Текст книги "Последний мятеж"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Насекомых он кое-как вытряс, но одеваться не стал – так и пошел вверх с тряпками в руках – может быть, подсохнут, пока солнце не село?

Он долго брел по знакомому пологому гребню и смотрел, как растут, наливаются чернотой тени от камней и скал. Вот и первый клочок тумана показался в распадке слева, и еще один… Нет! Он не пойдет дальше! Вар опустился на теплый камень, лицом к зеленому морю саванны внизу. Он не пойдет…

«Неужели именно так рождается тот, кого называют „человек разумный“?! Двуногое существо втискивается между плотно упакованных экологических ниш, внушая окружающим: я не добыча и не конкурент вам. Оно очень плодовито, ведь самки способны к зачатию круглый год. Каннибализм как регулятор численности, как источник животного белка, как фактор отбора по принципу непохожести. Пламя разума возгорается из искры, высеченной неразрешимым противоречием: „Он такой же, как я, но не я…“

Противно.

Некто занес сюда амулеты, сделал „инъекцию праведности“ в эту реальность. И кормимые отделились от кормящих, появились ларги и сугги. Что будет с ними дальше? Они опять сольются, и возникнет общество, в котором будут рядом жить люди и… сверхзвери? Или импульса хватит, чтобы их пути разошлись навсегда?

Понятно, что способность к речевому общению со временем подавит и вытеснит способность к внушению. Но она не отомрет совсем, а сохранится в какой-то мере у каждого. Как и способность к убийству представителя своего вида. Если так всегда и везде, то кто мы? И я?»

Рассвета не было. Не было ничего, кроме белесого марева вокруг. Что ночь прошла, можно определить по ощущениям в мочевом пузыре и пустом желудке. Вар-ка поднялся и заковылял вниз, на ходу разминая затекшие мышцы: «Это будет то же самое место, но другое время».

* * *

Его разбудил знакомый режуще-рокочущий звук, долетевший из леса. Колдун открыл глаза, но остался лежать неподвижно на мокрой от пота подстилке. Он еще надеялся, он очень хотел поверить, что звук ему приснился, что он возник в полдневном сне из прошлого – из другой жизни в краю болот и озер.

Но звук повторился, старик обреченно вздохнул и сел на подстилке, скрестив тощие ноги. Все, все оказалось напрасным…

Чужак тоже зашевелился в своем углу хижины-навеса. Колдун поднял глаза и встретился с ним взглядом.

– Это они?

– Да… – уныло кивнул старик и в который раз стал рассматривать пришельца. Нет, все-таки он Человек – может быть, больной, уродливый, но, в общем, такой же, как Люди, почти такой же…

Чужак появился давно. Еще до жертвоприношения. Он не пришел и не приплыл – просто однажды Колдун увидел его в деревне среди Людей. Он сильно выделялся, но почему-то никто не обращал на него внимания! Высокий, широкоплечий, со светлой кожей, почти лишенной волос. На нем была такая же, как у всех мужчин, набедренная повязка-фартук из сухих листьев, но на ногах… какие-то странные приспособления, позволяющие не бояться колючек. И голова… Это было явное уродство: слишком широкий голый лоб, почти нависающий над глазами, и тонкие, неразвитые челюсти, как бы втянутые в череп, – ну и рожа! А сверху – Колдун такого еще не видел и не знал, что так бывает! – на черепе у него росли редкие, тонкие, прямые волосы цвета остывшего пепла! Старик потрогал свою плотную, жесткую шапку седых кудрявых волос и в который раз усмехнулся: бывает же такое!

В тот день Колдун долго смотрел на пришельца, но не подходил близко. Чужак почувствовал это и подошел сам. Показал в улыбке мелкие, слишком белые зубы и ткнул себя в грудь:

– Я – Вар-ка, а ты? Ты – Колдун?

