Текст книги "Колдуны и герои (СИ)"
Автор книги: Сергей Мусаниф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
[4]
. Кинжал я оставил себе. На память. Ну, и на всякий случай. Только вот ведь беда – в одной из последующих заварушек я его потерял.
– Где потерял?
– Не в вашем мире, – сказал Ланс.
– А другие способы?
– Я не горю в обычном огне, но у меня был очень неприятный опыт с пламенем дракона, – сказал Ланс. – В вашем мире есть драконы?
– Нет.
– Вот в том-то и дело, – вздохнул Ланс. – Полагаю, я мог бы попробовать спрыгнуть в вулкан, но действующих вулканов я тоже поблизости не наблюдаю. Значит, остается только третий способ. Когда-то, в самом начале карьеры, мне сказали, что меня также можно уничтожить при помощи магии высшего порядка. Вот почему я выступил против Алого Ястреба в этой вашей войнушке. Но я должен признать, что магией высшего порядка там даже не пахло. При виде меня и Смеющийся и Алый Ястреб хватались за меч. Они умерли, потому что с мечом против меня у них не было ни одного шанса. И поэтому я надеюсь, что Джемаль ад-Саббах так же хорош, как считает Балор и ваша чертова Ложа, и слухи о его могуществе хотя бы отдаленно соответствуют действительности.
– Надеюсь, он тебя не разочарует, – мрачно сказал Плачущий. – А ты не думал, что обманули, когда сказали про магию, которая может тебя убить?
– Вряд ли, – сказал Ланс. – Просто ни Смеющийся, ни твой учитель не были достаточно хороши.
– Алый Ястреб был одним из лучших…
– Не сомневаюсь, – сказал Ланс. – Но дело даже не в нем. Дело в вашей магии вообще. Магия, которой тебя учили, это искусство.
– Разве существует какая-то другая магия?
– Магия превращается в искусство, когда в мире ее становится слишком мало, – сказал Ланс. – Это естественный и неизбежный процесс. Максимум приложенных усилий и минимум результата.
– Я снова перестаю тебя понимать.
– Ты уверен, что был учеником чародея? – поинтересовался Ланс. – Твой учитель не рассказывал тебе истории о великих магах древности, которые могли творить невероятные вещи? Поворачивать вспять течение рек, двигать горы…
– Эти истории мне рассказывала моя няня, – сказал Плачущий. – И назывались они сказками.
– До того, как превратиться в детские сказки, они наверняка были легендами, а легенды никогда не возникают на пустом месте, – сказал Ланс.
– Но они преувеличивают. С годами каждая история обрастает тысячей подробностей, которые делают ее более красочной, и уже спустя несколько веков никто не может сказать, что есть правда, а что – вымысел тысячи рассказчиков.
– Если легенда гласит о человеке, сдвинувшем гору, стоит допускать вероятность, что на самом деле гора все-таки двигалась.
– Или речь идет всего лишь о крупном обвале.
– Хорошо, пойдем другим путем, – сказал Ланс. – На столе лежит твой кинжал. Сделай с ним что-нибудь при помощи магии.
– Что?
– Что угодно.
– Что вообще можно сделать с кинжалом при помощи магии?
Ланс вздохнул.
– Заставь его пролететь через каюту и воткнуться в дверь. Нет, лучше в деревяшку над дверью, а то вдруг в коридоре кто-то стоит.
– Мне понадобиться какое-то время, – сказал Плачущий.
– Сколько угодно, – сказал Ланс. – Действуй.
Следующие пять минут Плачущий бормотал себе под нос и чертил пальцем какие-то невидимые Лансу формулы. Когда из его глаз покатились первые слезинки, он сообщил Лансу, что готов.
Ланс дал отмашку на эксперимент. Плачущий произнес короткое заклинание, воздел руки и кинжал приподнялся на несколько сантиметров над столом. Плачущий повторил заклинание, повел руками, слезы лились из его глаз уже ручьем. Кинжал воспарил на высоте человеческого роста и рывками, со скоростью смертельно больного одноногого инвалида, пересек каюту.
Ткнув острием в указанную Лансом доску над дверью, кинжал упал на пол. Плачущий вытер слезы и выступивший от напряжения пот на лбу.
