Текст книги "След кроманьонца"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Иногда Николай доставал из кармана свои дешевые электронные часы, удивлялся их неуместности здесь и тому, как медленно движется время. Его не выпустили ни через час, ни через три, ни через восемь…

Когда становилось совсем плохо, он выползал на четвереньках из норы, глотал относительно свежий воздух, тер слезящиеся глаза. Несколько раз пытался заговорить с коротышками, теми же или другими, объяснить им, что он устал, что больше не может. И каждый раз ему отвечали одно и то же: копай, двигайся вперед, и все будет хорошо. Можешь не работать, но тогда не будет ничего.

Его никто не подгонял, он мог отдыхать, сколько хотел, но еды не давали – только воду. Он не понимал ни цели, ни смысла этого занятия, оно казалось бесконечным, оно было явно длиннее, чем жизнь. Может быть, действительно он должен работать, пока не умрет, как тот, первый? А после смерти, по их вере, ему будет хорошо? И Николай опять лез в нору, снова расшатывал куски песчаника. Он чувствовал, что уже безобразно заузил проход, но ничего не мог поделать.

Сколько же это могло продолжаться? Несколько суток? Вряд ли… Он почти ослеп и оглох, его тошнило желчью, он задыхался, стены уже касались плеч, голову придавил свод. Мелькнула невнятная мысль, что скоро он просто застрянет тут и не сможет вылезти назад… А плевать! Уже все равно…

Отключиться, потерять сознание не давала мучительная, пронизывающая все тело боль в пальцах – Николай давно стер их до мяса. Но теперь боль стихает, и скоро, совсем скоро можно будет…

Он пытался его ухватить, подтащить к себе, но камень не слушался. Заляпанный кровью, он выворачивался, выскальзывал из рук. В раздражении Николай пихнул кулаком непослушный обломок от себя, потом попытался ухватить снова. Камня на месте не было. Куда он мог деться? Опираясь на локти, Николай протиснулся еще на несколько сантиметров вперед, пошарил руками – и здесь, и там еще не расшатанные, плотно упакованные остроугольные куски песчаника, а вот внизу почему-то ничего нет. Полость, пустота в толще горной породы? «А разве в песчаниках бывают полости? Вот такие? Плевать, уже все равно».

Николай долго лежал, пристроив голову на вытянутые вперед руки. Перед глазами плыли светлые пятна. Почему пятна? Его «подсобники» меняют выгоревший факел там – сзади? Толку-то? Он уже почти заклинился в этой норе, теперь свети, не свети. Только главная ошибка не в этом. Его же привели сюда отдохнувшим и сытым, он мог взбунтоваться, мог попытаться вырваться. Скорее всего, ничего бы не получилось, зато он бы умер достойно. Да, он не боец, не воин, он упорно надеялся, что все обойдется, а потом на сопротивление сил не осталось – как глупо… Вот уже и дышать становится не обязательно: он не напрягает грудную клетку, и ему хватает. Так постепенно и все…

«Но почему пятна? – слабо беспокоил вопрос. – Это даже не светлые пятна, а наоборот – темные пятна на светлом фоне. На светлом… Почему светлом? Светлый – это когда свет».

Надежда не сбывалась: он то засыпал или терял сознание, то вновь начинал различать смену слабого света и тьмы, а смерти все не было. В конце концов боль в неестественно вывернутых суставах стала невыносимой, и Николай решил, что нужно кончать. Кое-как он нащупал не слишком острую опору для локтей, потом для коленей, выдохнул и резко продвинул тело вперед. А потом, не вдыхая, еще раз!

«Пожалуй, достаточно: теперь грудная клетка сдавлена так, что дышать невозможно. Значит, осталось терпеть всего несколько минут», – облегченно подумал он и попытался вытянуть руки, чтобы пристроить на них голову. Что-то посыпалось, придавило предплечья. Николай освободил их и понял… Потом он стоял на четвереньках у стены, на груде обломков, которые больно впивались в колени. В тусклом свете факелов мимо шли и шли полуголые низкорослые люди с кожаными коробами за спиной. Он видел их ноги в сапожках, обмотанных ремнями на подъеме, слышал их голоса. Он явно мешал им тут, в узком проходе, но они, кажется, не сердились.

