Текст книги "Миллионер"

Автор книги: Сергей Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5: Сезон охоты

– Не может быть! – возмутился Рюмин, разглядывая осунувшееся от волнений лицо Максимова.

«М-да, выглядит он действительно неважно. Переживает».

– Пытаются свалить на нас? Сами превратили отличную компанию в сельский сортир – изо всех щелей дует, а мы виноваты! Я позвоню Крюкову и попрошу осадить этого хама. Из Дронова такой же директор, как из меня... – Рюмин замялся.

Подходящее сравнение на ум не приходило. Себя он мог представить в любой роли, а Дронова – нет.

– Валентин Борисович, мы договорились, что вы главный консультант. У вас опыт, знание местной специфики, связи. Так посоветуйте, что мне делать? Может, отказаться от контракта, раз они сомневаются в моей порядочности? Репутация дороже.

– Вот поэтому и нельзя сдаваться. У нас как? Во всем виноват тот, кто ушел или кого ушли. Это на Западе иначе. Хлопнул дверью – сами разбирайтесь. Здесь повесят на тебя все грехи, а потом найдут, высосут нервы, выкрутят руки и посадят.

От такой перспективы Максимов совсем загрустил. «Консалтинг по-русски» оказался весьма рискованным и непредсказуемым занятием, как кругосветное плавание на аварийной шхуне. Настораживало и поведение Рюмина. Уж больно он уверенно держится – как будто и не особенно удивился.

Каких сюрпризов от него еще ждать? Может, послать его куда подальше с его советами и выйти из игры, пока не поздно?

Нет, он прав. За все заплатит тот, кто повернется спиной. Как в волчьей стае.

– Давай сделаем так, Александр Михайлович, – предложил Рюмин. – Посиди со своими ребятами и составь список документов и сведений, представляющих коммерческую тайну, которые вы получили в «Интер-Полюсе».

– Такой список есть.

– У тебя в списке перечислены все полученные документы, а я имею в виду «чувствительную информацию», причем полученную не только в письменной, но и в устной форме. И укажите круг лиц, которые знают об этих сведениях в группе консультантов, а также от кого они получены и где хранятся.

– В принципе это можно сделать. Потребуется один-два дня, если очень тщательно.

– Вот именно, очень тщательно. Это для разговора с Крюковым, чтобы он видел, что у нас все под контролем. Этот список в компании хранить не следует – а вдруг выемка документов? Передадите его мне, так надежнее, – пояснил Рюмин.

«Уже теплее», – подумал Максимов.

– И еще одно, – продолжал Рюмин. – Ты уверен, что они нам дают реальную и, главное, полную информацию о финансовых проводках?

– Думаю, что они дают не всю информацию. Мы не видим, кто реально является бенефициаром в офшорных зонах.

– Ну, до этого в принципе можно докопаться. А вот по офшорным получателям у тебя полная картина? – спросил Рюмин и бросил быстрый изучающий взгляд.

«Как он опасен! Ведь я представляю себе процентов десять его реальной игры, не больше...» Максимов почувствовал, что по спине стекает холодный пот. Из глубин сознания поднимался инстинктивный страх, как у человека, который вдруг заглянул в бездонную пропасть.

– Других данных у меня нет, – ответил Максимов.

– А у меня есть. Даже пока не информация, а так, отдельные сигналы. Вроде бы они хранят самую важную информацию за пределами компании, в арендованном помещении. Там круглосуточное дежурство. В случае опасности – выемка, захват и все такое – дежурный нажимает на кнопку – и привет! Все стирается. Это хранилище для оперативного управления компанией. А копии хранятся в еще более засекреченном месте. Вот в чем бы нам разобраться!

– А зачем нам это, Валентин Борисович?

– Ты хочешь стать генеральным директором «Интер-Полюса»?

– Нет, даже не думал, – честно признался Максимов.

– А зря! Придется!

