Текст книги "Природный суд (СИ)"

Автор книги: Сергей Майданюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Чё, загадочный весь такой, да? Правильный, да? Давно служишь?

И снова молчание в ответ. Какой крепкий малый, другие уже посоветовали бы заткнуться или пообещали начистить морду.

– Давно сидишь? Меня вот вчера упекли. За рецидив, побег и что-то там сверху, как они сказали. Ты знаешь, что такое "рецидив"? Вот и я не знаю; у нас так много общего, братан! И мы можем стать ещё ближе, если ты начнёшь хоть как-нибудь реагировать на меня.

Чутка помолчал, ждал ответа. Вместо него раздался отрывистый кашель.

– Не болей, братан. По себе знаю, как это паршиво. Знаешь, есть одно стопудовое лекарство. Тебе надо выпить! Коньяка, портвейна, рому, можно всё это дело смешать. Но только не в больших количествах, особенно если нет долгой питейной практики. Ты, кстати, как к спирту относишься?

В животе предательски урчало, нетерпелось поскорее добраться до еды. Интересно, что будет сегодня на завтрак?

– Кстати. А чего едим сегодня? Опять рыба? Или чё повкуснее?

Скрип табурета, быстрые в шаги в сторону карцера. На несколько мгновений в окошке показалась лысина надзирателя.

– Симпатяга, – оценил арестант. – Давай знакомится: меня зовут Огюст, а тебя как?

Снова никакого ответа, да и лысина скрылась из виду.

Спина начала затекать, хотелось встать, подвигаться. Наш приятель принялся активно двигать руками и корпусом, растирать ноги.

– Ей Богу, мужик, ты какой-то скучный, – протянул Огюст. – Ты с бабами также себя ведешь? Тогда я понимаю, чего ты такой загруженный. Лысая башка дай пирожка. Во, к слову о еде...

По земле прошёл внезапный сильный толчок, от которого парня слегка подкинуло вверх. Что за чёрт? Огюст огляделся, но ничего необычного не увидел.

С поверхности послышалось три последовательных пушечных выстрела. Каждый выстрел сопровождался новой встряской.

– Эй, мужик, если ты так решил мне отомстить, то знай: я подкалываю не со зла, а любя, – прокричал Огюст.

По ту сторону карцера спешно затопали ботинки, вдалеке послышался тихий гомон других заключенных.

Земля еле ощутимо задрожала, и с этой минуты трястись не переставала. Постепенно дрожь становилась всё сильнее, время от времени происходили резкие подземные толчки.

В воздухе почувствовался лёгкий запах гари. Тюрьма горит? Огюст быстро подполз к двери и несколько раз громко постучал в неё.

– Мужики! Чё происходит?

Никто не ответил, видать, вся охрана благополучно смылась. Чёрт бы побрал этих бесхребетных трусов! Огюст ещё несколько раз со всей силы ударил по двери, попытался подцепить ногтями снизу, но безрезультатно: дверь хорошо выполняла свою работу.

– Ну нет, в мои планы не входит сдохнуть в этом мешке!

Удушливый запах становился всё сильнее, да к тому же становилось всё теплее: нужно что-то срочно сделать. Огюст осмотрелся вокруг, осмотрел себя, начал думать...

Идея!

– Вот только попробуйте меня потом отсюда не вытащить! – зло крикнул арестант.

Хорошо, что надзиратели ещё не успели принести завтрак и сводить его в туалет. Парень быстро стянул с себя рубашку. Скинутую рубаху Огюст разложил на полу.

Температура нарастала, в карцере становилось знойно.

Какое облегчение: Огюст по-быстрому справил нужду на рубашку. Немного пошоркал, затем попытался ею закрыть окно над дверью. Ничего не получалось; зацепить рубаху было не за что, а иначе она не держалась, хоть решётку прикрутил кто! Огюст повозился с завешиванием ещё некоторое время, но так и не добился результата, выругался. Тогда арестант решил заткнуть тканью низ двери, хоть какая-то польза. Дым становился гуще, около входа стало проблемно дышать. Сипари задержал дыхание и принялся быстро утрамбовывать рубаху под дверь, а утрамбовав, неуклюже повернулся на коленях в противоположную сторону и поковылял поскорее подальше, а то мало ещё чего.

