Текст книги "Песня последнего скальда (СИ)"

Автор книги: Сергей Сакадынский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Я думала он хотел купить меня для себя.

– Нет. Я сам ходил к Орвару и просил у него серебра. Но сперва у него денег не было, а после, видно, он решил мне помочь.

– Разве?– Девушка пожала плечами. Я не понимал ее. Или не хотел понять.

– Что ты говоришь, глупая.

– Может быть, я и глупая, да только Орвар приходил торговаться за меня с Рагнаром и сулил ему пять марок серебра.

– Пять марок?!– Я чуть не подавился этими словами, настолько велика была эта цена.

– Не знаю, много ли это, да только Орвар готов был отдать это серебро, чтобы забрать меня к себе.

– С чего ты взяла?

– Он сам сказал мне об этом.

Вселенная покачнулась, и в глазах у меня потемнело. Виданное ли дело так обвести меня? Неужто и впрямь Орвар затевал недоброе у меня за спиной? Не мог я в это поверить, но и не верить не мог.

Воистину, каждый из нас подобен человеку, бредущему во мраке с горящей головней в руках. Он видит только то, чего достигает свет, остальное же кроется в темноте. Когда же молния разрывает ночь на куски, взору его порой предстают страшные картины.

Сбыслава между тем говорила о том, как отказал Рагнар Орвару, потому что она – рабыня Ингрид. И пошел Орвар говорить с Ингрид, и все не знал, как к ней подойти. Долго уговаривал он гордую дочь Рагнара, а потом та рассердилась и прогнала его прочь. Разругались они и ушел фриз, унеся злобу в своем сердце. С тех пор перестал ходить он в дом Рагнара.

Стиснул я кулаки – да делать нечего. Женщина она и есть женщина – все на нее смотрят. А если она еще и рабыня, так тут втрое хуже. И никак с такой бедой не поборешься.

Я не стал говорить о том со Сбыславой, и Орвару после тоже ничего не сказал. Только ждал, что будет дальше и молча готовился встретить беду с мечем в руках.

В ту ночь мне снились нескончаемые потоки мрака, затопившие всю вселенную, и было в моем сне все не так – словно вдруг очутился я в подземном царстве смерти. В реках вода там текла черная, трава на лугах колыхалась черная, по берегам лежал черный холодный песок, черный ветер беззвучно раскачивал черные деревья и на черное небо ползли черные грозовые тучи.

Проснулся я от предчувствия страха. Что-то незримое летало в воздухе, наполняя его ощущением чьего-то невидимого присутствия, и черные тени встали у меня за спиной. Я тряхнул головой, сгоняя остатки сна и неясных видений, но ощущение того, что нечто важное должно вскоре произойти, не оставило, меня, не растворилось в сиянии утра. Тени не ушли – они просто стали меньше, притаились в углах, спрятались от солнечного света.

Прежде я слышал от мудрых людей, что порой боги даруют скальдам способность предвидеть будущее.И теперь я чувствовал, я видел – но что это было, не мог сказать. Один позволил мне лишь пригубить из чаши с медовым напитком. Я научился слагать песни, но не умел их толковать. Я ощущал за спиной черную пустоту – немую и бесконечную. И я вдруг понял, что позади меня стояла смерть.

Она была, повсюду – я чувствовал ее запах. Она таилась во всех углах, висела под потолочными балками, черными тенями лежала на полу.

Я встал, стряхнул приставшую к одежде солому, и пошел в крепость, надеясь скрыться, убежать от преследовавшего меня мрака. Но духи черного мира летели за мной по воздуху, не отставая от меня ни на шаг. И хотя от небесной колесницы разливалось животворное тепло, мне было холодно, словно я окунулся в речной омут. Смерть была рядом, однако я не ведал за кем она пришла.

А потом я увидел наглухо затворенные окна терема и мне вмиг открылось зачем духи смерти покинули в то утро свою ледяную страну. Они явились с полей вечного мрака, чтобы унести в обитель старухи Хель душу Гостомысла.

Я собрал воедино все свои силы и вошел в терем. Смерть вошла вместе со мной и я сам отворил ей двери.

