Текст книги "Нарвское шоссе"

Автор книги: Сергей Сезин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Так что можем и не успеть все построить. Хотя здесь места очень болотистые. Я это и так слышал, да и здесь тоже увидел. Много очень мокрых мест. И река Луга – немаленькая.

Броды на ней, может, и есть, но они не на каждом шагу. А плавать через реку даже на лодке, зная, что в тебя целятся, – это все же не так просто. Вот как-то Михалыч наш со склада рассказывал, как он на резиновой лодке рыбачил на озере и налетел на топляк. Сучок ему резину и пробил. Еле дотянул тогда он до берега. А на реке – течение, и стреляют…

…Сегодня после обеда был сложный день. Отвели нас на будущую точку. А точка оказалась не такая, как я уже видел, то есть либо бетонная, либо деревянная, которую еще землей обсыпают, а как бы и та, и другая. Во, вспомнил, гибридная! Передняя стенка – бетонная, а боковые – из бревен. Накатов еще нет, их, наверное, потом поставят. В дот (или он полудот?) нужно было поставить пушку в специальной установке. Я такой еще никогда не видел. Потом допер, что она явно какая-то специальная.

Ствол в какой-то толстой трубе и выглядит, как обрубок. Дальше какой-то большой металлический шар. А за ним уже что-то похожее на другие пушки, но уйма всяких дополнительных устройств.

В общем, эту бандуру мы к яме подволокли на волокуше. Далее сделали над ямой будущего дота две П-образные рамы из бревен. Бревно каждой рамы послужило как блок. При помощи задней рамы мы бандуру в яму опустили.

Потом по земле вперед продвинули. В бетон уже вмурована амбразурная часть. Спереди она как бы гофрированная. Нам объяснили потом, что это противорикошетные уступы. Чтоб попавшие в край амбразуры пули и осколки не отбрасывало внутрь дота. А далее мы, перебросив канаты через переднюю раму, приподняли пушку с пола до нужного уровня, а далее ее еще вперед подали и закрепили изнутри какими-то монтажными деталями. Я этого точно не видел, потому что тянул за трос, удерживая пушку на нужной высоте. Но слышал, как монтажники говорили друг другу: «Подай ключ», «Затягивай». Потом, когда пушку в амбразуре наживили и стали уже закреплять, мы понемногу ее отпустили. Мы хотели посмотреть поподробнее, но нас отозвали и повели грузить ящики со снарядами в уже готовый полудот, или как его там правильно называть надо.

Вообще тяжелая бандура вышла – с полтонны, наверное. Волочь и поднимать ее вручную – нешуточное дело. А монтировали ее явно рабочие. Не в военном, а в спецовках, сильно замасленных. И люди уже в возрасте. По-моему, таких в армию уже не берут.

После разгрузки мы к первому доту вернулись и стали ждать нашего помкомвзвода, который куда-то пошел за распоряжениями. Народ в стороне курил, любопытные бегали поглядеть, пока не пришел какой-то лейтенант и не турнул их. Ну, меня младший сержант, как всегда, уставами мучил. Но я уже кое-что запомнил и рассказывал почти без запинок. Потом мы до вечера опять грузили разное добро. После ужина ребята, кто к пушке бегал, рассказали, что это специальная казематная установка для дотов. У нее есть не только пушка, но и пулемет. Она бронированная и от пуль, и от снарядов. А стреляные гильзы у нее по специальному желобу будут сбрасываться в камеру под полом. Ее еще, правда, не вырыли. Митя Скворцов хотел спросить рабочих, можно ли ею бить танки, но тут пришел лейтенант и разогнал их. Так этот вопрос и не прояснился. Про себя я думал, что можно, но отчего я так думал – неясно.

Стоп! А меня ж мелкого батя в Артиллерийский музей водил! Наверное, я там точно такую и видел. Я стал вспоминать, видел ли такую пушку там, и не заметил, как заснул. Сон был отменный: как заснул, так и спал беспробудно до команды «Подъем!».

