Текст книги "Игры во Вселенную (СИ)"
Автор книги: Сергей Петренко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Петренко Сергей Семёнович
Игры во Вселенную (дополнения)
Сергей Семёнович Петренко
«Игры во Вселенную» («Радость»)
дополнения к роману – часть эпизодов, не включённых в основной текст *
Храм был почти пуст. Многие ушли, иные укрылись в подземельях. Самых дисциплинированных Святой послал в долину, чтобы пополнить запасы провизии и вина. Самые опытные отправились на Перевал – наблюдать, собирать слухи и сдерживать панику. Самые мудрые сейчас корпели в Башне Орона, пытались изобрести способ остановить пришествие Иглы.
По залу Звёзд – площади под открытым небом, окружённой белой, лёгкой колоннадой – брели двое. Коннетабль Храма барон Торон и гость из северных пустошей, колдун Железа Аархос.
–Меня здесь держит только клятва, – говорил Торон. – Святой делает то, в чём нет смысла – если Иглу не отбросил Алдарион, Храм рассыплется, как замок из пены морской, сколько вы тут ни колдуйте. И Алдариону не нужна ваша бравада.
Аархос молчал и время от времени чуть склонял голову, так что неясно было, соглашается ли он со словами спутника или из вежливости сохраняет вид внимательного слушателя.
Им навстречу вышла принцесса Ирина в сопровождении юного пажа, кузины короля Амара баронессы Энель и мэтра Скона, учителя фехтования. Подавленное настроение так явственно властвовало над всей группой, что даже невозмутимый Торон остановился, поинтересовавшись, какая весть была тому причиной.
–Барон Корн оставил свою цитадель в горах. Предполагают самое худшее, коннетабль.
Разумеется, под худшим коннетабль мог понимать лишь предательство – принцесса отлично это осознавала. Она не продолжила разговор, поспешив прочь, потому что барон Корн был отцом её маленького пажа – мальчик хорошо держался, хотя в глазах его только слепой не мог заметить непоказанных слёз.
В Башне Орона лорд Храма Илуан, прозванный Святым, покинул ежедневное совещание и уединился в Круглой комнате наверху. Илуан был очень высок – около двух метров роста – лыс, за исключением седых прядей позади висков – и сравнительно молод: ему ещё не исполнилось сорока, хотя в Храме (а за его пределами особенно) была популярна легенда, будто их лорд – глубокий старец.
Илуан, устроившись в кресле, остановил взгляд на хрустальном шаре. Величиной с голову ребёнка, тот лежал на подставке в виде двух золотых трёхпалых лап. Шар светился, но свет был мутным. Изредка в глубине голубовато-золотистого тумана проблескивали искры.
-Мне жутко, Энель! – Принцесса знаком приказала служанке подать плащ. На башнях отбивали третий час. Потемневшее небо, прохладный ветер, погасивший все слабые звуки, обыкновенно составлявшие городскую тишину.
Баронесса молчала. Сначала она попыталась придумать какую-либо штуку или замечание, способное отвлечь госпожу, но внезапно ощущение тревоги влилось в неё с ошеломляющей силой – любые слова прозвучали бы фальшиво.
Ирина обнимала за плечи пажа – мальчик, точно волшебный амулет, всегда был рядом с принцессой.
И сейчас...
Звон колоколов оборвался, и вдруг стал громче, отчаянней, хаотичней.
–Что такое? – Ирина встала. – Скон, пойди, выглянь!
В обезлюдевшей цитадели новость могла долго распространяться – но случилось что-то страшное – звон снова смолк, и принцессе показалось, будто башни над ними покачиваются.
–Милостивая госпожа, Лорд Илуан... Наш Лорд, он мёртв.
Несмотря на то, что большинство секторов Храма представлены не были, ночью состоялись выборы нового Лорда. Смерти Илуана Святого никто не ждал, поэтому (а также, отчасти потому что время надвинулось грозное) главенство над Храмом без больших потрясений взял на себя барон Гил, ранее ведавший сетью разведки. От Гила не ждали решительных действий, однако именно с них он начал своё правление. После полуночи бароны и жрецы, с облегчением осознавая, что груз забот на ближайшие дни переложен на чужие плечи, намеревались разойтись. Гил, отлучавшийся на считанные мгновения, вдруг объявился в зале, и глашатаи возвестили о начале Совета.
