Текст книги "Радиомолчание (СИ)"

Автор книги: Сергей Скобелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Скобелев
Пепел забытых надежд
История первая
Радиомолчание

Он проснулся в тесной душной келье. Резко поднялся, отчего заломило спину, а потому как можно медленнее опустился на ложе, застеленное шерстяной тряпкой. В комнатке два на два метра едва умещались миниатюрное подобие кровати да прожжённый, почерневший от копоти столик. Почти всю его поверхность занимала керосинка, бледный огонёк которой освещал суровые каменные стены; у края пылилась, опёршись о ножку фоторамки, потёртая репродукция иконы Радонежского чудотворца. Над кроватью висел образок Богородицы. В тёмном углу истошно жужжала муха: похоже, вляпалась в паутину. Превозмогая боль, человек опёрся о локти и скинул ноги. С удивлением заметил, что его доживающие последние дни берцы аккуратно стояли у ложа. Ощупал посечённый подбородок, давно заросший короткой бородой, и вновь обнаружил чью-то проявленную заботу: на предплечье левой руки наложили свежий бинт, предварительно отрезав рукав куртки лесного камуфляжа. Он не понимал, где очутился, и кто мог приютить вооружённого израненного беглеца. Говоря об оружии: ни ножа, ни кобуры, ни тем более короткоствольного автомата рядом не нашлось. В любом случае он в гостях, что означало: рыпаться некуда, пора выходить на контакт.

Обувшись, человек собирался встать, но боль и изнеможение уговорили посидеть ещё минут десять. Именно в этот момент послышались тяжёлые быстрые шаги, и в тёмном проёме с пустыми дверными петлями возник силуэт коренастого мужчины. Его ладонь упиралась в кобуру на поясе, будучи готовой вскинуть пистолет и успокоить гостя, если тот забуянит. Но дебоширить было лень, к тому же, ноги подкашивались.

– Очнулся, – заключил басистый голос. – На тебе вражеская форма. – Человек указал рукой в сторону, будто предполагая, в какой части света мужчина мог достать одежду.

– Вражеская? – прохрипел он в ответ. – Значит, я свой. Бежал… с юга. – И сам махнул туда же, куда и собеседник.

– Знаю. Нашли при тебе, что и спасло.

В свете керосинки промелькнула металлическая цепь с двумя пластинами. Гость поймал жетоны, не без удовольствия отметив сохранившуюся реакцию. На одной стороне «медальонов смерти» был выбит личный номер, на другой – орёл в круглой окантовке. И даже в сумраке комнаты они отдавали серебряным отливом.

– Приписан к спецвойскам УВП, – заметил хозяин.

– Эмиссар, – прозвучало в качестве пояснения. – Один из последних… оттуда.

– Ах, вот оно что… Один из последних вообще, если до конца разбираться. Не повезло вашему брату. Давай.

Местный командир, как заключил про себя человек, подал руку и помог ему подняться. Тело всё ещё ныло, но уже слабее.

– Капитан Никита Андрианов, оборонительный отряд Генштаба при Управлении Временного правительства Региональной Федерации.

– Пустынник, – представился гость.

– Ни имён, ни званий, – угрюмо протянул командир. – Выводили как-то девку из захваченного боевиками города. Назвалась Ревизором, и на этом всё. Потом уже выяснилось, что она эмиссар.

– Оттуда? – в голосе гостя промелькнула надежда.

– Что? Не-ет; работала по западному направлению. Там их… вас, то есть, ещё раньше повадились резать. Жуть.

И надежды как не бывало – снова пепел обуглившейся веры.

Они брели по тёмному узкому коридору, маяком служил бледный свет на дальнем конце. Гулявший то тут, то там сквозняк говорил о наличии других комнаток, однако разглядеть их во мраке было невозможно.

– Как там Эмират?

– Осиный средневековый улей. Когда бежал, избирали нового ка́ди[1]1
  Судья восточного мира. Уголовным кодексом таковому обычно служит шариат.


[Закрыть]. Первым делом обезглавили пятьдесят человек, уличённых в работе на УВП.

– А на самом деле?

– Кто-то отказался платить джамаа́там[2]2
  Община.


[Закрыть], другие не хотели воевать, а третьи… третьи были славянами.