Температура, вонь с тряской продолжали расти.

От очередного внезапного толчка Огюст рухнул на землю лицом вниз. За спиной раздался страшный грохот: что-то обвалилось на карцер, с потолка посыпался мелкий мусор. От тряски стоять на коленях удавалось с трудом, Огюст встал на четвереньки, медленно и со спотыканиями поплёлся в дальний угол карцера. Арестант тяжело и часто хватал воздух ртом: становилось трудно дышать, через вентиляционное окно залетал чернющий дым.

Парень стянул штаны, прижал их к носу.

С матом отскочил в сторону. Камень так нагрелся, что стал обжигать. Арестанта прошиб пот.

"Твою же ж!" – только и пульсировало в голове от безысходности.

Огюст упал на живот, перекатился на спину, привстал на коленях, но снова упал от землетрясения, выронив при этом штаны, отполз чуть в сторону. Пузо ошпарило. Такое ощущение, что карцер превращался в большую печку, а кто-то извне постепенно подкидывал новых дров. Огюст попробовал найти в карцере место похолоднее, хотя и понимал всю бессмысленность занятия, по пути прихватил выроненные штаны. Наконец, он забился в угол, где бросил перед собой одежду, забрался на неё. Пользы это практически не дало: эффект от ткани был практически незаметен.

– Эй! Есть там кто?

Его слова потонули в новом грохоте обвала. Огюст закашлялся: вместе с дымом через окошко залетали куски пепла, карцер постепенно чернел.

Парень оторвал кусок от штанины, прислонил тряпку ко рту и носу, перекатился на другой бок.

Новая очень сильная встряска. Сверху что-то хрипло проскрежетало, а затем со свистом ударило прямо в дверь карцера. У заключённого перехватило дыхание: дверь захрустела, но устояла.

Боль становилось невыносимой, брошенные под себя штаны не спасали, нужно срочно выбираться отсюда! Огюст поспешил к двери в надежде выломать её и выбраться.

Новый сильнейший толчок, дрожь земли усилилась в несколько раз. Сипари в паре шагов от двери рухнул на землю, попытался встать, но от сильнейшей тряски этого сделать не смог. Камень палил нещадно, обжигал. Огюст на правом локте пополз дальше (левой рукой он держал ткань у носа), но каждый сантиметр давался с большим трудом. Арестант громко сопел.

"Соберись, хлюпик, если не желаешь здесь сдохнуть!"

Рывком Сипари подтянулся до самой двери, перекатился на спину, чтобы дать отдых обгоревшему животу. Попытался опереться на камень, но тут же отпрянул – горячо. Попытался отпрыгнуть поближе к двери, но лишь потерял равновесие, повалился на бок, зашкворчал.

Дым окутал половину карцера, импровизированная повязка практически не спасала. Огюст глубоко вдохнул через ткань, задержал дыхание. С четвёртой попытки удалось подняться на колени, крепко упереться о пол и одной рукой о дверь, а второй что есть сил начать колотить по деревяшке. Один удар, второй, третий, пятый. Сквозь непрекращающийся шум было слышно, как дверь скрипит от каждой встречи с кулаком, но видимого результата так и не оказалось. Рука замахнулась для очередного удара, но не ударила. Если поначалу боль терпеть удавалось, то сейчас она стала совсем невыносимой. Огюст с криком рухнул на спину. Попробовал вдохнуть, но было нечем. Спину адски жгло, но не было сил подняться и убраться отсюда.

"Не расслабляться, тряпка! Живо поднял свой зад, отдышался и за работу!"

Зло – двигатель прогресса. Огюст с рыком перевернулся на живот, пополз обратно в дальний угол, в котором было относительно чисто.

Ещё один резкий толчок, новый грохот падающих кирпичей, Огюста вновь подбросило вверх. Раздался противный звук ломающегося дерева: дверь продолжала ломаться снаружи, но изнутри на ней не было ни царапины.

Парень подтянулся ещё раз на руках и рухнул на пол. Перед глазами забрезжили лодки, картинка мира размылась.

"Вперёд!"

Вяло перекатился на спину, левой рукой зацепил лежавшие неподалёку штаны, попытался подложить под себя, но не сумел.