Авторский комментарий

Истинно сказано: меньше знаешь, лучше спишь. Герой бы спал беспокойнее, если б знал, что немцы совсем недалеко. Они уже подошли к верховьям реки Наровы с эстонской стороны. Да и на Луге уже стоят, ибо до их плацдарма у Ивановского рукой подать. Просто им пока еще не до Кингисеппского УР и героя. Так что у района и героя есть еще некоторое время на апгрейд.

А еще герой не знал о другом. Пока они отдыхали и рассматривали незнакомую пушку, помощник командира взвода встретился с оперуполномоченным Осининым. Как думал Волынцев, абсолютно случайно. И пусть думает так дальше.

А оперуполномоченный ответил на приветствие, спросил, куда сержант Волынцев путь держит, и сказал, что пройдется туда же, а по дороге кое-что спросит. Угостил сержанта папиросой «Беломор» и, дождавшись, когда Волынцев закурит, задал вопрос про его подчиненного.

Волынцев ответил, что, как ему и поручено, присматривает за парнем (бойцом он его специально не называл, ни в глаза, ни за глаза). И впечатление у него такое:

– Не служил он в армии. И вообще никакой военной подготовки не имеет. Военное дело знает хуже всех во взводе. Я больше скажу: даже хуже приписников в тридцать девятом году. Я тогда сам только призвался, у нас в отделении половина таких была, лет под тридцать, которые что-то там когда-то вечерами изучали по военному делу. Трое, как я, после школы и работы и двое кадровых бойцов. И еще один был из запаса, что раньше служил действительную.

Так вот: любой из нас, тогдашних, по сравнению с ним профессором в военном деле выглядит. Строевика из него не выйдет совсем, ибо не может ногу выдерживать, путает.

– А что ты еще скажешь? Как он дело усваивает?

– Неплохо. Старательный парень. Причем не из-за того, чтоб подлизаться, товарищ уполномоченный, а из добросовестности. Замечание сделаешь – он без пререканий исправляется. Молодые бойцы обычно поначалу гонорятся и про субординацию забывают. Он – нет. Неплохо строительное дело знает. И другим помогает, подсказывает, как лучше и удобнее сделать.

– А как с другими бойцами отношения у него?

– Замкнутый очень. Разговаривает неохотно, парой фраз. Про себя почти ничего не рассказывает. Такое впечатление, что он что-то скрывает. Как-то Митя, то есть боец Скворцов, сказал ему что-то вроде того, что неизвестно, с кем, мол, его девушка сейчас гуляет, так он аж задергался. Я думал, что он сейчас Скворцову плюху даст, и уже рот раскрыл, чтоб команду дать: «Отставить!», но он как-то потух. И ничего не сказал и не сделал. Это единственный раз, когда он из себя почти что вышел. И то на полшага. Хотя я потом Скворцову взбучку дал. За такие слова я сам бы, когда еще красноармейцем был, мог отвесить. Образование у него – классов семь-восемь. Думаю я так. Но зуб не дам.

– Интересно, интересно. А ничего уголовного в нем не проявляется?

– Никак нет, товарищ оперуполномоченный! Совсем не похож на приблатненного. У нас в районе я на таких насмотрелся. Ни разговора у него такого нет, ни словечек блатных, ни походки.

– А вот расскажи, сержант, про такое. Как он себя ведет, когда вы все отдыхаете?

– Неактивно как-то. Либо лежит, либо читает. Читает он уставы, которые я или Островерхов ему даем, чтоб выучил, или журнал старый про военно-инженерное дело. Откуда он его взял – не знаю.

– Это я тебе, сержант, могу и рассказать. В городе, в комендатуре. Они такие журналы в уборной на гвоздик вешают. Когда интендантский журнал, когда «Морской сборник», когда еще что. Чтоб комендатура никогда время зря не тратила.

– Ясно, товарищ оперуполномоченный!

– И последний вопрос, сержант. Ты ведь уже повоевать успел и служишь давно. Какое твое мнение по нему: готов ли ты с ним в бой идти? Готов ли доверить ему жизнь свою и своих товарищей?