Их взгляды встретились тогда в первый раз, и старику вдруг стало тепло и покойно: никакой это не чужак, он обычный, он очень добрый, в нем совсем нет зла, и хочется с ним говорить…

Было ли это колдовство, наваждение? Трудно сказать… Колдун был самым старым мужчиной в деревне, он жил уже долго, но только сейчас узнал, как это приятно – вспоминать то, что не может помнить никто из Людей в деревне, и говорить, говорить… А чужак слушал, улыбался, просил рассказать еще…

То, первое, место он помнил плохо. Кажется, там была река, берег реки, а лес состоял из очень высоких деревьев, под которыми всегда прохладно. Он жил в Доме Молодых вместе с другими мальчиками. Сначала взрослые приносили еду – ему и другим маленьким. Потом как-то незаметно оказалось, что он уже не самый маленький под длинным навесом, и ему перестали давать еду. Он начал вместе с подростками ходить на берег собирать улиток и ловить головастиков. Иногда они ссорились, даже дрались из-за еды. Это было нормально, обычно, но потом ему стало казаться, что старшие отбирают у него добычу чаще, чем у других, а он почему-то не может – это была обида, первое и, пожалуй, самое яркое воспоминание из давних…

А потом была тревога. Взрослые перестали смеяться, они ругались, о чем-то спорили друг с другом. Однажды утром он обнаружил, что почти все старшие подростки исчезли – осталось несколько самых слабых и робких. Постепенно жизнь стала налаживаться, но после сезона дождей опять что-то случилось. Из леса иногда слышались звуки, от которых, казалось, перестает биться сердце, хочется лечь и не двигаться. Взрослые разжигали большие костры, плясали, били в тамтамы, но звуки все равно раздавались ближе и ближе. И наступила ночь, когда никто не спал в деревне – колдун пел и плясал у костра до рассвета. Утром мужчины сняли свои ожерелья, браслеты, вытащили из волос перья и ушли в лес. Почему-то очень немногие взяли с собой оружие. Вечером вернулись лишь те, кто нес с собой копья. В знак скорби они опалили волосы и целый день лежали в своих домах без еды и воды. Жутких звуков в лесу больше не было слышно, но страх остался и не было радости.

На другой день они ушли – все, кто мог идти сам или висеть на шее матери. Это потом, став взрослым, Колдун узнал, что так уже было раньше, но тогда…

Они двигались в сторону, куда смотрят тени в середине дня. Это было долго, очень долго. До следующего сезона дождей. Когда встречалось мало еды, они почти не останавливались и шли, оставляя позади тех, кто ослаб или умер. Иногда на берегах маленьких рек и озер еды было вдоволь, и они много дней жили на месте, даже начинали строить дома-навесы. Но еда кончалась, и они шли дальше.

Помнил Колдун и первую встречу с чужими. Они тогда уже несколько дней жили на берегу большого болота или озера, заросшего так, что почти не осталось свободной воды. Там клубились целые тучи кусачих насекомых, и было много съедобных растений. Чужие появились утром: они были как Люди, только слова их почти непонятны, а тела разрисованы полосами белой и желтой глины. Они кричали, размахивали дубинками и копьями. Мужчины показали чужим свои копья, стали грозно кричать в ответ, но чужие не испугались, и Люди ушли. Потом эти чужие появлялись каждый день, пока они не перешли большую реку.

Первые дожди начались, когда они оказались между двух длинных гор. Здесь было мало больших деревьев и много мелких озер и болот. Еды было очень много, Люди радовались и строили навесы. Но дождь не кончался много дней, болота стали озерами, а озера выросли, слились друг с другом. Еды стало мало, и многие умерли, а потом… Потом опять появились наргaлы.

Колдун вздохнул, пытаясь отогнать безрадостные воспоминания. Он был тогда уже взрослым, у него было мужское имя, и старый Заклинатель учил его разговаривать с духами огня и воды, дождя и ветра… Наргалы появились, но была еще надежда, что они уйдут. Мужчины стали убивать крупных животных и относить их на поляну жертв. Пока от быка или оленя не останутся лишь клочья шкуры и груда раздробленных костей, пока с поляны слышен стук камней и визг дерущихся, можно жить спокойно.

Когда от жары стала сохнуть трава, когда исчезли стада быков и оленей, наргалы не ушли вслед за ними. Они остались возле деревни, и вопли их лишили Людей остатков покоя и радости.

И опять не помогли призывы к духам дня и ночи, огня и воды. Бурые, лохматые тени все чаще мелькали у самых домов, заставляя мужчин каменеть от ужаса, а женщин рожать до срока. Колдун еще не носил тогда ожерелья Заклинателя духов, но уже знал, что им нужно. Знал, потому что его учитель был стар, готовился перейти в мир Вечной Радости и рассказывал ему все.