С третьей или четвертой попытки Николай встал на ноги. Привалился плечом к стене и сделал шаг вперёд. Встречные обходили его, иногда что-то говорили друг другу, показывали на него пальцами. А он, ободренный удачей, сделал еще шаг.

Стена поворачивала, но ему было все равно – опираясь на нее, он не падал, и это было главным. Вряд ли он прошел больше десяти-пятнадцати метров, когда понял, что видит перед собой в полумраке что-то знакомое: на стене висит куртка, рядом на корточках сидят и улыбаются его «подсобники» – носильщик и грузчик.

Кто, как и куда его вел, Николай не запомнил. Кажется, по дороге он несколько раз падал и терял сознание.

А потом… Потом был свет, была теплая вода и много маленьких ласковых рук. Его мыли, чем-то мазали разодранные пальцы и многочисленные ссадины на голове. А еще была женщина или девочка, которую не портило полное отсутствие волос на голове. Она протягивала ему на узкой ладони два серых шарика. Николай проглотил их и сразу почувствовал жжение в пустом желудке. Оно быстро прошло, и мир вокруг стал ослепительно, лучезарно прекрасен.

– Ты звал меня, Старший Жрец?

– Да, я звал тебя, Средний Жрец. Готов ли ты говорить?

– О да, Старший Жрец! Я отвечу на твои вопросы, не утаив своих мыслей.

– Хорошо… Садись, это будет долгий разговор. Ты знаешь, о чем я хочу спросить тебя?

– О да, Старший Жрец! Приближается время принесения Жертвы, и нужен достойный. Холод и зной наверху уже дважды сменили друг друга с тех пор, как я взвалил эту заботу на свои плечи.

– И что же ты скажешь мне теперь, спустя два цикла?

– Я нашел пятерых среди Добывающих.

– Пять – это все равно, что двадцать или сто!

– О да, Старший Жрец. Я знаю, что нужен только один и лучший. Кроме того, я перебрал всех Несущих и Насыпающих, однако и среди них не оказалось достойного. Наверное, мы давно не вливали свежую кровь.

– Ты не опускаешь глаз, Средний Жрец. Значит?..

– Да, мне кажется, я нашел его. Хочу, чтобы ты одобрил мой выбор.

– Говори!

– Пятый караван с юга опять привел рабов. Мы отказались от них, но Младший Жрец осмотрел людей. И выбрал троих.

– Младший Жрец…

– Много циклов назад в шестой нижней системе был начат новый проход. Потом от него отказались. Один из чужаков сделал его.

– Ему двигались навстречу?

– О, Старший Жрец! Трудно поверить, но он работал один и не знал, что впереди. Остальные умерли. Этот тоже был почти мертв, когда вышел наружу.

– Действительно, поверить трудно. Неужели он из Внешнего Мира?

– О да, Старший Жрец! Достаточно увидеть его, чтобы рассеять сомнения. Этот человек, пожалуй, вдвое больше любого из нормальных людей – Добывающих или Несущих!

– Странно… Это ты придумал такое испытание или?..

– О, Старший Жрец!

– Значит, Младший… Что ж, если ты однажды ошибешься…

– Я не ошибусь, Старший Жрец!

– Посмотрим. Ты еще что-то хочешь сказать о нем?

– О да, Старший Жрец, о, да! Мне пришлось поместить его среди Добывающих. Уже почти пятьдесят малых циклов он живет среди них.

– Богиня дает свою плоть чужаку?! Человеку из Внешнего Мира?!

– О да, Старший Жрец, о, да! Богиня милостива к нему.

– Но почему?!

– Мне трудно ответить. Старейшины Добывающих говорят, что Большой обладает Знанием и Умением. Секреты и навыки, что передаются из поколения в поколение, ему известны.

– Странно… Он говорит?