– Не знаю, товарищ оперуполномоченный. Какой-то он непонятный. Но, честно говоря, врага я в нем не вижу. А чей он друг – сказать не могу.

– Спасибо за службу, товарищ сержант!

– Служу трудовому народу!

Андрей Денисович направился к дороге, где его ожидал водитель полуторки, привезшей в роту материалы, и сейчас ожидающий его, чтобы отвезти к штабу батальона. Транспорта своего оперуполномоченному не полагалось. Потому приходилось активно пользоваться попутным. А кое-когда и вспоминать детство, когда он вместе с бабушкой ходил пешком в Чернигов поклониться святому Феодосию Углицкому. Бабушка все надеялась, что святой поможет ее старшему сыну выздороветь, и каждый сентябрь туда ходила…

Полуторка медленно покатила по проселку в сторону шоссе Нарва – Кингисепп. Водитель, дымя осининской папиросой, увлеченно рассказывал, как работал перед войной на строительстве Куйбышевской ГЭС. Но оперуполномоченный его не слушал. Он ушел в свои размышления. Подумать было о чем – откатывающийся на восток фронт, отсутствие писем от сына и жены, нездоровые разговорчики в четвертой роте и вот этот Саша из Риги.

Думая про отступление, он привычно напомнил себе, как обстояли дела с белочехами, потом с Колчаком, затем с Деникиным и Юденичем. Тем более что вспомнить было о чем. Ибо он не воевал только с Юденичем, но был про это наслышан от ленинградских товарищей. Как осенью белые очень быстро дошли практически до Красного Питера, а потом в том же быстром темпе вылетели за границу, где перемерли от тифа в эстонских лагерях. Поэтому побеждает тот, кто не ноет, а борется до конца.

С письмами он тоже себя успокоил, ибо на войне почта за войсками не поспевает. А сын сейчас может быть в таких боях, что не до писем ему. За жену и дочь он сильного беспокойства не испытывал. Ленинград вроде как не бомбят, и немцы с финнами от города далеко. Тифа, как в Гражданскую, в городе нет и не будет. О нем они, конечно, беспокоятся, но он уже письмо отослал, да и ему пока тоже ничто не угрожает. Малярия вроде бы притихла, испугавшись акрихина.

– …я начальнику базы и говорю: зачем гонять пятитонку за таким грузом? Такая моща́ в моторе – чтоб несчастные полтонны волокла?!

А, это водитель вклинился в размышления.

– Сколько сил в моторе пятитонки?

– Девяносто три! В этой моей «Маруське» почти в два раза меньше.

– Тут ты прав – это бесхозяйственность называется.

– А то ж! Но начальник на меня зуб заимел и после ремонта на пятитонку не вернул, на «зисок» поставил…

Андрей Денисович вновь оторвался от рассказа шофера. Теперь о Саше. Ситуация с ним прояснилась недостаточно. Претензий к нему нет никаких, но вызывает он какое-то подспудное ощущение, что он «не от мира сего». Не в том смысле, что жил-был человек в другой стране и вдруг – бац! Его могучим ураганом или чем перенесло в другой мир, где все живут не так. А как если бы человек в той же стране жил, а потом попал в совершенно незнакомую среду. Вроде как в Гражданскую было: попадет человек волею обстоятельств в не ту компанию. Скажем, совестливый городской парнишка – в отряд анархистов, которые анархизм понимают лишь как свободу грабить и убивать. Или крестьянин, под белую мобилизацию попавший и вынужденный воевать за то, чтоб помещик к нему в село вернулся и ему же всыпал за то, что он помещичью землю делил. Вот какое-то такое невнятное ощущение у уполномоченного было, и он от него ни избавиться не мог, ни прояснить до понятного уровня.

Ладно, не принесло Сашка́ сюда могучим ветром, и не спал он сотни лет, как Илья Муромец с богатырями в пещере, ожидая, когда в нем нужда придет. Это уж совсем сказки будут.

Но что будет не сказкой? Какая реальная инородность в нем может быть?

1. Профессорский сынок или сынок начальника, что от папы сбежал и на фронт двинул.