– Неплохо, – сказал Ланс.
Плачущий вернул кинжал на исходную позицию.
– Магия – это возможность манипуляции окружающим миром, – заявил Ланс. – Кинжал есть часть окружающего мира. Ты только что заставил кинжал полететь, не прикасаясь к нему руками. Как ты это сделал?
– Мне известны вес и форма кинжала, я знаю, из какого металла он выкован, – сказал Плачущий. – Я знаю место, где он лежал, и я видел место, куда он должен был попасть. Я постарался совместить в своем сознании эти два места и придать кинжалу энергию для полета.
– Говоря простым и грубым языком, существуют два вида манипуляции предметами, – сказал Ланс. – Есть способ, который применил ты. Ты попытался уговорить предмет сделать то, что тебе надо. Это искусство.
– Да, – сказал Плачущий.
Ланс, не вставая с кровати, повел пальцем.
Плачущий толком и не понял, что произошло. Мгновение назад кинжал лежал на столе, и вот он уже торчит из стены над дверью, и лезвие его вибрирует после броска.
– А еще можно заставить предмет сделать то, что ты от него хочешь, – сказал Ланс. – Для этого нужна сила. Так оно и в жизни. Те, у кого нет силы, убалтывают других людей. Те, у кого сила есть, принуждают их к повиновению.
– Я мог бы повторить этот фокус, если бы ты дал мне еще немного времени, – сказал Плачущий.
– Не сомневаюсь, – сказал Ланс. – Но дело в том, что мне время не нужно.
Он щелкнул пальцами. Кинжал покраснел, затем побелел и каплями расплавленного металла обрушился на пол. Балор показал Лансу неплохой трюк, грех им не воспользоваться.
Доски начали тлеть. Ланс вылил на них воды из кувшина, предназначенного для умывания. К самому кувшину он, разумеется, не прикасался.
– Когда мир еще молод, в нем много магии, – сказал Ланс. – Люди, которые умеют ею пользоваться, творят вещи, про которые потом слагают легенды. Выступают в одиночку против целого войска, возводят города за одну ночь, двигают горы. Это стадия силы. Но со временем магия начинает покидать мир, и для достижения меньших результатов приходится использовать больше усилий. Ритуалы призваны экономить магическую энергию, которой в стареющем мире становится все меньше и меньше. Использовать по максимуму то, что есть. Это период искусства, и сейчас ваш мир переживает именно такой период. А в мире, откуда я пришел, закат только начался, и магия все еще оставалась силой.
Плачущий мгновенно нашел изъян в этой логике.
– Но теперь-то ты здесь, – сказал он. – Значит, ты должен быть ограничен законами нашего мира.
– И так наверняка было бы, если бы я не носил с собой свой источник силы, – сказал Ланс, хлопнув себя по правому запястью.
– Ты можешь двигать горы? – поинтересовался Плачущий.
– Пожалуй, нет.
– Жаль. А что случается с миром потом? Когда заканчивается период искусства?
– Потом мир живет без магии, – сказал Ланс. – Как правило, к этому времени люди уже придумывают, чем ее заменить.
– Заменить магию?
– Я долгое время жил в мире, где кареты ездили сами по себе, без лошадей, где корабли плавали по морю без гребцов и парусов, а другие корабли летали по воздуху. Люди там могли разговаривать друг с другом, находясь на разных континентах и видеть события, происходящие далеко от них. И во всем этом не было ни капли магии.
– Невероятно, – выдохнул потрясенный маркиз Тилсберри. – И то способен описать, как это устроено, чтобы мы могли повторить их путь?
– Не могу, – сказал Ланс. – Все это устроено очень сложно, и в том мире я не владею умением создавать все эти вещи. Я могу ими только пользоваться. Еще я могу изложить общие принципы, но, во-первых, они вам вряд ли помогут без соответствующего развития технологий, а во-вторых, есть шишки, которые вы должны набить сами, без посторонней помощи.
– Наверное, ты прав, – согласился Плачущий. – От всего этого у меня в горле пересохло.
– Вино и кубки под столом, – сказал Ланс.
Глава восьмая. Совсем не круиз.
