Текст книги "Белый колет и фригийский колпак"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Сергей Соловьев
Белый колет и фригийский колпак

В Память о моем отце, Соловьеве Юрии Борисовиче

Вступление

Французская революция, случившаяся в 1789 голу, принесла не только горе, как пытаются объявить теперешние агитаторы. Были ликвидированы сословия, и что важнее, сословные привилегии, было уничтожено рабство в колониях. Кстати, как все знают, сословия так или иначе существуют в России и сейчас, и это не секрет для каждого, как и любовь привилегированного слоя к мигалкам, а в это время, в 18 веке, это был просто культурный шок во всём мире. «СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО» И сразу последовали попытки уничтожить Республику. Это и породило войны с Французской Республикой всей Европы. Армия Франции формировалось теперь по призыву, всеобщей повинности, гражданин должен был отслужить три года. Офицерский корпус достался республике ещё от королевской армии, и был просто великолепен по подготовке, традициями, кругозору и отменной храбрости. Как оказалось, эти солдаты, призванные на службу, оказались лучше, чем отслужившие многие годы в армии рекруты или наемники других стран.

В Европе Армии были добровольно-контрактными или пополнялись путем рекрутского набора.

Итак, во время боев, как ни удивительно, европейские армии терпели поражение за поражением. Но, народ устал от войн, кроме того, взяточничество дискредитировало Республику. Люди возненавидели и террор якобинцев, и им не нравилась вседозволенность тех, кто стал изображать из себя новых господ. Наполеон, удачливый полководец, встал на страже стабильности. Но, новая налоговая система, и новое законодательство показало свою эффективность, давая возможность содержать армию, и снабжать её припасами. Многолетние войны не разорили Францию, хотя боевые действия поглощали громадные средства. Русско – австрийские войска были разбиты при Аустерлице, а русско-прусские– при Фридланде и Прейсиш– Эйлау. Австрия и Пруссия заключили с Францией договоры о союзе, так же поступила и Россия, когда император Александр и император Наполеон заключили мирный договор. В Испании шла партизанская война, разорившая страну, и лишившая королевство всех колоний. Испания была просто низвергнута, как перворазрядное государство. Двадцатые и тридцатые годы 19 века лишь довершили начатое.

Наступал и 1812 год. В чем же была цель Наполеона? Война, вещь страшно разорительная, и какую цель преследовали французы? Считать, что французам нужна была земля– просто смешно, в 19в. подобных ресурсов был избыток. Меха и дрова? Тогда что же? Наполеон, как Пикроколь бессмертного Рабле, мечтал победить Турцию. И не просто победить, а низвергнуть, уничтожить. Наполеон мечтал стать новым Константином Великим, и освободить Константинополь, и создать Новую Континентальную Империю, ведь он был идеалистом, черпающим вдохновение в римский и эллинской культуре. И он просто не мог оставить светоч культуры и цивилизации в руках азиатов. Слабость турецкой армии он понял во время Египетской Кампании, легко разбив две турецкие армии. Собственно, Дибич прошёл до Стамбула за три месяца, и у Наполеона это больше времени бы не отняло. План такой существовал, и его представил Великому визирю Кутузов, заключая с турками мир в 1812году. Вероятно, Наполеон не хотел оставить свою спину открытой во время войны с Турцией, думая, что Россия, ставшая союзницей Великобритании, нападёт на Францию. И, Бонапарт решил вывести из числа возможных союзников Великобритании императора Александра и связать Россию обязывающим договором, и исполнить свою мечту, сравнявшись с Александром Македонским, завоевать Индию, для начала победив и уничтожив Турцию и Иран, то есть превзойти всех героев древности.

