйцо, и скромно кивнув совсем смешавшейся попутчице.

Овации не овации, но в автобусе пассажиры, как благодарные зрители Большого Театра, хлопали в восторге. На Марксистской нетрезвый, но весёлый, пассажир вышел, оставив барышню в автобусе, которая поглядывала на него если не с восхищением, то с несомненным интересом.

Дальше опять знаменитый круг на Таганской, и автобус остановился у м,Таганской Кольцевой. Театр Высоцкого, прекрасная церковь и Бесплатный туалет дополняли культурное пространство. По ВерхнеРадищевской улице автобус шёл без приключений, но дольше была знаменитая Яузская больница, которая само по себе была приключением. Прекрасный фасад здания бывшей усадьбы князей Голицыных, особенно его флигелей, выходивших прямо на тротуар, и радующих своими прекрасными барельефами проходящих мимо людей. Остановка Яузский бульвар возникла словно из ниоткуда, и Сева, потирая заболевшую голову, поспешно выбежал из М7. Справа была прекрасная церковь 18 века, но он спешил, быстро прошёл вверх по переулку, мимо модернистского особняка 19 века, в котором несомненные энтузиасты боролись за закон и порядок в Москве. Сева глянул на свои часы, время хватало. Он дал себе полтора часа, что бы пройтись по Бульварному Кольцу до памятника Есенину, давно не был здесь, и хотелось получить удовольствие, да и подумать.

Он шагал вверх, по дорожке посыпанной мелким камнем, мимо скамеек с отдыхающими на них людьми. Как то непонятно было со с знакомством с Ксенией, чувствовалась какая-та натянутость, неестественность. Не в Галерее, а именно на Есенинском бульваре, когда они познакомились. Он еще и еще раз прокручивал все, и было много неясно. Мимо него прошли рабочие, убирающие территорию, обсуждающие, как выровнять покрытие. Проехали велосипедисты, а за ними и парнишка на электросамокате. Вот и стена белого города на Покровке, с выстроенным прекрасным Атриумом, местом знаменитейших тусовок. И сейчас здесь было людно. Сева помахал знакомым, и быстрым шагом пошёл дальше, мимо трамвайных путей, и прошёл к Чистым прудам, тянувшимся до Wellness Чистые пруды, крутейшему фитнесу центра Москвы. Он прошёл мимо Центрального рынка с его ресторанами и прекрасной кухней, и вот, наконец, добрался и до бывшего кинотеатра, а теперь концертного зала «Россия». Время оставалось еще сорок минут, и он не спеша поднялся к Тверской, и нырнул в переход, оказавшись словно в людском водовороте, реке, несущей его вдаль. Бульвар встретил его Цветочной аркой, в направлении памятника Есенину уже шли десятки людей. День уже был жарким, но Сева, а точнее Всеволод бодро шёл дальше по гравийной дорожке аллеи Бульварного кольца. Он решил прогулять в этом прекрасном месте, тем более, что был и неплохой повод– день рождения Сергея Есенина. Вокруг памятника уже собирались люди, молодые и старые, кто с фотоаппаратами в руках, кто с планшетами, а кто и с книгами поэта, и томиками других писателей.

Он стоял около памятника любимого поэта. Сергей Есенин стоял перед им положив правую руку за спину и в задумчивости опустив немного свою вихрастую голову. Не глядел он и на МХАТ, стоявший перед ним за проезжей частью Бульварного Кольца. Поэт, как видно, устал, да и конь его вдохновения пасся на газоне слева от него, озорно скалясь, но настороженно подняв уши. Пусть бронзовый Пегас лежал, но уже был готов вскочить, уже опираясь на правую переднюю ногу. Парнас вдохновения ждал великого поэта, открыв путь к своим вершинам. Павлины же бессмертия и победы еще не раскрыли перед ним свои бронзовые хвосты, они только обещали ему неимоверную славу. Скульптор был непрост, ох как непрост. Всеволод присел на скамеечку, доставая планшет, думая, что пока Ксеня не пришла, ему удастся написать нечто дельное. Рядом на скамейке присели трое мужчин, двое и них были в очках. Один носил очки в металлической оправе, другой – в роговой. Третий был иностранцем, судя по выговору некоторых слов. Сева достал камеру, снимая людей около памятника.

Вдруг раздался долгожданный звонок, Сева встал, озираясь вокруг. Вот наконец шла и Ксения, празднично разодетая, в чудесном платье. Она прошла мимо скамейки с тремя мужчинами, и один из них встал, узнав девушку.

– Ксения, здравствуйте, – услышал он, -и вы поклонница Есенина.

– Так и есть, Джон, но я не одна. Всеволод, – позвала она юношу, – Это Джон, – представила она Розенблюма поэту, – Это Всеволод, поэт,– представила она и Севу американцу. – Кофе не хотите? – предлжила она, показав на коробку с кофе в бумажных непроливайках из кофейни торгующей на вынос.

– Неплохо, – согласился Джон, отпивая из стаканчика.

Всеволод сжав левую кисть в кулак, правой рукой взял напиток. Он отпил два глотка, у него сильно заболела голова, и посмотрев на скамейку рядом, вдруг увидел сидящего и оживленно говорящего Есенина.