– О да! Не прошло и десяти малых циклов, как он обрел слух и речь. Я знаю, что так не бывает, но это – истина. А Слуги Жизни…

– Что Слуги Жизни?

– Они говорят, что уже двенадцать женщин понесли от него. Он щедро раздает свое семя.

– Что ж, если все это правда, то чужак вполне может стать Достойной Жертвой. Но не забыл ли ты о том, что Жертва должна понимать, знать и приветствовать свою участь?

– О да, Старший Жрец! То, что я рассказал, не вызвало твоего гнева. Значит, я могу действовать дальше.

– Ты хочешь рассказать ему все?

– О да! Я расскажу ему все. Он поймет и с радостью пойдет к ней!

– Но он же дикарь!

– Он умен, Старший Жрец.

Ночь и день – это понятия для мира, где есть солнце. Там, где его нет, они бессмысленны. Часы, вопреки всему, работали, но Николай смотрел на них все реже и реже. Зачем? Здесь некуда спешить, здесь нельзя никуда опоздать.

Они просыпались на коровьих шкурах в низком широком зале, где никогда не гаснут факелы. Их будили маленькие бритые наголо женщины. Они приносили еду – большие плоские блюда с вареным мясом. Его нужно есть руками, а бульон хлебать подобием глиняной ложки или черпака. Женщины улыбались приветливо, а мяса было вволю. В первые дни Николай ел очень много и даже стеснялся этого. Но женщины улыбались и приносили еще. Наверное, он им нравился – такой большой и сильный по сравнению с окружающими. Его аппетит, кажется, их забавлял: сколько же может съесть этот дикий человек и не лопнуть? Впрочем, эффект хронического голода на мясе был Николаю известен по прежнему опыту: когда с обычного рациона переходишь на чисто белковое питание, первое время есть хочется постоянно, но это быстро проходит. Ни компота, ни чаю здесь не полагалось – только вода.

Потом все дружно шли в забой, в смысле – на работу. Николаю понадобилось не меньше пяти спусков, чтобы хоть как-то разобраться в здешней организации труда. За исключением зала наверху, он все время видел, да и то в полумраке, очень ограниченное пространство, а рядом находилось не более двух-трех человек. Общий же смысл жизни этого подземного муравейника он понял почти сразу – добыча медной руды! Когда-то давно по трещинам в породе сочились растворы, которые оставили после себя участки, обогащенные минералами меди. Большинство их названий Николай уже не помнил, да и трудно было что-либо разглядеть при таком свете. Уверенно он определил только малахит, встречающийся в виде мелких почек и натеков.

Одинаковые на первый взгляд коротышки-гномы были четко разделены на своеобразные касты по специальности. Так, например, те, кто занимался проходкой тоннелей-штолен, никогда не утруждали себя проблемой вынутой породы. Для этого существовали другие группы: породу вручную сортировали и загружали в кожаные короба носильщиков. Каждому доставалась порция килограммов 10-15, не более. Вероятно, пустая и обогащенная порода относились в разные места, но куда – Николай не знал. Сам он, кажется, оказался причисленным к касте тех, кто добивал руду – именно руду, а не пустую породу. Сами себя эти люди называли Добывающими.

Когда он первый раз вместе со всеми спустился в рабочую зону, ему предложили уже знакомый костяной клин и короткую каменную кувалду. Где именно надо работать, ему не показали, и он, взяв плошку с закрепленным фитилем, стал осматривать стены узкого штрека. Одна из трещин показалась ему перспективной, и он стал ее расширять при помощи клина. Оказалось, что он угадал: в глубине было гнездо или пятно песчаника, насыщенного зелеными минералами меди. Николай начал вываливать эту зеленую дроблёнку на пол и через некоторое время услышал позади себя одобрительный гомон. Вскоре возле него уже сидели два «подсобника» – с коробом и лопатой. В конце концов Николай расковырял довольно приличную нишу, и дальше работать стало неудобно – нужно было переходить на разборку вмещающей породы, чтобы обеспечить доступ к остаткам руды в гнезде. Как только на пол упали первые глыбы пустого песчаника, коротышки вновь загомонили. Знаками они объяснили:

– Это должен делать не ты.