Имеющий власть, других угнетая

Смеясь

И глумясь

Меж судьбы жерновов попадает

Пролог

Они прогуливались по Елисейским полям, это была совсем молодая пара. Судя по одежде, это были фермеры, разбогатевшие на поставках продовольствия для армии. Войны принесли немало денег земледельцам, взамен забрав самое дорогое у несчастных семей. Тысячи сыновей французских крестьян сложили головы в этих ужасных войнах, обескровивших страну, и тем радостнее полицейскому, потомственному парижанину, видеть этих прелестных супругов. Юноша был больше похож на эльзасца, высоченный, белокурый, с длинными волосами по моде, красивый, тщательно выбритый, как видно, недюжинной силы человек. Девушка, весьма красивая, но типичная француженка, брюнетка, с тонкими чертами лица, ростом достававшая едва до плеча этому Гаргантюа. Одеты были оба по последней моде, но не кричаще, мужчина был с тростью в руках, служившей зачастую орудием от разбойников. Женщина несла в руке изящно сплетенную корзинку, возможно, со съестным для обоих. Что– то неуловимое показалось знакомым Пьеру Дармье в лице этого незнакомца.

Парижанин нахмурил брови, вспоминая тот день, незабвенный день битвы при Фер-Шампенуаз, 13 марта 1814 года

***

Их драгунский эскадрон построился, и ожидал команды командира полка. Драгуны дивизии Русселя ждали приказа идти на помощь маршалам Мормону и Мортье. Кони, из-за долгой войны в эскадроне были разномастные, не то что в гвардии, где у каждого эскадрона лошади были одной масти, да и большие, датской или мекленбургской породы, громадные скакуны. Но семья Дармье не могла себе позволить службу в кирасирах для сына– пришлось бы покупать каску за свой счёт, а то ещё и дорогую кирасу.

Ремень каски с непревычки резал подбородок юноши, и бывалые вояки только посмеивались над Пьером.

– Ничего, зато бриться не надо…– смеялся Шарль, – и так щетина сотрётся о ремень.

– Может, он станет как Cossak, отпустит бороду, – сказал Гастон, что был слева.

– Что они, что амуры(так французы называли башкир, татар и черемисов, воевавших с луками и стрелами). Увидишь– смешно, потом не до смеха. Еле вырвался под Малоярославцем, – добавил самый старый из них, Анри, – еще хуже, если на казаков напоремся. Пиками они владеют лучше улан. Поэтому берегите свои заряженные пистолеты и ружьё. Никто из вас, молодых, с ними на саблях всё одно не совладает.

Все уважительно замолчали. Шарль участвовал и в битве при Лейпциге, как и Анри, а остальные только недавно были призваны в армию, только в том несчастливом году. В основном, все были очень молоды.

Значок эскадрона реял над ними, и трубач был готов дать сигнал. Эскадронный командир стоял справа, осматривая строй своих всадников, построенный по трое в глубину, сержанты седили за порядком в шеренгах. Кони, не люди, их не заставишь стоять без движения, поэтому они и переступали с места на место, некоторые пытались покинуть ряды. За ними стоял и другой эскадрон этого же драгунского полка. Пока всё было неплохо, ядра над ними не летали, не смотря на канонаду, грохотавшую рядом. Вдруг прискакал вестовой, и по знаку командира трубач дал сигнал.

Два эскадрона на рысях пошли в атаку, что бы прикрыть линейную пехоту, отступавшую от русской конницы. Застрельщики и фланкеры поскакали вперед, на ходу вынимая короткие ружья. Пьер, держа саблю наизготовку, держал поводья своего коня левой рукой, так что бы не вырываться и не обгонять товарищей слева и справа. С надеждой смотрел и на драгунское ружье, надеясь на него теперь больше, чем на красивую саблю. Ряд драгунов шёл слитной массой шириной фронта в триста метров. Молодой француз лишь крепко сжимал челюсти, вспоминая уроки сержантов на выездке, и когда его, только призванного конскрипта, учили держаться на коне в манеже, а уж потом, в конном строю.

