Текст книги "Пути и Дороги. Фантастические повести"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Галерея «На Память»

Они уже подъезжали к Таганке, став в круге, ожидая зеленого сигнала. Машин здесь было много всегда, надо было подождать. Но видно, сегодня день был активного солнца. Около универмага « Звездочка», словно что бы их развлечь, загорелась драка, как всегда, нелепая. Один гражданин толкнул плечом другого, к тому кого толкнули, подбежали двое приятелей. Один из троих попытался ударить ногой оппонента, но вышло на удивление нелепо, и драчун сам повалился на асфальт, моментально получив хорошего пинка в голову. Тут к бывшему в меньшинстве тоже подбежал приятель, и началось китайское кино, правда без Джеки Чана. Некоторое мелькание рук и ног было, правда, не такое быстрое и ловкое. Сева даже засмотрелся, взявшись за ручку двери машины.

– Игорь, встань получше, – попросила Ксения, выхватывая телефон, и начиная снимать улетное видео для YouTube . – Клёво, прям-таки по-настоящему, без прикрас.

Улётное кино, в прямом смысле этого слова. Один, Сева назвал про себя его из команды Красных, потому что у них всех были красные футболки, в том числе у еще лежащего на асфальте. Он силился подняться, но не мог, и со стороны казалось, что он отжимается от тротуара, или рассматривает муравьев на асфальте, фокусируя свои глаза, то приближаясь сгибая локти, то отдаляясь, разгибая их. Наконец, у него видно, заболели глаза, и он повалился без сил. Так вот, Красный, возомнив себя каратистом, подпрыгнул, пытаясь изобразить знаменитую вертушку Ван Дамма из «Трудной Мишени». Еще бы немного, и возможно. у Джеки появился бы дублёр, а может, и киношный соратник. Только тут нога каратиста не достала даже до колена оппонента, и не понявший всей тонкости сценария, Разноцветный, немилосердно ударил Красному в пах ногой, залепил видно, по мужскому достоинству.

Дальше, всё было как в песне… «Останется только один». Последний «Красный» не желал отступать, и как Спартак у Джованьоли, бросился бежать. Ксюха только разочарованно вздохнула, но видела, что « фракийца» не догнать даже на машине, придётся гнать по встречке. Так что Сева так и не понял, чем закончился бой гладиаторов, продолжили ли рукопашники свою схватку.

– Ну, было неплохо, – выразила с сожалением общий настрой Ксеня.

Она включила мобильник, пересмотрела сцену, и слила, не думая в YouTube.

– День продолжается неплохо. И поэты на Есенинском, и мордобой у « Звездочки». Что будет на Покровке? Надеюсь, дальше будет еще лучше…

Продолжение дня. Богемная Покровка

Дальше было еще веселее. Сева, уже не краснея, наблюдал за Федей, директором галереи, целующимся взасос с Ликой, одной из художниц. Они уже н отрывались друг от друга, короткая юбка девушки была задрана до пояса, обнажая загорелые бедра и совсем уж узенькие трусы. Мужчина растстёгивал и рубашку подруги, обнажая небольшую грудь с твердыми сосками.

– Мы лучше потом, Федь, – заявила, а скорее прошептала, покрасневшая, как свежая морковка, Ксения, и потащила с собой наверх по лестнице и Севу, – Не будем отвлекать…– тихо сказала она.

А начиналось здесь тоже неплохо. Игоря даже пустили припарковаться за служебный шлагбаум, и они подошли к флигелю одного из домов, спрятавшемся среди деревьев. Деревьев! На Покровке! Так что местечко было весьма исключительное. Дверь в подвал была открыта, но Сева засомневался, туда ли они вошли. Пройдя три ступеньки, понял, что они все же не ошиблись дверью. Из проема доносился громкий смех, пахло табаком и вином и развратом. На входе Ксеня отдала женщине триста рублей.

– Чего это? Билет что ли? – не понял Всеволод.