– Суки, – с горечью выругался Андрианов.

Коридор выводил в просторный молельный зал, который, однако, также растворялся во тьме. Стенники освещали дверные проёмы да коллекцию икон в углу. К слову, там же горели свечи, хотя лучше бы их не зажигали: даже в ликах святых не осталось ни грамма надежды. В центре зала, прямо на полу, тянулся к золочёному потолку костёр, треща поленьями и разбрасывая пепел. Вокруг действительно было холодновато. К огню примостились два солдата в демисезонных камуфлированных куртках. Рядом, словно цепные псы, лежали воронёные «калашниковы» двенадцатой серии.

– Наш связист Егор, – представил Андрианов первого.

Тот в приветственном жесте поднял ладонь. Пареньку было от силы двадцать; светлое лицо ещё не посуровело в жестоких схватках. Можно было с уверенностью сказать, что служба в войсках Управления для него только начиналась. Забота о рации не освобождала от боёв, но, напротив, облагала большей ответственностью. Гость смотрел в глаза, воспринимающие окружающий мир как игру, и понимал, что отличало Егора от остальных, от него самого: тот ещё не разочаровался и, хуже того, до сих пор надеялся. Тем больнее будет потом, если доживёт.

– Насреддин. Скажи ему спасибо. Это он нашёл тебя на болотах, принёс сюда и перевязал.

В отличие от Егора, Насреддин Сулайманов хорошо помнил времена, когда не было ни Эмирата, ни Управления Временного правительства, вовсе никого из борцов за «суверенность». Едва-едва, десятком лет, он застал остаток нормального мира перед тем, как тот канул в бездну войн и потрясений. Хотя можно ли называть адекватным время, когда первую попавшуюся на улице девушку заталкивали в машину и дарили на день рождения местному баю? Насреддин помнил и это. Сын богослова свободно говорил на языке кади и джамаатов, но в последние годы использовал навык лишь для допроса военнопленных. Родиной он считал ту великую страну, о существовании которой редко вспоминали даже нынешние правители. Это сейчас землю поделили на множество автономий, и УВП с каждым днём теряло одну за другой. Тогда же худо-бедно ещё уважали закон, по крайней мере, создавали видимость. Путь на исторические земли ему был заказан: «свои» назвали бы его муртадом, то есть вероотступником. Насреддин же считал муртадами их: кровожадных ублюдков, дорвавшихся до вожделенной власти. Говорят, давным-давно, век, а то и два назад, так же сходились под палящим солнцем солдаты одной веры, но разных Отчизн.

– Вас трое? – недоверчиво спросил Пустынник, прищурившись от зарева костра.

– Четверо. Альпиец, снайпер, под колоколами. Егор, иди сюда!

Паренёк, как заведенный, вскочил и бросился к командиру со щенячьей преданностью. Однако автомат захватить не забыл – неоценимый навык в условиях вечной войны.

– Проводи в санузел, подыщи новую форму и обувь. Не в душманском же тряпье ходить. Побриться бы ещё, – и, задумавшись на секунду, добавил: – выдай оружие.

– Но товарищ…

– Не будем сволочиться, свой он. Правильно говорю?

– Так точно, товарищ капитан. – Пустынник отдал честь, правда, вышло у него это несколько коряво.

– Для эмиссара просто Никита. Вижу, вас всё равно не учат уважать офицеров. А, может, вам это и не надо. Слышал, сразу генерала армии дают.

– Слухи, – с тенью улыбки ответил гость. – Хотя разное бывает.

Пока брели по тёмным сплетениям коридоров, молодой связист отвечал на расспросы. Пустынника, окровавленного и беспомощного, нашли посреди топей, что простирались отсюда на километры. Он был без сознания, а потому Насреддину пришлось взвалить его на спину и держать курс к форпосту, наплевав на дежурный обход. Смотря на бородача в обносках джихадистов, пограничник справедливо принял его за разведчика «оттуда», но позже изменил мнение, нашарив жетоны спецвойск УВП. Подделать такие невозможно, как и снять с покойника: врагам могли оставить тело, но личный знак никогда. Командир долго ругался: неизвестный проник на территорию не позже нескольких часов, если судить по пятнам крови, а снайпер Альпиец проморгал. В любом случае что-то надо было делать, тем более, жетоны доказывали принадлежность человека к своим.