Наргалы не умеют убивать животных – только Людей и друг друга. Они идут за стадами и поедают мертвых или убитых другими. Они наткнулись на деревню Людей и остались, а стада ушли. Они вернутся только перед сезоном дождей. До тех пор наргалам нечего есть, кроме… нас. Они съедят всех, а потом начнут убивать друг друга…

Есть только один способ, один выход. И так уже было не раз: нужно принести Большую Жертву и уходить. Пока у наргалов есть еда, они останутся на месте.

И опять Люди шли в сторону полдневных теней. Опять среди них почти не было мужчин и подростков.

– Мы пришли сюда, на край Большого леса, много сезонов назад. Очень много: вот его, его и ее еще не было, – Колдун тыкал пальцем в подростков на улице. – Здесь жили чужие, похожие на нас. Мы смогли прогнать их. Их было совсем мало. Здесь всегда есть еда. Даже когда идут дожди. Стада проходят там, далеко, очень далеко. Здесь не должно быть наргалов. Не должно. Но они пришли…

– Послушай, Колдун! Вон там, я видел, у вас такие загородки из палок. И в них были животные!

Старик самодовольно заулыбался, собрав на скулах пучки морщин:

– Я! Я придумал! Да… Старый не дошел сюда, и я стал Заклинателем, меня с тех пор зовут Колдуном. Я тогда много думал, сильно боялся: место новое, Людей совсем мало осталось, еды много, но охота плохая, а летом совсем не будет. Появятся наргалы – что делать? Долго думал: олени, буйволы, антилопы – они приходят и уходят. А если… не пустить! Маленьких взять и держать тут! Чтобы не ушли! Большого поймать трудно, а маленького можно – он потом вырастет. Да… Люди долго смеялись. Но забор построили. Маленьких ловить стали. Их туда пускали, они там жили. Многие умерли. Некоторые выросли, стали большие. Бык молодой забор сломал, убежал, другие остались, не ушли. Дети траву, листья рвали, им давали, и они не уходили – тут жили. А наргалы не появлялись. Дожди начались, еды стало мало, и Люди убили животных. Одного за другим. И съели! Хорошо: мясо вкусное, а бегать, охотиться не надо. Всем понравилось. Дожди кончились, и Люди опять стали ловить маленьких зверей.

– А, теперь я понял! Вы отдали всех своих животных, но наргалы все равно не ушли. Теперь придется… Послушай, я видел здесь много сильных мужчин. У них есть дубинки, копья! Неужели никто не пробовал сражаться с этими… наргалами? Если все равно умирать, так лучше в бою!

Старик горестно покачал головой:

– Как ты глуп, чужак, как глуп!.. При чем тут сила наших мужчин? Чем помогут им копья? У наргалов нет оружия. Только камни, которыми они разбивают кости… и головы. Зачем им оружие?

– Вот объясни мне, глупому! Неужели никто никогда не пытался сопротивляться? Прогнать наргалов? Не верю! Среди любого народа иногда рождаются очень сильные и смелые воины!

– Да-да, рождаются! Конечно, рождаются… Наргалы едят таких! Хорошо едят – свирепых, волосатых и сильных, как они! Больных, уродливых, слабых – не едят – боятся, наверное. Там, на озерах, был однорукий мальчик. Он родился таким. Он один вернулся с поляны Жертв. Они не взяли его.

– Неужели никто?..

– Учитель рассказывал… Давно… Когда он сам был молодым… Среди Людей был сильный мужчина. Очень смелый. Он не боялся наргалов. Он убивал их и заставлял других мужчин сражаться с наргалами. И убивал тех, кто не хотел…

– Ну? И чем кончилось дело?

– Его стали бояться больше, чем наргалов. Ему приносили жертвы: давали еду, всех женщин, которых он хотел, но он все равно был рядом, и всем было плохо. И Люди ушли.

– Как это? Не его прогнали, а сами ушли? Интересно…

– Ну, с ним осталось много женщин, детей, несколько мужчин остались. Остальные ушли. Это было очень давно.

– И с тех пор такие мужчины больше не рождались среди Людей?