"Хорош валять дурака, вперёд!"

Воздух, не хватало воздуха. А ещё этот горячий пепел.

"Вперёд!!!"

Арестант оттолкнулся обеими ногами от пола и прыгнул назад.

– А!

Огюст со всего размаха впечатался головой в стену. Убить бы проектировщика карцера!

Лодок вокруг глаз прибавилось.

Грохот.

"Надо... вернуться к двери... лупить... выбраться!"

Нестерпимая жара. Когда это всё закончится?

Парень попытался поднять руку, за что-то зацепиться. Рука безвольно осталась лежать на ноге.

Его тело плавно съехало вниз и распласталось на полу.

Всё заполнял дым.

"Да, чтоб тебя! Дверь!"

Ещё одна неудачная попытка продолжить движение.

Грохот.

Огюст куда-то летел, и летел, и летел.

Мир потемнел.

Глава IV

Огюсту снится страшный сон. Как будто кореша во главе с Томасом хоронят его заживо в большой серой яме. Парень видит, как несколько лопат скидывают вниз горячий пепел, а он изо всех сил кричит. Или, думает, что кричит, самого себя он не слышал. Огюст пытался пошевелиться, но руки не слушались. А пепел всё сыпался, и сыпался, и сыпался...

Затем картинка похорон резко исчезла, перед глазами появились лодки. Издалека доносится лёгкий и прерывистый шум ветра, иногда к общему фону подключался звук трепыхающейся толи бумаги толи тряпки. Потом всё пропало...

Сколько времени прошло с предыдущего пробуждения, Огюст не знал. Пытается открыть глаза – в них ударяет яркий выкалывающий глаз свет, видно ровным счётом ничего. Парень медленно мотает головой, но, не смотря на попытки прийти в чувство, зрение восстанавливается неспешно. Заходится сильным кашлем, который быстро проходит.

Так прошло около десяти минут. Постепенно глаза привыкают к полумраку (интересно, что тогда так ярко слепило в первый раз?), во взгляде появляется осмысленность, а спустя ещё некоторое время сознание полностью подчиняется Огюсту.

Перед широко раскрытыми глазами – грубый каменный потолок, в ушах – глубокое и медленное дыхание, снизу – что-то тёплое и шершавое. Нужно набираться сил. Спустя минуту парень чуть-чуть приподнимается на локтях, медленно окидывает взглядом то, что осталось от карцера, и выдаёт сакраментальное:

– Да чтоб тебя!

Это было сказано больше с облегчением, чем досадой. Что бы ни произошло сегодня утром (а точно ли сегодня?), Огюст смог это пережить, и при этом даже в более-менее целом виде. Ну, скорее всего, в полутьме себя было не разглядеть. Единственный источник света всё так же исходил из окошка для подачи пищи.

Огюст сосредоточился на окне, что-то в нём ему не нравилось. Что-то казалось в нём необычным, но... Постойте. Этот свет. Он исходит явно не от тюремных светильников! Арестант вглядывается повнимательней. Да ладно, солнечный свет?! Что же тут произошло?!

Огюст пытается привстать, но с глухим стуком валится на спину. Такое ощущение, что на этом полу он провёл целую неделю, так всё ныло и тянуло вниз. От удара поднялось большое облако пыли: Сипари поспешил закрыть лицо руками, но лишь всколыхнул ещё больше грязи. От поднявшейся пыли он зашёлся надрывным кашлем, чем только больше разгонял по карцеру парящую грязь. Пришлось буквально сжать нос и рот в кулак и в таком положении переждать, пока всё уляжется. Постепенно он убрал руки от лица.

Надо было поскорее узнать, что произошло, но тело совершенно не желало подчиняться. Заключённый принялся разрабатывать затёкшие конечности: подрыгал рукой, потом ногой. Пытался пошевелить корпусом, как в спине вдруг резко отдало болью. Огюст резко выгнулся колесом в попытках прекратить эту боль, но безуспешно.

Спину несколько раз скрутило и обожгло, начало рвать на части, как вдруг резко раскрутило обратно и расслабило. Тело рухнуло вниз, из под ладоней раздалось тяжёлое жадное дыхание.