Озарение, сошедшее на меня, не было лживым сном. В то утро старый Гостомысл так и не поднялся со своей постели. Почувствовав неодолимую слабость, старейшина велел своим волхвам приготовить целебный напиток. Но, выпив колдовского зелья, он все разно не нашел в себе сил откинуть тяжелое меховое одеяло. Может, Гостомысл и сам уже понял, что едва солнце закатится за край земли, пламя его жизни угаснет? А, может, я один знал наверняка, что не успеют еще небесные кони отвезти в стойло свою колесницу, как померкнет на небе звезда Гостомысла.

Но даже я не ведал о том, что прежде чем луна успеет родиться заново, погаснет еще не мало звезд, чтобы освободить место для сияния новой звезды!

Я не стал ждать у Гостомысловых дверей, считая мгновения его жизни. К чему? Я-то ничего не мог изменить.

Я пошел прочь от терема, чтобы хоть ненадолго согнать черную тень со своего чела. На дворе, около ворот я увидел Орвара. Я обошел его стороной, и он меня не заметил.

Я вышел к реке и, забравшись в тень, сел на большой камень, и сидел так, провожая взглядом воду, бегущую под косогором. Не знаю отчего просидел я так целый день до заката, думая о старом Гостомысле. Я не видел, что происходило там, в тереме, где смерть дожидалась своего часа. Я ушел, убежал прочь оттуда, но предчувствие беды не оставляло меня. Ум мой терялся в догадках, напрасно пытаясь проникнуть в грядущее дальше Гостомысловой смерти. Мысли мои натыкались на глухую стену и возвращались ко мне черными воронами. Нет, еще не время!

Когда же западный край неба окрасился в кровь, из города прибежал Борислав. На мой вопросительный взгляд он ответил только одним коротким словом:

– Умер.

И мне приводилось, как у корней мирового дерева сидит вещая норна Скульда и, разматывая священную пряжу, поет погребальную песнь:

Мотайся с клубка нитка!

Мотайся без узлов!

Близок конец дороги,

и час отдыха наступает…

Я не хотел возвращаться в город, не хотел видеть угрюмые лица людей и слушать их бесконечные споры. А что за дело мне до всего этого? Хоть огнем сгори он, этот славный город Ладога – я о нем, поди, и не вспомню! Мне, чужанину, он вовсе ни к чему.

Может, и просидел бы я так всю ночь до утра, если бы не случилось вот что.

В стелющихся по траве сумерках мне показалось, я разглядел человека, крадучись пробиравшегося к лесу – будто он не хотел, чтобы его заметили. И еще мне показалось, что человек этот был Орвар. До него было никак не меньше двух перестрелов, и я не мог бы поручиться, что глаза мои не солгали. Я захотел проверить верна ли моя догадка и пошел напролом через лес, думая, что пока неизвестный взберется наверх по крутому склону, я опережу его и выйду навстречу.

Но я никого не нашел, напрасно блуждая от куста к кусту, царапая руки о колючие ветки.

– Орвар!!! – Крикнул я, надеясь, что фриз отзовется.

– …вар…вар…вар…вар…– Эхом ответил мне лес.

Я побродил еще немного и остановился, подумав, что я ошибся или же Орвар – если это и впрямь был он – отправился в дом Рагнара провести ночь с красавицей Ингрид.

Я бы повернулся и пошел своей дорогой, если бы впереди между елями не качнулась вдруг неясная тень. Я взялся на всякий случай за нож, не зная еще зверь или человек притаился в густых ветвях. А то ведь прыгнет вдруг на спину дикая кошка и вцепится в шею острыми зубами. А там и конец!

Но вместо кошки я увидел Сбыславу и едва не вскрикнул от удивления.

Она сперва меня не узнала и, видно, испугалась, а разглядев, кинулась ко мне так, будто за нею гнался волк.

– Что ты делаешь здесь в такой час?– Спросил я.

– Он…– Только и смогла выговорить девушка, махнув рукой,– Там…

– Кто?– Не понял я. И крикнул в лесную чащу: – Эй!

Лес не промедлил – отозвался гулким эхом, и эхо разбросало по сторонам осколки моего голоса. А потом мне почудилось, будто где-то близко зашуршали, захрустели ветки. И опять все стихло.

– Кто это был?– Спросил я.

– Я ходила набрать грибов,– все еще испуганно оглядываясь, проговорила девушка,– и не заметила, как стемнело…

Я обнял ее, прижал к себе, пытаясь унять колотившую ее дрожь.

