Текст книги "Нечто под маской"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Жить можно по-разному, – вдруг пришла в хорошее расположение духа Бермудская. – Можно, например, жить так, как жила я, как жил мой покойный муж Егор Степанович, как его шеф... да, да, он хорошо пожил, кончил только плохо, а жил круто, ради такой жизни можно и пулю в лоб получить, платить-то когда-то приходится... А можно жить и по-другому. – Она как-то странно поглядела на Степана и Риту. – Например, как жили они, эти двое...

– А как мы жили? – взорвался Степан. – Поначалу хорошо жили, и дальше жили бы хорошо, если бы ты не мешала... И любили друг друга...

Оглушительный хохот потряс гостиную и поразил всех присутствующих. Хохотала Бермудская хрипло, надрывно, то закашливаясь, то просто стонала от смеха. И никто ровным счетом ничего не понимал.

"Порошок действует", – подумал Игорь.

– Они хорошо жили, они любили друг друга, Боже ж мой! – продолжала хохотать Бермудская. – Да отпустите же, наконец, мои руки, вцепились как пиявки, тоже мне... Никуда я не убегу, и ни на кого с ножом не полезу, нужно больно... Я вас другим ошарашу! А ошарашу вот чем – вы, Маргарита Валентиновна, полагаю ещё помните день рождения вашего бывшего супруга?

– Ну..., – ничего не понимала из её слов Рита.

– Так когда же его день рождения? – задорно глядела на него Бермудская.

– Ну пятнадцатого июля, что с того?

– Отнимите девять месяцев. Что получается? Пятнадцатое октября, не так ли? Как же удивительна природа, не устаю удивляться! Зачнешь ребенка, а ровно через девять месяцев он тут как тут, выходит на свет божий... Так вот... пятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года у меня была на даче чудесная встреча с одним одаренным романистом...

Рита приоткрыла рот, начиная понимать чудовищный смысл её слов.

– Да, да, Маргарита Валентиновна, вижу, вы все поняли! Да, да, вы жили со своим родным братом Степаном Валентиновичем, жили пять лет, как муж и жена. Вы даже забеременели от него и чуть было не произвели на свет нечто любопытное и невразумительное, это уж я вас пожалела, на аборт отправила...

Т а к о г о не ожидал никто. Все четверо сидели молча, с открытыми от изумления ртами, а Бермудская наслаждалась произведенным впечатлением.

– Н-н-нарышкин... мой отец? – пролепетал бледный как смерть Степан.

– А кто же еще? Не Егор же Степанович, старый хрыч? Он на воспроизведение потомства способен не был. Вова покойный был от Витеньки, царство им обоим небесное... Так что я дважды была беременна от разных... Нет, вру, даже четырежды, ещё два выкидыша было... Только ни разу от законного мужа. А у Егора Степановича я действительно была в Сочи после замечательного уик-энда с Валентином Константиновичем, только после таких отношений вряд ли что могло зародиться, как он только поверил, ума не приложу. А, может быть, и не поверил, не так уж он был глуп, раз сумел выжить при всех властях. Вид только сделал. А вот в то, что Вовочка его сын, он и вправду верил, так горевал, когда он в три годика простудился и умер от пневмонии... Даже что-то такое там вещал, что его Бог наказал за то, что он не помог сестре и что её сын из-за него умер... Вот, дела-то какие, даже он был способен на раскаяние. А причем тут Бог, понять не могу, недоглядели просто, каждый своим был занят, он своими доносами, я писательской мышиной возней, а на нянек разве можно положиться? Но, как ни странно, Вовочка чем-то был похож на Егора Степановича, потому что и Витенька на него похож – оба белесые, безбровые, ресницы светлые, глазенки водянистые, попробуй, разбери там... А ты, Степочка, к сожалению, не похож ни на своего красавца-отца, ни на меня... Гаденыш ты, и больше никто, мразь ты подколодная, – продолжала она улыбаться в лицо сыну. – А все это, видимо, от того, что мы много выпили с Валентином в тот замечательный вечер...