Да что с ним такое? Да что вообще здесь творится? Откуда этот пепел, солнечный свет? Поначалу воспоминания никак не хотели приходить на ум, Огюст лишь безуспешно что есть сил сдвигал брови. А затем постепенно, но последовательно стали всплывать, как в спектакле, яркие картинки. Вспомнил дым с пеплом, как раскалился карцер, как он чуть не сгорел заживо (как такое возможно? Огня же ведь не было. Или был?), как надзиратели кинули его, а сами куда-то сбежали. Плохо помнил, как и когда отрубился, да и... всё, собственно.

Дыхание успокоилось, да и тяжесть в теле слегка спала. Огюст принялся активно двигать всеми конечностями. Спустя какое-то время ноги-руки окончательно проснулись, корпус тоже, хотя и с некоторой болью, но отзывался, осталось всё это совместить. Огюст с кряхтением перевернулся со спины на бок, затем на живот, выставил перед собой руки. Примерился к полу, как перед отжиманиями.

– Давай, развалюха, работай!

Затем резко оттолкнулся ладонями от пола, сделал небольшой разворот и вертикально уселся посреди карцера. Спину начало крутить, но гораздо слабее предыдущего раза, да и закончилось практически в момент. В таком положении парень провёл ещё несколько минут, набираясь сил для следующего рывка; что-то он подозрительно слаб. Или ленив?

Ощущения были, как если целый день разгружать тяжести в порту. Или когда с утра до вечера пашешь на ферме или плантации, не суть. Ничего не чувствуешь, но чем-то потаённым соображаешь, что на следующий день оно даст жару. И всё такое ватное, тяжёлое, неподъёмное; идёшь, как плывёшь. Ну, Огюст и поплыл. Сначала медленно: кое-как переместился из сидячего положения на четвереньки, принялся аккуратно передвигать конечностями, наконец, пошёл. Очень сильно шатало из стороны в сторону, сложно было сохранять равновесие, но он упорно двигался вперёд.

Не дошёл: колени будто бы обожгло огнём. Огюст с руганью повалился на бок, над головой вновь взвилось облако пепла, только и успевай закрывать лицо руками. Арестант зашёлся новым приступом кашля.

Проклятье! Когда пепел осел а колени чуть успокоились, Огюст предпринял ещё одну попытку добраться до выхода.

Со второй попытки дополз и с облегчением завалился на дверь. Та легонько скрипнула под спиной. Посидел, пришёл в себя. Дневной свет начал тускнеть, освещённая площадь постепенно уменьшалась. Да и пусть, лишь бы никто не трогал.

Живот предательски заурчал. Огюст вялой рукой легонько похлопал себя по пузу, то отозвалось ещё более презрительным урчанием. Парень усмехнулся: да он же не ел и не пил со вчерашнего (или нет?) дня. Теперь, когда жуть осталась позади, стали возвращаться обычные чувства; голод и жажда стали одними из первых.

"Надеюсь, болеть будет только от голодухи".

– Эй! – протяжно прокричал вымотавшийся Огюст. – Есть тут кто?

Отзвучало эхо и вернулась тишина.

– Эй! Меня кто-нибудь слышит?

Никто не услышал.

– Сволочи, чтоб вы там все сдохли!

Арестант размашисто ударил кулаком в дверь. Лишь звук глухого удара и негромкий треск, ничего более; продолжил сидеть. А над головой и чуть сзади только ветер и слышен, да полоска света постепенно уменьшается и тускнеет.

Проклятые тюремщики. Где они там копаются, уже столько времени прошло! Ну и что, что своды обрушились! С момента встряски прошло больше половины дня, пора бы начать работать! А вдруг в таком хаосе заключённые организуют побег, что им тогда? Давно пора с криками и руганью наводить здесь порядок, да хотя бы просто дать о себе знать! Как же Огюст ненавидел эти ленивые морды!

– Гады! – удар. – Чуть запахло жареным, как сразу все сбежали! А меня оставили мариноваться одного! – удар. – Трусы! – удар. – Вот только дайте мне выбраться отсюда, как я всех вас передушу! Надаю – удар, – по головам – удар, – надзирателям – удар, -, повыпускаю всех заключённых, а затем пойду напьюсь. Надеюсь, Алан уже остыл после прошлого кутежа.