Не похоже. Руки у него вполне работящие, и полевые условия его не пугают. Да и ни спеси, как некоторые дети начальничков, ни шибко великой образованности не демонстрирует.

2. Уголовник, из тюрьмы сбежавший.

Совсем не похож. Ни самому Осинину, ни другим. И воровских татуировок нет.

3. Следующий вариант – враг народа, как-то сбежавший при уходе из Прибалтики.

Тут бы молчаливость его была понятной и нужной. Но тогда зачем он, встретив деда по дороге и узнав, что рядом город, в город и пошел, и не кустами-огородами, а открыто? Ведь он должен знать, что в городе отдел НКВД будет и военные тоже. Врагу как раз лучше уж скрываться и отсиживаться. А совсем для него хорошо – немцев дождаться и на службу попроситься. И возьмут же! Что-то с этой версией не очень правильно все выходит. Особенно то, что враг идет в город в лапы к НКВД, да и еще в виде, на который каждый внимание обратит.

4. Немецкий шпион.

Вот в это совсем не верится. Шпион в одних грязных штанах и совсем без ничего в карманах идет шпионить? Да его полуголая фигура в этих странных штанах сразу же бросается в глаза!

И далее – что это за шпион, который ничего в военном деле не понимает? Для которого даже обычная допризывная подготовка выше его знаний? Что он узнает-то?

Ну, правда, в молодости Андрея Денисовича были у бандитов Холодного Яра в шпионах и девки, и старики. Но и требовалось от них немного – сходить узнать, стоит ли еще в селе красный отряд и конный он или пеший. На это и девки годились. Даже они могли найти, в какой хате красный командир квартирует.

Когда же Саша тут появился, немцы были еще в Эстонии, а с русской стороны – еще за Гдовом. Забросить его с парашютом, конечно, можно. Но как это получится, что его сбросили в почти голом виде?

Ладно, Андрей Денисович сам с парашютом не прыгал, но слыхал от энтузиастов, что парашют может ветром снести. Ну, пускай снесло шпиона на болото, где он всякие шпионские вещи в болоте утопил. Но как он тогда остался сброшенным в странных и необычных брюках?

Не будешь же думать о немцах как о последних разгильдяях – шпиона направили без ничего, зато в крайне необычном виде. Шпион может быть пойман на какой-то мелочи, которую должен знать тот, за которого шпион себя выдает, но которую не знает сам шпион. Но не при первом же взгляде на него шпион должен проваливаться!

И ведь сколько возможностей у немцев! Возьми паспорт у рижанина и забрось шпиона с ним его к нам в тыл. Делов-то: в паспорте фото поменять… Или возьми красноармейскую книжку у убитого или пленного. В них вообще фотографий нет. Не путайся только в своих данных, и все.

Версия про шпиона получается самая абсурдная.

Проверку по латвийской линии он произвести пока не может. Запросы про Александра он направил, но когда ответ придет – неизвестно. И может, его и вообще не будет. Кто знает, в каких условиях рижские товарищи из города уходили. Может, все картотеки спалить пришлось.

Во всем батальоне нашелся только один латыш, Арвид Лиепа, но толку от него в этом деле совершенно не было. Ибо его родные уходили в 1919 году из Латвии вместе с красными войсками и умерли от тифа. А его подобрала русская семья и вырастила. Парень хороший, но ни про Ригу не расскажет, ни по-латышски не спросит. Зато как пулеметчик сгодится.

Насчет астигматизма узнать кое-что удалось. Врачиха из больницы сказала, что есть такое заболевание, и с большим трудом разъяснила оперуполномоченному, что это за болезнь. Как оказалось, что у этих людей глаз не такой, какой нужно, формы, потому человек видит все как-то искаженно. Докторша добавила, что у обычного человека в глазу все части его собраны в определенную сборку и одно в этой сборке совпадает с другим, ну как в том же бинокле его отдельные части. При этой же болезни глаз видит хорошо не как ему положено, а например, если смотреть чуть искоса. Тогда все детали глаза работают согласованно. Если же смотреть прямо, то они рассогласовываются. Вот если сам Андрей Денисович носит очки от близорукости, то ему к глазу можно приставить стекло, исправляющее недостатки его глаза, и будет видеть он хорошо. А человеку с астигматизмом нужно приставлять какую-то сложную линзу.