– Не знаю. Может быть, и рождались. Но не вырастали. Или они среди тех, кто не захотел идти вместе со всеми, кто отделился в пути. Таких много.

– И сейчас среди вас нет воинов, способных превозмочь свой страх?

– Ты не понимаешь. Это сильнее, чем страх…

– И некому?..

– Некому.

– Ты будешь готовить Людей – мужчин, женщин, детей – для Большой Жертвы?

– Только мужчин и подростков… Остальных – не дам!

– Прости, если я обидел тебя, старик! Но почему… почему ты плачешь?!

– Потому что… Ты не поймешь этого… Не поймешь… Они – Люди… Они – мои!.. Они… я… Я ЛЮБЛЮ ИХ, Чужак!

* * *

К вечеру Вар-ка окончательно выбился из сил – проклятый лес! Проходимость, в общем-то, приличная, но двигаться в нужном направлении совершенно невозможно. За целый день он почти не продвинулся. Туда, к деревне Людей, он шел почти пять дней – выискивал, вынюхивал следы человека, а теперь ему нужно просто вернуться! А все ручьи, все тропы ведут куда угодно, только не в нужную сторону. И что делать? Уйти влево по склону? Лес там, кажется, жидкий, но придется то и дело спускаться и подниматься на водоразделы. Если только…

Если только двинуть вот по этому гребню, дойти верхом до истоков ручья и перейти на соседний водораздел. И по нему уже вниз. А он уводит как раз туда, куда нужно… или почти туда. По крайней мере, он окажется на территории, изображенной на карте Вилмы, и сможет хоть как-то ориентироваться! Но лезть придется высоко. Вдруг там, наверху, уже начинается зона этого самого… вариабельности-неопределенности?

«Вляпаюсь, как пить дать, вляпаюсь! – мучился Вар-ка. – Ну и что?! Не могу я тут – в джунглях, не могу!! Не мое это! Лучше горы… Вот переночую и буду подниматься!»

Он вздохнул, матерно выругался на языке Николая и стал продираться к ручью – ловить головастиков.

* * *

Похоже, что на сей раз он продвинулся очень далеко в будущее – изменился не только климат, но и рельеф. Склон стал более пологим и сглаженным, скальные выходы исчезли. Лес казался почти родным, даже попадались деревья с листьями точь-в-точь, как в реальности Николая или в его собственном мире. Вар-ка подумал, что теперь здесь, наверное, в году бывает холодный период, и, значит, туземцы голыми не ходят.

Присутствие поблизости людей он почувствовал примерно на середине спуска и без труда нашел их: две девушки и старуха, одетые почти одинаково. На них что-то вроде коротких юбок из шкур, запястья и шеи украшают амулеты из камней и ракушек. На ногах мягкая обувь, похожая на сапожки до середины голени. Волосы темные, но не черные – у молодых заплетены в несколько косичек, у старухи собраны в хвост на затылке, из которого торчат разноцветные перья.

«Дамы что-то ищут в траве на краю поляны: цветочки, что ли, собирают? – размышлял Вар-ка. – А молодые, кажется, ничего… Но что же с одеждой-то делать? По идее нужно опять изобразить себе юбку из куска шкуры, но кто знает, как у них тут ходят мужики? Штаны могут оказаться лишь диковинкой, а юбка на мужчине – грубейшим нарушением этикета!» В конце концов, он решил избавиться только от рубашки, а штаны оставить пока на себе.

Женщины заметили пришельца не сразу. Они стояли к нему спиной и были очень заняты: старуха что-то властно и раздраженно бубнила, а молодые напряженно слушали, боясь пошевелиться.

Вар-ка растянул губы в улыбке, сконцентрировал во взгляде и голосе всю оставшуюся у него любовь к людям и произнес по-русски:

– Здравствуйте, милые дамы!

Ровно полсекунды шока, потом дружный вопль, и девиц не стало – только мелькнули в кустах загорелые спины. А вот старуха бежать и не пыталась: как-то так хитро передернулась, замерла и уставилась на пришельца. Кому как, а Вар-ка все это было очень понятно: тетка не чувствует себя потенциальной добычей и не желает бояться. Возникло нечто, и она готова дать отпор: в руке у нее какое-то оружие, но она им не пугает противника, а наоборот – прикрывает, прячет, чтобы не сразу заметил.