Плачущий был волшебником, а значит, обладал определенной гибкостью ума. Было видно, что ему трудно до конца поверить в рассказ Ланса, но в итоге он все-таки поверил. К этому времени уже сам Ланс начал задаваться вопросами, а зачем он вообще все это рассказывает. Наверное, у него слишком долго не было собеседника, которому можно рассказать правду и который способен сию правду принять.
Они проговорили до полуночи и осушили бутылку вина, но никто так и не опьянел. Лансу одной бутылки было мало, а Плачущий оказался слишком взволнован, чтобы его организм обращал хоть какое-то внимание на алкоголь.
Ланс рассказал маркизу Тилсберри, что не может контролировать свое путешествие между мирами. Просто иногда перед ним открывается невидимый другим людям проход между измерениями, и в его воле только решить, идти через него или нет. Что находится на другой стороне портала, Лансу обычно неизвестно.
– Я думаю, механизм происходящего с тобой довольно прост, – заявил Плачущий. – Подсознательно ты стремишься домой, ну, или в тот мир, где тебе было лучше всего, и который ты утратил. Браслет видит это твое желание, но поскольку ты точно не знаешь, как туда попасть, он тоже не знает, и подсовывает тебе миры на выбор. Когда ты понимаешь, что этот мир тебе тоже не подходит, браслет открывает новый путь, и так будет продолжаться до тех пор, пока ты не вернешься туда, где тебе было хорошо, или пока не найдешь мир, в котором тебе будет достаточно комфортно жить. Ну, или пока ты не умрешь.
– У меня были такие мысли, – сказал Ланс. – Но я все равно не могу это контролировать. Например, я не могу открыть проход прямо сейчас.
– Где-то измерения соприкасаются друг с другом почти вплотную, а где-то они далеки, – сказал Плачущий. – Твоего подсознательно выраженного желания мало, нужно еще находиться в точке, подходящей для перехода. Ну, это я так думаю, опять же.
– Возможно, – согласился Ланс. – Видимо, я стремлюсь в мир своего детства. Я вырос в мире, очень непохожем на этот, и когда я покидал его – тем же путем через измерения – я точно знал, куда мне надо попасть, потому что направлялся в свой родной мир. Теперь же браслет подсовывает мне те миры, которые находятся близко к моему родному миру и не похожи на то место, куда я действительно хочу вернуться.
– Я хотел бы тебе помочь, – сказал Плачущий. – Но я слишком мало знаю о перемещениях в другие миры. Возможно, тебе следует поговорить об этом с Балором. После того, как ты убьешь Джемаля ад-Саббаха, конечно.
Ланс вздохнул.
– Я понимаю, что ты устал и хочешь покоя, – сказал Плачущий. – Но ад-Саббах – это воплощенное зло, и если ты убьешь его, то окажешь нашему миру большую услугу.
– Вернемся к нашим баранам, – криво ухмыльнулся Ланс. – Как ты не понимаешь, Джеймс, нет такого понятия, как воплощенное зло. Зло – это вообще штука весьма относительная. Когда ты хочешь на кого-то напасть, ты всегда называешь врага злом, рассказываешь про него жуткие истории, чтобы оправдать необходимость войны. И все эти черно-белые цвета зависят лишь от занимаемой тобой стороны. Вы объявили юг филиалом ада, но я не удивлюсь, если на юге то же самое говорят про север. Рассказывают о ваших погрязших в пороке королях и волшебниках, которые пьют человеческую кровь и едят на завтрак младенцев. И то, что вы называете вторжением через Великую пустыню, для воинов Льва Пустыни является великим освободительным походом. И матери юга пугают своих непослушных детей именем Балора Огнерожденного. Кстати, а почему его называют Огнерожденным?
– Он родился в год великих лесных пожаров, – сказал Плачущий.
– Довольно прозаичное объяснение, – сказал Ланс. – Говоря по правде, я ждал более интересной истории.
– По сравнению с твоей, все истории неинтересные, – сказал Плачущий. – Но, черт побери, я не могу смириться с тем, что ты выбрал Джемаля ад-Саббаха орудием своей смерти.
– Ты его когда-нибудь видел? – поинтересовался Ланс.
– Нет.
