Текст книги "Клад"

Автор книги: Сергей Минцлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава III

Первым поднялся Роман, тотчас подошел к окну и открыл его. В душный вагон ворвался свежий утренний воздух; Роман высунул голову и стал жадно дышать им. Только что начинало светать; безоблачное, голубое небо обещало чудный день; на востоке алели полосы. До Рыбного, станции назначения их, оставалось уже немного.

Холод, ворвавшийся в окно, заставил мирно спавших путешественников поежиться; Роман разбудил их и пошел умываться. Скоро все были готовы и стояли у окон в ожидании остановки.

Перед глазами их бежали поля и леса. Юра внимательно приглядывался к каждому бугорку и холмику, подозревая, что в каждом из них зарыты сокровища.

Наконец послышался протяжный свисток; поезд пошел медленнее, почувствовался переход по стрелкам, в окно показалось двухэтажное кирпичное здание с надписью «Рыбное», платформа с жандармом, сторожами и заспанным начальником станции в красной фуражке; раздался свисток обер-кондуктора, и поезд остановился. Юра стремглав бросился к выходу, за ним последовали и остальные. На подъезде станции их обступили, предлагая услуги, мужики-извозчики; с десяток запряженных лохматыми, понурыми лошаденками телег стояли у круглого садика, разбитого перед вокзалом. За кустами сирени, наполнявшей садик, виднелись деревья и соломенные крыши села Рыбного.

Пыльная дорога, обсаженная старыми ветлами, или «улица», рассекала село. У колодца с высоким «журавлем» стояли несколько баб с ведрами на коромыслах; на солнцепеке играли белоголовые ребятишки.

Путники отыскали лавку, и Роман со Степкой зашли в нее сделать последние закупки; скоро они возвратились с длинным и тонким железным прутом с заостренным концом, необходимым для прощупыванья почвы, с котелком, сковородкой, черным хлебом и с целой корзиной картофеля.

В кустах за околицей сделали привал и приступили к разгрузке чемодана; прежде всего, из него вынули холстинковые мешки, сшитые Зиной, наподобие тех, что носят за спинами странники; по мешкам разложили все припасы пропорционально силам каждого; Степке и Роману, как начальнику экспедиции, выпали наибольшие доли. Окончив дележ, Роман развернул карту, определил с помощью компаса дальнейший путь, затем скатали по-военному шинели, взятые из дома по настоянию Романа; подкрепились хлебом, запили прозрачной водой из ручья и тронулись в дорогу.

Путь к Воже лежал полями. По обеим сторонам пыльной дороги волновалось море зеленой ржи; вдали темнели кое-где острова лесов. В голубом небе звенели невидимые жаворонки. Становилось жарко.

Навстречу не попадалось ни души. Юра, сопровождаемый обнюхивавшим все кусты Кучумом, шел впереди. Лук и стрелы были у него наготове, но дичи не попадалось.

Облитые потом, добрались, наконец, путники до опушки первого леса.

Александр прислонился спиной к бугорку и комфортабельно, как на кушетке, улегся на мягком мху под развесистой елью. Роман с картой и компасом в руках присел вблизи него и углубился в изучение местности. Степка и неутомимый Юра отправились в лес: первый за палками, второй на охоту.

Не прошло и пяти минут, как вдруг Александр вскрикнул и вскочил на ноги. Роман поднял голову и с удивлением взглянул на кривлявшегося брата.

– Что с тобой? – проговорил Роман, подымаясь с места. – Что тебя так корчит?

– Муравьи! о-ох! муравьи! – прокричал Александр, неистово отряжая и выцарапывая облепивших его и немилосердно кусавших насекомых: бугорок, к которому из любви к удобствам прислонился он, оказался муравейником. На небольшом конусе его, словно черная сеть, кишела густая масса встревоженных насекомых.

Роман помог брату раздеться и вытрясти из платья последних врагов.

Александр схватил валявшийся на земле сук и в виде отмщения швырнул его в муравейник.