Огюст плюхнулся вниз, сделал несколько глубоких вдохов. Надо что-то делать, надо, надо... Надо выяснить, что снаружи. Он развернулся, встал на колени, уставился в окошко для еды. И замер, лишь губы шёпотом комментировали увиденное.

Погром стоял знатный: потолка тюрьмы больше не существовало. А может быть, и вся тюрьма рухнула, кто её знает; более-менее целым остался один только карцер. Непосредственному обзору предстали большая куча строительного мусора, да частично уцелевшая стена напротив. Ах да, тюремные светильники действительно были заменены на гаснущий солнечный свет. И практически абсолютная тишина. Только ветер иногда с шумом задувает.

Сипари отпрянул от окна, с широко вытаращенными глазами плюхнулся на пол, всклубив пепел.

– Обалдеть, – голос слегка сипел под грязными ладонями. – Это просто обалдеть.

Убрал с лица одну руку и задумчиво почесал затылок.

Что же произошло, раз всю тюрьму разнесло на камни? Огюст морщил лоб, усиленно перебирал последние воспоминания, силился вспомнить новые, но сложить картину воедино не мог. В голове держалась лишь последовательность событий: вот он ждёт завтрак, как вдруг всё вокруг затряслось, нагрелось, а парень в тот момент усиленно пытался выжить, пока не вырубился. А теперь он валяется на грязном от пепла полу в полубредовом состоянии и пытается докопаться до истины. Огюст чуть пошевелил по сторонам головой, но легче от этого не стало.

Попробуем с самого начала. Вот проснулся, ждал завтрак, поприставал до охранника, как вдруг всё затряслось, ну, и так далее. Из-за чего могло трястись? Огюст почесал затылок: самое очевидное – землетрясение, да и то, как разнесло всё вокруг, лишь подтверждало догадку. А тогда чего дым так валил и было так жарко? Пожар! Кто-то из этих жирных лентяев выкинул бычок траву, бумагу или куда-то ещё, как всё загорелось и понеслось. А землетрясение тогда при чём? А если вместе: во время землетрясения бычок выпал из рук, поджог здесь всё и теперь здесь то, что есть? Забавная версия, но какова её вероятность? Хотя, судя по разрухе, самая максимальная. Огюст помотал головой, сбрасывая напряжение.

Пойдём сначала. Проснулся-не поел-чуть не угорел в землетрясении. Может, вообще война началась? Понаплыло кораблей и начали они лупить из всех пушек по городу? Тут и тряска и огонь, да и на такое мероприятие охрана по-любому должна сбежаться. И тюрьму разворотили точным попаданием, вроде всё сходится.

Стоп, кто-то же должен остаться охранять преступников, иначе сбегут же к чертям. Да и вряд ли даже самый сильный флот сможет обстрелять город так, чтобы он горел, как в печи даже в столь глухом месте, как подземный карцер. Да и что это за пушки такие, которые столько времени практически без остановки сотрясают землю до недр? Эх, не начал бы думать, такая теория занятная получилась! А может, начать поиски правды следует где-то в другом месте?

От этих размышлений сильно разболелась голова и заурчал живот. Огюст вяло потёр лоб, щёки, чуть сполз вниз, устраиваясь поудобнее. Под ладонями противно скреблась грязь.

– Эй! – спустя несколько секунд снова крикнул он. – Живые есть?

И вновь никакого ответа. От закипающей злобы Сипари подполз к двери и несколько раз что есть сил врезал по ней кулаком. Результат был тем же: она пару раз предательски скрипнула, как будто поддаваясь, но устояла, а снаружи долбёжку так никто и не отреагировал.

– Скоты, – тихо заключил парень, успокоившись. – Как только выпьешь слегка, так готовы из каждого куста выпрыгнуть, а как реально важная проблема, так до них не докричаться.

Арестант уселся, скрестив ноги, и просидел так некоторое время. Пытался справиться с нарастающей головной болью и нытьём в мышцах, параллельно продолжал строить догадки о произошедшем, но все действия были либо полностью бесполезными либо откровенно бредовыми по сравнению с первыми вариантами. Наконец плюнул на эти бесполезные занятия, принял лежачее положение, закрыл глаза, стал набираться сил.