– А я что? – удивился Николай.

– Что хочешь и где хочешь! – ответили ему.

Николай пожал плечами, подобрал свой инструмент и стал искать новое перспективное место. «Дня» через два он опять забрел в знакомый штрек: весь участок стены, из которой он выколупывал руду, был снят сверху донизу, но пятно зеленой дроблении никто не тронул – похоже, оставили специально для него.

Часы свои Николай в конце концов раздавил прямо в кармане. Последнее, что он смог установить с их помощью, это продолжительность рабочей смены; не менее десяти часов, но не более двенадцати. Ни перекуров, ни перерыва на обед не предусмотрено; нет, правда, и гонки – копайся себе потихоньку.

Кто и как подает сигнал к окончанию работы, Николай так и не понял. Просто наступал момент, когда коротышки начинали переговариваться более оживленно, а потом потихоньку стягиваться к наклонному тоннелю, ведущему вверх. По дороге вдоль стен складывались инструменты. В одном из коридоров, например, выстраивался длинный ряд кожаных коробов для переноски породы, а напротив такой же ряд костяных совков-лопаток грузчиков. Кувалду и клин Николай оставлял в общей кладке и в следующий раз брал не свой вчерашний инструмент, а первый попавшийся – и никто не возражал.

Они шли по наклонному тоннелю, поднимаясь все выше и выше. Николай видел только сутулые спины двух-трех идущих впереди коротышек и был занят, в основном, тем, что подныривал под выступы свода» чтобы не стукнуться головой, – его рост, невеликий в родном мире, здесь был явно чрезмерным. На одной из развилок их встретил человечек в знакомом кожаном балахоне. Когда Николай поравнялся с ним, человечек тронул его за плечо и молча указал на правый тоннель. Туда сворачивали немногие, и Николай последовал за ними.

Постепенно воздух стал влажным и теплым. Под догами захлюпало, возник и окреп целый букет новых запахов, среди которых доминировал, пожалуй, запах сероводорода, который трудно с чем-то спутать. За очередным поворотом Николай чуть не наступил в большую корытообразную лужу, в которой с блаженной улыбкой лежал совершенно голый коротышка. Метров через пять обнаружилось еще одно занятое корыто, потом еще одно. У первого же пустого корыта шедший впереди человечек остановился и стал развязывать ремни на сапогах. По всей видимости, следующая свободная ниша предназначалась ему, Николаю.

Для рук вода показалась горячей, а для тела – в самый раз. Николай вытянулся, позволяя воде течь через грудь, и попытался расслабиться.

Он лежал и смотрел на низкий потолок до тех пор, пока не послышались тихие шлепки босых ног и приглушенный говор. Женщины шли вереницей по коридору. Они были обнажены, острижены «под ноль" и очень похожи друг на друга – маленькие и крепкие. Та, что залезла в ванну к Николаю, вряд ли переросла сто сорок сантиметров, а ее груди напоминали слегка спущенные теннисные мячики. Ей хватило нескольких движений руками, чтобы у Николая научный интерес к происходящему сменился совсем другим интересом. Довольно воркуя, женщина заинтересованно и нежно, как большую ценность, ощупала восставшую плоть и, пристроившись сверху, медленно, как будто боялась сломать, ввела её в себя.

Его, конечно, надолго не хватило. Женщина блаженно застонала и легла ему на грудь. Она что-то лопотала некоторое время, а потом выбралась из воды и ушла. Николай собрался уже вылезать из каменной ванны, когда появилась другая. Ее бедра были чуть шире, а грудь крупнее. Процесс повторился, хотя, конечно, был более длительным. Когда ушла и она, Николай решил немного понежиться в одиночестве, может быть, даже вздремнуть… Ему не дали: вместе с ним в теплом корыте оказалось сразу две женщины – тонкая хрупкая девочка с едва наметившейся грудью и вполне зрелая матрона с развитыми бедрами и бюстом. Они занялись Николаем в четыре руки и четыре ноги. Похоже, предшествующее было лишь разминкой! Та, что постарше, обнаружила удивительное знание мужских эрогенных зон, даже тех, о которых Николай и не подозревал. А молодая от нее не отставала…

Когда и они ушли, вылезать из воды уже не было ни сил, ни желания. Он чувствовал себя пустым и выжатым, словно тюбик из-под зубной пасты.