Форпостом, крайней точкой и для Региональной Федерации, и для джамаатов, центром нейтральной полосы, служил старый монастырь, возведённый посреди хуторов, за десятилетия обратившихся в огромную лужу. Основания фундаментов выглядывали из-под мутных слоёв воды и тины, но от зданий не осталось и щепок. Их сносили артиллерийским огнём и вертолётными ракетами, а после пришли аномально затяжные ливни. Удивительно, но лишь божий храм уцелел под натиском праведного огня военных со стихийным катаклизмом и, более того, сохранился до сегодняшних дней. Строили его основательно: монолитные стены могли выдержать пулемётную очередь; узкие окошки больше напоминали амбразуры, зарешёченные толстой арматурой. Огромный ДОТ с золотым крестом над куполами гордо стремился вверх, и из его высшей точки, той самой снайперской позиции Альпийца, можно было контролировать весь регион. Здание идеально подходило для пограничников, тем более, когда в нескольких десятках километров к югу начинались дикие земли средневекового квазигосударства.

Жилые помещения монастыря обустроили под склады. Провианта хватало на месяц безвылазной жизни дозора, амуниции на недели боёв. Одно огорчало: чувствовался недостаток в людях. Если джамааты объединятся и двинутся к границам подконтрольных УВП территорий, контакт будет тяжёлым. Вся надежда на гарнизонный батальон, что располагался в десятке километров к северу, откуда и приходили новые дежурные на замену охранения.

Приведя себя в порядок, надев форму армии временщиков и получив обратно подсумок с вещами, нож да кобуру «Гюрзы», Пустынник вернулся в молельный зал, где солдаты готовились к трапезе.

– Свинина. – Андрианов лично передал гостю жестяную банку.

Он жадно глотал холодное мясо, не обращая внимания на застревающий в горле жир, соскребал последние остатки и искренне поблагодарил Егора, протянувшего ещё одну порцию. Пустынник заметил, что тот смотрел на него с плохо скрываемым благоговением, будто на героя. Как же мало он на самом деле знал! Никита и Насреддин, словно два родных брата, говорили о многом и ни о чём одновременно; главное, поддержать атмосферу товарищества у костра. Они давно служили в одном отряде; о принадлежности к разным национальностям и мысли не возникало. Такие учатся понимать друг друга без слов, приходить к одинаковым выводам, избегая споров, и самоотверженно выручать во всём. Зашла тема о власти. Все вместе пожурили Алексея Нехлюдова: одного из отцов-основателей временщиков, резко изменившего взгляды, что впоследствии заставило министра уйти в подпольную оппозицию. Его дочь, Катерину, Пустынник знал лично. Они одновременно проходили обучение в Кадровой академии при УВП, разве что по разным «специальностям»: её учили строить государство, его – уничтожать. Поговаривали, Нехлюдов сформировал собственные батальоны из верных ему воинских частей и теперь выжидал момент, чтобы свергнуть бывших товарищей. Постепенно обсуждение сошло на нет, замолчали. Тишину разбавлял треск поленьев в костре; его пламя отражалось на металле «двенадцатых» АК. Кто знает, к чему бы пришли, если бы не внезапный вопрос.

– Как становятся эмиссарами? – невзначай спросил Егор.

Пустынник опустил взгляд к костру; ладонь нашарила рукоять «Гюрзы» и извлекла на свет. Гость словно растворился в мыслях, но вовремя опомнился. Как раз в тот момент, когда связист успел стушеваться под упрекающим взором командира и трижды проклясть себя за нарушение субординации.

– Это долгий процесс, – начал гость. – Во-первых, мы изучаем всё о регионе, по которому работаем: язык, менталитет, расположение жизненно важных объектов… Длинный перечень. Во-вторых, действующую власть и тех, кто не прочь ею завладеть. Тут важны любые мелочи: где человек живёт, по какой дороге ходит, с кем спит. Всё может пригодиться. Нас учат добывать сведения непосредственно в «поле». Не лишни знания в экономике, социологии, психологии; право вот не в цене, редко его учитываем. Конечно, есть тренировки по программе спецназа, хотя бы минимум. Но кое-чему нас разучивают: мы перестаём ценить человеческую жизнь. В нашем деле она ничего не стоит.