Его посетил краткий, но очень бредовый сон. Огюст вместе с тюремными охранниками бежал по занесённой пеплом дороге от призрака Томаса, вооружённого кухонным ножом. Расстояние между ними было очень маленьким, отчего Томас постоянно пытался в один стремительно выпад зарезать кого-нибудь из беглецов, но промахивался: погоня продолжалась. Да и сама беготня проходила в каком-то странном месте. Отдалённо это напоминало дорогу от дома Огюста до забегаловки Алана, но всё вокруг было таким серым. Одинокие и полуразрушенные дома из серого кирпича, пепел валил с небес, как дождь, где-то вдалеке что-то громко взрывалось и выпускало вверх огромные серые грибовидные облака, серые обгоревшие деревья по бокам. Лишь где-то вдалеке маячило постепенно растущее рыжее нечто, но что это разглядеть с такого расстояния не удавалось. Так всё и продолжалось: Огюст с охранниками бежали к рыжему нечто, а призрак их пытался настичь.

В один момент, внезапно поднявшийся серый туман скрыл от себя всё вокруг и отрезав от охранников. Сзади доносился злобный смех призрака, чьи-то истеричные крики. Каждый шаг вглубь давался всё тяжелее, появилась отдышка. И в тот момент, когда парень практически перешёл на шаг, туман развеялся и перед Огюстом возвысился огромный горящий лес, а за ним – огромная гора, из которой валил дым. Сипари развернулся. Перед ним в шагах двадцати стоял Томас и поигрывал ножом: деваться некуда, придётся драться. Сипари поднял кулаки. Призрак двинулся вперёд, нож в руке вертелся, как монетка в руках гипнотизёра. До встречи осталось десять шагов, пять, два, Томас занёс нож над головой... и рассыпался пеплом вокруг. Снова всё заволокло туманом...

Арестант резко распахнул глаза, подтянул под себя ноги, перевернулся на бок. Внезапно в спину как будто воткнули нож, отчего на некоторое время Сипари задержал дыхание. Он старался даже не шевелиться, а то не дай Бог что ещё произойдёт, лишь тихо мычал на одном звуке. Когда приступ прошёл, парень приподнял голову.

Ночь. Тихо. И никакого пожара, тумана и Томаса. Лишь ветер иногда с шумом проносится мимо. Принюхался. Всё же в реальность проникла частица того сна: пахло гарью. Видать, тюрьма всё ещё продолжала тлеть. Вокруг было абсолютно темно, Огюст не мог разглядеть даже свои руки, когда подносил их вплотную к лицу (хотя на что этот негр надеялся?).

– Есть тут кто? – без особой надежды позвал арестант. Ему ответило лишь очередное дуновение ветра.

Сипари слегка разогнулся, убедился, что ничего не ответило болью, затем полностью вытянулся, перевернулся на живот, медленно встал на колени. Так и застыл.

– Эй! Я здесь! – вновь позвал Огюст на помощь, и снова тишина в ответ.

"Да что за чертовщина здесь творится?! Не могли же все так резко исчезнуть! Кто-то обязательно должен быть".

Под руками что-то захрустело, что-то теплое и похожее на песок.

"Пепел. Пепел повсюду. И такой... необычный. Как он здесь вообще оказался? – арестант очистил ладони от "песка". – Да что вообще происходит?!"

Огюст быстро подполз к двери, выглянул в окно, а там лишь темнота.

– Да и чёрт с вами! – выплюнул арестант и снова отряхнул ладони. – Сам выберусь отсюда, и не из такого выбирался! А потом найду вас, попереубиваю вас, гадов, а суд меня в этом оправдает!

И принялся лупить по двери что было сил. Каждый удар сопровождался лёгким поскрипыванием, которое с каждым разом усиливалось.

– Я выберусь! – удар! – Выживу! – удар! – Вы пожалеете, – удар, – что оставили меня здесь!

Дверь скрипела всё надрывнее, к симфонии грохота и завывающего ветра добавился слабый звук хруста начинающей ломаться деревяшки.