Видимо, он задремал, голова сползла слишком низко, и вода попала в нос. Николай закашлялся и открыл глаза. Перед ним на коленях стояла очередная голышка и протягивала на узкой ладони маленький серый шарик. Николай потянулся губами и проглотил его. В желудке возникло приятное слабое жжение. Еще пара минут, и мокрый полутемный тоннель стал высоким и светлым, а женщина перед ним – невероятно, ослепительно красивой! И он хотел ее, хотел так, что аж ломило в мошонке: «Иди, иди скорее ко мне, милая!..»

В конце концов он вернулся в жилое помещение и долго мотался по огромному светлому залу, где на полу на мягких шкурах занимались любовью маленькие мужчины и женщины. Николай с наслаждением вдыхал запах факельной гари, пота, мужских и женских выделений. Он жевал тонкие, почти прозрачные ленты полусырого мяса, пил теплую солоноватую воду, снова ходил. Ему улыбались, и он улыбался в ответ. Потом он уснул на свободном месте у стены и видел теплые, бессмысленные и радостные сны.

Когда он проснулся, голова была пустой и легкой, очень хотелось есть. Николай долго и обстоятельно набивал желудок мясом, а потом пошел вместе со всеми вниз. Там он взял инструменты и стал искать подходящее место. По окончании «рабочего дня» на пути в жилой зал он увидел на знакомой развилке все того же кожаного человечка. Николай встретился с ним глазами, кивнул и свернул в правый тоннель. Всё повторилось.

И повторялось снова и снова… Николай даже не заметил, когда начал понимать их речь и пытаться говорить сам. Скорее всего, это сработал лингвотренинг Вар-ка – что-то в подсознании включилось само.

Нет, он сдался не сразу! Какое-то время он еще анализировал окружающий мир, пытался понять свое место в нем. Так, например, выяснилось, что теплые ванны после работы положены не всем, а только тем, кто занят рудными гнездами, – простые проходчики, носильщики и грузчики в правый тоннель не сворачивают. В большом зале вместе с ним спят и едят только проходчики и добытчики, а остальные занимаются этим где-то в другом месте. Кроме одежды, личного имущества ни у кого нет. Сломанную кувалду или клин можно бросить, а взамен взять новые на том же месте у подъема – там всегда лежат исправные, а поломанные заберут носильщики.

Однажды Николай обнаружил себя стоящим в углу жилого зала возле входа в наклонный тоннель, идущий вверх. По его представлениям, помещение находилось где-то рядом с поверхностью, однако ни света, ни движения воздуха по проходу не наблюдалось, а на ступеньках-лунках лежал толстый слой пыли. Ему показалось это смешным: надо же, такая большая дыра, такие удобные ступеньки, и никто ими не пользуется! Он обратился к людям:

– Почему туда никто не ходит?

– Зачем? Там же ничего нет! – ответили ему с удивлением.

Это развеселило его еще больше, и, выдернув из стены факел, он начал подниматься по проходу.

Тоннель располагался под углом градусов 45-40 и быстро сужался, как будто идешь внутри бутылки, приближаясь к горлышку. «Может, тут и пробка есть?» – хихикнул Николай.

Удивительно, но пробка оказалась на месте – круглый щит из связанных ремнями деревяшек.

– Гы-ы! Я вылезу, как Хоттабыч из бутылки! – пьяно замычал Николай и потрогал подбородок: борода была, но довольно короткая – до Хоттабыча далеко. Он подобрался поближе, уперся в крышку спиной и попытался разогнуть ноги, но ничего не получилось.

– Гы-ы, не открывается! – удивился он. – Но я хочу, как Хоттабыч!!

Он уперся всей силой своей невменяемости, и крышка приподнялась, сдвинулась. В лицо плеснуло холодным свежим воздухом.