– И порошочка покушали, – добавил Бауэр.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, – ещё благостнее улыбнулась Бермудская. – Я, во всяком случае, порошком не закусывала, благо было закусить чем получше. Сыр был, привезенный мной из Милана, апельсины... А вот за Валентина я не могу отвечать... Но какое удовольствие он мне доставил, вы бы знали... Я сейчас все это вам в подробностях расскажу... Вы же хотели подробностей, так получите...

– Заткнись!!! – заорал Степан, округлив глаза и вскакивая с места. Заткнись, блядь вселенская! Я тебя убью!

– Никого ты не убьешь, – спокойно произнесла мать. – Ты мышонка боишься раздавить, даже таракана, куда тебе? А если не хотите, так и не стану рассказывать подробности той ночи. Надеюсь, на сей раз никто не сомневается в том, что я сказала правду? – пристально поглядела она в глаза присутствующих. И все поневоле отвели глаза в сторону.

– Боже мой, боже мой, – закрыла лицо руками от захлестывающего её стыда Рита. – Гадючье гнездо...

– Ох, гадючье..., – охотно подтвердила Бермудская, расплываясь в довольной улыбке. – И ты в нем очень хорошо смотрелась в качестве змееныша. Как я радовалась на вас, когда вы щебетали, детки мои дорогие... Нет, никто из присутствующих не ведал настоящего наслаждения. Какое удовольствие я получала от вашего общения, начиная с вашего знакомства и кончая разводом... Впрочем, вру в конце мне все это стало надоедать, противно просто стало, и все тут...

– Так это что же получается, это вы их свели? – нахмурился Дьяконов, преодолевая подступивший к горлу приступ тошноты. Ему захотелось скорее уйти отсюда на свежий морозный декабрьский воздух, вымыть руки в снегу, завести свою "девятку" и помчаться на хорошей скорости по ночной предпраздничной Москве. В принципе, он свое дело уже сделал, свадьбы не будет, хотя бы уж по последней причине, а, значит, Риту никто преследовать больше не будет. Против Бермудской и её сына же действительно никаких конкретных доказательств нет.

– Нет, мой пинкертон, не я. В том-то вся и штука, что не я их свела. Их свел случай, его величество Случай, который всегда, как известно, помогает сильным. Да и случай тривиальный – я перевела сына из литинститута по причине его фантастической бездарности к творчеству и устроила его на филфак МГУ. Потом его за развратное поведение поперли оттуда, но друзья-то у него остались. И эти блядуны пригласили его на какой-то там вечер. И там-то он и познакомился с очаровательной студенточкой журфака Риточкой Нарышкиной. А вот почему этот неспособный до того ни к какому чувству человек вдруг влюбился в ничем особенно не примечательную, хоть и хорошенькую девчонку, это ведает один только дьявол, их свело что-то потустороннее, я сама этому до сих пор поражаюсь. Когда он представил её, лицо её показалось чем-то знакомым, но я и уточнять не стала, кто она такая, мало ли телок к нему ходило... А когда он мне сказал, к т о она, и сообщил, что собирается на ней жениться, я просто поначалу дар речи потеряла. А потом решила поддержать славного жениха и поиграть в эту игру таких жен доселе ни у кого не было, только моему сыну выпала такая честь, быть женатым на собственной сестре. Это же такой подарок судьбы...

– А вам-то самой, что, хотелось иметь ребенка от Нарышкина? – спросил Игорь. – Ведь, когда вы забеременели от него, логичнее было бы... избавиться...

– Логичней, молодой человек, вам было бы не совать свой нос туда, как говаривали у нас в Пружанске, собака не сует свой ... А я уж сама разберусь в своих интимных делах. Вы бы поглядели на него, на Валентина, это же красавец-супермен, английский лорд... Белокурый, подтянутый, с подстриженными усами... А какой талантище, оценили, слава Богу, хоть теперь... А то.. писали, печатали всякую белиберду... – С этими словами она схватила со стола лежащий там пухлый том стихов "Юность грядущего дня" с дарственной надписью, размашисто написанной на смазливой чернобровой физиономии автора и с недюжинной силой запустила им в сторону, при этом чуть не попав в голову сына Степана. – Так вот... хотела, именно хотела, чтобы ребенок, зачатый от него, сохранился. Чтобы не был похож на моего золотушного Вовку, умершего от недогляда... Врать не стану, когда он умер, я вздохнула с облегчением, не любила я сына... А тут верила – рожу красавца-богатыря. Но... без любви не может быть хороших детей. Вот..., указала она пухлым пальцем на свое произведение, – тому наглядный пример. Отец – красавец, мать тоже была не из последних, а сам... смазливенький, да и только. И моральный урод, впридачу. Плюс на плюс получился минус.