Вар-ка с трудом отвел глаза и, продолжая улыбаться, отступил на два шага. В правой руке туземки была зажата игла. Или, скорее всего, шип какого-то растения длиной сантиметров двадцать. Она шевельнула кистью, и игла исчезла в складках шкуры, изображающей мини-юбку.

– Гану ора ту ааку-ли?! – хрипло и властно произнесла женщина.

Вар-ка перевел интуитивно, но явно без ошибки: «Какого …?!» И, продолжая улыбаться, начал «колдовать»:

– Не надо так сердиться, девушка! Такая красивая, обаятельная и такая злая! Ну, зачем же так? Я хороший: теплый, пушистый и мягкий. Вы очаровали меня, и я рискнул подойти познакомиться. Я – Вар-ка! А вы кто?

Она ответила длинной фразой, в которой не было доброжелательности, но и прежней волны агрессивности – тоже. Вар-ка напрягся изо всех сил и, кажется, что-то понял. Примерно так: она не то, она не такая – он обманывает, и, вообще, шел бы он куда подальше!

Это был явный успех, и он, конечно, никуда не пошел, а медленно опустился на корточки и, непринужденно жестикулируя (пусть видит пустые руки!), понес всякую ерунду на разных языках: плевать на текст, лишь бы она заговорила, лишь бы стала отвечать.

И контакт получился! Даже как-то подозрительно легко получился: минут через десять Вар-ка уже не понимал, кто кого приручает. Может, зря он подсыпал в свои заклинания столько эротики? Как-то она так поглядывает… Но ему же нужен местный язык, а она не уходит: ей, похоже, самой интересно. Вот только что именно?

Более внимательный осмотр показал, что туземка, пожалуй, еще не старуха, но, вероятно, собирается скоро ею стать. Росту в ней метра полтора, тощая – ребра проступают, а на руках мышцы, как у тренированного подростка. Кожа местами дряблая, но довольно светлая, волосы заметны только на ногах. На грудь лучше не смотреть – хочется подарить ее хозяйке лифчик. От ключиц до корней волос сплошное красно-сине-желтое цветовое пятно, которое, похоже, не смывается, это – татуировка! В профиль видно, что лоб широкий, нос с высокой переносицей, подбородок волевой. В общем, красотка!

Еще минут через десять Вар-ка рискнул произнести фразу на ее языке. А чуть позже женщина аккуратно собрала в кожаную торбу рассыпанные травки-цветочки и почти ласково каркнула:

– Пошли!

Двигалась она по лесу в своих мокасинах как-то удивительно грациозно и ловко. Вар-ка шел за ней и казался сам себе неповоротливым увальнем. При этом женщина не переставая бурчала себе под нос какую-то бытовую чушь: о молодежи, которая от рук отбилась, о воинах, которые все тупицы и раздолбаи, о девках, которые ничего не понимают, не хотят учиться и чуть что писаются от страха, и так далее. Вар-ка вслушивался, вбирал в себя ее речь и даже не пытался спрашивать, куда и зачем они идут.

А шли они довольно долго: спускались по склону, переходили ручьи, опять поднимались, пару раз выходили на тропу, но быстро с нее сворачивали. Ориентироваться было трудно – обзора под деревьями почти никакого, но женщина шла уверенно, и Вар-ка махнул рукой на географию: «Потом разберемся!»

В конце концов после длинного подъема наискосок по склону они оказались на небольшой открытой площадке. Вид отсюда открывался замечательный: впереди расстилалась равнина, покрытая зеленовато-желтой травой с небольшими пятнами леса. По равнине к горизонту текла небольшая речка. Вдали ее низкие берега заросли лесом, а здесь, ближе к горам, русло пряталось в каньоне, который становился все глубже и глубже. Водораздел, где они находились, ниже превращался в пологий, заросший травой вал, как бы срезанный стенкой каньона.

Расклад по рельефу Вар-ка понравился: равнина, река, перевал – самое место для охоты на копытных. Если они двигаются вдоль реки, то здесь их и нужно караулить. Вот только то, что происходит внизу – метрах в восьмидесяти по прямой, – совсем не походило на охотничью засаду.