– Пожертвование. На туалетную бумагу, – сдвинула губы в усмешке дама.

В углу, рядом с туалетом, стоял пулемет максим, у которого позировала полуобнаженная красотка, ослепительно улыбаясь при вспышках фотокамер. Её наманикюренные пальцы ожесточенно вцеплялись в ребристые рукоятки пулемёта, водя ствол влево и вправо на группу подвыпивших собравшихся гостей, разражавшимся при этом громким хохотом. Акция называлась, суля по плакату на стене, «Анка– пулеметчица». Двое бородатых мужиков восторженно открывали и закрывали затвор пулемета MG-13, не обращая внимания на красотку у «максима». Поэт раньше увлекался военной тематикой, до службы в армии, покупал журнал « Новый Солдат». Но после службы в бригаде морской пехоты в Калининграде, настроение заниматься оружием пропало, наелся всего этого досыта. Настрелялся и набегался по самое «не хочу ».

– Хорошая вещь… – говорил один,– прикольные штуки Федька достает. Ловок, прям раз – и вот! – и развёл руки.

– Да, читал, хорошая штука была, получше нашего ДП. У него, говорят, боевая пружина заедала. Да… Пострелять бы…– мечтательно добавил эдакий бородатый либерал.

– Это надо в Красноармейск ехать, там на полигоне настреляешься, прям оглохнешь.

– Привет, – поздоровался с Севой бородатый, – Я– Сергей, это– Алексей, – и он показал на собеседника. Мы фотографы… Ты с Сеней?

– С кем?– не понял Всеволод.

– С Ксенией, – пояснил Сергей, – Сеню все любят, контракты нам подгоняет, нам вон с Лехой помогла, хоть для газеты « Ведро», бесплатной ежедневки поработали, теперь туда часто зовут, а то ведь не поверишь – есть было нечего…

– Да я поэт…

– Ну тем более, – засмеялся фотограф, посмотрев на нового гостя.

Сева отошел, стал осматривать картины, развешанные на стене. На некоторых были дыры от пуль.

– Всё отлично…– услышал он негромкие слова Алексея, – Наконец-то Сеня себя парня нашла, да нормального. А то всё злая ходила.

– Тише, блин, услышит же…

Поэт и не обернулся на голоса, намеренно внимательно рассматривая картины дальше. Пара полотен, по стилю, были портретами 18 века.То есть галерист всё же тянулся к классике. Рядом стоял стенд, сваренный из полосового железа с толстыми стеклами, за ним на чёрных подушечках, лежали монеты. Сева видел, что это настоящий антик, а не голимая подделка. По виду монеты боспорские, граммов по пятнадцать, дорогие. Он в них разбирался, сам собирал, но у него было только несколько боспорских дихалков, медяков. А серебро попадалось нечасто.

– Что, нравится? – раздался громкий голос.

Сева встал и увидел мужчину, лет сорока, коротко стриженого, с небольшой щетиной на небритых щеках. На нем были чуть вытянутые вельветовые брюки и серый льняной пиджак, с майкой в цветочек под ним, на ногах мягкие замшевые туфли. Но носков не имелось. Эдакий богемный красавец.

– Да, нравится, – негромко сказала девушка рядом с ним, – красивый.

– Лика…– посмотрел на нее мужчина, и рассмеялся, – Я– Федор. Владелец и директор галереи. Это Лика, – и он кивнул на девушку, – монеты понравились?

– Да, редкие. В Крыму медяков полно, серебряные редкость…

– Разбирается, – усмехнулся он, открывая стеллаж, – Вот, посмотри… Это я в Фанагории достал. Это в Херсонесе, – и он любовно перебирал монеты. – Ты где служил?

– В Калининграде, морская пехота.

– Ну видно. Я на Медвежьих озерах. Иди, там тебя Сеня зовет. Я покажу.