Впереди, у Контрэ, затрещали выстрелы, и назад и во фланг уже спешили драгуны с разряженными ружьями у сёдел, занимая свои места в задних рядах. На поле Пьер увидел одного из своих, скрючившегося на земле и держащегося за живот, с обломком казачьей пики в брюхе, и двух убитых русских. Коней не было видно, скорее всего они ускакали, испугавшись выстрелов. Драгуны объехали убитых и раненых, и тут услышали грохот копыт справа, командир стал быстро заворачивать строй, так что правофланговые придерживали коней, а левофланговые пришпоривали, и они не успели послать коней в карьер, так что скорость была меньше, чем у русских. И не просто русских.

На ординарных драгун налетел эскадрон царской гвардии, кавалергардского полка. Пьер узнал этих гвардейцев по воротникам колетов, густого красного цвета. Да их кони были на голову выше коней французских всадников! Началась рубка. Пьер, изогнувшись, пропустил над головой палаш, и пролетел дальше, к второму ряду русских, и его конь налетел на коня противника, и ударился о его грудь, да так, что присел на задние ноги, хорошо, не упал. Юный Дармье вцепился в гриву коня, и успел поднять саблю, отбив лезвие палаша. Русский проскакал дальше, Пьеру уже достался другой, из третьего ряда эскадрона.

Удар, отбив, уклон, его конь вертится быстро, помогая всаднику. Но фехтование всадников скоротечно, и русский отбив его саблю, уже замахнулся палашом, но в последний момент лишь ударил эфесом по каске француза, и Пьер упал с коня. Француз силился подняться, но в голове шумело невероятно, и он не в силах подняться, медленно поплёлся к кустам. Рядом лежали несколько убитых, драгун поднял два карабина, закинув их на плечо. Но уже не было видно рядом ни своих, ни русских.

***

Тот, мартовский день, 1814 года, ему парижскому полицейскому, было непросто вспоминать. Но он остался жив, и он навсегда запомнил лицо того русского, пощадившего его в тот день. Он был неотличимо похож на этого фермера. Во Франции осталось немало русских солдат, и кто знает, может, это он?

Дармье не привык сомневаться или трусить, и весь подобравшись, решительно подошёл к этой паре.

– Мсье, позвольте к вам обратится. Лучше начистоту, я не причиню вам зла, – говорил француз, смотря снизу вверх, – вы из оставшихся здесь русских?

– Точно так, мсье, – ответил незнакомец с явным акцентом, – теперь я французский подданный.

– Еще вопрос, вы были в битве при Фер– Шампенуаз? – уже не так твердо спросил Дармье.

– Да, я служил в кавалергардском полку. Моё имя Федот Андреев, унтер-офицер.

– Пьер Дармье, к вашим услугам, мсье. Вы сохранили мою жизнь, хотя могли легко убить меня. И отчего же вы так поступили?

– Не хотел. И так немало людей убил, зачем лишнюю кровь лить?

Его жена, побледневшая, крепко вцепилась в мужнину руку , словно пытаясь защитить этого великана.

– Он никому не причинил тут зла, мсье полицейский. Вы не можете его ни в чём обвинить, – говорила молодая женщина, смотря в глаза полицейскому.

– Мадам, – и Пьер снял шляпу, – я скорее обязан жизнью вашему мужу. Позволю представится– Пьер Дармье, – и он легко, поклонился, чуть качнув головой, всё держа головной убор в руке.

– Сабин Андрэ, – представилась женщина, чуть присев в поклоне.

Краска вернулась на её лицо, она обаятельно порозовела, и теперь выпустила руку мужа.

– Вы что-то ищете? Вас проводить?– предложил Дармье.

– Сабин хотела прикупить что-то из тканей, скоро ведь праздники, я же хотел прицениться к инструменту по дереву. Верстачок с тисками, пару напильников, струбцины. Столярный стол я сделал сам.

– Вы кузнец?

– Колёсник, ну и корзины, да и соломенные шляпы плету, – и он рассмеялся, – не думал, что шляпы будут так хорошо продаваться. Привезли, и колёса, и корзины– всё раскупили сразу, весь товар, даже не поверил, – по -доброму улыбался великан.

– Я всё тут знаю, – припомнил хорошие лавки Дармье, – я вас провожу. Но, может, досмотрите Елисейские поля? Здесь можно выпить хороший кофе, я угощаю.