Здесь же, на площадке, открытой всем ветрам, находилось кострище, огороженное крупными камнями, и нечто вроде маленького шалаша или вигвама, накрытого полотном из нескольких шкур, грубо сшитых полосками кожи. Женщина, в отличие от Вар-ка, глазеть по сторонам не стала, а сразу опустилась на колени и стала дуть в угли, которые казались совершенно безнадежными. Тем не менее вскоре запахло дымом, появился огонек.

– Скажи мне… Тай-лю, почему они там? Зачем?

Женщина поднялась с колен, подошла к краю и мельком глянула вниз.

– Все сидят! – буркнула она и добавила что-то длинное и явно неуважительное.

Вар-ка понял только упоминание о гнилых обломках упавших деревьев: «Старые пни, значит!» Между тем картинка внизу была интересной – прямо эпизод из фильма про Дикий Запад, хотя на индейцев эти ребята не похожи. Женщина вернулась к костру, а Вар-ка стал всматриваться.

На поляне расположились три группы воинов человек по восемь-десять в каждой: набедренные повязки, бусы, перья, копья, дубинки, даже, кажется, луки! Кто-то лежит, кто-то сидит, кто-то, явно скучая, ходит туда-сюда, но к соседней группе не приближается. В центре, на перегибе склона, прямо на траве вяло горит маленький костер, возле которого застыли три неподвижных фигуры. На них накидки из шкур, а на головах какие-то сложные сооружения из волос, растений и все тех же перьев. За спиной и чуть сбоку каждого из троих сидит воин. Эти нормальные полуголые и шевелятся, но навешано на них всякого добра явно больше, чем на остальных.

Женщина наладила костер, подошла и дернула Вар-ка за штаны сзади:

– Снимай! Мужчина так не должен!

– Погоди. Расскажи мне про них, расскажи! Мне очень интересно, мне очень важно! Расскажи!

– Зачем тебе?

– Ну… это… Я шпион! Да, я – шпион, расскажи мне про них!

– Ты – Вар-ка. Сам сказал: Вар-ка!

– Да, да, Вар-ка, но я шпион, и мне обязательно нужно знать!

Он прямо взмок на прохладном ветру, пытаясь внушить ей желание говорить: «Черт побери, она что, поддается, только когда хочет сама?!»

Женщина вернулась к костру, потрогала кособокую глиняную плошку с жидкостью и, вероятно, решила, что та еще не согрелась. Подошла:

– Ты странный шпи-он Вар-ка! Зачем? Ладно! Это говорят Хоирмы, Уртаи и Мартиху.

– Как? Как ты сказала?

– Не понимаешь? Ты что?!

– Не понимаю! Покажи, объясни! Ты такая красивая, такая умная, ты можешь хорошо объяснить, все показать!

– Ты врешь! – польщенно фыркнула женщина. – Смотри и слушай, глупый Вар-ка: Хоирмы – это…

Дальше пошла пантомима: хобот и бивни – слон или мамонт; короткие кривые рога, шерсть, копыта – бизон или буйвол; гордо поднятая голова, большие растопыренные рога – это, безусловно, олень или лось.

– Какая ты молодец, Тай-лю! Там разговаривают Слон, Бизон и Олень? Да? И давно они? А о чем?

Женщина, похоже, смирилась с неизбежным, или Вар-ка наконец пробил ее оборону:

– Эти старые пни сидят тут давно. Три дня сидят! Они мирятся. У них разговор. Всегда воевали, всегда убивали друг друга. Теперь говорят, теперь мирятся. Потом опять воевать будут! И детенышей учат, у……. – она произнесла что-то оскорбительно-непристойное.

– Почему ты злишься на них, Тай-лю?

– Я злюсь? Я не злюсь! Ты сказал – я добрая. Да, конечно!

– Они плохие? Они обидели тебя? Ай-я-яй, они обидели тебя!

– Они?! Меня?!

И она заговорила. И не просто заговорила: появился посыл, эмоциональная волна, желание, чтобы слушатель обязательно понял и проникся, – как раз то, что нужно!