– Значит, вы мстили Нарышкину? – уточнил Дьяконов. – За то, что он отверг вашу любовь?

– Пусть так, – махнула рукой Бермудская. – Дурак он был, этот Нарышкин, хоть и талант. Мы бы с ним горы своротили, мы бы прогремели на весь мир, я была бы его менеджером, продюсером, толкачом. Его талант, мои связи и пробивные способности. Нас бы с ним так не кинули... Мы бы давно жили на Западе и жили бы в виллах, а катались на "Роллс-Ройсах". А как бы я его любила, нежила, лелеяла... Ничего-то он не понял...

– Но он был женат, он любил другую женщину, она ждала от него ребенка, – сжав кулаки и приподнявшись на кресле, сказала Рита. Лицо её багрово покраснело, сердце стучало, словно маятник.

– Ну и что? Подумаешь..., – отмахнулась от неё Бермудская, каким-то мутным взором окинув бывшую невестку. – Велика потеря... Так и остался ваш со Степкой папаша сельским учителем, а потом и вовсе пропал... Плохо мне что-то, опять ты, Степка, перебачил с порошочками. Налей-ка мне коньяка, только больше не подсыпай ничего. Пока..., – многозначительно поглядела она на сына.

– Так что, – насторожилась Рита. – Значит, то, что говорят о пожаре, правда? Это ваших рук дело? Ваша месть?

– Моих, все моих рук дело. И отец твой, и мать твоя, все я, я, я!!! вскочила с места Бермудская и хрипло захохотала. – Потому что со мной так не надо! Со мной не надо шутить! Я этого не люблю! Шутить дозволено только мне! И пренебрегать мной тоже небезопасно. Со мной полезнее дружить, вот Витенька Удищев дружил со мной и не пожалел об этом. Он лично, своими руками отравил твою мать после того, как Валентин позвонил мне и наговорил гадостей про только что умершего Егора Степановича. Не хрена было ему звонить мне, не буди лихо, покуда тихо, воистину так. А потом не хрена было ему в своих рассказиках писать про меня и Егора Степановича. Был бы жив, и дожил бы до всемирной славы! И тогда, глядишь, и судьба бы не свела вас, сестричка и братик, женушка и муженек... Так что, со мной шутить опасно, улыбнулась прокуренными зубами Бермудская и обвела мутным взором присутствующих.

– Грозите? – уточнил Дьяконов.

– Ага, грожу, Игорь Николаевич, точно так. Но я в отличие от других свои угрозы привожу в исполнение. Обычно-то я не грожу, это только вам, из личной, так сказать, симпатии. Угроза – проявление слабости, надо просто делать и все, без всяких слов. А тут ещё порошочек действует, как же он развязывает язык, кошмар какой-то... Удружил, сыночек, да и спасибо тебе. Надо же выговориться перед смертью...

– Умирать собрались? – спросил Игорь.

– Конечно, – равнодушно ответила Бермудская. – Я же сказала вам, что вас ни капельки не боюсь, а вот нищеты боюсь, безвестности, убожества. Какая все это гадость... Я, правда, это только в ранней молодости испытала в родном Пружанске. Только тогда мне было шестнадцать лет, вся жизнь была впереди... А теперь все позади, и лучше не жить вообще, чем жить в нищете... Эх вы, жопы... Знали бы вы, с какими людьми я спала! Никто не узнает, все с собой унесу в могилу... С каким кайфом я жила, не то, что эта безликая толпа, стоящая в очереди то за хлебом, то на избирательном участке за бюллетенем, чтобы проголосовать за одного мерзавца вместо другого. "Помогут, прибавят, дадут..." Твари ползучие... Никто не поможет, никто не прибавит, никто не даст! Убьют, отнимут, растопчут – это точно... Каждый сам берет, только сам... – Она вытащила из пачки сигарету, смачно затянулась, потом плеснула себе ещё коньяка, залпом выпила, опять затянулась...