Хозяин провел Севу через проходные комнаты, где за небрежно накрытыми столами сидела богемная публика. Водка, вино, виски, шампанское, всё стояло в перемешку, и пилось также, одно за одним, иногда вместе. На бумажных тарелках лежала тонко нарезанная колбаса и сыр, хлеб в раритетных ажурных тарелках. Мимо него прошёл фотограф, и нёс отражатель, а за ним помошник ташил источник яркого света и кабель.

Ксения сидела в одном из кресел рядом с ярко-рыжей женщиной в бордовом обтягивающем платье, положившей себе ногу на ногу, и в задумчивости поигрывающей сползающей туфлей со стопы.

– Вот, Кислов пришёл. Он правда, больше НЮ снимает, – и она искоса глянула на Ксеню, но та даже не напряглась.– но красиво. Весьма.

– Сева, пошли. Сейчас нормальные снимки тебе сделают.

Он присел, и фотограф выставил свет, положил руки и ноги Севы, словно тот был куклой, наклонил голову.

– О, годится. Посиди так. Головой не тряси…– требовал фотограф.

Он начал снимать, сделал кадров десять, затем отошёл к столу и съел мандаринку.

– Ксения, а ты что, как неживая? Иди сюда, садись рядом.

Сева увидел, как вошел Федор с Ликой, и у галериста на голове был древнегреческий шлем. Кислов затянул шарф потуже на своей шее и аж подпрыгнул, увидев такое.

– Ксеня, помогай, мне надо… – жалобно забубнил фотограф.

– Чего? – сдвинула ноги и отодвинулась девушка.– Надо чего?

– Нет, не это, – и он помотал головой, – Съемка… Ахиллес и Пентесилея… Горю…Такая натура пропадает…

– Блин. Типа без нас никак? А реквизит?

– Всё есть… Переодевайтесь…– и он выложил, так скажем, древнегреческие шмотки. Почти.

– А я чего?– не очень понимая, ответил Всеволод.

– Пошли, Ахиллес, – ответила Сеня и повела его в раздевалку.

Черт, это было живописное место, более похожее на свалку или склад старых вещей. Шкафы начала века, книжные шкафы сталинского времени, пара диванов той же эпохи, но ширм не имелось. Он только осмотрелся, держа в руках хитон «Ахиллеса», некое подобие рубахи без рукавов длиной до колена.

– Раздевайся давай. Кислов– звезда, все потом тебе завидовать будут, – сказала девушка, – фото на всю жизнь.

Присела на диван к нему боком, и стала стаскивать с себя джинсы, а потом и блузу. Лифчика как он и думал, , точно не было, и на свет, вернее, полумрак подвала, выскочили немалые сиськи, с овальной формы сосками. Сеня не стала театрально закрываться руками, спокойно взяла белое платье амазонки, и одела через голову, и уже потом, придерживая подол, сняла и красные трусы.

– Помоги с застежкой, – попросила она.

Он встал сзади, видел перед своими глазами её красивую загорелую рельефную спину, и стал застегивать латунные застежки, стараясь не поцарапать Ксене кожу. Она неловко уронила браслет, и поспешно нагнулась, так что Сева коснулся её не только руками.

– Член встал? – сказала она обернувшись, – Я бы обиделась, если бы не встал. Пошли, Сева.

Сандалии были ему почти почти впору, и не мешали при ходьбе. Они встали под свет, куда попросил Кислов, перед чёрным фоном. Фотограф включил свет, и взялся за камеру. Ассистент быстро замазал тату на их руках, а у Сени и ногах гримом, и началось…

Сева с Ксеней копировали самые известные картины и скульптуры, изображавшие их героев. Особенно, как считал сам поэт, им удалась сцена, где Ахиллес смотрит на павшую амазонку, и в его яростном сердце загорается любовь.(Собственно было от чего загореться. Ксеня выбрала ужасно соблазнительную позу) В конце сессии Сева позировал в шлеме, доспехах, на зеленом фоне, для обработки жанровых сцен. Наконец, дело было сделано. Хотя даже тренированный Всеволод сильно устал, спина затекла.