Пограничники осмысливали услышанное; каждый погрузился в себя. Казалось, Пустынник не сказал ничего нового, но сколько скрывалось в этих словах. К тому, что происходило на протяжении немалого количества лет, причастны эмиссары, через которых вело закулисные игры Управление. Теперь оно едва держалось у края бездны повсеместной анархии, а агенты влияния сгинули в зачистках. Первой ситуацию просекла Дефензива – спецслужба Бравой Вольности. Новоизбранный великий князь показательно вывел арестованных перед Сеймом и приказал расстрелять. Никто не возражал, даже напротив. Чуть позже к делу приступила Единая Директория. Сама бы она вряд ли отыскала в череде политиков и военных чужеродные элементы, но подключилась всё та же Дефензива, более опытная в вопросах контрразведки. Князю был выгоден конфликт между Директорией и УВП: пока временщики распылялись на озлобленных единых, он преспокойно укреплял государство, воруя всё, что можно, у бывших друзей. Те давно вышли из игры: их максимумом стал последний крестовый поход. И хоть они сбросили зависшее над ними иго в переулках собственных городов, оправиться не представлялось возможным, похоже, никогда. Как итог, Бравая Вольность стала самой развитой и богатой страной запада; восток худо-бедно держался на плечах временщиков. Правда, создавалось впечатление, что последним всё осточертело и они сами приступили к разделу земель с властью. В таком случае Алексей Нехлюдов казался наилучшей угрозой для Управления: он ненавидел бывших товарищей, но ещё больше жаждал смерти заграничных врагов, а великого князя в первую очередь. Тем временем вспыхнуло там, откуда не ждали: подконтрольный Управлению председатель на автономном юге неожиданно вспомнил о былой суверенности, истёкшей чуть ли не полтора столетия назад. Было решено задействовать эмиссаров, их руками сместить предателя и поставить лоялиста. Вот только лодку уже порядочно раскачали: председатель был устранён в его же кабинете под шум толпы и взрывы бензоколонок. Агенты влияния толком ничего не провернули, как из огня всеобщей ненависти поднялись джамааты. Вот тогда для Временного правительства и начался глобальный крах. Резать эмиссаров в так называемом Эмирате научились без Дефензивы, хотя работа вражеских спецов тоже ощущалась.

– Мало пройти обучение, – продолжил рассказчик, выведя слушателей из тумана размышлений. – Кадровая академия весьма изощрённа в методах подготовки. Чтобы стать эмиссаром, разведчик проходит проверку на верность. Я не о возможности предательства говорю; таких отсеивают в самом начале. Верность означает слепое подчинение руководству УВП. Если не прошёл, отправляют на передовую. Годы тренировок перечёркиваются первой вражеской пулей.

Егор только подался вперёд, намереваясь узнать, в чём состоит проверка, но Пустынник тут же его осёк:

– Поверь, мало что с этим сравнится. – Он явно разочаровал паренька в его восторженном любопытстве, но что ему стоил чей-то интерес, особенно в таком неблагодарном деле. – Ладно, командир, спасибо за ужин, а теперь поведай, как у вас со связью.

– Докладываем в Генштаб по шесть раз в сутки, – ответил Никита и посмотрел на наручные часы. – О тебе уже упомянули. Следующий сеанс через десять минут.

Насреддин остался у костра; Андрианов, Егор и Пустынник направились к тёмному зеву очередного проёма. Крутая винтообразная лестница вывела их на вершину колокольной башни. Здесь было куда холоднее, чем в молельном зале: сквозняк задувал за шею, леденил пальцы. Окошки, как и внизу, были узкими, но по направлению к югу не хватало куска стены. Прореху обложили мешками с песком, обустроив удобную позицию для наблюдателя. Не было чугунных колоколов: как объяснил командир, давным-давно, ещё при прежнем государстве, сняли на металлолом. С колокольни открывался вид на километры вокруг; ни одна сторона света не могла остаться в тени. По крайней мере, именно с надеждой на это в Генштабе решили обустроить монастырь под наблюдательный форпост. Человек в ватнике поверх военной формы как раз снимался с точки: складывал сошки крупнокалиберной винтовки Драгунова.