– Орвар…– Немного придя в себя, сказала девушка.– Он гнался за мной, а потом вдруг пропал…

– Орвар?!– И вмиг понял, что глаза меня не обманули. Сбыслава как-то виновато улыбнулась и всхлипнула.

– Не бойся.– Я усадил ее на мягкий мох, устилавший землю, и сел рядом.

– Вдруг он здесь?– Огляделась Сбыслава.– Мне страшно.

– Не бойся,– проговорил я, мягко коснувшись губами ее щеки.

Она не вырвалась, не убежала – доверчиво склонила голову мне на плечо. Я погладил ее по золотым волосам и привлек к себе.

И тут же лес со всеми его шорохами и звуками отступил куда-то в глухую ночь, и даже всевидящее око луны скрылось за пеленою облака.

Мы не говорили ничего друг другу, ибо все уже было сказано. Я склонился к губам девушки, и все слова заменил долгий и жаркий поцелуй. К мир исчез, растаял, утонул в ночной темноте. Я не видел ничего – только эти синие, как небо, глаза, и маленькие алые губы на почти детском лице, и рассыпавшиеся в беспорядке волны золотистых волос, насквозь пропитанные ароматами трав и цветов. И я целовал эти глаза, губы и волосы, и хотел только, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

Девушка не говорила ничего – только зажмурилась, будто от страха -и не противилась мне. Но и не отвечала на мои поцелуи – замерла, как неживая. А я целовал ее тонкую шею к вздрагивающие плечи, и никто не мог мне помешать. Потому что даже всемогущие боги бессильны там, где правит любовь!

Рассвет застал нас нежданно, незаметно подкравшись и глянув на нас поверх вершин дремлющих в мутной полумгле вековых дубов. Не знаю, спал я или не спал, только помню, что ясно видел поляну и обступавшие нас деревья. Между плотно сдвинутыми стволами еще дымился туман, белый, как молоко, и густой, как свалявшаяся овечья шерсть. Но сквозь этот туман, зажигая его неясным призрачным светом, пробивался уже первый луч зари.

И вдруг он засветился ярким золотистым сиянием, словно бы раздвинув могучие плечи дубов-великанов, и в этом сиянии я увидел девушку. Она была стройна и высока, широкий пояс стягивал ее светлое платье и распущенные волосы змеями ползли по плечам. Я даже разглядел лицо – ослепительно прекрасное, покрытое невидимой тенью безмолвной печали.

– Священная нить разматывается и клубок становится все меньше. Помни об этом, скальд!– Сказала она, и голос её звучал не громче, чем шорох ветра в багряной листве дубов.

Я хотел заговорить, но уста мои были скованы, словно на них лежало заклятие. А девушка продолжала:

– Я пришла указать тебе путь богов, скальд.

И тут я увидел, что, хоть она и обращалась ко мне, губы ее оставались сомкнутыми, и я оцепенел, вдруг поняв, что со мной говорила сама Судьба. А девушка между тем сказала так:

Скальд, поднимайся,

утро сияет!

Близится время

встречи валькирий.

Фрейр поединков,

славой могучий,

к цели стремится

дорогой лососей!

– Старый вождь отправляется в свой последний путь.– Продолжала она. -Близок час беды. Неужели не достигает твоих ушей громовой гул? Неужели ты не слышишь, как стонет и кипит вода под могучими ударами весел? Боги севера посылают тебе испытание. Прощай, скальд. Слышишь, поет труба? Поспеши, ибо это голос драконов моря!

И тут же все поплыло перед моими глазами, сливаясь в семицветной туманной круговерти.

В тот же миг я очнулся, потому что меня разбудил громкий звук боевого рога. Хотя, может быть, я спал, и этот звук пришел ко мне из глубины моего сна.

Я сел. Туманный лес, медленно просыпаясь, наполнялся птичьими голосами, и солнечные лучи, золотыми клинками пронзая листву, вспыхивали яркими искрами в капельках росы. Рассвет еще дремал, лениво потягиваясь на мягкой постели из меховых облаков, но призраки ночи уже попрятались в тень, спасаясь от разлитого им яркого сияния.

Сбыслава спала, завернувшись в мой плащ, и волосы ее были влажными от росы.

Какая же она была красивая!

Но не успел я додумать эту мысль до конца, как утреннюю тишину всколыхнул хриплый и тяжелый звук трубы. И это был не сон!