– И, тем не менее, когда ты о нем думаешь, в голове возникает образ кровавого маньяка, стремящегося повергнуть мир в хаос, – сказал Ланс. – А на самом деле он может оказаться вполне вменяемым человеком, получившим хорошее образование, ценящим искусство и желающим принести на север дары просвещения.
– Нет, – упрямо сказал Плачущий. – Лев Пустыни – это абсолютное зло.
– Потому что так о нем сказал Балор, который стоит на стороне абсолютного добра? Чушь. Я когда-то был на месте Льва Пустыни, – сказал Ланс. – Меня называли темным лордом, девятым в своем роду, с моим именем были связаны жуткие пророчества, и детей им тоже пугали, как это водится. Я, конечно, не хочу сказать, что бы очень хорошим человеком, и в свое время я творил страшные вещи, но абсолютным злом я все-таки не был. Более того, я не совершил и половины преступлений, которые мне приписывали.
– Но вторую половину все-таки совершил? – уточнил Плачущий.
– По большей части, в порядке самообороны, – сказал Ланс. – А на некоторые шаги я был просто вынужден пойти в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Впрочем, я не ищу себе оправданий.
– И теперь ты думаешь, что все злодеи похожи на тебя?
– Теперь я склонен считать, что злодеев в чистом виде не существует, – сказал Ланс. – Для тебя Лев Пустыни – злодей, но ты и сам вполне можешь быть злодеем для кого-то. Лично мне больше нет дела до этих разборок. Я просто хочу обрести покой.
Утром вахтенный матрос заметил на горизонте парус. Корабль шел встречным курсом, на самом пределе видимости, и это событие никого особо не насторожило. Однако, через несколько часов неизвестное судно появилось снова. Корабль совершил разворот, приблизился, увеличившись в размерах, и двигался на сближение с «Индевором».
Ланс поднялся на палубу, чтобы прояснить ситуацию, и тут же столкнулся с капитаном Мактигом, любовавшимся чужими парусами через подзорную трубу. Ринальдо и Плачущий тоже были здесь, но держались поодаль от капитана. Ланс же подошел к нему и встал рядом.
– Что там видно? – поинтересовался Ланс.
– Четырехмачтовый, с высокой осадкой, – процедил сквозь зубы капитан Мактиг, передавая подзорную трубу Лансу. – Это не торговое судно.
– Может быть, военный корабль? – предположил Ланс.
– Что им делать в этих водах? Да и зачем мы могли бы понадобиться военному кораблю? – капитан сплюнул за борт. – Это ублюдские пираты, селезенкой чую.
– И каков ваш прогноз?
– Мы идем под полными парусами, – сказал капитан. – Проблема в том, что у этих ублюдков парусов больше. Если ветер не переменится, они нагонят нас уже к вечеру.
– Когда дойдет до схватки, можете на меня рассчитывать, – сказал Ланс.
Капитан Мактиг кивнул, и Ланс присоединился к своим спутникам.
– Селезенка капитана чует, что это пираты, – сказал он.
– Не проскочили, значит, – мрачно констатировал Ринальдо. – А больше селезенка капитана ничего не чует?
– Вполне возможно, нас ожидает ночной бой, – сказал Ланс.
– Но почему это не могло произойти позже, уже после того, как я сошел бы на берег с Лонгхилле? – простонал карлик.
– А ты все-таки решил сойти? Правильное решение.
– Теперь-то что толку об этом говорить? – вопросил Ринальдо. – К следующему утру все мы будем кормить рыб.
– Зато если мы выживем, ты будешь рассказывать внукам о том, как бился с пиратами, – сказал Ланс. – Абордажная схватка, свистать всех наверх, пятнадцать человек на сундук мертвеца…
– Бред какой-то, – констатировал Ринальдо. – Если у меня когда-нибудь будут внуки, этой истории они точно не услышат.
– Йо-хо-хо, – сказал Ланс. – Впрочем, вы, парни, наверняка не знаете этой песни.
К полудню преследующий «Индевор» корабль увеличился в размерах настолько, что его мачты можно было пересчитать без подзорной трубы. Капитан Мактиг загнал половину матросов заниматься парусами, и «Индевор» немного прибавил в скорости, но пиратское судно все равно было быстрее. Капитан подкорректировал свой первый прогноз и заявил, что их догонят еще до наступлении сумерек.