–У меня есть информация. – Лорд открыл Совет такими словами сразу, как только не участвовавшие в нём удалились из зала. – Что Алдарион будет парализован. Удар Иглы в Миры вызван прежде всего возросшей в последние годы активностью Алдариона. Игла действует как противовес Свету. Её сила не меньше, чем сила Алдариона, но и не больше. Если остановится Алдарион, остановится и Игла.
В зале молчали. Подобное предположение высказывалось в стенах Храма не один раз, и позиции Лорда не выдавало.
–Вопрос в том, – продолжил Гил, – насколько быстро обе силы придут в равновесие. Если это случится скоро – мы все избежим глобальных катаклизмов, неизбежных при столкновении Алдариона и Иглы. Если же нет... возможно, пройдут тысячелетия, прежде чем раны сколько-нибудь затянутся и Вселенная вернется в русло стабильного прогресса.
Моя позиция такова: не следует излишне преуменьшать возможности Храма, как мы поступали до сих пор, делая ставку в основном на меры защитного характера. Как вам известно, сеть сбора информации пятнадцать лет находилась в моих руках, и возможности Храма мне известны больше, чем кому бы то ни было другому. Я предлагаю выступить активно – и дать понять титанам, как важно для всех сейчас предотвратить столкновение.
Как это сделать, вы спросите? Ведь Игла не вступает в диалоги, а Алдарион почитает себя высшей мудростью Вселенной... Есть такое понятие, милорды, как "управление точечными взрывами". Наши разведчики и аналитики вычислят точки воздействия, и мы направим наших эмиссаров. Это будет что-то вроде холодного душа противникам: да простится мне такое сравнение, но два дерущихся человека сильнее ведра холодной воды – однако же именно эта вода способна остановить распалённых...
* * *
Херф смотрел, как надвигается гроза
(***есть в основном тексте***)
* * *
Утром на аллее у входа в Храм прогуливались трое. Аллея казалась пустынной, на самом деле за нею наблюдали со стен десяток арбалетчиков из личной охраны лорда Гила. Сам лорд шёл в сопровождении командора Корна и эмиссара Алдариона Элле. Мужчины чувствовали себя неуютно, вынужденные говорить о делах Храма с ребёнком лет десяти, который был ещё к тому же не то мальчиком, не то девочкой – ни Гил, ни командор до сих пор этого так и не поняли.
По крайней мере, взрослые старались как можно реже встречать взгляд эмиссара – рассудком они понимали, с какою силой имеют дело, но всякий раз нелегко оказывалось объяснять это себе снова и снова, тем более, что и Гил, и Корн уже прошли через отцовство и полагали, что знают, каким может быть десятилетний ребёнок, а каким – нет.
-Командор, – сказал (сказала?) Элле, закончив расспрашивать о том, как погиб Святой. – Признаюсь, мне непонятно, для чего вы так поспешно начали этот странный проект, этот Орден Храма, структура и рыцари которого копируют одиозных храмовников древности, а цели до того эфемерны, что заставляют меня насторожиться. Вы вроде как декларируете единство во взглядах на мир с Алдарионом (хотя, могу смело утверждать, вы их очень поверхностно себе представляете), но ведь ничего другого, кроме войны, ваши люди вести не умеют...
–Сир, смею напомнить, – вступил лорд Гил. – Что Эвелон, принимавший жезл Тьмы, тоже часто использовал радикальные средства.
–Ну вот! Ну, послушайте, вы же так мало знаете об Эвелоне, люди! Вам никогда этого не повторить, понимаете, никогда!
* * *
...Встречать вышел сам Император. Мартэл был в простой одежде; старик, как видно, устал от церемоний и символов власти, но встречая двух великих магов Алдариона, набросил на плечи ярко-алый плащ.
Максим и сопровождавший его в полёте Владик оставили «Кисточку» на краю оврага – она была сломана безнадёжно – по крайней мере, Максим не знал, как её починить. Яхта уже не потребуется, но всё равно жалко – особенно Владику – ведь он летал первый раз.