Тогда что же? Может, заблудившийся охотник подзывает к себе своих собак или одинокий путник шлет весть о своем приближении?

Нет, этот звук не был похож на мелодичное пение славянских рожков и свирелей. Теперь я мог бы поклясться всеми своими богами – это поет на палубе корабля-дракона боевая труба викингов!

Я разбудил Сбыславу и велел ей собираться. Девушка, похоже, плохо понимала, что происходит, но не спорила. Спросила робко:

– Что будет теперь со мной?

– Пойдем,– Сказал я, спешно цепляя к поясу меч.

Сбыслава покорно встала. Я взял ее за руку и потащил за собой, и она, принужденная почти бежать, спотыкалась на каждом шагу. Когда лес кончился, я остановился и сказал:

– Тебе лучше вернуться в дом. Я заберу тебя после.

– Нет!– Испуганно вцепилась в мой рукав девушка.– Я пойду с тобой.

Я не стал с ней спорить и зашагал к берегу, откуда вновь хрипло и натужно прокричала труба. Пусть никто не скажет, что когда все спешили к месту битвы, Эрлинг Тормундссон бежал в другую сторону!

Медленно колыхаясь в сыром воздухе, синеватые волны тумана стекали по крутому берегу к реке и таяли под лучами рассвета. А над озером, где туман расползался над водой, словно жидкая каша, колыхались, проткнув дымно-белую пелену, острые шпили кораблей.

Корабли были еще далеко, но я мог пересчитать их по верхушкам мачт, поднимавшихся над волнами тумана. Двадцать шесть! А не идут ли следом другие – кто знает!

А когда туман рассеялся, я увидел и город Ладогу на другом берегу, и Рагнарову усадьбу у себя за спиной, и один за другим входящие в реку боевые снекки северян.

Я глядел с высокого обрыва на идущие корабли, и сердце мое бешено колотилось.

Впереди, разрезая грудью волну, шел дракон непобедимого Хрёрека. Я сразу узнал его по раскраске – весь белый, словно лебедь, только вдоль бортов протянулась кроваво-красная полоса. А за ним, подгоняемые широкими взмахами весел, плыли остальные, и у каждого на штевне скалилась голова чудовища, и крышки гребных люков были подвешены к бортам, как во время битвы.

На ладожской пристани уже толпился народ и блестело железо. Где-то в городе что есть духу колотили в медные била, где-то на берегу уже что-то горело. А потом показались лодки, доверху наполненные вооруженными гребцами, и поднятые вверх копья взблескивали в солнечных лучах холодным смертоносным блеском.

Я оглянулся. От Рагнаровой усадьбы тоже спешили люди – человек двадцать – все при оружии и Харвард-ярл вместе с ними.

Я ждал что же будет дальше, к предчувствовал битву, и жалел, что не смогу принять в ней участия. Я не мог хорошо рассмотреть что там творилось внизу на реке. Видел только, как драконы Хрёрека замедлили свой стремительный бег и их борта ощетинились блеском остроконечных копий. И тут же славянские лучники выпустили по ним целый рой стрел.

Лук – не оружие для викинга. Стрела слепа и летит наугад, так что пославший ее редко видит достигла ли она цели. Другое дело меч или секира. Сойтись грудь в грудь – так, чтобы видеть ненависть в глазах противника и слышать тяж едой шум его дыхания; и рубиться – вкладывая в удар всю силу, и чувствовать, как трещат и ломаются его кости под напором смертоносного железа. Потому-то я и думал, что не станет Хрёрек сорить понапрасну стрелами – ведь славянские лучники к току же стреляли гораздо точнее северян .Я ждал когда снеки морского конунга вплотную подойдут к пристани и завяжется кровавый бой не на жизнь, а на смерть!

Но Хрёрек отчего-то медлил. Его люди зажгли сухие камыши и драконы теперь прятались от славянских стрел за стеной белого дыма. А потом они двинулись к берегу – но не к тому, где стояла славная Ладога, а к другому, на котором был я. И этого понять я не мог.

Славянские лодки попытались загородить путь пришельцам, встав между берегом и их кораблями, да не тут-то было. З густом дыму сошлись они грудь в грудь – и завертелось!

Я видел, как корабль могучего Хрёрека с разгону налетел на одну из лодок и опрокинул ее, и воины стали тонуть в мутных волнах, и викинги добивали их ударами весел.