Глава V

Огюст очень медленно повертел головой. Повторил, после сделал ею круг по часовой стрелке, затем против часовой. Повторил весь комплекс упражнений ещё раз. Похоже, наш приятель начинает стареть: никогда раньше после пробуждения на твёрдой ровной поверхности шея так не затекала. Или же спал не в удобном положении? Вспомнил: колотил по двери (под конец она стала конкретно сдавать), а как выдохся, рухнул на неё спиной, вытянул поудобнее ноги и отключился. Проснулся, однако, уже в полностью вертикальном положении.

Сел лицом к двери, поднял голову вверх. Сквозь окно внутрь проникал яркий дневной свет, палило.

"Можно поздравить себя с первым пережитым в карцере днём", – Огюст вяло усмехнулся.

Опустил взгляд чуть пониже, осмотрел дверь. Ночные усилия не прошли даром: по центру красовалась вмятина, но до конечного результата было ещё далеко. Снизу в горстке пепла лежали разбросанные опилки.

Огюст зацепился за последнюю мысль, в голове смутно проглядывала новая теория. Арестант одним движением перевернулся спиной к двери. Впервые он медленно обвёл взглядом место заключения.

Практически весь пол был покрыт небольшим слоем этого горелого "песка". При том весьма твёрдого, жёсткого и откровенно серого, похожего на цвет камней в карцере и не похожего на тот, что остаётся после сгоревшего костра. Огюст собрал в кулак пепел, медленно высыпал его. В голове стала стремительно вырисовываться картинка произошедшего. Пепел, смертельная жара, землетрясение. Неужели извержение вулкана? Ещё загрёб горстку.

Да быть такого не может. Было б извержение, от всего города остался только один ровный слой лавы, всё было бы разрушено к чертям!

– А откуда такая уверенность, что всё сгорело бы? – вслух стал рассуждать Огюст, продолжая пересыпать пепел. – Откуда я могу знать, что сейчас твориться наверху? Может, только парой домов отделались или вообще только лёгким испугом, а сейчас линчуют губернатора, который до последнего всех уверял, что опасности никакой нет, что эта громадина спит.

А может, не линчуют. А может, некому уже линчевать?

– Да бред. Если выжил я, то и кто-то другой тоже должен выжить. Придут, как разберутся с возникшими проблемами.

А ты уверен, что наверху остался кто-то способный разобраться с этими проблемами? Наверняка они бы уже давно пришли за тобой и остальными заключёнными. Хотя бы просто удостовериться, что вы живы и не сбежали.

– Да откуда я знаю, может у них возникли проблемы? Но в их же интересах разобраться с ними поскорее, я тут уже с голода и жажды помираю.

Пересыпал пепел из руки в руку, затем обратно.

Прислушался к происходящему снаружи. Ничего не услышал, даже ветра не было. Огюст приподнял брови, прекратил играться, прильнул к окну. Ветра не слышно, птиц не слышно. Даже разбросанные и наполовину сгоревшие бумаги не шуршали. Огюст прислушался внимательнее; он искал какой-то определённый звук, но поначалу не мог даже сформулировать какой именно.

Но звука цокающих каблуков или человеческой речи выживший не услышал.

– Да быть такого не может, – медленно прожевал Сипари, пытаясь отогнать нахлынувший поток мыслей.

А что если...

– Да бред! Кто-то должен был...

Я не думал, что ты такой слабак. Ты же сам прекрасно догадываешься, что произошло, зачем отметать очевидное?

– Да потому что это... не логично, что ли?

Не логично? Скорее, ты просто отказываешься верить в столь большую трагедию.

Огюст сделал ещё пару попыток переубедить себя, но не сумел, слишком уж явно бросались факты в глаза. Придётся признать, что версия с вулканом на данный момент самая правдоподобная. Остаётся лишь надеяться, что часть города уцелела, а кто-нибудь успел спастись и когда-нибудь придёт на помощь.

"А если никто не придёт? – продолжил мысленно терзать себя Огюст. – Вдруг весь этот клятый городишко накрыло с головою, всех попереубивало, а остался только я? Кто тогда поможет?"

– Не пори чушь, – в голосе появился прежний злобный металл. – Если бы всему живому пришёл каюк, то меня бы тоже сварило заживо.

Так попытка уже была, вспомни то адское пекло!

– Просто сосредоточься на том, как протянуть время до прибытия помощи.