– Это – мои мужчины, мои мужья. Я родилась, выросла у оленей. Я стала красивой, вождь взял меня в свой дом. Мне все завидовали. Я родила дочь, потом сына – вон сидит, Малый Олень зовут. Слоны напали на оленей, была битва. Погибло много мужчин, слоны победили. Большой Слон выбирал себе женщин. Он взял меня – я была красивая. Долго жила в доме вождя. Два сына родились. Один умер, другой вон сидит, рядом с отцом – Малый Слон зовут. Потом, зимой, олени договорились с бизонами. Вместе напали на слонов. Убили много. Дома разрушили. Делили добычу. Большой Бизон хотел меня. Вождь оленей не отдал. Большой Бизон обиделся, напал на оленей. Долго дрались, много воинов погибло – все сильные мужчины. Одни мальчишки остались. Никто не победил. Я опять жила в доме Большого Оленя. Долго жила – мальчишки стали воинами, тогда Бизон пошел к слонам. Они вместе напали на оленей. Почти всех мужчин убили. Большой Слон хотел опять меня взять, но Бизон не отдал. Большой Слон обиделся…

– Он договорился с оленями, и они вместе напали на бизонов, да? И кто кого?

– Они не победили бизонов! Большой Бизон очень хитрый вождь, великий воин! Было мало мужчин, но он приготовил много стрел, много копий. Он заманил оленей, слонов в реку. Они плыли, бизоны стреляли, бросали копья. Малый Бизон тоже стрелял. Совсем маленький был – ни в кого не попал!

– Ты и Большому Бизону родила сына?

– Три сына. Один живой. Сильный, хитрый, как отец!

– Это, я так понимаю, вон тот, рядом с папашей?

– Да, ты видишь его.

– А дальше? Потом что было?

– Потом? Потом Большой Бизон помирился со слонами. Дал много украшений, дал много молодых женщин. Меня отдал. Я опять жила в доме Большого Слона.

– И долго жила?

– Долго. Пока у слонов не стало много сильных воинов. Тогда они решили одни, без бизонов напасть на оленей. Большой Бизон узнал, обиделся и пошел мириться с оленями. Большой Олень был рад. Он вместе с бизонами напал на слонов. У слонов погибли почти все воины…

– И кому же ты досталась на этот раз? Оленю или Бизону?

– Я осталась у Большого Слона.

– Это почему же?

– Олени, бизоны победили. Вожди спорили. Потом решили: один возьмет Тай-лю, другой обидится. Пусть не возьмет никто. Я осталась в доме Большого Слона.

– Ну, хорошо, но ты же не скажешь, что на этом все кончилось?

– Ничего не кончилось. Потом Большой Слон стал мириться с оленями. Сказал: даст украшения, даст женщин, даст Тай-лю. Большой Олень согласился. Взял украшения, взял женщин. Тай-лю не взял.

На этом ее порыв, казалось, угас. Женщина вздохнула и сплюнула на землю. Подошла к костру, потрогала плошку и отдернула руки: продукт явно перегрелся, и она переставила его подальше от огня.

– Послушай, да ты просто демоническая женщина! Получается, что из-за тебя три племени много лет резались, убивали друг друга!

– Да, я так думала: я красивая, хорошо любить умею, другие так не умеют, я травы знаю, зелье сделать могу, другие не могут. Мужчины меня хотят, других не хотят – из-за меня воюют, убивают.

«Ну, вот, сейчас она распустит нюни и надо будет ее утешать», – подумал Вар-ка и ошибся – Тай-лю лязгнула зубами:

– Нет! Не из-за меня! Я старая стала. Меня не хотят. Других жен взяли. Молодых, красивых! У них много жен. Умные есть, глупые есть. Одни ничего не умеют, другие хорошо любить умеют – я учила! А они все равно воюют! Убивают олени бизонов, бизоны слонов, слоны оленей, бизонов. Опять, снова, всегда. Они войну любят! Да!

– Им что, больше нечем заняться?

– Не понимаешь? Ты не воин?! Большой, сильный – не воин?! Или ты женщина?

– Конечно, не женщина! Ты что?! Просто… ну… понимаешь… Не нравится мне это!

– Не нравится?! Идти по следу врага, тихо идти и ударить! Сидеть в засаде, долго сидеть – потом кричать, пускать стрелы! Или когда вместе, когда много и все сразу: выскочили, кинулись – они убегают – и бить, бить! Не нравится?!

– Ну, что ты заладила? Да, не нравится! – заявил он и вздрогнул от прикосновения ее пальцев. Она трогала шрамы на его груди и плечах:

– Врешь, Вар-ка! Ты – воин, ты многих убил. Тебя тоже убивали. Не смогли. Я вижу.