Он даже предложил Максиму:
–Может, попросим Императора, чтобы починили "Кисточку"?
Но Максим объяснил, что сейчас они попали совсем в другое место, и летающие корабли здесь делать не умеют.
Императора известили – и Тони, и Максим добирались в Авалон спешно, и на пути их ждали, чтобы остановить, поэтому Император захотел узнать, успели ли они?
–Раз мы здесь, значит – успели.
* * *
Димка проснулся. Утро купалось в голосах, и солнечные пятнышки стайкой жёлтых цыплят взобрались на стену, подрагивая, перемигиваясь – и от них в комнате было празднично.
Мама во дворе скликала кур. Шелестел ветер, качал ветку яблони, из-за неё и плясали солнечные пятнышки. Хоть бы не было дождя!
И Димка вдруг вспомнил – как много дел сегодня!
А чемодан?!
Димка спрыгнул с дивана, босиком побежал смотреть. Ну конечно, одежду мама уже сложила! Место осталось только для пакета с едой – его приготовят в последнюю минуту. А надо книжку положить – в поезде обязательно захочется почитать, да и потом...
Был июнь, вторая неделя каникул. В конце мая их класс возили в областной центр, в цирк. Цирк Димку очаровал – и даже не столько само представление. Очаровала, опьянила, закружила голову атмосфера праздника, которым, казалось, было пропитано абсолютно всё внутри этого волшебного здания. Афиши; люди, все радостные; глаза детей, как никогда большие; свет – много света, и того особенного света прожекторов, разрезающего тьму... И запахи – эти запахи нигде в мире больше не повторить – ароматы лакомств, парфюмерии, запах арены. Взволнованные голоса. Ожидание. Какая-то особенная свежесть – как будто от наэлектризованного грозой сквозняка.
И когда всё кончается, когда гаснет последняя нота оркестра, когда вдруг оказываешься на улице – сумрачно-безразличной, среди людей, идущих мимо, даже не догадывающихся о том празднике, что окончился только сейчас... Да нет, он не кончился! Эта грусть была бы безысходной, если бы Димка не знал – праздник живёт! Он просто уснул. Дороги – его и Димкина – пока разошлись. Но теперь Димка будет помнить – он есть, этот праздник. В него можно вернуться! И не раз, не два – много! И, наверно, есть ещё, другие, Димка о них ещё не узнал.
Это открытие – что мир может вмещать в себя бесчисленное множество неизвестных ещё Радостей – ошеломило Димку. Как замечательно жить! Как удивительно и славно – жить, понимая, что есть вещи, для которых ты даже не знаешь названий; не знаешь, где их спрятал таинственный волшебник, придумавший жизнь; не знаешь тех чувств, которые они в тебе разбудят... нет, не разбудят даже – подарят, ты ведь их тоже не знал.
И началась сказка! Словно в подтверждение Димкиному открытию, на него в тот же день свалилось новое чудо.
Школьники уже садились в автобус.
Какое-то замешательство, учительница с кем-то говорит. Ой, да ведь о нём же говорят, о Димке! А он стоит с раскрытым ртом и хлопает глазами. Он почти ничего не слышал – музыка праздника всё ещё звучала...
–Дима, Дима, да очнись! Ассистент режиссёра хочет, чтобы тебя попробовали на роль... Ох, Дима...
Даже отъезд на час отложили. Для сельской школы такое событие. А ещё говорят – семеро одного не ждут... Ждут, и не семеро, а двадцать пять.
И они куда-то поехали на такси – киношник, учительница (вторая осталась "пасти" детей до Димкиного возвращения).
Сперва хотели, чтобы Димка прочитал стишок. Ну, отвратительно, конечно, получилось. Димка понимал, понимал, что мог бы прочитать лучше, если бы ему дали прийти в себя. Но – не намного лучше. Нет, не был Димка актёром. Совсем.
Потом ещё как-то испытывали. Предлагали испугаться, обрадоваться, сделать вид, что больно...
Димка пробовал. Очень старался, но...