Ланс спустился к себе, завалился на койку и уставился в потолок. Нельзя сказать, чтобы его сильно интересовала текстура досок, но больше в каюте смотреть было не на что.
Перспектива ближайшего боя его нисколько не взволновала, скорее, ему было скучно. В прошлом он защищал одни корабли, захватывал другие и топил третьи. Жизнь уже не могла преподнести ему ничего нового.
Он задремал, поэтому не мог сказать точно, сколько времени прошло, прежде чем в его каюту без стука ввалился Ринальдо.
– Поистине геройское самообладание, – констатировал Ринальдо, глядя на продирающего глаза Ланса. – Селезенка капитана оказалась права. Это точно пираты и они подошли так близко, что можно рассмотреть их флаг.
– Череп и кости? – поинтересовался Ланс.
– Скелет и скрещенные абордажные сабли, – сказал Ринальдо. – «Индевор» ходил этим путем восемь лет, и за это время на него нападали только один раз! Тебе это ни о чем не говорит?
– О том, что согласно статистике, второй раз уже вот-вот должен был наступить?
– О том, что нам чудовищно не везет, – не согласился Ринальдо. – Почему купцы с дорогостоящим грузом проскакивали здесь без проблем, а мы, с которых и взять-то нечего, эти проблемы сразу поимели?
– Не знаю, – сказал Ланс. – Так бывает.
– Должно быть, для пиратов наступили нелегкие времена, если они нападают на корабль с такой высокой осадкой, как у нас, – сказал Ринальдо. – Ведь видно же, что мы ничего ценного не везем. То есть, это даже мне видно, а они-то должны быть истинными специалистами в такого рода вещах.
– Если на корабле нет груза, это еще не значит, что на корабле нет ничего ценного, – заметил Ланс. – Например, на борту могут быть знатные пассажиры, за которых можно взять хороший выкуп.
– И кто заплатит хотя бы грош за любого из нас? – поинтересовался Ринальдо. – Разве что за Плаксу. Да, и если нас захватят, то участи леди Катрин и ее горничной я и вовсе не завидую.
– Не паникуй раньше времени, – посоветовал Ланс.
– А, по-моему, сейчас как раз самое время паниковать, – заявил Ринальдо. – Потому что потом нам может быть уже не до паники. Мы ведь будем героически сражаться и умирать и всякое такое.
Как же я устал, подумал Ланс. Почему ничего в этой жизни не достается мне легко? Разве я многого прошу хотя бы на этот раз? Почему мы не можем просто добраться до юга? Кому нужны эти чертовы приключения, которые постоянно сыплются мне на голову? Может быть, это и на самом деле проклятие?
Матросы деловито готовились к схватке. Разбирали абордажные сабли и легкие кожаные доспехи, проверяли натяжку тетивы у арбалетов. Паники среди членов экипажа Ланс не увидел. Встреча с пиратами не была для них катастрофой, чем-то из ряда вон выходящим. Неприятность, да, но не более. Обычный профессиональный риск.
Плачущего он нашел на корме. Ученик чародея обеими руками вцепился в обшивку корабля, да так сильно, что пальцы побелели. Он не сводил глаз с надвигающегося на «Индевор» корабля и из глаз его текли слезы.
– Чем ты занят? – поинтересовался Ланс, облокачиваясь на фальшборт рядом с Плачущим.
Плачущий дернул головой, с видимым усилием оторвал руки от деревянного ограждения и вытер слезы платком.
– Я пытался прожечь дыру в их парусах, – сказал он. – Я читал о таком в старых рукописях о странствующих магах.
– Не получается?
– Как видишь. Похоже, на борту их судна есть какое-то защитный амулет, который блокирует мои попытки.
– Видимо, они тоже читали те рукописи, – заметил Ланс. – Весьма предусмотрительно с их стороны.
– Необязательно, – сказал Плачущий. – Это может быть просто охранный амулет общего действия. Вообще-то, это не поощряется, но старшие члены Ложи иногда продают такие особо настойчивым и не в меру богатым купцам.
– После чего купцы становятся уже не такими богатыми, – сказал Ланс. – И, как мы видим, от пиратов этот амулет их не уберег.