А потом все вдруг стихло и железо перестало звенеть. Лишь трещал догорая камыш да плескалась золка, колыхая на синих ладонях сломанные копейные древки да обломки славянских щитов.

Я все ещё не верил, что Хрёрек только показал свою силу,но не стал входить в город огнем и мечем. Недолго думая, я побежал вниз по склону, поднимая целые тучи песка, туда, где свирепо скалили пасти Хрёрековы драконы.

Хрёрек стоял спиной к берегу, лицом к своим кораблям, поддерживая правой рукой знамя своих предков. Слева и справа от него, замерев в суровой неподвижности, стояли его щитоносцы. Харвард тоже был здесь и что-то говорил, указывая на другой берег.

Я остановился позади них и услышал, как Харвард сказал:

– Ты напрасно взял с собой мало людей, конунг. Венды не так слабы, как ты думаешь.

– Мои воины в пути,– Проговорил Хрёрек,– Я не мог дожидаться дольше, оттого что Вадим уже собрал свои рати и посуху двинул их на город. Если я договорюсь с вендскими ярлами сегодня, то завтра мы не пустим Вадима в Алдейгюборг.

Харвард с сомнением покачал головой.

– Выстоим ли?

– Мои корабли подойдут завтра на закате.

– А если битва будет раньше?

– Битвы не будет.– Твердо сказал Хрёрек и, кажется, усмехнулся. А потом он обернулся назад и увидел меня.

– Ты ли это, скальд?– Молвил он, щуря левый глаз.

– Привет могучему Хрёреку,– Сказал я.– Да пребудут с тобой Девы Побед! – И я приветствую тебя, скальд. Ты помог мне в прошлый раз, и я не забыл о твоей заслуге.

Харвард удивленно посмотрел на своего вождя, плохо соображая, в чем дело. А Хрёрек продолжал:

– Может, и сегодня ты скажешь мне чем закончится мой поход? Не знаю отчего, но в голосе его мне почудилась насмешка и я ответил так:

– Я всего лишь скальд и не владею гальдрой. Если ты хочешь услышать пророчество, то лучше обратись к дроттам или вещим валам.

– Отчего сердит ты и невесел, Эрлинг Тормундссон?– Хрёрек впервые назвал меня по имени.– Неужели боги явили твоему взору огненные руны, в которых ты прочел предсказание моего конца? Неужто девы-валькирии уже летят следом за мной, чтобы унести мою душу в Вальхаллу?

Я отвернулся и сказал негромко:

– Не нужно быть провидцем, чтобы сказать: будет много мертвых. Валькирии уже слетелись, чтобы забрать на небо их омытые кровью души – порой мне кажется, что я слышу зловещий шум их черных крыльев.

– Кровь уже пролилась.– Хмуро проговорил Хрёрек и усмешка сбежала с его лица

– Но ее будет еще больше, конунг.– Сказал я.

Хрёрек помолчал недолго, а потом произнес:

– Я хочу поговорить с тобой после, скальд. Ступай в дом Рагнара и жди меня там.

Между тем с реки звучно пропела труба, и лодка с восемью гребцами быстро подошла к нашему берегу. В этой лодке, выпрямившись во весь свой богатырский рост, стоял воезода Станимир.

Узнав его, Хрёрек медленно пошел к берегу и остановился у самой воды. Он ждал, что воевода сам выйдет к нему, но лодка замерла шагах в десяти от мелкого места. Видно, Станимир вовсе не собирался причаливать.

– Приветствую тебя, Стейнмар-ярл.– Проговорил Хрёрек, приложив правую руку к сердцу.

– И тебе привет, гость незваный. – Недружелюбно отозвался воевода.

– Как же так? Ты и твои люди сами позвали меня, потому что донимают вас свеоны, а ваш князь Вадим на вас же войной идти собирается.

– Мы просили тебя послать рати против свеонов и приходить к нам самого. Что ж ты, князь, свое слово не держишь?

– Слово свое я держу,– Молвил Хрёрек.– Я прогнал свеонов и пришел к вам, потому что ярл Вадим грозит славному городу Ладоге. Я полагал, что его рать преградила мне путь. Но потом я увидел, что мне противостоят твои доблестные воины, и немедленно прекратил битву.