– Я джинн! Я джинн – великий и ужасный!! – Николай переступил в следующую лунку и рывком протиснулся в щель.

Дикая боль резанула по глазам. Он вскинул руки к лицу и заклинился локтями между крышкой и краем отверстия. И слава Богу, иначе лететь бы ему вниз все восемь или десять пройденных метров!

Ему повезло: на поверхности был то ли вечер, то ли утро, и небо затянуто тучами. Будь здесь солнце, он бы, наверное, просто ослеп – сжег сетчатку глаз, беззащитно подставленную свету предельно расширенными зрачками. Кажется, вся сила наркотика, гуляющего в крови, ушла на подавление боли, и в голове просветлело: «Я на поверхности. Надо ждать, пока привыкнут глаза, надо ждать…»

Он несколько раз пытался смотреть и тут же снова зажимал глаза ладонями. Он отчаялся и замерз, но, чтобы уйти вниз, нужно было отодвинуть крышку, а для этого убрать от лица руки. В конце концов то ли зрачки сузились до нужных размеров, то ли просто наступили сумерки, но Николай смог открыть глаза.

Он открыл глаза и увидел, что здесь действительно ничего нет. Совсем ничего! Он торчит, как надгробный обелиск, посреди присыпанной снегом равнины под низким пасмурным небом.

Снег не образует сплошного покрова, из мелкого щебни поверхности кое-где торчат жидкие пучки засохшей травы. Горизонт во все стороны открыт, как бывает, когда находишься на возвышенности, а не во впадине. Зима и пустыня…

Где же? Где?! А вон там! Только в одном месте линия горизонта становится зубчатой – горы. Далекие, покрытые снегом горы.

Николаю стало невыносимо тоскливо, горько и обидно. Он отступил вниз, пригнулся, приподнял плечами крышку и поставил ее на место. Факел потух, и двигаться пришлось ощупью – спускаться в теплый, вонючий и такой… уютный мирок.

Потом ему несколько раз приходила мысль, что если запастись едой и одеждой, то…

– Остановись, Большой!

– ?

– Ты больше не пойдешь туда.

– Почему?

– Ты пойдешь со мной. Такова воля Зеленой Богини.

– Но!..

– Такова воля!

Николай уже давно забыл, что такое собственная воля, что можно не соглашаться и как-то влиять на обстоятельства. Он просто покорно побрел за кожаным коротышкой.

Они шли очень долго, и Николаю в конце концов стало скучно. Они остановились у небольшой круглой дыры, ведущей вниз. Там было довольно светло, и кожаный велел Николаю спускаться первым. Сам он за ним почему-то не последовал. Вскоре за спиной послышался шорох и скрежет – входное отверстие оказалось закрыто деревянным щитом.

Николай спустился на дно каменного мешка и огляделся: «Похоже на чье-то жилье: на полу не-сколько смятых шкур, низкое каменное корыто, в которое откуда-то сверху капает вода и переливается через край, в стороне у стены выдолблена яма – сортир, что ли? Странно…»

Сначала страха не было, только удивление: а где же теплая вода, ласковые руки, маленький серый шарик на узкой ладони? Потом в размякшее сознание стал пробиваться смысл всего этого: и ямы-туалета и светильника с запасом жира на много циклов, и корыта с водой, которая никогда не кончится, и щели над полом, из которой тянет свежим воздухом.

Волна тревоги накатила и сдавила горло: «Неужели?! Почему?» Ответа не было, и тревога переросла в панику: «Выпустите меня! Не надо!! Я хочу туда, я хочу обратно!!! За что?!!» Ужас накатывал волна за волной, выжимал холодный пот из кожи: «Нет!!! Только не это!!!»

Николай всхлипнул и вытер лицо: его, конечно, не выпустят, и скоро он будет в аду. Так и случилось.

Он выл, метался, грыз руки, прыгал на стены, скреб их пальцами, бился о них головой, кричал, плакал и снова кричал…

Иногда он приходил в себя, полз на четвереньках к корыту и пил воду. Его тошнило, он снова пил, падал лицом в вонючие шкуры, и ад возвращался.