Андрей Денисович не сильно понял рассказанное ему, но решил, что с таким зрением можно и действительно на службу не быть взятым. И задал вопрос: а где можно обследовать человека с астигматизмом?

Докторша ответила, что только в Ленинграде. У них в больнице можно только определить снижение остроты зрения[8]8
  Вообще есть довольно простой способ, но она не окулист и может его не знать.


[Закрыть]. А вот подбирать нужные линзы – это там.

Тогда уполномоченный задал беспокоящий его вопрос: а может ли служить такой человек в армии или на флоте? Докторша ответила, что, наверное, нет, но она точно не знает.

Значит, тут тоже не понятно до конца.

Итого, перед оперуполномоченным был парень, о котором почти ничего точно не известно. Все на догадках. Из которых выходило, что, скорее всего, он из Латвии, советским гражданином стал недавно и есть за ним что-то такое, что он упорно скрывает. Врагом он не выглядит.

Что с ним делать? Если подойти чисто формально, то можно послать дальше по инстанции. Дескать, не разобрался я, разбирайтесь вы там. Это было бы безупречно и совсем в духе перестраховщиков, которые в последнее время так расплодились, что дальше некуда. На все ждут распоряжения начальства, сами же боятся хоть какую-то инициативу проявить и человеку поверить. Их бы в Гражданскую войну – свалилась бы Советская власть вместе с ними!

Потому что тогда выбор был только такой – или мы с неправильными людьми сделаем правильное дело и им исправиться поможем, или будем ждать правильных людей для правильного дела. А белые ждать не будут и снесут ожидающую правильных людей голову.

Откуда таким, которых жареный петух в основу не клевал, понять, как можно воевать с басмачами, привлекая для борьбы с ними других басмачей. Можно. Перетянули знаменитого басмача Мадамин-бека на свою сторону, и стал Мадамин-бек красным. И другие курбаши увидели, что можно так сделать и не потерять лицо. Потом Мадамина бывшие свои и убили, но это потом. Да и тем самым нашли себе на голову людей, которые поклялись им за Мадамина отомстить[9]9
  Убивший Мадамин-бека Хал-Ходжа не прожил и суток после этого.


[Закрыть].

Ну и на Украине тоже так было – сейчас Махно за нас и комбригом числится. Завтра он с нами расплевался и сам по себе с белыми воюет и сам по себе другого бандита Григорьева прибивает. Далее он опять с нами и с Врангелем воюет. Потом опять против нас. То есть половину времени он воевал за нас и бил наших врагов. Но Махно – это такая особенная личность, с большими амбициями, который хотел на Украине только одним батьком остаться. Потому он и Григорьева пристрелил, и на Петлюру покушение готовил. А что сказать об украинском крестьянине, который то у батьки служил, то у Петлюры, то вместе с батькой у красных, то опять против красных? Шибко он понимает в том, что вокруг него делается? И вот такому надо дать шанс – стать на нужную сторону. На СВОЮ сторону, которую он не знает. И, если он даже раньше врагом был, дать ему шанс врагом быть перестать.

Расстрелять – это проще простого. Соберешь пяток человек, спиной к груди впритык их поставишь, и одна винтовочная пуля пробьет всех. Даже может и семерых пробить. Этим любил заниматься батько Чорновус. Так он патроны экономил. Но убитый нами сегодня не станет нашим союзником завтра. И послезавтра своих может не хватить, а союзника не будет.

Размышляя так, Андрей Денисович потихоньку склонялся к решению предложить привести Сашу к присяге и зачислить в батальон. А дальше бой покажет, что у него внутри и какого оно цвета.

Интересно, какой точно день недели сегодня? И какое число?