Станимир не стал спорить. Сказал хмуро:

– Мы звали тебя против свеев, а не против Вадима. Твои люди не должны встревать в наши дела.

– Мои люди останутся здесь до тех пор, пока наш спор с Вадимом не решится окончательно. Я же войду в город с малой дружиной.

– Лучше будет, если вы все останетесь здесь, около своих кораблей.

– Не очень-то ты гостеприимен, Стейнмар-ярл.– Усмехнулся Хрёрек.

– Ты сам в том винен, северянин. Не забыл еще ладожский люд, как ты со своими людьми приходил сюда воевать Лютбарта-князя.

– У меня с вами мир, и слово мое крепко.

– Жди здесь ответа наших воевод.– Сказал Станимир.

Хрёрек долго молчал, потом сказал холодно:

– Ты глуп, Стейнмар-ярл, хотя голова твоя и убелена сединой. Еели бы я хотел взять на щит этот город, разве стал бы я дожидаться рассвета? Нет, венд, я явился бы в твой город так, как прежде доблестный Олаф вступил в Себорг – ночью, при свете пожара!

Так он сказал и рассмеялся хрипло, словно издевался. А потом, когда Станимир ушел восвояси, Хрёрек оборвал смех и велел своим людям ставить шатры.

Между тем с озера нанесло большую дождевую тучу, и как-то вдруг по-осеннему незаметно без грома и молнии посыпалась на землю холодная морось дождя.

Я сидел на подворье у Рагнара и смотрел как Харвардовы люди, укрывшись под широким навесом, чистили оружие. Огромные волкодавы крутились около них, выпрашивая подачку, и кто-нибудь из сидящих время от времени бросал им кость.

Хрёрек и Харвард сидели тут же на бревне и каждый держал в руке рог, наполненный пивом. Я сел рядом с ними. Дождь стучал по навесу, тяжелые капли падали на землю и разбивались, мешаясь с пылью.

Поворотившись ко мне, Хрёрек сказал:

– Я хочу позвать тебя на пир, скальд.

Я оторопел и смотрел на конунга недоумевающим взглядом. А тот продолжал:

– Ты смелый человек. Кроме того, ты предупредил меня об опасности. Я хочу звать тебя к себе в дружину.

Я прямо задохнулся, услыхав такое.

– Не ослышался ли я, конунг?

– Я зову тебя в дружину, скальд.– Повторил Хрёрек. -Ты помог мне, и я хочу наградить тебя.

Тут в голову мне пришла одна мысль, и я сказал:

– Сделай милость, конунг, поговори с этим человеком,– тут я указал на вышедшего из дома Рагнара,– о моем деле.

– Каково же твое дело, скальд?

И тогда я единым духом выложил ему все о Сбыславе и стал ждать. Хрёрек слушал молча, а потом сказал:

– Думаю, Рагнар-хозяин не станет противиться.

Я уже было возрадовался, но тут подал голос сам Рагнар.

– Конунг,– сказал он,– рабыня стоит денег. Не думаю, что у этого человека они есть.

– Мы договоримся с тобой,– Усмехнулся Хрёрек.– Завтра. А пока зову всех сегодня на пир на мои корабли.

– На пир?– Удивился Рагнар.– С чего бы?

– Нынче к вечеру я буду дожидаться вендских послов.

– Но ведь завтра мы пойдем против Вадима.

– Верно,– Усмехнулся Хрёрек.– Только прежде надобно сделать так, чтобы венды сами попросили меня защитить их от Вадима. Потом он повернулся ко мне и сказал:

– Приходи сегодня вместе со всеми. А завтра заберешь свою девушку. И в первый раз за много дней сердце мое забилось не от тревоги, а от наполнившей его радости.

Сбыславу я нашел на берегу, когда туча, стряхнув с себя последние капли, ушла за горизонт. Девушка сидела на камне и плела венок из длинных сухих травинок. Она как-то странно посмотрела на меня и отвела взгляд.

Я видел ее печаль, и потому не стал медлить: рассказал все как есть о Хрёреке-конунге и его обещании. Она сперва не поверила, но потом я поклялся, что завтра заберу ее из дома Рагнара, и радость вернулась к ней.

– А Орвар? – Вдруг спросила девушка.

– Орзар, конечно, был моим другом, но он сам виноват, что мы с ним на разных кораблях.