Прошли тысячи, тысячи лет…

Он открыл глаза и почувствовал, что страшно, ужасно, смертельно голоден, и где-то рядом еда. Возле светильника стояло низкое блюдо, в бульоне плавал кусок мяса. Николай лакал, как собака, давился мясом, опять глотал, захлебываясь, бульон. Потом его тошнило…

– …Разве можно сразу лишать человека Сока Жизни?! Он чуть не умер!

– Но он не умер, Младший Жрец!

– Ты почти убил его, Средний Жрец! Он же мог просто лишиться разума! Нужно быть рожденным в Царстве Богини, чтобы…

– Он не умер и не лишился разума. Не так ли, Младший? Этого не случилось, и я не могу сказать, что ты… ошибся, когда выбрал его?

– Ты не можешь сказать так, Средний Жрец! Я не ошибся!

– Хорошо. Я буду говорить с ним, когда минует… два цикла. Подготовь его.

– Я все сделаю, Средний Жрец.

– Просыпайся, Большой! Тебя хочет видеть и говоришь с тобой сам…

– Я не буду ни с кем говорить! От меня воняет, я грязен!

– Хорошо, ты очистишься.

Одежда – это шанс. Остатки штанов, драная, расползающаяся куртка, ботинки – это последнее свидетельство того, что где-то есть другой мир и другая жизнь. Сапоги и кожаный фартук – это конец.

Николай тер о каменистое дно, полоскал, отжимал и снова тер свои засаленные, сопревшие тряпки. О, герой крутых боевиков, вы спасаете себя мечом, шпагой, автоматом, бластером, могучим кулаком, наконец, а вот он… Он стирает свои шмотки. У него очень болят пальцы, а они так плохо отстирываются без мыла…

– Ты знаешь, кто я, Большой?

– Да, мне сказали. Ты – Средний Жрец, ты тот, кто скоро станет Старшим.

– Тебе сказали правильно. Может быть, ты хочешь есть или пить, Большой Человек? Я буду долго рассказывать тебе о царстве Зеленой Богини.

– Я готов слушать, Средний Жрец.

Сморщенный человечек в мягком кожаном балахоне восседал на широком каменном кресле, накрытом многими слоями шкур. Он говорил медленно и монотонно. Это была не история, а сложный ветвящийся миф, многие пространные фрагменты которого звучали как текст, выученный наизусть. Некоторых слов и понятий Николай не знал, и приходилось пропускать их мимо ушей. Тем не менее во всем этом месиве духов, демонов и богов отчетливо прослеживался некий рациональный контекст, некий исторический стержень. О чем-то Николай и сам уже почти догадался, что-то было для него совсем неожиданным.

Много сотен или даже тысяч лет назад, когда зимой было тепло, а летом часто шли дожди, в степи обитало довольно многочисленное племя охотников и собирателей. От других племен и народов оно отличалось только тем, что из совсем уж бездонной глубины веков несло и хранило загадочный культ Зеленой Богини. Среди прочего, культ включал в себя сложный многоступенчатый обряд, колдовское действо, в результате которого почти из ничего возникало нечто: прекрасное, лучезарное солнечное вещество – застывшая кровь Богини. Из этого вещества делали амулеты и волшебные украшения, которые носили лучшие люди племени. Для выполнения обряда требовалось собрать вместе десятки разных компонентов, среди которых самым важным являлась измельченная плоть Зеленой Богини. Добыть ее можно лишь в одном месте Великой Степи.

Так бы оно, наверное, и продолжалось, если бы не началась революция, перестройка или нечто подобное. В общем, подули ветры перемен. И дули они, похоже, не одно поколение. В конце концов ересь стала каноническим учением: величайшая мистическая ценность – кровь Зеленой Богини – должна принадлежать всем, живущим под Солнцем. Она должна доставаться людям бесплатно, чтобы они могли радовать своих богов и духов. А предназначение данного степного народа, его миссия, его служение – получать эту самую кровь, это загадочное солнечное вещество.