– Отвратительные насекомые! – проговорил он, укладываясь снова, с меньшим уже комфортом, но с большей зато безопасностью.

Немного спустя возвратился, таща необъятную охапку зеленых веток и целых молодых деревьев, Степка.

– Во, сколько палок нарубил! Выбирай, барчук! – проговорил он, и град палок посыпался рядом с Александром. Александр отодвинулся.

– С ума спятил ты, Степка! – сказал он. – Тебе велели четыре палки сыскать, а ты целый воз притащил!

Степка ухмылялся. Выбрав огромную, толщиной в руку, дубину, он вытащил нож и принялся очищать ее от сучьев.

Александр открывал глаза и то следил за работой его, то опять закрывал смежавшиеся от истомы веки.

– Сделай и мне палку, – проговорил он, увидев, что «посошок» Степки уже готов и тот, осклабясь, пробует его увесистость.

Степка выбрал для этой цели менее внушительное, однако все же с добрую оглоблю толщиной деревцо и принялся было его обстругивать, но Александр вовремя открыл глаза и остановил его.

– Да не такое! – проронил Александр. – Это разве палка? Это бревно какое-то! Вот ту мне очисть!

Рука Степки взялась за другую корягу.

– Эфту?

Александр вынужден был встать, выбрал из груды палок ореховую тросточку толщиной в палец и подал ее Степке.

– Вот какую нужно!

Степка подкинул ее в руке.

– Чаво с такой палкой в лесу делать? – сказал он, принимаясь за очистку трости. – Пыль охлестывать с себя, что ли?

Роман выбрал себе сук по руке и стал превращать его в палку.

Скоро возвратился и Юра; лук и стрелы его остались без применения, но в поле куртки его было что-то завернуто. Подойдя к братьям, он молча встряхнул полу; из нее выкатились два серых комка. То были ежи.

– Только и всего? – сказал Александр, поглядев на ежей. – Немного! Горе ты, а не охотник!

– Чем же я виноват, что никакой дичи нет? – возразил задетый за живое Юра. – Что нашел, то и принес. Майн Рид говорит, что ежи очень вкусны.

– Скусны? – вмешался в разговор Степка. – Да нешто их едят?

– Конечно, едят! – ответил Юра.

– Таку гадину-то?

Александр расхохотался; Роман улыбнулся тоже.

– Какие же они гадины? – проговорил он, желая ободрить сконфуженного Юру. – Юра прав: их едят в Америке, и вкусом они напоминают молодых поросят. Но пока у нас есть провизия, к их услугам прибегать мы еще не будем.

– Я думаю! – заметил Александр – Мы приехали сюда не затем, чтобы переесть всех ежей в окрестностях!

Путешественники тронулись в путь, и через час, покрытые пылью и потом, стояли уже над обрывом довольно высокой горы; перед ними по привольным заливным лугам зеркальной змеей вилась узенькая речонка; густые кусты обвисали с берегов ее к воде; на противоположной стороне подымались леса..

То была знаменитая в русских летописях Вожа. Усталость позабылась; все горели желанием немедленно приняться за работы, и только пример Романа, заявившего, что сперва следует отдохнуть и закусить, несколько охладил пыл Александра и Юры.

Все спустились к берегу; не прошло и минуты, как не успевший раздеться Юра с радостным криком мчался уже по отмели в воду; за, ним последовали и остальные. Кучум улегся около оставленного платья и, положив морду на лапы, следил умными глазами за купающимися.

Освеженные и укрепившиеся, вышли путешественники из воды и занялись сбором хвороста; через несколько минут на песке весело затрещал костер, и Степка принялся печь картофель.

Наскоро утолив голод, Роман стал определять местонахождение их на карте.

– Господа! – проговорил он наконец. – Эти луга, которые окружают нас, – и есть место знаменитой битвы с татарами; левее же – вон там, – он указал рукой на темневший в версте от них над самой рекой обрыв, густо заросший лесом, – там, должно быть, находилось село.

Юра швырнул высоко вверх фуражку.