– Спасибо. Просто великолепно. Ксения, Сева, вы нас спасли, – поблагодарил их фотограф, – переодевайтесь, мы ждём, ну и понятно, с меня ваш обычный гонорар.

Они быстро спустились в раздевалку опять, снова в эти комнаты с историей.

– Ксень, а что у них и гонорар бывает для моделей? – спросил непонимающий поэт.

– У Кислова. Только у него здесь моделям платят. Но тут и уровень другой, – сказала она, снимая платье, и закрывая дверь ногой, а потом и закрыла задвижку.

Сева снял облачение Ахиллеса, оставшись в одних плавках. Ксения осталась абсолютно голой, смывая грим с рук и бедер ватой, а потом и протирая кожу кремом. Татуировки были и на её бедрах, предплечьях, и основании спины.

– Сева, помоги, – опять позвала она, протягивая кусок марли, и показала большим пальцем на свою спину.

Он стал осторожно стирать пигмент, стараясь делать это поосторожней, девушка лишь нетерпеливо переступала с ноги на ногу, дожидаясь окончания процедуры. Конечно, просто смотреть и стирать грим, и видеть перед собой такое? Было немного сложно, скорее, напряженно…

– Кажется всё, – сказал он, неуверенно оглядывая свою работу.

– Спасибо, – ослепительно улыбаясь, ответила девушка, – А тебе помочь?– сказала она повернувшись, и прижалась крепкой грудью к нему, – Ты там совсем на взводе, – говорила, погладив его трусы одним пальцем.

Сеня быстро присела, и рывком спустила его трусы до пола. Член стоял как каменный, но девушка не оставила его без внимания. Она сосала быстро– быстро, схватив яйца левой рукой. Долго сдерживаться он не мог, и кончал, освободившись от напряжения. Сеня не поднималась, потом вытерла губы салфеткой. Сева еще тяжело дыша, положил руку ей на грудь, ощущая мягкую и упругую плоть, и привлек к себе, поцеловав в губы. Они целовались еще долго, переместившись на диван, и Сева не захотел оставаться в долгу, раздвинув ноги Ксени, принялся обрабатывать языком влагалище. Старинный кожаный диван видел и не такое, за свои сто двадцать лет, да и краснеть не мог. Девушка же раскраснелась, но старалась придерживать левой рукой свои сиськи, и уже задышала часто– часто. Наконец, когда язык любовника почти устал, да и стало скулы сводить, Ксеня словно вздрогнула и одеревенела, прошептала:

– Всё… Сейчас, полежу немного…

И она отвернулась к стенке, Сева же любовался телом красавицы, поглаживая её задницу.

Наконец она вскочила, потянулась к юноше, и долго целовала, н выпуская его губы из своих.

– Пошли… Нас ждут.

Она подбежала к зеркалу, проверила макияж, подвела помадой губы. Одевалась быстро, иногда оглядывалась на юношу. Сева еле успел за ней, путался в штанинах, заработав едкое замечание.

– Видишь, совсем не тяжело. Сейчас нас Федор ждёт, ты ему понравился, хочет тебе подвалы Галереи показать.

– Круто. Будет интересно.

– Ну а мне надо переговорить с фотографами. Меня дождись, – и Сеня поцеловала его в щеку.

Поэт посмотрелся в зеркало, стер салфеткой помаду со щеки и поднялся из подвала. Поэтов пока здесь не встретил, но нельзя сказать что он сожалел о проведенном вечере. А столом сидели уже другие, незнакомые люди, но вот и ввалился Федор всё еще в бронзовом шлеме на голове и в обнимку с Ликой.

– Сева! Садись, – и он гостеприимно отодвинул стул для него, и поставил стакан перед ним.

Галерист сел перед ним, его дама тоже. Он открыл бутылку недорогого игристого вина, и разлил по бокалам.