Корабль был уже близко. Лансу не требовалось оптических приспособлений, чтобы увидеть происходящее на его палубе. В носовой части судна выстраивался небольшой отряд стрелков с арбалетами.
– Еще немного, и они подойдут на расстояние выстрела, и тогда оставаться тут будет небезопасно, – сказал Ланс. – Если хочешь что-то сделать, делай сейчас.
– Я пробовал уже трижды за последний час.
– Попробуй еще раз, – сказал Ланс.
Плачущий состроил скептическую гримасу, но вернул руки на фальшборт и уставился на пиратский корабль. Когда из глаз молодого чародея вытекла первая слезинка, Ланс положил правую руку ему на плечо.
Такелаж пиратского судна вспыхнул, как стог высохшего сена, в который бросили сразу десяток факелов. Пламя охватило все паруса, поднимаясь до вершин мачт. Тут же лопнули тросы, обгоревшие останки такелажа рухнули на палубу. Кто-то истошно завопил.
Мгновение спустя верхняя палуба пиратского судна тоже была охвачена огнем. Криков становилось все больше, объятые пламенем фигурки людей метались по кораблю и прыгали за борт.
Плачущий вскрикнул и оторвал ладони от фальшборта. Там, где они касались ограждения, на деревянном брусе остались выжженные следы, повторяющие форму его ладоней, кожа на руках покрылась многочисленными волдырями от ожогов.
– Ты уверен, что заложил достаточно динамита, Бутч [5]? – криво ухмыльнулся Ланс. – То есть, ты уверен, что целился именно в паруса?
Столпившаяся на корме команда «Индевора» разразилась ликующими выкриками. «Индевор» все еще шел под полными парусами, так что факел, в который превратилось потерявшее ход пиратское судно, стремительно уменьшался в размерах.
– Это не я, – тихо сказал Плачущий. – Ты использовал меня, как линзу, чтобы сфокусировать на их корабле свою энергию. Ты пробил их защиту, как… как таран.
– И пусть это останется нашим маленьким секретом, – сказал Ланс.
– Я чувствовал льющуюся через меня мощь. Ты владеешь такой силой, как же ты можешь быть… – он осекся.
– Никем? – продолжил Ланс. – Потому что быть кем-то очень утомительно.
Плачущий покачал головой.
– Браво! – воскликнул капитан Мактиг, подходя к ним и хлопая маркиза Тилсберри по плечу. – Я знал, что волшебник на борту – это хорошая примета! Отличная работа, просто отличная! Об этой истории сложат легенды, сэр! Каждому из тех, кто был сегодня на «Индеворе», будет о чем рассказывать своим внукам! Вы поджарили их, как свиней!
– Да, – согласился Плачущий. – Похоже, что поджарил.
– А что с вашими руками, сэр? Хотите, я пришлю к вам в каюту корабельного лекаря?
– Спасибо за столь великодушное предложение, но я и сам справлюсь, – сказал Плачущий. – Хотя… мне могут понадобиться ингредиенты, которых у меня нет. Пусть лекарь подойдет где-нибудь через полчаса.
– Плакса не мог такого сделать, – безапелляционно заявил Ринальдо. – Я долгие годы прослужил шутом у самого могущественного волшебника Эталии, и я точно знаю, на что чародеи способны, а на что нет. Если бы Плакса мог такое сделать, он не ходил бы в учениках Алого Ястреба, он сам был бы Алым Ястребом. Черт побери, я не уверен, что даже сам Алый Ястреб смог бы такое сделать без многочасовых ритуалов, рисования пентаграмм и чтения заклинаний. Да и со всеми этими причиндалами… Тоже не уверен. Я бы еще мог поверить, если бы речь шла о Балоре Огнерожденном, но Плакса… Нет, категорическое нет.
– Уверен, пиратам на том судне стало бы гораздо легче, если бы они узнали про это твое «категорическое нет», – сказал Ланс, вытягиваясь на своей кровати. – Вместо того, чтобы без толку молоть языком, ты мог бы зайти к Джеймсу и поинтересоваться, не нужна ли ему помощь.
– Когда я уходил из каюты, он прекрасно справлялся и сам, – сказал Ринальдо. – И… эээ… вид его забинтованных конечностей отнюдь не услаждает мой взор, а мазь, которую они сварганили на пару с местным костоправом, вдобавок еще и страшно воняет. Ты не против, если я переночую тут? Я могу лечь на полу и много места не займу.