– Почему ты думаешь, что оно именно там было? – спросил Александр. – Мне кажется, наоборот, село надо искать где-нибудь ниже, а не на крутом холме. Для землепашцев жить на высоте неудобно.

– Теперь – да! – возразил Роман, – но ты забываешь время, о котором говорим мы. В те времена люди всегда селились на более или менее неприступных местах, – это раз. Второе – на низменностях здесь селиться нельзя потому, что это поемные луга, а они затопляются в половодье Вожей!

– В таком случае, село должно было стоять дальше – ну, в верстах в четырех от берега, куда не достигала вода…

Роман усмехнулся.

– Какие же чудаки стали бы селиться так далеко от воды?

– Три-четыре версты далеко? – горячо возразил Александр. – Как же теперь за 30 да за 40 верст отходят от рек? Всем нельзя на реках рассесться.

– Да, но это теперь!.. – ответил Роман, складывая карту. – Теперь, когда на Руси около 150 миллионов жителей, этого нельзя сделать; но тогда здешние места были почти пустыней. Кому могло доставить удовольствие сидеть без воды и копать колодцы, когда была полная возможность иметь под рукой прекрасную воду? Вожа славится кристальностью воды.

Побежденный доводами брата, Александр замолчал, и все двинулись к заветной горе.

По мере уменьшения расстояния до нее, все ускоряли и ускоряли шаги и под конец почти побежали. Запыхавшись, взобрались они на густую, поросшую кустами и лесом вершину. Слева и справа круто извивалась Вожа; на лугах высились стога сена; между ними, у леса, близко подступавшего к воде с противоположной стороны, пасся табун; у самой опушки виднелись человека два-три сторожей, мальчиков, лежавших в кустах и беседовавших между собой. Роман указал на них Юре и знаком показал ему, чтобы он не изъявлял шумно своих восторгов. Верстах в двух позади, на подымавшемся плоскогорье, виднелась деревня и обсаженная деревьями большая дорога. Роман нарочно миновал ее и избрал путь проселком, чтобы избежать возможных встреч с кем бы то ни было.

Котомки сложили, и мальчики, к великому недоумению Кучума и Степки, стали внимательно разглядывать землю.

– А ты чего же стоишь, как пень? – сказал Александр, увидав, что Степка глядит на них, застыв в одной позе.

– Чаво искать? – спросил Степка.

– Да ты разве забыл, о чем мы тебе говорили? Несколько сот лет тому назад где-то здесь стояла деревня, – надо сыскать следы ее!

Степка зажал рот рукой и фыркнул.

– Каки тут следы через сто лет! – убежденно проговорил он. – Через сто лет и камни все порошком делаются!

И Степка решительно уселся под куст и принялся жевать черный хлеб.

Как бы в подтверждение мнения Степки, ни кирпичей, ни остатков фундаментов не отыскивалось. Юра предложил раскопать всю гору, и не успел никто возразить ему, как он схватил лопату, к которой Степка приделал на привале в лесу ручку, и со рвением принялся рыть яму.

Покопав минут десять, он понял, что такая работа не под силу не только всем им, но и ста человекам, – сконфуженно положил лопату и тихо уселся около Степки.

Старшие братья продолжали поиски; наконец, Роман вооружился щупом и, напирая на него, стал медленно, на всю длину, загонять его в землю. Саженный прут со скрипом входил в суглинок, но, несмотря на величину свою, не натыкался ни на что твердое.

Александр стоял рядом с Романом и с напряжением следил за его работой.

Устав, Роман передал щуп Степке. Разведки продолжались еще часа два; тщательно исследовали часть горы, выступавшую к реке; там, по мнению Романа, на самом видном месте горы должна была стоять церковь.

Наконец прут уперся в что-то твердое и остановился.

Александр подскочил к Степке и почти вырвал щуп из рук его.