Есенин на Бульварном Кольце

Сева последние дни видел его мельком, то со спины, то сидящим в автобусе, а то и в галерее. Здесь же великий поэт сидел запросто, подписывал свои книги, ставя автографы, и в кармане его спортивного пиджака, выглядывала бутылка. Одет Есенин был по моде теперешней, пиджак Армани, брюки Хуго Босс, ботинки попроще, Саламандра. Откуда Сева это знал? Да он видел просто, посмотрел на пиджак, а на нём шилдик – Армани. То же и с штанами и ботинками, да и рубахой Левис и канотье почему-то Адидас. Странным это не казалось, скорее– нормой. У памятника играл джаз-банд, хотя секунду назад ничего и не было…

– Вы Всеволод? – поздоровался с ним Есенин.

– Точно так, – ответил юноша.

– Стихи пишите?

– Да, – застеснявшись промямлил Сева.

– Он хорошо пишет, – встряла Ксения.

Ксения выглядела чуть странно. Сейчас у неё были кудрявые волосы до плеч, и платье в стиле красавиц середины 20века.

– Прекрасно. Предлагаю вам съездить со мной на родину, в Рязань. Поезд «Сергей Есенин» отходит через два часа, нас ждёт праздник. А пока выпьем водки!

Около памятника, уже стояли официанты, разливая по хрустальным стаканам холодный, словно лёд, обжигающий губы напиток. Ксеня выпила стакан, затем другой, и третий, словно это была родниковая вода. Всеволод так же выпил три стакана, но опьянение, как ни странно, не приходило. Собравшиеся пили, и пили, но пьяных отчего– то не было, и царила вполне дружелюбная атмосфера. Всеволод лишь нахмурил брови, не понимая, потом опять вернулся к водке.

На постаменте мемориала поэты стали выступать по очереди и читать свои стихи. Если Есенину стихи нравились, то он подходил, и наливал чтецу стакан водки до краёв, если же не нравились, то лишь маленькую рюмашку. Вдруг к Сергею подошла Айседора Дункан в шёлковом платье, отчего то в американской каске, и с длиннейшим, туго затянутым, белым шёлковым шарфом на шее. Лицо балерины было нездорового синюшного цвета, а губы чёрные, как ночь. Айседора без конца наступала на шарф, и падала на камни. Каска на голове звенела, как кастрюля из под щей, Есенин смеялся, Айседора отчего то не понимала, что происходит вокруг.

– Сергей, пора ехать в Рязань, я давно мечтала отведать луховицких огурцов, – вдруг заявила она.

– Сейчас идём. Надо же всех взять с собой, показать наш дом, – ответил великий поэт, – ну а огурцы лучше солёные, под водку милое дело.

Оказались они на Казанском вокзале быстро, словно перелетели. Сева правда, запомнил, что спустились в метро, затем переходом прошли к кассам вокзала. Народу на удивление было мало, юноша стоял сразу первым. Окошечко кассира темнело угольной чернотой, только прозвучал гулкий неживой голос:

– С вас тысяча двести рублей за люкс.

Поэт расплатился, хоть и не понял, какой может быть люкс в пригородной электричке.

– Это же «Сергей Есенин», – добавил голос из тьмы, и Сева сразу успокоился.

Вместе с Ксеней шел к электричке, мимо их сновали грузчики с тележками, полными чемоданов. Грузчики были в белых фартуках с жетонами, одетых поверх спецовок, на голове у каждого крепко сидела фуражка, словно прибитая гвоздями. На перроне было просто тесно от грузовых тележек. Были большие и малые, и даже два больших электрокара привезли чемоданы клиентов.

Рядом с ними шел и Есенин вместе с Айседорой, они удивительно ловко лавировали в толпе, не пропадая теперь из вида. Поезд был выкрашен в белый цвет, это был экспресс до самой Рязани.

Всеволод зашёл в поезд, и не поверил глазам. Не было привычных сидений в три ряда, а были прекрасные купе, на два места, с самоварами на столах и бархатными занавесками на окнах. Диваны были мягкие, на столе стояла зелёная лампа, о которой юноша мечтал очень давно.

– Мы рядом, – сказал улыбающийся Есенин, и тут же исчез, – постучите в стену, мы рядом…– напомнил он опять.

– Хорошо, – ответил поэт.

Ксения, не теряя времени, разложила на столике жареную курицу, пластмасовые вилки и чёрный бородинский, все достав припасы из своей бездонной сумочки. Оттуда же выудила и бутылку « Байкала».

Мимо них прошёл и Джон Розенблюм, только с туристическим рюкзаком за спиной, альпенштоком за поясом, а за ним и двое его знакомых в очках.

– И они здесь, – прошипела Сеня хватаясь за портмоне с пистолетом, – ты мне поможешь?

– Чем? – удивился Всеволод, – что надо делать?

– Понимаешь, – тихо сказала девушка, впрочем не закрывая купе, – Джон– американский шпион. А с ним– два наших секретных атомщика. Сейчас я переоденусь.

– Надо задержать? – обрадовался Сева.