Киношники совещались. Димка опустил глаза и ни что уже не рассчитывал – ну, что поделаешь, обидно, но кого винить? Учительница тоже всё понимала. Она бодро взъерошила Димке волосы:
–Не переживай. Подумаешь...
Подошёл молодой человек с острым, жёстким даже взглядом.
–Все понимают, что ты не артист. Но фокус в том, что в этой роли именно тебе изображать кого-то другого не надо. Будешь такой, как есть. Мне не найти лучше. Народного артиста я тебе не обещаю, но один фильм мы сделаем.
Уже в автобусе Димка узнал, что с ним разговаривал Дарнон, автор сценария и продюсер фильма. И писатель. Книг его не было в школьной библиотеке – однажды Димка услышал, что педагоги боялись их. Но Димка читал одну. Он после неё долго не мог уснуть.
* * *
Скала называлась Солнечная скала. Раньше она была Змеиной – ящерицы и Безногий народ обжал теплый камень и покой. Так было при троллях, но потом тролли ушли – на равнины или в пещеры – это неизвестно – и на скалах, кроме голошеих злых птиц никто не жил. Херф любил тепло и одиночество, а ещё больше он любил чувствовать дыхание высоты, как он это называл, но Есх считал, что дядьке просто хорошо от того, что весь Запад расстилается у него под ногами, и он подменяет в грезах чувство власти чувством высоты.
Есх не любил, когда кто-то мечтает и мечтает, а делать совсем ничего не делает. Такие, как его дядька Херф – они просто болтуны. Когда лесовики забросили в небо Аротову Цепь, дядька вопил, брызжа слюнями, что, вот, мол, всё – Путь неодолимо загорожен. И что сделали эти, на лодочке? Да они пронырнули с каким-то фокусом в ЗВЕНО цепи... Никто ведь не думал, что корабль проклятых Скитальцев умеет делаться крошечным – или притворяться им, какая разница? Эту Цепь нельзя было ни порвать, ни пролететь мимо...
Теперь шипящим от злобы чародеям в чёрных балахонах никто не верит. Есх ничего не говорил дядьке, что он думает про чародеев – они таки опасные твари, молчи лучше! Но делать вид, будто внимает Херфовым поучениям он тоже перестал. Теперь Херф только тем и занимается, что греет зад на Солнечной скале (хотя, пожалуй, скала эта слишком хороша для его зада...), и Есх его жалеть не собирается. Плохо одно – у Херфа есть дом, а у Есха его нет. Приходится жить вместе. Строить дом самому – дурная трата времени. Лучше Есх подождёт, пока его тупой родственничек не замечтается настолько, что вороны выклюют ему глаза, либо забредёт на Солнечную скалу по старой памяти какой-нибудь приблудный тролль.
* * *
Дэни засмеялся. Запрокинул голову...
(***есть в основном тексте***)
Позади остался жаркий полдень. В Авалоне – утро. Дэни открыл глаза и увидел двоих мальчишек – они улыбались и смотрели на него.
–А где же Морлен и Близнецы?
–Морлен задержался, – ответил Тони. – А про Близнецов ничего не слышно. Мы даже не знаем, придут ли они?
–Значит, нас только половина? – огорчённо сказал Дэни.
–Это уже немало. – Максим взял мальчиков за руки.
* * *
Морлен думал, как бы отпраздновать солнцестояние. Отпраздновано оно должно быть, это точно. Есть события, которым лучше радоваться одному – или с другом, но с одним. Это различные удачи или памятные дни, затрагивающие тонкие струнки – не осторожность в таких случаях может всё погубить, добавить горчинки в оттенки вкуса, время промчится или слишком быстро или слишком медленно, будет или очень шумно, или наоборот – не подыщется уместная тема для уютного разговора.
Но иные праздники просто требуют суеты и шума! Их не испортят и мелкие шероховатости. И нужны люди, много людей. Обычно это Рождество или Хэллоуин, дух которых понятен многим и многим близок. И гости сами знают, что необходимо, а что нежелательно на таких собраниях.
Только как быть Морлену? День летнего солнцестояния – праздник для большой компании. Но кого, кого позвать? И как им всем объяснить, почему двадцать первое июня – это хороший день.