* * *

Выждав, пока за Максимовым закроется дверь, Рюмин достал лист белой бумаги и дорогую перьевую ручку. Он хранил ее отдельно и пользовал в особо торжественных случаях. По сути дела, Валентин Борисович приравнивал свою ручку к наградному оружию, справедливо полагая, что она обладает поражающей силой, превосходящей любое огнестрельное оружие.

Рюмин писал важный документ – нечто среднее между анализом ситуации, описанием реакции Максимова и доносом в компетентные органы. Бумага быстро покрывалась ровными, аккуратными строчками.

«Не уверен в Максимове. Его поведение кажется естественным только на первый взгляд. Пока не располагаю сведениями, достаточными для однозначных выводов, но считаю необходимым провести его тщательную проверку».

Подумав минут пять, Валентин Борисович взял еще один лист бумаги и написал на нем фамилии главных действующих лиц разворачивающейся на его глазах пьесы, в которой он был одновременно режиссером и ведущим актером. Это было нарушением инструкции. Полагалось использовать только псевдонимы. Но проконтролировать творчество Рюмина было некому. Люди, которым он направлял подобные записки, уже давно поливали капусту на приусадебных участках или отошли в мир иной. А с новыми бойцами невидимого фронта Валентин Борисович связываться не хотел. Он им не верил.

Рюмин увлеченно составлял этот документ только для одного потребителя – для себя. Устоявшаяся в течение десятилетий форма привлекала его своим совершенством и лаконичностью. Он привык мыслить в этих рамках и всегда получал блестящие результаты. На чистом листе бумаги он написал «Дронов», а затем провел прямую линию со стрелкой к фамилии «Крюков». Под этой незатейливой конструкцией где-то посередине он изобразил фамилию «Максимов». Теперь требовалось поставить номер, который означал задуманную операцию. Здесь Рюмин считал необходимым всегда шифровать свои действия.

Номер 1 означал вербовку и тайное сотрудничество, номер 2 – компрометацию и отстранение от должности – «вон из игры», номер 3 – физическое устранение и так далее. Все как в том задымленном кабинете, где на глазах у него решались судьбы студентов, беззаботно обучавшихся в столице «развитого социализма».

Только выбор вариантов стал побогаче.

Рюмин еще немного подумал и аккуратно вывел рядом с кружочком, изображавшим Максимова: «Вариант № 4».

Затем он убрал оба листочка в сейф.

После завершения операции они подлежали уничтожению.

* * *

– Я буду поздно, – ответила по мобильному Екатерина.

Максимову хотелось запустить трубку в стену, но это потребовало бы лишних движений, а он устал. Часы показывали уже половину одиннадцатого вечера. Назвать консалтингом то, чем он занимался все эти дни, язык не поворачивался. Латание дыр, «Тришкин кафтан», «собачий цирк» – все, что угодно, но только не консалтинг.

Предложение Рюмина занять место генерального директора «Интер-Полюса» показалось Максимову абсурдным. Это при живом-то Дронове? На каком основании? Дронов хорошо знает бизнес, он мог бы стать даже владельцем компании, если бы на старте у него было достаточно денег. Но не суждено – так и застыл на уровне «топ-», но все равно наемного менеджера. Может, поэтому он и злится?

Хотя в чем, собственно, абсурд?

С чувством юмора у Дронова вообще напряг. Там, где можно решить все спокойно, нагнетает истерию. Орет, беснуется. Умные люди от него уходят. Разве это – современное управление? Феодализм вперемешку с идиотизмом. Компания упускает массу возможностей, превращается в кладбище надежд. Потенциал – огромный, а мастерят все на коленке.

«Я себя уговариваю? Уже и аргументы появляются сами собой. Значит, хочешь стать генеральным директором? Рюмин это понял и играет на тебе, как на скрипке». Максимову стало даже интересно, куда дальше поведет подсознание и что подскажет неожиданно пробудившийся внутренний голос.

