Текст книги "Рождение патриарха"

Автор книги: Сергей Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 3

Приходя незваным в гости, лучше сначала постучаться в дверь… прикладом автомата.

Народная мудрость

Сборы не заняли много времени. Напоследок закрыв вход в пещеру импровизированной дверью из лапника и ветвей, а также дополнительно ее закрепив, я отправился в путь.

Ничего примечательного в дороге не случилось, тракт я пересек на пятую ночь, разбойников или купеческих караванов не встретил. Кстати, отметил интересный факт: сразу после диаблери моя чувствительность к солнечному свету увеличилась чуть ли не в три раза, но уже спустя двое суток вернулась на прежний уровень, а еще спустя трое суток уменьшилась, хотя проверять на сколько, у меня не было ни желания, ни возможности. Однако это очень удачно совпало с выходом из леса, который от тракта тянулся всего на десять километров, и сразу за ним начинались предгорья. Где-то недалеко должен был находиться вход в Териамарские копи.

Ага, как же! Три дня по округе ползал, сапоги совсем развалились, и все равно нашел случайно, никогда не догадаетесь как. По запаху! Пригодились-таки навыки, позаимствованные у травмированного волка. Следовало с самого начала так поступить, запашок от пещер распространялся весьма колоритный, орки и гоблины, живущие сейчас в Териамаре, с понятием «мытье», похоже, вообще знакомы не были. Но тут мои привычки сработали против меня. Живя в лесу, я сознательно притуплял и блокировал свое обоняние, доводя его до обычного человеческого уровня чувствительности, вот и поплатился.

На следующую ночь после нахождения входа я захватил гоблина и провел сеанс активного допроса. Общий язык, который я выучил в прошлый раз, гоблин знал плохо, однако это не помешало налаживанию контакта. Процесс изучения языка путем потрошения памяти в этот раз был до смешного прост. Гоблинский язык вообще оказался на диво приземленным и злым, не предназначенным для выражения сложных чувств или мыслей. В наречии гоблинов существовало более сотни слов, обозначавших убийство и ненависть, но в нем не было ни одного, которым можно было бы выразить более сложные и добрые чувства, например, сострадание. Термин, которым гоблины обозначали дружбу, скорее можно было бы истолковать как «временный военный союз» или «служба более сильному гоблину». Даже стало несколько страшно от мысли, что придется жить в столь «миролюбивом» обществе. Хотя, с другой стороны, именно за этим я сюда и шел.

Тут, кстати, случился еще один казус. Оказывается, глаза у меня имели весьма специфическую окраску. Их белки, которые, по определению, должны быть белыми – ну или красными, чего только про вампиров не писали, – у меня были антрацитово-черные. Радужка же в прямом смысле сияла рубиново-красным. Хорошо хоть зрачок был нормальный, черный и круглый, а то у меня уже опасения возникли. Вот так и представил себе, что побрел я по тракту к Лунному морю, захожу в первую попавшуюся деревеньку, а меня на вилы не разбираясь. И ведь селяне были бы правы, с таким цветом глаз разве что демоны разгуливают или кто-то близкий к ним по природе, и тут либо бежать, либо на вилы. Хорошо хоть я поинтересовался, с чего это гоблин так панически истерит? А ведь и Алоф, помнится, шарахался; правда, мне вначале было не до его душевных терзаний, а потом он пообвыкся, да и я его к этому стимулировал. Представил себе, как говорится, «картину маслом»: как я хожу от одной деревни к другой и силюсь понять, что это на меня все бросаются, только завидев. Приступ гомерического хохота продолжался минут десять с небольшими перерывами, после чего героическим усилием воли был задавлен, а допрос продолжен.

Для подготовки к проникновению в копи мне понадобилось двое суток и еще четыре гоблина. Наконец с горем пополам мне удалось сносно освоить гоблинский язык и немного орковский, а также составить примерную картину местной политической ситуации.