Все четверо словно завороженные наблюдали за Бермудской, как за каким-то страшным пресмыкающимся, не в силах оторвать от неё взглядов, не в силах произнести хоть слово...

– Человечество – мразь, – продолжала свои излияния Бермудская. Сколько оваций, премий я получила за свои стихи. А ведь все знали, что это говно, разве что, кроме самых тупорылых, для которых любая рифма священнодействие. А как все умели делать вид, что не знают, кто такой Егор Степанович... Такие люди вот здесь сиживали, на этих самых креслах... Народные, заслуженные, академики, генералы, поэты, лауреаты... Совесть нации... А рядом с ними палач, обычный палач, он ребра ломал людям в застенках, глаза выбивал. Он чистки проводил по всей России. Сколько он человеческих судеб порушил, счета нет... А они все хавали, мол, да, честный человек, чуть ли не жертва сталинизма... Вождь-то хотел перед смертью всех своих псов... Как Ягоду и Ежова... туда... А вместо них новых набрать, у нас быдла всякого пруд пруди... Вот и Егорке повезло, что был такой приказ. На нем и ехал двадцать два года, как на салазках с ледяной горки. А все слушали эти байки, уши развесив. Один особо одаренный режиссер в период борьбы с культом даже фильм снял, где прообразом Балясников. Честный такой, молодой генерал, который борется с монстрами типа Лаврентия Павловича. Какая хуйня... Даже я покраснела на просмотре в Доме кино, такая стыдобища... Так вот... А вы..., – с горечью махнула она рукой.

– Ну и к чему же вы пришли, Ольга Александровна? – спросил Игорь. Ведь вся ваша жизнь – комок грязи. И остались вы у разбитого корыта. Ни близких людей, ни памяти у потомков, одна бравада, да и то жалкая... Ложились в постель каждую ночь с кровавым палачом, брезговали им, но занимались любовью, писали ваши вирши, не получая никакого удовлетворения? Лично мне вас просто жалко...

– Пожалей себя! – вдруг вскочила с места Бермудская и снова хрипло расхохоталась. – Не вышло ничего, и ладно, такова судьба! А ведь если бы не эти жалкие людишки, – она указала на Степана и Федора, – все могло бы быть совершенно иначе. А теперь мне не на что рассчитывать, не хочу суетиться, сдавать, продавать, выкручиваться, клянчить... Опротивело! Все опротивело!

Она толкнула ногой кресло, вышла из-за стола и начала быстро ходить по комнате, глядя куда-то перед собой и о чем-то напряженно думая.

– Она опять что-то задумала, – шепнула Игорю Рита.

– Не боись, Нарышкина! Будешь жить! Получишь ты свои денежки, обдерут тебя, конечно, западные крючкотворы, как липку, но кое-что ты получишь! И мой тебе совет – не будь фефелой! Пользуйся жизнью, пока молода! И ещё одно, просто просьба, помоги своему ничтожному братику из элементарного чувства сострадания! Ему много не надо, выпить, закусить, покурить, подухариться, нелепый он... А теперь все, – тяжело вздохнула она, остановилась перед сидящим на кресле Федором и обвела присутствующих мрачным взглядом. – Теперь, любители острых ощущений, взгляните, какова она – гримаса жизни!

С этими словами она резким движением сдернула с Федора одной рукой шапочку, а другой вязаный шарф. Он не успел среагировать, дернулся в сторону, и очки тоже упали на пол. Ужасное лицо, без бровей и губ с огромными голубыми глазами предстало перед присутствующими.

– Тварь! Тварь! – вскочил Федор. – Убью!!! Убью!!!

– Не убьешь, руки коротки! – закричала Бермудская и с не свойственной её возрасту проворностью бросилась к балконной двери. Резко открыла ее... Никто не успел удержать её.

– Я вас и с того света достану! – крикнула Ольга Александровна и нырнула в ночную тьму с шестого этажа...

10.

... Прогревать машину Игорь не стал – времени не было. В его планы отвечать за смерть Бермудской не входило. И при всем воображении такого эксцентричного исхода дела он никак не мог предполагать. На заднем сидении сидели ошарашенные произошедшим Бауэр, снова надевший свой камуфляж и Рита. Степан остался дома, ему было поручено позвонить через некоторое время в милицию и сообщить о самоубийстве матери. А в том, что она была мертва, сын успел удостовериться. Ольга Александровна лежала во дворе сталинского дома на спине с широко открытыми глазами без признаков жизни. Из раскрытого рта текла струйка крови...