Он не узнавал себя – привык мыслить логически: тезис, антитезис, синтез. В обычных схемах он стремился исключить эмоции – только проверенные факты, из которых нужно выстроить максимально эффективную и устойчивую систему. Сейчас все получалось наоборот – более важными становились ощущения, догадки, интуиция.

«И что все-таки происходит с Катей? Ладно, в конце концов, это ее дело, как проводить время. Хочет отвлечься – пусть. А что я могу предложить? Свои сомнения. Она привыкла к другому мужу – уверенному. Не нужно ее грузить. Ей и без того сложно. А мне?»

Несмотря на все эти доводы, Максимову было обидно. Получалось, что жена бросила его в самый сложный момент, занимается только собой, как чужой и абсолютно безразличный к его проблемам человек.

Максимов встал, потянулся – затекли плечи и спина. Тело привыкло к регулярным силовым нагрузкам, а сейчас пребывает все больше в скрюченном состоянии.

В зале было пустынно. Только Кристина работала за компьютером. На ее столе стояла чашка остывшего кофе. На экране высвечивалась таблица, которую она заполняла цифрами.

– Я давно хотел спросить: кто это – жених?

Кристина вздрогнула от неожиданности и обернулась.

– Вы меня испугали. Даже не слышала, как вы подошли.

– Пора домой, Кристи. – Максимов впервые назвал ее уменьшительным именем.

– Много работы. Вы же знаете. А это – мой брат.

– Симпатичный парень, чем занимается? – Максимов с удовольствием разглядывал Кристину.

Лет примерно двадцать пять. Длинные светлые волосы. Строгий костюм плотно облегает стройную фигуру. Продолговатое бледное лицо, тонкие черты. Очень серьезная, но всегда приветливая.

«Похожа на финскую или норвежскую красавицу. Ах да! Она, кажется из Белоруссии. И фамилия – Матусевич».

– Кристи, а может, нам все сейчас бросить и пойти отсюда куда подальше? – неожиданно бесшабашным тоном предложил Максимов.

– Нельзя ли уточнить маршрут движения? «Куда подальше» – это куда? – рассмеялась Кристина.

– Уточняю свое предложение. В какое-либо уютное кафе, где можно спокойно посидеть, поговорить и поужинать.

– Неожиданно, – застеснялась Кристина. – Я была в полной уверенности, что работа для вас – все. Высшее наслаждение.

– Кристи, ты ошибаешься! Как моя идея?

– Я согласна.

* * *

Волосы Кристины излучали одуряющий аромат. В полумраке казалось, что они золотого цвета.

«Почему я не замечал этого раньше?» – думал Максимов.

Кафе в подворотне старого московского дома недалеко от консерватории было похоже на квартиру. Иллюзию домашнего уюта создавали свет настольных ламп, книжные полки, домашняя мебель.

– Приятное место. Именно то, что надо, – сказал Максимов.

– Здесь никому ни до кого нет дела, – улыбнулась Кристина. – Как в реальной жизни.

– Расскажи мне о себе. Я слышал, ты из Белоруссии.

– Предки из Белоруссии. А я родилась и выросла в Москве.

– Родители живы?

– Разошлись. Отец живет на даче. Его интересует только теннис. В Москве появляется редко. Мама уехала за границу – вышла замуж за итальянца, живет в Австрии.

– Ты бывала у нее?

– Гостила.

– Как тебе Австрия? Хотела бы там жить?

– Не знаю. Красиво, конечно, особенно центр Вены. Все стерильно. Как будто духами побрызгали и ароматной дезинфекцией. Такое впечатление – даже птицы, когда пролетают над старыми кварталами, терпят. Вечером – безлюдно. Какой-нибудь бюргер в бабочке и на «мерседесе» медленно проедет – в Оперу или из Оперы. Наших, правда, много. Их сразу узнаешь. И турок – ходят группами в кожаных куртках и кепках. – Кристина криво усмехнулась.

«А она остроумна. Она не так беззаботна, как кажется».

– А брат... тоже в Москве?

– Это допрос? – спросила Кристина.

– Нет, конечно. Просто хочу о тебе все знать.