Итак, в копях обитало что-то около десятка орковских племен и вроде как столько же гоблинских. Гоблины находились тут в качестве прислуги и чернорабочих, если не сказать рабов. Каждому орковскому племени прислуживало свое гоблинское. Племена постоянно грызлись между собой, хотя до открытого противостояния не доходило. Самым сильным и, соответственно, главным было племя Харушак, возглавлял которое аж целый король! Носивший прозаическое и веское имя Гарыг. По словам пленных гоблинов, это был здоровенный орк, ходили также слухи, что он наполовину огр. Его племя действительно было большим. Как сказали мои пленники, в него входило никак не меньше девяти сотен орков, а то и больше, хотя с числительными коротышки были не в ладах. А также наличествовала пара десятков огров, эти являлись личной гвардией Гарыга и, собственно, основной причиной прочности его власти.

Самым малочисленным было племя Равшай, у него даже своих гоблинов не было. Возглавляли его вождь Гар и шаман Рунг. Таким слабым оно стало при прежнем вожде во время очередного выяснения отношений между племенами. Равшаев сильно укоротили; тогда же был убит и прежний вождь. Произошло это лет десять назад. Вот это и вызвало мой пристальный интерес: как так получилось, что за столько времени самое слабое и малочисленное племя никто не добил и не поглотил?

Оказалось, дело в шамане. Шаманы у орков – это те же жрецы или священники, в общем, проводники воли орковких богов, в основном Груумша Одноглазого, верховного орковского божества. Рунг же был не столько религиозным фанатиком, сколько именно шаманом в полном смысле этого слова, одним из немногих, кто полагался не на молитвы Груумша, а на силу духов, часть из которых была обычными мелкими духами из различных планов бытия, а часть – порабощенными им душами умерших и обитателями нижних планов. Связываться с ним никому особо не хотелось, это было весьма чревато вероятностью присоединиться к другим неудачникам в коммунальной квартире, именуемой шаманским бубеном, ну или посохом, уж не знаю, что конкретно в качестве тюрьмы использует шаман. Сам же Рунг не горел желанием переходить в другие племена – главным он там стать все равно не смог бы, культ Груумша Одноглазого у орков был очень силен, а быть на побегушках у кого-то другого ему не позволяла гордость. Так, собственно, и жили. Равшаев особо не трогали, занимаясь собственной грызней, да и сами они лезть в драку не спешили, видимо, прекрасно осознавая свое положение.

В остальных племенах ничего интересного не было, разнилось количество шаманов, обычных воинов, где-то были огры и хобгоблины, в одном племени даже был маг-орк, хотя для орков маги – это большая редкость, но все эти племена меня уже не интересовали.

Охрана того, что некогда было воротами, являлась эффективной разве что против каких-нибудь селян или тех же самых орков, неспособных и минуты побыть в тишине. Отбить атаку они бы, может, и смогли, народу на верхних ярусах было много, а коридоры узкие, но вот шансов помешать мне проникнуть внутрь у них почти не было. Заметили меня спустя полчаса после того, как я вошел в комплекс. За это время я успел миновать все внешние укрепления и защитные коридоры, оставшиеся от дворфов, и вошел в жилые кварталы. Следы запустения были видны везде, горы всякого мусора, пласты грязи, из-под которой и пола-то зачастую не видно, ну и, кхм, иные отходы жизнедеятельности большого числа разумных существ. Хорошо, что я притупил обоняние иначе… впрочем, не будем о грустном.

Произошла моя встреча с местными обитателями в довольно просторном помещении, сейчас переживавшем явно не лучшие свои дни. В этот момент в нем находилось десятка три орков и десяток гоблинов. Это для меня их присутствие сюрпризом не являлось. Во-первых, я их слышал, во-вторых, чувствовал тем самым чутьем на живых, которым обладает всякая нежить и которым я хорошо наловчился пользоваться еще в лесу. Ну и наконец, будучи псиоником, я отчетливо ощущал обрывки эмоций и мыслей окружающих.