– Непривычно всё, – нахмурился Федот, – одни баре здесь сидят, – выразился неясно русский.

– Вы поймите, Пьер, муж на родине, в России был рабом, крепостным, – Сабин добавила неясное и непонятное слово для парижанина.

– Во Франции даже негры не рабы, – нахмурился Пьер, – еще во время республики рабство было запрещено.

– А в России людей продают и не стыдятся писать об этом в газетах, – говорила, глотая слова, женщина, – Федот показывал мне листок. Там было объявление о продаже его сестры.

– Проклятье, – вырвалось у парижского полицейского, – и он верно сделал, что остался у нас, – и он добавил, успокоившись, – Тем более посмотрите на наши прекрасные места. Теперь это ваша родина, Федот. На Елисейских полях есть чудесная кофейня господина Лорана. Собирается отличная публика.

– Давай зайдем, Федот, – попросила Сабин мужа.

– Почему нет? – согласился и мсье Андрэ.

Заведение было недалеко, они прошли с сотню шагов и Пьер открыл двери, и проводил внутрь новых знакомых. Они сели за стол, с красивой скатертью, заказали кофе и прекрасные булки. Семья Дармье также держала пекарню, но здесь подавали просто прекрасные вещи, из тонкой сеянной муки. Вскоре принесли кофейник, чашки и выпечку, всё на подносе. Русский уже пообвык жить во Франции, но изящная посуда привлекла его внимание. Он с любопытством осматривал сервиз, и особенно превосходную роспись чашки.

– Очень красиво, – только и сказал.

Сабин разлила ароматный горячий кофе по чашкам, рядом лежали свежие круассаны, и они неплохо закусили. Большинство столиков этого прекрасного кафе были заняты, сидели здесь и отдыхающие иностранцы. Русский внимательно глянул на полного, если не сказать жирного иноземца, и усмехнулся, и обычно приветливое его лицо, потемнело от ненависти. Полный незнакомец, видно тоже узнал Федота, и резко вскочив, подошёл к их столику.

– Ты поедешь со мной, Федот – сказал незнакомец, хватая того за плечо, – в Россию.

– Шёл бы ты барин, – ответил богатырь, схватив своей железной рукой холёные пальцы дворянина, и немного согнув, так, что был слышен неприятный хруст, и толстяк упал на колени.

– Вы же полицейский, – закричал барин, обращаясь к Дармье, – задержите моего крепостного. Он мой человек!

– Мсье, – вежливо отвечал полицейский, – это решительно невозможно.

– Как же так!– закричал русский дворянин, – это моя собственность! И он схватил меня за руку!

–Мсье, Франция свободная страна, и вы схватили мсье Андрэ за плечо, и он вправе теперь вызвать вас на дуэль.

– Я вас вызываю, господин Тельнов, – твердо сказал Федот, – драться будем на пистолетах.

– Я не желаю драться с холопом, – скривив рот, ответил барин, – это против моей чести.

– Повторюсь, мсье, – Дармье умело скрывал злость, – во Франции нет рабов. И отказавшись драться, вы утратите честь, никто вас здесь больше не примет в свой дом, как труса. Да и жалкого работорговца.

– Он же бежал из армии! Он дезертир!

– Федот Андрэ пришёл к нам, моему отцу и мне, когда военные действия были окончены, – заговорила Сабин, – и это я его позвала.

– Да кто она такая!– закричал Тельнов.

– Она поданная его величества короля Людовика XVIII, как и мсье Андрэ, – сказал еле сдерживая бешенство Пьер, – и прошу быть повежливее с дамой, вы не в своей работорговой России.

Колесник и крепостной

Имение Тельновых

Федот, став почти взрослым, давно работал с мастером -колесником Иваном, уже вечерело, и ученик в конце трудового дня, сметал с верстака и рабочего стола стружки. Мастер собирал и оконные рамы, и двери, да и колёса для карет и простых крестьянских телег. Ученик у мастера был не один, их барин задумал создать колёсную мастерскую, так что мастеров требовалось много. Планы у помещика Тельнова были грандиозные.