– За хороший день!– провозгласил тост, и первый выпил до дна.

Сева отпил немного вина. Вкус кстати, был неплохой, ему начинало злесь нравится.

– Ты поэт? – спросил Фёдор.

– Ну да, – помедлив ответил Сева.

– Давай номер мне свой, – и он быстро записал, быстро нажимая по экрану мобильного ухоженными пальцами, и тут же отзвонился, – я тебе свою электронку написал, скинь туда свои стихи. Попробую их в журнал « Старость» отправить.

– Круто, – ответил Всеволод, не веря такой удаче.

– Круто, что ты Ксеню развлёк. Ходит, улыбается. Месяца два ходила, злая, как чёрт.

– Это вы о чём, или о ком? – вдруг вмешалась в разговор подошедшая к столу Сеня, и положила ладонь на плечо Севы, а большим пальцем другой руки сильно надавила ему на шею, и тут же отпустила.

– Да мы о погоде, стихах там, фото… – добавила Лика, делая непонимающее лицо..

– Ага…– типа поверила Ксения, – Федь, ты хотел подвал Севе показать, пойдём? – напомнила девушка.

– Точно. Сейчас всё покажу, – поспешно ответил Фёдор и встал, скорее вскочил, отодвинув стул.

Галерист повел их вниз, гостеприимно открывая двери, через проходные комнаты, уставленные старой мебелью с еще более старыми вещами. Пороги были высокие, двери были разные– и покрытые облупившиеся старой масляной краской, и антикварные дубовые, были даже алюминиевые. Сева достал фотоаппарат, щёлкая все без разбору. Было здесь очень и очень необыкновенно. Сделал и пару снимков Сени, та лишь осуждающе кивала головой, но довольно улыбалась.

– Давайте я и вас сфоткаю, – предложил Сева Федору и Лике.

– Давай, – согласилась Лика.

Они не отказывались, девушка картинно приникла к груди галериста, вызывающе выпятив небольшую грудь и изогнувшись, как стриптизерша у шеста. Несколько снимков были забавными, можно было отправлять в журналы для взрослых. Затем Федя перевозбудился и схватил Лику за сиськи, и начал целовать ее более и более возбужденно, Сева снимал, поддавшись энергетике момента.

– Пошли, Ликочка наша ведь порнозвезда, – заметила Сеня, – не впервой ей на камеру сексом заниматься, – добавила она, таща за собой Всеволода, порывавшегося остаться.

Резидент Климова

Ксения Игоревна Климова сидела за рулём служебного Форда, наблюдая за встречей двух журналистов, российского и американского. О американском же она знала хорошо, что никакой он не журналист, а резидент американской разведки, здесь, в Москве. Джон Розенблюм был весьма колоритной личностью– обожал искусство и поэзию, наружка часто вела его и в ГМИИ, и в Третьяковке, где он мог сидеть на диванчике часами, в задумчивости рассматривая шедевры Малявина, пейзажи Левитана, сказочную живопись Васнецова. Этим он и полюбился спецслужбам– просто душа– человек! А уж следить -то как хорошо! Ни тебе беготни по метро, стой себе в тепле, смотри на картины, пей кофеек.. Ну иногда, редко, в другие дни становился неутомимым в перемещениях, но не чаще раза в месяц. Климова правда знала, что 4 июля он непременно будет на праздновании дня Благодарения, устраиваемого посольством США в усадьбе «Кусково». Что было нужно, так это просто раздобыть приглашение.

Но помимо другого, своей работы в контрразведке, Ксения была и неплохим художником, и это было частью легенды. Дело не только было в ней, но и ещё в знаменитом дедушке девушки, художника– портретиста, написавшего портреты все членов ЦК КПСС и многие портреты Ленина, других знаменитостей, героев Социалистического Труда. Дедуля не только был добрым хорошим, но и оставил внучке квартиру в центре Москвы и массу знакомых и друзей в художественной среде. Но Сеня в молодости полюбил и спорт, занималась активно, выиграла лаже кубок в одном из состязаний по бодибилдингу в Подмосковье, занималась и в стрелковом клубе. Там то она и попала на работу в спецслужбу.