А вот для орков мое появление стало сюрпризом, они были так шокированы, что я успел пройти аж до центра зала. Ну, если быть совсем откровенным, я им слегка помог дойти до нужной кондиции. Воздействовать на разум сразу стольких разумных существ было крайне сложно, хорошо что я только усиливал и так обуревавшие их эмоции, а не пытался подчинить, тогда бы без вариантов ничего бы не вышло. Чтобы подавить сознание даже одного разумного, мне требовалось пропыхтеть над ним минимум полчаса, и то эффект держался недолго.

Когда я дошел до центра миниатюрного зала, какой-то бугай вспомнил, что чужаки, шастающие по городу, это непорядок, тем более чужаки, выглядящие как люди. Впрочем, я только догадываюсь, что он вспомнил, мне сейчас не до чтения чужих мыслей. Так вот, он вспомнил и рванул ко мне, замахиваясь топором, огласив пространство чем-то невразумительным, но явно ругательным.

В последний момент я сместился чуть в сторону и пробил ему череп в районе виска, погрузив пальцы в мозг на пять – семь сантиметров. Постояв так секунду для большего эффекта, выдернул руку и, слегка улыбаясь, слизнул несколько капель крови, демонстрируя верхние клыки. Обведя пристальным взглядом шокированную толпу и давая всем хорошо разглядеть цвет моих глаз, я оскалился чуть сильнее и спокойно поинтересовался:

– Ну что, есть еще герои-самоубийцы?

Таковых, естественно, не нашлось, о чем свидетельствовало активное мотание головами, совмещенное с пока медленными попытками отодвинутся от меня подальше.

Моя улыбка стала еще шире, три быстрых шага вперед, визг схваченного за шкирку гоблина и шарахнувшиеся от меня орки. Я поднял гоблина на уровень глаз и заставил встретиться со мной взглядом. Легкий ментальный удар – и визг коротышки обрывается сиплым вдохом, а сам он повисает в моей руке безвольной куклой, не в силах разорвать зрительный контакт.

– Веди в племя Равшай, быстро, – холодно скомандовал я, разжимая кулак.

Гоблин шлепнулся на пол, но сразу подскочил и начал показывать дорогу. Препятствовать мне никто не решился.

Боль резанула по вискам, изо рта вырвался сдавленный стон. Проклятье… и это магия? Да это же хуже инквизиторских пыток!

– В чем дело, Фобос? – Рунг выглядел крайне удивленным, и было от чего: заклинание у меня получилось отлично, и с первого раза, но вот последствия… Пока я готовил его, все было хорошо, оно надежно повисло в памяти, только залей конструкцию энергией и сразу получишь эффект. Но когда я это сделал, по мозгам как будто напильником прошлись, заклинание было напрочь стерто из памяти. И не только заготовленная конструкция, которая, собственно, в памяти находится весьма условно, так только говорить принято, а на самом деле подвешенные чары ощущаются как какая-то деталь одежды или вещь, лежащая в кармане, – только достать и использовать. Но что куда более важно – сама формула, схема, по которой его можно заново подготовить. Я не мог вспомнить ни одного элемента, ни одного звука или жеста, и это при моей-то абсолютной памяти! Не знаю точно причину: либо мозг у меня получился больно хороший, либо псионические способности помогли, но в этом мире я мог запомнить все в мельчайших деталях и с одного взгляда.

И это было очень странно. То, что заготовка исчезает, было нормально и естественно, в конце концов, это просто заранее сотворенное заклинание, отложенное до востребования. Оно и должно исчезать после применения, но почему пропадают знания? Или это я один такой везучий?

– Уже все в порядке, после использования заготовки заклинание стерлось из памяти, и это вызвало сильную боль.

– Чушь! Формы всегда стираются из памяти, ты же их используешь, но никто никакой боли никогда не чувствовал.