Я что-то опять в днях сбился. Дома-то о днях недели все время что-то напоминало: то объявление, мол, что-то состоится именно завтра, в четверг; то ожидание пятницы как конца рабочей недели; то расписание работы какой-то конторы, которая не работает каждый день, а открыта для посещения именно в третью среду и в четвертый вторник месяца. В школе-то еще проще было – о дне недели напоминал дневник, потому и ты четко знал, что завтра – вторник и надо учить или принести то-то. Потом, на работе, это несколько размылось, но осталось. А тут – как-то и не ориентируешься. Нельзя сказать, что дни совсем одинаковые, просто все как-то сливается. Начинаешь вспоминать, когда ты пушку в дот ставил, и не можешь точно сказать – три или четыре дня назад это было? А может, и все шесть?

Так я размышлял, когда мы, разгрузив машину с досками, отдыхали в тенечке. Волынцев ушел по приказанию начальства куда-то, младший сержант в тех вон кустиках «заседает» с ремнем на шее, некому меня спрашивать по уставам… Благодать!

Но недолго она длилась. Только стал размышлять о днях недели, как Митя Скворцов меня спросил:

– А где ты в Риге купался, в реке?

Это народ обсуждает, как хорошо бы сейчас на речку сбегать искупнуться. Фиг его знает, где здесь речка есть и далеко ли до нее…

– По-всякому, Мить. Можно и в речке, можно и в озере, можно и на море съездить. Верст тридцать по железной дороге. Где тебе больше нравится. Мне больше нравилось в озере.

– А почему в озере?

Вот ведь болтливый.

– Мить, мне нравится потому, что в озере есть и глубокое место, и мелкая заводь. На глубине – вода холодная, в заводи – теплая. Поплавал в холодной, поплыл в теплую. А в море и в реке вода одинаковая.

Митя что-то еще хотел спросить, но тут в разговор включился Коля Ручьев и стал рассказывать про какое-то страшное озеро у себя на родине, которое само по себе бурлит и по нему острова сами плавают. И что когда мужики у одного богатея тайком лес рубили, то он, чтоб их от порубок отвадить, насильно в это озеро окунал пойманных порубщиков. Одного купания хватало, чтоб они с перепугу больше не рубили. А спрошу-ка я, где это такое страшное:

– Коль, а где это озеро расположено?

– Да на север от нашего Уржума, верст эдак с сотню на север. Я там не бывал, это мне дед рассказывал. Он неподалеку на Буйском заводе работал.

Э, доживет Коля до моего времени – не то еще услышит и узнает. Все газеты будут про НЛО писать, про аномальные зоны, про разных чудищ у нас под боком. Наверное, все газетчики всех своих бабок опросили, какие страшные рассказы им в детстве рассказывали. А потом их страхи переводят в репортажи. Не, ну я понимаю, что где-то в заднице мира или глухой тайге может какая-то хрень жить – в тех местах, где люди раз в два года мимо пролетают! Но когда мне по радио гонят про реликтовых обезьян, которые живут в Ленинградской области, то я скажу, что на трезвую голову такое нести позорно! А мож, и про маму ведущего кое-что скажу.

– Взвод, встать! Стройся!

Отдохнули, называется. Это Волынцев вернулся. И куда-то нас повели. Да еще по дороге Волынцев погонял нас, заставив в цепь рассыпа́ться при угрозах врага то с тыла, то спереди.

Потом скомандовал: «Воздух!» и понаблюдал, как мы в кучу сбились, хоть и залегли. После чего рассказал, что в боевых условиях нам всем одной бомбы хватит, если так кучковаться будем. А если бомба будет хорошая, то и могилы рыть не придется. Он такую воронку на финской войне видел, так что места еще много останется. Тут Коля спросил Волынцева: а чья это бомба была, наша или финская?

– Конечно, наша! Я финские самолеты только раз за три месяца и видел. А наши летали и днем, и ночью.

А дальше нас ждала загрузка боеприпасов и имущества в доты. Вывели нас к такому доту, который мы уже видели, разбили на три группы. Одна группа осталась тут, а две другие повели дальше. У соседнего дота, а до него было с полкилометра, оставили следующую группу.