"А если не придут? Ты лишь заключённый, да к тому же рецидивист. Какой смысл им тебя спасать?"

Да плевать на их смысл! Спасатели всё равно будут прочёсывать метр за метром в поисках выживших, наткнутся рано или поздно и на карцер.

– Ха, рано или поздно, – Огюст оскалил зубы. – Спасатели. Идиоты, а не спасатели, безвольные уроды! Я ещё в состоянии выбраться отсюда сам.

Арестант принялся за незаконченное ночью дело. Вновь посыпались удары на толстую дубовую дверь, сопровождаемые отборным злым матом после каждого попадания. И было непонятно приносит ли труд Огюста хоть какую-то пользу. Да, слышался скрип ломающегося дерева, да, была вмятина посередине, но на этом успех заканчивался. Вмятина особо не увеличивалась, а мелкие щепки отходили от двери крайне неохотно, да и звук ударов был довольно глухой. "Работал" Сипари с перерывами: пять минут бил, а затем минуты три отковыривал то, что успел отбить.

"А если не смогу разбить дверь, что тогда?"

– Заткнись, – прорычал Огюст.

"Лучше дождаться команды спасателей".

– Заткнись!

"Или..."

– Заткни! Свой! Рот!

С каждым ударом бить по двери становилось всё больнее: кожа с костяшек уже стёрлась, на вмятине оставались небольшие кровоподтёки. Сипари стиснул зубы, но даже сквозь закрытый рот слышалась плохо прикрытая отборная матерщина.

"Жрать охота".

– Ты опять за своё?

"Пить охота".

– Тебе вечно что-то охота, работай давай.

"Давай перекур, ты уже все кулаки стёр".

– Да пошёл ты!

Удар, удар, удар. Скрип понемногу становился всё громче и отчётливее, арестант стал замахиваться ещё сильнее, а лупить ещё быстрее. Удар, удар. Щепки летели во все стороны. Музыка для ушей разозлившегося разнорабочего.

Солнце постепенно падало за горизонт, а карцер, ещё несколько часов такой непривычно яркий, потускнел, а некоторые его углы и вовсе скрылись в густой тени. Снаружи вновь поднялся слабый ветерок. Огюст Сипари устало прислонился спиной к стене справа от покромсанной, но не сдавшейся двери, аккуратно готовил повязку для рук. Нашёл в дальнем правом углу комнатушки свои грязные штаны, порвал кусок штанины на несколько лент толщиной чуть больше указательного пальца. В очередной раз выругался: ткань сильно загрязнилась. Пришлось тщательно отплевать самодельные бинты, отшоркать их от пепла и прочей гадости, а только потом аккуратно вязать вокруг в кровь ободранных костяшек.

Очень хотелось есть и пить. Прибил бы за несколько глотков.

"Интересно, что стало с моими корешами, – мысли путались, слова медленно и плохо складывались в предложения. – Надеюсь, что спаслись. Даже этот гадёныш Томас, мне охота его лично прикончить. Или уже прикончил? Чёрт дери этих судий, они же так толком и не сказали зарезал я его или нет!"

Левый кулак был замотан, с правым пришлось повозиться подольше.

"Алан тоже бодрый малый, должен был спастись. А тот козлина, на которого работал несколько недель назад в порту, надеюсь, сгорел".

Ткани не хватило. Наш приятель оторвал ещё кусок штанины, принялся его очищать.

"А чего девки в моей деревне? Их постоянно со своими хахалями заносит куда ни попадя, скорее всего несколько симпотных да уцелело".

Желудок громко заурчал. Парень неуклюже завязал узел на левой руке.

– Надеюсь, что Дидье с этим... вторым которым, новым, да и старым, тоже спаслись, – под нос бубнил себя парень. – Все спаслись, все. И я спасусь. Наберусь сил... снова в путь.

Огюст устало привалился к стене, закрыл глаза, сделал попытку улыбнуться.

Ветер усилился. С прохладным свистом он залетал внутрь карцера и ворошил пепел. Огюст автоматически закрыл лицо руками, уж больно сильный кашель у него вызывал серый песок. А ветер всё никак не унимался: на полу, прямо около левой ноги Сипари, стал виться крохотный смерч. Из под ладоней доносилось тяжёлое глубокое дыхание.