Сколько с тех пор прошло времени, понять было невозможно, поскольку рассказчик не расставлял исторических вех, даже не отделял толком одно событие от другого.

Племя осело прямо на рудном поле и стало из поколения в поколение закапываться в землю. Сначала пустую породу выносили наверх, но со временем оказалось, что ее можно просто складировать в ранее выбитые пустоты. Когда-то жили в хижинах на поверхности, пасли скот для пропитания, одежды и обрядовых действий. Потом пошло одно к одному: климат стал более суровым, и степь оскудела, но сформировалась система караванных путей, по которым купцы, в обмен на металл, готовы были доставить все, что угодно. Жрецы, однако, брали лишь необходимое: скот и топливо, иногда немного корма, чтобы не запивать сразу все поголовье. Строительство хижин постепенно вышло из моды – на многих участках пес-чаши: хорошо держит своды, обвалы редки, и при этом под землей нет зимних буранов и летнего зноя.

Племя то вымирало почти поголовно, то вновь размножилось. Каким-то хитрым путем жрецы вычислили-таки связь между эпидемиями и караванами из внешнего мира. Решение было простым и мудрым: минимум контактов, изоляция – залог здоровья. В конце концов племя превратилось во что-то очень большое – чуть ли не целый этнос или нацию-изолят.

То, что Николай сначала принял за неровно вырубленный пол, оказалось картой, схемой или планом владений Зеленой Богини. Правда, для шпионов этот документ оказался бы бесполезным, поскольку понять постороннему, что тут в какой проекции изображено, было невозможно, и, самое главное, отсутствовал масштаб. Объяснения жреца звучали примерно так:

– Тут обитает племя людей, делающих орудия; вот здесь и здесь – места народа, который шьет одежду и обувь; под ними и над ними живут люди, убирающие отходы…

И так далее. Жрец тыкал палочкой в бугорки, канавки на полу, и было совершенно не ясно, что такое, например, племя разделывающих туши – десятки, сотни или тысячи людей?

Николай почти перестал слушать и усиленно пытался определить на схеме положение знакомого ему участка подземелья. Ничего у него не получалось или, точнее, получался сущий бред: жилая и рабочая зоны расположены между вон тем бугорком и вот этой канавкой. Но если это действительно так, если всюду соблюдена пропорция изображения и реальности, то… Это даже не город, это черт знает что!

Потом жрец заговорил о каких-то сложностях и тонкостях главного таинства, о глубоком мистическом смысле и высоком этическом значении той миссии, которую он, Большой Человек, должен исполнить. В конце концов, Николай настолько одурел от всего, что это стало видно, как говорится, без очков. Жрец то ли сам устал работать языком, то ли решил проявить гуманизм: он закончил рассказ какой-то мудреной патетической фразой и пообещал, что вскоре Большой Человек увидит все своими глазами. Николая отвели обратно в каменный мешок, но люк в этот раз закрывать не стали.

В конце концов Младший Жрец не выдержал и заговорил первым:

– Мы провели вместе много циклов, Большой Человек. Ты видел все или почти все. Я готов отвечать на твои вопросы.

Много, очень много хотел бы спросить Николай. Почему, например, плавильная печь выполнена в форме женщины, лежащей на спине раскинув ноги? Зачем так много компонентов в смеси, которая идет в плавку? Как они хранят мясо в теплые периоды? Куда девают отходы производства и жизнедеятельности? Почему это царство никто никогда не пытался захватить или завоевать? Что они делают с теми, кто не хочет разделять служение своей касты? Вопросы, вопросы… На первых экскурсиях Николаю казалось, что он просто лопнет от любопытства. Потом это прошло.

Он неверно оценил масштаб схемы в келье Среднего Жреца: царство Зеленой Богини оказалось значительно больше. Это целая руднично-металлургическая цивилизация с тысячелетней историей. Трудно даже представить объем выпускаемой ею готовой продукции – сотни, тысячи тонн в год? Можно было спрашивать и спрашивать, но…

Они стояли вдвоем на поверхности. Во Внешнем Мире бушевала весна.