– А зачем?

– Не подумай ничего плохого, – смутился Максимов. – Чисто человеческое любопытство. Если тебе неприятно, можешь не рассказывать. Давай все же перейдем на ты. Я уже перешел.

– Да, я заметила. Не обижайся. Я бываю противной. Конечно, я все тебе расскажу. Почему бы и нет? Брат живет и работает в США – переводчиком в Организации Объединенных Наций. Он хорошо владеет английским. Женился. Мы с ним очень дружили. Он меня защищал, и было с кем поделиться. А с родителями отношения никакие. Теперь он уехал, и я осталась одна.

– Поедем к тебе?..

Кристина ничего не ответила.

Она молча встала, взяла Максимова за руку и пошла с ним к выходу.

* * *

– Я сам давно хотел с вами поговорить. – Дронов встретил Рюмина на пороге своего кабинета и заботливо усадил его в кресло, предназначенное для почетных гостей. Сам же пристроился на стуле, который шумно отодвинул от длинного стола.

– Да и мне хотелось к вам приехать. Все не получалось. Сами видите, какая ситуация. Навалилось на нас! – проникновенно сказал Валентин Борисович.

– Но вам-то что? Консультанты, как всегда, вне критики. Это нам приходится отдуваться.

«Все-таки ты хам. К тебе человек пришел, а ты сразу в позу – вы насоветовали, а мы расхлебываем! И заискиваешь, и гадишь одновременно...» Рюмину очень не понравились слова генерального директора «Интер-Полюса», но он помалкивал и только смотрел прямо в глаза Дронову с глубоким сочувствием.

– А тут еще размещение акций, совсем не ко времени, одно за другим, – поделился совсем расслабившийся Дронов.

– Я чем-то могу помочь?

– Да вряд ли. Сейчас будем с налоговиками разгребать, потом с таможней. Нужно срочно разблокировать склады – иначе знаете как бывает: конфискуют продукцию, продадут по бросовым ценам или вообще растащат и концов не найдешь, – вздохнул Дронов.

После секундного ликования по поводу тонкого понимания ситуации, которого он никак не ожидал встретить у «этого гребаного консультанта», Дронов вернулся в свое обычное состояние недовольства, возмущения и растерянности.

– Реализация конфискованного товара через свои левые фирмы – это целый бизнес, – подтвердил Рюмин.

– Вы их тоже консультировали, ну, этих «коммерсантов», которые налево сбывают? – с хитрой улыбкой поддел Дронов.

«Точно хам. С тобой чуть расслабишься, и ты тут же сядешь на шею. Ладно, сука, я потерплю», – еще более проникновенно улыбнулся Рюмин.

– Все шутите!

– Какие уж там шутки. Надежда только на то, что переживем этот кризис. Не такие беды случались. Ничего, обойдется.

«Не обойдется, и не надейся».

– По вашему мнению, размещение акций сейчас не совсем уместно?

– Да. А что? – насторожился Дронов.

– Вы совершенно правы.

Дронов откинулся на спинку стула.

Рюмин опять его удивил, и на этот раз довольно сильно. «В чем дело? Какую игру он затеял?»

Но Валентин Борисович не дал Дронову возможности подумать и прийти к каким-либо связным умозаключениям.

– Я придерживаюсь такой же точки зрения. Выходить с публичным размещением акций на Лондонскую биржу сейчас нежелательно. Во-первых, цена акций сильно упадет, как только станет известно о возникших трудностях. Во-вторых, интерес к ним проявят в основном биржевые спекулянты, готовые рискнуть, а не стабильные инвесторы. Акции пойдут гулять по рукам. Жулье – оно и есть жулье: новые скандалы, один за другим. Это подкосит компанию, а ей нужна передышка и предсказуемость.

– Разумно. Рад, что вы понимаете ситуацию. Признаться, не ожидал – думал, что для вас главное – заполучить контракт, а дальше трава не расти – признался Дронов.