– Ну что, Федот, понял, как рамы строить? Как у тебя угол ушёл?– наставлял мастер, барабаня пальцами правой руки по верстаку.

– Да я и угольник прикладывал, а всё равно, не та работа вышла. Криво да косо, – грустно ответил ученик, пожимая плечами.

– Что без прямого угла такую работу и в свинарник не поставишь, – говорил мастер, хитровато улыбаясь, и почесывая седую бороду, – без толкового стенда да без струбцин – всё это дурная работа. В хороший дом не возьмут всё одно. Дерево, матерьял хитрый, он всегда играет, дышит. Поэтому и раму в дом ставят не впритык, да и плотники с каменщиками могут сделать проём неточно, и надо с зазором делать, потом наличники да пакля всё закроют. Учись, Федот, ты лучший у меня. Лучше на оброке сидеть у барина, чем на барщине ломаться. Поэтому раму надо на неделю, а то и на две в зажимах оставлять, да и делать только из сухого, выдержанного дерева, что бы оно года три под навесом лежало.

– Точно всё говоришь, Иван Иванович, – поддакивал Федот, кивая вихрастой белобрысой головой.

И называл юноша наставника всегда по имени– отчеству, не было фамилий у крепостных, только имена, да и документов тоже не имелось.

– Барин большую деньгу почуял, раз решил колеса тачать. Сколько колёс для армии надо? И пушки, и телеги, всего не перечесть, и везе колеса. Обозные да провиантские телеги, ну и обывателям городским– для карет и телег, так что товар наш стоящий, не пропадём, калачей вдоволь наедимся.

– Да, кто для армии капусту да солонину солит, а наш Георгий Петрович на колёсах решил разбогатеть.

– Старый барин человек неплохой, а вот Евгений Георгиевич… – добавил совсем тихо юноша.

– Помалкивай, а то шкуру до хребта кнутом обдерут, – нахмурился мастер, – вы то как живёте? Остались с сестрой только вдвоём…

– Ничего, справляемся…

– Смотри, да и возьми, – сказал мастер, оглянувшись и сунул два рубля в руку юноши.

– Столько? – не поверил он.

– Помалкивай больше. Понял ли, о чём говорю?

– Ни слова не скажу, Иван Иванович, – поспешно закивал юноша, но к счастью, их никто слышал.

– Вот и не дури, Федот. Хороший мастер нигде не пропадёт. А ты всё на кулачках, да на палках на ярмарке людей потешаешь. Руку повредишь, чего делать станешь? – строго говорил мужчина, – и сколько ты получил, когда побил того, чернявого, на кулачках-то своих?

– Двадцать копеек, – вздохнул юноша, – и фунт пряников, платок цветастый. Сестру угостил да порадовал.

– Вот то-то. По домам пора. – добавил мастер, укладывая киянку в ящик для инструментов, – темнеет уже. А при свечах да фонаре не сделаешь ничего. Да и конём своим занимайся, да так, что бы никто не видел. А то захочет барин тебя в конюшие или кучеры определить. Надо тебе это? Дверки открывать да в ливрее драной перед барами ходить и кланяться без конца?

– Прав ты во всём, Иван Иванович. Спасибо за мудрый урок, за внимание твоё доброе.

– Иди, или домой Федот, ох не запомнил ты ничего… – мастер только от огорчения повесил голову, и стал убирать инструмент дальше, сгребать в ведро стружку щёткой.

Федот пошёл домой, радостный нежданной удачей. Столько денег свалилось в руки! Колеса– товар дорогой, не зря они с мастером сделали на двадцать пар больше, а потом ночью вынесли и продали купцу. И купец рисковал, если бы спознали люди Тельнова, сожгли бы торгового человека кнутами насмерть, не посмотрели бы, что вольный человек.