– А если Джеймсу ночью понадобиться твоя помощь?
– Страницы перелистывать я ему точно не буду, – сказал Ринальдо. – И вообще, пусть леди Катрин за ним ухаживает. Или, как положено порядочной леди, пусть отрядит для этого свою горничную.
– Нет в тебе духа боевого товарищества, – заметил Ланс.
– Нет, – согласился Ринальдо. – Карлики не склонны к этой сентиментальной чуши.
– Твой рост – это еще не индульгенция.
– Ты не понимаешь, – сказал Ринальдо. – Дело не в том, что он высокий или волшебник или что-то вроде того. Дело в том, что он маркиз. Он признает тебя, как равного, потому что ты рыцарь, герой войны и у тебя какие-то дела с Балором, который начальник для всех их братии. Меня же он не признает равным никогда. Любую помощь, которую я могу ему оказать, он примет, как нечто само собой разумеющееся, и не будет испытывать благодарности. И по своей воле он никогда не окажет мне ответной услуги. Только если ты его попросишь, или у него будут какие-то свои интересы.
– И что с того? – спросил Ланс. – Ты делаешь добрые дела, только рассчитывая на благодарность?
– А иначе какой в них смысл? Я помог тебе, ты помог мне, в итоге нам обоим стало лучше. Вот так это должно работать.
– Слишком расчетливый подход, – сказал Ланс.
– Сразу видно, что ты никогда не был карликом, – сказал Ринальдо. – Список услуг, которые мы можем оказать, весьма ограничен, так что не стоит разбрасываться ими попусту и одаривать того, кто никогда не ответит тебе такой же любезностью.
– Но в недавней схватке ты здорово его выручил, – заметил Ланс. – Как же этот поступок вписывается в твою систему ценностей?
– Прекрасно вписывается, – заверил его Ринальдо.
– Нельзя ли немного подробнее?
– Бой – это другое, – сказал карлик. – В драке всегда есть четкое разделение на своих и чужих. Чужих ты убиваешь, своим ты прикрываешь спину, и рассчитываешь, что они ответят тебе тем же. В обычной же жизни эта стратегия не срабатывает.
– Джеймс все еще свой.
– Но чужих нет. И это сразу меняет весь расклад. К тому же, в драке у человека обычно нет времени, чтобы задумываться о таких вещах.
– Не хочешь же ты сказать, что если бы у тебя было время задуматься, тогда ты поступил бы иначе?
– Нет, – сказал Ринальдо. – По изложенным выше соображениям.
– Мне непонятно твое стремление выглядеть хуже, чем ты есть, – сказал Ланс.
– А мне непонятно, почему тебе непонятны столь очевидные вещи, – сказал Ринальдо. – Ведь судя по возрасту ты уже не должен быть столь наивен. Впрочем, человек твоих талантов и способностей вполне может позволить себе оказывать услуги даром, ничего не требуя взамен.
– Ты пользуешься своим ростом, как оправданием для собственного бездействия, – сказал Ланс. – Когда-нибудь ты столкнешься с ситуацией, в которой этот подход перестанет работать.
– Можешь быть уверен, если так произойдет, ты узнаешь об этом первым, – заверил его Ринальдо. – А пока позволь мне остаться при своих, и давай поговорим о вещах, более приятных. Ты что-нибудь слышал про Десять Десятков?
– Десять десятков чего?
– Просто Десять Десятков, – сказал Ринальдо. – Так называют личную гвардию Джемаля ад-Саббаха. Ассасинов, созданных для убийства и впитавших в себя безжалостность пустыни.
– И чем эта тема тебе приятна? – поинтересовался Ланс.
– Тем, что ассасины водятся на юге, ты плывешь на юг, а я таки решил, что эта история обойдется без моего участия.
– Мудрое решение, – согласился Ланс.