– А я действую как раз в соответствии с контрактом. Его смысл в том, чтобы дать компании стимул в развитии и привлечь дополнительные ресурсы. Именно из этого мы и исходим. Если цель не будет реализована, виноваты будут в первую очередь консультанты. Репутация моей фирмы упадет ниже плинтуса. Мне это нужно?

– Да, понимаю. Значит, придется отложить контракт до лучших времен? – с легкой надеждой спросил Дронов.

Он пытался расшифровать замысел Рюмина, понять его тайный смысл, докопаться до истины.

В благородство консультанта он не верил. Понятно, что Рюмин опасается пролететь вместе с «Интер-Полюсом» и оказаться, так сказать, в одной куче дерьма. Но мужик он тертый. Значит, не все так просто.

Дронов помолчал. Инициатива разговора была уже у Рюмина – пусть он и продолжает, а мы посмотрим.

Сомнения «хама» не укрылись от внимания Валентина Борисовича, но он решил не менять тактику. «Начнешь метаться, придумывать новые ходы, суетиться – будет еще хуже. Лучше продавливать свои аргументы и не замечать возражений, игнорировать логику собеседника. На таких, как Дронов, это действует».

– У меня конкретное предложение, – начал жестко давить Рюмин. – Вместо того чтобы выбрасывать акции на биржу и терять контроль над ними, лучше найти солидного инвестора и продать ему весь пакет, но с четкими обязательствами с его стороны. Без права перепродажи в обусловленный период времени. Без всякого риска компания получит ресурсы для развития.

– А вы свои комиссионные, – не удержался от комментария Дронов.

– Крупная сделка, – проигнорировал это замечание Рюмин, – подтвердит надежность «Интер-Полюса» и погасит нежелательные слухи. В результате стоимость акций пойдет вверх. Вот тогда вы действительно сможете реализовать часть акций на рынке по выгодной и справедливой цене – если, конечно, захотите. Но я думаю, что этого не потребуется – на данном этапе привлечение серьезного инвестора решит все проблемы.

«Красиво излагает, собака. Вроде все правильно. Хуже нам, во всяком случае, не будет».

Помолчав некоторое время и водрузив на лицо маску глубокой задумчивости, Дронов счел своим долгом от восторгов воздержаться.

– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Где же нам такого доброго дядю найти? – мечтательно сказал Дронов и скептически посмотрел на Рюмина.

– Мы бы взялись за подбор инвестора, – предложил Валентин Борисович. – Но для этого нам нужно принципиальное согласие руководства «Интер-Полюса» и внесение изменений в контракт о консалтинге. Порядок есть порядок. Если компания воздерживается от публичного размещения акций и настроена вести переговоры с конкретным инвестором, это меняет цели, формы и методы нашей работы, а также критерии эффективности.

– Это-то понятно, – попытался отмахнуться Дронов. – Я не возражаю. Переговорите с Крюковым. Я поддержу.

«А вот сейчас, голубчик, ты уже никуда не денешься», – мстительно подумал Рюмин.

– Мне неудобно, – сказал Валентин Борисович.

– Не понял?

– Обязательно переговорю, но сначала вы. Вы ему предложите, посмотрим на реакцию, и я подключусь.

– А почему неудобно?

«Все-таки он тупой».

– Крюков может воспринять мое обращение как признак слабости и необязательности, – терпеливо разъяснял Рюмин. – Дескать, мы испугались и включаем обратную. Несолидно. Мое предложение он воспримет с недоверием, и погубим хорошую идею. В конце концов, мы можем тупо продолжать готовить запуск акций на бирже. Свои обязательства мы выполним, а вам дальше распутывать. Кто же знал, что будет наезд?

– Ну, это вы зря! Крюков – разумный человек. У него котлеты отдельно, а мухи отдельно.

– Не уверен, – обреченно заметил Рюмин.

Дронов вообще-то был согласен с этими опасениями. «Крюков еще тот долдон. Пока до него достучишься! Привык, что всю черновую работу выполняет генеральный директор, а сам красуется на презентациях. Из поездок не вылезает – весь мир объехал, а толку?»