– Копать надо, копать! – прерывающимся от волнения голосом проговорил он; но Роман пожелал сперва исследовать хорошенько поверхность найденного предмета. Щуп вынули и на расстоянии вершка от только что оставленного им отверстия снова вонзили его; эту операцию повторили несколько раз, и Роман убедился, что загадочный предмет не что иное, как простой булыжник. Александр, с блестевшими глазами, весь красный от возбуждения и непривычной работы, настаивал на раскопке и, схватив лопату, принялся со Степкой за работу. Не углубились они в землю и на аршин, как Роман, внимательно следивший за ними, поднял руку.

– Довольно! – отрывисто проговорил он. – Земля не насыпная, а наносная, – ничего в ней нет. Здесь нам искать больше нечего!

– Почему ты знаешь? – спросил Александр, обернувшись к нему.

– А по пластам! – Роман указал на один из боков ямы. Александр перевел глаза на него и увидал волнистые разноцветные линии слоев песка и глины. – Если бы этот холм был насыпной или если бы здесь зарывали что-либо, то пласты эти были бы перемешаны.

– Да, но ведь эти верхние пласты могли образоваться уже над местом прежних построек! – горячо возразил Александр. – Развалины Ассирии, Трои, наконец, Египта, – все затянуто сверху наносными пластами!

– Да, но разве кругом этой горы есть такие же песчаные степи, как там? Самумы в Сахаре в один порыв передвигают с места на место миллионы пудов песка, а здесь нет ни таких ветров, ни такой почвы… Затем, взгляни: за слоем песка идет глина; глина наноситься ветрами не может. Видишь, как ровно наложены эти слои друг на друга, – это значит, что их осадила друг на друга вода.

– Вода? Это каким образом? – с любопытством спросил внимательно слушавший Юра.

– А вот как. Эта равнина и гора, на которой стоим мы, были когда-то покрыты рекой, из воды которой постепенно осаживались частицы почвы, унесенные ею с верховьев…

– Здесь была вода? на горе?

– Несомненно, – ответил Роман. – Все эти извилины плоскогорья не что иное, как берег когда-то протекавшей здесь грандиозной реки. А вот и другой берег! – он указал рукой на отдаленные возвышенности, подымавшиеся на противоположной стороне.

Юра оглядел гигантское русло и всплеснул руками.

– Господи, – вскричал он, – да ведь это по ширине четыре Волги выйдет!

– Да. Потом, с обмелением реки, наша гора сделалась островком среди нее; вода все опадала и превратилась наконец вот в этот ручей!

Юра, задумавшись, глядел вдаль и представлял себе могучую картину первобытной Вожи.

– А все-таки я буду копать, – проговорил Александр и опять принялся за лопату.

Роман не ответил ни слова, подошел к выступу горы и, стремясь разгадать тайну местонахождения древнего села, задумался.

Юра забрал удочки и спустился к реке. Солнце близилось к закату, когда Александр молча выкинул свою лопату из ямы и, усталый и перепачканный, вылез на поверхность. За ним последовал и Степка.

Роман подошел к яме и заглянул в нее. На глубине приблизительно двух с половиной аршин, на дне ямы лежал в глине круглый булыжник.

Глава IV

Начинало смеркаться, когда над краем горы показались длинные удилища и затем голова Юры. Он возвращался торжествующий: в руке он держал связку с висевшими рыбами; между ними темнели и бились два громадных окуня.

Роман и Степка не потеряли времени в свою очередь: чтобы сделать костер незаметным, они расширили яму, устроили уступы, могшие служить лавками, натаскали веток, и на дне ямы весело запылал огонь.

Александр не принимал никакого участия в их работе и только поглядывал на свои руки, натертые ладони которых покрылись волдырями. Степка устроил над огнем треножник из палок, повесил на него котелок с водой, и через какой-нибудь час путешественники усердно принялись уничтожать распространявшую аппетитный запах уху.

Сумрак висел кругом, когда, окончив ужин, Роман вылез на поверхность горы и огляделся. Ночь обещала быть безлунной. На темном небе мигали несколько звезд. Вершины деревьев смутно выделялись на нем зубцами. Тишина царила невозмутимая.