Последние четыре человека пошли дальше, а я остался тут, во второй группе. В доте уже были трое во главе с младшим лейтенантом. А далее мы носили с ротного пункта боепитания в дот сначала патроны, потом другое имущество. Сначала все это складировали у дота, а потом уже стали распихивать по углам. Интересно, что это было самым сложным. В итоге дот оказался так набит всем, что мне казалось, будто свободное место осталось только на сиденьях пулеметчиков. Обед был близок, но еще не наступил, поэтому мы продолжили другую работу.

Младший лейтенант поставил Колю в помощь пулеметчику, набивавшему на машинке ленты к пулемету патронами. Мне поручили заливать воду в систему охлаждения пулеметов. Оставшиеся двое взяли инструмент и пошли наверх маскировку поправлять.

Я про себя тихо охренел, узнав, что надо двести сорок литров ведрами наносить, но оказалось, что далеко ходить не надо, ручной насос стоит в самом доте. И пошло: «Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!» Покачал, ведро несешь – значит, отдыхаешь от качания. Заливаешь воду через воронку – значит, отдыхаешь от переноски. Пошел качать второе – отдохнул от заливания в воронку. «Позитивный настрой» называется. Это в одном из журналов у Катьки было написано. Там какая-то баба-психолог такие советы давала, как замужним бабам надо справляться со стрессом, который им мужики причиняют. Так выходило, что, когда баба полный обед приготовила, она не только семью покормила, но и дофига отдохнула тремя различными способами. А если и салат нарезала, то четырьмя.

И я так тремя разными способами отдыхал, пока систему не наполнил. А система оказалась состоящей из трех баков по восемьдесят литров, которые у пулеметчика под ногами стоят, ручного насоса и труб со шлангами. Насосом качаешь и прогоняешь воду через систему. Вода проходит через пулеметный кожух и охлаждает ствол. Поскольку воды в системе многократно больше, чем в кожухе, да и прокачивается она, то казематный пулемет так не перегревается, как пехотный. Еще можно штуцера от кожуха отсоединить и таскать пулемет снаружи, пользуясь только той водой, что в кожухе. Это мне пулеметчик рассказал, который моими трудами руководил.

Еще я с позволения пулеметчика на сиденье посидел и в амбразуру глянул. Пулеметный станок – металлический и немного похож на велосипед без колес. Сиденье неудобное, с моей пятой точки зрения. Когда станок не нужен, он отводится к стене, как створка двери. Сбоку станка висит резиновый мешок для сбора стреляных гильз, а еще рамка для коробки с лентами. Ствол глядит в амбразуру, которая сейчас открыта, и ее броневая створка поднята вверх.

Нас позвали обедать. Сегодня на обед то, что называется суп-пюре гороховый, он одновременно и первое, и второе. Сытно, но духовито, особенно потом. Хотя я его уже, наверное, десяток раз ел. Но про это служившие ребята тоже говорили, что армейская кухня разнообразием не блещет. В ней есть только два понятия – «досыта» или «не досыта». А раз дали досыта, как мне сейчас, то вообще возникать нечего.

Отдохнули маленько на травке у дота, покурили, кто курит, и снова работать пошли. Народ курит в основном самокрутки с крайне вонючей махоркой. Я про нее слышал, но не пробовал. В мое время она уже отошла. И хорошо, что отошла. Я такой ужас, даже когда курил, не выдержал бы. А как с девушкой целоваться, покурив этого ОВ?..

Послеобеденная работа состояла в расчистке сектора обстрела дота. Мы втроем, получив от коменданта два топора и пилу, срубали и спиливали невысокий ельник, явно высаженный здесь специально. Вот так, лесники старались, сажали, а мы пришли и порубили… Почему я подумал про искусственную посадку – больно правильными рядами росли эти молодые елочки. Интересно, сколько лет им надо расти, чтоб вырасти на эти метр – метр двадцать?