... Да, такой развязки Дьяконов никак уж не ожидал. Слишком уж любила жизнь покойная Ольга Александровна. Когда они, озираясь, вышли из подъезда, у него яростно колотилось сердце. "Скорее, скорее отсюда, из этого гадючника!" – думал он, спеша к машине. Теперь он и впрямь пожалел, что ввязался в эту историю, слишком уж омерзительная бездна предстала перед ним...

Никого во дворе не было, поскольку шел уже первый час ночи. Они быстро сели в машину, и Игорь рванул её с места. Выехал со двора и помчался по Кутузовскому проспекту в сторону от центра. Выехал на левую полосу и продолжал набирал скорость. Час был поздний, поначалу машин на Кутузовском проспекте было довольно мало... Светофоров на пути тоже не было, и он развивал и развивал скорость, как будто эта скорость очищала его от запаха той зловонной ямы, в которой он очутился. Он вообще любил быструю езду, медленно ездить не умел, а тут ночь, известные обстоятельства, хотелось скорее, скорее... Он находился в неком возбужденном состоянии, толком и не зная, куда он, собственно говоря, едет, видимо, мчался к себе в Очаково через кольцевую дорогу, забыв о своих пассажирах. Хотя гораздо логичнее было ехать в обратном направлении, отвезти Риту домой на Комсомольский проспект, а уж потом ехать домой. Факт, однако, что поехал именно так... И сидящие сзади, находящиеся под впечатлением от случившегося, ничего ему не говорили... Они мчались вперед, скорость нарастала...

Но вот, уже на Можайском шоссе, какая-то "Волга", медленно плетущаяся по левой полосе, стала мешать ему, Игорь посигналил фарами – тот не отреагировал, тогда Игорь слегка нажал на педаль тормоза и... страшный смысл, сказанных Бермудской слов, дошел до него... Педаль провалилась... Тормозные шланги были перерезаны... А его скорость была уже более ста километров в час...

... Только проявив чудеса реакции, Игорь не врезался в "Волгу", перестроился во второй ряд и стал лихорадочно соображать, что ему в такой ситуации нужно делать... А ситуация изумительная – полное отсутствие тормозов, высокая скорость и скользкая зимняя дорога... И машин откуда ни возьмись, все больше и больше... В каждом ряду по машине, а то и по две...

"Старушка, несчастная умирающая старушка Ева Фабиановна", моментально сообразил Дьяконов. – "Это же был сигнал, знак... Она меня давно раскусила, и дала кому-то поручение. А я-то... дал ей трубку, идиот..."

– Что-то случилось? – испуганно спросила Рита.

– Да, – ответил Игорь. – случилось. Ваша бывшая покойная свекровь умудрилась, не выходя из дома, перерезать тормозные шланги. Мы едем без тормозов. Так... ремней безопасности сзади у меня нет, сядьте на пол, оба, сгруппируйтесь, а я попробую что-нибудь сделать... И машин, как назло полно в такой поздний час... Хорошо ещё до Рябиновой улицы нет ни одного светофора... Слава Богу, что мы не поехали в противоположную сторону, например, на Новый Арбат или по Дорогомиловской улице к набережной. Так... Бауэр, вытащите у меня из кармана мобильный телефон и наберите номер, который я вам скажу. – Бауэр взял телефон. Набрал названный Игорем по памяти номер. Это был номер центральной ГАИ. Сколько раз по нему звонил капитан Дьяконов, когда надо было задерживать удирающего на машине преступника.

– Центральная ГАИ, – ответил голос в трубке.

– Повторяйте за мной, – сказал Игорь, сжимая баранку автомобиля и лавируя между машинами, которых по закону подлости становилось все больше и больше. По правой стороне он ехать боялся, поскольку там могло возникнуть неожиданное препятствие. И поэтому он снова выехал на левую полосу и потихоньку сбавлял газ. Но сделать это было трудно, поскольку перед Рябиновой улицей был довольно ощутимый уклон вниз. – Повторяйте за мной. По Можайскому шоссе в сторону Рябиновой улицы движется машина ВАЗ-2109 стального цвета. Машина без тормозов. Просьбе сотрудников ГАИ освободить левую полосу и любыми способами содействовать остановке автомашины. Говорит бывший следователь МВД капитан Дьяконов.