Конечно, в определённом смысле Морлену проще – он приглашает детей. Детям объяснять не обязательно – они умеют радоваться просто так.
А каких детей пригласить, спрашивал Морлен. В богатых кварталах мелькают такие миловидные личики, у них и волосы пахнут свежестью утреннего сада, и все они такие чистенькие. Но Морлен бывал на одном таком увеселении – дети богачей были скованы, им внушили множество строгих правил, движения у маленьких франтов и барышень часто неестественны, а уж какие среди них встречаются привереды и гордецы – просто ужас!
Но грязнули и забияки тоже пугали Морлена. Маленькие нищие в основном думают о том, как бы побольше съесть, стянуть и устроить проказу позалихватистей. Нет-нет-нет, так не годится! Думай, умник, думай, глупыш!
В конце концов Морлену пришла в голову идея. На плакатике он написал:
"За одну мелкую монетку я продам вам самый заветный талисман, книгу, о которой вы мечтали, или тайну, которую можете раскрыть только вы. Всё это касается только детей не старше 14 лет. Если вы боитесь обмана, приходите со взрослыми. Награда достанется только вам. Явиться нужно в день Солнцестояния по адресу...
П.с. Если монетки у вас всё-таки никакой не окажется, возьмите с собою то, что вам дорого, но что вы были бы согласны отдать взамен предложенного мною.
Морлен."
Очень хорошо, сказал Морлен. Маленькая монетка найдётся даже у бедного ребёнка, но глупцам, забиякам и гордецам не нужны талисманы, книги и тайны. А монетки я всё равно не собираюсь у них выманивать, просто без этого Объявление смотрелось бы глупо.
* * *
–Дима, ты знаешь, сколько времени?
–Я знаю, мам.
–Что ты там делаешь, сейчас папа проснётся, будет сердиться!
–Я рисую.
–Завтра порисуешь.
–Ну, мам!
–Глаза испортишь. Ложись сейчас же!
–Всё равно жарко. Я не усну.
Окно открыто. Непослушный Димка, такой примерный мальчик, склонившись над столом, рисует фломастерами и карандашами на альбомных листах. Если бы объяснить ей, думает Димка, что Он попросил меня рисовать, она бы, может, меньше сердилась... Но объяснять не хочется.
Димка знал, что рисует не очень хорошо даже для своих одиннадцати лет. Но однажды он сделал одно важное открытие – он может придумывать и рисовать, и ему, и даже другим людям будет понятно, что Димка придумал. Если, конечно, не пытаться рисовать совсем сложные вещи.
Это здорово, так же здорово, как со сказками. Димке было лет девять, когда он обнаружил, что писать сказки просто. Вот только писать было тяжело. И почерк у Димки корявый. Он тогда придумал две сказки – короткую, на четыре странички, и длинную, не законченную. Коротенькая была похожа на русскую былину про богатырей. А в длинной были приключения зверей и детей, как в историях про Винни-Пуха.
С тех пор Димка сказок не записывал. Он решил подождать, когда научится выводить слова на бумаге легко и быстро, как взрослые.
Прошла половина лета. Димка съездил в Город, на съёмки, но оказалось, что съёмки ещё только готовятся. Сделали несколько пробных сцен, и Дарнон (***) предложил Димке нарисовать по сценарию (и не только по сценарию) картинки, как он себе представляет всё это. Димка обрадовался и испугался. Он сказал, что рисует так себе.
–Но Димка, у тебя это всё-таки получится. Рисуй фломастерами. Не страшно, если река будет одинакового синего цвета. Когда я пытаюсь рисовать, я, считая себя взрослым, пытаюсь учесть слишком много вещей. Конечно, занимайся я ими лет пять или десять, я овладел бы всей этой белибердой, но я не художник, и желания год учиться рисовать воду в стакане у меня нет. Вместе с тем, как человек опытный, я не могу себе простить рисование "по-детски" (и это плохо). Всё это вместе (то, что я знаю, как, но не умею так) ужасно мне мешает. А ты – ты можешь просто рисовать, пока никто не вправе требовать от тебя мастерства художника.