Роман подошел к обрыву над Вожей, и спустя немного, позвал Александра.

– Посмотри, Саша! – проговорил он, и какая-то особенная, мягкая нотка почудилась в его обыкновенно отрывистом голосе, – Точно море или бездна под ногами и кругом нас, черная, неведомая… Хорошо!

Александр огляделся, и жуткое чувство охватило его. Действительно, ночь казалась зиявшей со всех сторон черной бездной. Юра не говорил ни слова и жался к Роману.

То была первая ночь, проводимая ими под открытым небом.

Скоро все стали устраиваться на ночлег. Юра и Александр, так протестовавшие против шинелей, когда Роман настаивал на том, чтобы их взяли с собой, сползли в яму, укутались в них с головами и улеглись около костра. Роман и Степка расположились наверху, у края ямы; Кучум лег между ними, и немного спустя все, кроме Романа, уснули глубоким сном.

А Роман откинул с лица край шинели и долго глядел на начавшее вызвездиваться небо и вслушивался в чуткую тишину ночи.

Какой-то новый мир, сказочный, полный чудес, захватывающий дух, – открывался сердцу его.

Наконец и Романа повалил сон.

Пробудил его холод и какие-то странные звуки. Роман поднял голову и прислушался. Небо чуть-чуть серело; внизу над рекой и лугами висел густой туман. Звуки, пробудившие Романа, выходили словно из-под земли. Кучум лежал молча, плотно прижавшись к нему. Роман приподнялся больше и увидал, что на дне ямы, где спали Александр и Юра, сидит над угасшим костром какая-то бесформенная фигура; через минуту Роман разобрал, что перед ним Александр с шинелью, накинутой на голову. Он раскапывал золу и бранился.

– Что ты, Саша? – спросил Роман, свешивая голову с края ямы.

– Холод рассобачий! – проговорил Александр, щелкая зубами. – Издохнешь здесь, пока клад найдешь! Да еще костер погас. Хоть бы кто пошевелился ветку подбросить!

– Да ведь вы только вдвоем костром пользуетесь, – вы бы и подбрасывали дрова! – сказал Роман.

Тем не менее он встал, набрал поблизости сухих сучьев, сбросил их в яму, спустился сам в нее и вздул огонь. Александр завернулся в шинель и улегся чуть не в самый огонь. Роман погрел озябшие руки, вылез из ямы и, видя, что до рассвета еще далеко, лег тоже. Смутная тяжелая дрема овладела им; сквозь нее он чувствовал, что становится все холоднее, – откуда-то из-под шинели проходила холодная струя воздуха; он подоткнул под себя полы и уже засыпал, как вдруг почувствовал, что кто-то тащит с него шинель и лезет к нему. Роман открыли глаза и увидал, что Кучум силится забиться под бок к нему. Бедный пес дрожал от холода.

До рассвета было уже недалеко. Туман затянул всю долину Вожи. Кругом сквозь белесоватую пелену его ничего не было видно, медлительные волны его сходились, свивались в клубы, и туман тогда разрывался, на миг выступали, как острова, темные кущи вершин сосен и затем снова затягивалось все молочно-серой завесой.

Роман встал и сошел к костру; Юра и Александр сидели там же. Спал только Степка – сладко и непробудно. Платья на всех отсырели. Лица у Юры и Саши были невыспавшиеся, измятые. Александр пожаловался на тяжесть в голове и шум в ушах. Юра стоически молчал. Роман, испытывавший то же, что и Александр, усмехнулся и ответил, что знает средство против этого ощущения.

– Какое именно? – ехидно спросил недовольный всем миром Александр. – Ручей этот мерзкий, около которого спать нельзя, засыпать, что ли?

– Нет. Выкупаться в нем! – ответил Роман. – Как рукой снимет!

– Это теперь-то? Я с ума не сошел, чтобы раздеваться, когда две шубы сверх шинели надевать надобно!

Роман подбросил еще веток в огонь, сходил за водой, разбудил по пути Степку и стал заваривать чай.