Она посмотрелась в зеркало заднего вида, поправив упавшие волосы. Французская коса была удобнее, да и нравилась ей больше, соответствуя художественному образу. А так на неё в зеркало смотрело милое лицо, с небольшим носиком, полными губами, ну, может, с излишне тяжелой челюстью. Но чёрт! У каждой девушки должны быть недостатки.

Так что она была нечужой в среде искусства, знавшей Ксению за свою, за удачливого и пробивного художника. Она немало помогала другим, но и требовала взамен помощи. Люди так же в ответ помогали ей решать многие вопросы, так что пейзажист Климова была известна и хорошо известна в артсреде.

Знали её в том числе, в кругу закрытого общества американцев Москвы. Так что приглашение на праздник было в её портмоне, хотя она и не обольщалась– дипломатам нравилось и её вечерние платья, и как она в них выглядит, и, что скрывать, и так все ясно– её большие сиськи и круглая задница.

Итак, Джон… Ладно, стал слишком активен, и особенно его пара встреч с работниками атомной отрасли сильно напрягла начальство. И в голове руководства созрел план…

4 июля

Такси везло художницу Климову к усадьбе «Кусково». Она проверила документы, портмоне, несколько жучков для съёма информации, мобильный. Ну и дамский набор– помада и духи, да и презервативы– куда без них. Хороший нож лежал отдельно. Металлодетектор его бы не взял– керамика все же, да и не такая, как в обычном магазине. Ещё была и фляжка с виски, куда же барышне без «Джонни Уокера», да еще на такую тусовку? Вот, проехали и Кусковский парк, мимо светофора такси развернулось, и вот он, долгожданный дом 2, улица Юности. День был тёплый, но накидку она взяла с собой, мало ли что. Платье было замечательное – серебристая парча, а сшила его одна из знакомых Ксении, которой она помогала с выставкой. Поэтому когда её пытали подруги, хорошо хоть не с пристрастием, кто из модных домов создал эту красоту – она лишь хитро улыбалась в ответ. Сторожила вход обычная чоповская охрана, лишь около кустов, наблюдая, но не вмешиваясь, стояли молчаливые ребята в черных костюмах и микрофонами в одном ухе. Её и не проверяли, ни рюкзака с собой, ни чемодана, лишь дамская сумочка смотреть нечего.

Шла не торопясь, по гравийной дорожке на каблучищах не набегаешься. Еще был день, около шести вечера, гости постепенно собирались. За ней шли ещё три пары, возможно что и супружеские. На маленьком пруду, рядом с Менанжереей, плавали беззаботные утки. И обычные серые, и с оранжевой головой. Забыла, как их там зовут. Около Большого дворца никого не было, все уходили к аллеям, где рядом с Большой Каменной Оранжереей раскинули три громадных навеса, и чуть дальше стояли салютные машины. Под навесами стояли столы с угощением и тарелки с приборами, гости сами накладывали себе еду, и наливали напитки. Официанты только следили за порядком, помогая гостям.

Приглашённых же встречал помошник посла по культуре. Очень симпатичная дама лет сорока, крепко, но привлекательно сложенная, из латиноамериканцев, с примесью африканских кровей, с черными кудрявыми волосами. Жизнерадостная женщина, одетая в строгое фиолетовое платье, украшенное брошью с агатом, легким пожатием руки демонстрировала радушие всего Госдепа.

– Приветствую, Ксения, – приветливо говорила ей Лайза, тренирусь в сложных для неё оборотах русского языка.

– Добрый день, Лайза, – так же вежливо ответила художница.