Бауэр повторил слово в слово все, сказанное Игорем.

– Там все поняли и приняли, – сказал Федор.

– А теперь сгруппируйтесь, сожмитесь и сядьте на пол, – скомандовал Игорь.

Он включил аварийку, правую руку не отрывал от звукового сигнала некоторые машины, едущие рядом, боязливо ушли вправо... И тем не менее, они пару раз были на волосок от столкновения, далеко не все любители быстрой езды желали вникать в суть происходящего. Вот одна шустрая иномарка не захотела уступить их машине левую полосу, а именно в тот момент по второй полосе летел на "восьмерке" другой лихач. Обоим не было дела до звукового сигнала и аварийных огней "девятки" Игоря... Пришлось снова газануть и резко уйти в свободный третий ряд... Столкновения избежали, но скорость опять выросла... А уже близился светофор на пересечении с Рябиновой улицей... И откуда взялось столько машин в такое время? Нет, если они подъедут туда к красному свету, там не удастся избежать столкновения, а на такой скорости это... Игорь ушел вправо и, убрав ногу с педали акселератора, стал сбавлять скорость. Он видел, что на светофоре горит красный свет, значит надо подгадать так, чтобы доехать до него тогда, когда зажжется зеленый... Но именно когда он стал огибать стоящий у обочины огромный бульдозер, по соседнему ряду на приличной скорости мчался многотонный КАМАЗ...

– На кой черт эти КАМАЗы по ночам гоняют? – ругнулся Игорь, делая перед КАМАЗом отчаянный нырок влево...

Вот она, Рябиновая улица, пересекающая Можайское шоссе, вот он светофор. А как только они проедут светофор, начнется подъем, машина неизбежно потеряет скорость, и он бы тогда дернул ручник... Или включил бы сразу низшую передачу... Или прямо на ходу выключил бы зажигание... Дороги зимние, скользкие, легко перевернуться, но другого выхода нет, лобовой удар куда опаснее... Игорь был уже давно за рулем, но ничего подобного у него никогда не было, он лихорадочно вспоминал, что советовали делать в такой ситуации бывалые водители... Ничего, ничего, главное – гасить скорость, главное – удачно проехать этот светофор на спуске.

Но по закону подлости никак не зажигался зеленый цвет... Ведь, обходя стоящий бульдозер, он опять увеличил скорость и подъехал к светофору быстрее, чем планировал. Перпендикулярно шоссе справа продолжали ехать машины. Делать было нечего – он выехал на левую полосу и помчался на красный свет. Нырнул вправо, перерезав дорогу поворачивающему на шоссе "жигуленку", затем снова ушел влево, умудрился не столкнуться с ехавшей прямо "Нивой" и проехал-таки светофор. Сразу стал двигаться вправо к обочине, убрав ногу с педали акселератора и снова сильно надавив на звуковой сигнал.

Холодный пот выступил на висках, сердце яростно стучало. Вздох облегчения раздался из его груди, и тут же пришло чувство лютой досады и раздражения. "Эх, Бермудская, Бермудская... Оставила ты по себе память, не соврала. А ведь предупреждала, зараза... Из личной симпатии к нему угрожала, а, значит, предупреждала... Почему я не удосужился хоть один раз нажать на тормоз? И как это по закону подлости не пришлось ни разу тормозить пока ехали по двору на малой скорости?! Хоть бы какое препятствие тогда, человек, машина, собака, кошка... Никого, никого... Без этой проклятой педали тормоза до самого Кутузовского, а там... Ночь...Скоростная трасса... И поначалу никаких машин, а потом... откуда они все на нашу голову взялись, словно договорились между собой? Идиотизм, чистый идиотизм и разгильдяйство! В машине же люди! Ну, Ольга Александровна!"