Безапелляционность ответа Рунга меня даже слегка позабавила. Старый орк был умен, даже очень, и не только для своего народа, но при этом был чрезвычайно упертым, иной раз у меня складывалось впечатление, что, явись ему сам Груумш Одноглазый и заяви что-нибудь входящее в противоречие с его мировоззрением, Рунг и с ним бы начал спорить, при этом не стесняясь в выражениях. Про то, какую словесную баталию мне пришлось выдержать, дабы убедить упрямого шамана взять меня в ученики, и вспоминать-то страшно, скажу только, что очень ошибался: гоблинский язык при должном умении может передавать таку-у-у-ю гамму чувств и эмоций…

– Я говорю не о заготовке, я забыл описание, текст и набор жестов, – вздохнул я, массируя виски.

– А-а-а… Вот ты о чем, – протянул Рунг, почесывая подбородок. – Ну, это бывает довольно часто. Собственно, именно по этой причине волшебники так пекутся о своих книгах. Но никакой боли быть не должно. Ты просто что-то не так сделал; практикуйся, пока не получится.

Хмыкнув, я взял потертый блокнот, который носил гордое название «книга заклинаний» и недавно был мне торжественно вручен Рунгом, и погрузился в чтение. Блокнотик, как я понял, был его трофеем из далекой молодости и ранее принадлежал какому-то молодому магу, которому, в свою очередь, не повезло пересечься с моим учителем. Дело было давно, и, кем был неизвестный маг, уже сам Рунг особо не помнил, старый шаман на мой вопрос только и буркнул, что, мол, нефиг столбом стоять, когда в тебя топор летит. На чем, собственно, выяснение биографии прежнего владельца и закончилось. Запоминание заклинаний для меня было действием практически элементарным; как я уже говорил, память у меня была абсолютной, когда я этого хотел. Закончив подготовку, я торжественно изрек зубодробительное сочетание звуков, и горка щепок под моей вытянутой рукой, долженствующая изображать дрова, была охвачена языками магического огня – одно из простейших бытовых заклинаний. В этот раз я не стал подвешивать заклинание, а сразу напитал его силой. Я ждал боли, но все равно оказался не готов, она была раза в три сильнее, чем в прошлый раз, однако от стона я воздержался, только глаза зажмурил на минуту и стиснул зубы. Хорошо, они у меня были крепкими; сомневаюсь, что обычные человеческие выдержали бы такое давление.

Однако я разозлился – не до умопомрачения, а так, как злятся, когда что-то не получается. Злость была сильно сдобрена любопытством, добавить сюда природное упрямство, и на выходе получаем три часа, проведенные в духе самого извращенного мазохизма.

Эксперименты с различными простейшими чарами из книжечки показали, что боль возникает в результате сопротивления моей памяти в момент стирания из оной заклинания. Попытка перетерпеть боль, но не забыть формулу привела к потере сознания, а заклинание я все равно забыл. В сознание меня привел Рунг, не шибко при этом церемонясь. Он меня с чувством попинал, не сильно, конечно, кому нужен разъяренный вампир? Так только, чтобы в сознание привести, однако было видно, что процесс ему понравился, даже заготовленную тираду о нерадивости и хилости ученика, не способного и пару минут практики выдержать, озвучивать не стал. Похоже, пинал он меня долго, гад зеленомордый, небось всю одежду испачкал, то-то рожа такая довольная.

В следующий раз я очень внимательно следил за поведением магических энергий во время действия чар. Это был какой-то механизм, намеренно воздействующий на память. Хорошо, что я мог видеть собственную энергооболочку и все процессы, протекающие в ней, иначе ничего бы так и не понял. Воздействие происходило из самого магического фона, когда заклинание начинало действовать; фон каким-то образом, используя заклинание как связующую нить, атаковал мою память. Мне удалось рассмотреть этот процесс и даже придумать способ противодействия.