– Ваши работы имеют успех, – заметила американка, – и я была бы не прочь опять посетить галерею «На Память». Ах, Фёдор, он так, – и она запнулась, подбирая слово, – брутален.

Ксеня аж закашлялась, вспоминая тот день. Водки было выпито много, Федька, как настоящий кавалер, вызвался показать Лайзе Москву, затем редкую кладку 17 века в своём знаменитом подвале, который они смотрели вдвоём часа полтора. Двери вниз, в подвал, были старые и крепкие, так что ничего не могло быть слышно. Американка вышла оттуда на редкость весёлой с неопределенной улыбкой на лице. Про кирпичи её никто не спрашивал. Кирпичи и кирпичи. Так что галерист был парень просто огонь, но Ксеня с ним в подвал не ходила, не дура, знала она такие экскурсии.

– Буду рада посодействовать, Лайза, – согласилась девушка, – на неделе, но не в субботу и воскресенье. Самое интересное там бывает по пятницам, все собираются. Настоящая весёлая публика, очень приличная.

– Я позвоню, – и широко, на 32 зуба улыбнулась женщина, – хорошего вечера! У вас великолепное платье!

«У нас то да, – подумала Ксения, – а вот тебе и платье в галерее будет ни к чему, да ты и трусы не надевай…»

Она прошла к навесу. и взяла бокал с вином. И верно, неплохое, подумала она, отпив глоток. Рядом стояла и группа мужчин, обсуждающих важные моменты. Она заметила и Розенблюма. Джона было не узнать. Строгий костюм, отличный галстук, он даже побрился, хотя обычно холил с трёхдневной шетиной. Разговаривал он с корреспондентом газеты «Вчера». Странно было увидеть Ефроима Назарова здесь, в гнезде капитализма, как увидеть пингвина на отдыхе в Сахаре. Видно, тяга к классным стейкам перевесила ненависть к империалистам. Да, кстати, стейки жарились, и следовало встать в очередь, что бы не ждать потом очень долго. Она знала, что господин Розенблюм неравнодушен к сочным кускам мяса, и можно было рассчитывать, что он не уйдёт, не отведав изысков повара Санни, готовившего это угощение. Рядом, на сцене, был и небольшой оркестр, джазовый, Лайза не терпела компромиссов в такой день.

Все ели, ощущая праздник на вкус. Как и думала Ксеня, Розенблюм со своей порцией был, конечно здесь. Судя по досье, резидент не был излишне романтичен, так что нужды в постановке знакомства не было, скорее, это бы спугнуло битого волка. Девушка доела, и с бокалом вина в руке направилась к американскому шпиону прямо в зубы.

– Привет, Джон! – поздоровалась она первой, – всё мечтаю, что ты возьмёшь у меня интервью.

– Госпожа Ксения! Модный художник! – и он усмехнулся так непосредственно, и мило, что сердце девушки почти растаяло. Почти. – Рад, что вы пришли. Надеюсь, что вальс будет мой.

– Несомненно, – убедительно ответила шпионка шпиону.

Оркестр начал свою программу с джаза. Видно было, как мелодия, подобно ветру листья, уносит плохое настроение собравшихся. Гости Посольства, гости Парка, общались уже более непосредственно и радостно, возможно, этому помогали и более крепкие напитки, а не только прекрасные игристые вина. Сложные танцы рискнули попробовать лишь несколько пар. Свинг в исполнении этих виртуозов был незабываем, и Ксения не отводила глаз от них, обещая самой себе что тоже пойдет в танцшколу. Но вот, наконец и вальс. Розенблюм галантно повел даму на площадку, Сеня же, как записная злодейка, уже приготовила шпионский жучок. Тема была простая, и расчет тоже. Эта вещь была совсем новой, может единственный продукт Сколково, который работал по-настоящему. Жучок загоняется под кожу, но через три дня он растворяется в мышечной ткани, и после этого легко определяется наружкой. Для Службы его перемещения становятся абсолютно прозрачны в радиусе двадцати километров, и отображаются на компьютерах Системы. Агрегат для введения импланта был закамуфлирован под губную помаду, и совсем незаметен. Облегчало работу то, что в вечернем воздухе было полно комаров, и девушка иногда забавно надувала губы, отгоняя маленьких кровососов.