Все эти мысли промелькнули в его голове буквально в несколько секунд, но ослаблять внимание нельзя было на секунду. И вздох облегчения раздался слишком рано. Игорь в своей досаде не заметил какую-то женщину, перебегавшую дорогу, видимо, увидевшую последний автобус на противоположной стороне Можайского шоссе. Она уже пробежала метров десять от обочины. Игорь машинально нажал на педаль тормоза и испытал истинное отчаяние... Едва не сбив заметавшуюся перепуганную женщину, в последний момент резким поворотом руля, увел машину вправо, при этом, естественно, газанув и снова увеличив уже уменьшившуюся было скорость. И тут "девятку" завертело волчком на скользкой обледенелой дороге. А сзади уже надвигались машины... Впрочем, их водители, видимо успели понять, что от этой странной "девятки" со включенной аварийкой лучше держаться подальше. Навстречу по левой полосе мчалась машина ГАИ.... Пассажиры сзади затаились и молчали, лишь негромкий стон ужаса раздавался из уст Риты. Она инстинктивно прижалась к крепкому плечу Федора, совершенно позабыв о его ужасном лице. Он прижал её к себе и чувствовал себя на верху блаженства, несмотря на нависшую над ними опасность. "Умирать, так так... Только так", – думал он...

– Прижмитесь крепче! – закричал им Игорь и попытался сильно газануть, крутя баранку в сторону заноса, и вывести таким образом машину из винта... Не получилось... Машина ещё раз крутанулась, её резко рвануло вправо, и она, перевернувшись, нырнула на обочину между шоссе и малой дорожкой. Слава Богу, там был неубранный снег, который не дал машине перевернуться ещё раз. Игорь врезался лбом в лобовое стекло и отключился...

... – Как вы, капитан Дьяконов? – услышал он откуда-то голос. Открыл глаза – перед ним было лицо капитана ГАИ в фуражке.

– Я? Что? А? – дотронулся до лба Игорь. Лоб был уже забинтован, но через повязку просачивалась кровь. – Как они?! – вспомнил он про своих пассажиров.

– Да целы и невредимы твои пассажиры, капитан, – улыбнулся инспектор ГАИ. – Тебе меньше всех повезло, говорят вам – пристегивайтесь ремнями безопасности. Не слушаете, полагаетесь на авось! Наверняка, сотрясение мозга получил, и лоб весь расшиб. А все равно – в рубашке ты родился, мог бы и шею себе свернуть...

Дьяконов сидел на заднем сидении в машине ГАИ. Он приподнял голову и выглянул в окно. Там, около машины стояли, прижавшись друг к другу, Рита и Федор Бауэр.

– Целы, – облегченно вздохнул Дьяконов.

– Сейчас "Скорая" приедет, – сказал инспектор ГАИ. – Да вот и они... А тебе скажу – лихач ты. Тормоза не проверил перед выездом. Ты сколько лет за рулем, капитан?

– Сколько лет-то? Да уж больше пятнадцати...

– Баранку крутить умеешь, увертываешься от машин хорошо, а вот проверять тормоза не удосужился. Поражаюсь тебе!

– А! – махнул рукой Игорь. – Спешка была, такое было, в двух словах не расскажешь – это целый романище... А обнаружил, что тормозов нет, когда гнал по Кутузовскому километров за сто... Представляешь, как я удивился!

– Ты удивишься ещё больше, когда узнаешь, что твоя "девятка" практически не пострадала. Так, небольшая вмятина на крыше, да левое крыло поцарапано... Снег тебе помог, только недавно убирали, навалили все на обочину. Так что если бы не твоя голова, хоть сейчас садись, да езжай по своим делам... Шланги бы мы тебе поставили...

– А который час?

– Час-то? Да уж пятнадцать минут второго.

– Дома-то что думают? – схватился за голову Игорь.

Позвонил домой и, стараясь придать голосу безмятежный тон, сообщил жене, что попал в небольшое ДТП.

– Ерунда, – говорил он. – Дороги скользкие, сама знаешь. Крутануло немного. Даже машина не пострадала. А у меня ссадина на лбу. Может быть, в травмпункт отвезут, так что ты не беспокойся и ложись спать. Бывает хуже...

Он вспомнил безжизненное тело Бермудской, лежащее под окнами во дворе сталинского дома на Кутузовском проспекте.