Да хоть темно на дворе, да на сердце светло, выплатят они и подушную подать, царские деньги, всё за то, что Федот крестьянином на свет уродился, да на оброк помещику. Вот и их дом, окна затянуты бычьим пузырём, да горит огонь, ждет его сестра, Марфа. Дом– то небольшой, как заведено дома для крестьян ставить помещиками. Сруб, да почитай три комнаты, и зимой в дальнем углу и корова-кормилица зимует. Лошадь тоже есть, да телега старая. По летнему времени корова в амбаре. Есть еще четыре овечки, да в курятнике с десяток несушек с петухом. Огород разбит, капуста, свекла да морковь родится, слава богу. Всё как у людей -не хуже, да и не лучше.

Говорят, на Севере, да на Урале, простые русские люди побогаче живут, без помещиков, да это нехристи– раскольники. Хотя в соседней губернии, Костромской, почитай все раскольники, а всё живут лучше их.

Федот отворил калитку, навстречу подбежал их пёс, ластится, встречает хозяина. Юноша погладил собаку, всё хотел быть серьёзней, да брови хмурил, как отец. Да чего– было юноше всего пятнадцать лет, и его сестре четырнадцать. Веником почистил в сенях сапоги( только подмастерье, а все ж с Иван Ивановичем не пропадёшь), не у каждого в деревне такие есть, и отворил дверь в жилое.

–Добрый вечер, сестра, – поздоровался он, оглядев стол.

Стояли уже приготовленные глиняные тарелки и кружки, деревянные ложки. Стол выскоблен, да и в избе чисто, Марфа у него рукодельница. Но и он старался, заботился о ней, как мог. И одета чисто, да полотно рубахи покупное, и сарафан нарядный, и волосы не просто лентой убирает, а хорошей тесьмой.

– Садись, щи готовы, да и каша доспела, – сказала девушка ласково, – устал за целый день, намаялся?

– Да ты как , Марфа одна справляешься? – удивился брат, – и еду сготовить, и дом в порядке, и скотина накормлена.

– Да я ничего, поспеваю как-то.

– Всё хорошо сестра будет, деньги заработал, есть чем подати выплатить, старосте все долги теперь отдадим. Два рубля у нас есть.

– Как хорошо, – заулыбалась Марфа, и её уставшее лицо осветилось улыбкой, – а то Кузьмич уж замучил меня– где деньги, да где деньги.

Юноша снял картуз, повесил его на деревянный колышек в стене, присел за стол.

– Теперь всё хорошо будет, – твердо сказал юноша.

Девушка достала ухватом горшок из печи, и стала накладывать большой ложкой щи по мискам. Постные, на сушёных грибах, но пахли на диво хорошо. Была в крынке и сметана, так что не голодали. Из общей миски не хлебали, у каждого здесь была своя. За щами и каша, хорошая, пшённая, с льняным маслом. Федот съел всё, не оставляя и крупинку. Запивали квасом.

– Ну вот, видишь, как всё хорошо, – приговаривала сестричка.

– Сейчас, посижу, да дров нарублю, – сказал юноша, – а то скоро темнеть будет.

– С податями то как, – подумав, спросила Марфа, – то денег не было, то вдруг появились.

– Частями отдадим старосте, рубль сейчас, рубль через месяц.

– И то дело, – согласилась девушка, – а то подумает чего недоброе, как мы украли где.

Федот же вышел во двор, взял отцовский топор, и принялся разбивать дрова на поленья. Колода была хорошая, устойчивая, так что работа спорилась. Солнце уже заходило, а уже хороший запас дровишек дома был.

Юноша снял рубаху, ополоснулся из деревянного ведра с водой, да и собрался отдыхать. Снял сапоги, закрыл дверь на засов, а вместо сапог сунул ноги в старые обрезанные валенки. В комнате горели две лучины, освещая тонувшую во тьме избу. Марфа уже завернулась в суконное одеяло, может, и спала. Юноша тоже лег на перину(мешок, набитый хорошей духовитой травой) своей лавки, и накрылся таким же одеялом, то и у сестры. Лучины догорали, а пепел падал в подставленные корытца с водой. Как огонь погас, так Федот и заснул.