– Здравия желаю, товарищ эмиссар.

Альпийцу было под сорок; аккуратные седые бакенбарды выдавали в нём самолюбивого педанта. Говорил он ровно, с оттенком надменности и, главное, тихо. В голосе не чувствовалось ни командирской стали Никиты, ни наивности Егора, лишь скрываемое ото всех безразличие. Уложенные в ряд запасные магазины аккуратно легли на брезентовую ткань вместе с винтовкой. Снайпер с некоторой любовью в действиях завернул оружие, застегнул лямки и накинул получившийся чехол на плечо.

– Без второго номера? – спросил Пустынник.

– Один работаю. Сами видите, людей тут немного.

– Как меня пропустил?

– Туман, – ответил Альпиец. – В метрах пятистах отсюда как будто дымовая завеса. Не будь её, вряд ли командир гонял бы по обходам Сулайманова. – Он нехотя подавил зевок. – Ладно, моя смена окончена. Спокойной ночи, командир. Вам тоже, товарищ эмиссар.

Андрианов взглянул вслед спускающемуся снайперу и лишь хмыкнул в знак недовольства.

– Боец отличный, вот только клал он на все приличия.

– Не в них счастье. Без стрелка ночью оставаться не боитесь?

– В темноте от наблюдателя пользы немного. Если кто подойдёт, напорется на минное поле. Тебе очень повезло потерять сознание вдалеке от форпоста. Имел все шансы подорваться. Егор, что со связью?

– Одну минуту, товарищ капитан!

Огромный блок радиоаппаратуры стоял на противоположной стороне от позиции Альпийца, у стены. Станцию также обложили мешками с песком; антенна высилась к пустым окошкам. Здесь, в десятке метров над землей, она прекрасно ловила и передавала сигнал, связывая пограничников с Генштабом, до которого не добраться и за сутки езды. Егор возился с переключателями, настраивался на частоту. Треск и шорохи в динамике прорезал мужской голос:

– Майор Стеценко, приём.

– Товарищ майор, докладывает южный форпост, – затараторил связист. – Никаких отклонений на границе не выявлено; сектор чист, приём.

– Примите вводные: ваше дежурство продлевается на сутки. Прислать дозорную смену не представляется возможным.

– Как так? – возмутился Андрианов. – Спроси, в чём дело.

Однако майор Стеценко опередил капитана:

– Ввиду обострения ситуации в Пепелище вынуждены задействовать все имеющиеся ресурсы, – и, отбросив формальный тон, добавил: – Мужики, потерпите там. Раз чисто, то лишние сутки ничего не стоят. Что с так называемым эмиссаром?

Егор оглянулся на разведчика и командира. Последний кивнул, и связист передал микрофон.

– Эмиссар Пустынник, приём. Код идентификации: Варвара Петрашевская. Повторяю: Варвара Петрашевская.

– Всё верно, – раздалось по ту сторону. – Майор Стеценко; рад знакомству с легендой. Имею указания получить устный отчёт о последней операции. Подтвердите выполнение.

Пустынник со вздохом посмотрел на стоящих за спиной Никиту и Егора, но недовольства не выказал. По правде, им не стоило знать того, что он скажет, но выгнать спасителей эмиссар не имел права.

– Подтверждаю. Председатель ликвидирован.

– Кто истребитель?

– Я. В сопровождении эмиссаров Лунатика и Самурая.

– Их статус?

– Мертвы.

Эфир на несколько секунд замолк, но вскоре майор сухо продолжил:

– Вам надлежит явиться в Управление. Оставайтесь с дозорными до сдачи форпоста новой смене.

– Вас понял. У меня вопрос.

– Да?

– Когда вспыхнул юг, почему бездействовали? Где были войска?

На обратном конце снова замолчали. Треск рации был ответом вернувшемуся с того света сыну отчизны. Наконец выдавили жалкое:

– Полгода прошло. Какая теперь разница? Конец связи.

Вниз спускались в молчании. Егора оставили наблюдателем на колокольне; командир обещал сменить через два часа. Насреддин стоял у окна-амбразуры, курил самокрутку. Андрианов шёл мрачнее тьмы в коридорных проёмах.