Подъехала "Скорая". Игорь стал вылезать из машины. Когда вышел на воздух, у него сильно закружилась голова и он чуть не упал. Бауэр, стоявший рядом поддержал его.

– Да..., – только и произнесла Рита, качая головой. Дьяконов попытался улыбнуться.

– Как вы? – раздался глухой голос из-под вязаного шарфа.

– А почему вы ходите в таком странном виде? – встревожился капитан ГАИ, обратив, наконец, внимание и на Бауэра. – А ну-ка предъявите документы и желательно снимите этот камуфляж.

– Документы у него в порядке, – засвидетельствовал Дьяконов. – Это мой товарищ. А камуфляж оправдан. У него сильно изуродовано лицо.

– Да, если бы я снял все это, видок у меня был ещё более экзотический, – грустно пошутил Бауэр. – так что, уж лучше так... А документ всегда при мне, постоянно его предъявляю, время такое неспокойное... И фотография на паспорте даже вполне приличная, спасибо фотографу.

Он протянул паспорт капитану. Тот быстро прочитал фамилию, посмотрел фото и вернул его Федору.

– А вы знаете, почему у него изуродовано лицо? – вдруг довольно вызывающим тоном спросила Рита, задорно глядя в глаза капитану.

– Нет, откуда же мне знать? – пожал плечами капитан.

– В восьмидесятом году он спас меня из огня. А на него свалилась горящая балка.

– Сколько же вам тогда было лет?

– Одиннадцать.

– Так что, он ваш родственник? Брат?

– Нет, – громким голосом ответила Рита. – Он мне не родственник. Не брат. У меня, оказывается, есть совсем другой брат. А он..., – с нежностью поглядела она на Федора. – Он просто любит меня... – Потом прижалась к его плечу лицом и добавила: – А я его.

– И поэтому вы решили ночью проехаться по Москве на машине без тормозов в компании капитана Дьяконова? – совершенно растерялся от этой странной информации капитан ГАИ. Тем более выданной таким задорным и чуть ли не агрессивным тоном, как будто лично он имел что-то против человека в очках, шапочке и шарфе, прикрывающем лицо...

– Да! – засмеялась Рита. – Это наше свадебное путешествие! И оно мне очень даже понравилось...

– Так больной, – сурово произнес широкоплечий, бородатый врач "Скорой", одурев от потока информации, выданной женщиной со спутанными волосами и в разорванной дубленке. – Сами сумеете дойти к нам в машину или помочь?

– Дойду, – усмехнулся Игорь, сделал два шага к машине "Скорой", и тут у него так закружилась голова, что он потерял сознание и чуть не упал лицом вниз на обледенелую мостовую. К нему одновременно бросились трое мужчин. Первым оказался бородатый врач, который удержал его от падения в последний момент.

– Дойдет он..., – проворчал врач и с помощью капитана ГАИ и Бауэра уложил его на койку в кузове "Скорой".

11.

... Буквально через неделю в квартире Риты Нарышкиной раздался междугородний телефонный звонок. Мужской голос говорил хорошо по-русски, но с очень приятным акцентом.

– Это госпожа Маргарита Нарышкина? С вами говорит доктор Пит Нарышкин из Торонто. Я имею сообщить вам, Маргарита, что сегодня мы выиграли процесс по моему иску к некоторым издательствам по поводу незаконного нарушения авторских прав вашего покойного отца Валентина Нарышкина. Суд частично признал правомерность моего иска и обязал в короткий срок возместить ущерб, нанесенный ими. Подробности я вам расскажу позднее, надеюсь, при личной встрече. А теперь бы я просил вас, по возможности, прибыть сюда, ко мне в Торонто и вплотную заняться вашими наследственными делами. Разумеется, все это возможно сделать и без вашего присутствия, в соответствии с законом, но я полагаю, что так было бы лучше. К тому же вы будете иметь возможность познакомиться со своими родственниками по отцовской линии. Мой дед и дед вашего отца были родными братьями. Только мой дед в свое время заблаговременно покинул пределы России, а его дед остался там. Его судьбу, я полагаю, вы знаете. Так что мы с вами кровные родственники. Мне сорок один год, я имею жену и троих детей, они очень очаровательные, Маргарита. Вы имеете детей?