Я видел слишком много картин. Рисуя дом, я вижу, что он нарисован плохо. Как бы я ни старался, я всё равно буду это видеть. А человек должен верить, что создаваемое им – гениально. Тогда оно будет гениальным – что бы по этому поводу ни думали всякие умники-разумники.
Димка рисовал закат в океане и темные черточки птиц над клыками чёрных скал. Красные краски сменялись синими и фиолетовыми, появлялись цвета, названий которых Димка не знал. Димка не думал о названиях красок, он не думал, что к горизонту волны как бы сглаживаются на картине, и граница воды и неба должна быть ровной. Когда он смотрел на свою картину, он видел гораздо больше, чем рисовал.
Он рисовал планеты. Планеты, на которых свет дальних звёзд играет в радуги, и сверкают ледяные торосы; планеты, где оранжевые барханы пустынь распластались под громадным, на полнеба, светилом; джунгли, в которых люди кажутся сами себе муравьями, и лепестки фантастических цветов кружатся, когда пролетает буря.
Рисовал ущелья, казавшиеся пустыми и безжизненными. Но в тени, в пещерах, меж камней затаились они – те создания, чьё существование – удивительная и мрачная тайна.
И подводные чудовища в гротах с фосфоресцирующими стенами, и коралловые рифы. И развалины замков, и далёкие холмы на рассвете. И ярко-зелёные речные берега.
Мир больше, много, много больше, шептал Димка, остановив взгляд на белой стене комнаты и не видя её. Ведь я ещё не знаю (нет, я догадываюсь, но это, конечно же, всё не то), каким его видят птицы. Я не знаю, как чувствуют его бестелесные духи, о которых написаны самые таинственные сказки. Я могу только гадать, есть ли мысли у камней и громадных деревьев, а ветер и огонь – ведь Серёжа говорил, что в них тоже живёт какое-то сознание, и я верю этому, все эти стихии – у них ничего общего с тем страшным, что вползает в душу, когда ночами думаешь...
Ночь растягивается и уползает, глухая и чёрная, в бесконечность. Димке кажется, что если не ложиться спать, утро не наступит никогда, и можно очень много успеть – если, конечно, сонная одурь не удушит пылающий в голове огонь.
Можно выбежать в ночь. Иные миры и сказочные пространства, днём такие зыбкие, совсем рядом. Но – один на один – с великой и жуткой Ночью Димка чувствует себя слишком маленьким мальчиком.
–Если бы ты был здесь, – шепчет он, запрокинув лицо. – Я ничего же не боялся бы!
Небо отодвигается всё выше, а звёзды заполняют, теснясь, пустоту, – и снова – Димка, не двигаясь, смотрит.
Димка не замечает, как уходит в дом и опускается на кровать. Перед глазами всё так же мелькают огни, чьи-то размытые лица, глаза. Димка засыпает, и ему чудится, будто весь мир опускается в туман, мелькают те, кто не желает ему зла, хотя они, возможно, не люди, они там, за прозрачно-дымчатой стеной, играют, суетятся, поглядывая порою на Димку – «что же ты, мальчик, не идёшь к нам?»
... И увидел лицо Старухи.
Заорал Димка – её невозможное лицо – из мягкой резины – перекрутилось.
Старуха отдёрнула ладонь (она касалась Димки, пока он спал – нет, не спал, а был в другом, до невероятности странном месте!)
Старуха наставила на Димку палец – костлявый, длинный и кривой.
-Ты! Ты! Ты – враг мой!
Где-то далеко-далеко, огнями в высоких чашах, флагами на поднебесных башнях, песнями под яркою зарёй – металось воспоминание о силе – он, Димка, не беспомощный ребёнок, нет, он может вспыхнуть, и падёт с небес Свет... И...
А если нет?!!
И всё это погасло, растаяло, и Старуха, схватив его за плечи, швырнула, а Димка сжался, забыв даже, что такое страх, он стал как мячик – без души, без чувств, он ждал, когда его грохнет о стену – но летел и летел, падал в пустоту...
-Здесь тебя Им не достать! – прошептала Старуха. - Я не умею уничтожит ь тебя, н о в Рассеянных Мирах ты всё равно что мёртв!