– Я предлагаю следующую схему, – продолжал Валентин Борисович. – Вы переговорите с Крюковым, изложите ему идею. Если он заинтересуется, я готов пойти навстречу. Разумеется, все рабочие варианты по инвесторам мы предварительно с вами обсудим, а уже затем будем их двигать.

– Можно попробовать.

– Только не говорите Крюкову о наших договоренностях, – предупредил Валентин Борисович.

«Продаст или нет? Пожалуй, нет. Ему невыгодно. Больше всего он не хочет головной боли с новыми акционерами. Все же продаст – не выдержит. Ладно, не страшно. Главное, чтобы он убедил Крюкова. Ему это сделать проще», – анализировал ситуацию Рюмин, ожидая, что еще может возразить или предложить Дронов.

Но «красный директор», кажется, согласился.

Окончательно.

«При этом раскладе я вроде ничего не теряю. Опять же контроль с моей стороны, а то консультант – мужик прыткий».

Рюмин читал мысли Дронова – «и хочется, и колется». Ему даже стало немного скучно.

Он знал, что сейчас тот подписал себе смертный приговор.

* * *

– Я сразу тебя полюбила. С первого взгляда. – Кристина чуть влажной ладонью гладила Максимова по лицу.

Ее глаза напоминали холодную голубизну балтийской воды или зеркальное отражение белорусских болот.

Волосы разметались по подушке. Щеки раскраснелись.

«Как маленькая девочка», – подумал Максимов и нежно поцеловал припухшие губы.

День обещал быть солнечным. Розоватые лучи бросали отблеск на острые каменные башни за окном. Максимов чувствовал себя как во сне – словно он оказался посреди декораций на сцене Большого театра и сейчас зазвучит мелодия «Рассвет над Москвой-рекой». Кристина жила на двадцатом этаже сталинской высотки на Котельнической набережной. От вида на реку и шпилей остроконечных башен перехватывало дыхание.

– Это твоя квартира? – спросил Максимов.

– Моя и отца, но он бывает здесь редко. Я тебе говорила.

– Он что, большой начальник?

– Он мечтал стать большим человеком, но ничего не получилось. Способностей много, не хватило главного.

– А что ты считаешь главным?

– Это не объяснишь. Нужно быть мужиком, воином, не считаться ни с кем и ни с чем, ничего не бояться. Вот в тебе это чувствуется.

– Странно, – удивился Максимов. – А я-то наивно считал себя человеком политкорректным, воспитанным.

– Это только оболочка. Ты жесткий, даже жестокий. Просто тебя еще не разозлили. – Кристина гибко, как кошка, встала с кровати, откинула назад волосы и, слегка покачиваясь, вышла. Дверь была покрашена белой краской, ручка – образец «стиля Советской империи».

Через несколько минут Кристина вернулась посвежевшая. Матовая кожа, никакой косметики. Она еще походила на задорную, совсем юную девчонку.

– Да, я не ответила. Эта квартира досталась нам от деда. Вот он был большим начальником – сталинским наркомом.

– Это многое объясняет, – заметил Максимов, не вставая с кровати.

Он пригрелся в этой уютной квартире – Москва с ее нервотрепкой, непонятками и неразрешимыми проблемами осталась где-то далеко внизу, в другом времени.

– Что объясняет?

– Твой характер! – крикнул Максимов, одним прыжком вскочил с кровати и обнял девушку.

* * *

Жан Фурнье только что позавтракал.

Вместо обычных круассанов с вареньем он охотно полакомился блинчиками со свежей густой сметаной и пирожками с малиной.

– Delicieuх[2]2
  Какое наслаждение, очень вкусно, прелестно (фр.).


[Закрыть], – промурлыкал Фурнье и с в знак благодарности кивнул Рюмину.