И тут я подумал о священном обычае викингов, который я ныне нарушил, отступившись от своего побратима. Хотя кто знает – не он ли первый замыслил зло против меня?

Сбыслава радовалась, как ребенок, а потом вдруг весело закричала, указывая на посветлевшее небо:

– Смотри! Смотри! Там радуга!

Я поднял на девушку изумленные глаза и спросил удивленно:

– Отчего ты радуешься?

– Да посмотри же, как красиво!

Я поднял глаза на небо. И вправду семицветная дуга коромыслом выгнулась над притихшим лесом, одним концом упираясь в ладожский берег, а другим уходя за седые облака.

– Радуга – это хорошо.– Сказала девушка, не отводя глаз от сияющей в небе дуги.

– У нас по-другому,– покачал я головой, и радость мою как ветром сдуло.– Это недобрый знак. Радуга – это небесный мост, по которому души павших в бою уходят в Вальхаллу. Ее появление предвещает смерть.

Викинг отправляется в свой последний путь на корабле, славянин – на санях. Вот и Гостомысла тоже положили на сани и повезли за город – туда, где спали вечным сном другие славянские вожди. Я не пошел смотреть – не видел ни долгого погребального обряда, ни богатой тризны, ни того, как вырос над рекой еще один круглый, как шлем, курган.

Идущий в царство теней, да будет светла твоя дорога!

Я пошел в крепость, чтобы забрать евши нехитрое пожитки, а по дороге встретил Орвара, который спешил куда-то, пряча лицо за краем плаща.

Я не ведал, куда ходил Орвар в тот вечер, только на подворье он воротился нескоро и очень злой. На меня он даже не посмотрел. Я спросил его, слыхал ли он, что ладожане хотят договориться с Хрёреком. Фриз ничего не ответил, только взглянул на меня пристально, и отвел взгляд.

А потом он позвал Колгрима, и они долго говорили, только я не слышал о чем. Гудмунда и еще два десятка торговцев Орвар куда-то отослал.

Когда Колгрим ушел, Орвар сел на груду шкур, служившую ему постелью, и лицо его было черно, словно грозовая туча. Я не решился спросить его о чем он думает и занялся починкой старого щита,

– Чинишь щит?– Спросил фриз.

– Хрёрек зовет меня к себе,– не поднимая глаз, сказал я.

– Ты пойдешь?

Я отложил работу и глянул ему в лицо.

– А ты как думаешь?

Орвар скривил губы в ухмылке и проговорил:

– Ступай. Я же пойду до конца, потому что люди Хрёрека убили Тригвальда, и я не могу забыть о мести,

– Люди Хререна? – изумился я.– Но ведь то был Атле и его люди!

– Атле – его человек. Конунг послал его напугать ладожан и затеять с ними ссору.

– Зачем?

– Зачем? Затем, чтобы они его, Хрёрека, себе на помощь позвали. А знаешь ли ты, что завтра Атле будет здесь со своим братом Снио, чтобы вместе с Хрёреком ударить на Вадима?

Все сжалось во мне, когда я понял коварный замысел Хрёрека. Вот ведь как обманул он славян и поссорил их с князем Вадимом! Я ведь думал, что доброе дело он пришел совершить, оборонить от врагов город Ладогу!

Но обо всем этом я смолчал и сказал так:

– Ты помогаешь Вадиму захватить Ладогу. Мне это не нравится.

– Отчего же?– Зло усмехнулся фриз.– Я слышал, будто бы ты и сам венд, как и Вадем-ярл!

– Это тебе Ингрид сказала? – Вздрогнув, спросил я. И,видно, попал в больное место.

Орвар сильно побледнел и отошел от меня прочь.

А потом ко мне подошел Гуннбьорн будто бы для того, чтобы попросить нож. Он сделал вид, будто роется в мешке с припасами, а сам сказал вполголоса:

– Хрёрек пирует сегодня в лагере. В доме Рагнара осталось лишь шестеро вооруженных людей… Орвар об этом знает.

И, сказав так, Гуннбьорн поспешил уйти. Я же задумался над этими словами, и от черных мыслей мне стало нехорошо.

Между тем городской шум за окном давно стих, а Орвар все сидел, подперев голову руками, а лицо его с каждой минутой становилось все спокойнее, словно бы он постепенно утверждался вкаком-то решении.