Димка очнулся, сел, тихонько постанывая. Он был похож на сумасшедшего – стянул на пол простыню, дёргал себя за волосы, за уши, упал лицом на подушку, вскочил. Дышал – часто-часто...
Это был странный кошмар. Его не убивали, он не падал в пропасть, за ним не гонялись чудовища... На что это похоже? Как объяснить? Может, если бы у человека была душа, может, так она чувствует себя, когда её отрывают от тела?
-Я чуть не умер, – прошептал Димка. Звук собственного голоса немного успокоил. Можно было даже попробовать уснуть... только переложить подушку на другую сторону кровати. Вот так! А простыню поправлять уже не было сил – пусть. Как хорошо бы закрыть глаза, открыть – и утро!
* * *
Пустое, сизое утро. Пустой берег, плывущий в тумане серый маяк. Песчаная стрелка врезалась в залив, и вода между нею и берегом неподвижна, словно зеркало. Ощущение пустоты не могут отодвинуть ни судно, вставшее на якорь вызывающе близко к отмелям, ни три десятка мальчишек и девчонок в чёрном – молчаливые, напряжённые – они казались покинувшими море призраками.
Шар белого пламени вспыхнул над водой, совсем не похоже на взрыв – без звука и жара. Почти никто не вздрогнул. Вспышка оставила после себя тонкую фигурку, торопливо зашагавшую к берегу по воде.
–Вас собрали для очень быстрых и сложных дел.
Первая группа – капитан Тим – самая большая. Двенадцать человек вас, и вам придадут отряд истребителей. Задача громоздкая, но вполне конкретная – контролировать силы Ордена Храма, которые сейчас вторглись в Рассеянные Миры. Их цель – воспользоваться ситуацией и взять под свою власть Миры Низшего Уровня. Эту цель они прикрывают противодействием врагам Алдариона. Прямого контрудара им наносить не нужно, так как формально они на нашей стороне. Но если потребуется – останавливать или уничтожать.
Вторая группа – капитан Рива, тоже вместе с истребителями – контролируйте наступление сил Иглы из Низших Миров. Важно, чтобы они не сделали чего-либо по-настоящему непоправимого.
Двум малым группам разыскать и при необходимости охранять Близнецов... – Тони перехватил удивленные взгляды капитанов. – Да, в этом наша слабость – удар врага застал нас в невыгодной ситуации. Близнецы разлучены и, скорее всего, оказались в Низших мирах. Все силы врага направлены сейчас на то, чтобы отсечь Нижние Миры и, возможно, они будут поглощены. А без Близнецов Алдариону всё не спасти. Враг это понимает. Армаду Иглы ведёт Мордог, но он сам по себе для нас не противник – он сеет хаос, не более. Я встречусь с ним сам. Другие маги соберутся в Центре Миров – нужно остановить эмиссию реальностей до того момента, пока мы не сможем определиться с Близнецами.
(***)
* * *
–Я не люблю шахматы, – капризно сказал Димка.
–Я учту, ваше высочество. Однако хочу заметить, это очень хорошее упражнение, если вам необходимо лучше понимать и предвидеть поступки противников.
–У меня нет противников.
–Противник есть у всех. Даже у Бога – это Ничто. Ибо таков закон мироздания.
–Да-да-да! Я не хочу сегодня заниматься, Рубек, я пошёл.
–Ваше высочество...
Димке на минуту показалось, будто Рубек сейчас протянет руку, чтобы схватить его за локоть. Димка резко отпрянул, обходя наставника. Тот удивлённо замигал.
Наставник считал, что принц больше чем нужно зачитывается книгами из Окраинных Миров. Вместо того чтобы тренировать свою волю и учиться контролировать Миры. Однако Димка полагал иначе.
Я такой, какой есть, прошептал Димка. Для него этого достаточно. А ещё я принц Алдариона, а если я не достоин – я ведь не напрашивался.
Он решил, будто я капризничаю, с горечью подумал Димка. Почему я должен ему объяснять? Ему – и всем, кто с виноватой улыбкой "позволит себе полюбопытствовать", отчего это принцу так скверно? А когда им пытаешься объяснить, что значит – найти друга в Окраинных Мирах – они кивают, а в глазах это дурацкое недоумение: "в Окраинных?! Господи, какая блажь, что может быть хорошего в этих дебрях, где даже самая мощная магия почти бессильна?"