Они сидели в просторной гостиной поместья Рюмина под Звенигородом и мирно смотрели новости по российскому телевидению. Для обсуждения дел, ради которых Фурнье и прилетел в Москву по вызову Валентина Борисовича, время еще не пришло. Было невыразимо приятно сидеть в светлой, заполненной солнцем комнате. Через витражи высоких – в два этажа – окон виднелись силуэты сосен, запорошенных снегом. Потрескивали дрова в камине, устремленном вверх и похожем на распятие.

«Как в соборе, – подумал Фурнье. – Не хватает только органа и музыки Баха».

На экране премьер-министр, в возрасте, но подтянутый и нарочито сердитый, заходил в обычный продуктовый магазин.

– О чем сюжет? – спросил Фурнье.

– Инфляция бьет все рекорды, особенно возросли цены на продукты питания.

– Да-да, это глобальная проблема! Скоро человечество будет голодать.

– Что это? – спросил премьер, показывая на ценники. Лицо исказилось от удивления и негодования.

– Цены на продукты.

– Я не об этом спрашиваю. Кто это делает? – возмутился премьер.

– Хозяин.

На бедную продавщицу было жалко смотреть.

Она уже пожалела о своей откровенности: «Эх, дура, нужно было молчать – теперь уволят».

Услышав магическое слово «хозяин», глава правительства не нашелся что ответить, удивленно замолчал и вышел из магазина.

«Хозяин» ассоциировался у него только с одним человеком.

– Ха-ха, ваш премьер не знает, что в стране выросли цены, – съязвил Фурнье.

– Знает, конечно. Может, не в полном объеме, но знает.

– Не понимаю. Что значит «не в полном объеме»? Это же конкретные величины. Или он знает, или нет. Странно, – не унимался Фурнье, проявляя вредность характера, столь характерную для французов. – А кто такой «Хозяин»?

Рюмин от неожиданности закашлялся.

– Владелец магазина.

– А почему премьер-министр испугался?

– Он не испугался. Он просто задумался. Ну, понимаешь, Жан, под словом «Хозяин» у нас понимают еще главу государства и вообще лидера, который все решает.

– Он занимается хозяйственной деятельностью?

– Он всем занимается. В общем, это что-то вроде слова «Папа», как в мафии.

– Тогда понятно. У вас же мафия.

– Нет, ты не прав. Я не это хотел сказать. Речь идет о государстве. Это не одно и то же. – Увидев ироничный взгляд Фурнье, Валентин Борисович окончательно запутался и махнул рукой: – Слушай, Жан, ну что ты как ребенок? Все сам прекрасно понимаешь!

Но Фурнье не понимал или делал вид, что не понимает. Приятные ощущения в желудке было необходимо дополнить легким сарказмом. Без этого удовольствие было бы неполным.

– Валентин, а в наших отношениях кто «Папа» или «Хозяин», как вы говорите?

– У нас два хозяина.

– Так не бывает.

– У нас бывает, – настаивал Рюмин.

– Вы только делаете вид. Не может быть двух капитанов на корабле – он обязательно затонет.

– Чего ты хочешь, Жан? – наконец возмутился Рюмин.

– Ясности и логичности.

«Вот сволочь, – подумал Валентин Борисович, – наелся блинов и учит жизни!»

– В нашем тандеме, – увлеченно развивал свою мысль Фурнье, – можно, конечно, применить и схему «двух хозяев», если вы, русские, так ею дорожите. В этом случае я – «финансовый папа», а ты – политический. Я сижу в магазине и устанавливаю цены – а ты приводишь покупателей.

– Не пойдет. Цену и распределение прибылей будем определять вместе. Иначе ты клиентов не увидишь и корабль затонет, не выйдя из порта.

– Тогда перейдем к делу, – предложил Фурнье. – С вами проще договариваться о конкретных делах, чем о логических схемах.

«Знаю я твою логику, барыга чертов».

– Десять процентов акций «Интер-Полюса» меня не интересуют. Это мало. Особенно если будет запрещено продавать акции в течение нескольких лет. Слишком долгосрочный проект – омертвление капитала.