Когда мы закончили срубать, то стали очищать срубленные стволы от веток. Ветки сложили большой кучей. Как нам объяснили, за несколько дней они высохнут, и их сожгут. А еловые стволики мы должны порубить на пару кусочков и сложить в тылу дота. Они попозже пойдут на дрова. Будут на них пищу подогревать, если доставка ее из кухни задержится, а если холодно станет, то и для обогрева. Август в области бывает дождливым и холодным. Издалека дот казался безобидным зеленым холмиком, о котором и не подумаешь, что под ним скрывается крепость.

Оставшегося света как раз и хватило, чтоб домой дойти, ужин сжевать и ко сну приготовиться. Мы сегодня ничего такого особо грязного не делали, поэтому гимнастерки с шароварами не пострадали. Ну, а смола на ладонях – это ничего. Не креозот же. Народ еще покурил, поболтал, а мне не болталось. Устроился поудобнее и залег спать. Солдат спит, а служба идет…

Авторский комментарий

И война тоже идет. Подходит к концу седьмое августа. Война гремит от моря и до моря. Совсем недалеко отсюда немцы вышли на берег Финского залива под Кундой. Теперь 11-й стрелковый корпус будет отступать на восток, сначала на Нарву, потом на Кингисепп.

А следом за ним придет немецкая пехота. Приблизительно через неделю она будет тут.

Завтра, точнее, через полтора часа наступит восьмое августа. Советские летчики впервые будут бомбить Берлин, а немецкие танки ударят с плацдарма на Луге на Красногвардейск.

И еще завтра будет дождь. И не только над этой рощей. Аэродромы немцев затянет ненастьем, и пикировщики не взлетят…

Утречко было туманное и холодное. Периодически дождь капал, но так, понемногу. Заправились с утра чайком с хлебом. А в такую погоду горячий чай как раз в жилу. Вот в жару летом горячего чая я не люблю, хоть мне многие говорили про опыт среднеазиатских дедов – чайку зеленого похлебай, в халат закутайся и потей себе на здоровье. А как пропотеешь, то вся жара тебе будет пофигу. Не, у меня организм не тот. И хоть пропотеешь, а все равно жарко. Потому я в жару всегда предпочитал что-то холодное. Можно «пепси», можно холодные чаи из бутылок, а можно и просто водичку в холодильник запихнуть. Правда, говорили про еще один рецепт – сухое красное вино из холодильника с водой смешать пополам. Но я так и не собрался попробовать. А пока мы, поев, почесали через поля, периодически ежась от мелкого дождичка, к дотам. Продолжили доты в боевое состояние приводить. Но сегодня дот был другой. Интересно, вот, может, было б лучше один и тот же доводить до ума, а только потом на другой переходить?

Может быть, да, а может, и нет. Вот вчера я систему охлаждения заливал. Но ведь и без нее можно стрелять. Только чаще с ведром бегай, воду в кожух заливай. Тогда лучше иметь два-три дота, где ведрами воду таскают, но которые стрелять могут, чем один с полностью готовой системой охлаждения. Наверное. Хотя лучше все три совсем готовых. Но лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным – это однозначно.

Опять нас разбили на группы и в каждый дот на усиление поставили. Дот все же немного отличался от вчерашнего. У того слева был один пулемет, а справа – два в каземате, а у сегодняшнего – наоборот. Только в центральной амбразуре пулемета не было. Наверное, не хватило. И станок к пулемету от вчерашнего отличался. Не железный вроде велосипеда, а деревянный и другой формы.

Как оказалось, в доте еще дофига всякого оборудования. Не только охлаждение, но и вентиляция с фильтрами и ручным вентилятором. Можно закачивать воздух через фильтры, поглощая газы, а можно – когда отравляющих газов нет, но в казематы дыму и гари нанесло – провентилировать их без фильтрации. Еще есть система отсоса. Оказывается, к резиновым мешкам для стреляных гильз, что висят на станках, подведена система отсоса, которая гарь сгоревшего пороха из гильз удаляет. Еще есть рация (только не в нашем доте). Есть телефон и переговорные трубы. А в крышу вставлен перископ для наблюдения за полем боя.