– Ксения, вам только в шапито работать, – усмехался Розенблюм, и он передразнил как она надувает щеки, – словно Пьеро из кукольного театра…

«– Это ты будешь на ниточках дергаться, арлекин хренов, – говорила про себя девушка, загнав имплант амеру в шею. »

– Комары здесь просто монстры, – дернув шеей, возмутился Джон.

Ксения только улыбалась, и повела американца пить игристое. Бокалы играли отраженным светом в огнях светильников, так что лучи рассыпались на белой ткани шатров. Уже темнело, и официанты принесли пирожные, и начали предлагать кофе гостям. Ксения взяла кофе себе и принесла Джону.

– Здесь очень красиво, – говорил Розенблюм, показывая рукой на Оранжерею, а затем и на Большой Дворец, – наши бы, университетские, из ЛИГИ ПЛЮЩА, здесь бы всё облазили, увидев такое…

– Не все понимают, что здесь есть, – Ксеня улыбалась партнеру, чувствуя его руку на свой талии.

Американец был великолепен на этом пластиковом паркете импровизированного танцзала. Можно было лишь представить, насколько он был бы хорош в дворцовом зале, с играющим рядом симфоническим оркестром. И он не нарушал приличий, пытаясь ухватить партнершу за задницу.

– В России одна проблема– не умеют продавать свои достижения. Это просто бред. В этом парке столько прекрасного, просто московский Версаль. Статуи, расставленные так, а не иначе, обелиск с Минервой. Любой неоплатоник бы просто умилился. – он вздохнул, – Не хотите ли еще шампанского? На правах принимающей стороны могу угощать, – и Розенблюм ослепительно улыбнулся.

– Вам трудно отказать. – согласилась девушка.

Они взяли по бокалу шампанского, отпивая по глотку, Наконец, официанты, вместе с сияющим, как тульский, нет, вашингтонский самовар, поваром, на большом блюде принесли готовые стейки. Нос Розенблюма, подобно стрелке компаса, развернулся в сторону великолепного мяса.

– Ксения, Я, как пещерный человек, должен присоединиться к дележке этого мамонта.

Джон исчез в толпе, и вернулся с двумя тарелками и вилками. Они присели за свободный стол, и Ксеня принесла два бокала вина. Отделяя себе кусочек, девушка видела, что это нежнейший стейк.

– Для мамонтятины мясо слишком хорошее…

– А ты пробовала, – оживился Джон, – мамонтятину?

– Нет. – и Ксеня даже нахмурила брови, представив такую сцену, как она ест оттаявшее многотысячелетнее мясо…

– Я ел…– ухмыльнулся, как мальчишка, американец, – в космос многие летали, а я ел мамонта! Чёрт, это было незабываемо! Я, как кроманьонец, ел мамонта!

– Есть темы повеселее. Послезавтра начинается праздники в сесть Сергея Есенина. Это на окраине Москвы, в Кузьминках. Поэты, художники. Будут читать стихи.

– Ты порадовала, Ксения. Очень интересная получится статья для журнала… Созвонимся?

– Я по электронной почте сброшу адрес, – немного увеличив дистанцию, ответила шпионка.

– Хорошо. А сейчас Салют!

И точно. Над озером стали расцветать в небе цветы огненного шоу. Огни, словно диковинные грозди винограда, свисали вниз, и гасли в уже черной от вечернего неба воде. Даже ради фейрверка сюда стоило приехать, но и работу Ксения выполнила, и теперь мистер Розенблюм гуляет, как дорогая собачка на привязи, с чипом на ошейнике, который вдобавок и светится в темноте.