– Прежде всего это не омертвление, а прирост капитала. Уже в следующем году акции будут значительно дороже, а через несколько лет – на порядок. Маржа огромная. Какое же это омертвление? Это – оживление капитала. Пользуйся, пока предлагают.

– Десять процентов мало.

– А кто говорит, что много? Эти акции – только гарантия, что ты не потеряешь свои деньги и в любом случае получишь прибыль. Проект намного амбициознее. Нам нужна вся компания – целиком. Получим компанию и тогда проведем сделку слияния с одним из мировых производителей. Это – создание бизнеса мирового уровня. Но длинная дорога начинается с первого шага, как говорят китайцы. Если ты согласен на покупку десяти процентов акций, тогда обсуждаем дальше. Иначе нет смысла.

Фурнье мог бы заявить, что хочет увидеть весь проект и только тогда сможет обсуждать его отдельные фазы. Но он был опытным предпринимателем и понимал, что сейчас разложить все по этапам не удастся.

Зачем же колебать воздух и тянуть время? Чтобы вымотать партнера, заставить его пойти на уступки, поторговаться?

Но с Рюминым торговаться бессмысленно. Он уже взвесил свое предложение не менее ста раз и распределил роли так, как считает нужным.

Да, «коварный русский» может уступить в деталях, но общего замысла не изменит. Одно дело – говорить множество правильных слов – их никто не сможет оспорить, а другое – заниматься реальным бизнесом. Так зачем же терять время?

И все же Фурнье тянул с ответом – он уже принял решение, но психологически не был готов согласиться сразу. К тому же это подорвало бы «концепцию двух хозяев». Он еще не понял, насколько реальна эта схема, но в любом случае хотел уравновесить растущее влияние Рюмина, поиграть в «сдержки и противовесы», попробовать своего партнера на прочность и устойчивость.

– В принципе меня устраивает твое предложение. – Фурнье начал осторожно нащупывать путь к компромиссу.

«Хватит комедию ломать!» – хотелось крикнуть Рюмину, но он сохранял спокойствие.

– А что сдерживает?

– Тебе удастся уговорить владельцев «Интер-Полюса» продать акции? Они могут не согласиться с ценой.

– Если будут медлить, то цена упадет еще больше. У них сложные проблемы – налоги, таможня.

– Меня удивляет, почему вы еще махинируете, или как это по-русски, с налогами. У вас самые низкие налоги в Европе. Почти по Моисею. Он первый говорил о фиксированной ставке в десять процентов: «...и всякая десятина на земле из семени земли и из плодов дерева принадлежит Господу».

– Не упрощай. У нас мытари очень изобретательные. В Башкирии, например, берут налог на цвет глаз. За карие – шесть копеек, за серые – четыре копейки.

– Не может быть! – изумился Фурнье.

– Ладно, успокойся. Шутка! Это во времена Петра Великого «прибыльщики» в Башкирии придумали такой налог.

– Сейчас за цвет глаз не платят?

– Не платят, не волнуйся. Может, скоро и будут, а сейчас не платят.

Проект Рюмина обсуждали еще часа два.

Солнце заметно пригревало.

«Погода шепчет», – мелькнула у Рюмина соблазнительная мысль. Впрочем, и Фурнье уже устал изображать целку и склонялся к простым человеческим радостям.

– Вернемся к этой теме после обеда. Сейчас я хотел бы прогуляться – здесь великолепные пейзажи, – сказал Фурнье.

– Одно из лучших мест Подмосковья. Великолепная экология. Старинный монастырь. Ты его видел – на горе.

– Валентин, ты умеешь выбирать места! – похвалил Фурнье. – Кстати, как называется река?

– Мы на берегу Москвы-реки.

– Нет, не эта река. Там – у монастыря, под стенами.

– В исторических источниках встречается название «Наебуха».

– Что это значит? – заинтересовался Фурнье.

«Примерно то, чем мы сейчас занимаемся», – подумал Рюмин.