Выждав, когда первые полоски зари заалели на востоке, все, за исключением Александра, гурьбой отправились купаться в еще дымившейся, тускло-темной Воже.

Юра шел впереди; весь дрожа, первый сбросил он с себя платье и белье и с визгом прыгнул в воду.

Степка проделал то же с радостным гоготом. Вода была так тепла, что не хотелось выходить из нее; все старались погрузиться в нее насколько возможно глубже. Наконец, купальщики вышли, быстро оделись и бегом помчались обратно.

Слова Романа оправдались, – головная боль, следствие отсутствия подушек, непривычки к свежему воздуху и раннему вставанью, – исчезла бесследно. Оживленные, собрались все у костра и принялись за чай. Юра наскоро выпил стакан, захватил кусок хлеба и с удочками в руках побежал опять к реке. Взошедшее солнце обогрело всех и немного рассеяло недовольное настроение духа Александра.

Продолжать разведки на том же месте не стоило, поэтому решили двинуться дальше и исследовать на пути все сколько-нибудь заслуживавшие внимания холмы и возвышенности.

Позвали Юру, успевшего выловить еще нескольких окуней; собрали кладь и, высмотрев с горы защищенный кустарниками путь, тронулись на новые поиски. Весь день прошел в передвижениях, ощупываньях почвы и раскопках; результат получился прежний – только усталость и волдыри на руках. Александр, как наиболее изнеженный, к полдню уже начал падать духом. Роман, насколько мог, поддерживал в брате угасавшую бодрость и с этой целью все земляные работы производил сам со Степкой.

Раза три попадались им навстречу крестьяне. Кладоискатели наши так стремительно бросались тогда врассыпную в кусты, что возбудили даже в одном из встречных подозрение; крестьянин этот долго всматривался в заросль, в которой исчезли несколько не давших даже рассмотреть себя фигур; но так как он был один, то обыскать кусты не решился и пошел дальше, поминутно оглядываясь назад.

Тщательно обойдя стороной две-три деревни, истомленные переходами, работами и зноем, путешественники достигли к вечеру березовой поросли, тянувшейся на несколько верст, и решили заночевать в ней. Роман отыскал полянку, защищенную со всех сторон молодым березняком; неподалеку журчал в траве ручеек.

Маленький отряд устроил костер и расположился на отдых. При разборе провизии в хлебе неожиданно оказался недостаток; огромный хлеб незаметно вышел меньше, чем в два дня! Пополнить запас было необходимо. Последнее село – Луговое, которое миновали путешественники, лежало недалеко, верстах в двух-трех левее от них. Юра вызвался сбегать в него за хлебом, но общим советом решено было послать Степку, так как появление крестьянского парня меньше привлекло бы внимание, чем появление какого-нибудь из троих братьев.

Перед уходом Роман дал Степке подробные инструкции, что говорить, если к нему обратятся с расспросами, откуда и зачем пришел он. Для этого Роман отыскал по карте название одного из отдаленнейших селений, велел его затвердить Степке и отвечать, что он оттуда, а идет на богомолье в монастырь Иоанна Богослова. Степка забрал свою дубину, закинул за спину мешок и, сопровождаемый Юрой, непременно желавшим притаиться у околицы и ждать его возвращения, зашагал по траве. Юра, с луком и стрелами в руке, бежал впереди. Кусты закрыли их обоих.

Прошел в ожидании их чае, прошел другой, стало смеркаться, но ни Степка, ни Юра не показывались. Оставшиеся братья начали беспокоиться. Роман пошел посмотреть, не приближаются ли они. Но низкие, по колено, кусты, начинавшиеся шагах в двухстах от густой и высокой заросли, где находился бивак и тянувшиеся далеко по лугам, – были пустынны.

Наконец, Роман услыхал голоса, затем различил и Юру со Степкой; Степка шел, нагруженный хлебом и яйцами; в руках Юра держал какую-то птицу. Роман пошел навстречу им. Оживленно болтая, все добрались до костра, уселись, и Юра со Степкой начали свое повествование.