Наконец он встал и, постояв некоторое время, нагнулся и достал из-под мешков свою Херью.

Не знаю о чем еще говорил Орвар со своими, только выйдя из своей каморки, я обнаружил, что на подворье не осталось ни единого человека из морской дружины торговцев. Заглянув во все углы, я убедился, что фризы ушли и взяли с собой оружие.

Мне не нравились тайны, окружавшие Орвара, и я решил пойти за ним следом. Я отложил щит – на сегодняшнем пути он мне вряд ли понадобится, опоясался мечем и, подумав, прихватил еще кинжал – подарок Орвара.

Вечерняя прохлада накатилась на меня прозрачной волной, едва я растворил дверь. Умытые дождем деревья встретили меня настороженным шепотом, а воздух был чист, как кристалл, и,казалась, чуть слышно звенел, словно арфы невидимых скальдов.

В другое время я радовался бы, окунаясь в прозрачный сумрак ночи, когда ярко светит круглая, как щит, луна, и ветер чуть слышно напевает что-то в вершинах дубов, и звезду пьют аромат дождя. Но я не чувствовал дыхания ночи, не видел медного лунного диска, не слышал пения пьяных от аромата осени сверчков. Я вышел со двора и быстро пошел к реке.

Я шел задворками, избегая встреч с людьми и все ускоряя шаг. И луна, словно желтый глаз дракона, провожала меня пристальным взглядом. Орвар мог уйти только в сторону реки – так думал я.

И я не ошибся.

Через некоторое время я увидел фризов. Они были там, внизу, у воды, и оружие тускло взблескивало в свете луны при каждом их шаге.

Глинистый берег осыпался под тяжелыми сапогами, но я быстро спустился по крутой тропинку к реке. Под конец я оступился и едва не оказался в воде, благо успел ухватиться за ветку.

Фризы ушли далеко вперед, и я поспешил вслед за ними. В темноте я несколько раз споткнулся и весь перепачкался в глине. Но я не обращал на это внимания, и вскоре снова увидел викингов. Они перебирались через реку – по шею в воде, нащупывая дорогу древками копий.

Страшная догадка обожгла меня. Переходя реку, фризы могли идти только в одно место – к усадьбе Рагнара. А судя по тому, что они взяли с собой оружие, намерения их были далеко не мирными.

Я подождал, пока фризы поднимутся на обрывистый берег, и только потом, крадучись, пошел вслед за ними. Чтобы меня не заметили, я сделал крюк и прошел еще шагов сто вдоль воды, а потом стал карабкаться вверх по заросшему орешником склону.

Мой плащ запутался в ветвях, и я бросил его. Я едва не потерял меч, расцарапал в кровь лицо и руки, не страх за Сбыславу гнал меня вперед.

И все же я опоздал. Когда я выбрался наверх, фризы уже двигались друг за другом по извилистой тропинке к усадьбе. Я кубарем скатился с бугра, добежал до частокола к притаился в тени.

Мгновение спустя я увидел Орвара. Он,одетый с ног до головы в железо и кожу, тяжело поднимался по узкой тропинке к воротам. На миг я разглядел его лицо, наполовину скрытое шлемом. Оно было спокойно, и в светлых глазах не было и тени сомнения.

Орвар остановился. Гуннбьорн и Колгрим были уже у ворот, остальные викинги стояли у него за спиной. Колгрим поднял руку и тупым концом копья трижды ударил в ворота.

Усадьба нависла надо мной, как огромный валун. Я ждал, затаив дыхание.

Залаяли собаки, а вслед за тем за частоколом вспыхнул факел и в воротах открылось узкое смотровое окошко.

– Что нужно?

– Посланец от Хрёрека-конунга.– Сказал Колгрим, крепче стиснув в руках копье.– Позови Харварда.

Я слышал, как раб-привратник прикрикнул на собак, а потом с глухим стуком упали засовы. Ворота приоткрылись, и в тот же миг Колгрим ударил привратника копьем. Издав грозный боевой клич, фризы ринулись во двор.

Я спрашивал себя потом, почему я не крикнул тогда, чтобы не снимали засовы. Если бы я сделал это, фризы, быть может, убили бы меня, но зато те, кто был внутри, остались бы живы. Но, видно, у меня не хватило духу. А, может, я не хотел спасать Сбыславу, зная, что мне она уже не достанется.