Однако полностью избавиться от боли все же не получалось, но хотя бы я научился защищать свою память, пусть это далось не быстро, но все же далось, и существенную роль сыграла моя вампирская природа. Вероятно, для обычного человека выработка противодействия заняла бы куда больше времени, но моя память вампира отчаянно сопротивлялась постороннему вмешательству. Да и с памятью псионика не шибко-то можно поиграть.

Но все же Торил является уникальным миром. Уникальным здесь было все: беспрецедентное число разумных рас, точное количество которых никто не знал; наличие богов хаоса; что просто абсурдно – отсутствие темных богов (хотя некоторых к ним причисляли, например, Бейна, только вот я, побывав частью Великой Тьмы, могу с полным правом утверждать, что даже если Тьма в них и была, то чуть-чуть, основным же был хаос) и даже демонов, демоны тут тоже были исключительно порождениями хаоса. И наконец, система магии, загнанная в четкие рамки законов и ограничений.

Как мне всегда представлялось, магия есть субстанция, априори не поддающаяся адекватным описаниям, и заклинания с течением времени могут сменить свое действие на нечто совершенно противоположное. Нельзя заранее предугадать, распланировать и затем лишь действовать в соответствии. Маги вынуждены во многом опираться на интуицию. И невольно они приобретают привычку распространять этот же подход и на иные области, требующие как раз точного знания и вдумчивого анализа. Магия – это искусство, требующее развитой интуиции и творческого склада ума, нельзя стать настоящим магом, только заучивая заклинания, как нельзя стать ученым, вызубрив десяток энциклопедий.

Но в Ториле все было иначе. Заклинания тут не меняли свое действие даже не веками, а тысячелетиями; маги занимались именно собирательством новых для себя заклинаний, но не создавали их! Создать новое заклинание могли только лучшие из лучших, а сплести что-то новое в боевой обстановке с нуля могли только архимаги! Это было ненормально, противоестественно! Все мое существо кричало о том, что вся эта система искусственна, ну почему, почему?! Заклинания должны стираться из памяти при использовании, а магический резерв при этом не тратится? Вернее, тратится, но такой мизер, что не сразу и заметишь.

Отчасти мою теорию о том, что ситуация с магией в Ториле является искусственной, подтверждало так называемое Время бедствий, Смутное время, или Кризис аватаров. О нем я читал еще в своем мире, вот только тут о нем ничего не знали, а это значило, что либо оно еще не наступило, либо что это все же не совсем тот Торил, про который пишут на Земле.

Итак, вспоминая историю. Время бедствий было спровоцировано попытками двух богов, Бейна и Миркула, выкрасть у Всевладыки Эо с целью увеличения собственного могущества Скрижали Судьбы, распределяющие обязанности небожителей по мироустройству. Всевладыка, который вроде как был творцом этого мира, сам напрямую не участвовал в управлении им, создав для этой цели богов. Разгневанный подобным поведением Эо отправил всех богов и богинь, за исключением бога стражей Хельма, оставленного охранять небесные врата, в мир их последователей. В результате этого клирики, жрецы и прочие священнослужители различных культов смогли использовать божественную магию (заклинания, даруемые клирикам их божествами-покровителями) только в радиусе одного километра от аватары божества, которому они поклоняются. Также начались проблемы с обычной магией, которую практикуют маги и колдуны, ее использование стало непредсказуемым и опасным. Кроме того, божества, оказавшись в форме аватар, стали уязвимыми, хотя все еще достаточно могущественными. Магия сходила с ума по всему миру, и даже аватары богов, используя то или иное заклинание, не могли быть уверены, что оно сработает нужным образом. Вместо светящегося шарика мог возникнуть огненный шторм, вместо воздушного щита – кислотный дождь; слабейшие волшебники умудрялись создавать великие заклятия, которые не применялись сотни лет и о существовании которых знала всего пара-тройка архимагов, а сильные маги могли часами биться над тем, чтобы зажечь свечу. По окончании Смутного времени количество чародеев изрядно сократилось, выжили только те, кто быстро смекнул, что магией пользоваться нельзя, ну и те, у кого хватило опыта и таланта для обуздания хаотичных потоков магии, эти, как правило, были поголовно архимагами, прожившими уже не одну сотню лет. Вдобавок ко всему в Ториле появилось множество магических аномалий, часть которых не исчезла после возвращения богов на свои планы бытия.