– Зрелище людей, поджаривающихся на магическом огне вместе со своим кораблем, заставило меня переменить взгляды на это путешествие в целом, – сказал Ринальдо. – Я имею в виду, хорошо, что поджарились наши враги, но когда ты имеешь дело с волшебниками, у тебя нет никакой гарантии, что завтра не поджарят тебя. Опыт Красного Ястреба научил меня, что ситуация может поменяться очень быстро. Сегодня ты на коне и тебе кажется, что между тобой и твоей целью осталось только мелкое и легко преодолимое препятствие, а завтра ты уже летишь со своей собственной башни головой вниз.
– Так бывает, – согласился Ланс.
– Не пойми меня неправильно, – сказал Ринальдо. – Ты свиреп и могуч, и сражаешься, как герой из некстати ожившей легенды, и я почти не сомневаюсь в том, что и в этом предприятии ты достигнешь успеха. Но когда Лев Пустыни обрушит на тебя свою магию, я предпочту быть подальше. Я хоть и мелкая мишень, но тоже могу попасть под удар, чего мне категорически не хочется. Конечно, если ты будешь настаивать… Но ты ведь не будешь?
– Не буду, – согласился Ланс. – К тому же, ты – всего лишь мой виночерпий, а я не уверен, что на юге у нас будет время пить вино.
– Еще одна причина, чтобы держаться от юга подальше, – сказал Ринальдо. – А другая причина – это Десять Десятков, о которых я начал тебе рассказывать.
– Почему их не называют просто сотней? – поинтересовался Ланс. – Так было бы короче и удобнее.
– Недостаточно зловеще? – предположил Ринальдо. – Недостаточно напыщенно? Как бы там ни было, говорят, что они всегда действуют отрядами по десять человек, если, конечно, этих исчадий ада можно называть людьми, и у их жертвы нет ни единого шанса.
– Так это оружие нападения, а не защиты?
– Несколько Десятков всегда находятся при Льве Пустыни, – сказал Ринальдо. – Остальные рыщут по континенту, выполняя его задания. Ходят слухи, что их видели даже на севере.
– И откуда тебе о них известно?
– Я подсмотрел в одной из книг, которые Плакса читает по ночам.
– Что еще там было написано?
– Они мастерски владеют всеми видами оружия, они не знают усталости, страха или сомнений. Их очень сложно убить, потому что они вроде бы и так уже частично мертвы, и только магия Джемаля ад-Саббаха поддерживает в них жизнь. Поэтому они послушны только его воле и признают только его приказы. С ними нельзя договориться, их бессмысленно просить о пощаде.
– Полезные ребята, – заметил Ланс.
– Если они на твоей стороне.
– Живые мертвецы… Я бы соврал, если бы сказал, что никогда не сталкивался ни с чем подобным. Знаешь, их эффективность может быть сильно преувеличена, особенно при использовании их в качестве ассасинов.
– С чего бы?
– Мертвый мозг не слишком гибок, – сказал Ланс. – Бесстрашие, неуязвимость и покорность воле хозяина не помогут в случае, когда надо быстро принять верное решение, а при работе ассасина такие случаи могут возникать довольно часто.
– Может быть, поэтому они и ходят по десять человек, – сказал Ринальдо. – А как вы убивали тех живых мертвецов, с которыми тебе пришлось иметь дело?
– Мы их не убивали, – ухмыльнулся Ланс. – Они были на нашей стороне.
– Я говорил тебе, что ты – один из самых странных типов, с которыми мне доводилось сталкиваться?
– Наверняка.
– Беру свои слова назад, – сказал Ринальдо. – Ты – не один из. Ты – самый странный.
– Я таких, как ты, тоже на каждом шагу не встречаю, – сказал Ланс.
– Значит, мы оба уникальны, – сказал Ринальдо. – И из нас бы наверняка получилась хорошая команда, если бы я был чуть более сумасшедшим и таки решил отправиться с тобой на юг.
А на следующий день налетел шторм.
Сначала это было просто небольшое скопление грозовых туч на горизонте, которое заставляло хмуриться капитана Мактига, потом подул порывистый ветер, тучи заволокли вес небо, волнение на море превратилось сначала в качку, а потом и вовсе в болтанку, и хлынул ливень. Поскольку ветер был попутным, капитан Мактиг принял решение не ложиться в дрейф, приказал ставить штормовые паруса, обложил трехэтажной руганью усомнившегося в этом решении рулевого и сам шагнул к штурвалу.