– Я всегда думал, председателя завалили свои, душманы.

– Просто Управление решилось первым. Нам приказали, мы исполнили.

– Сам стрелял?

– Да.

– Неблагородное занятие.

– Такие нынче представления о службе Родине. – Пустынник остановился, внимательно посмотрел в сощуренные глаза Никиты. – Послушай, командир: судьбу юга решили задолго до живущих там людей. У Бравой Вольности свои эмиссары. Вся херня в том, что УВП вовремя не отреагировало. Были намёки, первые подозрения, но мы надеялись на лучшее и ждали. Наблюдали. Столько воды утекло; мы и самих себя потеряли, не то, что кого-то другого.

– Что за Варвара Петрашевская?

– Всего лишь код идентификации. Забудь.

– Так точно.

Разведчик отвернулся, будто не заметив надменного тона капитана, медленно прошагал до ведущего к кельям коридора. Напоследок бросил:

– Настанет очередь дежурить – разбудите.

– Спи уже, – недовольно бросил Андрианов. – Это ты у нас герой войны.

Осветив коридор огоньком зажигалки из подсумка, Пустынник вернулся в комнатку, сел на деревянное ложе и прислонился к стене. Спать не хотелось, но на душе сделалось прескверно. Палец соскочил с зажигалки, и та угасла, погрузив келью и жильца-эмиссара в чернь покинутого богом монастыря.

* * *

Темнота взяла своё. Когда Пустынник разлепил глаза, первые солнечные лучи пробивались в мутное стекло окошка. Утренняя синева медленно отгоняла мрак. Ныли затылок и шея – последствия неудобного сна. Подавив зевок, мужчина подался вперёд, упёрся локтями в колени, склонил голову. Оставалось провести ещё сутки на форпосте, а отношения с командиром грозили обостриться. Никита Андрианов был солдатом чести: наглотавшись несправедливости, он стремился противопоставить себя миру; служить, как подобает настоящему офицеру. Того же требовал и от подчинённых. Само существование эмиссаров с их извечными провокациями ставило под сомнение жизненные взгляды капитана. Пустынник знал: ради процветания всей системы кто-то должен выполнять теневую работу. Только как объяснить это человеку, для которого война ограничивалась фронтом и иногда флангами?

В коридоре раздались быстрые шаги: не тяжёлые командирские, но лёгкие, будто трусцой. Егор, догадался Пустынник.

– Извините! – пролепетал связист, жадно глотая воздух. – Вам надо это увидеть!

Через пару минут разведчик преодолел последнюю крутую ступень на вершину колокольни. Утренняя свежесть циклоном прошлась по лёгким; вокруг переливалась всё та же синева, хотя и её медленно отгоняли золотистые лучи рассвета. Альпиец уже улёгся вдоль позиции и напряжённо глядел в оптический прицел. Дуло крупнокалиберной винтовки медленно двигалось из стороны в сторону, будто выбирало мишень в тире. Здесь же, укрывшись за мешками с песком, находился и Андрианов.

– Не маячь! – прошипел он, наблюдая в бинокль, и махнул свободной рукой к полу.

Пустынник послушал командира, пристроился рядом. Горизонт застилала непроходимая стена тумана. Понимая, к чему сводилась внезапная тревога, разведчик внимательно вглядывался в грязную пелену войны, пока, наконец, не заметил. Мимолётный луч упал на нужную точку в нескольких сотнях метров, и туман прорезало неуловимым бликом. Почти неуловимым.

– Видел? – тихо спросил Никита. – Что думаешь?

– В штаб доложили?

– Есть канал! – донёсся позади крик Егора.

Командир, не поднимая головы, добрался до противоположной стены и принял микрофон.

– На связи капитан Андрианов!

– Майор Стеценко. Причина внеочередного вызова? – пробился сквозь шорохи недовольный тон.

– Докладываю: с южной стороны замечена неизвестная оптика. Возможно, вражеский снайпер. Запрашиваю поддержку на форпост.

– Возможно? Подтверждения есть?

– Никак нет.

– Отклоняю запрос, – будто лезвием гильотины отрезал майор. – Требую доказательств. Конец связи.