– Ладно, пускай, хорошо… А чего они сейчас-то сидят?

Однако эта тема женщине явно надоела. Она пренебрежительно махнула рукой:

– А!.. Договариваются. Мирятся. Летом жарко было. Дождей мало было, травы мало. Звери быстро уйдут, потом зима. Воевать нельзя, охотиться вместе надо. Потом опять воевать можно.

Тай-лю вернулась к костру. Плошка с варевом, вероятно, уже остыла, и она переставила ее на соседний камень. Поболтала пальцем в бурой жидкости и с некоторым сомнением посмотрела на Вар-ка. Потом решительно вытерла палец о юбку и пошла к шалашу. Не залезая внутрь, она пошарила руками и вытащила на свет две довольно уродливые посудины, напоминающие кособокие миски – одна побольше, другая поменьше. С большой посудиной в руках она отправилась куда-то в кусты и вскоре вернулась, осторожно ступая, чтобы не разлить воду. Часть воды отлила в миску поменьше и стала пристраивать обе посудины над огнем. Когда это удалось, она еще раз сходила в шалаш и принесла пучок какой-то сухой травы и короткую корявую палку – кажется, это был высушенный до деревянной твердости кусок мяса. Несколькими ударами плоского камня она раскрошила его и ссыпала в большую миску, а в маленькую отправила половину пучка травы, предварительно растерев ее между ладонями. Потом она опять с сомнением посмотрела на Вар-ка, вздохнула и отправила в миску остальную траву.

Тай-лю закончила свои манипуляции вокруг костра и встала с колен. Она плотоядно усмехнулась в лицо Вар-ка и стала развязывать полоску кожи, которая поддерживала кусок шкуры на ее бедрах. Оставшись в одних мокасинах, она зачерпнула горстью содержимое первой плошки, плеснула себе на грудь и двумя руками принялась втирать в кожу. Ветер с равнины почти стих, и можно было почувствовать резкий, не слишком приятный запах бурой жидкости, смешанный с запахом женщины, которая хочет. Их взгляды встретились, и отвести глаза Вар-ка смог почему-то не сразу.

«Да она же колдует, стерва! Колдует, как… я! – запоздало догадался он. – Коля, наверное, сказал бы, что тетка использует легкий гипноз-внушение в сочетании с парфюмерией, которая действует на рефлекторном уровне, или что-нибудь в этом роде. И ведь действует, черт побери!»

Что это – действует, не заметить было трудно. Тай-лю удовлетворенно хмыкнула, подошла, опустилась перед Вар-ка на колени, положила руки ему на ягодицы:

– У тебя странная одежда. Она мешает тебе!

Да, штаны явно мешали. Вар-ка покорно вздохнул и стал расстегивать ремень…

Чуть позже она облизала разноцветные губы и подняла на него глаза:

– Ты сильный, я знаю. Ты давно не был с женщиной. Пошли!

И она потянула его к своему шалашу. Это был не худший вариант: там, по крайней мере, темно…

Солнце снаружи еще не село, когда Вар-ка в некотором смущении промычал:

– Ну… это… Все, кажется! Мне не семнадцать лет.

В ответ Тай-лю что-то пробурчала, явно выражая сомнение в его словах. Она забросила на крышу край шкуры, закрывающий вход, вылезла и принесла от костра большую миску, где в теплой воде плавали раскисшие, размокшие обломки вяленого мяса. Потом наступил черед плошки с травой. Впрочем, саму траву – какие-то сушеные цветочки – Тай-лю выгребла пальцами и принялась жевать сама. Для Вар-ка осталось несколько глотков желтоватого настоя. «Ага, стимулятор какой-нибудь!» – сообразил он, но отказываться не стал. И тут же пожалел об этом: безобидная на вид жидкость оказалась ядовито-вяжущей! Старая колдунья просто покатывалась со смеху, глядя, как он, в голом виде, мечется по площадке, держась за горло, плюясь и ругаясь на десятке языков. Он готов был выплюнуть отраву вместе со слизистой оболочкой рта и пищевода, но ничего не получалось. Спасли его только остатки воды из миски, в которой замачивалось мясо.