Но по большому счету знание о том, что ситуация насквозь искусственна, мне ничего не дает, кроме понимания, что поломать эту систему мне не удастся и лучше даже не пробовать. В принципе, не так и важно, зачем была придумана эта система; может, Эо не нравилась естественная изменчивость, если не сказать хаотичность магии, или таким образом он хотел обезопасить себя от возникновения других сильных сущностей. Все это неважно, важно – как мне выкручиваться и что делать с головной болью; высокими материями займусь тогда, когда буду способен потягаться с любым магом, и что-то мне подсказывает, что наступит этот момент не скоро.

Немного отдохнув, я пришел к выводу, что беспокоиться не о чем, ничего страшного не произошло; больно, конечно, ну и что? Вон, в Перумовском Эвиале все маги поголовно всю жизнь откатами мучаются, и ничего, живут. То, что сам я составлять заклинания пока не смогу, бесспорно, сильно жаль, но куда мне спешить? Я вроде как бессмертный, ну, если не убьют, разумеется, но нарываться-то я не собираюсь, на худой конец сбегу, тут мало кто за мной угнаться сможет, если вообще такие найдутся. Как там в народной мудрости: «Лучший прием в драке – это бег на длинные дистанции»!

Мудрость?

Мудрость!

Годится для Земли, значит, и для Торила подойдет. А для местных реалий моя способность все запоминать очень даже полезна. Вот только, пожалуй, следует провести некоторую инвентаризацию и упорядочить имеющийся объем.

После битого часа самокопания я в очередной раз убедился, как совершенен компьютер с его упорядоченными и четкими базами данных и какая помойка человеческая память. Спустя еще два часа я вспомнил такие подробности моей прошлой жизни, о которых даже не подозревал. Вдобавок сильно захотелось вернуться на Землю и еще раз извиниться перед родителями за все те нервы, что я им испортил своими выходками, а за некоторые моменты мне стало настолько стыдно, что впервые в жизни, как в этой, так и в прошлой, захотелось напиться.

Признаться, я уже давно не верил, что у меня остались такие чувства, как стыд и совесть.

Н-да-а-а-а, чего только не найдешь на антресоли, проверяя: «Не туда ли я в том году лыжи запихал?»

Вот так, продираясь через форменную свалку, именуемую моей памятью, в которой отдельным стеллажом стояла память уже из этого мира, хотя и там все было навалено кое-как, заново переживая все кризисы, коими изобиловало становление моей личности, я силился привести весь этот бардак хоть в какое-то подобие логичности.

Но героический подвиг был совершен! Мое имя теперь достойно быть записано в анналах истории!

На библиотеку имени Ленина это еще похоже не было, но и городскую свалку уже напоминало не так сильно, работы оставалось еще море и четыре залива, но мне все же удалось привести этот бардак в более-менее божеский вид.

Я просто гений! Или герой? Нет, я Выдающийся Гений! Или все-таки Великий Герой?

У-у-у-у-у, как же меня плющит-то… Похоже, умудрился-таки наклюкаться… Вот только как? Нет, воспоминания, конечно, были очень живые, но спиртное я пил всего раза три за всю жизнь, и то чисто символически. Или это у меня от хорошо проделанной работы такой отходняк? А может, пока возился, умудрился что-то с эндорфиновыми железами учудить, так что они мне лошадиную дозу эндорфина в организм ввели, или что там у вампиров вместо эндорфина выделяется? А-а-а… неважно, буду спать, с таким веселым настроением работать нельзя, еще идиотом себя сделаю ненароком. Рунг все равно уже давно ушел, еще когда я в разжигании костров практиковался.