– Ублюдок! – крикнул Андрианов, швырнув микрофон на каменный пол. – Альпиец, продолжай наблюдение! Егор, делай, что хочешь, но пробейся в эфир, – и, остановив взгляд на Пустыннике, добавил: – Пошли.

Они спустились в молельный зал, где Сулайманов, засев за стеной под окном, пристроил автомат между прутьями-арматурами.

– Что думаешь? – озадаченно спросил командир. Приклад «калаша» чуть упирался в плечо; ладонь легла под подствольный гранатомёт. – Ты был там. Чего нам ждать?

Пустынник коротко выдохнул, изъял из кобуры «Гюрзу». Осмотрев, вернул в чехол. Привычка хвататься за личное оружие выработалась на юге, в десятках километров по ту сторону тумана. В Эмирате любая тревога грозила смертью, а всякое предчувствие оборачивалось реальными проблемами.

– В оружейке видел «Печенег», – припомнил эмиссар. – Доставайте. И автомат мне выдайте.

– Насреддин, слышал? Быстрее!

Солдат снялся с позиции и побежал к коридору со складскими помещениями. Никита тем временем подошёл к окну, устремив встревоженный взор к горизонту. Монастырь находился на небольшом возвышении, и отчасти это давало защитникам преимущество.

– Атаковать будут с юга, – начал разведчик. – Если подойдут с флангов, заметим, но там, говоришь, минные поля. Они не идиоты; для начала пустят мелкие группы, разведать пути. Основные силы выдвинутся за ними. Власть в Эмирате делят амиры джамаатов, но каждый из них слаб по отдельности и нападать не будет. Мы имеем дело или с союзом, или с теми, кому другие не нужны. Скорее всего, против нас идёт джамаат «Вафат Алькуффар».

– И как это переводится?

– Смерть неверных, – прикрикнул появившийся из коридора Сулайманов. Оставив на полу пулемёт и АК-12, он бросился обратно, за боеприпасами.

– Суки, – гневно выругался Андрианов. – Неверные, стало быть, мы.

– Эти уроды куда опаснее любого другого джамаата, – продолжил Пустынник. – Перед боем не брезгуют каптогоном[3]3
  Вид амфетамина. Стимулирует агрессию, подавляет страх. ИГИЛ, Ан-нусра, Евромайдан… список, где и кем использовался этот наркотик, можно продолжать бесконечно.


[Закрыть], так что об осторожности с их стороны забудь. Дефензива научила, как и единых. Зачисткой эмиссаров занимались именно они.

– Что насчёт снаряги?

– Если УВП и сделало что-то правильно, так это вовремя изъяло армейское вооружение. Но осталось много с ментовских складов, да и схронов было достаточно. В основном, короткоствольные «ксюхи». Может, что-нибудь с оптикой, сам видел. Крупно не повезёт, если притащат РПГ.

Неожиданно раздался треск рации. Никита, чуя неладное, снял устройство с пояса.

– Товарищ капитан, приближаются! – прохрипел сквозь эфир голос Егора.

– Сколько?

– Один!

Командир поднял висевший на шее бинокль, вгляделся.

– И правда… Переговорщик? Пойду пообщаюсь.

– Я с тобой. – Пустынник подобрал автомат.

– Никак нет. А вдруг там шахид? Нас подорвёт, так парням втроём отбиваться?

– Я знаю их язык и нравы. Пойду один.

– Вот этого я точно допустить не могу. Ладно, посмотрим, чего хотят эти правоверные сволочи, – и приказал в рацию: – Альпиец, прикрывай. Если дёрнется, снеси ему голову.

Они отворили массивные деревянные двери и вышли на холодный терпкий воздух болот. Несло гнилью и сыростью, но солдат это не волновало. Тьма окончательно рассеялась под натиском восходящего солнца. Однако холод остался; он овевал людей, будто дышал на них скорой кончиной. Глина противно чавкала под берцами, оставляла следы на одежде. Лишь шлепки обуви о почву худо-бедно разбавляли зависшую вокруг тишину. Пустыннику думалось, что спустя час, а то и меньше, здесь воцарится канонада.