Чтобы заставить Его мир подчиниться законам волшебства, Великому и Могучему Алдариону по капризу мальчишки-принца придётся направить все силы на исполнение этой, как кому-то кажется, чепуховой затеи. Алдариону, в который входят "наместники бога"... которые могут всё (почти) в Ближних Мирах, многое – в Срединных, и становятся обыкновенными людьми в Окраинных. Потому что сила Разума от Центра к Пустоте слабеет, а где-то там, за Окраинными Мирами, лежит в бесконечности Ничто...
–Я принц Алдариона, – упрямо повторил Димка. – И кому же, как не мне, говорить: так хочет Бог!?
Сегодня утром эмиссар Алдариона Ирог (Тони) был у Димки. Он сообщил, что Алдарион сможет начать натиск сквозь миры только спустя месяц-полтора.
–Но я думаю, в этом мало смысла, Дэни, – печально и ласково добавил Ирог. – Уйти туда навсегда и стать смертным ребёнком, взрослеющим ребёнком – это не выход. Перетянуть сознание твоего друга сюда – долга и опасная дорога для обоих. Попробуй найти иное решение...
–Но вы же...
–Ты – принц, – веско ответил эмиссар. – Ты можешь ошибаться, но после того, как мы покажем тебе все пути и объясним ошибки других, выбор останется за тобой.
* * *
Одни сказки начинают словами: " в некотором царстве, в некотором государстве...". Другие – "однажды, солнечным утром..." Третьи: "Уснул царевич, и снился ему сон..."
Для той сказки, в которой жил Димка, первых слов ещё не придумали.
Когда Димка был ещё совсем малышом и не умел читать, он слушал сказки, как любой ребёнок – и королевские замки на заколдованных холмах представлялись ему чем-то вроде пластмассовых игрушек – так их рисовали в книжках с картинками.
Та Реальность, в которой родился Димка, находилась на окраине Средних Миров, но Димка смещался в снах далеко к Центру, где господствовал Разум и маленькие дети могли побывать в гостях у феи или заиграться с эльфами у ручья, или полетать, вообразив себе золотые либо серебристые крылья.
В то время, когда Димка только пошёл в школу, им заинтересовался один из Властителей Реальностей (Алдариона – клуба Великих Мастеров – ещё не существовало). Димка с удивительной лёгкостью перемещался по Реальностям, с детской непосредственностью воспринимая всё, с восторгом – но как должное. Мало кто из Великих магов мог делать это так свободно.
Властелин Димкиной Реальности хотел устроить его своим учеником, но многие Мастера воспротивились. Они сказали, что никакой учитель, кроме самой Вселенной, этому мальчику не нужен, и даже вреден. В самом деле – Димка порой уходил в странствия даже наяву.
На совете Мастеров решено было взять удивительного мальчика под опеку – его ни в чём не ограничивали, но всякая серьёзная опасность на его пути устранялась, дабы не рисковать понапрасну. Иным магам пришлась не по душе такая опека – кое-кто считал, что из Димки может получиться хрупкий неженка, а кто-то полагал, что Совет тратит силы на ерунду. Но сторонниками Димки оказались величайшие из великих – и голоса недовольных смолкали. Меж тем круг наиболее тесно связанных с его Дорогой магов получил законченное оформление как Алдарион, круг Великих – и благоприятствование им сил Вселенной то и дело подтверждало правильность их выбора. Скоро Алдарион сделался неоспоримой властью в Ближних Реальностях, и настал день, когда скрывать от Димки его истинное положение стало просто бессмысленно.
В восемь лет Димка, тогда ещё не принц Алдариона, впервые увидел вблизи волшебный королевский дворец. Это зрелище запомнилось ему огромным, многообразным и ярким нагромождением башенок, флюгеров, цветных витражей, злотых статуй, вымпелов и флагов на фоне ослепительного лазурного неба и зелени тысячелетних деревьев-исполинов.