Он действительно был один. Невысокий, худой, в зелёном лесном камуфляже, вокруг головы повязана грязная чалма. Разведчик сразу приметил нарукавную повязку: чёрную ткань с белой вязью. Смуглая кожа напоминала хлюпающую под ногами глину. В руках, как и предполагал Пустынник, тряслась «ксюха». Похоже, он боялся или находился под кайфом; в любом случае руки дрожали, а ноги путались в собственной походке. Наконец они встали в пяти метрах друг от друга; недобрые взгляды внимательно изучали противников; переводчики огня давно зафиксированы на режиме очередями.

– Бисмил-ля р-рахмани рах-хим, – нараспев произнёс посланец. – Мир иноверный воины-крестоносцы.

– Маршалла, – бросил в ответ Пустынник. – От чьего имени ты говоришь?

– Мне прислаль великий шейх Мухиддин аль-Ичкари, амир «Вафат Алькуффар». Ты знать это имья?

– Знаю. Чего хочет шейх?

– Он предложиль уходить без стволы. Всевышний велель забрать наши земля назад. Мухиддин даёт жить, иншалла.

Андрианов, до этого момента хладнокровно наблюдавший за переговорами, невольно обернулся к монастырю. Мысль о жизнях парней на мгновение завладела командиром, но в игру тут же вступил долг офицера.

– Врёшь, – сверля взглядом переговорщика, бросил Пустынник. – Мухиддин аль-Ичкари никого не оставляет в живых. Мои друзья тому подтверждение. Лин наста́слимъя, муртад[4]4
  Мы не сдадимся, вероотступник (араб).


[Закрыть].

Враг оскалился омерзительной улыбкой, обнажив чёрные гнилые зубы. Как любой шакал, он чувствовал приближение кровавой жатвы.

– Оминь. Амир предвидель это. Готовься к война, кафир. Вафат Алькуффар!

Гонец насмехался в каменные лица временщиков. В сложившихся обстоятельствах он явно считал себя выше и будущих лет пророчил больше. Что до двух мертвецов, рьяно ухватившихся за монолитную твердыню, то вскоре правоверный перережет им глотки во имя Всевышнего.

Обозлённый Никита до посинения в пальцах сжал автомат, приподнял дуло чуть выше.

– Уходим. – Эмиссар схватил командира за локоть и потянул обратно к монастырю. – Чёрта с два выйдем без оружия. В лучшем случае отрежут головы, в худшем – невольничий рынок. Зато теперь мы всё знаем.

Тем временем зашагал назад и посланец джамаата, нести весть о начале джихада.

– Что мы знаем? – нервно спросил Андрианов.

– Они пришли за границей. Хотят взять монастырь и завладеть нейтральной полосой. Юг перейдёт к Эмирату, а для Управления это смерть. Взять форпост мы им не позволим. Да, товарищ капитан?

– Так точно. – Никита зашагал быстрее. – Нужно подготовиться к обороне и сообщить в штаб.

У дверей их встречал Насреддин с «Печенегом» наперевес. Солдат успел заправить пулемётную ленту и, более того, подготовить запас. Возле входа валялся заполненный чем-то военный рюкзак; его растопырило во все стороны. Запасной план, как ответил Сулайманов на немой вопрос командира. В коридоре стояли цинки с патронами, заряды к подствольнику, гранаты. Разведчика ждали бронежилет и разгрузка; до сих пор на нём сидела только военная форма и абсолютно никакой защиты. Егор методично снаряжал магазины для «калашей».

– Что с подмогой?

– Товарищ капитан, он… сказал больше не беспокоить, – будто оправдывался связист.

– Как так, мать его?! Ты обо всём доложил?

– Так точно! Говорит, нет доказательств.

– Невозможно, – вмешался Пустынник. – Генштаб не может так реагировать. Пошли наверх!

Эмиссар чуть ли не силой потащил Егора за собой. С колокольни невооружённым глазом можно было разглядеть, как вдали передвигались тёмные пятна: на границе скапливались вражеские силы. Сам факт появления вооружённых террористов у подходов к форпосту означал одно: Эмират окончательно и бесповоротно объявил войну Временному правительству. Так случается, когда один снующий вокруг хищник вожделенно почуял кровь другого: более крупного, но раненого и на отпор неспособного.